Егор Мичурин
Офальд
Полной противоположностью Меру был эксцентричный Трихид Каркэт, журналист, поэт, активист, рано облысевший высокий человек с безумными глазами и одутловатым от неумеренной любви к спиртному и морфию лицом. Каркэт писал пьесы, которые отказывались ставить римнагские театры (но с удовольствием взяла в работу труппа при психиатрической больнице, где автор лежал, допившись до белой горячки), штамповал откровенно антийеревские статьи и с удовольствием выступал в богемных винных погребках Хеннюма. Его главными тезисами были превосходство ацеирской расы, ничтожество всех чужеземцев, и особенно йеревов, а также несостоятельность республики как неподходящего для Римнагеи государственного строя. В одной из своих речей Трихид открыто призывал перерезать всех инбрелских свиней, заседавших в правительстве страны, в другой – пометить дома хеннюмских йеревов их же собственной кровью. Каркэт соглашался с теми, кто считал, что любое мощное движение – это прежде всего его вождь, и присоединился к РРП как раз в поисках подобного вождя. Безвольного Рерхара и слабого Скелрерда Трихид даже не брал в расчет, и сразу сделал ставку на отвечающего за пропаганду Телгира, сказав через неделю после знакомства с ним с трибуны в уютном винном погребке "Сенребнель": "Возглавить нашу организацию должен человек, который бы не испугался пулеметной очереди. Надо нагнать страха на всю эту чернь. Нам не следует использовать военных, поскольку народ их больше не уважает. Лучше всего подошел бы какой-нибудь рабочий, умеющий говорить. Он не должен быть слишком умным. Лучше, если это будет холостяк, тогда нам легче подыскать ему женщин". Каркэт понятия не имел, что Телгир по-прежнему служит в армии, поскольку на партийных собраниях тот появлялся исключительно в штатском. Он был старше Офальда на двадцать лет, и наряду с Фодгиртом Дрефе быстро стал его политическим, а позже и духовным наставником. Под руководством Каркэта Телгир значительно улучшил свой римнагский, как разговорный, так и письменный, прочел несколько книг по ораторскому искусству, брал уроки актерского мастерства, стал вхож в артистические круги Хеннюма и познакомился с некоторыми состоятельными людьми, которые могли в будущем помочь партии.
Таким образом, к началу января основные решения в РРП принимали глубоко порядочный, но слабый в физическом и моральном плане Рерхар, скверный оратор и не слишком усердный слесарь Скелрерд, военный агитатор без профессии и образования Телгир, штабной офицер и гомосексуалист Мер, теоретик экономики со странными революционными идеями Дрефе, легковозбудимый алкоголик и поэт Каркэт. Несмотря на кажущуся легкомысленность этой пестрой компании, их слаженные действия сразу на нескольких фронтах всего за четыре месяца превратили дискуссионый кружок по интересам в составе 6–7 человек в заметное хеннюмское движение, привлекавшее внимание самых разных кругов населения, от рабочих и солдат до артистов и аристократов. Разногласия между председателем партии Ларком Рерхаром и ее главным пропагандистом Офальдом Телгиром (первый считал второго неуравновешенным и недалеким солдафоном с манией величия, второй же относился к своему председателю как к пустому месту) привели к смене руководства РРП. Рерхар добровольно сложил с себя полномочия, и новым главой партии после наскоро проведенных выборов стал Нотан Скелрерд. Телгир отказался от выдвижения собственной кандидатуры, мотивируя это тем, что он не стоял у истоков РРП и очень занят, совмещая службу в армии и пропагандистскую работу на благо партии.
