Олег Викторович Попов
Муха на стекле 1
Глава тридцать пятая. Не боги горшки обжигают
И понеслось моё натаскивание на самостоятельную трудовую деятельность, в столь необычной для меня новой профессии… А иначе этот ускоренный курс молодого бойца было и не назвать.
Кроме кабинета редактора, основными помещениями местного радиовещания являлись уже упомянутая студия и операторская комната, с грозной табличкой на такой же оцинкованной, железной двери – "Опасно! Посторонним вход строго воспрещён". Со знакомства с этими тремя служебными помещениями Илья Моисеевич и начал наше короткое, совместное сотрудничество.
Наверное, ему в душе было очень обидно передавать построенное за многие годы и работающее, как часы, своё отлаженное радиохозяйство в столь молодые и явно неопытные руки. Но с начальством не поспоришь… Кого назначили на смену, того и учи. Нравится тебе это, или нет!
Тем более, что с ответственной работы Илью Моисеевича никто не увольнял. Он ведь сам решил всё бросить и уехать навсегда из Моздока. Чего уж теперь возмущаться и предъявлять претензии!
Начальству надо, чтобы районное радио работало стабильно, без перебоев. Вот и назначили первого подвернувшегося под руку…
Илья Моисеевич был человеком безупречной культуры. Порядочным и ответственным, как это и не странно звучало, учитывая такой его, неожиданный и для некоторых даже вероломный поступок. Ко всем людям, независимо от возраста и социального положения, мэтр обращался исключительно на "вы".
Вот и со мной он вёл себя предельно вежливо и корректно. Хотя в голосе Ильи Моисеевича, половину жизни отдавшему радиожурналистике, нет-нет, да и проскальзывал лёгкий холодок. Судя по всему, достойного продолжателя своего дела мэтр во мне не видел. И особой симпатии к молодому приемнику не испытывал.
…Студия располагалась, как я и думал, прямо за стенкой кабинета. Вот только вход туда был отдельный, из общего коридора. А операторская комната, с грозной надписью на ещё одной, оббитой оцинкованным железом двери, размещалась ровно напротив помещения редакции.
Хоть и прошло десять лет с моего последнего появления на местном радио, давние детские впечатления вновь всколыхнули память, едва мы с Ильёй Моисеевичем переступили порог полутёмной студии. Здесь мало что изменилось с тех пор. Всё те же, оббитые толстой зелёной тканью стены и потолок, такая же звенящая тишина, словно ты очутился в склепе.
Вдоль одной из стен – десяток стульев в ряд. А в правом углу студии – стол с вмонтированным пультом, несколько микрофонов и пустое потёртое кресло.
Но если с этим служебным помещением мне было всё, более-менее понятно, то вот следующая, операторская комната, явилась для меня настоящим открытием.
Мы с Ильёй Моисеевичем подошли к блестящей железной двери, представляющей из себя две тяжёлых створки – узкую и широкую. На большей, прямо под грозной надписью «Опасно! Посторонним вход строго воспрещён», располагалось ещё и маленькое смотровое окошко, словно в кассе. На тот момент оно было закрыто изнутри.
Мэтр набрал короткую комбинацию из четырёх цифр на кодовом замке, сбоку от окошка. В механических недрах двери что-то щёлкнуло… И широкая створка плавно отошла от неподвижной узкой.
Илья Моисеевич толкнул легко железную преграду и перед нами открылась большая и светлая, угловая комната здания. Здесь было три широких окна. А значительную часть помещения занимали ряды негромко гудящих, металлических шкафов, в человеческий рост. В них, сквозь многочисленные вентиляционные прорези, горели ярким светом и угадывались какие-то огромные лампы необычной формы.
В самом же центре комнаты находился большой стол с пультом управления всем этим гудящим хозяйством. На объёмной панели, расположенной с небольшим наклоном к оператору, светились и моргали разноцветные индикаторы. За пультом сидел в крутящемся кресле мужчина, лет под сорок, в оранжевой спецовке. Он лениво перелистывал какой-то толстый технический справочник.
