Михаль Шалев
Тихая ложь
Джерри
Яаль уселся в кресло возле окна.
– Что ты делала в Ашдоде?
– У моего приятеля умер отец. Я ездила на похороны.
– А как же поминки?
– Поеду завтра. Мне было важно вернуться, чтобы встретиться с тобой.
– Настолько важно?
Сиван почувствовала в его голосе страх. Как и в молодости, внешне он выглядел уверенным и непоколебимым, но он все же не мог – да и кто бы смог? – полностью контролировать страх, порождаемый разрывом между правдой и ложью, который со временем разрастается до чудовищных размеров и подминает под себя все вокруг, совсем как в песне:
В наших сердцах дремлет тихая ложь.
Тихо плывет она, смежив ресницы,
Писем забытых листает страницы,
Дремлет в сердцах наших тихая ложь[39]
– Давай сначала поговорим о Карни.
– Так я и знал, что это не дает тебе покоя! Я ведь уже много раз говорил тебе, что никогда не смогу полюбить никакую другую женщину так, как я любил твою сестру.
– Послушай, Яаль, – прервала его Сиван. – Бамби умерла двадцать лет назад. Что прошло, то прошло. Ты волен любить кого захочешь и как захочешь. Ты заслуживаешь любви и счастья, и если ты нашел все это с Карни, я буду лишь рада. Дело вовсе не в этом.
– Окей, а в чем же?
– Карни Салу – сестра Земера Салу.
– А кто такой Земер Салу? – Яаль выглядел окончательно запутавшимся.
Сиван рассказала ему об ужасном поступке, совершенном Пинхасом Поти и о мести Карни.
– Карни родилась в многодетной, сплоченной семье музыкантов и была очень привязана к своим братьям. Она была очень одаренным ребенком. Когда ей было всего девять лет, они создали музыкальный ансамбль и всегда выступали вместе. Ее старший брат Земер фактически заменял ей отца, а когда произошла эта трагедия, ей было всего одиннадцать.
Яаль встал и принялся расхаживать по комнате.
– Этого не может быть! Я знаю ее. Она хрупкая, как мотылек. Она ни за что не смогла бы совершить такой ужасный поступок.
– Да ладно тебе, Яаль! Ее поступок не такой уж и ужасный. Учитывая все обстятельства, ее вполне можно понять. Но то, что она сделала, безусловно противозаконно – она издевалась над двумя ни в чем не повинными стариками. Ведь Пинхас был таким психопатом от рождения.
– Я просто не знаю, что и думать. Это совершенно не похоже не Карни. Она – фея. Она и мухи не обидит!
– Яаль, – Сиван смягчила голос. – Не совершай снова ту же ошибку, которую ты совершил с Бамби. Это не помогло Бамби, не поможет и теперь. Не относись к Карни, как к богине, лишенной недостатков. Карни, так же, как и Бамби – женщина из плоти и крови, и у обеих есть немало отрицательных черт. Все мы, включая и меня, вполне способны совершать неприглядные поступки, и как бы тебе ни было трудно, тебе придется это признать.
– Может быть, лучше тебе поговорить с ней? Если это скажу я, она убежит от меня так же, как в свое время сделала Бамби, – голос его дрогнул. – А ведь я ждал ее целый год. Год!
– Я знаю, как нелегко тебе пришлось.
Яаль вздохнул, и в его голосе послышалась ирония.
– Тогда мне это только казалось. Что такое тяжело я понял лишь после аварии. Зачем я вернул ее? Если бы она осталась там, все было бы хорошо. Я сам сотворил все это своими собственными руками.
– Хватит, Яаль. Каждый из нас обвинял себя в том, что случилось. Но Бамби не поехала в Бразилию из-за меня и не вернулась из-за тебя. Она сделала это по собственной воле. В этом-то все и дело. И Карни сейчас поступает так, как она поступает, вовсе не из-за брата или кого-либо еще. Она делает это потому, что она – Карни.
– Так что же мне ей сказать?
– Скажи ей так: «Карни, любимая, я все знаю. Сиван мне все рассказала. Не сердись на меня, это ничему не поможет. Я люблю и буду любить тебя, но я должен тебе сказать, что ты совершила недостойный поступок. Если ты хочешь, чтобы мы оставались вместе, ты должна сделать две вещи. Во-первых, ты должна извиниться перед Алазаром, Бат Эль и их дочерью за все страдания, которые ты им причинила, а во-вторых, ты должна научиться справляться со своими чувствами. Вот смотри, я потерял женщину, которую любил больше всего на свете, Сиван потеряла свою любимую сестру, а ты – брата. Мы все находимся в одинаковом положении. Но мы должны продолжать жить и не мстить людям, а любить их». А после того, как она выслушает все это и успокоится, ты должен убедить ее, что любишь ее, что всегда будешь с ней, и что ей нечего бояться.
