"Сенат избирается из народа и народ представляет" – каменная скрижаль в Мраморном Зале.
Уснуть она не могла, сколько бы не пыталась. В голову вечно лезли разные мысли. Что было и что может быть. Чего никогда не будет, но они, как на зло, лезли вместе с остальными, сгоняя сонливость. В последний раз с ней было такое, когда Ники при всех обсмеяла её за отсутствующие передние зубы. Какая разница, казалось бы сейчас, ведь у детей выпадают зубы и заново вырастают, однако тогда она чувствовала себя униженной перед всеми девочками, а все несказанные слова всю ночь преследовали её, не давая спать.
Скрипнули петли входной двери и Кристин, в очередной раз, невольно открыла глаза. Тяжелые шаги пронеслись мимо её комнатушки. Она вскочила с кровати, быстро накинула тунику и осторожно выглянула в коридор. Убедившись, что никого нет, она тихо, на сколько получалось по скрипучему дереву, пошла по-над стенкой до следующей двери.
– Как он? – Послышался суровый отцовский голос.
– Плохо… – очень тихо ответила мать, – наверно плохо. Если бы я хоть что-то знала…
– Не вини себя ни в чем! Мы ничего не можем.
– Ты не нашел его?
– Нашел.
– И где он?! – В голосе мамы появилось раздражение.
– Ушел. Сказал что мы должны быть готовы. Он вернется через несколько дней.
– Значит всё? – Раздражение внезапно сменилось отчаяньем. – Это конец?
– Ему не место среди людей. Мы дали всё, что могли.
– Мы знали всё, – голос мамы срывался, переходя в плачь, – знали, но я не могу. Он наш сын…
– И должен быть в безопасности от мира и самого себя. Этого мы не сможем дать ему. Пора отпустить.
Послышался мамин эмоциональный цык.
– Дезмонд, я не хочу отдавать им своих детей! Мне плевать кто они, я не хочу!
«– Какого чёрта происходит? – думала сейчас Кристи, стоя у стены прямо за дверью»
Она осмелилась заглянуть внутрь. Мама плакала, крепко обхватив отца. Дезмонд нежно приобнял её, медленно и аккуратно поглаживая по плечу.
– Прости, – сквозь слёзы прошептала Нора, – я сорвалась.
– Я понимаю, дорогая. Понимаю как никто другой, но боюсь мы не можем поступить иначе.
– За Эннира они перегрызут глотки любому, но на Кристин им плевать! – Стерев слезы с лица подытожила Нора. – Я не доверю им нашу дочь. Я не верю им! Никому! Кто знает что они нам еще не сказали? Мы должны увезти её подальше отсюда в самое безопасное место.
– Я понял, – успокоил её Дезмонд, – завтра с рассветом я отправлюсь к сиру Бакли.
Кристин еле успела выбежать из коридора так, что бы её не заметил отец. Самым ближним укрытием для неё была дверь в её комнату, потом кухня… Кристи выбрала самый дальний вариант – дверь на улицу.
Ночи, даже летом, были прохладные и особенно, если выбегать в одной тунике. Охладившаяся земля до дрожи обморозила босые ноги. Ночь стала тихой. Голова будто опустела или сломалась и больше ни о чем не могла думать. Возможно просто не хотела. С этим чувством наконец пришла сонливость. Кристи глянула на осыпанное звёздами небо и глубоко вдохнула. Улыбка сама собой проскочила на губах. Долгожданное спокойствие.
Она подошла к бочке, до краёв наполненной водой и медленно умыла солёное от слёз лицо.
– Привет, – послышался сзади женский голос.
– Явилась наконец, – фыркнула Кристин.
– Я не могла прийти раньше, – спокойно отвечала Ники, – и сейчас я очень устала и вообще с трудом держусь на ногах. Без Эннира мне пришлось за двоих работать…
– Бедняжка, – снова фыркнула Кристин.
