Михаль Шалев
Тихая ложь
– А я думал, вы будете защищать свою половину.
– Я защищаю тех, кто в этом нуждается, независимо от пола, если только именно пол не является предметом обсуждения.
– Лири феминистка. Она всегда оправдывает всех женщин.
– А я, – засмеялась Сиван, – рассматриваю каждый случай по отдельности и стараюсь следовать здравому смыслу. Мой девиз – справедливость и взаимоуважение. Послушайте, а что это мы вдруг? Что касается квартиры, то я с ней согласна. Если взялся за гуж… Из этой квартиры можно сделать настоящую конфетку. Я даже уже вижу как. Особенно после того, как я видела то, что она сделала с вашей квартирой во Флорентине.
Их разговор был прерван звонком Лайлы.
– Ты где?
– У Мая.
– Во Флорентине? Что ты там делаешь так поздно?
– Нет. Май купил квартиру в нашем районе.
– Скажите ей, чтобы тоже пришла, – громко прошептал Май.
– Он говорит, что приглашает тебя, – сказала Сиван, хоть ей и не очень-то хотелось, чтобы здесь сейчас появилась Лайла.
– Уа, какой он! Скажи ему, что я с удовольствием приду, но в другой раз. У меня сейчас Миа, а другие девчонки на подходе. Я позвонила, потому что хотела, чтобы ты посидела с нами. Миа говорит, что очень соскучилась по тебе.
– Скажи ей, что я тоже по ней скучаю. Я приду попозже.
– Она передает тебе привет.
– У нее еще со школы есть четыре подружки, – сказала она Маю. – Они мне все как дочки. Сейчас, когда все закрыто, они частенько собираются у нас во дворе. Еще прохладно, но зато как приятно посидеть вечером на свежем воздухе под одеялом!
– А как у нее сейчас с учебой?
– Заниматься из дома трудно, но она делает все, что может. Часть занятий требует работы руками, и вот тут проявляется различие между теми, кто живет в поселках, где есть мастерские, и горожанами, такими как Лали. А еще в начале семестра она две недели просидела на карантине, так что слегка отстала.
– Я уверен, что она всех нагонит.
– У нее есть воображение и всяческие идеи, но она говорит, что у них в классе есть гораздо более талантливые студенты, и что она далеко не в первых рядах.
– Талант это только отправная точка. Для достижения успеха гораздо важнее настойчивость и целеустремленность.
Кому, как не мне, знать это, подумала Сиван.
– Я ей доверяю. Все решения, которые она принимала до сих пор, были правильными. У нее есть как бы внутренний компас, который указывает нужное направление. А главное, она мыслит очень прямолинейно. Но иногда, когда случаются неудачи, реагирует слишком сильно. Когда она была маленькой, ей было трудно справиться со своим гневом и она взрывалась как вулкан. Иногда мне приходилось учить ее сдержанности. Любую несправедливость она принимала слишком близко к сердцу. Однажды она убежала из дома, вот просто так, босиком и без телефона. Я боялась, что дочь уже совсем не вернется, но через полчаса она пришла обратно и извинилась. Знаете, у каждой эмоции есть минусы и плюсы, которые зависят от места и времени, так что мне приходилось много говорить с ней, объяснять. По мере того, как Лали взрослела, она становилась спокойнее, начала больше себя ценить, научилась извиняться. Теперь все ее любят, все хотят быть с ней, она придает уверенность тем, кто ее окружает. А я наблюдаю, как она превращает окружающий мир, по крайней мере для меня, из места печали в чудесный рай.
– Вам никогда не приходило в голову стать писательницей?
– Как то не думала, – снова засмеялась она.
– Вы очень красиво выражаетесь. Попробуйте.
– Вы удивитесь когда узнаете, что в юности я почти не говорила. Я была тихой и замкнутой. Вот сестра моя умела красиво выражаться. Во всех торжественных случаях ее просили произнести речь. Она пела и играла на гитаре, и не только пела, но и сама писала песни.
– И как же вам удалось с этим справиться? – спросил Май, пропустив все похвалы, которыми Сиван одарила сестру, мимо ушей.
– Вы будете смеяться.
– Обещаю, что не буду.
– Пошла на курс. Рядом с нашей квартирой – Лайле тогда было три годика – на дереве висело объявление, приглашающее неуверенных в себе людей учиться говорить на публике. Когда я вошла в комнату, мне немедленно захотелось развернуться и убежать. Кроме меня там было еще человек пятнадцать, и даже их я боялась. Но именно поэтому я в тот же момент решила, что я должна попробовать несмотря ни на что. Эти занятия все и изменили. Вы сейчас наверное думаете, как же так случилось, что теперь я никак не могу закрыть рот.