На самом же деле Офальд, которого давно не дергал по службе его непосредственный армейский начальник Райм, подчинявшийся Пэпу, прекрасно понимал, что ему пока рано становиться лидером все еще очень скромного националистического движения, большая часть последователей которого по-прежнему стояла за его основателя Скелрерда, а новички – за Мера, который их и привел в партию. Телгиру не нужна была победа с шатким преимуществом или поражение с почти равным количеством голосов, он хотел стать тем самым вождем, о котором грезил Каркэт и про которого говорил сам Офальд, формулируя идеологию РРП в своей речи. Скелрерд, плохой оратор, мягкий руководитель, не служивший в армии и не умевший принимать быстрые жесткие решения, рано или поздно должен был дискредитировать себя сам. Телгир же пока собирался заниматься тем, что у него получалось лучше всего: организовывать массовые собрания, главного противника которых, Рерхара, больше не было в партии, а также знакомиться с нужными людьми. Он обладал удивительным свойством располагать к себе собеседников из самых разных слоев населения, одинаково уверенно чувствуя себя на дорогом ковре в гостиной богатого аристократа (на партийные средства ему пошили приличный костюм) и на наспех сколоченной трибуне в полутемном зале заштатной пивной. Офальд с помощью Каркэта без устали расширял круг своих знакомств, печатал все новые листовки и плакаты, пока, наконец, не выступил в начале февраля на заседании комитета РРП с предложением провести первый в истории партии по-настоящему массовый митинг. Получив одобрение остальных (поддержкой большинства из них Телгир предусмотрительно заручился еще до начала заседания), капрал с неистовым энтузиазмом включился в работу. Собрание назначили на последний вторник февраля.
* * *
На вечерний Хеннюм мягко падали снежинки, кружась в колеблющемся свете газовых фонарей на площади Цлальп. За углом красивого трехэтажного здания с красной черепичной крышей стояла небольшая группка, не обращавшая внимания на февральский холод. Все они то и дело выглядывали из-за угла, внимательно следя за входом в пивную "Хайфобосхур", куда двигался почти непрерывный поток людей. Трое их них курили, четвертый нервно грыз ногти.
– Я насчитал больше шести сотен! – возбужденно проговорил худой лысеющий мужчина с орлиным носом. – И они все прибывают!
– Отлично, Нотан! – воскликнул коренастый офицер в небрежно наброшенном на мундир пальто и фамильярно хлопнул по плечу невысокого мужчину в пенсне. – Это успех, дорогой друг!
Офальд почти не слышал, как его соратники Дрефе, Мер и Скелрерд обмениваются восторгами. Он смотрел на все прибывавших слушателей и лихорадочно что-то обдумывал. Наконец, Телгир вскинул голову к зимнему иссиня-серому вабаярийскому небу, несколько раз кивнул своим мыслям и повернулся к остальным.
– Я должен выступить сегодня, – сказал он ровным голосом, но по тому, как сжались его кулаки после этой фразы стало ясно, насколько он взволнован. Члены комитета переглянулись и Скелрерд запротестовал:
– Но Офальд, у нас уже есть оратор, который прекрасным образом представит нашу программу!
Остальные молчали, и Телгир, ободренный этой безмолвной поддержкой, повторил:
– Я должен сегодня выступить перед ними, – он мотнул головой в сторону "Хайфобосхура", – и сам перечислить все пункты программы РРП.
– А как же Флерьгденид? – растерянно спросил Скелрерд.
Доктор Онигасен Флерьгденид значился в программе митинга как основной докладчик, а в запланированной после его выступления дискуссии должны были принять участие все члены комитета партии.
– Пусть говорит, – отмахнулся Мер, – но лучше, чем Офи, нашу программу все равно никто не представит.
Дрефе коротко кивнул, и Нотану Скелрерду пришлось нехотя согласиться на выступление Телгира. Через десять минут все четверо вошли в переполненный Большой зал "Хайфобосхура", в отличие от Малого вмещавший не меньше двух тысяч человек, и митинг начался.
Не меньше половины слушателей, пришедших в тот вечер в одну из самых известных вабаярийских пивных, вовсе не были сторонниками РРП. Зал разделился на три неравные части. Поклонники Римнагской рабочей партии составляли примерно половину собравшихся, две трети оставшейся части публики занимали выжидательную позицию и не примыкали ни к одной из существующих в Хеннюме партий, а остальные были коммунистами или социалистами, целью которых был срыв или, по крайней мере, серьезные помехи собранию. Во время беззубого и откровенно вялого доклада Флерьгденида публика вела себя довольно смирно, отмечая усилия оратора лишь слабыми аплодисментами и отдельными выкриками. Онигасен говорил около часа, переливая из пустого в порожнее, и закончил свою речь почти в полной тишине. Но когда на возвышение в торце зала поднялся Телгир в окружении остальных членов комитета РРП, среди слушателей начались волнения. Коммунисты встретили своих противников дружным ревом и свистом, пытаясь сорвать митинг. Мер кивнул как бы невзначай выстроившимся вдоль стен крепким солдатам из его ополчения, и два десятка человек бросились в гущу толпы наводить порядок. Когда в зале стало относительно тихо, Офальд начал свою речь, прерываемую недовольными выкриками коммунистов. Остальные слушатели настороженно выжидали, не торопясь выказывать оратору свое одобрение.