– Я понимаю что тебе сейчас не легко, – спокойно продолжила Ники, – но не надо вести себя со мной как сука. Кристи, мы же с тобой хорошо ладим…
– Да пошла ты к чертям! Тебе пришлось со мной поладить, потому что ты начала спать с моим братом и мне, что б тебя, пришлось сделать то же самое, но, ты уж извини, у меня нет ни времени, ни желания, ни настроения разыгрывать сейчас этот спектакль.
– Как скажешь. Ты меня пустишь?
– Нет, – отрезала Кристин и пошла к дому.
– Я люблю его не меньше тебя, – голос девушки дрогнул, – и мне сейчас тоже больно.
Кристин остановилась у входа.
– Великолепная лгунья, – в пол голоса сказала Кристин, – или же дура, что верит в собственную ложь.
"Наша история пишется победителями, а победители не всегда бывают честны с потомками или даже с самими собой" – Философский труд профессора Н. Остин.
Они шли. Без остановки и, казалось, на месте. Впереди лишь тьма, позади тоже. Этот пейзаж, вкупе с постоянными видениями, сводили с ума. Все образы казались знакомыми и даже родными.
– Это лишь сон, – в очередной раз повторила его спутница.
Вопросов было много. Все простые: Где я? Кто я? Кто ты? Что это? Зачем и почему… Спутница никогда не отвечала. Однако был и второй. Человек, у которого были все ответы. Он знал это. Что-то внутри говорило ему об этом. Человек с красными глазами, что вечно следовал за ним. Он, казалось, повелевал этим миром, был в каждом видении и… Был ужасен. Его взгляд, казалось, мог заморозить само солнце: холодный, отрешенный и уверенный. Страшный.
– Вы не достойны жить.
Впереди, лишь на секунду, показался свет. Потом снова и снова. Вскоре он не пропадал, становился всё ближе. Он манил к себе, излучая тепло. Прямо перед этим светом появилось последнее видение. В этот раз пугающе чёткое. Там лежал юноша, не многим старше его самого, а над его телом возвышался, вонзенный в землю, костяной меч. Кровь медленно расползалась под ним по земле, но при этом слышался пропитанный болью смех. Совсем тихий смех и слёзы.
Он резко остановился, как-будто это видение ударило его под дых. Человек с красными глазами остановился над лежащим, глянул на него с высока и перевел свой взгляд на него.
– Мы скоро встретимся, Эннир Тэйн, – наконец произнёс он.
Резкий рывок будто вырвал его из этого видения и, казалось, что его спутница ускорила свой шаг. Человек с красными глазами провожал их взглядом, пока вовсе не пропал из виду. Свет был близко, так близко… Эннир остановился прямо перед ним. Он знал – это выход, но не знал нужно ли ему выходить. Нужно ли покидать мир, к которому он привык и частью которого он стал. Его спутница впервые обернулась к нему лицом. Сквозь яркий свет можно было разглядеть лишь её милую улыбку. Она крепко обняла его с теплотой, которой он прежде никогда не чувствовал и, наконец, сказала:
– Вот и всё. Прощай.
"Лирийская империя поделена на пять частей, во главе четырех из которых стоят лорды-протекторы" – Пешком по миру: Том 4.
Было утро, возможно дело даже шло ко дню. Пение утренних птиц – первое, что уловил слух от открытого настежь окна. Рядом кто-то был. Еще не открыв глаза он это понял по тяжелому дыханию и скрипу мебели, на котором сидели, а открыв увидел лишь мельком огромную фигуру, вероятно, в черном одеянии, покинувшую комнату. Глаза ослабли, не привыкли к свету, картина расплывалась. За окном вдалеке послышался хорошо знакомый ему стук дерева о дерево. Руки и ноги онемели, как-будто от них отхлынула кровь, а голова раскалывалась от каждого резкого звука. С трудом он привстал и огляделся по сторонам.
– Черт, где я? – шепотом спросил он.
