По большому счёту, Аии это мало заботило. Пусть фамилия и необычная, но к ней он привыкнет быстро. Кем он только не был здесь, какого возраста и роста, национальности и телосложения. Сейчас его по-настоящему всё устраивало. А как его зовут – несущественная мелочь.
Вдруг Аии, теперь уже мужчина в дорогом итальянском костюме, с изысканным фиолетово-синим галстуком на белой сорочке, заметил возле круглой колонны просторного зала оформления полётных документов маленькую девчушку лет пяти. Её привлекла поверхность, облицованная зеркальными панелями, в которых смешно отражалось лицо. Девочка сжимала перед собой обеими руками какую-то мягкую розовую игрушку, периодически показывая её своему отражению в колонне и что-то объясняя.
Олег Викторович Нивелепов притормозил, окинув взглядом занятых своими делами пассажиров, и тут же заметил невдалеке родителей девочки. Шагах в десяти стояла достаточно молодая пара, усиленно о чём-то споря между собой. Диалог происходил на повышенных тонах и ни тому, ни другому родителю до дочери пока не было никакого дела.
Внутри мужчины в дорогом костюме тут же вспыхнул огонь охотника. Ситуацией можно воспользоваться. Вот она, добыча, только протяни руку.
Нивелепов всё сделал почти с молниеносной быстротой. Он аккуратно, но цепко ухватил девочку за плечи и увлёк вслед за собой за колонну, так, чтобы их не смогли увидеть занятые спором родители. Бедняжка не успела даже напугаться.
Олег Викторович, прижав кареглазое создание рукой к колонне, спросил мягким голосом:
– Как зовут тебя, детка?
– Вика, – растерянно ответила девочка.
– Да ты как ягодка, – сказал Нивелепов и положил Вике указательный палец на губы. – Только не кричи. Поняла меня?
Девочка кивнула, постепенно догадываясь, что происходит что-то нехорошее. Но ведь вокруг столько много людей. В общем-то, бояться нечего. Но она не видит своих маму и папу. Только они могут по-настоящему защитить от любой беды.
– Ты хорошая девочка, но если решишь кричать, то тогда знай, что это будет самой большой ошибкой в твоей малюсенькой жизни. – Нивелепов плавно убрал указательный палец от губ и перенёс ладонь на горло. Сейчас он чувствовал пальцами под тонкой детской кожей пульсирующую кровь. И тут же ощутил, как сердце девочки застучало чаще, разгоняясь от внезапно нахлынувшего страха.
– Дяденька, я… – попыталась что-то сказать девчушка.
– Я тебя предупредил, – перебил её Нивелепов. – Посмотри мне в глаза, – он плотнее сжал ладонь, – как можно внимательнее.
Девочка молчала. Он начинал чувствовать лёгкую дрожь в её теле.
– Я могу многое, – продолжил Олег Викторович. – Я могу убить любого в этом зале. Могу разорвать на части твою игрушку. Мне ничего не стоит придушить тебя прямо здесь, на этом месте. Но главное, когда я разделаюсь с твоим матерчатым другом, а следом с тобой, вот тогда я примусь за твоих родителей. Сначала за папу, чтобы он не смог защитить твою маму, а потом и за маму тоже. Я никого не пожалею. Я страшный, я ужасный. Кто встречается со мной, все умирают.
Глаза девочки широко раскрылись, рот беззвучно шевелил губами, а тело билось мелкой дрожью. Девочка не просто боялась дяденьку, её пожирал ужас.
Нивелепов наконец замолчал, слегка прикрыл веки. Он добился нужного результата и сейчас наслаждался плодами своего воздействия. Энергия, рождённая эмоциональным всплеском ребёнка, живительным потоком струилась через шею в руку Олега Викторовича, и через его тело в сущность того, кто находился у него прямо в груди. Того, кого звали Аии.
И вот глаза малышки поблёкли, стали мутными, руки беспомощно опустились вниз, а розовая игрушка оказалась на полу возле ног. Дрожь прошла. А вместе с ней будто бы куда-то ушла сама жизнь. Но девочка не была мертва. Она была опустошена.
– Спасибо, ягодка, – мужчина легонько хлопнул девочку по щеке. – Через пару дней восстановишься, обещаю. Родителям огромный привет.
