bannerbannerbanner
полная версияТихая ложь

Михаль Шалев
Тихая ложь

Надгробия

Продолжить беседу на следующий день не удалось: с утра Лайла помогала своей подруге, вечером она снова ушла на работу, а в пятницу, как и обещала, уехала с Сааром на север. Встретиться с Маем на выходных Сиван тоже не смогла: состояние его отца ухудшилось, и Май с матерью поехали с ним в больницу. Читать Сиван не хотелось, смотреть телевизор – тоже, работать – тем более, и она решила навестить свою подругу и напарницу Тамару.

Дом Тамары стоял на вершине холма, с которого открывался чудесный вид на Тель Гезер. Они побродили по окрестностям, и Сиван, наслаждаясь свободой от городского шума, рассказала Тамаре о последних событиях, происшедших в ее жизни. После обеда они расстались, и Сиван отправилась домой.

Проезжая по шоссе в направлении Рамлы, она обратила внимание на указатель «Батахия». Название показалось ей знакомым. Не то ли это место, где выросла Карни Салу? Сиван свернула на заправочную станцию и остановила машину.

Тель Гезер, Батахия, Гезер.

Сиван достала телефон, набрала в поиске «Пинхас Поти» и тут же получила ссылку на старую статью об убийстве Бат Цур, ее дочерей, сестры и мужа Земера, которое произошло в Батахии. Сиван вернулась на шоссе, доехала до поселка и еще какое-то время продолжала продвигаться вперед по проселочной дороге пока та не уперлась в расположенное в небольшой рощице кладбище. Сиван оставила машину на совершенно пустой стоянке и принялась ходить между могилами, пока не нашла то, что искала. Меж двух могил ее дочерей возвышалось надгробие могилы Бат Цур, а рядом – могила ее девятнадцатилетней сестры Лейлы. Неподалеку находилось еще одно, более скромное, надгробие, на котором было выбито: Земер Салу.

Так вот на что намекала Михаль, говоря о докторе Джекиле и мистере Хайде! Она имела в виду Карни. Оказывается, эта утонченная красавица, вызывающая у публики лишь восхищение, портила стены оскорбительными надписями, призванными шокировать всякого, кто их прочтет. Теперь Сиван поняла, почему Карни жила в таком невзрачном доме. Она пришла туда, вооруженная знанием ужасной правды, чтобы добить семью Поти. Но все получилось не совсем так, как планировалось. Она пришла туда с яростью, которая гнездилась в ней с детства и сделала все, что должна была сделать – запугивала, обвиняла и наказывала родителей убийцы ее брата Земера. Но со временем она поняла, что бросая грязь в других, она перепачкалась и сама. А когда ее отношения с Пелегом зашли в тупик и она влюбилась в Яаля, в ее душе наступил покой и желание мстить пропало. Именно эта любовь, настоящая любовь, которая внезапно пришла к ней в возрасте тридцати шести лет, изменила в ее жизни все.

Целый час Сиван разглядывала пять ухоженных надгробий. Каким же психопатом нужно было быть, чтобы сотворить такое! Но при чем тут Алазар и Бат Эль? Возмездие за грехи, не тобой сотворенные… Солнце село. Сиван вернулась в машину и поехала домой. Она не собиралась выяснять отношения с Карни. Если сейчас Карни тридцать шесть, значит в тот год, когда Пинхас убил ее брата, ей было всего одиннадцать.

Сиван решила позвонить Яалю.

– Привет! Как дела?

– Порядок. А как ты, Яни?

– Я говорила с Лайлой и рассказала ей о том, что произошло между нами.

Яаль замолчал, и Сиван поняла, что он лихорадочно пытается сообразить, что сказать.

– И как она отреагировала?

– Она приняла это.

– Она думает, что я ее отец?

– Нет.

– Если ей так хочется, я не против быть ее отцом.

– В этом нет надобности. Она уже остановила свой выбор на Мае.

– Кто такой Май?

– Мой новый знакомый, – Сиван решила пока не говорить, что Май, кроме всего прочего, был отцом нового приятеля Лайлы.