– Не понимаю, – улыбнулся он, – Вы же тогда уже были адвокатом. Чтобы стать адвокатом требуются уверенность в себе и минимальное умение говорить.
– Я тогда была только студенткой второго курса. Все это случилось одновременно: принятие решений, уверенность, действия. Тот факт, что у меня была маленькая дочь, тоже подтолкнул меня. Я все время думала о том, какой же я буду матерью и как она будет оценивать все то, что я говорю и делаю. Это и дало мне мотивацию. Но когда уже вступила на этот путь, я делала это не для кого нибудь, а только для себя. Это как ракета – ее надо только запустить, а дальше она сама летит в заданном направлении.
– А чем занимались ваши родители?
– Мой папа агроном, он занимался разведением рыбы в кибуце, а мама была в свое время довольно известной. В середине шестидесятых она стала королевой красоты Израиля.
– Теперь я понимаю, почему вы такая красавица.
– Очень смешно!
– Нет, правда. И Лайла тоже красавица. Красота, переходящая из поколения в поколение.
– Мне всю жизнь говорили, что я красивая, но это было из-за Бамби. Она была моложе меня на год и вот она-то была действительно изумительной красавицей. Всем не хотелось меня обижать, и все привыкли говорить, что мы выглядим одинаково. Только они забыли, что у меня тоже есть глаза, и я могу видеть разницу.
– С Бамби мне не довелось познакомиться, но и у меня тоже есть глаза, – сказал Май, подражая ей. – Вы очень красивая женщина.
И он посмотрел на нее так, словно перед ним и в самом деле стояла самая красивая женщина на свете.
Волна удовольствия снова захлестнула Сиван. Надо же какая разница между телом человека и тем, что происходит у него в душе, подумала она, но ответила вполне непринужденно:
– Ладно, не будем заострять на этом внимание. А так моя мама, пока не заболела и не умерла, была портнихой и шила платья всем женщинам кибуца.
Теперь зазвонил телефон Мая.
– Вы не будете отвечать?
Он посмотрел на экран, и Сиван тоже увидела на нем имя Лири.
– Привет Лири. Как дела?
Сиван не услышала, что же ответила Лири, но, положив трубку, Май сказал:
– Саар приехал из Иерусалима навестить нас. Надо поехать встретиться с ним. Давненько мы не виделись.
– Конечно, конечно, – торопливо сказала Сиван и встала.
– Я подброшу вас домой.
– Я могу пройтись. Это всего в пяти минутах отсюда.
– Так вам только кажется.
Усевшись позади него на мотоцикле, Сиван обняла его крепче, чем по пути к нему.
– Было здорово, – сказала она, протягивая ему шлем, когда они приехали.
– Согласен, – ответил Май. – Скажите Лайле, что всю неделю будут волны. Я буду кататься каждое утро. Выезжаю в шесть. Если она захочет поехать, пусть считает, что я ее пригласил.
– Но ведь на море запретили ходить.
– Да плевал я на эти запреты. Что это за глупость такая – не ходить на море? Я как тот старый капитан, не соблюдаю дурацкие законы. Короче, если Лайла захочет, пусть приходит.
– Я скажу ей. Спокойной ночи, Май. Привет Лири.
Лайла с подружками сидели в саду. Увидев Сиван, они приветствовали ее радостными возгласами.
– Посиди с нами. Мы тебя ждали.
– Привет, девчонки! – Сиван присела рядом с ними. Одна из них передала ей чай, а другая свернула сигарету. Последний раз Сиван курила, когда сидела с Филипом на балконе. С тех пор прошло уже полтора месяца. Иногда сигарета помогает, подумала она, затянувшись.
– Как было у Мая? – спросила Лайла.
– Лучше не бывает.
– Кто это Май? – спросили подружки.
– Новый мамин приятель, – ответила Лайла.
– Ну да! – немедленно возмутилась Сиван.
– Такой красавец, просто закачаешься, – объявила Лайла.
– Между прочим, он предложил тебе покататься с ним на волнах.
– Где он катается?
– На юге. Понятия не имею, что он имел в виду, но так он просил тебе передать.
– Интересно, – больше Лайла ничего не сказала.
Ночью, уже лежа в кровати, Сиван снова подумала о Мае. Безусловный плюс, подумала она. Даже два плюса.
