Ги де Мопассан
Милый друг
IX
Прошло три месяца. Дю Руа только что получил развод. Жена его снова приняла фамилию Форестье. 15 июля Вальтеры должны были уехать в Трувиль, и на прощание решено было провести день за городом.
Поездка была назначена на четверг; в девять часов утра компания выехала в большом шестиместном дорожном ландо, запряженном четверкой лошадей.
Завтракать предполагали в Сен-Жермене, в павильоне Генриха IV. Милый друг выразил желание быть на этой прогулке единственным мужчиной, так как он не выносил присутствия физиономии маркиза де Казоля. Но в последнюю минуту решено было заехать за графом де Латур-Ивеленом и похитить его прямо с постели. Его предупредили еще накануне.
Экипаж крупной рысью выехал на авеню Елисейских Полей, потом проехали Булонский лес.
Стоял чудный летний день, не слишком жаркий. Ласточки описывали в воздухе большие круги, и след от их полета, казалось, долго оставался в синеве неба.
Дамы – мать в середине и дочери по бокам – сидели в глубине экипажа, мужчины – Вальтер между двумя приглашенными – на передней скамейке.
Переехали через Сену, обогнули Мон-Валерьен, потом поехали вдоль реки, через Буживаль в Пек.
Граф де Латур-Ивелен нежно смотрел на Розу. Это был человек уже немолодой, с длинными редкими бакенбардами, которые развевались от малейшего ветерка, что давало Дю Руа повод говорить: «Он эффектно пользуется ветром для своей бороды». Де Латур-Ивелен и Роза были уже месяц как помолвлены.
Жорж, очень бледный, часто поглядывал на Сюзанну; она тоже была бледна. Глаза их встречались, казалось, сговаривались о чем-то, понимали друг друга, обменивались какой-то мыслью, потом снова друг друга избегали. Госпожа Вальтер была спокойна, довольна.
Завтрак затянулся. Перед тем как вернуться в Париж, Жорж предложил пройтись по террасе.
Сначала остановились, чтобы полюбоваться видом. Все встали в ряд вдоль стены и принялись восторгаться широким горизонтом. У подошвы холма протекала по направлению к Мезон-Лафиту Сена, похожая на огромную змею, извивавшуюся в зелени. Направо, на вершине холма, вырисовывался чудовищный силуэт акведука Марли, напоминавший гусеницу с большими лапами, а внизу, в густой чаще деревьев, скрывалось само Марли.
На расстилавшейся перед ними бесконечной равнине то там, то сям виднелись деревни. Пруды Везине ясными и отчетливыми пятнами выделялись на тощей зелени маленькой рощи. Налево вдали возвышалась остроконечная колокольня Сартрувиля.
Вальтер сказал:
– Нигде в мире вы не найдете такой панорамы. Ничего подобного нет даже в Швейцарии.
Все медленно пошли по террасе, чтобы прогуляться и полюбоваться видом.
Жорж и Сюзанна шли позади. Как только они отстали на несколько шагов, он сказал ей тихим, сдержанным голосом:
– Сюзанна, я вас обожаю. Я вас люблю до безумия.
Она прошептала:
– И я вас, Милый друг.
Он продолжал:
– Если вы не станете моей женой, я уеду навсегда из Парижа и из Франции.
Она ответила:
– Попробуйте попросить моей руки у папы. Может быть, он согласится.
У него вырвался нетерпеливый жест.
– Нет, уже сколько раз я говорил вам, что это бесполезно. После этого для меня будут закрыты двери вашего дома, меня отстранят от газеты, и мы больше не будем иметь возможности даже видеться. Вот к чему приведет мое формальное предложение. Вас решили выдать за маркиза де Казоля. Надеются, что вы в конце концов согласитесь, и ждут.
Она спросила:
– Что же мне делать?
Он колебался и украдкой смотрел на нее:
– Любите ли вы меня настолько, чтобы совершить безумство?
Она ответила решительно:
– Да.
– Ужасное безумство?
– Да.
– Самое ужасное из безумств?
– Да.
– Хватит ли у вас смелости пойти против отца и матери?
– Да.
– Правда?
– Да.