– Здорово.

– А как ты? У тебя есть кто-нибудь?

– По правде говоря, да, – Яаль закашлялся. – Я думаю, ты знаешь кто это. Ты видела ее в больнице.

– Чтобы ты знал, Яаль, я знакома с Карни Салу.

– Да, правда, вы знакомы. Это здорово.

– Когда ты собираешься приехать в Тель Авив? Мне надо поговорить с тобой. О нас, и о ней тоже.

– Так ты не рада тому, что мы вместе, – грустно произнес Яаль. – Я вижу, что ты сердишься. Карни совсем не такая, как Бамби. Бамби я всегда любил и буду любить, и никто мне ее не заменит.

– Да нет, Яаль. Я рада за вас. Дело тут совсем в другом. Это не телефонный разговор.

– Если это срочно, я могу приехать во вторник. У Карни сейчас съемки, а я в любом случае хотел к ней присоединиться.

– Это срочно. Приходи ко мне после обеда, и мы поговорим, чтобы никто нам не мешал.

На следующее утро Сиван поехала во Флорентин, чтобы передать Омару и Бадье ключ от квартиры Михаль, а заодно упаковать дорогие Михаль вещи, стоящие на этажерке.

– Все остальное выбросите в мусор, – распорядилась она. – А как продвигаются дела с кухней?

– Через неделю будет готова. Столяр – приятель Филипа. Уж он для вас постарается.

– Я знаю. То, что мы делаем – это не просто работа. Это мицва[36]. Я хочу, чтобы когда Михаль вернется из больницы, все было готово.

– Будет! – успокоил ее Омар. – Вот сейчас перекурим и начнем.

Разобравшись со строителями, Сиван поехала проведать Михаль. Та выглядела уже совсем здоровой, но врач сказал Сиван, что Михаль должна остаться в больнице еще как минимум на неделю пока они не убедятся в том, что болезнь прошла окончательно.

– Как дела, Михали? Как вы себя чувствуете?

Михаль приложила палец к губам, а потом демонстративно сложила руки на груди.

– Вы сердитесь?

– Чего это я буду сердиться? Вы мне никто.

– Как вы можете такое говорить? – удивленно спросила Сиван.

– А что еще я могу сказать? Бросили меня тут как бездомную собаку и исчезли. Я-то думала, что вы мне друг, а вам, оказывается, нет до меня никакого дела.

– Еще как есть дело! Но ведь у меня есть и своя жизнь. Не могу же я все время находиться возле вас как вам бы хотелось.

– Ничего я не хочу! Не морочте мне голову и не решайте за меня, что я хочу и чего не хочу!

– Вы можете унять свою мисс Пигги? Мне надо вам кое-что сказать.

Михаль посмотрела на нее долгим взглядом, все еще делая вид, что сердится, и вдруг рассмеялась.

Сиван рассказала ей о Мааян с Пелегом, о Лири с Солом, а под конец поведала о Карни Салу.

– Вы были правы, – подвела она итог. – Все, что вы мне сказали, оказалось правдой.

– На меня можно положиться, – согласилась Михаль.

– А сейчас мне надо обсудить с вами одно маленькое дельце. Речь идет о еженедельной помощи с уборкой, стиркой, готовкой и покупками. Я нашла человека, который будет рад вам помочь.

– Не знаю, – сказала Михаль. – Я не могу впускать к себе в дом кого попало.

– Я знаю вашу чувствительность, и именно поэтому хочу предложить вам нечто особенное. Обещайте мне, что не будете сердиться, а хорошенько подумаете.

– И кто же это?

– Михаил.

– Этот пьяный русский бык? – было видно, что Михаль снова обиделась.

– Вы не помните, с какой осторожностью, с каким состраданием он отнес вас к машине в тот день, когда я привезла вас сюда?

– Нет. Ничего я не помню. Я была в обмороке.