Нивелепов зашагал прочь, уже слыша голоса взволнованных родителей, зовущих куда-то запропастившуюся дочь.
Занимая место рядом со своим темнокожим спутником, он обратил внимание на то, что происходит возле зеркальной колонны. Рядом с девочкой уже стояли её родители. Отец вертел в разные стороны головой, явно не в состоянии понять, что произошло. Мать склонилась к ребёнку, держа его за плечи, легонько трясла и повторяла одну фразу:
– Доченька, Викочка, что с тобой? Ты слышишь меня?
Вика плавно заскользила спиной по гладкой поверхности колонны, ноги начали сгибаться, глаза по-прежнему глядели отрешённо в пустоту, а из уголка рта к подбородку медленно стекала капелька слюны.
Наконец начал звать отец, обращаясь ко всем без разбора вокруг:
– Кто-нибудь, помогите! Есть медик? Хоть какой-нибудь врач?
Понемногу люди, проходящие мимо, начали проявлять интерес. Остановившись, удивлённо глядели на девочку. И вот кто-то сказал, что сейчас вызовет скорую.
Наблюдать дальше Нивелепову стало скучно. Он повернул голову к помощнику и спросил:
– Как продвигается сбор данных, Патрис? Порты, сервера, хостинги, адреса?
Не отрываясь от монитора стоящего на коленях ноутбука, помощник, не раскрывая рта, мысленно ответил:
«Ещё пара суток, и мы будем обладать всей необходимой информацией».
– Говори вслух, тренируй речевой аппарат, он тебе ещё пригодится не раз, – спокойно заметил Нивелепов. – Мне нужен полный доступ.
– Несомненно, – прозвучал высокий, юношеский голос помощника. – Полный доступ.
– Что-то есть от Муруганы?
– Да, она подготовила старика, генерала в отставке, отца высокопоставленного военного, способного нам помочь с проникновением к управлению стратегическими ядерными ракетами.
– Отлично. Покажи-ка мне его фото.
Нивелепов прикрыл веки, а помощник сделал несколько движений пальцами по клавиатуре ноутбука.
– Ушло, – сказал Патрис.
– Какой щупленький, – не поднимая век, заговорил Нивелепов, – мог ведь и не дожить до момента, когда стал нам нужен. Удача-то какая. Муругана его подлечила, теперь он своего сына переживёт, если, конечно, тот не захочет присоединиться к отцу.
– Мы поможем ему сделать этот выбор. – Помощник оторвался от монитора и перевёл взгляд на Аии. – Я увидел, как ты питался.
– О, да, – лёгкая улыбка промелькнула на губах Нивелепова, – детский страх восхитителен. Девчонка сама шла в руки, я не смог устоять.
– Я тоже не прочь перекусить. Тех двух школьников, которые курили за рекламным щитом у торгового центра, мне показалось мало.
– Будь ты человеком, я бы подумал, что в тебе заговорила зависть, – Нивелепов похлопал Патриса по плечу. – Но скорее всего, ты ещё не научился эффективно распределять полученную энергию. Привыкаешь к земным условиям, это нормально.
– Да, это так, – согласился помощник.
– Ну, так иди, подзарядись. Только будь осторожен. – Нивелепов забрал ноутбук к себе на колени. – Учись охотиться самостоятельно. Я уверен, со временем ты войдёшь во вкус. Как и все мы.
Патрис поднялся с места, осмотрелся по сторонам и уверенной походной направился в сторону общественных уборных.
«Почему бы и нет, – мысленно одобрил Аии, – не самый худший выбор».
«С чего-то нужно начинать», – так же мысленно донеслось от Патриса.
«До регистрации ещё полчаса. Не торопись, успеешь».
Ночью снилась какая-то чушь. Что именно, Феликс вспомнить не мог.
Отхлебнув из белой кружки, с края которой свисала ниточка с ярлычком, он перескочил мыслями к более приятным воспоминаниям. И сейчас, глядя через оконное стекло на разгорающееся утро, Феликс видел не листву тополей, не скачущих по асфальту беспокойных воробьёв. Он видел глаза Юлии, полные тепла и любви.