– Так вот, есть способ, единственный! Надо, чтобы все исходило от вас, а не от меня. Вы балованный ребенок, вам позволяют говорить все, что вам вздумается; еще один взбалмошный поступок с вашей стороны никого не удивит. Слушайте же. Сегодня вечером, когда вы вернетесь домой, вы пойдете к матери, только когда она будет совсем одна, и признаетесь ей в том, что хотите быть моей женой. Она будет сильно волноваться, сильно рассердится…
Сюзанна перебила его:
– О, мама-то согласится.
Он с живостью возразил:
– Нет. Вы ее не знаете. Она будет больше сердиться и выходить из себя, чем ваш отец. Вы увидите, что она вам откажет. Но вы твердо стойте на своем, не уступайте, повторяйте, что вы хотите выйти замуж за меня, только за меня, за меня одного. Сделаете ли вы это?
– Сделаю.
– От матери вы пойдете к отцу и скажете ему то же самое очень серьезно и очень решительно.
– Да, да. А потом?
– А потом начинается самое серьезное. Если вы решили, твердо решили, совсем-совсем твердо решили стать моей женой, моя дорогая, дорогая, маленькая Сюзанна… то я… похищу вас!
Она так обрадовалась, что чуть не захлопала в ладоши:
– О, какое счастье! Вы меня похитите? Когда же вы похитите меня?
Вся старинная поэзия ночных похищений, с почтовыми каретами, с харчевнями, все очаровательные приключения, о которых она читала в книгах, возникли в ее памяти и пронеслись перед нею, как чарующий сон, близкий к осуществлению. Она повторила:
– Когда же вы похитите меня?
Он ответил очень тихо:
– Хотя бы… сегодня вечером… этой ночью…
Она спросила, дрожа:
– И куда же мы поедем?
– Это мой секрет. Обдумайте то, что вы делаете. Поймите, что после вашего бегства вы можете стать только моей женой! Это единственный способ, но он очень… очень опасен для вас.
Она объявила:
– Я решилась… Где я встречусь с вами?
– Вы сможете выйти одна из дома?
– Да, я знаю, как открыть калитку.
– Так вот, когда привратник ляжет спать, около полуночи придите ко мне на площадь Согласия. Я буду ждать вас в карете против морского министерства.
– Я приду.
– Наверно?
– Наверно.
Он взял ее руку и пожал ее:
– О, как я вас люблю! Какая вы хорошая и смелая! Так вы не хотите выходить замуж за маркиза де Казоля?
– О нет!
– Ваш отец очень сердился, когда вы ответили отказом?
– Еще бы! Он хотел снова отправить меня в монастырь.
– Вы видите, что необходимо быть очень энергичной.
– И я буду.
Она смотрела на широкий горизонт, вся поглощенная мыслью о предстоящем похищении. Она отправится далеко… далеко… с ним!.. Она будет похищена!.. Она гордилась этим. Она не думала о своей репутации, не думала о том, что с ней может случиться нечто позорное. Знала ли она вообще что-нибудь об этом? Подозревала ли она?
Госпожа Вальтер обернулась и крикнула:
– Иди же сюда, детка. Что ты там делаешь с Милым другом?
Они присоединились к остальным. Разговор шел о предстоявшей в скором времени поездке на курорт.
Обратно поехали через Шату, чтобы не возвращаться той же дорогой.
Жорж молчал. Он думал. Итак, если у этой девочки хватит смелости, он достигнет наконец успеха. В течение трех месяцев опутывал он ее сетью своей неотразимой нежности. Он обольщал, пленял, завоевывал ее. Он заставил ее полюбить себя так, как только он умел это делать. Он без труда завладел душой этой легкомысленной куколки.
Сначала он добился того, что она отказала маркизу де Казолю. Теперь она готова была бежать с ним. Другого средства не было.
Он прекрасно понимал, что госпожа Вальтер никогда не согласится отдать ему свою дочь. Она еще любила его и всегда будет любить сильно и упорно. Он сдерживал ее своей рассчитанной холодностью, но чувствовал, что бессильная, всепоглощающая страсть владела ею. Никогда он не сможет сломить ее. Никогда она не допустит, чтобы он получил Сюзанну.
Но раз девочка будет у него, далеко от них, он поведет переговоры с отцом, как равный с равным.
Поглощенный своими мыслями, он отвечал отрывистыми фразами, когда к нему обращались, не вслушиваясь в то, что ему говорили. Когда въехали в Париж, он, казалось, пришел в себя.