Но уже через полчаса атмосфера в Большом зале "Хайфобосхура" изменилась. Противники РРП почти перестали кричать, поскольку их быстро утихомиривали дружинники Мера, да и окружающие все чаще шикали на крикунов. Затем Телгиру начали хлопать, сначала неуверенно, потом все более оживленно, а когда он, достаточно разогрев зал, перешел к чтению пунктов программы Римнагской Рабочей партии, публика уже сопровождала оглушительными аплодисментами почти каждый его тезис, совершенно заглушив крики и свист недовольных.
Программу на скорую руку разработали Скелрерд, Дрефе и сам Офальд, которые ориентировались прежде всего на рабочих, солдат и небогатых горожан, стараясь наиболее наглядно и красочно представить слушателям прекрасное будущее римнагского народа, ждущее его сразу же, как только РРП станет мощным общенациональным движением. Общественную сторону программы взял на себя Скелрерд, экономическую – Дрефе, расовую – Телгир. 25 пунктов (см. Приложение 1) были составлены в том же ключе, в каком Офальд старался писать свои воззвания и плакаты. Это была радикальная и максимально близкая низшим римнагским классам программа, написанная, коротким, звучным, простым языком. Отсутствие богатого политического опыта с соответствующим образованием у ее составителей и нехватка времени на детальную проработку каждого из пунктов сделали программу РРП мишенью для критики, однако своей основной цели ее создатели добились. У партии появилось собственное политическое лицо, достаточно привлекательное для римнагцев, чтобы со временем Римнагская Рабочая партия могла превратиться в мощное движение. Каждый пункт, зачитываемый Офальдом, слушатели, уже и без того заведенные до предела, встречали все более громкими аплодисментами, а конец его выступления потонул в бурных овациях, которым тщетно пытались противостоять смоткинумы, тем более, что ряды их сильно поредели – молодчики Мера попросту выбросили за дверь особенно буйных смутьянов.
Митинг продлился более четырех часов – и завершился уже за полночь. Охрипший, встрепанный, счастливый Телгир, пожавший бесчетное количество рук, выпивший три кружки пива и отказавшийся от доброй сотни, в сопровождении покачивающегося Каркэта шел к себе в казарму, отклонив предложение доехать до дому на автомобиле. Офальда переполняло ощущение настоящего триумфа, который тем вечером снискали он и его сторонники. Римнагская Рабочая партия провела первый в своей истории массовый митинг, представив на нем программные заявления, воспринятые слушателями с огромным энтузиазмом – и главным двигателем и нервом этого успеха, был он, Офальд Телгир, тридцатилетний уроженец ивстаярского городка Анубару, нашедший, наконец, свое истинное призвание. Телгир приостановился и полной грудью вдохнул морозный февральский воздух. Он одержал свою первую большую победу.
Приложение 1. 25 пунктов РРП
Объединение всех римнагцев, в том числе проживающих на территориях Ковалсехча, Пьолаша и Ивстаяра в Великую Римнагею.
Равноправие для римнагского народа наравне с другими нациями Поверы и всего мира и отмена Ларьвесского договора.
Достаточное количество земель и колоний, необходимых для пропитания и расселения избыточной части римнагского народа.
Гражданином Римнагеи может быть только тот, кто принадлежит к римнагской нации, в чьих жилах течет римнагская кровь, независимо от религиозной принадлежности. Таким образом, ни один йерев не может быть отнесен к римнагской нации, а также являться гражданином Римнагеи.
Тот, кто не является гражданином Римнагеи, может проживать в ней как гость, на правах иностранца. Каждый иностранец обязан соблюдать требования законодательства об иностранцах.
Право занимать посты, связанные законотворчеством, а также управлением государством, может принадлежать исключительно гражданам. Все должности в любой публичной организации, любого уровня должны занимать только граждане государства.
Государство в первую очередь обязуется заботиться о трудоустройстве и жизни граждан Римнагеи. Если невозможно прокормить все население государства, то лица, принадлежащие к чужим нациям (не граждане государства), должны быть высланы из страны.
