Михаль Шалев
Тихая ложь
– А что с ним? Где Карни?
– Карни в Эйлате. У нее с Пелегом все кончено. Когда он вернулся от родителей, он нашел ее письмо. Но Пелег не хочет, чтобы мы занимались любовью на его с Карни кровати. Вот я и предложила ему встречаться здесь. Нас влечет друг к другу. Ну как бы тебе это объяснить…
– Изо всех сил.
– Именно так. Изо всех сил.
– Это серьезно? Ведь ты… Ведь он… – Сиван не знала, как закончить предложение. – Вы такие разные.
– Можешь ничего не говорить! Я и так знаю, что все скажут. И он тоже знает. Как только это станет известно, он получит по полной программе. И в соцсетях, и в СМИ и просто так – все будут над ним смеяться и издеваться. Принц и лягушка. Красавец и чудовище.
– Я не имела в виду внешнее различие. Скажу тебе по правде, рядом с таким, как Пелег, любая женщина, кроме Карни, покажется дурнушкой.
– Спасибо на добром слове, Сиван, но я не просто «дурнушка». Я уродливая.
– Перестань так говорить. Ты, конечно, не модель, но я вижу твою красоту. И Ран ее видел, и Пелег. Это факт! Я имела в виду кое-что другое. Ты – прекрасный врач, а он развлекает людей. Он, как бы это сказать, слишком прост для тебя. Когда ваша страсть поутихнет, это может стать серьезным препятствием. Интеллектуальные различия не так-то просто преодолеть.
– Так что же мне делать? Отказаться от него? Наш роман начался вопреки здравому смыслу. Никто из нас ни к чему не стремился. Просто всякий раз, встречаясь на лестнице, мы оба испытывали такое притяжение друг к другу, что им нельзя было пренебречь. А когда мы в первый раз оказались вместе в постели, мы поняли, что никогда до этого не испытывали ничего подобного. Ни он, ни я. Будто всю жизнь мы только и делали, что ждали друг друга. Мы ни разу не говорили ни о любви, ни о браке. Пелег Золти и Мааян Шва? Невозможно себе представить. Пелег сам говорил мне, что не понимает, как такое могло случиться. Все его прежние подружки выглядели более-менее так же, как и Карни. Но вскоре он заговорил по другому. Признался, что несмотря на всю их красоту он никогда не чувствовал себя счастливым. А со мной он счастлив, он привык ко мне, к нашим встречам, и хочет быть со мной всегда. Он хорошенько обо всем подумал и хочет, чтобы у нас были дети. Ты понимаешь? Он в меня влюбился. То, что поначалу казалось невероятным, стало реальным.
– Я понимаю, что он любит тебя. А ты его?
«Ты что, совсем тупая?», прочла Сиван во взгляде Мааян и засмеялась.
– Между прочим, Пелег совсем не так глуп, как ты его себе представляешь. Я могу говорить с ним обо всем. И потом, я замужем за очень интеллигентным человеком, и что с того? Сплошное несчастье.
– Ты говорила с Раном о Пелеге?
– Нет. Сказала только, что хочу развестись, и он согласился. Мне кажется, у него тоже кто-то есть. Одна из его сотрудниц. Только я его не спрашивала. Зачем мне это?
– У вас есть что-то еще помимо этой квартиры?
– Да, немного.
– Я могу предложить тебе свои услуги в качестве адвоката?
Мааян давно уже ушла, а Сиван все еще продолжала сидеть на балконе. Мааян сказала, что Карни уехала в Эйлат. Значит она теперь с Яалем?
Внизу послышался шум мотора, и Сиван наклонилась вперед.
Со стороны улицы Мешек А-Поалот на бульвар въехал Май. Его обычно сверкающий мотоцикл был покрыт пылью, а за его спиной сидела какая-то женщина. Оба были в шлемах. Май остановился возле студии Лири, и, когда Сиван решилась перегнуться через перила и посмотреть вниз, его уже не было. Сиван поспешила к двери и вскоре услышала голоса, которые усиливались по мере того, как Май и неизвестная женщина поднимались по лестнице. Он был с Лири. Сиван вздохнула, вернулась на балкон и свернула себе еще одну сигарету. Ну и денечки выпали ей!