– Ну хорошо, – Яаль кивнул. – А о чем еще ты хотела со мной поговорить?
– Эта вещь гораздо более серьезная. Думаю, она тебя шокирует.
– Ты уверена, что я должен ее услышать?
– Хватит притворяться, Яаль. Пора уже расправить крылья и взлететь. И тебе, и мне. Давай освободимся от всех секретов.
Сиван порылась в коробке, достала оттуда пачку фотографий, раскрыла ее веером, словно это были карты, и приступила к рассказу.
За все время, пока Сиван говорила, Яаль не проронил ни слова. Когда она замолчала, он продолжал сидеть в глубоком раздумье, будто пригвожденный к своему месту. Сиван старалась не дышать, чтобы не мешать ему. Лучи вечернего солнца упали на расставленные по подоконнику горшки с цветами и окрасили их в золотистый цвет. Яаль встал, подошел к Сиван, поднял ее на ноги и обнял, и Сиван ответила ему встречным объятием.
Яаль задрожал, и Сиван погладила его по спине. Из его груди вырвался сдавленный стон. Наконец он выпрямился, и глубоко вздохнул.
– Ты удивишься, но я это знал, – произнес он, подошел к окну и выглянул во двор. – Было у меня такое чувство. И знаешь, что я хочу тебе сказать? Что это было самое лучшее из всего, что случилось в моей жизни.
– И в моей.
Приземлившись в Рио ранним утром, Сиван и Бамби взяли такси и поехали в молодежный хостел, находящийся у подножия горы Корковадо[40]. Дорога, петляя, поднималась вверх. По обеим ее сторонам стояли некогда шикарные дома, превратившиеся теперь в развалины. Улицы были полны странных людей, выглядящих бездомными, но хостел оказался чистым, уютным и полным туристов со всех концов света. Сиван и Бамби вселились в комнату, где помимо них проживало еще четыре девушки, вымылись в общем душе и проспали несколько часов. Проснувшись, они спустились в общую комнату, купили у одного из туристов, возвращающихся домой, рюкзак и спальный мешок для Бамби, и отправились гулять по Копакабане. Убедившись, что она ничем не отличается от битком забитого городского пляжа Тель Авива, они пошли по магазинам, где Бамби купила себе просторные длинные штаны, шорты, две рубашки и два платья. Теперь они были готовы к дальнейшему пути. В шесть они поднялись на гору, откуда открывался чудесный вид на город, утопающий в зелени, а вечером пошли в клуб, где играла живая музыка. Через двадцать минут они уже находились в центре событий. Сиван была рада, что Бамби поехала вместе с ней – одной ей было бы гораздо труднее включиться в общее веселье. Они танцевали как сумасшедшие, а когда концерт закончился, пошли вместе с певцами выпить пива и расстались с ними лишь на рассвете. На третий день перед отлетом в Бахию в небольшом ресторанчике, куда им посоветовали сходить, они встретили двух певцов из тех, с кем провели свой первый вечер. С ними были еще несколько парней и девушек – музыкантов и художников. Один из них достал гитару, другой – флейту, а третий принялся отбивать ритм прямо на поверхности стола, и маленький зальчик заполнился песнями и танцами.
Рядом с Бамби сидел парень с надписью «Виндсерфинг Джерри» на майке. Узнав, что он и в самом деле занимается серфингом, Бамби попросила его порекомендовать самое лучшее для катания на волнах место из более чем десяти тысяч километров бразильских пляжей и получила однозначный ответ – Джерри. Добраться туде нелегко, но усилия стоят того. А если они и впрямь окажутся там, пусть спросят его приятеля Томаса, который занимается прокатом оборудования, и передадут ему привет от Дениса.
