– Я начал нервничать, – честно признался Пётр.
– Не стоит, это лишнее. С таким мужиком, как Семён, никакие передряги не страшны. Не нервничай.
Баоху похлопал Петра по плечу.
<¤¤¤>
Человек с белобрысой шевелюрой, оскалясь, с какой-то волчьей гримасой, уверенно шагал на Семёна. До слуха донеслось его глубокое, взволнованное дыхание и стал заметен яростный огонёк в глазах.
Когда до Семёна оставалось три-четыре шага, человек поднял руку с продолговатым предметом на уровень головы, и стало понятно, что блестящее в свете фонарей холодным металлическим блеском что-то – это короткий японский меч. Безусловно, рука поднялась не для приветственного салюта, а для атаки.
Вслед за человеком из кустов выскочил ещё один, в котором и Семён, и Василиса сразу же узнали своего давнего врага, боевика Муруганы, Аскольда.
– Ваня, – крикнул Аскольд, – не надо.
– Ваня? – удивлённо выдохнул Семён. Он не узнал помощника Аскольда. Настолько было искажено его лицо ненавистью, яростной злобой.
– Убью, – почти не раскрывая рта, прошипел Ваня и, сделав решительный шаг, резко опустил клинок.
Успев отклониться назад, Семён всё же почувствовал, как кончик лезвия слегка коснулся брови над правым глазом. В ту же секунду резким движением он ударил шлемом, который держал за подбородник, по кулаку Вани, сжимавшему рукоять меча. Раздался звон японской стали и самурайский меч улетел в скамейку, воткнувшись лезвием между реек. Осталась видна лишь торчащая рукоять.
Ваня схватился за ушибленную ладонь другой рукой, чуть наклонившись вперёд, и произнёс глухое «о-о-ох». Видимо, удар оказался достаточно болезненным. Сзади уже стоял Аскольд, нервно поглядывая то на Василису, то на Семёна. Феликса он словно не замечал вовсе.
– Вечерняя сходка, я смотрю? – ехидно спросил Аскольд.
– А вы, типа, ночной дозор? – парировала Василиса. – Следите за несанкционированными сходняками?
Она зло смотрела на Аскольда, но взгляд при этом оставался холодным, как январское раннее утро.
– Мы выполняем приказ, – нехотя ответил Аскольд. – Следим вот за этим. – Он не глядя кивнул в сторону Феликса. – Зачем припёрлись? Чего вам от него надо?
– Да ты, Аскольд, оборзел, – с улыбкой, но в полном недоумении сказал Семён. – Я тебе, что ли, докладывать буду?
– И так понятно, – медленно выпрямляясь, заговорил Ваня, – в свою веру хотят покрестить. На сторону сил добра перетягивают.
– Я, в общем-то… – открыл рот Феликс, но Василиса мягко отстранила его в сторону.
– Помолчи пока.
– Вот, ещё и рот ему затыкают, – продолжил Ваня. – Так вербовка не ведётся. Испортите всё с таким неуважительным отношением.
– Мы без чужих соплей знаем, как и с кем общаться, – назидательно сказала Василиса.
– Нам, если честно, плевать на ваше общение с этим театральным пареньком, – смягчая тон, заговорил Аскольд. – Отдайте нам Баоху и наши споры и подобные недоразумения прекратятся.
– Пойдём, Семён, – Василиса прикоснулась к его куртке, – интеллектуальная беседа закончена.
И этого было достаточно, чтобы Семён буквально на секунду отвлёкся от стоящего слишком близко Вани. Тот практически без размаха резко ударил здоровой рукой Семёна в лицо. Семён пошатнулся, но сумел устоять, ухватившись за подставленную руку Василисы. Воспользовавшись замешательством, Ваня метнулся к скамейке, выхватил меч за рукоять и в полуприсяде, сделав разворот с широко вытянутой рукой, полоснул Семёна по левому боку.
Семён скрипнул зубами от обжигающей боли. Василиса, продолжая придерживать Семёна за руку, чувствуя, как увеличивается вес его оседающего тела, бросила шлем на землю, освободившейся рукой уверено вынула из внутреннего кармана куртки пистолет и со словами «Получай, мразь!» выстрелила в Ваню два раза.
Рука Аскольда так же потянулась куда-то в область внутреннего пространства военной куртки, но замерла на пол пути. Василисы теперь целилась Аскольду прямо в лицо.
