Михаль Шалев
Тихая ложь
Михаль
Сиван задумчиво посмотрела на дверь, ведущую из гостиной в спальню. После того, как она увидела квартиру Лири, ей тоже захотелось использовать для нее черную металлическую раму, но сейчас она решила подумать еще раз.
Она позвонила Маю и попросила его спуститься и помочь ей принять решение. Через несколько минут он появился у нее на пороге, одетый как всегда просто: в тренировочные брюки и майку с длинным рукавом. Однако под маской «я только что встал с кровати» явственно проступала метросексуальность, подчеркнутая медальоном в форме виндсерфера на серебряной цепочке, серебряным же кольцом на среднем пальце, густыми и дикими на вид волосами, над которыми явно потрудился хороший мастер и, как это было принято теперь у молодежи, недельной щетиной, которая придавала ее обладателю небрежный вид, но на самом деле требовала тщательного ухода.
– Ну и что же вы думаете? – спросил он.
– Когда я была в Бразилии много лет назад, я спала в доме, в котором была перегородка из дерева, украшенная фигурами из местного фольклора: рыбами, птицами, кукурузой. Вот, попыталась найти что-то подобное в интернете, – и она показала ему фотографию на экране телефона.
Май взял телефон у нее из рук, и Сиван почувствовала краткое, но возбуждающее прикосновение его пальцев.
– Можно мне посмотреть на план квартиры?
Она протянула ему чертежи.
– Вполне можно сделать, – заключил Май, вернув Сиван чертежи и телефон. На этот раз она постаралась не прикасаться к нему.
– Кто это сделает? Вы? Как?
– У моего приятеля есть столярная мастерская со станками, которые могут резать дерево по шаблону. Я попрошу его помочь вам. Если я понимаю правильно, вы хотите, чтобы эта перегородка служила произведением искусства, и в то же время позволяла свету, приникающему в квартиру, создавать теневое изображение на стенах.
Сиван не думала о подобной возможности, но идея ей сразу же понравилась. Перегородка, которая создает узор из теней!
– Я предлагаю сделать слева две фиксированные панели, – сказал Май, отступив в сторону, – а справа – дверь, которая будет открываться внутрь гостиной.
– Как у вас получается все представить? Вы же сказали, что вы инженер, а не архитектор.
– Я люблю работать с деревом. В молодости я много чего сделал своими руками.
– Где вы выросли?
– В Ашдоде. Вы представляете себе Ашдод?
– Смутно.
– Я жил в районен «Далет»[8], который находится возле моря. Мой отец был учителем физики в старших классах. Да каким учителем! Если вы спросите, кто такой Менахем Бен Валид, целые поколения учеников дадут ему самую высокую оценку. А в кладовке у него находилась мастерская, в которой он возился в свободное время. От него я всему и научился. А мама была учительницей истории и заместителем директора школы, от которой все разбегались, хоть она и добрейший на свете человек.
– Образованные люди. Они и сейчас там живут?
– Да. Они уже очень старенькие. Они не могли завести ребенка в течение многих лет, но в конце концов родился я. Единственный сын. Зато сейчас, когда у них есть внуки, они рады до небес. А вы откуда будете?
– Из Рамат Авива[9]. Но родилась и выросла я в кибуце Эйн Галим. Это к северу от Атлита.
– Так, значит, мы оба выросли возле моря. Вот мы и нашли кое-что общее… Вы должны подумать о том, что хотите изобразить на этой перегородке.
– Ночное небо с луной и звездами, мерцающими над деревьями, – ответила она, думая о Лайле. – Нет, лучше над морем. Моя дочь любит море.
Сиван скользнула взглядом по цепочке на шее Мая. У Родриго, отца Лайлы, на шее было ожерелье, сделанное из ракушек и дерева, на котором тоже болталась фигурка серфера. Он сам был прекрасным серфером, и дочь его тоже катается на волнах, а вот теперь еще и Май. Себя Сиван в этот список не включила – время, когда она каталась на волнах, ушло в прошлое.
– Я еще посовещаюсь с Лайлой, – сказала она.
– Когда вы надумаете, что изобразить, я узнаю про цену, и тогда вы сможете принять окончательное решение.