В течение нескольких недель Сиван и Бамби путешествовали в окрестностях Сальвадора[41], где во многих местах не было даже электричества. Они оставались на ночлег в домах, сложенных из камня и глины, проводили вечера, довольствуясь светом свечей или фонарика и засыпали под грохот генераторов, питающих немногочисленные электроприборы, которыми пользовались местные жители. Они ложились спать вскоре после заката, просыпались на рассвете, часами бродили вдоль красивейших, но совершенно пустынных пляжей, катались на волнах, питались рыбой, которая еще час назад трепетала в сетях рыбаков, выходили с ними в море на разноцветных лодках, учились готовить мокеку[42], ели плоды манго, сорванные прямо с дерева и ананасы, купленные за гроши у лоточников, сидящих на обочине дороги, и время от времени флиртовали с такими же, как и они, туристами с рюкзаками за спиной. Каждое новое место, где им удалось побывать, казалось им самым красивым из всего, что они когда-либо видели раньше, но потом они попадали в другое место, еще более красивое, еще более удивительное. Ощущение постоянного счастья не покидало их. Бамби поправилась и весила теперь уже пятьдесят четыре килограмма. Немного для такой высокой девушки, как она, но и это раньше казалось недостижимой мечтой. Она снова стала красавицей, привлекающей всеобщее внимание и использующей свои чары, чтобы сеять вокруг себя гармонию и радость. Она знала, когда можно и нужно блистать и бесчинствовать, а когда стоит успокоиться, исчезнуть и пропустить вперед себя Сиван. Именно здесь, вдали от Яаля, она снова расцвела. Она перестала быть погруженной в себя и стала уделять все свое внимание Сиван, которая, в свою очередь, оставивив дома свою стеснительность, приобрела уверенность в себе и даже стала проявлять лидерство и руководить их совместными действиями. Каждый день Сиван хвалила Бамби за тот трюк, который она с ней проделала и за ее решимость оставить Яаля и присоединиться к ней.
Время шло, но мысли о Джерри не выходили у Сиван из головы и в мае, когда они, чтобы сэкономить деньги, подрабатывали барменшами в Арайяль-де-Аджуда, она решила, что пришла пора двигаться дальше.
Поездка на автобусе от Сальвадора до Портолезе занимала почти три дня, поэтому они решили лететь самолетом несмотря на то, что билеты стоили по девяносто долларов на человека. Так как им объяснили, что смотреть в Портолезе совершенно нечего, а находиться там небезопасно, они решили не ехать в город, а переспали на жестких креслах в зале ожидания аэропорта. Наутро Сиван нашла почтовый ящик и отправила домой заготовленные заранее открытки для отца и Долев и еще одну (о которой она не рассказала Бамби) для Яаля, подписанную «любящая тебя свояченица Сиван», в которой она просила его не беспокоиться и обещала заботиться о своей сестре. Через восемь часов, проведенных в автобусе, который, к их удивлению, оказался совершенно новым и очень уютным, они, наконец, добрались до места назначения (так, по крайней мере, объявил им водитель). Однако, выйдя из автобуса они заколебались. Тишина. Вокруг – ни души и никаких намеков на строения. Приглядевшись получше, они заметили спускающуюся вниз тропинку, исчезающую в густых зарослях, и деревянную табличку с полустертой надписью «Приа». Где находится эта Приа, в сотне метров или в сотне километров, спросить было не у кого. Так как других альтернатив не было, сестры решили идти вперед и надеяться на лучшее, но через час нелегкого пути их надежды начали понемнгогу рассеиваться.
– А что, если мы пошли не в ту сторону? – спросила Бамби. – Что, если мы заблудимся и умрем от голода и жажды?
– Как можно умереть от голода или жажды, если кругом полно ручьев и фруктовых деревьев? – возразила Сиван.
– Говорила я тебе, – продолжала ворчать Бамби, – давай останемся в Бахии. Ну что здесь есть такого замечательного, чего мы не видели там?
– Смотри – вон следы шин. Значит здесь проезжают машины.
– Да ты просто следопыт. Может, они проезжают тут раз в день, или раз в неделю.
– А ты что, куда-то торопишься?
Напряжение разрядилось, и они засмеялись.
– Я не волнуюсь, – сказала Бамби. – Просто солнце уже садится, а у меня нет ни малейшего желания застрять здесь в темноте.
– Чувствую я, что скоро мы куда-нибудь придем. Хуже уже не будет, – успокоила ее Сиван.