– Ты тоже хочешь попробовать горячего угощения?
Аскольд промолчал, зло улыбнувшись в ответ.
От первого выстрела Ваня вздрогнул и отшатнулся, видимо, испытав удивление, а от второго выстрела опустился на корточки и затем вовсе уселся на гравийную дорожку аллеи. Какая-то из пуль попала ему в горло. Он держался за рану рукой, пытаясь что-то сказать. Но лишь булькал кровью, пузырящейся изо рта и сочащейся между пальцами на шее.
Василиса, держа на мушке Аскольда, подняла свой шлем и попятилась назад, придерживая Семёна. Байкер держался как мог, ковыляя рядом. Они дошли до кустов вдоль дороги, нашли узкий проход и исчезли.
Аскольд хотел было броситься следом, но сделав шаг, передумал. Присел возле Вани, забрал из его руки меч и внимательно осмотрев, спокойно сказал:
– Никогда не смогу понять, зачем безмозглому идиоту японский меч вакидзаси.
В ответ Ваня что-то пробулькал и, закатив глаза, повалился спиной на землю.
– Может, скорую? – неуверенно предложил Феликс, так и не решаясь сдвинуться с места.
Аскольд выпрямился в полный рост, сунул вакидзаси за ремень и ответил:
– Обойдётся. Глупость не лечится.
Феликс хотел пояснить, что он имеет в виду помощь не в обретении Ваней новых мозгов, а чтобы тот остался в живых, но промолчал. Тон Аскольда давал чётко понять, что, если лежащий на аллее человек умрёт, мир от этого ничего не потеряет. И это мягко сказано.
Послышался звук взревевшего мотоцикла. Он пронёсся мимо и угас, влившись в далёкий шум центральной улицы города.
Из темноты, со стороны театра вынырнули трое. Спутать их с кем-то другими было невозможно. Муругана остановилась возле лежащего Вани, осмотрела с ног до головы. Двое сопровождающих в чёрных костюмах стояли в одном шаге от неё, видимо, ожидая дальнейших распоряжений.
Переведя взгляд из-под сдвинутых бровей сперва на Феликса, а затем на Аскольда, Муругана спросила:
– Значит, Баоху с ними не было?
– Не было, – ответил Аскольд.
– А Ваню кто?
– Девка Семёна.
– Василиса.
– Ага.
– А за что хоть?
Выражение лица Аскольда говорило, что ему не совсем приятно признавать факт случившегося, но начальнику всегда привык докладывать только правду.
– Ваня сам виноват. Рванул из кустов, как очумелый с саблей наголо. У него настрой в последнее время какой-то кровожадный.
– Да, я заметила, – согласилась Муругана. – Дай мне эту саблю посмотреть. – Она взяла из рук Аскольда японский меч. Чуть склонив голову, внимательно рассмотрела в неярком свете фонарей лезвие и рукоять. – То-то он в машине об убийстве бредил. Я у него раньше вакидзаси не замечала.
– Я тоже, – буркнул Аскольд. – Наверное, специально тайком приобрёл. А сегодня как раз случай подвернулся, чтобы опробовать.
– А ты что? От страха инеем покрылся?
Аскольд похлопал себя по груди, по тому месту, где под кожаной курткой, почти подмышкой, висел боевой ствол и грустно сказал:
– Сначала просто не успел среагировать, а потом девка меня на мушке держала.
– Понятно, – многозначительно произнесла Муругана. – Давайте-ка, ребята, положим этого самурая на скамейку. Проверим, жилец он ещё на этой планете или «прах к праху». Бери за ноги, – сказала она одному помощнику, – а ты подмышки, – сказала другому.
Феликс с Аскольдом спокойно наблюдали, как здоровяки перенесли обмякшее тело на скамейку и отступили на шаг. Теперь всем оставалось лишь смотреть, что будет дальше делать Муругана.
Отдав вакидзаси обратно Аскольду, Муругана внимательно осмотрела два пулевых отверстия, кровь в которых ещё не успела запечься. Задумчиво произнесла:
– Метко стреляет Василиса. Это ведь даже не мелкокалиберное. Ранения, скорее всего, от пневматики. Понимала девушка, что куртку вряд ли пробьёт. Наверняка стреляла, в открытые участки тела. Одна дырка в щеке, почти вскользь прошла, ухо зацепила. А вот вторая более удачно, прямо в шею. И, видимо, застряла в дыхательном горле. Удивительно меткий выстрел.