Она все еще стояла на балконе и курила, когда внизу вновь послышались голоса. Сердце Сиван остановилось. Это была не Лири, это была Лайла.
Сиван почувствовала легкое головокружение и наклонилась вперед еще сильнее, так как балкон Михаль не давал ей рассмотреть все как следует. Май обнял Лайлу, и она ответила ему встречным объятием. До Сиван донесся ее смешок, а потом случилось самое ужасное. Май склонил голову и поцеловал ее. Он поцеловал ее дочь! И это был не просто какой-нибудь там дружеский поцелуй в щечку. Это был страстный поцелуй влюбленных, когда язык одного чувствует язык другого, а тела сплетаются в одно целое. Сиван чувствовала, что вот-вот упадет в обморок, но продолжала стоять и смотреть. Они разомкнули объятия и надели шлемы. Май сел на мотоцикл, а Лайла устроилась сзади, крепко обхватив его за талию и прижавшись к его спине всем телом: животом, грудью, щекой. Май завел мотор, и мотоцикл устремился в том же направлении, откуда появился вначале, а еще через несколько мгновений он слился с потоком машин и пропал из вида.
Обида
Сиван проснулась в шесть вечера на диване в гостиной. Встав, она вспомнила происшедшее, и сердце ее пронзила острая боль. Даже в самых страшных снах она не могла себе представить, что когда-нибудь снова испытает ее. Эта боль не была вызвана печалью, тоской, беспомощностью, разочарованием или завистью. Она была другой – более острой, более сконцентрированной. Боль понимания того, что тот единственный, которого ты любишь, никогда не будет твоим, а будет принадлежать самому близкому тебе на свете человеку. Эту боль нельзя вылечить, от нее невозможно освободиться, потому что она вызвана жалостью к самому себе. Да, у нее была тысяча причин сердиться на Лайлу. Маю было пятьдесят, а Лайле всего двадцать четыре – тут она вдруг вспомнила о Яале и Карни. Май был сложным человеком, всей душой преданным своей бывшей супруге. Он дал Сиван понять, что все еще помнит ее и тянется к ней. У Сиван были очень веские причины чтобы потребовать от Лайлы немедленно прекратить эти отношения. Но она прекрасно понимала, что ее боль вызвана вовсе не этим. Поцелуй Мая и Лайлы был тем зеркалом, в котором она увидела себя такой, какой отказывалась видеть: женщиной, которую невозможно полюбить, неинтересной и непривлекательной. Прямой противоположностью своей сестре, а теперь еще и своей дочери. Женщиной, которую мужчины вроде Яаля и Мая не замечают. Короче, как учила бабушка свою внучку в одной детской книжке: «Идеальные мужчины не обращают внимания на обычных женщин. Обычная женщина должна найти себе обычного мужчину». Да, в этом есть свой смысл, а вот она все еще живет мечтами, и теперь она снова в проигрыше. Остается лишь надеяться, что физическая боль скоро пройдет.
Сигнал телефона известил ее о получении сообщения:
Привет, мамуля. Мы едем в Ашдод проведать отца Мая. Утром пойдем на море. Вернусь после обеда. Звиняй, что я тебя бросила. Обещаю исправиться. Я столько должна тебе рассказать! Закачаешься!
В больнице, как и ожидалось, ее снова не пустили в отделение, и она попросила медсестер передать Михаль то, что она ей купила. По дороге домой она все время думала о том, что они с Михаль живут в двух разных мирах. Вот она, Сиван, здорова, успешна, живет в хорошем доме, сама решает, что ей делать, у нее есть дочь и любимая работа. Михаль же с трудом может позаботиться о себе, живет в ужасных условиях, всеми заброшенная, и целыми днями сидит дома одна. И все же есть что-то, что их объединяет. Обе они ни разу не удостоились мужской любви. Эта мысль, несмотря на несправедливость подобного сравнения по отношению к Михаль, развеселила ее и подняла ей настроение. Решено: она не будет относиться к Маю как к другу, а будет относиться к нему как к жениху, и в положенное время встанет на свое место свекрови под хупой. При этой мысли она уже рассмеялась во весь голос. По крайней мере у нее есть одно неоценимое качество – она умеет начинать все сначала и собирать себя по кусочкам. А если при этом кое где и остаются трещины, она знает, как заполнить их позолотой.