– Знакомьтесь, Сергей, – сказал, обращаясь к мужчине в спецовке, Илья Моисеевич. – Вот этот молодой человек будет теперь работать вместо меня. Надо бы с ним провести инструктаж по технике безопасности…
Сергей, отложив свой справочник, с любопытством окинул меня оценивающим взглядом. Разбрасываться лишними словами, видно, было не в правилах этого малоразговорчивого человека. Загорелое, обветренное лицо выдавало явно не офисного работника, привыкшего только нажимать на кнопки.
Мужчина кивнул, в ответ на слова Ильи Моисеевича, вышел из-за стола. И молча пожал мою протянутую ладонь.
…После короткой ознакомительной экскурсии по служебным помещениям, мы с мэтром вернулись в наш кабинет. Задав ещё несколько наводящих вопросов и обнаружив мои весьма слабенькие познания в радиотехнике, Илья Моисеевич, горестно вздохнув, начал вводить меня в курс дела. Максимально доходчиво, обстоятельно и терпеливо.
Итак, я должен был, три раза в неделю, готовить получасовые информационные выпуски. Эти передачи, с последними местными новостями, потом, по проводной радиосети, транслировались на весь наш район, включавший город и восемнадцать близлежащих сёл, станиц и посёлков.
Состояли выпуски, в основном, из моздокской официальной хроники – выступлений чиновников, обращений депутатов, всяческих оповещений и предупреждений населению от пожарных, врачей, полицейских… Тех, кому требовалось массовая аудитория, и у кого было, что сообщить людям важного и срочного.
Моя главная задача заключалась в осуществлении качественных предварительных аудиозаписей и дальнейшей компоновки из них получасового, актуального и, желательно, нескучного информационного блока. Монтировалась вся передача на компьютере, при помощи специальной программы.
Кроме этого, я должен был выступать в роли постоянного ведущего, представлять местной аудитории своих героев, анонсировать сюжеты, и читать подборки объявлений. Мог ещё брать интервью у всяких интересных собеседников, устраивать в студии и на выезде "круглые столы" на разные животрепещущие темы и заниматься прочей журналистикой. Но это – исключительно по желанию и способностям.
Допускалось также разбавлять официальные сюжеты короткими музыкальными вставками и поздравлениями… Чтобы слушатели не заскучали вконец у своих приёмников.
Рабочий день радиоорганизатора был ненормированным. Курировал его деятельность лично Юрий Сосланович.
Звучали все местные передачи, исключительно в записи. И начинались ровно в восемь часов утра, по вторникам, четвергам и субботам. Всё остальное время, по проводной сети транслировался один из центральных радиоканалов страны. Впрочем, при необходимости, я в любую минуту мог прервать это вещание и сделать экстренное сообщение для своих земляков.
За техническим качеством трансляции следил в операторской комнате уже знакомый мне, малоразговорчивый инженер радиосвязи Сергей Колобеков. Несмотря на разницу в возрасте (он был на двенадцать лет старше!), мы с Сергеем быстро подружились. И сразу же, легко перешли на "ты" в повседневном общении.
Как инженер, он командовал ещё и небольшой группой монтёров. Его рабочая бригада занималась обслуживанием и наладкой проводной радиосвязи по всему району. Сергей часто сам выезжал с подчинёнными на спецмашине-автовышке устранять аварии на линии.
За долгие годы эксплуатации проводная связь в районе, особенно в дальних от центра сёлах и станицах, пришла в плачевное состояние. Вызовов было много. А кроме этого, Сергей отвечал и лично следил за исправностью всей радиотехнической аппаратуры в моём рабочем кабинете.
Инструктаж по технике безопасности с новым коллегой инженер провёл без лишнего формализма… Ровно за пять минут.