Вся дальнейшая иммиграция в Римнагею лиц неримнагского происхождения должна быть приостановлена. Все лица неримнагского происхождения, которые иммигрировали в Римнагею после начала Великой войны, должны быть выдворены из государства.
Все граждане государства должны обладать равными правами и обязанностями.
Главная обязанность гражданина Римнагеи – выполнение работы, умственной или физической. Деятельность каждого гражданина не должна расходиться с интересами общества в целом, должна протекать в рамках общества и, следовательно, быть направлена для общей пользы.
Преступления против нации, совершенные ростовщиками, спекулянтами и т.д. должны наказываться смертной казнью, несмотря на расу и убеждения. Нетрудовые и легкие доходы должны быть уничтожены, а процентное рабство – сломлено.
Личное обогащение во время войны является преступлением против нации. Военные прибыли должны быть конфискованы.
Национализация промышленных трестов.
Участие рабочих и служащих в прибылях крупных коммерческих предприятий.
Увеличение пенсионного обеспечения для стариков.
Немедленное изъятие из частной собственности крупных магазинов и сдача их в наем по дешевым ценам мелким производителям, самый строгий учет за тем, чтобы мелкие производители получали бы общественную поддержку на государственном уровне, в землях или общинах.
Проведение земельной реформы в соответствии с интересами римнагской нации, принятие закона о безвозмездной конфискации земли для общественных нужд, аннулирование процентов по закладным, запрещение спекуляций землей.
Безжалостная борьба с преступностью и смертная казнь вредителям интересов государства.
Реформация правовой системы с общеповерской на национальную римнагскую.
Забота государства о всестороннем широком развитии всей системы народного образования. Обучение детей пониманию идеи государства. Получение образования за счет государства особо талантливыми детьми бедных родителей, несмотря на их положение в обществе и род занятий.
Оздоровление нации: защита материнства и детства, запрещение детского труда, улучшение физического состояния населения путем введения обязательных игр и физических упражнений, поддержка клубов, занимающихся физическим развитием молодежи.
Ликвидация наемного войска и создание народной армии.
Открытая борьба против заведомой политической лжи и ее распространения в прессе: а. Все редакторы и издатели римнагских газет должны быть гражданами Римнагеи; б. Не римнагские газеты должны получать специальное разрешение государства на издание и выходить на римнагском языке; в. Запрет негражданам Римнагеи иметь любой финансовый интерес или влияние на римнагские газеты. В наказание за нарушение последнего закона такая газета должна быть запрещена, а иностранцы немедленно депортированы.
Свобода всем религиозным вероисповеданиям в государстве до тех пор, пока они не представляют угрозы для него и не выступают против морали и чувств римнагской расы. Партия не связана убеждениями с какой-либо конфессией. Она борется с йеревско-материалистическим духом внутри и вне нас и убеждена, что римнагская нация может достигнуть постоянного оздоровления внутри себя только на принципах приоритета общих интересов над частными.
Создание сильной централизованной имперской власти. Непререкаемый авторитет центрального политического парламента на территории всей империи во всех ее организациях. Создание сословных палат и палат по профессиям для осуществления принятых империей общих законов в отдельных федеральных землях. Лидеры партии берут на себя обеспечение выполнения вышеуказанных пунктов любой ценой, даже жертвуя, в случае необходимости, своими жизнями.
Глава двадцать третья. 31 год
Хеннюм, Римнагея. Май – июль
– Мы должны поставить на место этих поганых писак! – возмущенно говорил Лэимь Сорим, молодой статный человек с мелкими, но правильными чертами лица, расхаживая по небольшой комнатке Телгира. – Они окончательно зарвались и ответят за это!
