Олег Викторович Попов
Муха на стекле 1
Глава тридцать четвёртая. Неожиданное предложение
ДДомой я заявился поздно. Всё раздумывал, сидя у догорающего костра на поляне, как бы поменьше напугать бабушку своим видом. Ещё в парке я содрал с правой стороны лица огромный лейкопластырь, налепленный мне Миланой. И решительно избавился от всех бинтов и компрессов.
Свою роль, как целительную для меня, так и демонстративно-наглядную для проверяющих клуб персон, эти лечебные причиндалы уже сыграли. А доводить бедную старушку до инфаркта видом пациента, сбежавшего из больницы, мне было совсем ни к чему.
Впечатлительной бабушке и так сделалось нехорошо, когда она увидела на пороге моё опухшее лицо с разбитыми губами. И заметила порванный рукав спортивной куртки со следами засохшей крови.
– Ой… Что случилось? – охнула она, побледнев и схватившись за сердце. – Ты подрался?
– Ничего страшного! Просто упал неудачно на лестнице, – успокоил я бабушку, пытаясь изобразить беспечную улыбку. – Сейчас всё расскажу. Только давай сначала перекусим чего-нибудь… Есть хочу, как волк!
Скинув рюкзак с плеч и отнеся кофр с мечом в свою комнату, я быстро переоделся в чистую одежду. И, уже за кухонным столом, доедая щедрую порцию наваристого борща со сметаной, поведал старушке всё, что со мной произошло. Сразу после нашего внезапного расставания с ней утром, на остановке.
Рассказал я, конечно, далеко не всё. А лишь довольно безобидную версию моего экстремального приключения. Без раскрытия истинной причины внезапного возвращения к банку, без упоминания о ноже в руке грабителя и прочих ненужных подробностях.
Бабушка слушала меня, раскрыв рот. Ахала, время от времени, всплёскивала руками, и испуганно округляла глаза. В моём пересказе, вся эта криминальная история выглядела, как случайное стечение обстоятельств… Невольным свидетелем и участником которых, судьба меня ненароком сделала.
– Но, слава богу, всё в итоге закончилось хорошо, – оптимистично завершил я своё повествование. – Полиция подоспела вовремя, преступника повязали, пенсию с документами ограбленной старушке вернули… А меня ещё и к парку Победы на патрульной машине подбросили, с ветерком. Я даже на тренировку не опоздал, представь себе! Теперь, вот, наверное, медалью наградят… За помощь органам в задержании особо опасного рецидивиста. Или даже орденом.
– Балабол! – вздохнула бабушка. – Слава Богу, что всё так обошлось. А мы с Зоей и Оксаночкой ещё на почту зашли на обратном пути… Я денежный перевод от Никиты получила. А потом девчонки меня прямо до дверей квартиры проводили. Пригласила их в гости.
Мы посидели немного у нас, поболтали… Чай с малиновым вареньем попили. Понравился ты Оксанонке, судя по всему… Уж очень она огорчилась, когда я обмолвилась о твоей тренировке сегодня! Надеялась, видно, что ты скоро подойдёшь, уделишь ей внимание.
Старушка бросила критический взгляд на мою опухшую, поцарапанную физиономию и с досадой произнесла:
– Хотя какой из тебя кавалер теперь? С таким лицом и на людях-то показаться неудобно, а не то что начинать приличную девушку охмурять!
– Видать, не судьба, – не стал спорить я. – От тренировок в клубе меня тоже пока освободили… На целую неделю!
***
История с ограблением незнакомой старушки у сбербанка имела своё логическое продолжение. Точнее – закономерное завершение.
…Примерно, через месяц после случившегося, состоялся суд над Валетом. На процессе я выступал, как свидетель.
Ссадины с царапинами, к тому времени, уже почти зажили, опухоли с гематомами на теле рассосались. Чувствовал я себя нормально. Да и вид у меня теперь был вполне приличный, для появления на публике.
По делу об ограблении возле сбербанка состоялось несколько судебных заседаний. Валет проходил сразу по трём преступным эпизодам.
Как выяснило предварительное следствие, на его совести были горькие слёзы не одной пострадавшей пенсионерки. Он уже давно промышлял возле сбербанка.