В этот момент в гостиную вошел Омар, который все это время работал в гостевом туалете у входа. Вид у него был смущенный.
– Сиван, вас хочет видеть какая-то женщина. Она плачет.
В дверном проеме, опустив дрожащие плечи, стояла плачущая Михаль, вытирающая мокрые от слез щеки тыльной стороной ладони. На ней была старая ветровка, замызганный свитер и порванные штаны, а ее большие ступни в толстых армейских носках были втиснуты в пластмассовые шлепки.
– Что случилось, Михаль? – Сиван думала, что Май поможет ей, но он быстренько махнул рукой, как бы говоря «только без меня», и исчез.
– Можно с вами поговорить? – прорыдала Михаль.
– Конечно-конечно, – поспешила ответить Сиван, – Только тут такой бардак! Может, спустимся к вам?
– Ни в коем случае! – отпрянула Михаль. – Я не люблю, когда ко мне заходят.
– Ну хорошо, тогда пойдемте посидим на улице.
Они спустились вниз и сели на скамейку напротив продуктовой лавки.
– Итак, почему вы плачете? – спросила Сиван.
– Я даже дышать не могу от злости, – Михаль постучала себя по груди. – Это просто издевательство, так и знайте! Я не могу сама за собой присмотреть, но никому до меня нет дела. Даже тем, кому должно быть дело.
– Что случилось?
– Мой пылесос перестал работать, и я попросила у Ноама новый. Я не видела его уже бог знает сколько времени, и вдруг вчера он заявился ко мне в полночь с каким-то старым пылесосом, который тоже не работает, и сказал, что зашел только на пару минут, потому что торопится. Я его даже на порог не пустила. Вот скажите мне, вы могли бы так жить? Когда о вас просто вытирают ноги! Все, я с ним больше не разговариваю!
– А кто такой Ноам?
– Мой брат, или по крайней мере так он себя называет. Он мне все время врет. Говорит, что занят, что далеко живет. Вы знаете, кто такие вруны? Это люди без единой капли совести!
– Где ваш пылесос? Я могу попросить Омара проверить его. Он электрик. Может быть, он сможет починить его.
– Что значит «где»?! – рассердилась Михаль. – Там, где ему и надлежит быть, на помойке! Я хочу новый пылесос, а не какое-то там старье. Я вам объясняю, объясняю, а вы совсем ничего не понимаете! Я так на него обиделась…
– Я все понимаю, – попыталась успокоить ее Сиван, – но чем же я могу вам помочь?
– Я пришла излить вам свое горе, а вы задаете глупые вопросы! Разве я просила о помощи?
– Мне именно так и показалось.
– Так знайте же, что вы ошибаетесь!
– Не сердитесь. Может быть, я смогу достать вам новый пылесос. У меня есть клиент, который занимается благотворительностью. Я попрошу его пожертвовать вам пылесос.
– Я не нищая! – возмутилась Михаль, но, видимо, предложение Сиван ей понравилось, и она закончила как всегда в приказном тоне. – Ладно, спросите его, возможно ли это.
– У вас есть телефон? – спросила Сиван.
– Разумеется, – Михаль достала из кармана ветровки мобильник последней модели.
Так, значит кто-то все-таки за ней присматривает, решила Сиван, вернувшись в свою квартиру. Она вышла на балкон и перегнулась через перила, стараясь разглядеть что-нибудь на балконе Михаль. Через щели в поломанных пластмассовых жалюзях, черных от грязи и птичьего помета, ее взору предстало зрелище еще более удивительное, чем то, что она увидела в квартире Сола: замызганный пол устилали старые газеты, на веревке, натянутой между поломанными стульями, висели неопрятного вида тряпки, которые, как догадалась Сиван, были банными полотенцами, а рядом стоял таз с мыльной водой.
По пути в офис Сиван позвонила Маю, извинилась, что она снова ему надоедает, и услышав в ответ «Да нисколько», стала расспрашивать его о Михаль.
– Я знаю, что у нее есть брат, который должен за ней смотреть. Он живет где-то на севере, а зовут его Ноам.
– У вас есть его телефон?
– Нет, но я уверен, что у Лири есть. Я попрошу ее послать его вам.