На прикроватной тумбочке он заметил деревянный поднос. Стакан воды, некая похлёбка в деревянной миске, два куска чёрного хлеба и яблоко. От одной мысли о еде его желудок чуть не вывернуло. Промочив горло трясущимися руками, Эннир встал с кровати и тут же рухнул на пол. Ноги не держали, болели и, даже в лежачем положении, дрожали. Опершись об кровать, Эннир снова встал на ноги. В этот раз он успел сделать несколько быстрых шагов и опереться плечом на стену, перед тем, как ноги подкосились и взвыли от боли. Дотянувшись дрожащими руками до ручки двери, юноша приоткрыл её и тут же вывалился из комнаты, оказавшись в недлинном коридоре. С одной его стороны располагалась деревянная лестница, ведущая на этаж выше, которую Эннир, в таком состоянии, вряд-ли мог бы осилить, поэтому путь был очевиден. Опираясь плечом на стену, он аккуратно двигался вперед, пока не вышел в широкую комнату, посреди которой стоял массивный, длинный, обеденный стол, на половину заполненный различного рода блюдами. Трапезная отделялась от кухни длинной столешницей, за которой, над своими блюдами, трудились три девушки в белых фартуках и поварских головных уборах. Одна из девушек, заметив Эннира в коридоре, не сказав ни слова, указала острием ножа на массивную дубовую дверь, ведущую, по всей видимости, на улицу. Путь до неё оказался самым сложным. Опор было мало и Эннир несколько раз с грохотом падал на пол, но его как-будто не замечали, уделяя всё внимание лишь своему занятию. Наконец он дошел, ударил что было сил по ручке и навалился на дверь плечом.
Солнечный свет ударил по непривыкшим глазам. На секунду всё вокруг стало белым и ярким до боли, но вскоре картина начала проясняться. Эннир неспешно осматривался. Первым он разглядел колодец, стоявший в нескольких метрах от двери, а за ним конюха, пытавшегося усмирить бунтующего жеребёнка. От яркого света голова заболела ещё сильнее, а далекий стук палок отдавался еще большей болью, как-будто именно эта палка била его по голове. Строения вокруг явно были лирийскими, однако это место не было ему знакомо.
– Добро пожаловать в мир живых, – ужасающе низкий голос еще сильнее обострил боль в голове.
Эннир оглянулся на голос. Слева от двери под широким окном стояла изящная деревянная лавка, на которой, широко раскинувшись, сидел невероятных размеров мужчина. Даже сидя он был почти одного роста с Энниром и вид у него был пугающим. Не только в рост но и в ширь он был огромным. Казалось, что ладонью он мог запросто обхватить голову юноши. Черное одеяние без лишних цветов только добавляло его образу жути и конечно же этот меч: огромный, намного больше даже двуручных мечей, и неподъемный на вид, с длиннющей рукоятью под четыре человеческие ладони, так же был сделан из чёрного и тёмно-серого материала, а дол лезвия был украшен выделяющимися на тёмном фоне пурпурными рунами.
– Вы кто? – с трудом выдавил из себя Эннир.
– Думаю тебе лучше присесть, – его голос, хоть и пугал по началу, был невероятно спокойный и внушал доверие, – не стоит излишне напрягать и так больные ноги.
– Тогда зачем заставлять меня гоняться за Вами?!
–…но и разработать их не помешает, – добавил незнакомец, сделав вид что проигнорировал слова Эннира, – я Маркар Ан-Дей. Можешь считать меня другом семьи.
– Друзья не похищают из собственного дома, – со скрипом произнес Эннир, пытаясь безболезненно сесть на лавку, – что это за место?
– Раньше это была земля дома Руфов. Я её купил, после того, как семья обеднела. Остался только Тит – он указал пальцем на конюха, наконец усмирившего жеребца, – и теперь присматривает за конюшней.
– Это не тот ответ…
– Значит и вопрос не тот. – Спокойно ответил Маркар. – Что ты помнишь до того, как оказался здесь?
Эннир напрягся, в голове будто опустело. Впервые он испытывал подобное.
– Я был… На площади. Да, на центральной площади. Со мной была моя сестра и друг… Я не помню, – вдруг испугался Эннир. – Я не помню их имён!
