– Боятся, – улыбнулась сквозь слезы девушка, и с уважением посмотрела на Гром-глотку. Она продолжала всхлипывать и прижиматься к женщине, которая уводила ее прочь.
– Хрен поймешь этих баб, – осоловело посмотрел по сторонам соглядатай. Обласканный Рылисой перед сотоварищами, он нахохлился. – Ничего же не сделали ей. Я сказал, спокойно, не плачь. А она ревет… а потом, вот, рассмеялась…
– Эхе-хе-е-е! – донеслось ему философски в ответ и воины стали расходиться.
– Подойди, – Нагдин подозвал соглядатая. – Приведи Старика.
– Лежит он, гур.
– Подними.
– Нет, гур. Дух испустил он.
– Веди к нему.
Рыбака провели к небольшой лачуге у самой кромки воды. В проеме двери лежало тело старика. Он завалился на спину и смотрел в ночь широко открытыми от страха глазами. Рот его тоже был открыт и скошен. Скороход подошел к телу и присел рядом с ним.
– Так вот, чего ты боялся, – сказал Нагдин. – Ее берег от нас. – Он огладил пряди лежащего и ощутил грубость и морщинистость его кожи.
Внезапно, слезы нахлынули и потекли из глаз Скорохода. Он вспомнил, как много зим тому назад, в Холмогорье, он также гладил щеку отца, уберегшего его от смерти ценой своей жизни. Так поступают все любящие родители.
– Не обидим ее, слышишь? – Нагдин слегка сжал щеку Старика. – Клянусь тебе всеми богами, не обидим, – поклялся он, и ему показалось, что щека расслабилась, а тело сделало последний выдох.
***
Зев Камнебога начался незаметно. Отряд Нагдина вышел на небольшую площадку в горах, где росли неизвестные ему низкорослые деревья. Они походили на ощипанных цыплят, стоящих на лыжах. Трава, которая блекло проступала между камнями, также имела необычный вид. Она походила на олюдские руки с растопыренными в разные стороны пальцами. После этой миниатюрной долины начиналась плошкообразная впадина, в дальнем конце которой имелась щель. Расщелина эта и была Зевом Камнебога.
Отряд готов был ступить под своды прохода в скале, когда к Нагдину подбежала Рылиса и встряхнула за плечо:
– Гур, остановись!
– Почему ты говоришь это?
– Не я, она говорит, – Гром-глотка указала на девушку, которая стояла за ее спиной и, заломив руки, умоляющим взглядом смотрела на Нагдина.
– Стой! – крикнул Скороход Хрящееду и тот передал его приказ во все стороны. – Почему ты сама не подошла ко мне? Как тебя зовут? – Рыбак приблизился к девушке, почему-то не решившись приказать ей подойти.
– Миника… Я боюсь тебя, – потупившись, ответила она.
– За что?
– Не знаю.
– Я страшен.
– Ты?.. О… нет… я… – Она снова смутилась, и вдруг выпалила: – У тебя холодные глаза.
– Глаза?! –Нагдин был удивлен. – Отчего же… Могут глаза быть холодными?
– Могут… очень могут, – прошептала Миника, отступая за широкую спину Гром-глотки.
– Гур, – сказала Рылиса, – нам нужно обойти. Она говорит, коли вступаешь в пасть Камнебога без даров ему, то пожрет он тебя.
Капитан вопросительно посмотрел на женщину. Та глазами указала на девушку. Нагдин понял ее взгляд, подавил в себе странное чувство, заставившее его сердце биться неровно.
– Ты сказала, обойти? – спросил он у Миники. Та кивнула. – Не одна тропа здесь? – Девушка отрицательно мотнула головой. – Отчего раньше не сказала? – Миника покраснела и потупилась, сведя руки перед собой в смиренной позе.
Неожиданно, Нагдина больно ткнули в бок. Он вздрогнул и обернулся. Его глаза встретились со строгими глазами Рылисы. Она смотрела на него, как на неразумное дитя, беззвучно шепча губами: «Не пугай!» Капитан хотел было разозлиться, даже в глазах его уже заиграли злые огоньки, но Гром-глотка смотрела на него бесстрашно, и он, вдруг, отступил.
– Пусть поведет нас, – буркнул Рыбак еле слышно и вернулся к войску.