Валет, в итоге, получил свои законные четыре года колонии строгого режима. И отправился на зону отбывать очередное наказание.
Глядя, как конвоиры выводят его в наручниках, хмурого и недовольного приговором, из зала суда, я вдруг подумал – а ведь этот сукин сын, должен быть ещё и благодарен мне за такой сравнительно малый срок! Опоздай я тогда к банку всего на пару минут – и Валет загремел бы за решётку по более тяжкой статье… За убийство. И отсиживать ему пришлось, в этом случае, более длительный срок.
То, что обидчика старушек задержали бы и без меня, рано или поздно, – не вопрос. Сыщики, как выяснилось на суде, уже и так плотно шли по его следу, распутывая два предыдущих похожих преступления, с дерзким нападением на пенсионерок возле сбербанка. Однако, выходит, что я не только незнакомую бабушку от смерти спас… Но и этому придурку срок на зоне, как минимум, вдвое сократил!
***
Вскоре после судебного приговора, в ноябре, на День сотрудника органов внутренних дел, я был официально приглашён в районный отдел полиции. В небольшом актовом зале, переполненном людьми в погонах, состоялось торжественное собрание.
Сначала мне пришлось, вместе со всеми, выслушать скучный, пространный доклад главного моздокского полицейского, посвящённый борьбе с преступностью в районе за истёкшие десять месяцев, и сухие отчёты командиров подразделений. Затем, большой группе отличившихся сотрудников вручили медали и Почётные грамоты. А одному лейтенанту дали даже орден.
В самом конце собрания, подполковник в белом парадном кителе, производивший награждения, вызвал на сцену и меня. Под дружные аплодисменты и тушь подведомственного духового оркестрика из пяти музыкантов в полицейской форме, мне вручили Почётную грамоту и ценный подарок. В маленькой коробочке лежали наручные часы "Командирские". Не орден, конечно, и даже не медаль… Но на душе было приятно.
***
А ещё через неделю, гордая и сияющая бабушка принесла домой местную газету "Моздокский вестник". И радостно сообщила мне с порога:
– Захар, смотри, тут про тебя написали!
И действительно, на последней полосе, под рубрикой "Из зала суда", была напечатана крохотная заметка с интригующим заголовком – "С мечом против грабителя". Бабушка тут же нацепила на нос очки, и зачитала вслух:
– Моздокский клуб исторической реконструкции "Дружина", действующий под эгидой отдела по делам молодёжи городской администрации, известен уже далеко за пределами района. В клубе не только увлечённо изучают прошлое, пропагандируют здоровый образ жизни, но и воспитывают настоящих мужчин. Это ещё раз подтвердило происшествие, случившееся недавно в центре Моздока.
В сентябре, у главного входа в сбербанк была ограблена пенсионерка Н. Свидетелем дерзкого преступления явился случайно двадцатитрехлетний Захар Векшин, член клуба «Дружина», спешивший мимо на тренировку. Молодой человек сумел догнать грабителя и задержать его. Примечательно, что обезвредил вооружённого ножом преступника, юноша с помощью самодельного дубликата средневекового меча, продемонстрировав мастерское владение клинком.
– Погоди… Как, "вооружённого ножом"? – опустила газету бабушка, и радость на её лице поблекла, сменившись растерянностью. – Ты мне ничего не говорил про нож…
Я с интересом слушал старушку. Уловив нешуточный испуг в её голосе, поспешил успокоить бабушку:
– Да не бери ты в голову! Ничего там особенного у грабителя и не было. Так, малюсенький перочинный ножичек. Пустяк против моего меча! Насочиняют тут газетчики всякого… Давай, читай дальше!
Бабушка с недоверием посмотрела на меня, помолчала. И, поправив очки, продолжила чтение. Но уже не столь радостным тоном:
– На прошлой неделе по следам этого криминального происшествия состоялось заседание районного суда. Задержанный преступник был осуждён по статье 161 УК РФ "Грабёж", на четыре года колонии строгого режима. Захар Векшин также принял участие в судебном процессе, в качестве одного из ключевых свидетелей по уголовному делу.
Старушка аккуратно сложила газету, и произнесла с явным разочарованием:
– Всё… Могли бы и побольше написать!