Совесть
Вечером Песаха, до наступления пасхальной трапезы, Сиван поехала навестить Яаля. Дороги из-за локдауна были практически пусты, да и в больнице посетителей было немного. Ей показалось, что и обычных больных стало меньше, возможно из-за опасения подхватить вирус или нежелания сидеть на карантине. Но она не могла не проведать его. Он находился в больнице уже почти неделю. За это время ему сделали множество проверок, включая МРТ сердца, ни одна из которых не указала на какую-либо проблему. Но врачи продолжали настаивать на имплантации кардиовертера и Мор уговорила Яаля согласиться. Кто может гарантировать, что если, не дай Бог, сердце снова остановится, он опять окажется по соседству с врачом, а на расстоянии пятидесяти метров будет находиться дефибриллятор? Три дня назад его перевели из отделения интенсивной терапии в обычную палату, где не надо было надевать защитный костюм, а можно было ограничиться маской, перчатками, полиэтиленовой шапочкой и, конечно, соблюдать дистанцию.
Щеки Яаля покрывала недельная щетина. Он сильно похудел и даже слегка осунулся, но был доволен этому факту.
– Ваня! – обрадовался он, увидев ее. – Как здорово, что ты пришла!
– Как дела? – Она посмотрела на лист, прикрепленный к кровати, на котором были результаты утренней проверки. – Что это?
– Что значит «что»?
– Почему здесь написано «ковид»?
– Вчера вечером у меня была температура 37.6 и они сказали, что может быть сделают мне тест на ковид.
Сиван обрадовалась, что не сняла маску и старалась соблюдать дистанцию.
– Не понимаю. Если есть подозрение на ковид то почему ты говоришь «может быть»? Разве они не должны были первым делом сделать тест? И потом, если они еще не сделали его, то почему тут написано «ковид», а не «есть подозрение» или «требуется проверка»?
– Оставь! Какая разница? Все уже прошло. Сегодня у меня нет температуры, и я чувствую себя хорошо. Так хочется поскорее выбраться отсюда! Доктор Шва сказал, что если бы не праздники, они бы меня уже выписали. Им совершенно нечего со мной делать. Я им уже совершенно не интересен, и никто не обращает на меня никакого внимания.
– Так тебя выпишут после праздников?
– Остается еще установка кардиовертера. Это операция под наркозом. Мор приедет в пятницу утром когда разрешат движение по автострадам и останется до воскресенья, а потом я надеюсь, что мне сделают операцию и в тот же день отпустят домой.
Позвонила Лайла. Сиван протянула Яалю телефон.
– Лайла хочет поздравить тебя с праздником. Она все время о тебе беспокоится.
Яаль нетерпеливо взял телефон у нее из рук.
– Как дела племянница-красавица?
– Класс! Как у тебя? Как ты себя чувствуешь?
– Класс.
Лайла заливисто рассмеялась.
– Когда ты выписываешься из больницы?
– Надеюсь, что в воскресенье.
– Извини, что не пришла тебя проведать. Мама не разрешила.
– Она права. Нечего тебе тут делать.
– Ты здоров? Нашли, что это было?
– Нет. Ничего не нашли.
– Улет!
– Что?
– Приезжай уже, дорогой дядюшка. Я тебя жду.
– Целую, принцесса.
– Она звонит каждый день, – сказал Яаль. – Я очень рад, что мы стали близки. Каждый раз, когда она бывает во Флорентине, она забегает поздороваться. Она такая классная! Честно тебе говорю.
Сиван села на стул у противоположной стены, так чтобы можно было видеть его лицо, оставаясь на безопасном расстоянии.
– Яаль, ты помнишь то первое утро, когда тебя привезли сюда? Мы с Лайлой зашли к тебе в палату и ты рассказывал нам, как встретил Бамби в тоннеле полном света, и как она сказала тебе, что помнит, как ты спал с «ней». То есть со мной.
– Я помню нашу встречу. Все вокруг было залито ярким светом. Она позвала меня и потянула за руку. Я ответил, что не могу пойти с ней, несмотря на то что не могу тебе передать, как мне было приятно прикоснуться к ней, – он помотал головой. —Будто я прикоснулся к… ну я не знаю… к божеству.
– Ну надо же, – Сиван думала совсем о другом. – Я не буду об этом спорить. Но Яаль, мы оба знаем, что на самом деле все обстояло совсем не так идеально, как ты это представляешь.
– На что ты намекаешь?