– То есть, он задохнулся? Спросил Феликс.
– И захлебнулся, – подтвердил Аскольд.
– Давайте полечим бедолагу. Может, сгодится ещё на что-то.
Муругана отработанным точным движением совершила разрез ногтем мизинца на шее Вани, расширив рану от пули, и аккуратно запустила вовнутрь пальцы, словно пинцет.
– Сейчас, сейчас, – сосредоточенно приговаривала она, неспешно пытаясь нащупать металлический шарик.
Неожиданно она скривила лицо и резко отдёрнула руку. В ту же секунду Муругана обернулась к Феликсу и Аскольду, и они увидели её удивлённые глаза. Затем она поднесла окровавленные пальцы к лицу и внимательно изучила кончики.
– Что за чёрт, – чуть слышно сказала Муругана. – Аскольд, – она подняла голову, – можешь мне помочь?
– Как? – тут же сделал он шаг к Муругане.
– Помоги вытащить шарик. Я его почти достала, вон он, у самой поверхности, – она кивнула на рану.
– Ладно, – пожал плечами Аскольд. – Посвети, – обернулся он к Феликсу. – Телефон есть?
Феликс без лишних слов включил фонарик на смартфоне и поднёс к шее Вани. Вид, после того, как в ней покопалась Муругана, был не очень. Феликс отвернул лицо немного в сторону, краем глаза контролируя, куда светит.
Аскольд склонился максимально близко, рассматривая разрез, при этом, видимо, не испытывая никаких отрицательных эмоций. Затем, достав из кармана что-то похожее на визитку, подцепил уголком тёмный шарик и выкатил его на чистый участок кожи на Ваниной шее. Повернул лицо к Муругане и спросил:
– Куда его теперь?
– Отдай ему в руку, – Муругана указала на одного из молчаливых помощников.
Понимая, что не испачкаться не получится, но пытаясь это свести к минимуму, Аскольд ухватил указательным и большим пальцами шарик и, выпрямившись, протянул его помощнику Муруганы. Тот подошёл сам и подставил ладонь. И за секунду, как металлическое ядрышко оказалось в его руке, Муругана приказала:
– Сожми пальцы и не выпускай несмотря ни на какие ощущения.
Здоровяк кивнул, сжал ладонь в кулак, продолжая держать вытянутую руку перед собой. Секунда, две, и все заметили, как меняется выражение лица помощника. Он явно испытывал чувство боли.
– Что происходит? – поинтересовалась Муругана.
– Очень сильно жжёт, – сквозь зубы доложил помощник.
– Терпи, так надо.
Ещё через несколько секунд обратная сторона ладони здоровяка пошла волдырями, закипела и, наконец, через образовавшуюся дыру вывалился шарик. Как только это произошло, пузырение в ране прекратилось, дыра стала понемногу затягиваться и секунд через десять ладонь со сжатыми пальцами выглядела, как и прежде.
– Теперь не жжёт? – спросила Муругана.
– Нет, всё прошло, – очень спокойно, словно с рукой ничего и не происходило, ответил здоровяк.
– И что это значит? – не удержался от вопроса Аскольд.
Вытащив из брюк своего тёмно-фиолетового костюма красный платок, Муругана аккуратно взяла им шарик, завернула в несколько слоёв и убрала обратно в карман.
– А это значит, боевой мой друг Аскольд, что если бы это ядрышко, эта пуля из металла, о котором я уже догадываюсь и свойство которого мне известны, попала в него, – она указала на помощника, прошедшего опытную экзекуцию, – и именно в то же место, что и у Вани, то последствия были бы катастрофические.
– Для него? – Аскольд указал на того же помощника.
Муругана поморщилась.
– Естественно, для него. Ваня – человек, в нём пуля просто застряла. А через него, – кивок на помощника, – она прошла бы, как через масло. На это, скорее всего, и рассчитано. От горла она начала бы медленно опускаться вниз, через всё тело, разрушая его изнутри.
– Ого, – удивился Аскольд. – Это серебро, что ли?
– Нет, – почти прошипела Муругана, – это не серебро.
