Аркадий Анатольевич Марьин
Беспризорники
Спаситель не был крещён. Иоанн Предтеча, или как его ещё называют – Иоанн Креститель, не проводил обряда крещения в реке Иордан. Об этом известно доподлинно. И об этом знает любой христианский священник. Но не каждый, правда, согласится с дословной трактовкой этого факта.
Иоанн не мог крестить Иисуса по одной простой причине, – тогда не существовало даже самого понятия – крещение. Иоанн омыл Иисуса, провёл обряд освящения через омовение. Благословил.
И когда христианин крестится, тем самым он подтверждает свою причастность к вере в Христа, возлагая на себя свой собственный крест. Он готов страдать, переносить все тяготы и лишения, принимать божественные испытания, посылаемые ему судьбой, роком, самим Господом Богом.
Это вера. И ничего тут не скажешь. И либо ты веришь в догматы, преподносимые тебе религией, либо ты криво ухмыляешься при одном словосочетании «Римский Папа». Ну, или не улыбаешься, а тебе вообще наплевать. И, может быть, ты во что-то и веришь в этой жизни, но только не в эти «ветхозаветные легенды».
Артём Валиков верил. Он не ухмылялся криво, ему не было наплевать. Он даже не сомневался. И не только потому, что был уже несколько десятков лет не просто Артёмом Валиковым, а протоиереем Артемием. «Мало быть священником, чтобы по-настоящему верить, – рассуждал он. – Если ты веришь, то ты всегда об этом помнишь, как о том, например, что у тебя есть руки и ноги. Ты не поползёшь, а пойдёшь на своих ногах. Не будешь есть хлеб ртом со стола, а возьмёшь рукой. Настоящая вера. Не просто верю, а знаю, потому что верю. И верю, потому что знаю».
И в христианскую веру его привела как раз та история о крещении Иисуса Христа. История, услышанная в юношестве, об омовении в водах Иордана разожгла в уме Артёма Валикова вопрос: «А почему крещение, если распнут Иисуса потом? И креститься станут только его последователи?».
В этом шахтёрском посёлке Валиков оказался, когда ему только исполнилось двадцать пять. Тогда для него это была глушь, хоть посёлок в географическом плане и находился почти в центре страны. После города-миллионника, столицы большого региона, в которой жизнь не шла, а неслась навстречу будущему, здесь время грозилось вот-вот остановиться.
Но причины перебраться так далеко у Артёма были. Шрам через всё сердце от случившейся трагедии болел до сих пор. Воспоминания о гибели любимой девушки, когда ему было двадцать четыре, память о тех душевных страданиях, через которые он прошёл, до сих пор часто будили его по ночам. Он вставал с постели, надевал на ноги галоши с войлочным подкладом, медленно шёл на кухню через темноту одноэтажного бревенчатого дома. Пил стакан воды и возвращался в постель.
Иногда, не в состоянии больше уснуть, ворочался, терзаемый собственными мыслями. Он сам не видел, но воображение навязчиво рисовало картину падающего башенного крана, в кабине которого с испуганными глазами летела навстречу земле выпускница строительного ПТУ, белокурая и голубоглазая Катя Алексеева. Комсомолка, заводила, хохотушка и любительница туристических походов. А как она пела у костра…
Нет, он не плакал. Боль остывшей сургучной печатью запечатала его сердце, оставив открытой душу для веры, а разум для жизни.
В этом доме на краю посёлка Артемий жил один, и уже довольно давно. С самого начала его приютила у себя старуха Агриппина. Жила без мужа ещё со Второй мировой. Была прихожанкой местной церкви. И когда узнала, что в посёлок приехал молодой священник, любезно предоставила ему кров.
Лет через десять старуха померла, а Артемий остался жить в её доме. Да так и дожил до самой старости.
За это время стал настоятелем церкви. Главным духовным лицом всего шахтёрского посёлка. Был ли он этим доволен? – Трудно сказать. Ведь Артём Валиков, а теперь отец Артемий, ни на день, ни на час, ни на секунду не забывал, какому событию в жизни он обязан своим появлением здесь. Скорее, он просто понимал и ощущал каждой частичкой своего естества, насколько предопределена была его судьба, насколько вверена вся его жизнь в руки Господа.
Это он понял со временем. Когда постепенно пришёл к осознанию той самой настоящей веры.