– Значит так, – сказал Сергей, когда мы остались в операторской комнате с ним вдвоём. – А теперь – инструктаж по технике безопасности… Запомни, твоя основная обязанность – делать местную, получасовую передачу. И оперативно сообщать мне о замеченных неполадках и сбоях в аппаратуре. Всё!
Производство у нас повышенной опасности… Кругом высокое напряжение. Чинить доверенную технику сам – даже не думай! И никогда не лезь туда, где увидишь предостерегающие надписи и знаки. А они у нас тут, как видишь, буквально на каждом шагу. Так что, распишись за прослушанный инструктаж… И – вперёд, за работу!
– Как? И это всё?! – хмыкнул я, оставляя свой автограф в толстом потрёпанном журнале.
– А чего разглагольствовать? – философски заметил Сергей, пряча гроссбух в ящик своего операторского стола. – Если у взрослого человека проблемы с головой и руки чешутся поковыряться в проводке – никакие инструктажи его от беды не спасут. Это судьба… А коли убьёт тебя током на работе, меня по любому с должности снимут! Как главного ответственного за технику безопасности. Проводил я с тобой самый подробный инструктаж, или, как вот сейчас, ограничился только самым важным. Это уже значение иметь не будет!
– Логично, – согласился я. – Всё понял… Обещаю смотреть в оба и ничего самостоятельно не ремонтировать.
Слушай, а чего это вдруг Илья Моисеевич с насиженного места под старость лет сорвался, не знаешь случайно? И куда он собрался?
Серёга хмыкнул:
– В Соединённые Штаты Америки намылился наш мэтр. Единственная дочка у него там, с мужем и детьми. Супруга Илье Моисеевичу всю плешь проела с этим переездом! Он ведь только по фамилии еврей. Родился и вырос на Кавказе, все друзья, связи и любимая работа здесь… Языка – ни английского, ни еврейского, знать не знает. Старый коммунист, к тому же! Вот и едет теперь за океан, помирать в семейном кругу…
***
Примерно, две недели потребовалось мне, чтобы освоиться, более-менее, со всеми кнопками, регуляторами и датчиками на доселе почти незнакомой, записывающей и воспроизводящей звук, профессиональной технике. Всё это время, каждый день, я приходил рано утром в Дом связи… И покидал кабинет уже вечером, при первых звёздах на небе, жадно впитывая в себя новую информацию и знания.
Мои упорство и старание приятно удивили Илью Моисеевича. Но вот друзьями они нас так и не сделали, увы! Я не мог забыть про существенную разницу в возрасте с мэтром, а тот, вероятно, не в силах был побороть в себе чувство ревности к малоопытному преемнику… Явившемуся, видимо, только с одной целью – угробить любимое дело всей его жизни!
Остальные заботы пока отошли для меня на второй план. Времени на долгие ночные бдения в интернете, продолжительную переписку с Алиной и на регулярные занятия в клубе "Дружина" днём – не оставалось совсем. Даже с учёбой в виртуальном вузе пришлось притормозить на несколько месяцев.
Свидания с девушкой в совместных снах тоже были временно забыты, к явному неудовольствию Алины. В её переписке со мной в интернете проскальзывала иногда и непонятная мне чисто женская ревность. Девушке почему-то стало казаться, что она мне надоела. И я, наконец, нашёл причину расстаться с ней тихо, без ссоры.
Впрочем, Алина быстро сумела себя побороть. Она с полным пониманием отнеслась к моему предложению сделать небольшую паузу в наших отношениях. На время моего испытательного срока.