Сюзанна тоже задумалась; колокольчики четверки лошадей звенели у нее в ушах, и перед ней проносились бесконечные дороги, озаренные вечным лунным светом, темные леса, через которые они будут проезжать, харчевни на краю дороги и кучера, поспешно меняющие им лошадей, потому что все ведь догадываются, что за ними погоня.
Когда коляска подъехала к особняку, Жоржа начали просить остаться обедать. Он отказался и пошел домой.
Поев немного, он привел в порядок свои бумаги, точно собираясь в далекое путешествие. Он сжег компрометирующие его письма, остальные спрятал, написал нескольким друзьям.
Время от времени он смотрел на часы и думал: «Сейчас там идет, наверно, жаркий бой». Сердце у него сжималось от волнения. Что, если не удастся! Но чего ему бояться? Он всегда сумеет выпутаться! А как крупно он играл в этот вечер!
Он вышел из дому около одиннадцати часов, побродил немного, взял карету и остановился на площади Согласия, у арки морского министерства.
Время от времени он зажигал спичку и смотрел на часы. Около двенадцати его охватило лихорадочное волнение.
Каждую минуту он высовывал голову из окна кареты и смотрел, не идет ли она.
Где-то вдали пробило двенадцать, потом еще раз, ближе, потом где-то на двух часах сразу и наконец опять совсем далеко. Когда раздался последний удар, он подумал: «Кончено. Все погибло. Она не придет».
Он решил, однако, ждать до утра. В таких случаях надо быть терпеливым.
Скоро он услышал, как пробило четверть первого, потом половину, потом три четверти, и наконец все часы повторили друг за другом час, как раньше пробили двенадцать.
Он больше не ждал, он сидел, теряясь в догадках, не понимая, что могло случиться. Вдруг женская голова заглянула в окошко кареты, и голос спросил:
– Вы здесь. Милый друг?
Он вздрогнул. У него захватило дыхание.
– Это вы, Сюзанна?
– Да, это я.
Он не мог достаточно быстро повернуть ручку дверцы и повторял:
– Ах!.. это вы… это вы… входите.
Она вошла и упала на сиденье рядом с ним. Он крикнул кучеру:
– Поезжайте!
Карета двинулась.
Она тяжело дышала, будучи не в состоянии говорить.
Он спросил:
– Ну, как это произошло?
Близкая к обмороку, она прошептала:
– О! Это было ужасно, особенно с мамой.
Он волновался и дрожал.
– С вашей мамой? Что она сказала? Расскажите мне.
– О! Это было ужасно. Я вошла к ней и рассказала всю историю, которую заранее хорошенько обдумала. Она побледнела и стала кричать: «Никогда! Никогда!» Я плакала, сердилась, клялась, что выйду замуж только за вас. Мне показалось, что она готова была меня ударить. Она выглядела как безумная; она объявила, что завтра же отошлет меня в монастырь. Я никогда не видела ее такой, никогда! Папа услыхал все ее глупости и вошел. Он не так рассердился, как она, но заявил, что для меня это недостаточно хорошая партия. Они меня вывели из себя, и я тоже кричала еще громче, чем они. И папа драматическим тоном, который к нему совсем не идет, велел мне выйти. Это окончательно побудило меня решиться бежать с вами, и вот я здесь. Но куда мы едем?
Он нежно обнял ее за талию; с бьющимся сердцем, он жадно слушал ее рассказ. Жгучая ненависть к этим людям росла в нем. Но их дочь была с ним, в его руках. Теперь он им покажет себя!
Он ответил:
– На поезд мы опоздали. Этот экипаж отвезет нас в Севр, и мы там переночуем. А завтра мы отправимся в Ларош-Гийон. Это красивая деревня на берегу Сены, между Мантом и Боньером.
Она прошептала:
– Но у меня нет никаких вещей. Я ничего с собой не взяла.
Он беззаботно улыбнулся:
– Ну это мы уладим!
Экипаж катился по улицам. Жорж взял руку девушки и стал целовать ее медленно, почтительно. Он не находил, что сказать ей, так как не привык к платоническим ласкам. Вдруг ему показалось, что она плачет.
Он спросил со страхом:
– Что с вами, дорогая крошка?
Она ответила сквозь слезы:
– Бедная моя мама, наверно, не спит теперь, если заметила, что меня нет.
Мать ее действительно не спала.