***
Вот так, в одночасье, я сделался вдруг местной знаменитостью. Теперь бабушке постоянно названивали какие-то знакомые, бывшие коллеги по школе, ученики… Люди, годами не дававшие о себе знать. И все не уставали наперебой поздравлять мою старушку с газетной публикацией.
Бабуля чувствовала себя в центре всеобщего внимания. Словно это не я, а лично она задержала опасного преступника. И поднявшийся ажиотаж вокруг маленькой заметки, судя по всему, очень даже ей нравился.
Наш домашний телефон, в первые дни после выхода газеты с публикацией обо мне, названивал постоянно… Бабушка с гордостью рассказывала невидимым собеседникам о героическом внуке, о нашем с ней совместном житье-бытье. Сетовала вскользь, что я всё никак не могу найти себе нормальную постоянную работу в Моздоке.
В один из таких дней позвонил даже сам первый заместитель главы районной администрации. Оказывается, он тоже когда-то учился у моей старушки читать по слогам и выводить прописные буквы в начальных классах! Сто лет тому назад школярствовал важный ныне чиновник, учитывая, что сейчас ему было сильно за пятьдесят.
Он тоже, видно, наткнулся в местной газете на заметку со знакомой фамилией. Ну, и вспомнил, вероятно, про свою первую учительницу. Поддавшись доброму сентиментальному порыву, отыскал в телефонном справочнике её домашний номер… И позвонил неожиданно опешившей, обрадовавшейся несказанно этому разговору старушке.
Большой начальник поинтересовался жизнью пенсионерки. А заодно и полюбопытствовал – не родственник ли бывшей его учительницы засветился в газете?
Болтали они с бабушкой долго… Минут двадцать, не меньше! Я всё это время лежал на животе в своей комнате на кровати, уткнувшись в учебник, и выписывал в тетрадь тезисы для реферата.
С возрастом бабушка стала хуже слышать. И поэтому разговаривала она по телефону очень громко. Каждое её слово, из-за чуть приоткрытой двери, отчётливо доносилось до меня.
Впрочем, мне некогда было вникать в суть их продолжительного, задушевного разговора. Я с неохотой оторвал взгляд от учебника и посмотрел вопросительно на старушку, когда та, сразу после телефонной беседы с чиновником, заглянула в мою комнату. С самым загадочным выражением на лице.
– Юра Бедоев звонил, – сообщила довольным тоном бабушка. – Давненько мы с ним не разговаривали! Важным начальником заделался… Второй человек в районе. Кто бы мог подумать! До третьего класса козюльки на уроках ел… Школу с одними тройками закончил!
Бабушка удивлённо покачала головой и, спохватившись, добавила:
– Я ему и про тебя всё рассказала, попросила посодействовать с работой… Ничего?
Я как-то неопределённо пожал плечами. Ну, рассказала и рассказала… А старушка, приободрившись, радостно затараторила:
– Юра пообещал помочь! У него там какая-то вакансия через месяц должна появиться… Он просил, чтобы ты завтра, после обеда, явился к нему в кабинет на собеседование. С паспортом и трудовой книжкой. Хочет лично познакомиться и поговорить… Ты же у нас теперь – звезда!
***
На другой день, в назначенное время, я отправился на встречу с высоким начальством. По истёртым сотнями подошв щербатой, каменой лестнице, внутри здания районной администрации, поднялся на второй этаж, где и располагалось в тиши главное моздокское руководство.
В просторной приёмной сидели, ожидая аудиенции, несколько человек. Все – с серьёзными, озабоченными лицами, при галстуках, с деловыми бумагами в руках. В помещении царила напряжённая тишина, как в операционной.
Напротив входной двери, меж двух окон, находилось рабочее место секретарши – с непременным компьютером, факсом, аппаратом селекторной связи и несколькими стационарными телефонами. За заставленным всей этой оргтехникой, Г-образным столом, сидела миловидная женщина, лет тридцати. Она что-то бойко печатала на клавиатуре, уткнувшись взглядом в экран монитора.
Слева от секретарши располагалась оббитая кожей дверь в кабинет главы районной администрации. Зеркальная табличка с фамилией на ней поблёскивала золотыми буквами.