– Окей. Не важно. Он больше не пьет. Он сейчас работает в лавке у Карло. Он хороший человек, просто у него случилось несчастье. У него умер сын, и он начал пить с горя. Но это все в прошлом. Раньше он был поваром, он прекрасно готовит, а кроме того, он очень сильный. Он будет делать за вас всю тяжелую работу. Но ему нужно платить.

– Не нужны мне его одолжения. И денег у меня тоже нет.

– Ноам заплатит. Михаил предложил за свои услуги вполне разумную цену, и Ноам уже согласился.

– Ну хорошо. Я согласна попробовать.

– Вот и замечательно. Я ему передам, и он обрадуется. Вы ему нравитесь.

– А вот мне он совсем не нравится. И потом, он все время устраивает шум у меня под балконом.

– Он слушает Эдит Пиаф. Разве это шум?

– Скажите ему, что я патриотка и слушаю только израильскую музыку.

И не произнеся больше ни слова, Михаль уронила голову на подушку, закрыла глаза и принялась громко храпеть.

Сиван поняла, что визит окончен и повернулась к двери, чтобы уйти.

– Только не забудьте сказать этому быку, что он может прийти! – приказала вдогонку Михаль и снова закрыла глаза.

Выйдя из больницы, Сиван обнаружила в телефоне сообщение от Мая:

Си, мой отец умер. Похороны завтра в 11:00 на кладбище в Ашдоде. Поминки в доме родителей. Обнимаю, Май

Сиван позвонила Яалю и попросила отложить их встречу на несколько часов. Связавшись с Лайлой, она узнала, что они с Сааром уже едут в Ашдод.

Придя на следующее утро на кладбище, Сиван с удивлением увидела в немногочисленной толпе скорбящих не только Лири, но и Сола.

– Мы ездили вместе на творческие мастерские. Я решила взяться за этого монстра, выставила его работы в своей галерее. Между прочим, – она понизила голос, – сейчас не время говорить об этом, но мы с Маем решили покрыть часть ваших расходов на ремонт двери.

Сиван подошла к Маю, который обнял ее, взял за руку и представил своей матери.

– Ну вот мы и увиделись, – произнесла она. – Май только о вас и говорит. Жаль, что пришлось встретиться при таких обстоятельствах.

– Примите мои соболезнования, госпожа Бен Валид. Я понимаю как трудно расставаться с самым любимым человеком.

– Да, мы с ним всю жизнь были неразлучны.

– Я понимаю, как вам сейчас тяжело, но ваше единство навсегда останется с вами.

– Слава Богу, что это «навсегда» не будет тянуться долго. Вскоре я к нему присоединюсь. Он просил вам передать, что очень полюбил Лали. Ему повезло, что он познакомился с ней, когда еще не совсем расклеился. Мы сидели с ней в саду и ели арбуз, а вечером он сказал мне, что она замечательная девушка, и что Май должен познакомить ее с одним из сыновей.

 

– Так и случилось.

– Да, так и случилось.

Сиван подошла к Лайле, которая представила ей Саара, и Сиван смогла воочию убедиться, каким красавцем был Май в свои двадцать шесть лет.

Церемония была волнительной. Май оказался единственным, кто произнес речь, и Сиван увидела как красиво он умеет говорить. Когда он закончил, Саар и Адам установили рядом с могилой колонку и из нее полилась серенада Шуберта – любимая мелодия Менахема. Сиван стояла перед могилой во второй раз всего за несколько дней, и вдруг ей в голову закралась мысль: а что могло бы быть написано на ее могиле? Весь ее мир состоял лишь из Лайлы. Тогда, наверное, просто «Мама». Всего одно слово, которое и заключает в себе весь мир. Нет, лучше «Мать и сестра», ведь Бамби тоже была ее неотъемлемой частью.