Офальд в теплом халате сидел у письменного стола, задумчиво рассматривая коммунистскую газету, принесенную Соримом. За окном шумел майский Хеннюм, солнечный и яркий, но в скромно обставленной комнате Телгира в пятиэтажном доме на Исетарсатш, 41 всегда было значительно прохладней, чем на улице. Сюда Офальд переехал два месяца назад, демобилизовавшись из армии, и решил ничего не менять в спартанской обстановке, включавшей в себя несколько потертых ковриков, стол с тремя стульями, дубовый платяной шкаф, кровать, которая загораживала часть большого окна и две книжных полки с книгами по истории, мемуарами, несколькими детективными романами и богато иллюстрированной "Историей эротического искусства", которую главному пропагандисту партии, сменившей название на НСРРП – Национал-Социалистическая Римнагская Рабочая партия – подарила содержательница элитного борделя фрау Селсвинт. После переезда Телгир неоднократно пользовался услугами проституток, с которыми его даже видели в некоторых хеннюмских заведениях, чем навлекал на себя критику отдельных товарищей по партии, хотя большинство из них относились к подобным увлечениям одного из главных ее ораторов вполне терпимо. В конце концов, Офальд не пил ничего, крепче пива, не курил, был очень скромен в еде, не требовал роскошных хором, а львиная доля партийной кассы была собрана только благодаря его усилиям.
Сорим плюхнулся было на стул, но тут же вскочил, словно подброшенный невидимой пружиной.
– Что ты предлагаешь делать, Офи?
Лэимь был одним из немногих соратников Телгира, с которыми тот был на "ты". Они познакомились еще зимой, быстро сблизились, несмотря на разницу в возрасте, и вскоре Сорим, двадцатитрехлетний ученик часовщика, стал кем-то вроде верного оруженосца при Офальде, выполняя по сути функции личного охранника. Телгир взял со стола газету и внимательно прочитал отчеркнутый красным карандашом абзац. Какой-то коммуняка-журналист побывал на собрании НСРРП и хорошенько прошелся как по партии, так и по ее лидерам. Самого Офальда этот ксармистский репортеришка описал так: "Бесспорно, внешность Телгира не способствует усилению его способности к обольщению. Скошенный безобразный лоб. Прядь волос, вечно падающая на глаза. Маленький рост, непропорциональное сложение, неуклюжесть, плоские и слишком большие ступни, уродливый нос, невыразительный рот и усишки над губой придают ему отталкивающий вид. И этот человек с насупленным, сморщенным и асимметричным лицом претендует на роль лидера?" Офальд сжал челюсти, но тут же холодно улыбнулся, бросив скверно отпечатанную на плохой бумаге газетенку на стол.
– Ничего не делай, Лэй. Эти ксармистские черви сами издохнут в куче своего же дерьма. Лучше покажи мне список наших ветеранов из группы порядка.
Недовольно ворча себе что-то под нос, Сорим вытащил из большой папки несколько листков и протянул их Офальду.
– Мер отметил тех, в ком он уверен беспрекословно, – сказал он, – а остальных он предлагает держать в ближайшем резерве, пока не мы не проверим их преданность. Я тоже поставил свое имя напротив тех, кого знаю лично и за кого готов ручаться.
– Спасибо, Лэй. Встретимся вечером на собрании.
Сорим коротко кивнул и вышел. Телгир потянулся и встал со стула, небрежно бросив списки на кровать. Его взгляд упал на газету, которую забыл забрать Лэимь, и в приступе внезапного бешенства Офальд схватил газетенку и изорвал в мелкие клочки, страшно ругаясь вполголоса и то и дело закусывая нижнюю губу. Он отлично умел приспосабливаться к внешним обстоятельствам, меняя, словно змея кожу, стиль и манеру общения, от развязного солдафонского рубленого красноречия до интеллигентной тонкой оценки происходящих событий, научился держать себя в обществе, не выделяться из общей массы в рабочей среде, оставаться хорошим солдатом в армии, интересным и улыбчивым мужчиной рядом с красивыми дамами и практически мимикрировать в любых условиях, но наедине с собой с удовольствием сбрасывал все маски. Даже близкому другу Сориму (к которому Офальд, тем не менее, относился несколько свысока) он не собирался показывать, как его взбесила статейка в заштатной, пачкающей руки типографской краской коммунистской газетенке с жалким тиражом. Из прокушенной нижней губы на подбородок стекла капля темной крови и Телгир брезгливо провел по лицу тыльной стороной ладони. Он никогда не давал оценку своим приступам гнева, не жалел о них, и лишь старался сдерживаться на людях. Всю неукротимую энергию, бушевавшую в нем с самого возвращения с фронта, Офальд отдавал политике, и был по-настоящему неутомим. Он мог не спать несколько ночей подряд, готовясь к очередному митингу, встречаясь параллельно с нужными людьми, мотаясь по Хеннюму и его окрестностям, проверяя, согласовывая, договариваясь, общаясь, и лишь легкая дрожь в левой руке выдавала степень его усталости.