Справа – подобным же образом, была оформлена дверь и в кабинет первого заместителя главы. Миловидная секретарша работала на два фронта, контролируя и организуя доступ посетителей сразу к обоим руководителям.
При моём появлении в приёмной, женщина тут же отвлеклась от своего занятия и уставилась накрашенными глазками на меня:
– Вы к кому, молодой человек?
– К Юрию Сослановичу, – доложился я.
И, предваряя следующий вопрос, добавил:
– Мне назначено… Я – Векшин Захар.
– Минуточку, – сказала секретарша и нажала указательным пальчиком на кнопку селекторной связи. – Юрий Сосланович! К вам тут молодой человек просится… По фамилии Векшин. Говорит, что ему назначено.
– Пропусти! – послышался из динамика хрипловатый голос.
Женщина указала мне взглядом на правую кожаную дверь:
– Проходите!
***
В кабинете первого зама, за заваленном всевозможными бумагами столом, сидел сурового вида мужчина в возрасте, в белой рубашке и в расслабленном галстуке. Представить этого солидного чиновника, с коротко стриженными чёрными волосами, обильно тронутыми благородной сединой, ковыряющим в носу школьником, было теперь очень трудно.
Юрий Сосланович оторвался от своих важных бумаг и с неподдельным любопытством взглянул на меня:
– Так вот ты, значит, каков герой… Ну, давай, присаживайся поближе! Поговорим. Документы принёс?
Я скромно сел на предложенный стул. И положил на край стола паспорт, трудовую книжку, диплом об окончании строительного колледжа, справку о заочном обучении в виртуальном вузе…
Юрий Сосланович полистал внимательно мои документы. Задумчиво произнёс:
– Двадцать три года… Регистрация по месту жительства имеется. Ух ты! Помощником мастера на нашем кирпичном заводе успел уже поработать? Это хорошо… А с компьютером умеешь обращаться?
– Операционную систему переустановить самостоятельно смогу, – пожал я плечами, не понимая пока, куда клонит собеседник.
– Молод ты ещё, конечно, – продолжил размышлять вслух Юрий Сосланович. – С дикцией у тебя, вроде, всё в порядке… В армии служил?
Я кивнул головой:
– Да, рядовым весь срок.
– В каких войсках проходил службу?
– В связи.
– Очень хорошо, – почему-то обрадовался Юрий Сосланович. – А что, пожалуй, можно и рискнуть! С испытательным сроком, естественно… Хотя это тебе не кирпичи на заводе лепить. Но ты ведь, парень, меня не подведёшь, а?
Я молчал, не зная, как реагировать. Правильная дикция, умение обращаться с компьютером, армейская служба в войсках связи… Куда это он меня, интересно, вербует?
Наконец, хозяин кабинета отложил мои документы в сторону. Похоже, он принял решение. Голос у Юрия Сослановича стал торжественным и многозначительным:
– Значит так, Захар… Хочу предложить тебе ответственную работу. На идеологическом фронте, можно сказать… У нас через месяц уезжает из города Илья Моисеевич, организатор районного радиовещания. По семейным обстоятельствам покидает нас. И, видимо, – уже навсегда. Вот такая открылась неожиданная вакансия.
Если у тебя получится заменить Блюмберга на этом важном посту – будет просто отлично! Районная власть, в моём лице, готова предоставить шанс проявить себя достойному молодому кадру. Свою гражданскую ответственность ты уже доказал. А фамилия "Векшины" в нашем городе – весьма уважаемая… И дедушка твой покойный, и бабушка, дай бог ей здоровья, много сделали хорошего для моздокчан. Уверен, что и ты фамилию свою не посрамишь!
Что же касается профессионального мастерства и специфических знаний в новом для тебя деле, так это всё – наживное… Научишься по ходу. Какие твои годы! Было бы желание и воля. Вон, наш Илья Моисеевич, тоже ведь, не сразу признанным мэтром радиожурналистики стал… Ну, как тебе такое моё предложение?
Честно говоря, я был ошарашен. Молчал, лихорадочно соображая, что бы ответить. В глубине души я, конечно, рассчитывал на какую-нибудь долговременную непыльную работёнку "по блату", от бывшего бабушкиного ученика, с более-менее приличной для нашего городка зарплатой. Но слова Юрия Сослановича прозвучали полной неожиданностью. Слишком уж далека была предложенная сфера деятельности, от всех моих планов.