– Не переживай, ты только начинаешь приходить в себя. Память вернётся со временем, но тебе нужен отдых. – Маркар неспешно поднялся, накинул меч на спину и сделал пару шагов вперед. – Советую хорошо выспаться, как бы тяжело не было закрыть глаза.
Эннир еще долго сидел в одиночестве. Имена, лица, голоса… Как только он пытался вспомнить – приходил он. Человек с красными глазами. Он всегда был рядом.
"Существовали сотни различных орденов, но история запомнила лишь дюжину из них" – Последователи смерти: Введение.
Замок Марквот-холл. Столица северного региона Лирии.
Горгульи. Чёртовы каменные горгульи каждый раз сводили его с ума, а сейчас тем более. Казалось, что их мертвые глаза неуклонно следят за ним с самого приезда, ждут момента, когда смогут наброситься и утащить в глубокие подземелья замка, где никто не услышит криков. Но пока что они лишь сидели на парапетах, высунув наружу языки, на которых были высечены древние надписи погибшего ордена.
Этот замок пугал почти всех жителей. Мрачный, устрашающий и с очень тёмной историей, которая пропитывала его до основания. Отголоски прошлого преследовали почти на каждом шагу, начиная от тех же горгулий и заканчивая надписями и рунами на каменной кладке замка. А народ в этих краях был крайне суеверен и селился где угодно, только не рядом с этим замком, предпочитая простых и понятных грабителей, мародёров или убийц тому, что населяло этот замок сотни лет назад, пусть и под защитой рыцарей дома Хоултов.
Однако сейчас его это беспокоило, по крайней мере, не больше всего. Спокойствие, которое, учитывая обстоятельства, царило сейчас здесь, беспокоило ощутимо больше. «– Глупо было приезжать сюда снова, – думал он, смотря как зубр умалывает сено». Даже тупицы стражники, которые, как и всегда, разбавляли свою скучную рутину алкоголем и приставаниям к служанкам, вызывали схожие с каменными горгульями опасения.
Но выбора не было – нужно было закончить начатое, а для этого нужна была информация. Никто не умел добывать её лучше, чем он и сейчас казалось, что весь мир ему в этом помогает. Обитая во всех трактирах и постоялых дворах на южной части провинции, он собирал все слухи. Конечно большая часть из них, возможно, и были некогда правдой, но переходя из рук в руки, подобно снежному кому, они обрастали чужими мыслями так, что правду уже было не откопать. Все же редко, но случалось услышать нечто любопытное. Не без прикрас, конечно, но его положение позволяло из таких слухов вынуть правду. В дороге даже знатные господа и дамы нет-нет, да развязывали язык. Скука – лучшая пытка. Нужно было лишь не мешать ей делать свою работу и не задавать прямых вопросов. И самое главное – никто не замечал простого возничего.
И всё же он был на стороже. Чем ближе была победа, тем страшнее была неудача. Оступиться сейчас означало бы самую мучительную смерть. Хоть все вокруг и казались спокойными, он прекрасно понимал, что чем сильнее они давят, тем больнее будет потенциальная расплата, а спокойствие лишь ширма, за которой прячется нарастающий с каждым днем гнев. Он не боялся за свою жизнь, какой бы мучительный конец его не ждал. Прошлая жизнь хорошо научила его смотреть в глаза смерти каждый день. Он боялся за жизнь, но не за свою.
"Северные провинции Лирии – самая большая часть империи, но в то же время и самая бедная" – Пешком по миру: Том 4.
Дорога звала, а от замка ноги бежали сами собой. Возможно это, наконец, последний раз, когда он видит этот замок. Тепло новой жизни было всё ближе, а от этого холод прошлой был еще невыносимее.
– Осталось совсем немного, – прошептал он, глянув на, затягивающееся снежными облаками, небо и поправил рукав на левой руке.
– Похоже будет снег. – Заметил Дэвид. – Надо бы одеться потеплее. В этих краях летний снег к беде…
– Главное чтобы дорогу не занесло где-нибудь в глухомани, – ответил Ойстеин, не сводя глаз с неба. – Как зарабатывается?