– Я намекаю прежде всего на тот вечер, когда по ошибке ты спал со мной вместо Бамби.
– Потому что я думал, что ты – это она, – ответил Яаль без промедления, и Сиван поняла, что он готовился к этому разговору. – Я вовсе не собирался с тобой спать, и я тебе не лгал. До тех самых пор, пока ты не вспомнила об этом по пути в Зихрон, к Долев и Томеру, я совершенно об этом забыл. Но когда я снова стал в этом копаться, я понял, что ты права, что это не заблуждение, а все так и было на самом деле.
– Мне тоже было тяжело признаваться себе в этом все эти годы. Но ничего не поделаешь, так случилось. Хорошо, что ты это понимаешь. Теперь мы оба сможем с этим справиться. Не думай, что я буду обвинять в этом тебя. Основная вина лежит на мне, и я беру на себя всю ответственность. Когда ты пьяным залез в кровать, я спала, но когда ты вместо Бамби начал заниматься сексом со мной, я проснулась. В первый момент я не понимала, что происходит, но когда поняла, могла остановить тебя, но не остановила.
– Почему? – спросил он после длинной паузы.
– Ты что, слепой? – Сиван было уже все равно. Рана затянулась. Как говорит Лайла «И не такое случается».
– Я не понимаю, что ты имеешь в виду.
– Я была в тебя влюблена.
– Ты что, смеешься надо мной? – Он попытался снисходительно усмехнуться, вернуться назад, туда, где все было, или хотя бы должно было быть, легко и просто, где можно было просто зажмуриться и видеть лишь то, что хотелось, где не существовало разницы между воображением и действительностью и где можно было убедить себя в чем угодно.
– Сегодня это звучит смешно.
Ей показалось, что в его глазах промелькнула жалость.
– Это такой комплимент?
– Я поступила нерационально.
Он прочистил горло, готовясь к неудобному, но неизбежному вопросу.
– Бамби знала?
– Знала. Она ничего мне не сказала, но она знала. Она вернулась домой тем вечером и все видела.
В его глазах отразилось неподдельное изумление. Он хотел что-то сказать, как-то отреагировать на ее слова, но в этот момент в палату вошли Мааян и Ран Шва.
– Ой, Сиван! – обрадовалась Мааян. – Как дела?
– Улет, – надо перестать пользоваться словечками Лайлы и ее подружек, подумала она. Однако этот молодежный сленг был прилипчивым, к тому же он ей нравился.
– Между прочим, знаешь, что я сейчас вспомнила? – затараторила Мааян без остановки. – Что забыла поблагодарить тебя за то, что ты стерла эти ужасные надписи. Интересно, а Алазар и Бат Эль вернули тебе деньги? Если нет, мы можем поделить расходы пополам, а может еще кто из соседей присоединится. Я не думаю, что Михаль или Сол дадут что-нибудь, но профессорша сверху, да и Пелег будут рады поучаствовать.
После того, как Яаля положили в больницу, Сиван беседовала с Мааян несколько раз. Сначала чтобы поблагодарить ее, а впоследствии чтобы сообщить новости и посоветоваться, и с каждым разом Мааян нравилась ей все больше и больше. А сейчас, когда лицо ее было скрыто маской и были видны только смеющиеся глаза, она показалась Сиван даже красивой.
– В этом нет необходимости. Ремонт был дорогим, и Яаль щедро ему заплатил, поэтому Филип сделал эту работу даром.
– Вот молодец! – похвалила подрядчика Мааян.
– Я хотела задать вам вопрос, доктор, – обратилась Сиван к Рану, которого их разговор явно нервировал и который порывался уйти как можно скорее. Он даже не подошел к Яалю, а продолжал стоять как истукан рядом со своей женой. – Почему здесь написано «ковид»?
Ран подошел к кровати и уставился на листок.
– Раз написано «ковид», значит кто-то посчитал нужным так написать.
– Но я не понимаю почему, – продолжала настаивать Сиван.
– Вы не врач, вам и не надо это понимать.
Сиван решила не обижаться.
– А все-таки? Яаль имеет право знать.
– Яаль или вы? Поговорите с тем, кто это написал. Доктор… – он взял листок в руки, – Илуз. Спросите доктора Илуза почему он написал «ковид». Наверное, у него была на это причина.
Сиван поняла, что помощи от него не дождешься, но все же решила спросить.
– У меня есть теория, почему произошла остановка сердца.
– Я слушаю, – вяло спросил Ран.