Сегодня выдался незапланированный выходной. Службы не предполагалось. Приход отдыхал, а вместе с ним и отец Артемий. Но всё же утром он обязательно посетил церковь, проверил всё ли в порядке. Переговорил с Клавдией, старушкой, что присматривала за церковной утварью. Выдал ей коробку новых свечей для прихожан, не забывающих церковь и в выходные. Напомнил, как включить сигнализацию, если случится непредвиденное. Господи, упаси!
После этого заехал на своей старенькой «шестёрке» на рынок. Купил ведро картошки, пакет моркови, три золотистых луковицы и речного карпа средних размеров. Пригрезилось Артемию ещё с самого утра, что непременно нужно приготовить на дневную трапезу карпа в печке, завёрнутого в фольгу. А гарниром к нему добавить варёной картошки, моркови и свежего репчатого лучку. Такими тоненькими колечками, что напоминают собой на поднятой вилке прозрачные и невесомые нимбы ангелов.
С такими приятными мыслями, уложив покупки в багажник, Артемий ехал в машине, глядя через лобовое стекло на осеннюю улицу и, чуть прищурившись, улыбался в свою седую, пышную бороду.
Ноябрь привёл с собой зиму. Но природа всё ещё противилась. Земля никак не хотела остывать, плавя на своей поверхности то просыпавшуюся ледяную крупу, то мелкие, робкие снежинки, падающие с холодного, пасмурного неба. Ночью появлялись едва тронувшиеся льдом лужицы, а утром машины оставляли за собой тёмные следы протекторов, словно ледяные борозды на заиндевевшей поселковой дороге.
Сейчас, днём, из-за туч выглянуло солнышко. Отец Артемий любовался такой прекрасной осенней погодой. Сердце радовалось, душа пела. А желудок предвкушал скорое гастрономическое празднество.
– Аллилуйя, – произнёс Артемий, продолжая вести машину под звук урчащего мотора «шестёрки».
Радиомагнитола в машине, конечно, была. Но священник не имел пристрастия или привычки слушать мирскую музыку. А новости, как это ни странно, его не интересовали. И очень давно.
Минут через пятнадцать машина была припаркована во дворе, пакеты занесены в дом. Не успел Артемий выложить все купленные продукты на кухонный стол, как на письменном столе в центральной комнате зазвонил стационарный телефон.
Оставив всё как есть, Артемий поспешил в комнату, вытирая на ходу руки об прихваченное с рукомойника полотенце.
«Только б в церкви всё в порядке. Или Клавдии скучно стало, или свечкам цену позабыла. Может, так, что-то по пустякам?» – перебирал он в уме причины звонка, поднимая трубку.
– Да, слушаю, протоиерей Артемий.
В трубке послышалось чьё-то сопение.
– Алло?
Наконец, чей-то хрипловатый голос неожиданно произнёс:
– Это священник?
Артемия на секунду взяла оторопь, но он всё же ответил:
– Да, конечно. Настоятель храма, протоиерей Артемий. Слушаю.
Хриплый голос заговорил снова.
– Мне очень нужно с тобой встретиться. Для меня это очень важно, а ты и твоя церковь в накладе не останетесь. Я в состоянии много тебе и твоей церкви…
Возникла пауза. Собеседник явно не мог подобрать нужного слова.
– Не могу вспомнить, как точно… Дать… Принести… Могу много выделить…
– Пожертвовать, – подсказал Артемий.
– Да, точно, – в то же мгновение согласился голос. – Много могу.
Такое лестное предложение, полученное в предобеденное время, Артемий воспринял крайне спокойно. Действительно, радоваться было пока совершенно нечему. Что это за человек? Кто он, откуда?
Разумеется, церковь Христова в любые времена была рада любым пожертвованиям, – «Да не оскудеет рука дающего!». Но пока это был всего лишь голос в телефонной трубке. И так же было понятно, что свою помощь он готов обменять на личную встречу. Или Артемий не совсем правильно его понял?
– Приходи завтра в церковь, там и поговорим, – по-доброму произнёс в трубку священник.
– Мне нужно сегодня, – с лёгким напором донеслось в ответ.
– Сегодня в церкви выходной день. Службы нет. Да мне и своими, домашними делами…
Голос резко оборвал его объяснения, спутав мысли о лежащей на кухонном столе рыбе.
– Это дело очень срочное! Я тебе расскажу, и ты поймёшь, что я не хочу обмануть! Прояви ко мне состраздание!