Как только Сюзанна вышла из комнаты и госпожа Вальтер осталась наедине с мужем, она спросила, растерянная, убитая:
– Боже мой! Что это значит?
Вальтер, раздраженный, крикнул:
– Это значит, что этот интриган вскружил ей голову. Это он заставил ее отказать Казолю. Еще бы! Приданое пришлось ему по вкусу!
Он начал в бешенстве ходить по комнате, крича:
– Ты тоже без конца за ним ухаживала, льстила ему, любезничала, не знала, как ему угодить. Целый день только и слышно было: «Милый друг здесь. Милый друг там»! С утра до вечера! Вот он и отплатил тебе.
Она прошептала, побледнев:
– Я… за ним ухаживала?
Он прокричал ей прямо в лицо:
– Да, ты! Вы все от него без ума! Марель, Сюзанна, все вы. Ты думаешь, я не замечал, что ты двух дней не могла прожить без него?
Она выпрямилась и сказала трагическим тоном:
– Я вам не позволю так говорить со мной. Вы забываете, что я воспитывалась не в лавке, как вы…
Сначала он остановился, ошеломленный, потом бросил яростное «черт возьми!» и вышел, хлопнув дверью.
Оставшись одна, она инстинктивно подошла к зеркалу, чтобы взглянуть на себя, чтобы посмотреть, не произошла ли с ней какая-нибудь перемена, – до того все это казалось ей невероятным, чудовищным. Сюзанна влюбилась в Милого друга! Милый друг хочет жениться на Сюзанне! Нет! Она ошиблась, это неправда! Девочка почувствовала вполне естественную склонность к этому красивому молодому человеку, она надеялась, что ей позволят выйти за него замуж; это был ее каприз. Но он? Он не мог участвовать в этом. Она размышляла, взволнованная, как перед большим несчастьем. Нет, Милый друг, наверно, ничего не знал о выходке Сюзанны.
И она долго думала о том, что это за человек. Вероломен он или невинен? Какой он подлец, если сам подготовил все это! Что будет дальше? Сколько опасностей и мучений видела она впереди!
Если он ничего не знает, все еще может уладиться. Увезти Сюзанну путешествовать на полгода – и все пройдет.
Но как она сможет видеться с ним потом, она сама? Она ведь все еще любила его. Эта страсть вонзилась в ее сердце как стрела, и ничем нельзя было вырвать ее оттуда.
Жить без него было для нее невозможно. Лучше умереть.
У нее началась головная боль. Мысли ее блуждали в тоске и сомнениях, становились тяжелыми, смутными, мучительными. Она терялась в догадках, приходила в отчаяние от неизвестности. Она посмотрела на часы, было больше часу. Она сказала себе: «Я не могу больше, я схожу с ума. Я должна знать. Пойду разбужу Сюзанну и спрошу у нее».
И, сняв башмаки, чтобы не шуметь, со свечой в руке она пошла в комнату своей дочери. Она открыла дверь очень тихо, вошла и посмотрела на постель. Постель была не смята. Сначала она не поняла, в чем дело, и подумала, что девочка все еще спорит с отцом. Но вдруг ужасное подозрение мелькнуло у нее в голове, и она побежала к мужу. Через секунду она была у него, бледная и задыхающаяся. Он лежал в постели и читал.
Он спросил с испугом:
– Что такое, что с тобой?
– Видел ты Сюзанну?
– Я? Нет. А что?
– Она… она… ушла. Ее нет в комнате.
Одним прыжком он очутился на ковре, сунул ноги в туфли и в одной развевающейся рубашке бросился в комнату дочери.
Как только он в нее вошел, у него не осталось сомнений. Она убежала.
Он упал в кресло и поставил лампу на стол перед собой.
Жена вошла вслед за ним. Она пролепетала:
– Ну что?
У него не было сил отвечать, не было сил сердиться. Он простонал:
– Все кончено. Она в его руках. Мы пропали.
Она не понимала:
– Как пропали?
– Ну да, черт возьми! Теперь уже он должен жениться на ней.
У нее вырвался дикий, неистовый крик:
– Он! Никогда! Ты с ума сошел!
Он ответил печально:
– Крики не помогут. Он похитил ее; он ее обесчестил. Теперь уж лучше всего выдать ее за него замуж. Если мы будем осторожны, никто не узнает этой истории.