На следующий день Михаль перевели в обычное отделение, и Сиван отправилась навестить ее. У входа в отделение ее поджидал Ноам, оказавшийся более-менее таким, каким она его себе и представляла: высокий, худощавый, русые волосы спускаются почти до плеч, бородка, светлые глаза и тонкий, крючковатый нос. Единственное, что объединяло его с Михаль была легкая сутулость. На нем была одежда из выкрашенного вручную натурального хлопка, а на ногах – сплетенные из растительного волокна сандалии.
– Вы хотите зайти к ней один? – спросила Сиван, завершив формальную процедуру знакомства.
– Нет. Она может закатить истерику и прогнать меня. Вам же она доверяет. Будет лучше если мы зайдем вместе.
Они облачились в защитные костюмы, покрыли головы полиэтиленовыми шапочками, надели на руки перчатки и только тогда смогли пройти в палату. Михаль выглядела значительно лучше. Она лежала на кровати, облаченная в накрахмаленную пижаму, от нее пахло мылом и чистотой.
– Когда уже я выйду отсюда? – были ее первые слова. – Они ничего мне не говорят.
– Через десять дней, – ответила Сиван. – Ну, может, через пару недель.
– Надоело. Хочу домой. Ты можешь принести мне коктейль? – распорядилась она, обращаясь к брату. – Шоколадный!
– С чего это вдруг коктейль? И где я тебе его возьму?
– В торговом центре через дорогу, – сухо отрезала Михаль. – Вперед!
Ноам скорчил недовольную гримасу, но все-таки отправился за коктейлем.
– Что он здесь делает? Зачем вы притащили его? Разве я вас просила?
– Я ведь говорила вам, что позвонила ему. Он же ваш брат, Михаль. Он беспокоится о вас.
– Беспокоится он, как же!
Все ясно, подумала Сиван. Михаль нервничает. А когда она нервничает, она всегда сердится.
– Я ему позвонила, – повторила она.
– Так почему же он приехал только через три дня? А если бы я за это время умерла?
– Ну, Михаль, у него ведь непростая жизнь. Что я могу вам сказать? Только то, что он вас любит.
– Как вы мне это докажете?
– Вы помните как просили у меня новые жалюзи?
– Ну?
– Мне кажется, сейчас самое подходящее время, чтобы попросить его помочь вам. Надо прибрать и привести в порядок вашу квартиру. Вы не будете возражать если я поговорю с ним? – Сиван продумала весь этот разговор заранее.
– Я разрешаю вам заменить жалюзи и навести порядок. Но вы не должны ни к чему притрагиваться! Ясно?
– Ясно.
– Тогда пусть придет кто-то и потравит тараканов. А то вы понимаете как мне приходится жить? Мои единственные друзья – тараканы.
Когда Ноам вернулся, Сиван оставила их вдвоем и вышла во двор, но не прошло и пяти минут, как Ноам присоединился к ней.
– Она задремала.
– Задремала? – удивилась Сиван.
– Да. Положила голову на подушку и вдруг захрапела.
– Тогда давайте поедем к ней домой. Я хочу, чтобы вы увидели как она живет.
– Я и так собирался там сегодня ночевать. Завтра я снова проведаю ее, а потом вернусь домой.
– Вы не сможете там ночевать. Я дам вам ключ от своей квартиры, но сначала давайте все осмотрим и поговорим.
Они встретились снова возле входа в дом. Мотоцикла Мая нигде не было видно, студия Лири была заперта. Ноам поднялся вслед за Сиван на первый этаж. Когда она отперла дверь, он переступил порог и тут же отпрянул. Вонь в квартире стояла невыносимая. Справившись с собой, он зашел внутрь и молча обошел квартиру.
Сиван ждала его посреди гостиной, сложив руки на груди.
– Я просто в шоке. Я не знал, что дела обстоят таким образом. Когда я был здесь в последний раз, все выглядело совсем по-другому.
– И когда же это было?
– Когда я привез ей пылесос.
– Вы же тогда не заходили внутрь, а оставили его у двери.
– Верно. Она не разрешила мне войти. Тогда, значит, год назад или что-то около того.