– Сострадание? – не вынес Артемий коверканья слова и поправил собеседника.
А сам в ту же секунду подумал: «Русский ли он вообще, тот, который сейчас со мной говорит? Что же ему от меня нужно?». Но вслух произносить свои мысли не стал.
– Да, да! Сострадание! Правильно ты сказал, – обрадовался хриплый голос, выдавая какие-то наивные, детские интонации.
– Так, я ведь дома не принимаю, – посерьёзнел Артемий, – я ведь не частный терапевт. Конечно, если крайний, совершенно безвыходный случай…
– Крайний! Безвыходный! – тут же начал твердить голос. – Я всё объясню! Очень надо! Пожертвую много! Не обман!
– С кем я разговариваю? Как зовут-то тебя? – поинтересовался Артемий, останавливая поток уверений.
На другом конце провода воцарилось молчание. Это было достаточно странно. Неужели человек не знает или забыл своё имя?
– Давай я всё-таки приеду? И мы познакомимся, – наконец, произнёс собеседник.
– Ну, хорошо, приезжай, – сдался Артемий, – бог с тобою!
Снова возникла пауза. Голос молчал. Чего-то ждал. Приглашения?
– Сказать тебе адрес? – спросил Артемий.
– Я знаю, знаю, – отозвался незнакомец без каких-либо явных признаков удовлетворения тем, что Артемий согласился на встречу. – Я вечером сегодня приеду. Ты меня жди. Я приеду обязательно. Очень надо.
– Хорошо. Вечером.
Телефонный разговор был завершён, и Артемий с благодарностью небесам подумал, что сможет в спокойной обстановке насладится трапезой, главным блюдом которой должна стать купленная рыба.
До вечера ещё была уйма времени.
Пора было браться за готовку, и Артемий вернулся на кухню, чтобы приступить к сегодняшней поварской миссии. Дома, когда позволяли обстоятельства, он любил сам себе что-нибудь приготовить.
Через некоторое время, отобедав запечённым в фольге карпом, Артемий уселся в старенькое, покрытое таким же не менее старым пледом, кресло и взял в руки книгу. Околонаучный труд Грэма Хэнкока занимал его ум уже около трёх дней. Читать было интересно. Но вместе с этим Артемий прекрасно понимал, какую ересь он брал в руки. Узнай кто-нибудь из руководства епархии, какой литературой он интересуется в свободное от службы время, то, возможно, сразу же встал вопрос о лишении его сана.
Но Артемий не спешил с кем-то делиться мыслями о том, что прочёл. И уж тем более о том, что он думает о прочитанном. Незачем вводить в смущение, подталкивая на инакомыслие. За себя он мог поручиться, а вот чужая душа – потёмки.
Потратив на чтение около двух часов, Артемий заметил, как за это время через окна в комнату успели вползти красно-жёлтые блики садящегося солнца. Он неспешно отложил книгу на подлокотник кресла, поднялся и подошёл к окну. Отодвинув в сторону указательным пальцем тюлевую занавеску, увидел стоявший возле ворот его дома большой чёрный внедорожник. Идеально чистый. Чёрное лакированное покрытие переливалось тёмными тонами, словно оперение огромного ворона. И именно от внедорожника, – Артемий понял это только сейчас, – блики солнечного света падали на его дом. Впечатление создавалось странное. Будто бы машина не отражала, а сама излучала свет. Откуда-то изнутри.
Неожиданно раздался звонок телефонного аппарата.
Артемий оторвал взгляд от внедорожника и, не спеша, подошёл к столу. Медленно поднял трубку.
– Протоиерей Артемий, слушаю.
– Я подъехал, – отозвался голос в телефоне.
– Хорошо, – тут же отреагировал Артемий, ясно понимая, кто ему звонит, кто подъехал. – Твоя машина возле ворот?
– Моя.
– Почему не заходишь? Ты там в ней сидишь? Давно подъехал?
В телефонной трубке возникла тишина. Собеседник, видимо, не ожидал, что на него посыплется сразу столько вопросов.
– Почему-то решил подождать, – наконец, ответил голос.
– Чего? Господи, – Артемий всплеснул свободной рукой, – заходи уже! Ты слышишь? Иду открывать входную дверь.
– Да-да, я понял. Иду.
Артемий положил трубку и так же неспешно направился в прихожую встречать незнакомца.