Дэвид лукаво засмеялся.
– Зарабатывается… Ничего, хватает. Правда из-за этих уродов теперь многие боятся выходить на тракт, но ничего не поделаешь. Лучше пусть меня прирежут, чем с голодухи помру. А у тебя, небось, совсем все плохо – эти выродки как раз на твоем направлении и осели…
– Нет, – солгал Ойстеин, – не всё хорошо, но справляюсь. Старшая очень помогает.
– Не просто, наверное, с двумя дочерьми. – Ойстеин невольно кивнул. – Что ж, если будет совсем плохо – обращайся. Я, конечно, не трахаю дочь купца, но если что всегда постараюсь помочь.
– Спасибо, но не стоит.
– Ну, если что – можешь обратиться к старику Хоулту. Он своих не бросает.
Ойстеин сначала пропустил эту фразу мимо ушей.
– Какой же я ему свой? – съехидничал он.
– Я тоже так сначала подумал, а вот когда припёрло – старик меня буквально из могилы вытащил. Да и сам посмотри: ты ешь, пьешь и спишь в тепле, не платя ни гроша. Кто, думаешь, за это платит? В других провинциях лорды таких как мы в упор не замечают, так что не тушуйся.
«– Как же просто покупать преданность черни, – подумал Ойстеин, – особенно когда платишь не со своего кармана»
– Кстати сегодня ещё один объявился.
– Кто таков?
– Понятия не имею. Парни болтали, мол сын некого купца из Алинтина. Я лишь мельком его видел утром, когда он выезжал из замка. Разодетый, вымытый. С иголочки, зараза. Аж блевать тянет!
«– За день до Сереброводной он не доедет, – быстро смекнул Ойстеин, – если потороплюсь – к ночи нагоню»
– Смотри не наткнись на его труп, – посмеялся Дэвид, усаживаясь на, обитое тканью, сиденье дилижанса, – и сам поосторожнее – таких как мы в плен не берут.
"Дилижанс или проворный экипаж в дословном переводе с лирийского – достаточно дешевый, быстрый и легкий способ передвижения, однако безопасность оставляет желать лучшего" – Пешком по Миру: Том 4.
Летним снегом это назвать было сложно, ведь такой погоды, зачастую, не было даже зимой. Ветер неустанно завывал, принося за собой огромные хлопья снега. Земля покрывалась беленой буквально на глазах. Вскоре каменную кладку южного тракта уже было не разглядеть. Скотина постоянно сбивалась, уходя с дороги и приходилось направлять её почти постоянно, не отвлекаясь ни на секунду. Сейчас ничего не было хуже, чем сойти с дороги и застрять посреди поля, что, почти наверняка, означало бы медленную смерть. Вытащить дилижанс из сугробов, которыми постепенно покрывались бескрайние поля, в одиночку он бы не осилил, а ждать помощи в этих краях было глупо – вряд ли ему подвернется хоть кто-нибудь из местных. Уж про случайных путников можно было и не мечтать. Отвлекался он лишь на мгновение, чтобы рукавом протереть лицо от налипшего снега.
Вскоре белая пелена начала заметно темнеть. Дело шло к вечеру, что радовало, но и вызывало некие опасения. Буря явно задержала его, но не известно на сколько, а в такую метель держать скотину на дороге в темноте представлялось крайне невозможным. В обычную погоду он добирался до двора как раз за полдень, но сейчас он мог только лишь молиться, что, наконец, увидит огни постоялого двора. И увидел, когда уже полностью потемнело. Два далеких огонька в кромешной темноте, как это бывает, дали надежду в самый последний момент. Даже глупое животное, что тащило за собой дилижанс, начало двигаться заметно быстрее и ровнее.
Однако это был не двор. Подъехав ближе, он увидел лишь занесенный снегом и давно прогнивший деревянный навес, под которым, трясясь от холода, укрывались два мужичка. Один из них, выхватив факел из держателя, выбежал на встречу к дилижансу.