Тишина

После той ночи Сиван старалась не встречаться ни с Бамби, ни с Яалем. По утрам она в одиночестве шла на море, а оттуда – прямиком на работу в швейную мастерскую. По вечерам вместо того, чтобы, как обычно, пойти к сестре, Сиван оставалась дома или шла к отцу и старалась уделить побольше внимания Долев. Она стала подумывать о высшем образовании. Технические специальности ее не интересовали, а гуманитарные не гарантировали устойчивого заработка, и она остановила свое внимание на праве, которое должно было обеспечить ей достойную жизнь и возможность покинуть кибуц. Она любила кибуц, море, семью и друзей, но пришла пора найти себя, начать свою жизнь. Как ей удастся со всем этим справиться? Ей не хватало силы воли, потому что вся ее предыдущая жизнь была построена на плохом подражании сестре. У Бамби хватало своих проблем. Она была анорексичной, безрассудной, с трудом контролировала себя и имела склонность к самоуничтожению. Все так. Но при всех своих достоинствах и недостатках она была Бамби! Единственная! Другой такой, как она, не было в целом свете. А Сиван? С трудом пытается втиснуться в кожу своей сестры, слиться с ней. Ужас! И как она сможет стать адвокатом если она не в состоянии просто раскрыть рот при людях? Даже в своей компании кибуцников она самая тихая, а если к ней обращаются с вопросом, страх так сдавливает ей горло, что она способна лишь промычать в ответ нечто нечленораздельное. Правда с Бамби и Яалем она в состоянии говорить нормально, но они не в счет. Она боится толпы, в толпе она моментально немеет. Однако идея изучать право не покидала Сиван. Она съездила в Тель Авивский университет, сходила на факультет права и ознакомилась с условиями поступления. Она должна была сдать психометрический тест[37] и по его результатам понять, хватало ли ей для поступления отметок аттестата. Вечером по дороге в столовую она увидела Бамби и Яаля, сидящих на лужайке в окружении других членов кибуца. Заметив Сиван, Бамби вскочила на ноги, подбежала к ней, крепко обняла и почти оторвала от земли.

– Хватит, ненормальная! – засмеялась Сиван.

– Как я по тебе соскучилась, Ваня! Куда ты пропала?

– Ездила в Тель Авив узнавать про учебу.

Бамби похудела еще больше и теперь выглядела совсем как ходячий скелет.

– И ничего мне не сказала? Ух! Я бы поехала вместе с тобой. Я тоже хочу учиться в университете.

Бамби потянула Сиван в сторону сидящей на траве молодежи, но Сиван высвободилась из ее объятий.

– Не сейчас, Бамбумела. Сейчас я не могу. У меня дела.

– Если завтра же ты не придешь к нам, я тебя убью. Почему ты больше не приходишь? Я тебе надоела? Ты больше не любишь меня?

– Ой, что за глупости ты говоришь! Хорошо. Я приду завтра.

– Не забудь!

На следующий день Сиван пошла навестить бамби и Яаля. Конфликт с сестрой вовсе не входил в ее планы – она любила Бамби и, кроме того, действительно чувствовала себя виноватой. Поэтому вместо того, чтобы убегать и прятаться, гораздо легче было сделать вид, что ничего не произошло.

Было совершенно очевидно, что Яаль ничего не помнил. Он встретил Сиван без тени смущения и встал, чтобы вскипятить воду для чая.

– Бамби, – позвал он, стоя на кухне, – пойди нарви мяты.

– Я схожу, – вскочила со своего места Сиван.

Они уселись в гостиной. Когда Сиван рассказала, что хочет получить высшее образование, Яаль возразил, что сама по себе учеба не приносит никакой пользы кроме диплома.

– Так вот почему ты за десять лет не можешь получить степень, на которую у других уходит три года, – уколола его Бамби.

– Что ты от него хочешь? – вступилась за Яаля Сиван. – Он такой молодец!

Но Бамби даже не повернулась в ее сторону и продолжала издеваться над Яалем. Правда, она делала вид, что просто шутила, а он подыгрывал ей и делал вид, что не замечает ее уколов. Несколько раз он пытался перевести разговор в обычное русло, но безуспешно. И вдруг Сиван показалось, что перед ней сидит не Бамби – худая, как скелет, с искаженным от злобы лицом, – а сам дьявол. Правда это продолжалось лишь мгновение, а потом Бамби стала такой же, как и всегда.