Вчера в машине Николай Николаевич то и дело оборачивался к ним с переднего пассажирского сиденья и улыбался, улыбался, улыбался. Он был счастлив видеть свою дочь здоровой и жизнерадостной. Какие ещё слова нужны в такой момент?
И пока всех троих везли обратно в город, в салоне автомобиля никто не говорил. Переглядывались и улыбались.
Молчаливый водитель начал с тревогой посматривать на загадочную троицу, заподозрив их в том, что, возможно, находятся под препаратами. В итоге, поёрзав, вжался в кресло и продолжил вести машину.
Феликс вспоминал, как держал Юлю за руку, и сейчас ему казалось, что он по-прежнему чувствует её тепло.
В общежитии царила тишина. Студенты не торопились вернуться с каникул раньше положенного времени. Феликсу, как ещё пятерым живущим на разных этажах и практически не общающимся друг с другом, разрешено было остаться на летнее время. Для этого потребовалось письменное ходатайство от ректора института или директора того театра, в котором оставался на лето работать студент. Феликсу, как не трудно догадаться, такое ходатайство подписал Николай Николаевич. Он благоволил молодому человеку, и почему – тоже яснее ясного.
Из задумчивого состояния его вывел звук грохота металлической посуды. Сосед по этажу, но из противоположенного крыла, в очередной раз уронил на кафельный пол кастрюлю. Растяпу звали Вова, работал он в кукольном театре и носил толстенные очки, которые периодически подводили его глазомер. Один раз Феликс даже вышел на призывный звук из общей кухни, так они с Вовой и познакомились.
Сейчас Феликсу было не до соседа. Помимо приятных воспоминаний, параллельно выстраивались и другие, от которых внутри будто бы натягивалась струна. Феликс прекрасно понимал, куда ведёт его проведение, какую задачу ставит перед ним судьба. Испытания на прочность предстояли нешуточные. Но для справедливости нужно отметить, что Феликс никогда не считал себя трусом или размазнёй. А значит, по-настоящему готов ко всему.
Для начала он позвонит Юле и узнает о её состоянии здоровья и настроении. Приободрит и договориться о встрече на вечер. Самое удобное для этого место – театр.
После разговора с Юлей необходимо позвонить Семёну с того самого сотового, который он ему отдал вчера на аллее за театром. Феликс расскажет о разговоре с Муруганой и о предложении, которое услышал от неё. И самое главное – о том, что увидел собственными глазами. Теперь сомнений не было никаких. Семён не врал. А вот Муругана – совсем наоборот. Стоило разобраться, какова реальная угроза.
Настроившись на нужный лад, Феликс развернулся и подошёл к столу в центре комнаты. На краю лежали приготовленные заранее два телефона: его современный смартфон с сенсорным экраном и обычный, выпавший из прошлого десятилетия, кнопочный с маленьким экранчиком.
Поставив кружку, Феликс взял смартфон и набрал номер. Неожиданно ответил Николай Николаевич.
– Привет, Феликс. Она ещё спит. Дышит ровно, спокойно. Иногда чему-то улыбается. Ты не представляешь, как я счастлив. Просто не представляешь. Я до вечера Юлю будить не буду. Пусть весь стресс со сном уйдёт, ей это сейчас полезно. Давай, пока, мой хороший. До вечера. Увидимся в театре.
И положил трубку.
Смартфон вернулся на прежнее место. Пришла очередь пластиковой коробочки с пронумерованными кнопками.
Включив аппарат, Феликс без труда разобрался в управлении, открыл папку со списком контактов, в котором красовался один единственный. Имя отсутствовало, лишь только номер телефона.
Феликс нажал на кнопку вызова. Пошли длинные гудки. Долго никто не отвечал. Даже появилось лёгкое волнение – а ждут ли его звонка?
Наконец раздался голос:
– Слушаю.
– Это я, – сказал Феликс.
– Я понял.
– Ты просил позвонить, я звоню.
Через небольшую паузу голос, явно принадлежащий Семёну, поинтересовался:
– У тебя как там, всё в порядке?
– Смотря, что называть порядком.
– Операция как прошла?
– По-моему, удачно. С Юлей всё хорошо. Николай Николаевич сказал по телефону, что она спит. Даже будить не хочет.
– Ясно. Что ещё?