Кто такой организатор районного радиовещания? Чем он вообще занимается?! Всё это я представлял себе весьма и весьма смутно…
Видя моё столь явное замешательство, хозяин кабинета заметил понимающе, постукивая колпачком дорогой авторучки по деловым бумагам на столе:
– Могу дать тебе немного времени подумать. Сутки. Посоветуйся с близкими, со знающими людьми… Взвесь хорошенько свои возможности.
Но я уже взял себя в руки. После свидания с дедом во сне, моё отношение к реальности сильно изменилось. Я теперь всё чаще задумывался над каждым своим шагом наяву, над каждым, даже незначительным, поступком. Теперь мне повсюду мерещились невидимые судьбоносные перекрёстки, постоянно определяющие течение всей моей дальнейшей жизни.
Я ловил себя на мысли, что не просто так существую в реальном мире, а, оказывается, без конца выбираю… Даже, порой, сам этого не осознавая. Какой улицей мне пройти сегодня, с кем именно пообщаться, как поступить в той, или иной ситуации. И выстраиваю, таким образом, свою судьбу. День за днём, месяц за месяцем.
Постоянно ощущать ответственность за каждый свой шаг было нелегко. Иногда, это просто уже начинало походить на какую-то паранойю.
Но сейчас, похоже, для меня наступил именно такой, судьбоносный момент, круто меняющий всю мою дальнейшую жизнь. Да и не только её одну, наверное… И я, глубоко вздохнув, решительно сделал свой выбор.
– Неожиданное предложение, – мой голос слегка охрип от волнения. – Но раздумывать тут нечего! Если доверяете – я согласен попробовать себя на новом поприще. Постараюсь вас не подвести.
Юрий Сосланович одобрительно кивнул. Мой твёрдый, решительный и незамедлительный ответ ему явно понравился.
Чиновник сделал авторучкой какую-то пометку на настольном календаре и строго сказал:
– Но учти – окончательное решение о твоём трудоустройстве будет принято только через три месяца… Начиная с сегодняшнего дня. А пока тебе – испытательный срок. Иди, принимай дела!
И я отправился оправдывать оказанное мне высокое доверие…
***
Районный узел радиовещания размещался на третьем, самом верхнем этаже Моздокского Дома связи – современного белокаменного строения из стекла и бетона, расположенного всего в нескольких кварталах от здания администрации. Вот сюда-то я и зашагал прямиком, сразу после разговора с Юрием Сослановичем, обуреваемый в душе самыми противоречивыми чувствами. А не много ли я на себя взял? Не поторопился ли со столь важным решением в своей жизни?
А с другой стороны – чего тянуть теперь? Коли уж выбор сделан и мой трёхмесячный испытательный срок начался. Пора было посмотреть поближе, во что это я так отважно вляпался… Причём, решительно и безоглядно.
Что я знал о местном радиовещании на тот момент? Да почти ничего…
Давным-давно, ещё, кажется, в пятом классе, мы в школе готовили выступление к очередной годовщине Дня Победы. Отобранная группа мальчишек и девчонок, выстроившись в две шеренги и передавая друг другу поэтическую эстафету, читали стихи о Великой Отечественной войне.
Готовились к празднику долго, целый месяц. Я тоже участвовал в этих репетициях после уроков и проникновенно произносил, в самом конце коллективного выступления, из второй шеренги, строчки стихотворения Маргариты Алигер:
– У каждого была своя война,
Свой путь вперёд, свои участки боя…
И каждый был во всём самим собою.
И только цель у всех была одна.
Тут все мои товарищи дружно выдыхали в общем порыве, на разные голоса одно слово: "Победа!" Из детских уст это, вероятно, звучало трогательно и сильно.
А когда мы вышли в святой и праздничный день 9 мая на сцену городского Дворца культуры, уже как победители районного конкурса школьных чтецов, взрослых зрителей в зале наше выступление тоже не оставило равнодушными. Аплодисменты юным артистам долго не стихали…
Кто-то из высокого начальства, присутствовавшего на том праздничном концерте, впечатлившись подобной реакцией публики, тут же распорядился срочно записать нас на местном радио. Чтобы понравившееся зрителям выступление школьников прозвучало ещё раз, на более широкую аудиторию. На весь Моздокский район.