Это произошло вскоре после того, как я откровенно рассказал девушке в чате о своём внезапном трудоустройстве и о связанных с ним, навалившихся на меня каждодневных заботах. Честно признался ей, что времени и сил, на подготовку к погружению в управляемые сновидения к вечеру уже просто нет. Одни кнопки, тумблеры и датчики в мозгу. Отключиться от дневных забот, расслабиться, как прежде, и сосредоточиться на каком-то ином образе перед сном, стало довольно сложно…
– Не обижайся, – выстукивал я на клавиатуре девушке. – Надеюсь, это временная проблема. Постараюсь побыстрее освоиться в своей новой профессии, и опять быть с тобой в наших волшебных снах каждую ночь. Ты даже не представляешь, как я скучаю по твоим веснушкам! Но мне надо выстраивать и свою реальную жизнь. Пойми меня и извини.
– Я всё понимаю, – отвечала Алина. – И тоже очень скучаю! Можно мне хотя бы твой активный спрайт в своих снах использовать, пока ты не вернёшься в наши общие видения?
Глядя на эти строки на экране, я невольно вспомнил давний разговор с девушкой на дне рождения "Дочери Морфея", в виртуальной "Жемчужине". Тогда подруга просвещала меня, малоопытного слипера, по поводу всяких фантомов и спрайтов. Живых и мёртвых, активных и пассивных…
Я усмехнулся. Неужели с тех пор, вольно или невольно, Алина ни разу не затаскивала, безо всякого разрешения, мой образ в свои девичьи сновидения? Верилось в это с трудом… Да я и сам, случалось, грешил подобным со спрайтом подруги! Как с активным, так и с пассивным. Только никогда ей об этом не рассказывал, чтобы не злить лишний раз.
Своё принудительное присутствие в чужих управляемых иллюзиях, разум любого спрайта фиксирует лишь на самом глубинном, подсознательном уровне. Даже если ты – опытный слипер.
Так что можешь вытворять с чужим образом, всё что захочешь! Наяву он всё равно ничего не вспомнит. Ну, или – почти ничего.
Тем более, что любой спрайт может, не по своей воле, путешествовать одновременно по снам десятков, а то и сотен людей. Наутро у него, в лучшем случае, останется в сознании лишь слабое отражение и бессмысленная мешанина из всего этого множества пережитых приключений. И такие смутные подозрения, признаюсь, посещали меня, иногда, по поводу Алины… Сразу после утреннего пробуждения. Но, как говорится, не пойман – не вор!
С другой стороны, нехорошо было заставлять подругу страдать столько времени в одиночестве в своих осознанных девичьих снах. Она-то в чём виновата? Пусть пока развлекается, экспериментирует с моим образом в ночных иллюзиях, как ей заблагорассудится! Мне не жалко. Хотя, конечно, очень интересно, что это Алина будет делать с моим спрайтом во сне?
Подумав недолго, я снисходительно разрешил ей:
– Ладно… Можешь использовать мой спрайт по своему усмотрению. Расскажешь только потом, чем вы… мы с тобой занимались в твоих снах. Хорошо? А то я уже заранее начинаю свою девушку к самому себе ревновать…
– Расслабься, фантазёр! – тут же откликнулась Алина. – Я буду просто гулять с тобой по разным красивым местам, когда сильно соскучусь. Рассказывать о своих женских секретах без утайки и всякого стеснения. Ты же ведь всё равно ничего не вспомнишь, когда проснёшься!
Я нисколько не преувеличивал, сообщая девушке, что в ходе своего испытательного срока столкнулся с серьёзными проблемами, как слипер. Похожие сбои, при погружении в управляемые иллюзии, случались у меня и в первые полгода армейской службы. Нас, солдат-новобранцев, тогда так муштровали дни напролёт, что вечером мне было совсем не до осознанных снов. Я мечтал лишь доползти до своей койки в казарме… И просто отдохнуть. Причём, отключался мгновенно, едва голова касалась подушки.
Вот и теперь. Начавшийся испытательный срок, требовал напряжения всех моих сил – и нервных, и физических. Спал я по ночам, в эти стремительно пролетевшие несколько месяцев, как убитый. Часто – вообще без снов. Так, по крайней мере, мне казалось утром.