Ранка на губе больше не кровоточила, и Телгир сосредоточился на списках, которые принес Лэимь. Речь шла о наборе в группы порядка, созданные по предложению самого Офальда, которое одобрил комитет и даже осторожный Скелрерд не нашелся, что возразить. Эти формирования должны были поддерживать порядок на митингах НСРРП, куда продолжали заявляться то независимые социал-демократы, то коммунисты, то просто противники курса партии, и нередко с крайне провокационными целями. Набирались в них демобилизованные солдаты, ветераны Великой войны или добровольцы из вабаярийского ополчения. Однако Телгир при горячей поддержке Мера считал, что группам порядка следует также заниматься митингами противников Национал-Социалистической Римнагской Рабочей партии. Они даже наметили первое собрание, куда должны были явиться группы порядка, чтобы попытаться разогнать его. Несмотря на покровительство Пэпа, который только что сделал Мера начальником отдела пропаганды всего округа вместо Райма, партии следовало соблюдать осторожность, поэтому Офальд предложил проводить сборы этих отрядов под вывеской спортивной секции Рабочей партии, для чего уже был арендован просторный зал, подготовлена вывеска и закуплен кое-какой спортивный инвентарь. Возглавлять группы порядка должен был Лэимь Сорим.
Быстро пройдясь по длинному ряду фамилий Телгир утвердил тех, за кого поручились Сорим и Мер, сделал пометки напротив знакомых имен и отложил списки в сторону. Он все никак не мог забыть об оскорбительной ксармистской статейке, уничижительно отозвавшейся о его внешности и способности быть настоящим вождем. Сбросив халат, Офальд облачился в темно-синий костюм с белым рисунком и отправился на встречу с несколькими представителями общества Лету, обещавшими солидную материальную помощь НСРРП. По дороге он заглянул к Меру, проводившему совещание в одном из штабных помещений, и оставил ему записку, в которой было четыре слова: "Йеревский журналист Тросх Свай".
Через два дня, когда репортер небольшой хеннюмской газеты крайне левого толка поздно вечером возвращался к себе домой, кто-то проломил ему голову тяжелым камнем. Неделю спустя двадцатипятилетний публицист Тросх Свай скончался на руках у молоденькой жены, так и не придя в сознание.
* * *
Теплым субботним вечером в начале июля Телгир произносил очередную речь на собрании в полюбившемся НСРРП Большом зале "Хайфобосхура". Он громил ксармистов, издеваясь над их безуспешными попытками срывать митинги Национальной партии.
– В некоторых областях Римнагеи господа ксармисты привыкли, что даже одна лишь попытка созвать любое не левое собрание рассматривается как провокация по отношению к рабочим. А уж если их вожаки подозревают, что на каком-нибудь митинге заговорят об их собственных грехах и разоблачат их собственную низость и ложь, вся красная печать тут же поднимает неистовый вой. Затем эти принципиальные противники закона тотчас же бегут к первому попавшемуся полицейскому и нахально заявляют, что пусть лучше полиция сама не допустит до этой "провокации рабочих", иначе-де "будет хуже". С каждым чиновником они говорят в соответственном стиле, учитывая, насколько большим ослом является этот чиновник. Но если в виде исключения они наталкиваются на действительно честного римнагского администратора, а не на жалкую тряпку, и если этот администратор не поддается их шантажу, тогда господа красные опять прибегают к своему испытанному средству: они заявляют, что рабочие не потерпят "провокации", и приглашают своих сторонников в таком-то количестве собраться в таком-то часу, явиться на собрание противников и "при помощи мускулистой руки рабочего положить конец этому неслыханному позору". Одной такой угрозы может быть достаточно, чтобы устроители собрания отказались от самого собрания! Но если собрание и не отменяется, то из трусости его открывают по крайней мере на час позже – вместо 8 часов в 9 часов вечера. В течение этого часа будущий председатель вступает в частные переговоры с явившимися противниками; лебезя перед ними, он делает тридцать три комплимента "господам из оппозиции", распространяется о том, как все устроители собрания рады и счастливы, что оппозиция явилась на собрание (чистейшая ложь!), ибо они уверены-де, что после обмена мнений (а свободу дискуссии он, таким образом, уже заранее конечно гарантировал противникам), быть может, найдется общая почва и, во всяком случае, точки зрения-де сблизятся и т. п. При этом храбрый председатель конечно не перестает божиться, что в задачи устроителей собрания, боже упаси, отнюдь не входит переубедить людей другой партии. Нет, пусть каждый свободно остается при своем мнении и предоставит свободу мнений и другим. Все, о чем председатель просит "господ из оппозиции", так это, чтобы они не прерывали докладчика: к тому же и докладчик будет-де совсем короток, а после него сразу начнутся прения. Неужели же уважаемые граждане хотят, чтобы и это наше собрание явило картину братоубийственной войны в лагере римнагского народа! В этом духе униженно изливается будущий председатель собрания.