Она повторяла, дрожа от страшного волнения:
– Никогда, никогда он не получит Сюзанны! Никогда я не соглашусь на это.
Вальтер удрученно прошептал:
– Но ведь он уже получил ее. Все кончено. Он будет держать ее у себя и скрывать от нас до тех пор, пока мы не уступим. Значит, во избежание скандала, надо уступить сейчас же.
Жена его, терзаемая страданием, в котором она не могла сознаться, повторяла:
– Нет, нет. Никогда я не соглашусь!
Он ответил нетерпеливо:
– Рассуждать не приходится! Это необходимо. Ах, негодяй, как он провел нас!.. Мы могли бы найти человека со значительно лучшим общественным положением; но такого умного и многообещающего мы вряд ли нашли бы. Это человек с будущим. Он будет депутатом и министром.
Госпожа Вальтер заявила с дикой энергией:
– Никогда я не позволю ему жениться на Сюзанне… Ты слышишь?.. Никогда!..
В конце концов он рассердился и, как человек практический, взял на себя защиту Милого друга:
– Да замолчи же… Я тебе повторяю, что это необходимо… что это неизбежно… И кто знает? Может быть, мы не пожалеем. С людьми подобного сорта никогда не знаешь, что будет. Ты видела, как он тремя статьями заставил слететь этого дурака Ларош-Матье и с каким достоинством он это сделал, и это было нелегко в его положении мужа. Ну, будущее покажет. Факт тот, что сейчас мы всецело в его руках. Другого выхода у нас нет.
Ей хотелось кричать, кататься по полу, рвать на себе волосы. Голосом полным отчаяния она произнесла еще раз:
– Он ее не получит… Я… не… хочу!
Вальтер встал, взял лампу и сказал:
– Знаешь, ты глупа, как все женщины. Вы руководствуетесь только чувством. Вы не умеете покоряться обстоятельствам… Вы глупы! Я говорю тебе, что он женится на ней. Это необходимо.
И он вышел, шлепая туфлями. В ночной рубашке, похожий на какое-то смешное привидение, он прошел по широкому коридору большого заснувшего дома и бесшумно скрылся в своей комнате.
Госпожа Вальтер осталась стоять, терзаемая невыносимой мукой. Она не вполне еще понимала, что случилось. Она только страдала. Потом ей показалось, что у нее не хватит сил остаться здесь неподвижно до утра. Она почувствовала непреодолимую потребность уйти, бежать, искать помощи, найти поддержку.
Она старалась придумать, кого бы она могла позвать! Кого? Она не знала. Священника! Да, да, священника! Она бросится к его ногам, признается ему во всем, покается в своем грехе, скажет о своем отчаянии. Он поймет, что этот негодяй не может жениться на Сюзанне, и не допустит этого.
Ей нужен был священник, сейчас же! Но где его найти? Куда пойти за ним? Оставаться так она была не в состоянии.
Тогда перед ее глазами, как видение, встал чистый образ Иисуса, идущего по водам. Она видела его так ясно, как если бы смотрела на картину. Он звал ее. Он говорил ей: «Приди ко мне. Приди припасть к моим ногам. Я утешу тебя и скажу тебе, что надо делать».
Она взяла свечу, вышла из комнаты и спустилась вниз, чтобы попасть в оранжерею. Иисус был там, в самом конце, в маленькой зале, которая отделялась стеклянной дверью от оранжереи, чтобы сырость не испортила полотна.
Получилось нечто вроде часовни, воздвигнутой в лесу из причудливых деревьев.
Когда госпожа Вальтер вошла в зимний сад, который она видела до сих пор только при ярком освещении, она была поражена его глубоким мраком. Огромные тропические растения наполняли воздух своим тяжелым дыханием. Двери были закрыты, и запах этого странного леса, запертого под стеклянным куполом, затруднял дыхание, одурманивал, опьянял, причинял боль и наслаждение, вызывая в теле ощущение сладострастного возбуждения и смерти.
Бедная женщина двигалась нерешительно. Ей было жутко среди этого мрака, из которого, при блуждающем свете ее свечи, выступали причудливые растения, похожие на какие-то чудовища, на живые существа, на какие-то странные, уродливые и бесформенные предметы.
Вдруг она увидела Христа. Она открыла дверь, отделявшую ее от него, и упала перед ним на колени.