– Я пыталась объяснить вам, что она не в состоянии за собой следить. Может, когда-то она и могла это делать, но то время прошло. А теперь послушайте меня, Ноам. Вам придется раскошелиться, хочется вам этого или нет. Михаль не может жить в джунглях. Она достойна другой жизни. Я не знаю сколько у нее есть денег…
– У нее есть достаточно, – раздраженно прервал ее Ноам. – У наших родителей была четырехкомнатная квартира на улице Нахмани и кое-какие накопления. После их смерти все было поделено пополам. Я не прикасался к ее деньгам. Не знаю, что вы там обо мне думаете, но я не вор. И, клянусь вам, я совершенно не знал, что она живет в таких условиях.
– Я знаю места, где живут люди подобные Михаль и где о них заботятся.
– Когда наши родители умерли, я предложил ей пойти в подобное место. В поселке Кфар Идуд было учреждение для людей со специальными потребностями. Я даже записал ее туда. Но она хотела жить одна. Говорила, что все может сама. Прямо воевала со мной. Это была квартира нашей бабушки, и я решил, пусть она в ней живет.
– Может быть тогда этого было достаточно. А теперь вам придется либо убедить ее снова пойти в место вроде Кфар Идуда, либо обеспечить ей нормальные условия жизни. Потребуется полный ремонт с заменой всей мебели. Это обойдется в сто пятьдесят тысяч шекелей. Кроме того ей потребуется помощь с уборкой, стиркой и покупкой продуктов как минимум раз в неделю. Это будет стоить еще двадцать четыре тысячи шекелей в год. Но в первом случае у нее будет еще и компания.
– Как раз компания ей и не нужна. Я не могу заставить ее делать то, чего она не хочет.
– Я прекрасно это знаю.
– У вас есть человек, который прямо сейчас может заняться ремонтом? Лучше всего сделать его пока она лежит в больнице и ни о чем не подозревает.
– Успокойтесь, я получила ее разрешение. И еще одна вещь.
– Что еще?
Сиван увидела, что он испугался.
– Я прошу вас, чтобы вы навещали ее почаще. Скажем, раз в месяц. Это для нее очень важно. Я знаю, что у вас есть дети, работа и все такое прочее, и не прошу ставить Михаль на первое место, но связь между вами важна для вас обоих. Вы еще молоды, но с годами поймете, что эта связь гораздо прочнее того, чем вам сейчас кажется. Я не хочу, чтобы вам пришлось впоследствии сожалеть о том, что вы забыли о своей сестре.
Ноам молча кивнул.
– Вот и хорошо. А теперь поднимемся ко мне. Тут больше невозможно находиться.
Сиван позвонила Филипу, объяснила ему положение дел и договорилась, что Омар и Бадья начнут работу со следующей недели.
– Нам повезло, что они сейчас свободны, – сказала она Ноаму. – Я пошлю вам номер их счета в банке. Вам нужно заплатить аванс.
– Я сразу же переведу им деньги.
Был конец августа, суды были закрыты, и работы у Сиван было немного. Она вспомнила, что уже месяц назад заказала раму для приобретенной у Сола картины, и поехала забирать ее. Придя домой, она сняла оберточную бумагу и еще раз осмотрела картину, снова поразившись ее глубине и трогательности. Намеченная несколькими линиями фигура женщины посреди поля или моря. Резкие мазки кисти, множественные оттенки зеленого. Женщина парит в воздухе и словно уносится легким ветерком к горизонту. На нее можно было смотреть часами и каждый раз замечать что-то другое. Сол действительно был выдающимся художником, не идущим ни в какое сравнение с Лири. Несмотря на резкие цвета картины, была в ней какая-то хрупкость. Сиван прислонила картину к стене кабинета в ожидании того часа, когда Омар повесит ее.
– Привет, мам.
– Привет, – ответила Сиван, вернувшись в гостиную.
Лайла уронила сумку, полную грязной одежды, на пол, забралась с ногами на диван и растянулась на нем.
– Знаешь, как мне было здорово? Нет, ты не поймешь.
Действительно не понимаю, подумала Сиван.
– Что случилось, мам? Все в порядке? – повернулась к ней Лайла.
– Да-да. Я только что вернулась.
– Где ты была?