– Ещё я видел всё, что делала Муругана. И Николай Николаевич видел. Судя по всему, нам специально показали весь процесс, чтобы произвести максимальное впечатление.
– Удалось?
– Конечно, удалось. Я раньше такое только в кино видел.
– И что думаешь?
– Думаю, что ты не врал. Она реально инопланетянин. И ещё кое-что. – Феликс заговорил быстрее. – Муругана мне предложила сотрудничество. Спрашивала о тебе. Мне показалось, она о чём-то уже знает…
– Погоди-погоди, – перебил Семён. – Сможешь сегодня встретиться со мной у той же скамейки?
Феликс понял, о какой скамейке идёт речь.
– Да. Можно сразу после спектакля с участием Муруганы.
Послышался смешок Семёна.
– То, что она актриса, мне известно давно. Значит, договорились. Вечером у скамейки.
– Договорились.
И Феликс уже хотел завершить разговор, как услышал от Семёна:
– Телефон выключи и выброси.
– Что? – не понял Феликс.
– Я тебе вечером другой дам. А из этого, если сможешь, вытащи батарею и выброси. Лучше в мусорный контейнер.
– Ладно, – согласился Феликс, подумав, что если так нужно, то с батареей он разберётся.
– Пока.
И в трубке пошли короткие гудки.
Разобрать телефон и вытащить батарею у Феликса получилось. Чтобы не затягивать с утилизацией телефона, он решил дойти до мусорных контейнеров, а после прогуляться до магазина. Пакетированный чай заканчивался, а до вечера нужно было поработать над новой пьесой.
К тому же эти ползучие мысли о героях-вампирах никак не могли выветриться из головы. Что с ними делать, Феликс пока не знал. Совершенно.
<¤¤¤>
– Нам надо кого-нибудь убить, – сказал Ваня. Он смотрел вперёд, через лобовое стекло автомобиля, и произнёс эти слова спокойно, даже слегка отрешённо.
Аскольд оторвался от планшета, положил его рядом на сиденье и медленно поднял взгляд, направив прямиком на Ванину макушку.
– Убить? – переспросил Аскольд.
– Ага, – подтвердил Ваня. – Я думаю, что нужно кого-нибудь замочить из их банды, чтобы заставить бояться.
Даже водитель, такой безучастный на вид и холодный ко всему происходящему, на пару секунд оторвался от дороги и пристально посмотрел на Ваню.
– Ну-ка, посмотри на меня, – сказал Ване Аскольд. Тот повернулся на сиденье вполоборота и из-за подголовника посмотрел на Аскольда. – Глаза нормальные, взгляд чистый.
– Ты о чём? – не понял Ваня.
– Я вдруг подумал, что ты с утра успел порошка какого-нибудь понюхать или водки стаканчик намахнуть. Вроде, нет.
– Шутишь, – ухмыльнулся Ваня и отвернулся. – А мне кажется, миндальничаем мы с ними. Знаем, ведь, адреса некоторых. Кто из них самый активный. Девка у них есть, помнишь, со сказочным именем…
– Василиса, – кивнул Аскольд. – Из обеспеченной семьи. Отец – известный в области промышленник. Занималась мотокроссом. Навыки владения огнестрельным оружием, метания ножей, владеет несколькими школами восточных единоборств. Насколько я помню, ко всему прочему, далеко не дура.
– И баба Семёна. Давно уже снюхались, – почему-то со злобой в голосе подметил Ваня.
– Так ты её предлагаешь кокнуть, чтобы Семёна припугнуть? – с издёвкой уточнил Аскольд.
– Почему сразу её? Просто она мне не нравится.
«А может, наоборот?», – подумал Аскольд, но вслух говорить не стал. Решил не раздраконивать Ваню.
Предложение, конечно, так сразу отметать не стоит. Нужно его хорошенько проанализировать, высчитать все плюсы и минусы. В конце концов, что об этом скажет Муругана?
– Спросим у босса, – беря в руки планшет, резюмировал Аскольд. – Возможно, у Муруганы уже есть какой-то подобный план. Но браться за этих выродков пора, с этим могу согласиться.
Ваня довольно мотнул головой.
– Ну, вот, а я о чём говорю.