Зев Камнебога представлял собой чрезвычайно длинный лабиринт пещер разной величины, соединенных промеж собой лазами и проходами. Часто приходилось опускаться на колени, до таких размеров уменьшался тоннель, и ползти вперед, волоча за собой оружие и съестные припасы.
– Хороша… хороша-а-а… – Пыхтел Оррин позади Нагдина. Он был слишком стар для ползания, да, к тому же, обзавелся солидным брюшком. Поэтому никто не понимал, чему он доволен.
Идущие потеряли счет времени. Темнота, ибо факелы погасли, давила на глаза, а абсолютная тишина пещер – на уши. Было душно и влажно. Хотелось подняться во весь рост и громко закричать. Но каждый воин давил в себе этот крик, комом застревавший в горле.
Наконец, впереди произошло видимое оживление. Шепот от десятка ртов донесся до слуха Нагдина, подобно порыву ветра, долетевшему издалека до истомленного зноем и пустынной тишиной слуха одинокого путника.
– Гур, разделяются они, – сказал в темноту Некрас. Мальчик, превратившийся в юношу, шел впереди своего капитана, оберегая его от возможных опасностей.
– Гром-глотка, – громко сказал Рыбак, – куда далее нам? – Ощутив, что каменный навес над ним закончился, Скороход осторожно поднялся на ноги, каждое мгновение ожидая удара головой о камень.
– Она говорит, идти по руку, которой ешь, – ответила издалека Рылиса.
Нагдин разозлился.
– Приведи ее сюда, и пусть укажет нам, какой рукой идти, – приказал он, отбросив в сторону робость перед красотой Миники.
– Погоди ты, – раздалось где-то совсем недалеко. Тьму прорезала ослепительная вспышка, и вслед за ней вспыхнул факел. Он осветил руку Оррина и его лоснящееся от пота лицо.
Реотв передал факет Рылисе, которая вела за собой дрожавшую от страха Минику. Девушка старательно пряталась от грозного взора капитана.
– Туда, – еле слышно прошептала она своей старшей подруге и повела отряд дальше.
– Чу! – громыхнул впереди голос Гром-глотки, и в мгновение тишину пещер разорвали визгливые звуки и хлопанье крыльев. Сотни летающих существ понеслись куда-то вдаль. – Уже близко, гур. Они всегда близко к выходу мостятся.
Через некоторое время отряд и впрямь вынырнул на каменистую площадку, оказавшуюся седловиной горы.
Нагдин пошел вперед. Седловину продувало ветром, который смог бы без труда свалить с ног брезда.
– Нет, гур, – бросилась к нему Миника. – Он будет трубить!
Нагдин отмахнулся, но тут к нему подскочил Нинан-тар.
– Гур, – закричал он, – нам надо вернуться! Прикажи всем вернуться!
– Зачем?
– Мы у трубы Брура. Ежели не спрячемся, несдобровать нам, гур.
– Мы идем дальше… – У Рыбака ломило все тело. Ветер принес с собой такой холод, что его трясло, как в лихорадке.
– Рыбак, коли в землях чужих, прислушайся к тем, кто может жить в них, – подошел к нему Оррин.
Скрепя зубами, Нагдин согласился.
– Дальше-дальше, – умоляла Миника громким шепотом. Он предназначался Рылисе, но его слышали все.
Воины, суеверно озираясь и поеживаясь, охотно спрятались в глубине пещеры.
– А-а-анн-н! – внезапно рвануло где-то далеко у входа, словно бы большой хор затянул могучими голосами. – А-а-а-аж-ж-жт-т-т! – перешел хор на такой невероятно протяжный крик, что у воинов заложило уши.
Солдаты перепугано пересматривались промеж собой, шепча побелевшими губами молитвы. Некоторые пали на колени и уткнулись лбами в каменистый пол пещеры, иные тихо завыли.
Рыбака также невольно пробрало холодной дрожью. Он отчетливо ощущал, как пол дрожал под его ногами.
Рылиса, прижав к себе трясущуюся от страха Минику, сама дрожала не меньше. Женщина зажмурилась и сильно побледнела, но не издала ни звука.
Еен-тар сидел спиной к выходу, раскачивался и, шепча молитвы, бросал перед собой каменные шарики.
Грохот у выхода из Зева Камнебога стоял всю ночь и затих лишь под утро. Тогда же и отряд Нагдина продолжил путь.
Первое, что увидели воины, была покрытая кровью шкура какого-то животного, которого бешенный ветер растер по каменной стене седловины.