В зале раздались смешки и аплодисменты. Около двух тысяч человек, собравшихся в пивной, с удовольствием слушали Офальда: подавляющее большинство из них были верными последователями НСРРП, а крепкие молодцы в темно-серых гимнастерках, стоявшие вдоль стен и у входа в зал внимательно следили за группкой смоткинумов, пришедшей на митинг с целью организовать какую-нибудь провокацию, но сейчас не смевшую и пикнуть под столь пристальным надзором. Лэимь Сорим и Стрэн Мер стояли за спиной оратора и рассматривали пришедшую на митинг публику. Помимо групп порядка в зале то тут то там рассадили верных Меру добровольцев в обычной одежде, чтобы те могли быстро среагировать в случае любого инцидента. Всего месяц назад во время выступления Скелрерда о трибуну разбилась брошенная кем-то кружка, а в возникшей в самой гуще толпы потасовке сломали руку какому-то отчаянному ксармисту, который успел своротить набок нос одному стороннику НСРРП и выбить два зуба другому. Телгир продолжал говорить:
– Господа друзья слева конечно очень мало трогаются такими увещаниями. Как только докладчик начинает свою речь, его тут же осыпают самыми бешеными ругательствами. В конце концов докладчику приходится собирать свои бумажки и кончать. При этом часто получается впечатление, что сам докладчик облегченно вздыхает, довольный, что мучения его быстро кончились. При неистовых воплях красных покидают эти правые тореадоры арену собрания, а еще чаще просто вылетают с собрания с разбитой головой. Вот почему господа ксармисты по-прежнему так удивляются, видя то, с чем им приходится столкнуться на наших митингах. Они не дождутся униженных просьб председателя дать спокойно выступить нашим ораторам, они не получат право на так называемую "свободную дискуссию". Мы – хозяева наших собраний. Мы предупреждаем заранее, что все права на их проведение принадлежат нам, и за выкрики с мест или попытку срыва митинга нарушители будут безжалостно выброшены из зала. Никакой ответственности за ту судьбу, какая может постигнуть скандалистов, мы на себя не берем. Если останется время и если мы будем считать это полезным, то мы откроем некоторую дискуссию, если же нет, то не откроем.
Аплодисменты сопровождали эти слова Телгира, который, проговорив в том же ключе еще с четверть часа, перешел ко второму, гораздо более важному пункту своей речи.
Два года назад после выписки из госпиталя в Квезапале Офальд проездом побывал в Инбреле, где на две ночи остановился у своего армейского товарища Лофтресрехака, родители которого жили в столице. Гуляя по городу, приятели дошли до парка Гюттерналс, где проходила массовая ксармистская демонстрация, в которой приняли участие больше ста двадцати тысяч человек. Пораженный подобным скоплением народа, желающего разрушить старую Римнагею до самого ее основания, бледный от гнева Телгир бессильно наблюдал за этой огромной толпой, наводнившей почти весь остров, образованный раздваивающимся течением реки Епшер в центре римнагской столицы. Несмотря на всю ненависть к идеологии коммунистов, Офальда поразила эффектность красных флагов, транспарантов, нарукавных повязок, от которых, казалось, воспламенился весь город. К началу нынешнего лета он твердо уверился, что НСРРП нужен свой партийный флаг, а также яркий и легко узнаваемый символ, по которому приверженцы партии смогут легко узнавать друг друга, привлекать в свои ряды новый сторонников и приводить в бешенство недоброжелателей. Высказав эту идею на ближайшем заседании комитета и получив одобрение сторонников, Телгир с головой погрузился в работу, ненадолго воскресив полузабытый талант живописца.