Сиван замолчала, чувствуя себя не в своей тарелке, но когда она промямлила, что ей пора уходить, Бамби возмутилась.

– Ты же только что пришла, Ваня, и уже уходишь? Нет, ты остаешься здесь. Если Яаль хочет, пусть уходит. Все равно я ему не нужна.

– Ты мне не нужна? – удивленно спросил Яаль, не зная, как отреагировать на такое обвинение. – Да я готов целовать землю, по которой ты ходишь!

– Давай, давай, – произнесла Бамби таким тоном, что Сиван вся съежилась. – Ты же относишься ко мне просто как к надувной кукле.

– Что? Из-за того, что я набросился на тебя после вечеринки, я теперь никто? – удивленно произнес Яаль. – Ты же знаешь, как я тебя люблю.

Сиван замерла от страха. Только этого ей и не хватало. Еще мгновение, и вся правда выплывет наружу. И тут Сиван вспомнила позу Бамби с небрежно зажатой в руке сигаретой и ее взгляд, и поняла, что ей нечего бояться. Организовала Бамби все это или нет, она никогда не предаст ее по той простой причине, что ей было все равно. Совершенно все равно.

– Но ты действительно иногда ведешь себя так, словно ничего не чувствуешь. Ладно, не важно, – вдруг смягчилась Бамби. – Я знаю, что ты меня любишь. Приношу свои извинения. Просто я в последнее время не очень хорошо себя чувствую.

– Это потому, что ты похудела, – сказал Яаль. – Тебе необходимо поправиться.

– Я постараюсь, – печально произнесла Бамби. – Я знаю, что это наносит вред и мне, и вам.

Яаль хотел обнять ее, но она переменила позу, и он неуклюже промахнулся.

– Я устала, – объявила Сиван, вставая.

– Оставайся, Ваня, – произнесла Бамби, но голос ее звучал неубедительно.

– Я скоро зайду, Бамбумела.

Вечером следующего дня, когда Сиван закончила работу в клубе и собиралась его закрывать, она увидела Яаля.

– Привет, Ваня.

– Привет, Яаль.

– Можно перекинуться с тобой парой слов?

– Конечно. Пойдем на море?

– Хорошо.

Они уселись на песок пляжа. Солнце уже зашло, но было еще светло.

– Я хотел поговорить о Бамби. О Бамби и о тебе.

– Я слушаю, – ответила Сиван, и сердце ее забилось сильнее.

– Ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь. Я не хочу, чтобы ты обиделась.

– Я не обижусь, Яаль.

– Мне кажется, будет лучше если ты перестанешь приходить к нам.

– Почему?

– Я говорил с психологом, которая преподает у нас в университете, и рассказал ей про Бамби. Она считает неправильным, что Бамби настолько зависит от тебя. Она объяснила мне, что я должен сделать, и я хочу попробовать вернуть ее. Ведь она для меня все. Я люблю ее от всего сердца, а она меня. Я абсолютно в этом уверен. В последнее время она все время говорит о разводе потому, что не хочет детей. Но я знаю, что это не то, чего она хочет на самом деле. Психолог объяснила мне, в чем состоит ее болезнь. Я записался на прием к специалисту, но ближайшая очередь только после Песаха. Она считает, что до тех пор вы должны видеться как можно реже. Я не говорю, что вы совсем не должны встречаться. Все-таки вы сестры, но если ты перестанешь приходить к нам домой, она постепенно от тебя освободится. Психолог говорит, что она относится к тебе как к матери, что ты олицетворяешь для нее все, чего ей самой не хватает, – в его голосе больше не слышалось уверенности. – Короче говоря, что-то в этом роде. Я записал все, что она сказала, и выучил это наизусть, но теперь я уже не все помню.

Дура она, эта твоя психологиня, подумала Сиван, но промолчала. Что она, в конце концов, в этом понимает? Ведь она тоже не смогла вылечить Бамби, хоть и знала ее лучше, чем кто-либо другой. Да, Бамби нуждается в срочной помощи профессионала.