– То бы и с нами было, кены, – шептались воины, опасливо поглядывая на кроваво-шерстяной сгусток с четырьмя копытами.
– Гур, – подошла к нему Рылиса. – Она говорит, что дальше не знает пути.
– Я знаю, – заговорил Нинан-тар, – и я поведу. – Издалека он видел ту тропу, на которой стоял храм Камнебога.
Отряд продолжил спуск, сторонясь клановых поместий, и к концу дня оказался в предгорьях Ступеней Брура, за которыми начинались поля и патоки деревенских еен-таров.
Шли всю ночь, и под утро остановились в последней большой роще, которая могла сокрыть отряд такой численности. Далее подобных рощ больше не будет, знал Нинан-тар, о чем и сказал Нагдину.
– Они нам и не понадобятся, – усмехнулся Рыбак и указал рукой на небо. Небосклон постепенно пропадал под тяжелыми тучами, надвигавшимися с севера. – Есть ли где укрыть ее? – Скороход кивком головы указал на спящую Минику. Хрупкая девушка словно ребенок вся уместилась в огромных лапищах Рылисы.
– Неподалеку есть таверна.
– Туда и сведи ее. Да Гром-глотку захвати, а после возвращайся.
Еен-тар кивнул, разбудил обеих женщин и повел их за собой.
– Драда-а-ан! – громыхнуло в далекой выси.
Миника вскрикнула и, закрыв голову руками, бросилась, куда глаза глядят, дико вереща. К удивлению Нинан-тара, точно также повела себя и Гром-глотка. Последняя походила на ополоумевшую от ужаса корову.
Несчастный еен-тар замахал руками, закричал и бросился догонять женщин, которые мчались во весь опор совсем в другую сторону. Первой он нагнал Минику. Она уже скакала с проворством горной козы по полю, залитому водой. Он толкнул ее в плечо и повалил в воду. Девушка кричала, борясь с ним, и плакала навзрыд.
Едва Нинан-тар смог справиться с ней, как перед глазами его вспыхнула ослепительная вспышка. Мгновение позже он очнулся от того, что сам погрузился в воду с головой. Вынырнув, мужчина ошалело огляделся по сторонам.
– Ты, чего ее?.. – грозно нависла над ним Рылиса.
– Ничего я… зачем побежали? Не туда… я… я не… я остановить хотел…
– Остановить, – буркнула Рылиса и присела от ужаса. Небеса раскололись умопомрачительной силы грохотом. Молния сверкнула так сильно, что на несколько мгновений окружающий мир пропал перед глазами Нинан-тара, растворившись в ослепительной белизне.
– Нам туда надо, – указал еен-тар на вершину холма, и стал выбираться из грязи.
Небеса разверзлись и на землю полилось так, как не льет и с иного водопада. Вмиг одежда путников оказалась промокшей. Даже смотреть вперед было тяжело, потому что вода заливала глаза. Поставив над глазами ладонь домиком, Нинан-тар вел своих подопечных вперед. Через шаг кто-нибудь из них поскальзывался и падал в дорожную жижу, по которой потекли ручьи.
Они потеряли счет времени и пространству, поэтому, когда перед их взорами, при вспышке очередной молнии возникли стены таверны, все трое были удивлены и обрадованы.
Мощный кулак Рылисы обрушился на дверь таверны подобно тарану, и, наверняка, вышиб бы ее, если бы дверь не открылась. На пороге стоял заспанный хозяин.
– Проходите-проходите, – испуганно отступил он в сторону, и тут же плотно прикрыл дверь. – О, боги… бедное дитя… – Проговорил он нарочито сострадательно и несколько смущенно.
В свете факела, который он держал в руке проступала фигура девушки, промоченное водой платье которой плотно прилегало к телу, подставляя похотливому взору трактирщика каждый прелестный изгиб.
– Глаза отверни, не то повыковыриваю, – рыкнула на него Гром-глотка. – Поесть нам дай, да отоспаться где.
– Да-да, – согласился тот, с трудом отрываясь от созерцания прелестей Миники.
– Розотей, – презрительно фыркнула Рылиса. Не стесняясь Нинан-тара, она разделась догола и выжала свою одежду. – Ох-ох-ох! – хохотнула она, когда заметила, как еен-тар отвернулся и уставился на стену. – А ну-ка, девонька, скидай и ты все. На-ка вот это. – Со стены было стащено какое-то полотно с рисунком, отдаленно напоминавшим прибрежную местность, и водружено на плечи девицы. Сама Рылиса обернулась своей рубахой, как набедренной повязкой, оставив все выше оголенным. – Да вертай-то ты голову взад, не то свернешь. Небось, не видел что ли? – Она расхохоталась.