***
Больше всех на свете радовалась моему назначению на должность радиоорганизатора, конечно же, бабушка.
– Ну вот, – удовлетворённо потирала она свои сухие, морщинистые ладошки. – И тебе, слава Богу, повезло, наконец… Спасибо Юрию Сослановичу! Ты уж постарайся, Захарушка, зацепиться за это престижное место. На рожон не лезь, с начальством не спорь… Всё равно ничего не докажешь! Глядишь, и твой голос простой народ полюбит. Будешь знаменит и уважаем в Моздоке, как и Илья Моисеевич. Левитан ты наш!
Теперь бабушка не пропускала ни одной передачи местного радио. А когда я возвращался вечером уставший домой, старушка за ужином критически разбирала каждый прозвучавший информационный выпуск. В её лице я нашёл не только внимательного, но и весьма привередливого слушателя.
Она постоянно давала советы, какие актуальные темы нам с Ильёй Моисеевичем следует обязательно затронуть в ближайшие дни, кого из местных начальников пригласить в студию, и о чём именно спросить. Бабушка дождаться не могла, когда услышит, наконец-таки, мой голос из радиоприёмника. Но к микрофону мэтр меня пока не допускал.
Как-то, между делом, я с улыбкой поведал Илье Моисеевичу обо всех этих замечаниях и придирках старушки. И был немало удивлён неподдельному интересу собеседника к теме разговора.
– А вы зря иронизируете над бабушкиной критикой, молодой человек, – наставительно произнёс мэтр. – Мы с вами работаем не для какого-то абстрактного радиослушателя… А именно для таких вот домохозяек! Они – наши самые верные и бескорыстные почитатели. Передавайте мой сердечный привет вашей бабушке. Она умница и молодец! Я обязательно учту все её важные и правильные замечания. Хотя и осталось мне трудится на моздокском радио совсем недолго…
Поток обрушившейся на меня информации, связанной с новой профессией, был просто огромен. А времени усвоить её – катастрофически не хватало. Многое из объяснений Ильи Моисеевича приходилось не только запоминать, но и торопливо записывать в блокнот, чтобы не переспрашивать наставника про элементарные вещи. С точки зрения мэтра, естественно… Активно подключился к моему обучению управляться со сложной радиоаппаратурой и Сергей Колобеков.
Я же, поборов комплекс технической неполноценности в малознакомой сфере деятельности и засунув подальше собственную гордыню, аккуратно наклеил повсюду, где только можно было, в своём будущем кабинете, бумажки, с корявыми надписями от руки. На этих стикерах значились названия и описание функций каждой, активно используемой в работе, кнопки и тумблера.
Выглядели подобные меры довольно странными на чужой взгляд… Но позволяли мне, хотя бы на первых порах, чувствовать себя более уверенным в этом царстве электроники.
Сергей же с мэтром лишь удивлённо хмыкали, глядя с изумлением на такое мое ноу-хау. Однако инициативу молодого кадра тактично не комментировали.
Я, наверное, в их глазах выглядел полным дебилом, не способным понять простейший термин. Вот же, написано русским языком на панели – частотный модулятор! И что там ещё на бумажке дописывать и расшифровывать под регулятором?! Прислали же, прости господи, такого тупого…
Ничего, утешал я себя, скрипя зубами. И стараясь упрямо не замечать ироничных взглядов своих старших товарищей. Не боги горшки обжигают!
Как мне не было страшно в душе, из-за опасения не справиться с порученным делом, я и не думал отступать. Дороги назад для меня просто не существовало… Я должен был либо покорить всю эту мудрёную технику, либо окончательно опозориться в глазах Ильи Моисеевича, Сергея, поверившего мне Юрия Сослановича. И разбить сердце любящей, и так гордящейся мной, бабушке…
Одновременно с этим, я ускоренными темпами осваивал специальную компьютерную программу, с помощью которой мэтр монтировал, компоновал и редактировал свои радиопередачи. Хорошо хоть с компьютером я был, что называется, на "ты". Правда, мне всё равно пришлось установить точно такую же программу и на собственную электронику. И упорно экспериментировать с обработкой звуковых файлов на дому, по выходным.