И в ближайший из майских дней, мы шумной детской компанией, во главе с учительницей и руководительницей нашего литературного кружка, заявились в студию радиовещания. И повторили, в который уже раз, свой звёздный номер перед единственным слушателем – строгим, пожилым человеком с кустистыми бровями, большим носом и сверкающей, словно отполированной, лысиной… Это и был Илья Моисеевич Блюмберг, диктор и редактор моздокского радио.
Пустая, погружённая в полумрак студия, размещавшаяся на третьем этаже Дома связи, помню, поразила меня глухими стенами без окон, оббитыми толстой, тёмно-зелёной тканью. Даже потолок здесь был затянут материей! Мы словно бы попали внутрь огромной шкатулки.
Но всё это случилось со мной больше десяти лет назад. Интересно, а многое ли изменилось с тех пор на местном радио?
…Я дошагал до Дома связи и поднялся на третий этаж. Прошёл по длинному коридору, со множеством служебных помещений по обеим сторонам.
Я с любопытством крутил головой влево и вправо, читая таблички на дверях. Бухгалтерия, главный инженер, абонентский отдел… Из-за дверей доносились приглушённые голоса. Там, судя по всему, кипела работа.
Наконец, я добрался до самой крайней двери. И остановился перед ней, оббитой, в отличии от других, оцинкованным железным листом. Бронированный вход в это помещение украшала скромная табличка – "Редакция районного радиовещания. Блюмберг И. М".
Это и было то, что мне надо. Я выдохнул и решительно взялся за дверную ручку…
***
За блестящей железной дверью, в маленьком помещении, загромождённом различной аппаратурой, за столом, лицом ко мне, и спиной к единственному, зарешечённому окну, со встроенным, древним кондиционером БК-1500, сидел, сгорбившись, Илья Моисеевич. Он что-то сосредоточенно записывал в пухлый блокнот.
Илья Моисеевич почти не изменился за прошедшие годы. Всё та же сияющая лысина, морщины на лбу, мохнатые брови, и огромный нос с горбинкой… Тогда, в пятом классе, он показался мне стариком. Но сейчас за столом сидел хотя и пожилой, однако вполне ещё крепкий себе мужчина, лет под шестьдесят.
Илья Моисеевич поднял голову и вопросительно посмотрел на меня поверх массивных, старомодных очков в роговой оправе.
– Здравствуйте, – сказал я и скромно представился, – Захар Векшин.
– Очень приятно, – вежливо отозвался хозяин кабинета, морща лоб и недоумённо меня разглядывая. Это имя Илье Моисеевичу ни о чём не говорило.
Так и есть… Хоть и обещал Юрий Сосланович, сразу же после нашего разговора позвонить на радио, предупредить Блюмберга о моём появлении, да, видно, не успел ещё этого сделать. А может быть, просто не ожидал подобной прыти от молодого кадра? Я ведь не сказал своему новому начальству, что направлюсь из администрации прямиком сюда.
Но тут Илья Моисеевич вдруг что-то вспомнил… И взгляд у него неожиданно потеплел.
– Захар.. Захар Векшин, – не совсем уверенно произнёс он. – А не тот ли вы молодой человек, который помог недавно полиции задержать преступника-рецидивиста? У меня в передаче об этом, кажется, говорил, недели полторы назад, начальник пресс-службы РУВД.
Я удивился. Вот это память у мэтра! Цепкая, профессиональная… Мало ли разных фамилий на радио звучит, что бы каждую из них держать в голове. Нет, рано, рано ещё его в старики записывать!
А мой геройский поступок, оказывается, уже не только в газете, но и по местному радио прогремел… Жаль, что мы с бабушкой эту передачу не слышали. Вот бы старушка порадовалась!
У нас с ней в прихожей на стене висел маленький радиоприёмник. И мы даже, каждый месяц, платили какие-то символические деньги за эту услугу, включённую в квартплату. Да только я слушал говорящую коробочку на стене редко. Компьютер и телевизор были вполне достаточными источниками свежей информации. Но бабушка, по давней привычке, часто спозаранку внимала последним местным новостям из радиоприёмника, гремя на кухне своими кастрюлями.