– Откуда пу… – Остолбенел трактирщик, когда увидел зрелище, состоящее из полуобнаженной Рылисы и Миники, одеяние которой делало ее похожей на дикарку.
– Чего тебе?
– Пить чего желаете?
– Ампана есть?
– Да.
– Принеси. Да глазей-глазей, не жалко, убогий, – снова хохотнула Гром-глотка и шлепнула себя по массивным грудям. – Не жалко!
Трактирщик глупо осклабился, раскрасневшись от увиденного, и быстро скрылся за дверью. Вернулся он довольно быстро, зачем-то запер за собой дверь на перекладину и подобно старому дородному коту приблизился к столу, где восседала Гром-глотка, еен-тар и Миника. Он выставил на стол большой горшок с жарким и бульоном, хлеб и гору зелени на закуску. Указав на угол, где стоял кувшин, сказал: «Ампана».
– Ыгы! – хмыкнула Рылиса, засовывая в рот большой кусок мяса и пучок зелени.
– Откуда вы? – спросил трактирщик слегка дрожащим голосом. – Не из… не еен-тары вы… кроме тебя… я тебя помню… – Он хихикнул, ибо в тот момент, когда он говорил это, Рылиса подняла и слизала со своей груди сочную каплю жира, которая упада из ее рта.
«И я тебя», – подумал про себя Нинан-тар, проверяя короткий меч, который был приторочен к ноге.
– Не местные мы. Пришлые, – не стала лукавить Рылиса. – Путь держим к клану… как его? – Она посмотрела на Нинан-тара.
– Расен-тара…
– Расен-тара. Вот ее отдавать идем, – женщина ткнула в Минику. Та вздрогнула прежде, чем поняла, что это враки и успокоилась. – Хороша, как по тебе? – спросила Рылиса трактирщика. Тот поперхнулся – пил ампану – и закашлялся. – Глядел на нее, как пес на жаркое. Не было, что ли?
– Я, достопочтенная… э-э… – Хозяин трактира одними глазами попросил помощи у Нинан-тара, но тот промолчал, – не глядел… глядел, но с жалостию только разве… что… Ты пей. Согреться тебе надобно. – Он пододвинул гостям ампану.
Рылиса залпом влила в себя пиво и отослала трактирщика к кувшину.
– Недобро мне здесь, – сипло прошипела она на ухо Нинан-тара, – дай-ка! – Выхватив его кружку, она влила в себя все до последней капли. – Охрани нас ты.
Еда быстро закончилась, как и пиво. Отяжелевшие гости были уложены спать тут же, на ворохе из соломы и шкур.
– Не смыкай глаз, – приказала Рылиса, ткнув еен-тара в бок, и тут же захрапела.
Миника расположилась под боком у Гром-глотки и тоже быстро заснула.
Нинан-тар смотрел на догоравший на стене факел и на масленую лампадку на столе. Их теплое свечение проливалось в его душу воспоминаниями о доме и уюте, в котором он пребывал некоторое время назад; они отсвечивали деревенскими праздниками, на которых плясали все еен-тары и те конублы, которым посчастливилось в этот час быть на столпе; ему привиделся тот день, когда он увидел Атанку: ее розовые щечки и горящие глаза, пылавшие от долгого танца…
Скрип половицы и тихие голоса разрезали полудрему еен-тара и пролились на его сознание ушатом ледяной воды. Воспоминания вмиг исчезли. Нинан-тар встрепенулся. Сердце зашлось в тревожном биении.
Дверь в трапезную тихо приоткрылась и в помещение проскользнули три тени.
– Да, это он. Я узнал, – прошептала одна из теней. – Бери его!
– А-а-а! – закричала вторая тень. Она готова была схватить Нинан-тара, но наткнулась не на его плечо, а на острие меча.
Теплая кровь вязкой жижей брызнула на руку еен-тара, сжимавшую меч. Две тени отпрянули под наскоком вскочившего на ноги Нинан-тара. В свете лампады и факела сверкнули лезвия кинжалов. Но что они могли противопоставить мечу?!