– Она живет в таком свинарнике…
– Я не уверен, что вам стоит во все это ввязываться. Лири тоже пыталась помочь ей, но Михаль начала требовать, чтобы та купила ей то, починила се, и ее претензиям не было конца. А если Лири отказывалась что-либо сделать, Михаль совсем сходила с ума. Доходило до того, что она кидала мусор ей под дверь и разбивала яйца в почтовый ящик. Пришлось Лири прекратить иметь с ней дело. Будьте осторожны, чтобы она и вас не начала использовать.
– Я умею устанавливать границы, – возразила Сиван, не желая рассказывать Маю о пылесосе. В конце концов, ее всегда учили, что помогать бедным и слабым – обязанность каждого порядочного человека. – Я только хотела узнать, почему она не получает никакой помощи от государства.
– Квартира, в которой она живет, записана на нее и ее брата, так что она не бездомная. А дальше – либо она должна заботиться о себе сама, либо он должен заботиться о ней. Я недостаточно с ней знаком. Она, видимо, меня побаивается, потому что всякий раз как видит меня, сразу поворачивается ко мне спиной и уходит.
Не успела Сиван поставить возле офиса свою машину, как получила СМС: Привет, это Лири, рада познакомиться. Май сказал мне, что вы собираетесь помогать Михаль. Вот телефон ее брата Ноама, который должен за ней присматривать. Михаль человек не плохой, но проблемный. Будьте осторожны, чтобы она не села вам на голову. Удачи!
Сиван не понимала, почему она чувствует себя разочарованной. Разве было бы лучше, если бы бывшая жена Мая оказалась злой и глупой?
Придя в офис, она позвонила по телефону, который ей дала Лири, и объяснила Ноаму ситуацию с пылесосом так, как она прозвучала из уст Михаль.
– Я совершенно не собираюсь совать нос в чужие дела, – извинилась она, – но ее страдание так сильно на меня подействовало…
Сиван думала, что Ноам рассердится и выключит телефон, так как не была уверена, что сама поняла бы того, кто попытался бы вмешаться в непростые отношения между ней и ее сестрой. Однако голос Ноама вполне соответствовал его имени[10] – он был мягким и убеждающим.
– Да-да, я знаю. Я очень сожалею, что вам пришлось иметь с этим дело. Она действительно просила меня привезти ей пылесос, и я подумал, что пока я куплю новый, она сможет пользоваться моим. Он старый, но прекрасно работает. Я не знаю, что у нее там случилось, скорее всего она просто нажала не на ту кнопку. Скоро я куплю ей новый. Да, и спасибо вам за заботу.
– Скажу вам честно, я была просто в шоке, когда увидела, как она живет. Она выглядит так, словно все о ней забыли.
– Вы правы. С тех пор как умерли наши родители, я загружен выше головы. Мне надо разобраться с финансами и со всеми бумагами, а кроме того, я живу далеко. Может быть, вы знаете кого-то, кто мог бы приходить и убирать у нее? Сама она лентяйка, совсем не любит убирать. Правда с другой стороны она не хочет, чтобы кто-либо заходил к ней в дом. Даже меня она пускает далеко не всегда, и мне все время приходится что-то придумывать, чтобы помочь ей.
Из того, что Сиван уже знала, она сделала вывод, что он говорит правду.
– Я никого не знаю, но могу поспрашивать, – ее собственную квартиру прибирал приехавший из Индии скромный и аккуратный Ритиш, который вместе с женой и двумя детьми находились под ее опекой, но она вовсе не собиралась предлагать его услуги Михаль, которая даже простое спасибо не могла сказать.
– Было бы просто замечательно, если бы вы смогли кого-нибудь найти. Я постараюсь приехать в Тель Авив в течение месяца.
– Где вы живете?
– В Илеле.
Сиван никогда не слышала подобного названия. Она тут же полезла в Гугл и получила следующий ответ: «Поселок в Верхней Галилее, в котором проживает 30 семей – борцов за экологию. Не подключен к электросети. Электроэнергия вырабатывается на месте, и там же производится переработка отходов. Несмотря на то, что поселок существует с 1980 года, он не включен в генеральный план застройки, и почти все здания в нем построены без регламента».