– Говорит он, – буркнул сердито Аскольд и продолжил просматривать отслеженные номера телефонов, их перемещение и реальную геолокацию.
А вот и та, о которой только что упоминал Ваня. Сейчас сотовый Василисы находился за чертой города, в районе коттеджного посёлка Маковки, в котором она и проживала. Интересно, чем в эти минуты занимается эта папенькина дочка? И не у неё ли скрываются те, за кем Муругана объявила охоту? Стоило бы проверить.
Сейчас они ехали за Муруганой, чтобы забрать её из клиники и доставить в театр. До вечера на сцене необходимо выполнить очень важные приготовления. Проверить технику, провести что-то вроде небольшой репетиции. Для неё это очень важно, – так она сказала.
<¤¤¤>
Этот старик, это ископаемое, каким-то чудом сохранившееся в их театре, начинал понемногу раздражать Лопатыча.
Ветеран сцены Вениамин Пузиков с раннего утра блуждал по коридорам, побывав в приёмной, в столовой, в репетиционном классе, бесцеремонно заходил в незапертые гримёрки и везде ворчал. Его ворчание напоминало молитву или древнее заклинание. Это понял бы любой, кто рискнул бы походить за ним минут десять. Пузиков повторял один и тот же текст, соединяющий в себе старческое нытьё и праведный гнев.
Ясное дело, Лопатыч не мог услышать Пузикова ни в коридоре, ни в приёмной, ни ещё где-то. Но старик вот уже в третий раз, поднявшись на сцену из зрительного зала, шёл по диагонали в глубину, за дальнюю кулису. Сидящий под сценой в тишине бытовки Лопатыч, ждущий приезда в театр Муругану и её помощников, слышал ветерана прекрасно.
Ступая медленно, никуда не торопясь, хоть и старческим, но поставленным актёрским голосом Вениамин Осипович вещал:
– Проработал в этом театре чёрт знает сколько лет, заслуженный работник культуры, ветеран театрального искусства, на сцене с молодых ногтей, меня по голове гладил сам Ухов. И я, Вениамин Пузиков, гордость этого театра, этого города, человек, отдавший театру всю свою нелёгкую, а иногда и героическую жизнь, не могу второй день подряд просто, по-человечески, как все нормальные люди, принять душ. Где это видано? Где ещё такое возможно? Я не потерплю такого отношения к себе. Я дойду до администрации, до министерства культуры…
Лопатыч решил подняться и переговорить с ворчливым стариком, чтобы тот прекратил протестные шествия по сцене.
Увидев на своём пути неожиданно появившегося бригадира рабочих сцены, Пузиков замолчал и слегка растерялся.
– Доброе утро, Вениамин Осипович, – добродушно заговорил Лопатыч. – Слышал, у вас какие-то проблемы возникли в театре? Попирают ваши права, ущемляют в заслуженном уважении?
Старик заметно приободрился, приняв собеседника то ли за такого же, как и он сам, поборника справедливости, то ли за знатока и тайного почитателя его таланта.
– Голубчик, – чуть ли не прослезившись, ответил Пузиков, – вот именно, что попирают. Второй день из труб вместо нормальной воды бежит бурая субстанция с примесью мазута и донных отложений.
Лопатыч, оглядевшись по сторонам и убедившись, что на сцене и за кулисами рядом с ними никого нет, подтолкнул старика лёгким движением в грудь. Вместе они оказались в глубине закулисного пространства.
Пузиков опешил и успел вымолвить лишь одно слово:
– Что…
Бригадир резким и точным движением ухватил Вениамина Осиповича за горло и придавил спиной к кирпичной стене, выкрашенной в чёрный цвет.
– Послушай меня внимательно, тень из прошлого, – Лопатыч говорил зло и сухо, словно отчитывал в очередной раз нагадившего котёнка. – Если ты не перестанешь ныть, старый маразматик, я клянусь, что сделаю так, что тебе будет глубоко наплевать, какого цвета идёт из крана вода. А вымоют тебя в последний раз, но не здесь и не под душем. Есть прекрасное специально оборудованное учреждение с каменными столами и молчаливыми клиентами. Ты меня хорошо понял, старик?
Ветеран сцены прохрипел что-то невнятное. Лопатыч ослабил хватку и услышал тихий хрипловатый голос:
– Всё понял, Лопатыч…
– Хорошо.