Вдруг, дверь распахнулась и в комнату ворвались еще пять еен-таров. Один из них натянул лук и стрела тут же впилась в бок Нинан-тара. Еще одна стрела просвистела мимо, ибо Нинан ловко отпрыгнул в сторону. Боль пронзила его тело. Он сделал еще один бросок, ранив второго нападавшего и был сбит с ног.
– Беги! – громыхнуло так, что заложило уши. Это Рылиса поднялась на ноги и бросилась ему на помощь. В нее тут же вонзились две стрелы. Не обращая на них никакого внимания, она сгребла в охапку еен-тара, который схватил теряющего сознание Нинан-тара, и вмиг переломила ему шею. Еще прыжок, и настала очередь лучников прощаться с жизнью.
Два топора вонзились в нее, но Рылиса, взревев, схватила за руки воинов-топорников и свела их воедино, приложив друг о друга лбами.
Фиолетовые, желтые, красные и ярко-белые круги плыли перед глазами Нинан-тара. Дико болело в боку. Стрела прошила его насквозь. Меч дрожал в руке.
– А-а-а… знала… знала я! – загрохотала Рылиса, оборачиваясь к трактирщику, который набросился на несчастную Минику и, содрав с нее полотнище, жадно впился зубами в спелые груди онемевшей от неожиданности девушки. Он был еще пьян. Мощный удар Гром-глотки по загривку, отшвырнул его к двери, словно щенка.
Сверкнув на нее глазами, полными ненависти, трактирщик поднялся на ноги и бросился прочь из дома, в ночь.
На Рылису набросился еще один воин, он вонзил ей в загривок кинжал и повис на ней мертвым грузом.
– Я еще поживу… – хрипела она, оседая, – поживу…
Нинан-тар поднялся на ноги и бросился на солдата. Меч погрузился в него на всю длину лезвия. Воин вскрикнул и стал сползать с женщины.
– Мразь, – зашипели от двери, – ты привел их… ты привел беду…
Нинан-тар обернулся и увидел искаженное злобой лицо трактирщика. Еен-тар бросился на него, но последний взвизгнул и скрылся во тьме.
В комнате послышались шаги, Нинан-тар обернулся и обмер. Против него стояло еще трое. Он понял, что это его конец.
– Беги за ним, я не догнал, – ворвался в его сознание голос Нагдина. Неизвестно, как, он оказался в трактире. – Нападайте, чего же вы?! – рыкнул он на оробевших солдат, и сам бросился на них.
Нинан-тар, позабыв от ужаса и злобы о стреле в боку, бросился догонять трактирщика. Он мчался по скользкой дороге, более походившей на полноводную реку. Дождь хлестал ему по щекам, а ветер завывал в ушах. Он падал, поднимался и продолжал бежать. Он не знал, сколько времени прошло, но при свете молнии он заметил впереди фигуру трактирщика, шедшего в сторону деревни быстрым шагом.
Трактирщик не слышал, как приближалась погоня, а потому Нинан-тар без труда нагнал его, но в тот момент, когда он уже был готов пронзить его мечом, нога еен-тара встала на что-то скользкое и движущееся. Трактирщик не понял, что за тень пронеслась мимо него и плюхнулась в воду, разметав брызги вокруг себя. Когда же перед ним под светом молнии поднялся словно из-под воды Нинан-тар, изумлению трактирщика не было предела.
Мужчины схватились в рукопашную.
Тем временем, Нагдин отбивался от наседавших на него воинов. Их осталось двое, потому что один, самый молодой и запальчивый, решился броситься вперед в одиночку, за что и поплатился жизнью. Его окровавленное тело, бьющееся в конвульсиях, лежало недалеко, опрокинув стол.
– Миника, – только и произнес Рыбак, обратив взор на девушку, забившуюся в дальний угол помещения. Ему хотелось крикнуть ей: «Беги!», но ночь была опаснее этих двух солдат, а потому он сдержался.
Смутное нехорошее ощущение не обмануло его, как не обманывало никогда с тех самых пор, как он впервые вышел в море. Именно оно потянуло его вслед за еен-таром и женщинами. И он поспел вовремя.