Аскольд, поняв, что рассердил Муругану, поджал губы. Решил, что дальше лучше молчать.
– Феликс, ты же писатель? – переведя взгляд, спросила Муругана.
– Ну, в общем-то, да, – неуверенно ответил Феликс.
– Дай-ка мне свою ручку.
Парень ловко вытащил из внутреннего кармана куртки блокнот с ручкой и протянул Муругане.
– Нет, только ручку.
Феликс повиновался, убрав блокнот обратно.
Уверенным и быстрым движением Муругана свинтила с прозрачной, дешёвой ручки с двух сторон крышечки-ограничители, вытряхнула стержень на землю и вставила, ставшую полой, трубочку в горло Вани. Затем сунула руку под его рубашку, произвела какие-то невидимые для глаз присутствующих манипуляции и Ваня, что называется, ожил.
Первое, что произошло, это вылетевшая фонтанчиком струйка крови. Раздались бульканье и грудь Вани начала тяжело подниматься и опускаться. Потом он медленно открыл глаза и, посмотрев на Муругану, каким-то сдавленным сипом произнёс:
– Не смог. Упустил.
И его глаза вновь закрылись. Вероятнее всего, потерял сознание, но был жив. Дыхание не прервалось. Муругана улыбнулась словам Вани, чья преданность сейчас напоминала преданность охотничьей собаки. Она явно не ошиблась в нём.
– Несите Ваню в микроавтобус и везите в клинику, – сказала она помощникам. – Я подъеду следом и закончу лечение, иначе он до утра не дотянет.
– А с этим что? – осторожно спросил Аскольд, имея в виду Феликса, и тут же поймал испепеляющий взгляд Муруганы.
– Иди с ними. А нам с Феликсом нужно кое о чём поговорить. – Муругана демонстративно отвернулась от Аскольда и помощников. – Пойдём, Феликс, прогуляемся по аллее. Руку не предлагаю, я не из этих, – она сделала неопределённый жест рукой.
Помощники подхватили тело Вани и не спеша двинулись в сторону театра. Аскольд со злобой посмотрел в спины удаляющимся Муругане и Феликсу и поплёлся за здоровяками. Вечер сложился неудачно – лояльность начальства к нему пошатнулась.
– Театральное чучело, – вырвалось у Аскольда. Но его никто не услышал.
Молча дошли до следующей скамейки. И только проходя мимо неё, Муругана задала вопрос:
– Я правильно понимаю: встреча в столь поздний час была посвящена мне?
– Да, – коротко ответил Феликс.
– Чего хотели?
– Сотрудничества.
– Вот как, – Муругана изобразила удивление. – Попробую угадать: шпионить за мной?
– Рассказывать обо всём, что узнаю о ваших планах.
– Интересно. – Муругана вновь замолчала на несколько секунд. Звук шуршащего гравия под ногами напоминал лёгкий речной прибой. – Согласился?
Слова Феликсу давались с трудом. Будто бы он вытягивал каждое длинными металлическими щипцами, какими пользуются кузнецы возле огромных паровых молотов.
– Намекнули, что лучше пойти навстречу и сотрудничать. Мол, люди они крайне суровые, могут убедить не только словами. Как-то так. – Приходилось буквально подталкивать свой мозг, чтобы выдавать полуправду.
– Суровые? Ну-ну, – Муругана хмыкнула, – моторыцари. – Она остановилась и внимательно посмотрела на Феликса. – А ты знаешь, это даже хорошо, что согласился. И сценарий мне напишешь, и на их логово выведешь. Прячут они одного очень важного для меня человека. Никак отдавать не хотят. А ты мне поможешь. Не против?
Как же мягко она говорила. Словно заботливая старшая сестра или добрая тётушка-соседка. Иногда Феликсу начинало казаться, что он говорит вовсе не с монстром в женском обличие, а с каким-нибудь представителем Красного Креста или попечителем фонда помощи голодающим детям.
– Нет, не против, – ровным голосом автоответчика отозвался Феликс.
– Прекрасно, – и Муругана протянула ему ладонь. – Этот момент предлагаю обсудить отдельно, не сегодня.
– Хорошо, – Феликс протянул ладонь в ответ.
Муругана взяла ладонь Феликса в свою и плотно сжала.