– Выяснилось, что оба родителя Яаля имели аллергию к пенициллину, а его отец однажды чуть не умер, когда получил укол антибиотика из семейства пенициллина.
– Окей, – произнес Ран. – И…
– За несколько дней до того, как у Яаля случилась остановка сердца, ему делали операцию во рту и прописали «Аугментин».
Ран продолжал слушать со скучающим видом.
– Яаль принимал «Аугментин» в течение пяти дней, а на шестой после продолжительной пробежки у него произошло нарушение сердечного ритма.
– Так в чем же состоит ваша теория? – спросил Ран, и Сиван могла поклясться, что услышала в его голосе презрение.
– Я хотела спросить, не может ли «Аугментин» вызвать нарушение сердечного ритма при высоких физических нагрузках.
– Нет.
– Почему нет?
– Потому что нет.
– Тогда что же его вызвало? – не унималась Сиван. – Никакой другой причины не нашли.
– Но это не значит, что ваша теория обоснованна.
– Объясните почему.
– Я не должен ничего объяснять. «Аугментин» не вызывает остановку сердца.
– Кто это сказал?
– Так написано в медицинской литературе.
– А вы откуда знаете? Из того, что я читала, большинство из тех, у кого происходит остановка сердца, просто падают и умирают. Девяносто процентов из тех немногих, кто благодаря счастливому стечению обстоятельств выживает, имеют хронические проблемы. Поэтому случаи, когда у человека происходит остановка сердца безо всякой видимой причины, чрезвычайно редки и они вполне могут не попасть в медицинскую литературу. Вам разве не любопытно проверить то, что я сказала? Посоветоваться с коллегами? Покопаться немного?
– Нет. Я не хочу, чтобы надо мной смеялись.
– Ну хорошо, – вмешалась Мааян, повернувшись к мужу. – Но ты не должен разговаривать с ней в таком тоне. Она ведь просто спрашивает.
– Счастливых праздников, – Ран повернулся и вышел из комнаты, оставив Сиван и Яаля в полном недоумении.
– Не обращайте на него внимания, – сказала Мааян. – Он хороший врач, но не слишком приветливый, а тут еще все в напряжении. Приношу вам извинения от его имени.
– Не надо извиняться, – поспешила произнести Сиван. – Скорее всего он прав, а я ошибаюсь.
– А если нет? – Мааян выглядела озабоченной. – Ну ладно, дорогие мои, мне пора.
– Счастливых праздников, – пожелали ей вслед Сиван и Яаль, и она обернулась, уже стоя в дверях, и приветливо помахала им рукой.
– Она просто замечательная, – произнесла Сиван.
– Еще какая! – согласился Яаль. – Ты понимаешь, что я обязан ей жизнью? А вот муж у нее довольно неприятный тип, правда?
– Антипат, – скорчила гримасу Сиван.
– Ты хочешь, чтобы мы продолжили говорить о том, о чем говорили до этого? – спросил Яаль после непродолжительной паузы.
– Да, хочу, но не сейчас. Мне еще надо приготовиться к Седеру[25]. Мы будем встречать его вдвоем.
– Почему это для тебя так важно? – спросил он. – Столько лет прошло, и Бамби давно уже нет.
– Потому что я хочу рассказать Лайле о некоторых вещах, а до этого хочу разобраться со своей совестью. Осветить все темные уголки и навести в них порядок.
– Твое право, – сказал Яаль, устало уронив голову на подушку.
– Виртуально обнимаю тебя.
Сиван уже повернулась, чтобы уйти, как вдруг Яаль спросил:
– Подожди минутку. Я никак не могу разобраться со временем. Может так случиться, что Лайла – моя дочь?
Она снова повернулась к нему и отрицательно помотала головой.
– Нет, этого быть не может. Ты можешь быть спокоен.
– Жаль. А мне как раз хотелось бы, чтобы она была моей.
Из горла Сиван вырвался искусственный смешок. Если бы все было по другому, она действительно была бы его дочерью.