Обманным движением выведя противника из равновесия, Нагдин отвесил ему такой удар ногой в живот, что еен-тар подпрыгнул разве что не до потолка. Кинжал второго скользнул по стальному нарукавнику, а топор ударил о топор и отскочил в сторону. Нагдин тут же бросил свой топор, схватил ударную руку врага, загнул ее назад и вывихнул. После, обрушил удар правой руки на левую руку врага с кинжалом и поломал ее. Подняв топор, он наотмашь ударил обезоруженного противника, вспоров ему грудную клетку. Заклокотав в груди кровью, воин повалился на бок и затих.
– А-а-а! Не-е-ет! – отпрянула Миника, когда Морской скороход приблизился к ней.
Нагдин остановился и разозлился. Он спас ей жизнь, а что получил взамен?! Но потом увидел, что весь залит кровью врагов и присел рядом с девушкой, смотревшей на него обезумевшими от ужаса глазами.
– Миника, это я… Ты помнишь меня? Ты узнаешь меня?
– Они убили ее… убили! – шептала несчастная. – Она… она смотрит… на меня…
– Миника, это я, это гур… ты меня слышишь? – Он сорвал с себя шлем и отер лицо.
Лишь после этого в ее взгляде стали проявляться искорки здравомыслия.
– Они убили ее, гур! – закричала она, зарыдав, и бросилась ему не шею. Ее обнаженное тело прижалось к нему и сотряслось рыданиями.
Два куска грязи, которые трудно было бы принять за живые существа, кряхтели, сопели и рычали на обочине тропы. Подминая под себя придорожную траву, два тела катались туда и сюда. Наконец, одно тело оказалось над другим и, усевшись верхом, принялось его душить. Удушаемый сипел от натуги. Его руки пытались разжать захват, а глаза вылезли из орбит и вращались кругом. Вдруг, он опустил руки и, схватив какое-то растение, вырвал его и ткнул в лицо сидевшего на нем и стал с силой втирать. Душивший лежавшего дико закричал, разжал пальцы рук, схватился ими за лицо и откинулся назад. Еще мгновение и он рухнул в поток, который понес его прочь, переворачивая как тяжелый валун.
***
– Скороход! Скороход! Тупоголовые безмозглые мокрицы! – буйствовал Оррин. Он бежал впереди небольшого отряда, который шел по следам Нагдина. – Смотри вперед, бестолковая улитка! – Он хлопнул по загривку воина, который несся впереди него. – Видел… видел! Видеть – много ума не надобно, надобно было мне сказать, шельма! – Воин виновато бурчал что-то себе под нос, почти по колено утопая в грязи. – Боги мои боги! – взвыл Оррин Большерукий, заметив, как с тропы, которая начиналась впереди, потоком льется вода.
– Вертай копья вниз! – закричал Палон Хрящеед воинам и первым пошел по потоку.
– Хрящеед, тут подох… лежит вот… – закричал один из воинов, последовавший за ним и тут же павший на колени.
– Брамб-т-т! – раскололось небо и извергло молнии. В их флуоресцентном свете глаза воинов рассмотрели тело, лежащее сбоку от тропы.
– Брось его, не время, – приказал Палон, отираясь рукой от воды, хлеставшей с небосклона.
Небольшой отряд пошел дальше.
– Еще один, Хрящеед. Шевелится. Моребог и боги Скрытоземья, это же наш еен-тар! – Палон обернулся на призыв. – Его, кажись, приложили. Стрела в боку преломлена. Чудеса! – Воины сгрудились у тела.
– Поднимите его и несите в рощу. Остальные, за мной. – И Палон двинулся дальше. – Стой! – Он остановил Оррина. Старик, с трудом переводя дух, следовал за ним, слепой от усталости. – К бою!
Хрящеед, Оррин и четверо солдат ворвались в таверну и остановились, грозно и зорко оглядываясь. Лезвия их топоров дрожали от напряжения и бросали во все стороны многочисленные блики. В таверне лежало около десятка трупов.
– Рыбак! – вскричал Палон и бросился в сторону угла.
– Тс-с-с! – донеслось оттуда, и Хрящеед встал, как вкопанный.
– О, Рылиса-а-а! – по-стариковски закудахтал Оррин, глаза которого наткнулись на тело женщины. Он подошел к телу и медленно опустился перед ним на колени.
– Проверить все, – шепотом приказал Палон. – Всех, кого найдете, сюда привести.