– Сиван? Вы еще там?
– Да.
– Вы должны знать, что я никогда в жизни не сделаю ничего, что могло бы навредить моей сестре.
Летом того года, когда Бамби перешла в одиннадцатый класс, в кибуце проходили съемки израильско-германского фильма о любви немецкого парня и еврейской девушки из кибуца. Несмотря на неизбежную разлуку героев, фильм заканчивался на оптимистической ноте – оказалось, что даже спустя многие годы, когда они уже состарились, и каждый из них нашел свое счастье в жизни, они продолжали переписываться друг с другом и остались близкими друзьями. Но основной целью фильма было показать немецкому зрителю красоты Израиля и особенности жизни в кибуце, поэтому студия пригласила красивых парней и девушек поучаствовать в массовке. Бамби снялась в нескольких сценах, и, на то она и была Бамби, сразу же стала звездой. Режиссер пригласил ее принять участие в премьерных показах в нескольких городах Европы, и Бамби, естественно, не стала никого ни о чем спрашивать, а сразу же принялась упаковывать чемодан.
Вечером накануне отъезда они с Сиван пошли на берег моря.
– Ну вот, я ухожу в армию, – сказала Сиван, – а ты уезжаешь в Голливуд. Видишь, как разошлись наши дороги. И это при том, что я – старшая сестра!
– Твой призыв в ноябре. Как только я устроюсь, я сразу же пришлю тебе билет. Слышишь, сестренка? Я не собираюсь жить там без тебя. Ты – моя единственная опора!
– Нет, Бамбумела, ты у нас звезда. Ты всегда ею была, а я могу только гордиться, что вырастила такую сестру.
– Я просто не знаю, что бы я без тебя делала, Ваня.
– Ладно, ладно, хватит любезностей. Что у нас сегодня вечером?
– Я организовала прощальную вечеринку в клубе. Все мои друзья придут. Будет весело!
– Ты видела Яаля? Он сейчас в увольнении. Такой красавчик!
– Красавчик – не то слово. Я бы его просто взяла и слопала, вот так. Рррр, – и Бамби взмахнула руками и зарычала, как львица, показывая, как она набрасывается на Яаля и начинает его есть.
Обе расхохотались.
– Рррр, – продолжала рычать Бамби.
– Ну хватит, хватит, – застонала Сиван. – У меня уже живот болит от смеха.
– Ялла, сестренка. Пошли одеваться. Впереди еще вся ночь.
Перед глазами Сиван, как отдельные кадры слайд-шоу, проплыли воспоминания.
Она и Бамби сидят за длинным столом в европейском ресторане вместе с другими молодыми людьми: киноактерами, продюсерами, режиссерами, поднимающимися по карьерной лестнице к славе и богатству. На столе почти перед каждым – пепельница полная окурков, пачка сигарет и зажигалка. Бамби сидит прямо перед камерой, а Сиван выглядывает у нее из-за плеча, чтобы вписаться в кадр. На лицах у обеих – широкие улыбки.
Сестра выполнила свое обещание. В августе Сиван получила билет на самолет и отправилась на две с половиной недели в Европу. Это был первый раз в ее жизни, когда она оказалась за границей. Неделю они провели в Берлине, неделю в Париже и три дня в Барселоне. Все их потребности оплачивались студией, а взамен они должны были принимать участие в премьерных показах и встречах с публикой. С Бамби, как всегда, все хотели познакомиться, и каждый вечер она имела возможность выбирать между вечеринками, ресторанами, клубами и частными мероприятиями. Днем Сиван наслаждалась совместными прогулками по улицам городов, где всегда мечтала побывать, но зато по ночам чаще всего сидела где-нибудь в углу с неизменным стаканом колы в руке, отпихивая чересчур навязчивых ухажеров, в то время, как Бамби старалась испробовать все: наркотики, секс и тяжелое похмелье по утрам. И как обычно, когда Сиван пыталась сказать ей об этом, у Бамби всегда находились ответы, на которые нечего было возразить: она не собиралась становиться наркоманкой, просто пробовала все это для того, чтобы «поставить галочку». И вообще Сиван должна знать, что она не испытывает от этих таблеток особого кайфа и ее тело чаще всего вообще их не принимает. Что касается парней, она вообще не понимала, чего Сиван от нее хочет. Ей уже семнадцать, нормальный возраст для половых отношений. Она ведь не какая-нибудь там ультра-ортодоксальная ханжа. В конце концов оказалось, что Сиван беспокоилась понапрасну. Когда настал день расставания, и Сиван должна была вернуться домой, Бамби решила плюнуть на мечту стать актрисой и заявила, что вернется вместе с ней.