– Помогала Михаль. Ее положили в больницу. Именно поэтому я и уехала в воскресенье из Иерусалима.
– А почему ты должна была это делать? – спросила Лайла. – Ты что, отвечаешь за всех несчастных мира сего? Пусть ею занимается ее семья.
– Сегодня с севера приехал ее брат, который будет ей помогать. Но если рядом со мной находится человек, нуждающийся в помощи, я всегда буду стараться помочь ему.
– Таких как ты больше нет… Я просто умираю. У нас есть что-нибудь поесть? Я договорилась встретиться с Гайей в семь. У меня мало времени.
– Есть салат с тунцом.
– Ну ладно, я поем во дворе.
– Как было в Ашдоде?
– Непередаваемо! Я влюбилась, и ты не поверишь в кого. В жизни не догадаешься. Это просто свалилось на меня с неба. Так я это чувствую. То есть это только начало, но на этот раз все по-другому. По-особенному. У меня сердце прямо выскакивает из груди.
– Как же ты могла? – Сиван не могла больше сдерживаться.
– Еще как могла. Ведь после Лиора прошло уже два года, и вот, наконец, я встретила того, кого искала. Ты знаешь как это здорово?
– Но ведь он не для тебя. Разве ты этого не видишь?
– Май тебе рассказал? – Лайла изумленно посмотрела на Сиван. – Я же просила его ничего тебе не говорить.
– Он не должен был ничего мне рассказывать. Просто я вас видела.
– Где?
– Возле нашего дома во Флорентине.
– Так почему же ты к нам не подошла? Ты что, пряталась? Следила за нами?
– Ни за кем я не следила. Я увидела вас случайно. И я не понимаю, как ты не понимаешь, – рассердилась Сиван. – что он самый неподходящий для тебя человек.
– Ты его совсем не знаешь! Как ты можешь говорить такие ужасные вещи?
– Разве это ужасно если мать двадцатичетырехлетней дочери не хочет, чтобы она влюблялась в пятидесятилетнего мужчину, который к тому же флиртует с этой матерью? – произнеся последнюю фразу Сиван поняла, что допустила ошибку.
– Что? – закричала Лайла, меча громы и молнии, встав с дивана и остановившись напротив Сиван.
– Ты с Маем… – пробормотала Сиван.
– Я с Маем? Ты что, совсем спятила? Ты хоть сама-то слышишь, что говоришь? – Лайла попыталась взять себя в руки, но снова сорвалась на крик. – Я и Май?!
– Тут, по-видимому, какое-то недоразумение. Успокойся, Лали.
– Не понимаю, – пробормотала Лайла себе под нос и снова перешла на крик. – Не понимаю! Так вот что ты обо мне думаешь? Какая еще мать может подумать такое о своей дочери? И как давно ты думаешь об этом и ничего мне не говоришь? Ты ничего не понимаешь!
Она нервно порылась в своей сумке и выудила оттуда телефон и кошелек.
– Мне надо прийти в себя. После поговорим.
– Подожди, Лали. Куда ты идешь?
– Куда я иду? – насмешливо спросила Лайла. – А знаешь что? Пойду-ка я к Маю!
Сиван еще ни разу не слышала, чтобы Лайла говорила с ней таким тоном.
– Я прошу тебя. Давай сядем и поговорим.
– Не надо со мной говорить! Не сейчас! Я сейчас не в состоянии говорить! Пока!
И Лайла покинула дом, не пробыв в нем и десяти минут.
Теперь на диван повалилась Сиван. Если это была ошибка, подумала она, то это могло быть только одно из двух: или девушка на мотоцикле была не Лайлой, или же мужчина не был Маем. Но Лайлу она могла бы узнать даже с завязанными глазами, а мужчина был уж очень похож на Мая. И тут до нее дошло – это был один из его сыновей. У младшего есть постоянная девушка, значит это был Саар, тот, который переписывался с француженкой. Сиван вздохнула. Она и впрямь сумасшедшая! Нельзя делать преждевременные выводы! Как же у нее получается быть таким хорошим адвокатом? Она подождала пару часов, чтобы дать Лайле успокоиться, и послала ей сообщение:
Лали, жизнь моя, любимая моя! Я ошиблась. С тех пор, как Яаль снова появился в моей жизни, мне было нелегко. Прошлое никак не отпускает меня. Я все время думаю о Бамби. Ты, наверное, не понимаешь, при чем тут она, но я надеюсь, что ты дашь мне возможность все тебе объяснить. В том, что случилось, есть лишь моя вина, но случилось это не потому, что я не доверяю тебе, а потому, что ты и Бамби перепутались в моей голове. Вернись домой, прошу тебя. Нам надо поговорить.