Сначала она молилась горячо, неудержимо, шептала слова любви, страстно и отчаянно призывала его на помощь. Потом, когда ее порыв утих, она подняла на него глаза и застыла, охваченная ужасом. При дрожащем свете единственной свечи, падавшем снизу, он был так похож на Милого друга, что это был уже не Бог – это смотрел на нее ее любовник. Это были его глаза, его лоб, его выражение лица, его холодный и высокомерный взгляд.
Она шептала: «Иисус! Иисус! Иисус!» И имя Жоржа было у нее на устах. Вдруг она подумала, что, может быть, в этот самый час Жорж овладел ее дочерью. Он был наедине с нею где-нибудь, в какой-нибудь комнате. Он! Он! С Сюзанной!
Она повторяла: «Иисус!.. Иисус!..»
Но она думала о них… о своей дочери и о своем любовнике. Они были одни в комнате… А ведь сейчас ночь. Она видела их, видела так ясно: они стояли здесь, на месте картины. Они улыбались друг другу. Они целовались. В комнате было темно, постель открыта… Она встала, чтобы подойти к ним, чтобы схватить за волосы свою дочь и вырвать ее из его объятий. Она готова была задушить ее – ее, свою дочь, которую она теперь ненавидела, которая отдавалась этому человеку. Она протянула к ней руки и наткнулась на полотно. Она коснулась ног Христа.
У нее вырвался дикий крик, и она упала навзничь. Свеча выпала из ее рук и погасла.
Что произошло потом? Перед нею долго проносились какие-то странные, ужасные видения. Жорж и Сюзанна, обнявшись, все время стояли перед ней, и с ними был Христос, который благословлял их преступную любовь.
Она смутно сознавала, что она не у себя в комнате. Она хотела подняться, убежать, но не могла. Какое-то оцепенение овладело ею и сковало члены, оставив бодрствующей лишь мысль, но мысль затуманенную, преследуемую ужасными образами, фантастическими, невероятными. Какие-то больные, странные грезы охватили ее, грезы, которые бывают иногда смертельными и которые возникают в человеческом мозгу под влиянием усыпляющих растений жарких стран с их причудливой формой и опьяняющим ароматом.
Наутро госпожу Вальтер нашли лежащей без чувств, почти задохнувшейся, перед «Иисусом, шествующим по водам». Она заболела так серьезно, что опасались за ее жизнь. Только на другой день к ней вернулось сознание. Тогда она начала плакать.
Чтобы объяснить исчезновение Сюзанны, слугам было сказано, что ее неожиданно отправили в монастырь. На длинное письмо Дю Руа Вальтер ответил согласием на брак его с дочерью.
Милый друг опустил свое послание в почтовый ящик в тот момент, когда он уезжал из Парижа; оно было приготовлено им заранее, в вечер отъезда. В почтительных выражениях он писал о том, что давно уже любит молодую девушку, что между ними не было никакого соглашения, но что, когда она пришла к нему и по собственному побуждению сказала: «Я буду вашей женой», он счел себя вправе оставить ее у себя и даже скрывать до получения ответа от родителей, формальное согласие которых имело для него не меньшее значение, чем воля его невесты.
Он просил Вальтера ответить ему до востребования, прибавив, что один из его друзей перешлет ему это письмо.
Получив желательный ответ, он привез Сюзанну в Париж и отправил ее к родителям. Сам же пока воздержался от посещения Вальтеров.
Они прожили шесть дней на берегу Сены в Ларош-Гийоне.
Никогда еще молодая девушка не проводила времени так весело. Она воображала себя пастушкой. Он всюду выдавал ее за свою сестру; и между ними были свободные и целомудренные отношения, любовная дружба. Он находил более выгодным обращаться с нею почтительно. На следующий же день после приезда она купила себе крестьянское платье и белье и огромную соломенную шляпу и принялась удить рыбу.
Она была очарована местностью. Там была старинная башня и старинный замок, где показывали превосходные вышивки.
Жорж ходил в куртке, купленной у местного торговца, гулял с Сюзанной по берегу Сены или катался с нею на лодке. Влюбленные, трепещущие, они все время целовались, она – невинно, он – еле сдерживая свои порывы. Но Жорж умел владеть собой. И когда он ей сказал: «Завтра мы возвращаемся в Париж; ваш отец согласен на наш брак», – она простодушно прошептала: «Уже? А мне так весело было быть вашей женой!»