– Я все понимаю, – ответила она, – и сделаю так, как ты просишь.

– И ты не обиделась на меня, Яни?

– Нет, Яаль, не обиделась. Твоя любовь к моей сестре достойна лишь уважения. Вы – муж и жена, и ты – самый важный для нее человек. Я буду мольться за то, чтобы она поскорее поправилась. Если тебе понадобится моя помощь, не стесняйся, говори. А пока я буду наблюдать за вами со стороны.

Яаль накрыл руку Сиван, лежащую на песке, своей рукой и пожал ее.

– Таких, как ты, больше нет.

Сиван получила разрешение и деньги на поездку, уволилась с работы и перебралась к подруге в Тель Авив. Зайдя в турагенство, она купила билет до Рио. Многие молодые ребята из их кибуца путешествовали по южной Америке, и все они были без ума от Бразилии. Она долго сомневалась, когда ей лучше сообщить о поездке своей сестре, и решила сделать это как можно ближе ко дню отлета. Во время разговора с Долев Сиван узнала, что Бамби и Яаль время от времени навещают их отца и что Бамби выглядит нормально. На вопрос о том, обращает ли Бамби на нее внимание, Долев ответила:

– Ты знаешь, да. В последнее время она всегда спрашивает как мои дела, а вчера она обняла меня, и мы смеялись и танцевали вместе. Только она ужасно худая. Ты знаешь, что она весит столько же, сколько я? Мои друзья называют ее «музельман»[38]. Ты не знаешь, что это значит? Это что-то плохое, да? Я на всякий случай их поколотила. Пусть заткнутся.

– Это слово не плохое и не хорошее, но лучше им не пользоваться. Бамби не музельман, просто она очень больна. Но ее непременно вылечат. Яаль заботится о ней.

– Он так ее любит, Сиви! Все говорят, ей повезло, что он так о ней заботится.

Ну вот, она уже никому не нужна, с горечью подумала Сиван. Теперь всем занимается Яаль, и это правильно, а она лезла не в свое дело. Все про нее забыли, даже Бамби. С тех пор, как она уехала в Тель Авив, Бамби ни разу даже не поинтересовалась, что с ней.

За день до отлета Сиван позвонила Бамби.

– Хотела тебе сказать, что завтра вечером я улетаю в Бразилию.

– То есть как это? На сколько? – требовательно спросила Бамби.

– Не знаю. На полгода или на год. А, может, и на все два. Короче, пока не надоест.

– И ты вот так оставляешь меня здесь?

– Бамбумела, родная, ты ведь замужняя женщина. У вас с Яалем есть свои планы.

– Угу, замужняя женщина. Как же! Ну хорошо. Ты права. Дай мне свой адрес, я заскочу к тебе завтра попрощаться и провожу тебя до аэропорта. В каком часу, говоришь, твой рейс?

– В десять тридцать вечера.

– Класс! В шесть я буду у тебя.

– Ладно. Ты приедешь вместе с Яалем?

– Нет, сестричка, я приеду одна.

В шесть вечера Бамби стояла на пороге квартиры подруги Сиван. На ней были черные спортивные штаны и рубашка с широкими рукавами, но даже под этим прикрытием было видно, какая она худая. При этом она, как всегда, была полна энергии – она повалила Сиван на диван и принялась щекотать ее до тех пор, пока Сиван не запросила пощады.

– И ты хотела вот так меня оставить? Так? – приговаривала Бамби, продолжая щекотать Сиван. – Ах ты, стерва! Ах ты, предательница! Вот тебе, вот тебе!

 

Они спустились в кафе и поужинали. Сиван заказала себе тост с сыром, а Бамби – салат с курицей. К удивлению Сиван Бамби ела с аппетитом. Она прикончила всю тарелку и даже вылизала соус до последней капли.

– Вкусно, – произнесла она.

А подход Яаля, оказывается, действует, подумала Сиван. Значит не зря она оставила их одних. Может, эта психологиня и впрямь знала свое дело.