Наверное, поэтому у меня чуть хрипловатый, мужественный голос Ильи Моисеевича, ещё с раннего детства, всегда ассоциировался с началом дня и атмосферой домашнего уюта. Я привык просыпаться под его неизменное, жизнеутверждающее "Доброе утро!"
И пока мне не довелось увидеть воочию диктора моздокского радиовещания тогда, в пятом классе, он в моей детской фантазии, представлялся непременно высоким, широкоплечим здоровяком, с брутальным лицом. Только такой тип мог соответствовать столь уверенному мужскому голосу.
А в реальности обладатель хрипловатого баритона оказался маленьким, лысым очкариком. Да ещё и весьма преклонных лет.
Сколько раз потом мои фантазии будут разбиваться о суровую действительность! Но вот это детское разочарование мне запомнилось почему-то особенно…
– Тот самый, – кивнул я. И рубанул безо всяких лишних предисловий:
– Меня назначили на ваше место.
Таких слов Илья Моисеевич явно не ожидал. Он посмотрел на меня пристально и задумчиво. А потом произнёс, тяжко вздохнув и кивая на свободный стул:
– Ну, присаживайтесь тогда… Прямо из администрации ко мне?
– Да. От Юрия Сослановича, – уточнил я.
Илья Моисеевич поднял трубку видавшего виды настольного телефона и набрал номер. Я смирно сидел на предложенном стуле, разглядывая с любопытством обстановку в своём будущем персональном кабинете. Такого отдельного рабочего помещения, да ещё и с именной табличкой на двери, у меня никогда в жизни не было.
Справа от входа здесь стоял старенький шкаф с облезлой полировкой, набитый парой десятков книг и стопкой журналов "Радио". В самом углу высилась колченогая, напольная вешалка для одежды. На ней находилась меховая куртка «Аляска» и чёрная норковая шапка хозяина кабинета. За шкафом, чуть дальше на стене, висела большая карта нашего района, включавшая сам город и все, почти два десятка, моздокских станиц и посёлков.
С левой стороны от входной двери, выстроились в ряд, до самого окна, три стола и тумбочка, тесно придвинутые друг к дружке. Они были заставлены различной электронной аппаратурой, со множеством тумблеров и датчиков. Разноцветные пучки проводов и толстых кабелей объединяли всю эту сложную техническую конструкцию в единое, но, увы, пока непонятное для меня, целое… Одних только розеток на стене за столами я насчитал семь штук! И все они были заняты.
В центре этого нагромождения электроники, находился работающий компьютерный монитор, системный блок, клавиатура с мышкой и микрофон на подвижной штанге. Перед экраном пустовало вращающееся кресло на колёсиках, с высокой спинкой и подголовником.
Рассматривая всю эту сложную технику, занявшую едва ли не половину кабинетного пространства, я тихо запаниковал… А получится ли у меня разобраться в таком непростом электронном хозяйстве?
По экрану включённого монитора компьютера медленно ползла какая-то изломанная зелёная кривая, похожая на кардиограмму. Вся электроника спокойно себе работала, несмотря на то, что хозяин кабинета сидел за отдельным столом. Илья Моисеевич, казалось, даже не обращал на неё никакого внимания.
А над всей аппаратурой, узкой амбразурой на стене смотрелся застеклённый прямоугольник. Это было обзорное окошко в соседнее помещение, в студию. Её, от моих любопытных глаз, закрывали плотные, тёмные шторки, на слегка провисшей верёвочке.
– Юрий Сосланович? Добрый день, – голос Ильи Моисеевича отвлёк меня от созерцания окружающей обстановки. – Тут молодой человек подошёл… Говорит, что от вас. Захаром Векшиным представился…
Илья Моисеевич замолчал, видимо, прерванный на полуслове. И пару минут хмуро слушал собеседника, кивая изредка лысой головой. А потом сухо произнёс в трубку:
– Хорошо… Попробуем. До свидания!
– Ну что ж, – сказал Илья Моисеевич, опустив телефонную трубку на рычажки старенького аппарата и обращаясь уже ко мне. – Ваши полномочия подтверждены. Будем работать! Тем более, что времени на обучение вас азам нашей профессии почти уже не остаётся…