Бесконечно люблю тебя, мама.
Сиван взяла сумку Лайлы, достала из нее грязную одежду и положила в стиральную машину. Потом прошла в комнату Лайлы, опустила жалюзи и зажгла гирлянду из лампочек. Надо рассказать Лайле всю правду, решила она в сотый раз. Будь что будет, даже если Лайла навсегда перестанет разговаривать с ней.
В три часа ночи она услышала, как Лайла вошла в дом, прошла в ванную, а потом направилась в свою комнату. Сиван прекрасно знала все эти звуки и могла безошибочно догадаться, что сейчас делает Лайла. Через некоторое время после того, как установилась тишина, она задремала.
Капсулы
Лайла вышла из своей комнаты как раз в тот момент, когда Сиван заваривала кофе.
– Доброе утро, – промолвила она и исчезла в ванной.
– Доброе утро.
– Я вовсе не хотела ссориться, мам.
– Все хорошо, Лали. Это я должна извиняться. Я просто не знаю, что со мной случилось.
– Меня беспокоит то, что ты носила это в себе столько дней и ничего мне не говорила. Сколько это было дней? Три?
– Что-то вроде того, – если бы Лайла только знала, сколько секретов она носит в себе уже многие годы.
– Какая ты сдержанная! А вот я бы сразу лопнула. Сядем?
Они расволожились в гостиной.
– А кроме того, – продолжала Лайла, – я понимаю, что ты думаешь о Мае. Но даже если предположить (боже упаси), что он бы мне нравился, и даже если допустить, что я бы тоже ему нравилась, ты думаешь, что я вот так взяла и предала бы тебя? Что мой эгоизм позволил бы мне обойти тебя? Я бы даже врагу такого не сделала!
– Когда я была такой как ты, я так не думала. Просто плыла по течению и все.
– Не может быть, – возразила Лайла. – Это ведь ты меня всему научила.
– Ничему я тебя не учила. Ты сама такой получилась. Разве мы когда-нибудь говорили об этом?
– Ну, мы, конечно, не говорили напрямую о дочери, которая забирает себе мужчину, в которого влюблена ее мать, но мы говорили о многом другом. И потом, это то, что передается от родителей к детям безо всяких разговоров. Вот смотрит девочка на свою мать, видит, как она думает, поступает, говорит, и мотает себе на ус.
– Между прочим, я вовсе не влюблена в Мая. Я его почти совсем не знаю.
– Сколько еще раз ты будешь говорить мне эти глупости? Не знаешь ты его, как же! Прекрасно знаешь! Если бы не Лири, вы бы уже давно были вместе.
– Ты хоть видела ее?
– Да. Она приезжала помогать его отцу. Она и сейчас там. Еще та штучка! Но классная.
– Классная, – согласилась Сиван. – А Май?
– Поначалу мне казалось, что ты была права и что он до сих пор любит ее, но сейчас я вовсе в этом не уверена. Он скорее ценит ее, чем любит. А сейчас, когда она заботится о его отце, он еще и благодарен ей. Говорила я тебе «Борись за него». Если бы я кого-нибудь любила, я пошла бы за ним хоть на край света.
– Расскажи мне о Сааре.
– Ты же хотела рассказать мне о Бамби.
– Это займет слишком много времени. Давай сначала ты.
– Ты помнишь, как я рассказывала тебе о том вечере, когда я встретила Лиора и его подружку Ротем?
– Конечно помню.
– А помнишь, как я сказала тебе, что до того, как все это случилось, напротив меня кто-то сидел?
– Да.