– Я позвоню тебе завтра-послезавтра и договоримся о встрече. Я объясню, что тебе нужно будет рассказывать им про меня. Запустим им дезинформацию и сыграем на этом. Выманим из норы и сцапаем зверька. Ты ведь хочешь помочь?
– Да, конечно, – кивнул Феликс.
– Тогда пока, друг мой, – улыбнулась своей обворожительной улыбкой Муругана.
– До встречи, – постарался улыбнуться в ответ Феликс, но понял, что лишь показал свои зубы.
И пока Муругана легко трясла руку Феликса, она вновь осознавала удивительный и неприятный для неё факт: она не чувствует сердца Феликса, не может прочитать его мысли, его желания, его слабости. Полная тишина. Плотно закрытая книга. А значит, неспособность прогнозировать, направлять и подчинять волю. И это пугало и одновременно притягивало Муругану к молодому человеку. Его неприступность не давала Муругане покоя.
В какое-то мгновение она решила для себя, что непременно должна понять и разобраться в этом феномене. Первый асенсорик, попавшийся ей на пути. Манящий своей сердцевиной, крепкий молодой орешек.
– Кстати, – неожиданно поинтересовалась Муругана, – а Семён или Василиса, пока вы беседовали, ничего не выбрасывали? Может, ты что-нибудь заметил? Какой-нибудь предмет?
Сделав вид, что задумался на секунду-другую, Феликс ответил:
– Нет, не заметил. Так ведь и темно на аллее. Фонари, вон, – он кивнул в сторону ближайшего, такого же тусклого, как и все остальные, – со сталинских времён от городской пыли наверняка не чистили.
– Ну да, ну да, – согласилась с предположениями Феликса Муругана.
Высвободив руку, Феликс развернулся и пошёл прочь. Совсем не в сторону театра. А Муругана вернулась к скамейке, наклонилась и достала из-под неё обычный кнопочный телефон. Повертела в пальцах и подумала:
«Не видел или только сказал, что не видел? Как жалко, что я не могу прочитать его мысли? Нужно либо сделать его своим союзником, либо уничтожить, как и всех остальных, бесполезных, не желающих служить в новом постапокалиптическом мире».
Муругана прекрасно понимала, какую реальную угрозу может нести для неё Феликс.
Это состояние усталостью не назовёшь. Какое-то внутреннее оцепенение. Хотя, не только внутреннее. Феликс чувствовал, как во время разговора с Муруганой он словно покрылся тонкой корочкой льда. Но льда не обычного, а какого-то гибкого, позволяющего двигаться, разговаривать, пожимать собеседнику руку. Да, так он и сделал в конце их недолгой и странной беседы. Муругана будто бы пыталась заглянуть внутрь него, – то ли прочитать мысли, то ли пронзить душу.
От таких мыслей от затылка и до пяток пробегал холодок.
И это чувство психологической изможденности. В таком виде с Юлей встречаться нет смысла. Лучше отправиться в общагу и хорошенько отоспаться, перезарядить батарейки.
Но позвонить и предупредить, конечно же, надо. Прямо сейчас.
– Алло, Юля?
– Феликс, а ты где? Ты же обещал вернуться. Я жду тебя.
Голос звучал не обиженным и не расстроенным. Она даже как будто улыбалась. У неё прекрасное настроение и это успокоило Феликса.
– Юля, ты извини, любимая моя, – он говорил медленно и шагал по асфальту почти на ощупь к ближайшей остановке, – ужасно устал. Поеду в общагу, отосплюсь. Созвонимся завтра. Или увидимся сразу утром в театре.
– Ладно, договорились. Отдыхай. Целую. Пока.
<¤¤¤>
Конечно, это был его второй дом. По-другому о театре он и не мог думать.
Сколько отдано сил, здоровья, лет жизни. Сколько нервов потрачено в спорах и разочарованиях. Но и сколько получено взамен радости, веры в себя, как в руководителя, как в человека. И ещё такое тёплое и уютное чувство нужности этому миру.
– Как же я его люблю, – нежно сказал Николай Николаевич. Они с дочкой проводили высокопоставленных гостей и теперь прогуливались по длинному фойе вокруг зрительного зала.
Юля проследила взгляд отца, скользящий по лепнине на стенах, ажурным светильникам, высоким окнам за дорогими тяжёлыми шторами. И, конечно же, сразу поняла, о чём и о ком говорит отец.