И вдруг, как бы желая доказать ей, что она была не права, с неба посыпались первые, почти незаметные капли дождя, а через десять минут на них уже не осталось ни одной сухой нитки, а песок под ногами превратился в скользкую и топкую грязь. Они падали, вставали, снова падали, снова вставали и продолжали идти вперед шаг за шагом, осторожно нащупывая путь. Сиван продолжала убеждать Бамби, что вот-вот перед их взором откроется деревня. Однако дождь и не думал прекращаться, и Бамби стала кричать на Сиван, что как только они выберутся на сухое место, она задушит ее своими собственными руками.
И тут случилось чудо. Из-за поворота дороги появился пикап, в котором сидели мужчина и женщина, и остановился рядом с ними.
– Джерикоакоара? – спросили они.
– Приа.
– Нам надо в Джерикоакоару.
– Я отвезу вас, – ответил водитель. Они уже достаточно хорошо знали португальский, чтобы понимать его. – Шесть реалов. Только сначала сделаем остановку в Прие. Для нее.
И он мотнул головой в сторону сидящей рядом с ним женщины.
Сиван и Бамби не стали торговаться, а забросили рюкзаки в кузов и забрались туда сами. Кузов пикапа был открытым, и они продолжали мокнуть под дождем, но вскоре он стал ослабевать. Минут через сорок они добрались до Прии. Всю дорогу Бамби и Сиван смотрели друг на друга и думали: «неужели нам пришлось бы проделать весь этот путь пешком?». Высадив женщину в центре деревни, водитель продолжил путь и вскоре добрался до берега, где стояло несколько ветхих построек, в одной из которых находился ресторан.
– Я просто умираю, – произнесла Бамби. – Сойдем?
– Нам надо в Джерри. Мы не будем здесь останавливаться. Сколько еще осталось? – спросила она, постучав в кабину водителя.
– Двадцать минут.
– Двадцать минут, – радостно повторила она, словно Бамби не слышала ответ собственными ушами.
Машина выехала на песок и поехала вдоль берега, и тут перед взором сестер предстало нечто такое, что оправдывало все долгие часы переживаний, усталости и отчаяния. Дождь прекратился, тяжелые черные тучи исчезли за горизонтом, а на смену им пришли мягкие, словно вата, белые массы, освещенные заходящим солнцем, лучи которого окрашивали море в постоянно меняющиеся цвета: темно-зеленый, изумрудно-голубой и даже розовый. Небо над их головой тоже взорвалось фейерверком цветов: оранжевый, фиолетовый, розовый, красный, зеленый.
– Где камера? – закричала Сиван. – Скорее, скорее доставай камеру! Это снимай, и это, и вон там!
Ручьи, стекающие в море, преграждали им путь, машина увязала в огромных дюнах, объезжая белых осликов, которые и не думали подвинуться в сторону, там и сям вдоль берега попадались обломки разноцветных лодок. Бамби постучала по кабине водителя, и когда он остановился, попросила его сфотографировать их вместе, чтобы навсегда запечатлеть их незабываемое прибытие в Джерри.
Парк простыней
– Привет, мам! Как дела? – спросила Лайла, зайдя в дом вместе с Сааром.
Сиван оторвала взгляд от фотографий. Яаль давно ушел, в доме было темно. Она не обратила внимание на время и не включила свет.
– Порядок. Как отец? – спросила она, обращаясь к Саару. – Завтра в семь я приду его проведать.
– Грустит, но в целом ничего. Он говорит, что это хорошо, что дедушка умер раньше, чем полностью потерял память.
– Он прав. Я тоже так думаю.
– Что ты делаешь? – спросила Лайла, взяв в руки одну из фотографий. – Что это за место?И что это за модель рядом с тобой?
– Это Бамби.
– Что?! Теперь я понимаю, что ты имела в виду. Тут она совсем другая.
– В то время она поправилась до своего максимума и, как следствие, была изумительно красивой. Ко мне приходил Яаль. Мы занимались воспоминаниями.
– Ты не хочешь продолжить свой рассказ? Саар устал и пойдет спать, так что у нас есть весь вечер.
– На чем мы остановились в прошлый раз? – спросила Сиван, когла Саар закрыл за собой дверь спальни.
– На том, что ты спала с мужем своей сестры, а она все знала, но промолчала.
– Правильно, – согласилась Сиван. – Мне неприятно об этом вспоминать, но что было, то было.
– Я уже говорила тебе, мам, что не собираюсь тебя судить.