– Но ведь тебе предложили роль в фильме, разве не так? – удивилась Сиван. – Такая замечательная возможность! И тебе не жаль отказываться?
– Ты что, думаешь, это серьезно? Ну кто, спрашивается, даст мне роль? Не морочь мне голову, а то загонишь меня снова в кровать.
– А я-то думала, что все это на самом деле.
– Ну и напрасно ты так думала. Хорошо, что у тебя есть я, которая может за тобой присмотреть, а то ты такая наивная.
– Разве не ты мне говорила, что этот режиссер, фон Как-его-там, обещал дать тебе роль в следующем фильме?
– Это все игра. Вот смотри. Он предложил, а я согласилась. Но он заранее знал, что никогда не выполнит свое обещание, да и я тоже не очень-то на это надеялась. Ты что, думала что семнадцатилетняя девчонка из какого-то кибуца может приехать в Париж и за одну ночь стать Изабель Аджани[11]? Ты ведь уже не ребенок.
Оказалось, что семнадцатилетняя девчонка может рассуждать вполне трезво.
– Но если ты знала, что этого никогда не случится, откуда тогда такой энтузиазм?
– Меня взволновало его ухаживание, и я решила посмотреть, что из этого получится. Увлекаться – это классно, даже если ты заранее знаешь, чсто из этого ничего не получится. Увлечение – это не надежда. Когда рушатся надежды, ты мертв, а увлечение – это что-то мимолетное, как танец или песня.
Сиван понравилась рассудительность Бамби. Хоть та и была младшей сестрой, она многому ее научила.
– А кроме всего прочего, – продолжала Бамби, – я не могу здесь жить. Я скучаю по морю, нашим посиделкам на берегу, простой жизни в кибуце. А тут тесно, шумно, и все поддельное. Пожить так несколько месяцев – интересно, а потом надоедает. Все-таки я ведь еще только школьница. Все надо делать по порядку – получить аттестат, отслужить в армии, потом попутешествовать. Зачем мне нужно просыпаться каждое утро в другой кровати, только чтобы надеяться, что кто-нибудь когда-нибудь сделает мне одолжение и даст мне произнести одно предложение в каком-нибудь идиотском фильме, который покажут на паре фестивалей гостям, приходящим туда только поесть и выпить шампанского, а потом забудут навсегда?
– Тебе не надо меня убеждать, – ответила Сиван.
– О чем задумалась? – спросила Тамара, зайдя к ней в кабинет.
– О своей соседке Михаль, – ответила Сиван, – и ее брате, кроме которого у нее никого нет, но который живет слишком далеко и совсем ее не понимает.
Через три дня Сиван получила от Михаль СМС с фотографией нового пылесоса.
Михаль: Это пылесос, который я получила вчера от Ноама.
Сиван: С обновкой вас, дорогая!
Михаль: Но ведь он желтый. Фу!
Сиван: Желтый – это очень красиво.
Михаль: Ужасно! Меня с детства тошнит от этого цвета! Я отдам его вам, а вы поменяете его на другой.
Сиван: Я загружена выше головы, у меня совсем нет времени. Я ничем не могу вам помочь.
Михаль: Так вы не сможете найти мне пылесос другого цвета?
Сиван: Вам нужна помощница, которая будет приходить к вам раз в неделю. Я не должна этим заниматься.
Михаль: Мне ничего такого не надо!
Сиван: Ну хорошо. Но я просто не могу сделать то, о чем вы меня просите. Надеюсь, мы встретимся с вами на неделе.
Михаль: Но мне нужна помощь, чтобы решить эту проблему!! Почему вы не можете мне помочь?? Надо просто поменять пылесос на такой же, но другого цвета! Не понимаю, чего вы не можете!