– Ты относишься к нему, как к живому человеку, – склонив голову к плечу отца, заметила Юля.
– Да, это правда. – Он погладил её по ладони, лежащей на его согнутой руке. – И это чувство с большей силой ожило во мне, когда я стал уверен, что ты будешь жить. Что теперь мне не нужно переживать каждый день за твоё здоровье. – Не останавливаясь, прикоснулся губами к щеке дочери. – Тебя я тоже очень люблю. Вас обоих.
– Ясно, – улыбнулась Юля.
– А где, кстати, Феликс?
– Поехал отсыпаться. Сказал, что очень устал.
– Ну, пусть отдыхает парень. А мы с тобой давай-ка зайдём на сцену, – тут же продолжил Николай Николаевич. – Нужно с Леонидом Палычем парой слов перекинуться по поводу завтрашнего дня.
Дошли до конца полукруглого фойе и упёрлись в дверь, ведущую за кулисы. Электронный замок из-за проведения вечернего сеанса для удобства был отключён. Директор потянул за ручку, пропустил дочку и зашёл следом. Пройдя через небольшой тамбур с крутой лестницей, они оказались у пульта помощника режиссёра. Возле него стоял Лопатыч, заложив руку за руку на груди, и о чём-то размышлял. На сцене суетились помощники Муруганы.
– Хорошо, что ещё не ушёл, – радостно сказал Николай Николаевич.
– Ну, – неопределённо покачал головой бригадир, – ещё есть кое-какие дела. Здравствуй, Юля.
– Здравствуйте, Леонид Палыч.
– Как твоё хрустальное сердце? – он улыбнулся.
– Спасибо, очень хорошо, – улыбнулась в ответ девушка, – я вам всю жизнь благодарна буду.
– Да, ладно, – махнул рукой.
– Как это – ладно? – перебил бригадира Николай Николаевич. – Ты помог дочь спасти. Я теперь твой должник. И, кстати, выписал тебе премию и путёвки в профилакторий от министерства культуры обязательно выбью. На двоих. С женой отдохнёте.
– Мы всё больше на даче, – склонил голову на бок Лопатыч. – И отдыхать как-то не привыкли.
– Как же тебя ещё отблагодарить? – удивился директор.
– Никак не надо, – с заметным нажимом в голосе ответил бригадир. – Считайте, что то, что вы помогаете Муругане – это и есть благодарность и для неё, и для меня.
– Серьёзно?
– Да.
– Ну, хорошо. Не буду возражать. Хорошо.
И Лопатыч быстренько сменил тему разговора.
– Завтра у нас на сцене снова утренняя репетиция.
– Да-да, – подхватил директор, – об этом и хотел напомнить. Людей у тебя хватает? Больше никто не пропадал? На больничный не вышел?
– Пока всё без изменений. Работаем.
С другой стороны, из противоположенных кулис, появилась Муругана. Она уверенно шагала по чёрной драпировке, закрывающей деревянные доски сцены, не обращая внимания на копошащихся помощников.
– О, Николай Николаевич, Юленька! – Она развела широко руки, готовя их для объятий, показывая, как рада видеть добрых друзей. – А где же молодой человек, юный рыцарь, поклонник нашей театральной принцессы?
Щёки Николая Николаевича покрылись лёгким румянцем, а Юля от смущения опустила взгляд.
– Позвонил несколько минут назад, сказал, что очень устал. Поехал домой, – ответила Юля.
– Устал, – Муругана печально улыбнулась. – Как мне это знакомо в мужчинах. Ну, ничего, завтра, я уверена, вы снова встретитесь и ваши чувства воспылают с новой силой. – Она подошла вплотную к Юле и взяла за руку, пристально вглядываясь в глаза. – Ведь ты любишь его.
Последовал короткий ответ:
– Да.
– А мы возьмём и прямо сейчас отпустим мужчин, – Муругана резко обернулась к Николаю Николаевичу и Лопатычу. – Не исключено, что и они устали за сегодняшний день.
– Я подумал, – сказал бригадир, – что потребуется моя помощь. Теперь даже не знаю.
Лопатыч кивнул в сторону сцены, где продолжали орудовать люди Муруганы – убирали чёрные тканевые экраны в виде ширм на колёсиках, демонтировали стойки с аппаратурой, сматывали снятый белый экран с задника, на балконе кто-то возился с дронами, упаковывая перед транспортировкой. Гофрированная трубка и ёмкость с биоплазаматической жидкостью со сцены давно были убраны. Работа подходила к завершению.