Сиван и Бамби добрались до Джерри уже ночью. Деревенька была небольшой: широкие улицы, посыпанные белым песком, домики рыбаков, освещенные фонарями, подвешенными у входа. Некоторые из их хозяев сидели на табуретках на крыльце, другие покачивались в гамаках на верандах, болтали, пересмеивались. Вокруг носились ребятишки. Из кухонь доносился запах жареной рыбы. За накрытыми во дворах столами семьи заканчивали свою вечернюю трапезу. В окнах домов светились экраны телевизоров. В центре поселка толпилась большая группа европейцев, встретившая Сиван и Бамби с распростертыми объятиями. Кто-то тут же вызвался проводить их к одной из рыбачек, выделившей им две комнаты в пристройке, расположенной на заднем дворе – просто мечта! – и за несколько монет накормившей их ужином, составленным из остатков их семейной трапезы. Проголодавшиеся сестры набросились на еду, а потом отправились спать.
Наутро они первым делом принялись разыскивать Томаса.
– Здравствуйте. Денис из Рио посоветовал нам найти вас. Я Бамби, – произнесла Бамби, указывая на себя пальцем, – а это моя сестра Сиван. Мы из Израиля.
– Если вам так легче, можете говорить по-английски, – радостно улыбнулся дочерна загорелый Томас с выбеленными солнцем волосами. – Добро пожаловать! Друзья Дениса – мои друзья. Вы уже устроились, или вам требуется помощь?
– Прекрасно устроились.
– Заходите, присаживайтесь. Пиво? Кайпиринья[43]? Я угощаю.
Томас оказался бразильцем швейцарского происхождения, который год назад приехал в Джерри и решил остаться здесь навсегда. Он купил участок земли на вершине холма, возле которого можно было заниматься серфингом, и открыл бизнес прямо на центральной площади деревни, где стояла небольшая белая церковь. Томас водил дружбу как с семьями рыбаков, так и с приезжими серферами и часто выступал неофициальным посредником между ними. С его подачи Сиван и Бамби вскоре забросили свои доски и начали заниматься виндсерфингом, а помимо этого много пушествовали по окрестностям с местными проводниками, прекрасно знающими национальный парк, окружающий Джерри. Они бродили по мангровым рощам, купались в озерах и лагунах и взбирались на большую дюну наблюдать закат солнца. Не жизнь, а малина. Ни Яаля, ни анорексии, ни телефонных звонков, ни писем – никаких проблем. По вечерам они сидели в шумной толпе туристов со всего света, наблюдая как заходящее солнце окрашивает большие лужи, оставшиеся на берегу после отлива, во все оттенки цветов от кроваво-красного до бледно-розового, потягивали кайпиринью и прислушивались к звукам музыки.
И вот, в один из вечеров к площади подошел незнакомец, привлекший всеобщее внимание: голубоглазый блондин, загорелый до темно-шоколадного цвета, в шортах, без рубашки и с огромным рюкзаком за плечами. Он поставил рюкзак на землю, обнял Томаса, поболтал с ним о чем-то по-португальски, принял от него бокал пива и присоединился к толпе.
– Познакомьтесь. Это мои лучшие друзья из Израиля, Бамби и Сивани, а это – мой друг Родриго из Минас Жерайс[44].
– Сестры? – спросил он, отхлебнув пива и подняв вверх оба больших пальца.
– Да, сестры.
Бамби тут же взяла его в оборот. Родриго говорил по-английски не так свободно, как Томас, но Бамби уже знала португальский достаточно хорошо для того, чтобы объясниться, а недостающие слова она дополняла жестами, мимикой и улыбками. К концу вечера они уже расставались, как старые друзья – с крепкими объятиями и горячими поцелуями.
– Конфетка! – объявила Бамби, когда они с Сиван улеглись на своих кроватях. – Я все никак не могу перестать о нем думать.
– О Родриго?
– А о ком же еще?
– Так ты же с ним только сегодня познакомилась.
– Ну и что?
– И ты замужем.
– Ну и что? – капризно повторила Бамби. – Какая мне на хрен разница?
Сиван повернулась на бок. Ей тоже понравился Родриго, и она была бы не против закрутить с ним роман, но она не собиралась соревноваться с Бамби.