Значительную часть свободного времени, в этот месяц совместной работы с мэтром, я, проявляя личную инициативу, рыскал в интернете по специфическим сайтам. Скачивал на свой домашний компьютер понравившиеся звуковые заставки, виртуально резал и склеивал разные аудиофайлы, учился накладывать текст на музыку… В общем, всячески набивал руку, торопился освоиться в непривычном ремесле, пока Илья Моисеевич не свалил за океан. И у меня ещё оставалась возможность спросить профессионального совета у знающего человека, в случае чего.
Короче, пахал я эти четыре недели без отдыха! И абсолютно бесплатно, до самого отъезда мэтра. И с замиранием сердца ждал первого дня своей самостоятельной работы…
Видит Бог, я старался изо всех сил. Терпел скептическое отношение к себе Ильи Моисеевича, не отлынивал от самого грязного дела и лично чистил от пыли всю электронику в кабинете… Ползал под столами с аппаратурой вместе с Колобековым, помогая ему распутывать провода и подавая нужные инструменты. Хотя это в мои обязанности совсем не входило. Сергей и сам прекрасно справлялся.
Целый месяц, до середины января, мы дружно работали втроём. И если для моих старших коллег это были обычные трудовые будни, то я, в те первые, суматошные недели своего испытательного срока, даже и не заметил, как пролетели весёлые, новогодние дни.
Любые государственные праздники, между прочим, – самая напряжённая пора для радиоорганизатора. Кому долгожданные выходные, а кому и неизменная работа на фоне всеобщей расслабухи.
На какой бы день не приходилась праздничная дата – ничего не могло отменить получасовых информационных выпусков моздокского радиовещания по вторникам, четвергам и субботам… Даже третья мировая война!
А в последнюю неделю, накануне своего отъезда, Илья Моисеевич доверил мне святая святых – окончательный монтаж и редактирование передач. Сам же он в те дни мотался непонятно где. Иногда приносил флешку со свежим интервью или срочным обращением должностного лица к народу. Иногда вообще за целый день ни разу не появлялся в рабочем кабинете.
Чем ближе был срок нашего расставания, тем мрачнее выглядел мэтр. Внезапно появляясь на пороге кабинета, Илья Моисеевич внимательно просматривал написанные мною от руки сценарии будущих передач и садился молча в кресло прослушивать, через наушники, подготовленный к трансляции выпуск.
А я клепал без устали, из запасённого в архиве служебного компьютера рабочего материала, отдельные сюжеты и даже целые фрагменты новых передач. Вставлял в аудиофайлы заранее наговоренные мэтром подводки, музыкальные заставки и разбивки…
К концу нашей короткой совместной деятельности тон Ильи Моисеевича в разговоре со мной стал заметно жёстче. И уже не таким дипломатичным.
Всё, скидок на неопытность преемника мэтр больше не делал. Как говорится, коль взялся за гуж…
Несколько раз он безжалостно забраковывал и выбрасывал в корзину всю мою кропотливую работу, на которую ушёл не один час. И холодно заставлял всё переделывать. С нуля.
Но я в ответ только скрипел зубами. И несправедливо обиженного из себя не строил. Было понятно – за этими жёсткими действиями Ильи Моисеевича скрывалось отнюдь не желание насолить мне напоследок, а лишь требование к нормальному качеству работы. Ничего личного…
Передачи местного радиовещания начинались, как я уже упоминал, утром, ровно в восемь часов. Сразу после московских сигналов точного времени в эфире.