Он убрал руку от горла, и Пузиков в ту же секунду обмяк, начал медленно сползать спиной по стенке, пытаясь на ходу ухватиться рукой за трос одного из колосников. Но бесполезно. Оказавшись наконец на полу, старик безмолвно опустил голову, осунулся и сделал свой последний выдох.
– Чёрт бы тебя побрал, – выругался бригадир. И в ту же секунду у него в кармане запиликал сотовый. Лопатыч достал трубку. – Да, слушаю.
– Привет, Лопатыч, – донёсся голос Муруганы. – Мы подъехали к служебному. Аппаратура прибыла с нами. Встретишь?
От неловкости сложившейся ситуации Лопатыч почесал затылок и как бы нехотя ответил:
– Встретить-то встречу. Да только у меня тут несчастный случай на рабочем месте. Пришлось нашего ветерана слегка припугнуть, а у него, похоже, сердчишко от нервного перегруза остановилось. Вот, сидит сейчас передо мной и не дышит.
– Давно не дышит? – спокойно спросила Муругана.
– Да нет, – хмыкнул Лопатыч, – как ты позвонила, с тех самых пор.
– Ясно. Ты где?
– На сцене мы, за последней левой кулисой. Не знаю, что с ним делать.
– Никуда не уходи, я сейчас к вам приду.
Лопатыч сунул телефон на прежнее место и, глядя на тело Пузикова, укоризненно сказал:
– А казался таким энергичным.
Послышались мягкие шаги и из темноты закулисья появилась улыбающаяся Мурагана. Она сначала посмотрела на опечаленного Лопатыча, затем кинула взгляд на сидящего возле стены Пузикова и, наконец, сказала:
– Значит, так, мой несдержанный бригадир, довёл-таки старикашку до приступа.
– Надоел он мне, – буркнул Лопатыч, – всё утро ходил по театру и брюзжал. Водой он недоволен. Вот я и решил слегка успокоить.
– Успокоил, я смотрю, – хохотнула Муругана.
– Перестарался, – согласился бригадир.
– Ладно, иди, аппаратурой займись. Нужно аккуратно разгрузить и показать дорогу, как на сцену перенести. Объясни ребятам, что да как. Ты ведь тут мастер логистики. Хорошо? А я займусь усопшим.
– Хорошо, – через паузу ответил Лопатыч. – Я тогда пошёл?
– Я думала, тебя уже здесь нет, – в шутку сказала Муругана. – Машина ждёт.
Бригадир как-то неуверенно поклонился Муругане, словно начинающий артист, не знающий точно, в какой момент лучше всего покинуть сцену, и скрылся из вида.
– Кто сказал, что старики бесполезны? – глядя на Пузикова, сказала Муругана. – Ими можно неплохо попользоваться. Главное знать, как и где их применить. Вот и ты мне пригодишься, дорогой Вениамин Осипович.
Муругана опустилась на одно колено возле старика, полностью расстегнула пуговицы на пиджаке и рубашке. Недолго думая, сделала горизонтальный разрез чуть справа от солнечного сплетения. Появились капли крови, собирающиеся по краям. Муругана стремительно просунула в разрез сложенными пальцами ладонь и, гладя в лицо Пузикова, принялась делать ему прямой массаж сердца.
– Давай, очухивайся. Нужно ещё немного пожить, – шёпотом проговорила она.
Вдруг глаза старика широко раскрылись, рот принялся судорожно хватать воздух, руки заскользили по одежде Муруганы, пытаясь ухватиться пальцами за складки.
– Тихо, тихо, – вытаскивая ладонь из груди Пузикова, с лёгкой улыбкой сказала Муругана, – обнимемся позже.
Она выдохнула изо рта небольшую порцию белой субстанции, похожей на воздушную вату, подхватила её двумя пальцами и лёгким движением замазала разрез, который через пару секунд стал практически незаметен.
Лоб Вениамина Осиповича покрылся испариной, щёки порозовели, наконец он сказал тихим голосом:
– Я ничего не помню. Что со мной случилось?