На следующее утро они встретили Томаса и Родриго на берегу – оба атлетического сложения в крошечных бразильских плавках. Родриго открыл свой рюкзак и демонстрировал Томасу его содержимое: большой парус, какие-то стержни и набор веревок. Увидев сестер, Родриго на мгновение улыбнулся им и тут же повернулся к Томасу. Они о чем-то оживленно беседовали по-португальски, и Сиван смогла понять, что Родриго хочет установить на доску свой парус, а Томас уверяет его, что для такого паруса нужно будет построить специальную доску. В конце концов все трое взяли доски и зашли в воду. Оставив сестер бултыхаться в прибоежной пене, Родриго уплыл далеко в море и продемонстрировал все, на что был способен: скорость, трюки, виртуозное владение доской и телом. После обеда все разбрелись по гамакам, чтобы вздремнуть, а потом снова пошли на море. А вечером – жареная рыба, косяк с травкой, передаваемый по кругу и музыка.
Бамби с Томасом пошли танцевать, к ним присоединились бразильцы, которые постепенно затянули в круг европейцев. Родриго уселся рядом с Сиван и принялся что-то объяснять ей на своем ломаном английском. Она взяла себе еще пива. Легкий ветерок обдувал ее тело, едва прикрытое коротеньким платьицем. Он что-то сказал, и она засмеялась, уловив, что это была шутка. Время от времени Бамби корчила Сиван рожи, как бы говоря: «Давай, сестренка, действуй! Он твой». Родриго задал ей несколько вопросов об Израиле и рассказал, что у него есть друг израильтянин из Тель Авива, с которым они встретились пару лет назад и с тех пор поддерживают связь, и что он собирается поехать в Израиль и покататься с ним на волнах на Синае. Сиван расслабленно слушала его болтовню. Родриго было двадцать семь, он закончил университет в Сан Пауло, и его родители хотели, чтобы он присоединился к семейному бизнесу, но его интересовал только серфинг. Он придумал специальный парус, который позволял бы перепрыгивать через волны, летать над ними. Сиван уже улетала в небо на крыльях мечты, как вдруг рухнула на грешную землю.
– Моя жена тоже занимается серфингом, – услышала она. – Мы с ней вложили в эту идею все свои сбережения.
– Твоя жена?
Он кивнул.
– А где она сейчас?
– Дома в Минасе. Она беременна. На четвертом месяце.
– И ты оставил ее одну?
– Нет, она со своими родителями, а я приехал сюда, чтобы испытать новый парус. Мне надо представить его инвесторам. Послезавтра будут готовы новые доски, а потом я сразу уеду.
– Куда?
– В место еще более красивое, чем Джерри, – улыбнулся он. – В самое красивое место на свете.
– Где это?
– Маленькая деревушка под названием Атинс, расположенная рядом с парком дерьма[45].
– Что еще за парк дерьма? – удивилась Сиван.
– Lençóis Maranhenses. The Park of Sheets.
– Ааа. Понимаю. И что же это за парк?
– Парк, ландшафт которого напоминает смятые простыни, – попытался объяснить Родриго на смеси английского и португальского. – Сто сорок километров песчаных дюн, между которыми находятся озера чистейшей дождевой воды. В сезон дождей эти озера заполняются, а в июне начинают дуть постоянные ветра и тогда можно кататься на волнах и в море, и в лагунах, образующихся в местах впадения в море многочисленных речек, и в этих озерах.
– Родриго… – Сиван посмотрела ему в глаза и увидела в них отражение пламени костра, возле которого они сидели.
– Что?
– Мы с Бамби хотим побывать в этом удивительном месте. Можно поехать с тобой? Ты возьмешь нас?
Лайла взяла в руки следующую фотографию: Родриго в шортах и с обнаженным торсом опирается на джип, полный всяческого снаряжения, а по обеим сторонам от него стоят Бамби и Сиван. Бамби откинулась назад и тянет Родриго обеими руками за плечо, словно стараясь оторвать его от Сиван, которую он обнимает за талию другой рукой.
– Это еще в Джерри, прямо перед отъездом.
– Мам?
– Да, Лали.
– Я почему-то очень волнуюсь. Ты и правда не знаешь его фамилию?
– Нет.
– Ты иногда думаешь о нем?
– Не так чтобы прямо о нем, но я вспоминаю временами, как все это было. Ведь я его почти не знала. Но то, что я знала, мне нравилось, – Сиван сложила фотографии обратно в коробку. – Уже четыре часа утра, Лали. Пошли спать и продолжим завтра?
– Завтра не получится. Завтра мы с Сааром едем в Ашдод, потом в Иерусалим, а потом снова возвращаемся в Ашдод. Я надеюсь вернуться к концу недели.
– Нам некуда спешить.
– Спокойной ночи, мам. Я люблю тебя больше всех на свете.