– Они всё сделают, дорогой Лопатыч, – Муругана как бы невзначай обратила внимание на сценическую суету. – На сегодня всё, отдыхай. – Она перевела взгляд на директора. – Ну, а вы, уважаемый Николай Николаевич. Быть может, пойдёте навстречу знакомой даме и оставите наедине с вашей дочерью? Нам, видите ли, нужно кое о чём пошептаться.
Осознав, наконец, о чём его просит Муругана, Николай Николаевич несколько нелепо замахал ладошками и сбивчиво заговорил:
– Конечно, конечно. Нам всё понятно. Если наедине, то конечно. Мы отойдём с Леонидом Палычем.
– Идите на улицу, – не переставая улыбаться, посоветовала Муругана, – подышите вечерним воздухом. А потом мы всех развезём кому куда надо.
Лопатыч почему-то недовольно буркнул:
– Ладно.
А директор покорно согласился:
– Без вопросов.
И когда мужчины ушли, Муругана, сохраняя свою рисованную доброту и улыбку на ярко-красных губах, заговорила.
– Ты ведь не знаешь, с кем встречался Феликс.
– Нет, – честно призналась Юля.
– И никогда его не видела.
Юля вновь отрицательно помотала головой. Муругана не спрашивала её, а только подготавливала, чтобы та без каких-либо сомнений согласилась с её ходом мыслей и предложением.
– Это меня больше всего и волнует. Юля, деточка моя, ты ведь знаешь, я желаю тебе только добра, как и твой папа. Мы оба очень хотим, чтобы ты была счастлива. Именно поэтому я так сильно переживаю за Феликса. Чтобы он случайно не попал под чьё-либо дурное влияние. Я знаю, сейчас вы вместе и всё, что может отразиться на нём, неминуемо коснётся и тебя. Ты понимаешь, о чём я говорю?
По выражению лица девушки стало заметно, как волнение неторопливой змеёй заползает в её душу.
– Да, понимаю. Нужно узнать, что это за человек, с которым он встречается.
– Вот именно, – поддержала Муругана, – и предлагаю разобраться с этим вместе. Если человек плохой и может негативно влиять на Феликса, а у меня есть такие подозрения, то давай оградим его от ненужного знакомства. Я готова помочь в этом, чтобы Феликс больше с ним не встречался.
– А что требуется от меня?
– Ничего особенного, – Муругана приобняла Юлю за плечо, – разузнай у Феликса осторожно и как бы между прочим, что за человек, чем занимается, где он работает, кто его друзья, где чаще всего он проводит время и где он живёт. Составим полный портрет этого незнакомца и выясним для себя, нужен ли такой товарищ Феликсу. Не исключено, мы выясним, что он какой-нибудь аферист и пытается шантажировать парня. У меня есть кое-какие связи, и мы быстро приструним негодяя. Как тебе такой план?
Глаза Юли красноречиво говорили за неё о безграничном доверии. Она была готова слушаться и следовать за Муруганой, как за старшей сестрой. А возможно, даже больше, чем сестрой.
– План замечательный, – сказала Юля. – Постараюсь, как можно скорее выведать всё об этом незнакомце.
– Вот и молодчинка, – Муругана погладила Юлю ладонью по голове. – Очень хочу быть спокойна за вас обоих. Да и папа твой, думаю, тоже.
– Конечно, – кивнула Юля.
– Хорошо, пойдём, зайка. День был трудный. Вам пора домой, а мне ещё в клинику заскочить нужно. Срочный пациент. Не могу бросить.
Муругана взяла Юлю за руку и повела за собой.
– Вы такая добрая, – произнесла с восхищением девушка, глядя на Муругану.
– Да, хорошая моя, приходится.
Они вышли из служебного входа и уловили обрывки разговора Лопатыча с Николаем Николаевичем. Бригадир с характерным ему прищуром рассказывал директору о благополучно принявшейся весной рассаде новых сортов и какой обильный урожай они с женой собирают на участке. Несомненно, Лопатыч без стеснения хвастался.
Муругана тут же присоединилась к разговору.
– Как же она терпит такую жару? Дневной зной просто испепеляющий.