– Нет, – перебил его капитан, – отведите в кухню, там и говорите, да потише. Не разбудите! – Нагдин указал глазами на тело Миники, которая сжалась в комочек у него на руках. Укрытая шкурой, которую Скороход нашел здесь же, сморенная выпитой ампаной, она тревожно спала, зарывшись головой под его подбородок. Ее маленькие ручки вздрагивали, теребя что-то во сне или за что-то хватаясь. Рыбак гладил ее голову и тихо напевал колыбельную, которую напевала, он помнил, ему его мать.
***
Нинан-тар не верил своим глазам. Мир, тот мир, в котором он прожил много десятков лет, мир, с которым он был знаком с самого детства, больше не существовал.
Он стоял на небольшой возвышенности с северо-западной стороны деревни, там, где в лазурное небо Великих вод уходили мрачные шпили оридонских башен, и смотрел на деревню внизу. Его глаза полные слез блуждали по почерневшим головням, которые служили раньше балками и опорами для стен, по грудам кирпичей, под которыми были погребены горшочки с цветами, так любимыми местными кумушками. Кое-где еще догорали огнища пожарищ, бросая кровавые тени на улицы деревеньки заваленные трупами жителей и погибших воинов.
Ноги дольше не могли держать Нинан-тара, и он беззвучно осел на землю.
– Все, как и задумали, – донеслось до его слуха. Недалеко от еен-тара стояли Нагдин и Палон. Прислонившись к дереву, они внимательно рассматривали крепость. – Едва не взяли, как и должно быть, но отступили. Где Нинан? Пусть укажет нам место, откуда виден порт твердыни.
– Еен-тар, гур зовет тебя, – подошли сзади к Нинан-тару.
– Что здесь произошло? – прошептал он белыми от бледности губами. – Я должен идти туда.
– Пойдешь завтра. Сейчас укажи нам место, где можно нам увидеть порт.
– От моего дома, – глотая слезы, проговорил Нинан-тар, – его видать. Ежели дом еще есть там…
Хрящеед отрядил с Нинан-таром несколько воинов, и они направились в деревню.
Приблизившись к поселению на два полета стрелы, еен-тар различил далекую погребальную песнь, которая долетела до его слуха и острым кинжалом обрезала половину сердца. В деревне хоронили воинов.
Идя к своему дому, Нинан-тар с каждым шагом ощущал, как силы покидают его. Даже настойка, которую ему дал морской жрец, не действовала более. Он страшился увидеть развалины жилища и трупы своих жены и детей.
Однако дом оказался не тронутым войной. Он стоял одинокий и безжизненный. Нинан-тар едва не пал на колени, когда увидел это зрелище.
– Слава Моребогу и Камнебогу, слава Владыке, Бруру и… всем богам всех сторон… – загнусавил он, но его быстро привели в чувство ударом по щеке.
– Не время нынче, – пригрозил старый воин в тяжелом древнем шлеме.
Нинан-тар с трудом взял себя в руки и указал на место, откуда лучше всего была видна искусственная гавань крепости.
– Разреши мне отлучиться. Я хочу узнать…
– Иди. Ты сделал свое дело. Но о нас ни-ни…
– Ни-ни, – поспешно согласился еен-тар. На ватных ногах он пошел к дому Кромын-тара, старосты деревни, – самому укрепленному зданию в поселении. Уже на подходе он ощутил опьяняющий запах устричной похлебки и хлебцов. Слезы снова хлынули из его глаз.
Из-за стен здания доносились голоса детей и женщин. На стенах виднелись еен-тары в полном вооружении.
– Еен-тары, погляди, кто это там!?
– Никак, Нинан-тар?!
– Это я, – закричал что было силы пришелец, но в воздух взмыл лишь сиплый хрип.
– Нинан! – разрубил мутную пелену перед глазами звонкий голос Атанки.
– Папочка! – закричал голосок Омурки.
– Спасибо… спасибо, – счастливо улыбался Нинан-тар, возведя глаза к небесам. Они отвечали ему хмурым взором дождливых туч, а после вдруг закачались и обрушились вниз, увлекая его в бесконечное падение.
***
Вода ручьями текла по каменной кладке крепости. Воины стискивали зубы, вгоняя кинжалы между камнями. Это было нелегким делом, а потому после нескольких шагов руки начинало ломить от боли.
С небес продолжали лить потоки воды. Холвед донес до Длинного Столпа свое дыхание. Стало холодно.
Две тысячи мужчин в промокшей от дождя одежде – не спасали даже плащи – стояли у стен крепости и в абсолютной темноте ждали команды. Ноги их по колено утопали в грязи, а холод пробирал до костей, но капитан запретил разводить костры чтобы погреться.