– Теперь всё в порядке, – Муругана взяла старика подмышки и вместе с ним поднялась на ноги. – Споткнулся. Головой, наверное, ударился. Растрепался вон, – она указала на расстёгнутую рубашку. – Вениамин Осипович, заправиться нужно. Мы в храме искусства, всё-таки.
Пузиков непослушными пальцами застёгивал пуговицы и недоверчиво смотрел на Муругану.
– Мы с вами знакомы?
– О-о-о, – махнула рукой Муругана, – не лично, конечно. Должна признаться, я старая театралка. И вы мне знакомы по многим постановкам.
Ни к чему говорить старику, что она всего лишь единожды окинула взглядом фотографии актёров в фойе театра и запомнила имена и фамилии под ними.
– Польщён, – с гордостью произнёс Пузиков. – За помощь огромное спасибо.
Все пуговицы наконец были застёгнуты.
– Как голова? – спросила Муругана.
– Спасибо, по-моему, отлично. – Старик немного потоптался на месте. – Я тогда пойду?
– Погодите, Вениамин Осипович, – Муругана как можно мягче провела пальцами по щеке Пузикова. – У меня к вам просьба. Не могли бы вы мне помочь сегодня вечером на этой сцене. Я буду проводить уникальный сеанс по оздоровлению. Мне нужен смелый доброволец, с которого мы начнём представление. Может, рискнёте?
– Да, конечно, – безвольно улыбнулся в ответ Пузиков.
По глазам было заметно, что он толком ничего не соображает и, находясь в каком-то сумеречном состоянии, готов согласиться со всем, что бы ему не предложила Муругана.
– Замечательно. А сейчас, уважаемый Вениамин Осипович, ступайте в свою гримуборную и ждите вечера. Отдыхайте. За вами придёт кто-нибудь из моих помощников. Договорились?
– Договорились, – кивнул Пузиков. – Разрешите полюбопытствовать? Совсем вылетело у старика из головы поинтересоваться именем благородной дамы.
– Ах, да, боже мой, – Муругана манерно стукнула себя ладонью по лбу, – ну, конечно. Приятно познакомиться, Муругана.
– Благодарю, Муругана. Взаимно рад знакомству.
Смотря перед собой остекленевшими глазами, повернулся чётко на пол-оборота и зашагал прочь со сцены, в сторону выхода на общую лестницу, ведущую на этажи с артистическими гримёрками.
– Расходный материал, – без улыбки, холодно сказала вслед старику Муругана.
В ту же секунду внутри её головы раздался сигнал о поступившем сообщении через канал сотовой связи. Муругана активировала мысленным приказом виртуальный дисплей на хрусталике глаза и ознакомилась с информацией. Очень полезная программа ставила в известность, что с банковской карты Феликса произошло списание денежных средств в магазине одной из торговых сетей. Сумма небольшая. Остаток на карте смешной.
Неспешной походкой Муругана вышла на центр сцены, подождала некоторое время, пока Феликс возьмёт трубку и, наконец, начала разговор.
Если бы кто-то внимательно пригляделся к говорящей женщине, то без труда заметил, что она не пользуется ни гарнитурой, ни bluetooth-наушниками, – всем тем, что позволяет разговаривать по телефону без помощи рук. Но Муругане для этого не нужен был даже сам телефон. Все необходимые компоненты и так были встроены в голову. Так удобнее.
– Алло, Феликс? Здравствуй…
<¤¤¤>
Феликс зачем-то, на всякий случай, разделил телефон на три части и выбросил в разные контейнеры аккумулятор, заднюю крышку и сам аппарат с клавиатурой.
Небольшой магазинчик обширной торговой сети располагался поблизости, нужно было лишь выйти из двора и перейти дорогу на перекрёстке. Покупателей оказалось мало. Феликс взял, как и планировал, коробку пакетированного чая, белый батон и самый дешёвый шоколадный батончик с арахисом. На большее попросту не хватало денег.
Когда рассчитывался на кассе, на сотовый пришло стандартное уведомление о списании денежных средств. Сложив покупки в небольшой дежурный пакет, который всегда таскал с собой в заднем кармане брюк, Феликс вышел на улицу и услышал, как на телефон пришло ещё что-то. Пару раз случался сбой платёжной системы и с карты повторно списывалась сумма только что совершённой покупки.