– Во время демонстрации Май познакомил меня с Адамом и его подружкой Анит, которые тоже были там. Ну вот значит стоим мы, болтаем, и вдруг появляется этот парень из Шаетет. Он мгновенно меня вспомнил, мы разговорились, и тут появились все его приятели из Иерусалима. Все пошли на квартиру Адама и меня тоже позвали. Знаешь, как было здорово! Так вот это и был Саар. Мы с ним проболтали до пяти утра. Он рассказал мне о своей француженке. Их отношения зашли в тупик. Она хочет делать карьеру во Франции, он посреди своей учебы, а тут еще эта «корона». На следующее утро он предложил мне поехать с ним в Иудейскую пустыню на мотоцикле отца так как Май приехал в Иерусалим на машине. Как было классно! Ты не поймешь. Мы поставили палатку, зажгли костер, испекли картошку, как во времена вашей молодости. Романтика! У него был спальный мешок, и мы спали в нем вдвоем. С тех пор мы не расставались. Поехали в Ашдод проведать его дедушку, а потом утром пошли на море. Он еще более классный серфер, чем Май.
– Так он знаком с Лиором?
– Да, знаком. Но Саар старше Лиора на два года, так что они не служили вместе. И потом, какая ему разница? У Лиора есть подруга, мы уже два года как разошлись. Так что он не крадет девушку у своего друга, – Лайла не удержалась от того, чтобы уколоть Сиван, – как ты думала про меня.
– Ладно, не делай из меня дурочку. Со второго этажа он очень похож на Мая.
– Как две капли воды, – согласилась Лайла. – Адам больше похож на Лири, а Саар – вылитый Май.
– А кроме того, – продолжала Сиван, – ты все время только и говорила, что о Мае. Ходила с ним на море. Звонила ему. Переписывалась с ним в Инстаграме. Я совсем запуталась. Видимо, я отстала от жизни. В наше время дети не общались с поколением своих родителей.
– Сегодня все по-другому. Однако есть вещи, которые не меняются. Май мне ужасно нравится, но это потому, что мне не хватает отца, а не потому, что я могла бы положить глаз на какого-нибудь старика.
– Тебе не хватает отца?
– Да. Я помню все эти глупости, которые ты рассказывала мне о Родриго. Ну и где же он? Что я могу делать с отцом, которого нет? Ничего! Я, например, всегда мечтала кататься с отцом на волнах. Представляла себе, как мы вместе спускаемся к морю, как он учит меня стоять на доске, смазывает ожоги, полученные от медуз, заворачивает меня в полотенце, обнимает меня. И вдруг появляется Май. Ну чем не отец, да еще и занимается серфингом! Он сказал, что всегда мечтал о дочери. Вот он и получил меня.
Они засмеялись. Лайла допила кофе и встала, чтобы приготовить еще чашку.
– А теперь расскажи мне о Бамби.
– У тебя есть время?
– У меня есть несколько часов сегодня и несколько часов завтра. В пятницу мы с Сааром поедем к его друзьям из какого-то кибуца. Я позвала своих подружек. Может, мы останемся с ним на севере на всю неделю. Там будет видно.
Сиван принесла в гостиную коробку с фотографиями. Лайла, как всегда, слушала ее не перебивая и лишь изредка вставляла комментарии или реагировала изменением выражения лица. Когда Сиван рассказала о ее с Бамби вторжении в квартиру Пройки, обе они весело рассмеялись.
– Так ты так ни разу и не сказала Яалю, что любишь его? – спросила Лайла, внезапно посерьезнев.
– Нет.
– А Бамби?
– Тоже нет. Но она и так знала.
Сиван чувствовала и видела, как счастливы Бамби и Яаль, и не собиралась разрушать их счастье. К тому же она служила в Хайфе, а они жили в Тель Авиве, так что встречались они не часто. Она решила, что если какое-то время не будет видеться с Яалем, ее влечение к нему поутихнет. Пока Бамби с Яалем жили в Тель Авиве, Сиван успешно убеждала себя, что от ее тайной любви к Яалю ничего не осталось. Но когда они вернулись в кибуц, это стало невозможным, и она решила принять все как есть. С этого момента она стала неотъемлемой частью их жизни. Яаль начал работать в кибуце и параллельно учился на экономическом факультете Хайфского университета. Из-за того, что ему приходилось работать на полную ставку, учеба заняла у него не три года как обычно, а четыре с половиной. В это время в кибуце было принято решение расширить прачечную и швейный цех. Яаль взял эту задачу на себя и действительно, ко всеобщему удовлетворению, сумел улучшить бизнес и получить солидную прибыль. Когда настал черед Бамби служить в армии (а как же без этого), Сиван, приезжая домой, прибирала их дом, мыла посуду, и ставила в вазу свежие цветы. Она нашла в комнате родителей кружевную занавеску и повесила ее на окно над кроватью Яаля и Бамби.