Сиван: Если бы речь шла о жизни и смерти, я бы нашла время, но речь идет всего лишь о пылесосе, цвет которого вам не нравится. И вообще, если бы у меня была свободная минута, я провела бы ее во дворе со своей семьей.
Михаль: А у вас во дворе есть ежики? Они такие симпатичные!
Сол
Сиван стояла посреди квартиры, любуясь результатом. Гостиную и спальню теперь разделяла деревянная панель, на которой были изображены море, рыбы, берег, парусная лодка, луна и звезды. Балкон, напоминающий скорее театральную ложу, был вымощен расписанной вручную плиткой зеленых тонов, а его витые металлические перила окаймляли с трех сторон обращенную на бульвар каменную скамью. Нисим вернул на место отреставрированные деревянные жалюзи, покрытые лаком кофейного цвета и двери с витражными стеклами. С высоких потолков свисали антикварные люстры из магазина Бен Гура, а в спальне красовалась металлическая кровать со спинкой, украшенной позолоченными цветами, специально изготовленная для нее Игалем Шараби, мастерская которого находилось в переулке за улицей Абарбанель.
Бадья и Омар теперь занимались холлом и лестницей – установили новую входную дверь, сменили полы, покрасили стены, заменили светильники, повесили новые почтовые ящики, а в довершение всего, починили окна. Эта работа обошлась Сиван в двадцать тысяч шекелей, которые были для нее настоящей головной болью. Она знала, что вкладывать свои деньги в ремонт здания не принято, и, более того, этот ее жест будет воспринят соседями как странность, но ей всегда хотелось, чтобы вокруг нее все было красивым. Даже свою квартиру в северном Тель Авиве она купила только потому, что вплотную к дому примыкал парк. И потом, если здесь будет жить Лайла, все в доме должно быть в образцовом порядке. А кроме того она надеялась, что когда Лири вернется из Германии и организует общее собрание жильцов, ей удастся убедить их вернуть ей хотя бы часть денег.
Раздался стук в дверь. Оказалось, что это пришла Мааян с коробкой печенья в руках, чтобы поздравить Сиван с окончанием работ и поблагодарить ее за ремонт здания. На ее красных, как всегда, щеках отчетливо выделялись прыщи. Светлые курчавые волосы были небрежно собраны в пучок на широком затылке.
– Когда ваша дочь собирается переезжать? – спросила она. – Скажите ей, чтобы не стеснялась обращаться ко мне, если ей что-нибудь будет нужно.
– Лайла поехала во Францию кататься на лыжах. Должна вернуться в конце недели. Я думаю, что если она и переедет сюда, то не раньше конца марта, но это еще не решено окончательно.
– Ей придется проходить карантин, – сказала Мааян. – Говорят, что со следующей недели все возвращающиеся из-за границы должны будут две недели находиться на карантине из-за «короны».
– Я просмотрела сообщения в газетах об умерших в Италии. В основном это люди очень почтенного возраста, а болезнь, которая не затрагивает ни детей, ни молодежь, меня не пугает. Надо позаботиться о стариках, больных и людях, у которых есть проблемы со здоровьем. А таким, как Лайла, ничто не угрожает.
– Так думают далеко не все. У нас, например, считают, что заразятся миллионы, а десятки тысяч умрут.
– Где это «у нас»?
– В больнице «Асута» в Ашдоде, – успела ответить Мааян, прежде чем увидела появившуюся на пороге гостиной Михаль.
– Дверь была открыта, вот я и решила зайти, – объявила Михаль.
– Входите, Михаль, – пригласила ее Сиван. – Как дела?
– Зайдите ко мне, когда вы тут закончите. Только не стучите в дверь и не входите внутрь. Пошлите мне сообщение, и я к вам выйду, – распорядилась Михаль и исчезла.
– Слушаюсь, командир! – крикнула ей вслед Сиван.
– Мне пора, меня уже ждут, – объявила Мааян, посмотрев на экран своего телефона.
Сиван проводила ее к выходу. Спускающийся в это время с третьего этажа мужчина увидел их и остановился.
– Привет.
– Привет, Пелег, – приветствовала его Мааян, и в голосе ее послышалось волнение.