– Ничего, кены, – перешептывались воины, – как дело до рубки дойдет, отогреемся.
Задумка Нагдина удалась. Нападение его флота на крепость с моря, хотя и была отбита, но донесла оридонцам его помыслы. Хитрость, которая прикрывала другую хитрость, заключалась в том, чтобы сделать вид, что владяне хотят захватить деревню, дабы обложить крепость с суши. Оридонцы отчаянно дрались за деревню и не позволили захватить ее.
Разведчики, посланные в деревню вместе с Нинан-таром, донесли, что в деревне находится небольшой отряд оридонцев, которые заперлись в доме старосты вместе с остальными жителями поселения. И без того небольшой гарнизон крепости был ослаблен.
Но это было еще не все. После отступления, корабли Морского скорохода пошли к Ступеням Брура, утянув за собой несколько сторожевых гуркенов оридонцев.
Теперь крепость была ослаблена, хотя и представлялась ее защитникам максимально защищенной.
– Уж можно, – подошел к Нагдину один из ловкачей, взбиравшихся вверх по стене твердыни, – почти у края мы.
– Метателей наверх, – приказал тот.
Тут же мимо него к стене прошли несколько воинов. Они залезли по клинкам до самой вершины стены и забросили на нее несколько крюков. Один за другим, они повисли на них, и вчетвером поползли вверх. Перемахнув за стену, они сбросили концы веревок к подножию стены.
– Вперед! – скомандовал Хрящеед и воины один за другим стали подниматься ввысь.
Стража слишком поздно заметила врага. Произошел ожесточенный короткий бой у башенки с подвесным мостом, и он опустился, приглашая в крепость воинов Морского скорохода.
Тут же взревели трубы крепости, возвещая окрестностям о нападении. В деревне поднялся переполох.
– Скорее, – торопил своих солдат Нагдин, – надо успеть закрыть врата.
Его воины ринулись в крепость и на стенах и во дворах ее завязались рукопашные схватки.
Палон выступал в первых рядах, круша налево и направо. У оридонских воинов было по четыре руки, но владяне успели приноровиться к их манере боя, и потому нападали по двое на одного.
Нагдин вбежал во двор, сжимая в руках свое излюбленное оружие – тяжелый бердыш. Только он давал возможность один на один драться с оридонцами. Рыбак подскочил к месту схватки и принялся энергично орудовать бердышом.
Оридонцы, закованные в броню, представляли грозную силу. Их руки подобно молниям мелькали с разных сторон тела, проводя каждая свою тактику боя. Но был у оридонян один недостаток: короткие ноги не давали им ловко и долго двигаться. Оридонский бой состоял в умении отбивать удары и так пропускать их, чтобы самому тут же убить противника. Владяне познали это, а потому рубились короткими ударами, среди которых не было больших замахов, но в основном колющие выпады.
С реотвийским бердышом оридонцы впервые столкнулись в Холмогорье. И меч, и топор, и пика, и щит одновременно, это оружие поразило их своей разрушительной силой. В умелых руках бердыш защищал своего хозяина даже от двух оридонцев сразу.
Нагдин был искусен в бое с бердышом, а потому бесстрашно ринулся в самую гущу схватки.
Мало, кто из оридонцев знал, что после поражения, холмогорцы сделали свои выводы и усовершенствовали бердыш, сделав его более коротким, но опасным с обеих концов. На нижнюю часть древка Нагдин приноровил маленькую пику, шип и крюк.
Первым перед ним оказался молодой оридонец с горящими от боевого задора глазами. Его искаженный в злобе и страхе рот открыл ряд больших ровных зубов. Он встретил Рыбака ударом щита и градом из ударов топором и двумя мечами. Нагдин увернулся от шипа, торчавшего из щита, и обрушил на врага удар топором, потом тут же повел его вниз, отскакивая назад, чтобы не попасть под удар меча, рванул на себя щит, подцепив его изгибом бердыша, и тут же навалился на бердыш всем телом. Оридонец, дабы не остаться без щита, ухватился за него нижней рукой, сжимавшей короткий меч, а после отпрянул под натиском тела реотва. Он и сам не понял, как это колющее движение перешло в горизонтальный удар-рывок, но мгновение спустя шип на другой стороне древка бердыша глубоко впился ему в подмышку, разорвав мышцы верхней руки.