Лишь после окончания Седера, который сегодня представлял собой обычный ужин с Лайлой, Сиван сообразила, что оставила мобильник на тумбочке рядом с кроватью Яаля. Когда к Лайле пришли ее подружки Миа и Гайя, она решила поехать в больницу и забрать его, потому что в это тревожное время оставаться без телефона было нельзя. Сиван оставила машину на тротуаре напротив входа в больницу. Стояла полная тишина. Охранник у входа спросил куда она идет, и она ответила, что по срочному делу в кардиологическом отделении. Он надел резиновые перчатки, торопливо проверил ее сумочку и отступил в сторону, давая пройти, но Сиван не покидало ощущение, что в любой момент ее могут остановить. На всякий случай она проверила, хорошо ли прилегает к лицу маска. Входная дверь оказалась открытой, и пройдя через нее, Сиван повернула направо. Палата Яаля была второй с левой стороны. По крайней мере не нужно было проходить мимо дежурной сестры и что-либо объяснять. Сиван бесшумно отворила дверь, надеясь – несмотря на то, что было еще только половина десятого – пробраться в темноте к тумбочке, но свет в палате внезапно вспыхнул, и она наполнилась приглушенным смехом мужчины и женщины. На стуле, где несколько часов назад сидела Сиван, теперь восседала худенькая девушка с телом модели. Они с Яалем удивленно уставились на Сиван.
– Привет, – произнес Яаль. – Что-то случилось? Почему ты вернулась?
– Я забыла здесь свой телефон.
– Ааа… А я даже не обратил внимания. Тебе никто не звонил.
– Привет, Сиван. Как дела? Все в порядке? – спросила Карни, поправив очки с розовыми стеклами многогранной формы, которые предназначались явно не для коррекции зрения. Вне всякого сомнения, Карни вполне заслуженно ходила по подиуму у самого Диора.
– Вполне. А что… – Сиван попыталась сформулировать вопрос так, чтобы не получить отрицательного ответа.
– Я подумала, – ответила Карни раньше, чем она закончила фразу, – что это нечестно – оставлять Яаля одного в больнице в праздничный вечер. И потом, я ведь тоже одна. Мне было некуда девать свою энергию, и вот я взяла с собой несколько коробок и, опа, я уже здесь, развлекаю жениха с невестой.
Сиван присоединилась ко всеобщему ликованию, несмотря на то, что не поняла, кто же тут жених, кто невеста, и что Карни имела в виду. Но вообще-то, подумала она, невзирая на ее теперешнее отношение к Яалю, было бы неплохо подумать о нем в такой вечер и навестить его.
– Ну ладно, друзья. Я пошла, – произнесла она. – Желаю вам приятного вечера.
– Ты можешь остаться, – сказал Яаль.
– Я скоро зайду, а пока меня ждет Лайла. Пока, детки.
Выйдя из лифта, Сиван набрала в поиске имя Карни и мгновенно получила ответ: родилась и выросла в мошаве Батахия, тридцать шесть лет, семь братьев, с детства выступала с песнями и танцами. Вместе с братьями создала группу, которая выступала на общественных и частных мероприятиях. Карьеру модели начала в четырнадцать лет, когда один из ведущих дизайнеров фирмы «Кристиан Диор» обратил на нее внимание и позвал на два премьерных показа. Несмотря на свой юный возраст переехала жить в Париж и в течение четырех лет участвовала во множестве презентаций по всей Европе. Когда ей исполнилось восемнадцать, вернулась обратно и отслужила в армии в музее ВВС, что укрепило симпатию к ней в Израиле и снискало множество поклонников. После демобилизации закончила «Бейт Цви»[26] и с тех пор играет в кино и ведет передачи на телевидении. Считается одной из самых красивых и успешных женщин израильского шоу-бизнеса.
Сиван была озадачена. Если Карни действительно такая успешная и богатая, почему она живет в квартире площадью семьдесят квадратов на бульваре Елизаветы? Район в целом, конечно, неплохой, но если у нее есть деньги, она могла бы найти в том же районе что-нибудь гораздо более шикарное. Сиван знала, где находится мошав Батахия, потому что неподалеку от него жила ее напарница Тамара. Видимо, Карни предпочитала южный Тель Авив из-за близости к родителям. С другой стороны, сказала она себе, ведь и Лири тоже предпочитала жить там, несмотря на то, что вполне могла позволить себе жить в северном Тель Авиве. Видимо, было немало людей, кого Флорентин притягивал как магнит. С другой стороны, все понимали, что в скором времени в этом районе начнется обновление и стоимость квартир многократно возрастет.
Вдруг она почувствовала тоску по Маю. Ей захотелось позвонить ему и напроситься на чашечку кофе, но у нее не хватило смелости. Да и вообще, подумала она, у нее сейчас другие задачи, которые потребуют немало энергии, так что не стоит тратить силы на мужчину, который до сих пор любит свою бывшую жену и ведет себя так будто они до сих пор вместе.