– Вы знакомы? – спросила она Сиван, кивнув головой в сторону мужчины.
– Не думаю, – Сиван слегка помедлила с ответом, так как была не до конца в нем уверена.
– Пелег и Карни живут в квартире над нами.
Сиван оглядела Пелега оценивающим взглядом. Он был немного моложе Мааян, но различие между ними сразу бросалось в глаза, и Сиван поняла причину волнения в ее голосе. Парень был высоким и мускулистым, с широкими плечами и узкой талией. Добавьте к этому густую шевелюру, темно-синие глаза под симметричными бровями, прямой нос, красиво очерченные губы, мягкую бородку и руки пианиста – настоящий Ромео.
– Я вас где-то видела, – сказала Сиван, – только не могу вспомнить, где.
Парень улыбнулся, обнажив ровные белые зубы.
Вот это да, подумала Сиван. Если бы он не был с этой своей Карни, он бы точно подошел Лайле. Как сказала бы она или ее подруги «Я бы им точно закусила!».
– Я актер, – ответил Пелег. – Снимался в «Старшем брате» и в шоу «Survivor». Наверное, там вы меня и видели.
– Так вы, оказывается, знаменитость! – восхитилась Сиван.
– Можно и так сказать, – Пелег смиренно принял комплимент.
– Он просто супер-звезда! – воскликнула Мааян. – Его все знают. Спросите свою дочь, кто такой Пелег Золти. А это – Сиван. Она купила квартиру рядом с нами, и это она занимается ремонтом дома.
– Давно было пора.
– Я поищу о вас в Гугле, – пообещала ему Сиван, вдруг ощутившая свой возраст.
– Как дела, доктор? – Пелег посмотрел на красное лицо Мааян, которое, несмотря на холод, было покрыто потом.
– Мне пора бежать. У меня сегодня вечером операция.
– Так вы врач? – успела вставить Сиван, почувствовав вдруг себя совершенно лишней.
Теперь пришла очередь Пелега ответить комплиментом на комплимент.
– Всемирно известный ортопед! – объявил он.
– Не надо преувеличивать, – заскромничала Мааян и одарила его улыбкой, которую Сиван назвала бы не иначе, как сладкой, и лицо ее стало даже чуточку красивее. – Я просто делаю свою работу. Ну, я полетела. Пока, Сиван, заходите.
– Я с тобой, – объявил Пелег. – До свидания, Сиван. Увидимся. Спасибо за ремонт!
И он побежал вслед за Мааян.
Сиван спустилась на первый этаж и послала Михаль сообщение.
– Извините, что я вас не впускаю, – сказала Михаль, прикрыв за собой дверь. – У меня такой бардак! Я никак не могу найти того, кто мог бы мне помочь, но пока я не могу принимать гостей.
Эта неожиданная вежливость Михаль поначалу не вызвала у Сиван подозрений.
– Вы чего-то хотели?
Михаль уселась на ступеньку рядом с квартирой Сола.
– Я тут подумала… – начала она.
– Так…
– Я подумала, – снова начала Михаль и снова остановилась. – Короче, если вам не понравится, скажите. Всегда можно попробовать еще раз, разве нет?
– О чем вы подумали? Что можно попробовать?
– Я подумала, – начала Михаль в третий раз, – не могли бы вы поменять мне жалюзи на балконе?
– Не поняла.
– Поставьте мне на балконе новые жалюзи, а то мои поломались и не двигаются. Вы же сказали, что всегда будете мне помогать. Я так измучилась от вашего ремонта, прямо все здоровье он у меня забрал! Вот я и подумала, что вам стоит, раз уж вы все равно ремонтируете лестницу?
– Послушайте, Михаль, – сказала Сиван, стараясь подбирать слова. – Я не могу оплачивать ремонт всех балконов в этом доме.
– Тогда найдите того, кто мне поможет. Вы же сказали, что у вас есть клиент, который занимается благотворительностью.
– Я не могу ничего обещать, – покачала головой Сиван. – Я могу только попытаться позвонить вашему брату Ноаму и объяснить ему вашу проблему. В любом случае сначала я закончу ремонт здания, а потом уже буду заниматься вашими жалюзями.