Слегка нахмурившись, Феликс извлёк сотовый из кармана и открыл текст сообщения. «Поступление 10 000 рублей», – высветилось на дисплее. В отправителях значился банковский счёт, без имени и фамилии владельца или названия организации.
– Что за чёрт? – удивился Феликс. – Откуда?
Он стоял неподвижно посередине тротуара, словно на какое-то время превратившись в ледяную скульптуру, и ошарашено смотрел на телефон.
Неожиданно, так, что Феликс чуть не выронил сотовый из руки, аппарат заиграл мелодию вызова, высвечивая на дисплее незнакомый номер. Поколебавшись, решил ответить.
– Алло, слушаю.
– Алло, Феликс? Здравствуй, это Муругана, – раздалось в трубке. – Ты, наверное, удивился, когда тебе пришли деньги. Кто? Зачем?
– Да, – признался Феликс, – конечно.
– Это аванс от меня. За ту работу, о которой мы с тобой договаривались. Я знаю, у студентов всегда туго с деньгами. А мозгам нужна пища. Уверена, это какой-то дурак высказал мысль, что художник должен быть голодным. На пустой желудок можно лишь придумать, как что-нибудь украсть, по возможности никого не убивая.
В трубке на несколько секунд разлилась тишина. Феликс не знал, что ответить Муругане.
– Я не права? – наконец спросила она.
– Я думаю, – Феликс замялся, – возможно, если вы так считаете…
– Да, перестань, – прервала его Муругана. – Вернись в магазин и купи чего-нибудь посерьёзнее. Возьми нормальной еды. Мне даже трудно представить, что можно было купить на сто двадцать рублей.
Феликс невольно вздрогнул. Муругана произнесла сумму чека последней покупки.
– Ты слышишь меня? Купи себе еды!
– Хорошо, – поспешил ответить Феликс. – Куплю.
– Вот и молодец. Встретимся вечером. Ты мне нужен сытый, со свежей головой и с хорошим настроением.
И в трубке послышались короткие гудки. Постояв в лёгкой растерянности ещё какое-то время, оценивая в уме всю нелепость и ненормальность ситуации, Феликс всё же принял решение.
Он вернулся в магазин, взял тележку и накупил столько еды, сколько ему хватит, без сомнения, на месяц вперёд. Покупки поместились в два огромных пакета. Хорошо, что тащить не так далеко. С двумя-тремя передышками он одолеет путь до небольшого старенького холодильника.
Пока шёл через перекрёсток, затем через двор к общежитию, поднимался на свой этаж, и даже когда складывал продукты в потёртый, серо-жёлтый «Полюс», Феликса не покидала одна мысль и ощущение, что он оказался на прочном, невидимом крючке. Причём, нитей или, точнее сказать, лесок было две. Одна тянулась к Семёну, а другая к Муругане.
Закрыв дверцу холодильника, Феликс задумчиво сказал:
– В детективах таких называют «двойной агент», – он хмыкнул, – забавно.
Фасад здания театра окрасился в багряные тона заходящего солнца. Некоторые из прохожих с удивлением замечали, как к центральному входу подходили с разных сторон люди и скрывались в гостеприимно распахнутых дверях. «Возможно, конференция», – думали одни. «Может, какие-то прослушивания», – думали другие. Знали точно одно – сейчас межсезонье и спектаклей нет. Но ведь зачем-то люди шли в театр.
Заходили по пригласительным. Получить их можно было исключительно по рекомендации Муруганы, либо её помощников, и только тем, кто нуждался в медицинской помощи или кому оставалось верить лишь в чудесное исцеление.
Вместо обычных билетёров на входе проверяли пригласительные и направляли дальше в зал молчаливые, крепкого телосложения мужчины в строгих чёрных костюмах, в начищенных до блеска чёрных туфлях, белых сорочках и, как это ни странно выглядело, ярко-красных галстуках. Своим одинаковым видом они больше напоминали обслуживающий персонал, чем группу охраны или силовой поддержки. Распоряжение об одинаковом цвете галстуков исходило непосредственно от Муруганы. «Будет красиво», – сказала она.
Партер, бельэтаж и балкон освещались мягким желтоватым светом от настенных бра, центральная, огромная люстра, закреплённая под потолком, была намерено погашена.