За пятнадцать-двадцать минут до старта трансляции нашего выпуска, Илья Моисеевич, Сергей и я, были уже на своих рабочих местах. С последним сигналом загоралась красная лампочка на стене в кабинете редакции, над столами с электронной аппаратурой. Это означало, что Сергей, в своей операторской комнате, отключил центральное радиовещание. И освободил, таким образом, линию для местного информационного выпуска.
Мэтр лично запускал с компьютера передачу. А потом отправлялся за свой отдельный стол, пить кофе и слушать собственный голос из динамика. Ну, а я, как младший по званию, положенные тридцать минут, пока звучал выпуск, стоял столбом за панелью пульта управления в кабинете, контролируя по приборам качество трансляции на выходе.
Он был не так уж и велик по размеру, мой командный пункт. У Серёги Колобекова в операторской комнате пульт выглядел побольше и посложнее… Но мой тоже занимал добрую часть столешницы.
Все эти полчаса я, то и дело, покрывался холодной испариной от осознания лежащей на мне огромной ответственности. И не сводил напряжённого взгляда с подрагивающих стрелок датчиков на пульте, показывавших чистоту, тембр и громкость исходящего сигнала.
По завершению информационного выпуска, Сергей, в своей операторской комнате, отключал наш компьютер от линии. И вновь запускал трансляцию центрального радиоканала.
Красная лампочка на стене передо мной гасла. Всё. Я мог, наконец, перевести дух и расслабиться…
***
И вот наступил последний рабочий день Ильи Моисеевича. Это было зимнее, субботнее утро.
На сей раз я сам запускал прощальную передачу с голосом мэтра. Понимая с грустью, что эта запись теперь останется в архиве моего служебного компьютера надолго… Как память об учителе. Как профессиональный эталон, до которого мне ещё следовало дотянуться.
В то холодное утро я запускал первую информационную передачу, полностью смонтированную и отредактированную уже только мной, хотя и под придирчивым присмотром Ильи Моисеевича. А ещё, это был последний новостной выпуск, за который я не нёс никакой персональной ответственности… Если что.
Мэтр заявился в кабинет спозаранку, как обычно. Молчаливый и торжественный, с двумя большими пластиковыми пакетами в руках, набитыми всякой снедью. И пока мы с Сергеем занимались подготовкой к трансляции местной передачи, а потом контролировали ход и самого получасового выпуска, Илья Моисеевич накрывал в уголке прощальный стол на троих.
Щёлкая переключателями на пульте и бросая изредка через плечо взгляды на хлопочущего сзади мэтра, я удивился принесённой им шикарной снеди. Не поскупился Илья Моисеевич на прощальную гулянку…
В центре стола возвышалась пузатая бутылка дорогого армянского коньяка. Вокруг живописным натюрмортом лежали бутерброды с чёрной икрой, ломтики красной рыбы, сочные, ещё тёплые люля-кебаб на палочках, поверх тарелок с гарниром. А добивал всю эту аппетитную картину крупный экзотический ананас на подносе, обложенный свежими фруктами.
Кабинет сразу же наполнили головокружительные съестные запахи. И хотя я уже успел неплохо позавтракать дома, мне не раз пришлось невольно сглатывать слюну в то утро, переминаясь с ноги на ногу у пульта.
…Финальная передача Ильи Моисеевича вышла искренней и немного грустной. Завершая выпуск, он тепло попрощался со своими постоянными слушателями. И представил им меня, в качестве нового ведущего.
Я произнёс, наконец, впервые на многотысячную аудиторию несколько слов в микрофон. Пару вежливых, заранее заученных наизусть и отрепетированных фраз.
Странно и непривычно было слышать себя со стороны, из висящего на стене кабинета динамика радиоприёмника… Мой голос показался мне совсем чужим, каким-то неуверенным и нарочитым. Не то что профессионально поставленный, естественно звучащий голос мэтра.
А Илья Моисеевич попросил напоследок радиослушателей не судить строго молодого ведущего за возможные будущие промахи. Хотя бы на первых порах.