– Как я рада видеть, что ты ешь, Бамбумела, – сказала она.

В восемь они сели в такси и поехали в аэропорт. Бамби проводила Сиван до стойки регистрации, крепко обняла ее и покрыла все ее лицо поцелуями.

– Смотри за собой, сестренка, – приказала она. – Если с тобой что-нибудь случится, я тебя убью. Ты – моя душа, мое сердце и все остальное, что есть в моем теле.

Сиван заняла свое место возле окна. Она летела испанской авиакомпанией до Мадрида, где у нее была пересадка на самолет до Рио. Рядом с ней сидел израильтянин, а место у прохода занимал испанец. Сиван решила так потому, что когда бортпроводница помогала ему застегнуть ремень, он ответил ей «Gracias». В салон прошли последние пассажиры, и бортпроводница объявила, что двери закрываются.

Сиван посмотрела в окно и заволновалась, ведь она в первый раз летела за границу одна. Ее поездка в Европу вместе с Бамби не считалась. Тогда все было совсем по-другому. Сиван надела наушники. Мужчины о чем-то говорили друг с другом, к их бормотанию примешивался доносящийся из динамиков голос бортпроводницы. Сиван задумалась о том, что скоро она окажется далеко-далеко от всех ее сегодняшних проблем…

Вдруг оба мужчины встали, и послышался чей-то голос:

– Большое спасибо! Я так вам благодарна! Вы сделали доброе дело.

Сиван повернула голову и с изумлением увидела Бамби, машущюю рукой вслед израильтянину, согласившемуся поменяться с ней местами.

– Что ты здесь делаешь? – прошептала она.

– Почему ты шепчешь? Мы ведь не в библиотеке, – Бамби повернула голову к мужчине, сидящему у прохода, и улыбнулась ему сладкой улыбкой. – Gracias, senior, gracias.

– Что ты здесь делаешь? – повторила свой вопрос Сиван, на этот раз обычным голосом.

– Лечу с тобой в Рио-де-Жанейро.

– Но как?

– Скажи, сестричка, ты захотела убежать от меня? Считала, что я дам тебе уехать одной? Что ты думала своими куриными мозгами? Что я не замечу того, что ты исчезла? Что ты сердишься на меня?

– Яаль попросил, чтобы я не приходила. Он сказал, что заказал тебе очередь у психолога.

– Ну и что, что он сказал? С каких это пор он распоряжается мной? – набросилась на нее Бамби. – Давай мы лучше не будем о нем говорить. Я и так все время на него сержусь.

– Он знает, что ты здесь?

– Разумеется. Я сказала ему, что поеду, и попросила не морочить мне голову. Я сама ему скажу, когда настанет его время, если оно вообще настанет. Если он еще хоть раз откроет свой рот, он меня больше не увидит. Так я ему и сказала, и он понял, что я говорю серьезно.

– Нехорошо так говорить, Бамби.

– Какие дела, такие и слова. Он все время настаивает на том, что у нас все нормально. Нормально, как же! У нас целая куча проблем, и если он хочет объяснить их все моей так называемой болезнью, пусть занимается этим сам.

– Но, может быть, ваши проблемы действительно как-то связаны с твоим состоянием?

– Вот поэтому я здесь, с тобой. Подальше от этого улья. Мне нужна тишина. А то каждый знает кто я, что я, и что со мной делать. Вот наступит тишина, и тогда я буду думать, люблю я Яаля или не люблю, хочу остаться с ним или нет.

– Но ведь ты не одна, ты со мной.

– Ты и есть моя тишина, Ваня, – Бамби уронила голову на спинку кресла. – Ты – единственная тишина, которая у меня есть.

36Основное значение – предписание, заповедь в иудаизме. В обиходе – всякое доброе дело.
37Единый стандартизованный тест для поступления в израильские высшие учебные заведения.
38Термин, используемый узниками концлагерей, означающий человека, доведенного до крайней степени истощения.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23 
Рейтинг@Mail.ru