– Сюда! Сюда! – Кричал он, придерживая шапку, дабы её не унесло порывом ветра.
Добежав до дилижанса, он умело взял зубра за загривок и медленными поглаживаниями успокоил животное.
– Я доведу до двора, – сказал он, с трудом перекрикивая ветер.
"Постоялый двор – постройка или комплекс, обязательно включающая в себя трактир, гостиницу и конюшню. Некоторые из постоялых дворов, со временем, превратились в поселения" – Пешком по миру: Том 4.
Из распахнувшейся двери тут же повеяло приятной теплом. Войдя в зал, Ойстеин вскоре почувствовал в только что заледеневших руках мерзкое ощущение боли, как это бывает, когда резко отогреваешь руки. В зале местной обслуги было даже больше, чем постояльцев и то те немногие, кто этим вечером здесь оказался, ютились у очага, от чего зал казался пустым. Однако один всё же сидел в одиночестве. Ойстеин сбросил с себя насквозь промокшую шубу, бросил её на печь рядом с другими, поправил рукав и присоединился к посиделке. Хозяин трактира почти сразу принес ему горячий гуляш и подогретое вино.
За весь день он не съел ни крошки и даже не задумывался об этом, но сейчас, ощутив аромат, его желудок напомнил о себе достаточно продолжительным урчанием, однако перед тем как съесть первый кусок сочной говядины, он, наконец, обратил внимание на слова Дэвида.
«– Если подумать, я никогда не обращал внимания, – думал он, уставившись на резвящиеся в очаге языки пламени, – но я и правда всегда сыт и могу рассчитывать на крышу над головой. Никто, ни в одном трактире или дворе не может отказать мне в этом и не может взять с меня денег, а я всего лишь возчик, не гонец, – он поправил рукав. – Зачем? Не думаю, что казна старого лорда от этого теряет что-либо значимое, но все же могла вообще ничего не терять. Если я не на той стороне… Бред! Расщедриваться на пустяк и экономить на главном. Так дешево покупать лояльность своих слуг… Старик просто сумасшедший вот и всё. Не о чем думать!»
Тишину в зале нарушал лишь треск влажной древесины в очаге и вой ветра за окном. Ойстеин пригубил вина, бросив при этом взгляд на чужака. Он сидел в самом углу зала, смотря мертвыми глазами в заиндевевшее окно, а стол перед ним ломился от дорогих блюд, какие только могли бы быть в подобном месте, вина и фруктов. Золотистые волосы, дотягивающиеся почти до плеч, явно тщательно ухаживались ежедневно. Короткий клинок с позолоченной рукоятью стоял, опираясь на стул, а верхняя одежда, обитая мехами, висела на, торчащим из стены, крючке и явно была не по карману ни одному простолюдину.
«– Мерзнуть в одиночестве лучше, чем сидеть в тепле рядом с грязной чернью, да? – Подумал Ойстеин. – Под одеждой явно кожаный доспех, а клинок под рукой. Осторожный или боязливый. Скорее даже второе. Слишком он молодой, может чуть старше дочери. И меч… Даже немногим опытный не взял бы такое оружие в реальный бой. Скорее папаня заказал отпрыску железку покрасоваться перед девчатами. Но вид у тебя прям бывалого воина. Такое высокомерие и отвага, хотя тебе явно страшно, но вида не покажешь. Поехал в одиночку незнамо куда… Не перестают отпрыски знатных господ поражать меня своей глупостью»
Зал постепенно пустел. Люди поднимались на верхние этажи, где находились комнаты. Ойстеин же смаковал каждый кусок гуляша, постоянно бросая взгляд на парня в углу зала и уже понемногу начинал его ненавидеть. Голод с каждым куском только усиливался и он уже готов был съесть всё оставшееся разом, однако ему нужен был повод остаться в зале подольше. Наконец юноша встал из-за стола, оставив на нем несколько золотых монет, бережно взял свои вещи и тоже удалился наверх.
– Попался, – прошептал Ойстеин и на его лице промелькнула ухмылка, – но сначала подкрепиться.