…Отзвучала завершающая выпуск заставка. Красная лампочка на стене, перед моими глазами, погасла. Я выключил аппаратуру и облегчённо выдохнул. Оглянулся. Ильи Моисеевича в кабинете не было.
Пока я возился у пульта, щёлкая тумблерами, мэтр закончил накрывать стол и вышел из помещения. Вернулся он обратно уже с Сергеем. Тот вошёл в кабинет, немного стесняясь и смущённо отводя глаза от разложенных угощений на рабочем столе Ильи Моисеевича. А мэтр, быстренько заперев дверь на защёлку, уже отключал от розетки телефонный аппарат, привычно разрывавшийся от несмолкаемых звонков, начавшихся сразу после завершения местной передачи.
Прощальное застолье получилось тёплым, искренним и довольно непринуждённым. Только вот радости в глазах у Ильи Моисеевича я что-то не наблюдал… Несмотря на все его попытки держаться сегодня перед нами этаким неунывающим бодрячком.
Мы наполнили первые рюмки… Ради такого дела я засунул свои трезвеннические принципы куда подальше и честно принял участие в коллективном распитии содержимого коньячной бутылки.
После третьей рюмки в голове моей зашумело, несмотря на хорошую и обильную закуску. А щёки начали ощутимо гореть.
Я быстро захмелел. Встречаться глазами с пытающимся улыбаться Ильёй Моисеевичем, мне было почему-то неловко.
Мы с Сергеем попеременно поднимали тосты за счастливую жизнь мэтра на американской земле. Желали ему кавказского здоровья и долголетия, обещали не забывать мудрых советов наставника… И несли прочую, положенную в таких случаях, словесную ахинею.
Даже обычно малоразговорчивый Колобеков, приняв на грудь пару-тройку рюмок, и тот распелся соловьём. А навсегда покидающий нас Илья Моисеевич лишь кивал грустно своей лысой головой в ответ.
Последний тост он уже поднял сам, тронув моё сердце хриплыми словами:
– Ну, не поминайте лихом! Больше, наверное, никогда не свидимся. Вы тут, Сергей, опекайте Захара… Ему сейчас будет нелегко.
Потом мэтр упёр взгляд в меня:
– А из вас, коллега, думаю, со временем выйдет хороший редактор… Вы упрямый человек и не боитесь проблем. Так мне, по крайней мере, показалось за этот месяц. Удачи вам и успехов в нашей профессии!
***
А затем наступил и мой первый самостоятельный рабочий день.
Был уже конец января, вторник. За окном служебного кабинета моросил пронизывающий холодный дождь со снегом. Мокрые, блестящие машины, проносящиеся внизу, по главной городской улице, разбрызгивали веером грязь из луж. Такая слякотная, странная зима – обычное явление в нашем Моздоке. Промозглое, серое утро не обещало сегодня ни солнца, ни полуденного тепла.
Я стоял один, перед включённым пультом. Сердце учащённо билось… А липкая испарина то и дело покрывала шею и лоб. Время неумолимо приближалось к восьми часам. Всё было готово к запуску передачи.
За пять минут до её начала, в кабинет заглянул озабоченный Сергей:
– Ну, как? У тебя всё нормально?
– Вроде бы, – неуверенно отозвался я.
– Не дрейфь! – успокоил он. – Следи за световым сигналом… Сейчас линию освобожу. Ну, с Богом!
И убежал к себе в операторскую.
Я дождался, когда в репродукторе радиоприёмника на стене отзвучат сигналы точного московского времени и перед глазами загорится красная лампочка. Ну вот, теперь мой выход… Только бы не накосячить в первый день!
Я нажал дрожащим от волнения пальцем на клавишу компьютера. И из тысяч радиоприёмников над городом, сёлами и станицами, после знакомых всем слушателям позывных, разнеслось:
– Доброе утро, земляки! Работает студия моздокского районного радиовещания. У микрофона Захар Векшин…
Конец первой части.