– Да плевать ему на меня! Я звонила ему уже раз двадцать, а он не отвечает. Говорит, что он в Коста Рике. Какая там еще Коста Рика? Опять врет!
– Я попробую убедить его.
– Ну ладно, – согласилась Михаль. – Понимаю. Если у вас нет денег, ничего не поделаешь. Я не такая, как остальные, я не требую ничего невозможного.
– Конечно вы не такая.
– Я подожду, – Михаль выпрямилась в полный рост, и Сиван подвинулась в сторону, чтобы уступить ей дорогу.
– Только вы должны знать, – добавила Михаль прежде, чем вернуться в свою квартиру, – что они это делают.
– Кто делает что?
– Да врачиха эта толстая и этот дурак. Они это делают, – и, произнеся эти слова, она захлопнула дверь.
Омар и Бадья работали у входа в здание, а с тротуара за ними наблюдал Сол, одетый в джинсовый комбинезон и водолазку, словно сошедший с обложки авангардистского журнала пятидесятых. Его волнистые волосы выбивались из-под зеленого берета, а в длинную хипстерскую бороду, доходящую ему до груди, были вплетены серебряные нити. Сиван встала рядом и тоже стала наблюдать за рабочими. Ее взгляд скользнул по стене и остановился на рисунке девушки внутри шара. Она подошла ближе, нагнулась и прочла в нижнем углу рисунка: «Стрит-арт Лири».
Найдя в телефоне старое сообщение, полученное ею от Лири, Сиван ответила на него, приложив фотографию стены: Привет, Лири. Как дела? Надеюсь, у вас все хорошо. Начала ремонт входной двери. Мне хочется попросить вас восстановить этот испорченный рисунок. Я могу попросить рабочих, чтобы они закрасили его, и тогда вы сможете нарисовать его заново. Желаю всего наилучшего. Сиван, ваша новая соседка из восьмой квартиры.
– Я как раз написала Лири из квартиры наверху, – сказала она, обращаясь к Солу, и уже открыла рот, чтобы объяснить, что же именно она написала, но он прервал ее, не то чтобы грубо, а, скорее, нетерпеливо:
– Знаю я эту богатую сучку.
Сиван была поражена его агрессивной реакцией. Несмотря на странный взгляд его глаз, скрытых под роговыми очками и синдром Плюшкина, Сол почему-то всегда представлялся ей человеком деликатным. Каждый раз, когда они встречались, он приветствовал ее со своим южно-африканским акцентом, спрашивал, как она поживает, и благодарил за ремонт здания. Он рассказал, что он художник – Сиван и так догадалась об этом по развешанным повсюду в его квартире картинам – но подрабатывает инструктором в шахматном клубе. Поначалу Сиван думала, что он всегда был одинок, но на прошлой неделе, когда она зашла к нему, чтобы заплатить членские взносы, он рассказал, что разведен и имеет двух взрослых дочерей: одна работает экскурсоводом в Южной Африке, а другая учится в консерватории в Гааге.
– Разве это искусство? Полное дерьмо!
– Вы имеете в виду Лири? Почему дерьмо? – попыталась понять Сиван.
– Не искусство и все. Она замалевала весь район своими обескураживающими шаблонами. Это ужасно, – бывший молчун теперь превратился в оратора. – Мы, истинные художники, страдаем, а таким клоунам, как она, все аплодируют.
На скамейке позади них восседали всегдашние алкаши, распивающие водку под звуки французского шансона. Один из них нетвердой походкой подошел к Солу, который был выше него на две головы, и положил руку ему на плечо, словно собираясь залезть на столб.
– От ет-то человек, – сказал он, обращаясь к Сиван, заплетающимся языком. – Ет-то гений! Ге-ний! Ба-алшой художник! Во, гляди!
Он поднял руку и указал на лавку Карло. Сейчас ставня была поднята, и поэтому можно было рассмотреть лишь небольшую часть граффити оскаленного волка.
– Етто его работа, – произнес пьяница и пошатнулся.
Сол стряхнул его руку и шагнул вперед, чтобы уклониться от еще одного медвежьего объятия, а пьяница, промахнувшись, устало вернулся на скамейку к своим товарищам.