Лопатыч ответил:
– А зачем днём лезть под самое пекло? Утречком или под самый вечер, соблюдая все меры предосторожности. Мы люди возрастные, нам лишний ультрафиолет ни к чему.
– Что сказать, – кивнула Муругана, – разумные люди. Бережётесь и это правильно. Пойдёмте-ка все к машине. Всех развезу и поеду по делам.
Муругана жестом пригласила присоединяться к ней. На ходу Николай Николаевич озабочено поинтересовался:
– А как же театр? Кто-нибудь останется на ночь?
– Не переживайте, уважаемый директор, – открывая заднюю дверцу машины, ответила Муругана. – Один из моих помощников остаётся на вахте и дождётся ваших работников до утра. Передаст пост из рук в руки.
На переднем пассажирском месте сидел задумчивый Аскольд.
– Добрый вечер, – поздоровалась с ним через открытое окошко Юля.
– Привет, – добавил по-свойски Лопатыч.
Николай Николаевич поднял в приветствии вверх ладонь.
В ответ Аскольд что-то промычал нечленораздельное и отвернул лицо в противоположенную сторону.
– Аскольд, – обратилась к нему Муругана, – друг мой! Выйди, пожалуйста, из машины на пару слов.
Не сразу, а после нескольких нервозных движений, Аскольд всё же начал выбираться из салона. Он кидал злые взгляды на стоящих поблизости людей, явно раздражённый тем, что у его унижения в этот вечер так много свидетелей.
– Отойдём, – мягко приказала Муругана. Отведя Аскольда за машину, Муругана с улыбкой бросила через плечо: – Садитесь втроём на заднее сиденье. Я сяду спереди.
– Хорошо, – легко и весело ответила Юля и троица начала забираться в автомобиль.
Удивлённо посмотрев на Муругану, Аскольд спросил:
– А я куда сяду?
– Ты не сядешь, дорогой, – сказала Муругана. – Малыш себя плохо вёл, и он отправится сегодня домой ножками.
– Мамочка рассердилась, – Аскольд не скрывал злобы.
– Не нужно так злиться. Пройдись, подыши вечерним воздухом, освежи мозги. Попробуй перезагрузиться. Ты ведь солдат, должен уметь.
– Я офицер, – снова огрызнулся Аскольд.
Улыбка исчезла с лица Муруганы. В зрачках появились огоньки и вместо улыбки, в свете стоящего рядом фонаря, заблестел хищный оскал.
– Ты, видимо, чего-то до сих пор не понял, солдат, – она акцентировала на последнем слове. – Мне наплевать, кем ты там себя возомнил. Но ты в очередной раз прокололся, не сумев оценить ситуацию, контролировать её и избежать потерь. Может быть, когда-то ты и был кем-то, но сейчас ты ничем не лучше любого моего безмозглого помощника, который беспрекословно выполняет приказания. Только вот незадача, ты занимаешься самодеятельностью, а мне это, скажу мягко, очень не нравится. Ты понял меня, солдат? – Муругана снова сделала акцент.
– Я понял тебя, Муругана, – с какой-то помесью злобы и обиды буркнул Аскольд.
– Свободен! – резко сказала Муругана и, уже шагая к машине, бросила, не оборачиваясь: – Увидимся завтра. Приведи мозги в порядок и успокой нервы. С психически неуравновешенными особями я не сотрудничаю.
По пути Муругана захлопнула заднюю пассажирскую дверцу, прыгнула на переднее сиденье и с улыбкой сказала всем сидящим в салоне:
– Вперёд, друзья, по домам!
Тем временем Аскольд, плюнув себе под ноги, проводил взглядом удаляющийся автомобиль.
– На любого хищника найдётся охотник, – тихо сказал он.
И достал сотовый, чтобы вызвать такси.
Когда подъезжали со второстепенной дороги к главному проспекту, Семён с усилием, несмотря на жгучую боль в боку, громко сказал Василисе в ухо:
– Поворачивай налево.
Она уже хотела напомнить седоку, разместившемуся на задней части сиденья мотоцикла и державшемуся за боковые карманы её кожаной куртки, что если возвращаться в загородный дом, то следует повернуть в другую сторону – направо. Но вовремя сообразила, что Семён по привычке хочет немного запутать тех, кто попытается отследить их маршрут по уличным камерам наблюдения.