– Ты не должна этого делать, Ваня, – слабо протестовал Яаль поначалу.
Но вскоре его протесты прекратились. Бамби не любила следить за порядком, а Яаль довольно быстро привык к помощи Сиван и к уюту в доме. И даже Бамби, приезжая на побывку в конце недели, была тронута заботой Сиван.
– Ну, сестричка, ты так любишь красоту! У нас теперь не дом, а просто заглядение. А кроме того, я готова расцеловать тебя за то, как ты ухаживаешь за Яалем когда меня нет. Он сказал мне, что ты даже посадила специи в горшочках. Ну разве это не здорово! Ставлю тебе высшую оценку!
Когда Бамби возвращалась к себе на базу, Сиван приходила навещать Яаля по вечерам.
– Вот, заскочила на минутку узнать как дела и проверить, что все в порядке.
– Отчего же только на минутку, Яни? Присаживайся.
Он говорил, а она слушала его, ничего не слыша. Какие губы! А что бы я почувствовала, если бы он поцеловал меня? Наверное, тут же умерла бы от счастья.
– Скоро ко мне приедут несколько бывших сослуживцев. Классные парни! И холостые тоже есть. Может быть кто-нибудь тебе и понравится.
Сиван действительно время от времени встречалась то с тем, то с другим, но из этого ничего не вышло: когда ты по уши влюблен, твое сердце занято, и ни у кого другого, каким бы достойным он ни был, нет возможности достучаться до него. В кибуце привыкли все время видеть их втроем. Правда ходили разные сплетни: что Сиван все время с ними, потому что она влюблена в мужа своей сестры; что она заслуживает сожаления, потому что они пользуются этим и превратили ее в служанку; что они извращенцы и занимаются сексом втроем. Но все они каким-то образом не доходили до ушей Сиван, а Бамби не было до них никакого дела. Жизнь в кибуце на берегу моря текла своим чередом. Демобилизовавшись, Сиван начала работать в швейной мастерской и в парусном клубе, и параллельно стала задумываться о будущем. Она подала в руководство кибуца просьбу выделить ей деньги на путешествие в Южную Америку, хоть и не была уверена в том, хочется ли ей этого на самом деле. Но тут начались проблемы с Бамби, и поездку пришлось отложить.
Через год после призыва Бамби ее командир, который был приятелем Яаля, позвонил ему, и Яаль решил спросить совета у Сиван.
– Они говорят, что она слишком худая, и что если она ничего с этим не сделает, ее комиссуют.
Сиван замечала, что ее сестра снова похудела, но так как Бамби не приходила на побывку в конце прошлой недели, Сиван не знала, что в точности с ней происходит.
– Сколько она сейчас весит?
– Сорок шесть.
– Это мало. Бывало, что Бамби весила и меньше, но это не нормально. Скажи ему, что мы поговорим с ней когда она придет домой.
Через четыре месяца Бамби комиссовали. Она сказала всем, что у нее якобы обнаружили сальмонелез из-за шаурмы, которую она купила в каком-то ненадежном месте в старом городе, и, как всегда, нашлось немало людей, которые поверили и этой ее выдумке.
Сиван протянула Лайле фото Бамби в военной форме.
– Да, она худая, – согласилась Лайла, присмотревшись. – Но сказать наверняка ничего нельзя.
– Это правда. Но меня ей обмануть не удалось. Я знала ее лучше всех и понимала, что существует какая-то проблема. Серьезная проблема.
– Вам не приходило в голову послать ее на обследование?
– Нет. Я думала, что сама со всем справлюсь.
– Ты? У тебя были какие-то специальные знания?
– Никаких знаний у меня не было.
Лайла замолчала.
– Все говорили мне: «Ты должна сделать так, чтобы твоя сестра начала есть», вот я и взвалила на себя эту обязанность.