Когда священнослужитель открыл дверь, то увидел на пороге не просто человека, а целую эпоху, целый пласт времени, канувший в потоке трёх десятилетий. Образ его был явно не из этого времени. Артемий был слегка озадачен, но ни мимикой, ни поведением этого не выдал.
– Здравствуй, – поздоровался первым мужчина с короткой стрижкой, в тёмных очках, в чёрной кожаной куртке, чёрной рубашке, чёрных брюках и надраенных до блеска чёрных туфлях.
Если бы дело происходило где-нибудь на западе, его можно было бы принять за похоронного агента. У нас – это предприниматель 90-х годов. Такой «браток из бригады». И это его «Здравствуй» никак не увязывалось с его обликом.
– И тебе доброго здравия, – ответил Артемий и пригласил жестом гостя в дом. – Милости прошу.
Ни о чём не спрашивая хозяина, тёмная, в прямом и переносном смысле слова, личность прямо в обуви прошагала через прихожую в дом. Артемий мельком глянул на пол, убедившись, что «идеальная» обувь мужчины не оставляет грязных следов. Будто он в домашних тапочках перепорхнул в свою машину, а теперь в дом священника.
Гость остановился посредине комнаты, возле кресла, в котором несколько минут назад Артемий читал книгу. Обернулся лицом к хозяину, продолжая молчать.
– Присаживайся, – указал Артемий на кресло незнакомцу.
– Я лучше на стуле, – ответил тот и присел на стул возле стола. – А ты садись в кресло. Начнём разговор.
Хрипотца в его голосе была уже практически незаметна.
То, что гость командовал в его доме, Артемия нисколько не смущало. За свою жизнь он повидал множество разных людей. Этот был и не лучше, и не хуже многих.
Обычная, во многом беззащитная, ранимая и хрупкая человеческая душа, обряженная хозяином в непроницаемую броню или колкие шипы тщательно слепленного образа. Часто приходилось подыгрывать человеку в самом начале разговора, чтобы не спугнуть то, что находилось за маской и театральным костюмом.
– Будь по-твоему, – покорно согласился Артемий, усаживаясь в своё любимое кресло. – Готов с тобой побеседовать, коли этого душа твоя просит.
И тут гость снял тёмные очки, положил их рядом с собой на край стола и поглядел на Артемия.
Глаза незнакомца были необычны. И это мягко сказано. Они были неестественного цвета, которого не встретишь у людей. Нет, конечно, по форме они были человеческие. Но вот их цвет скорее мог указать на родство их хозяина с какими-нибудь хищниками. «У диких больших кошек такие глаза», – отметил про себя Артемий. Светло-светло карие, почти огненно-рыжие с еле уловимыми алыми прожилками. Священнику казалось, что если он сейчас приблизится вплотную к лицу этого человека, то сможет различить маленькие язычки пламени в радужке его глаз. И это начинало пробуждать странное беспокойство в душе Артемия. Что-то в этом новом для него человеке настораживало. Что-то было тёмное не только в его облике, но и во всей истории, – от звонка до появления чёрного внедорожника у ворот дома.
Каким-то необъяснимым образом гость почувствовал волнение хозяина.
– Не стоит переживать, – произнёс человек с глазами хищника. – Я пришёл просить о помощи. А кто сам просит о помощи, тот не может навредить.
– Чем же я могу тебе помочь? Насколько я вижу, в жизни у тебя всё сложилось. Не бедствуешь. Чем же тебе может помочь церковь? – вступил в диалог Артемий.
– Ты можешь помочь мне, как священник. Помочь, как креститель.
– Как кто? – не сразу понял Артемий заявку гостя, выраженную в несколько туманной форме.
– Как креститель, – повторил гость.
– Ты хочешь пройти обряд таинства крещения?
– Я хочу обрести бога, – не мигая, очень чётко произнёс незнакомец.
– Я служитель христианской церкви. И я православный священник. Почему ты пришёл именно ко мне? – слегка возмущённо произнёс Артемий. – Чтобы обрести бога, можно было выбрать массу других вариантов.
В этот момент Артемий сам удивился словам, сорвавшимся с его уст. Другой бы радовался, что господь призывает в лоно своей церкви ещё одну заблудшую овцу, ещё одна душа стремится в сети Иисуса, чтобы обрести веру и надежду на спасение.
Но только не для этого человека. Неизвестно откуда взявшегося, непонятно кем являющимся.
– Я даже имени твоего не знаю, – как можно спокойнее подытожил Артемий. – Уверен, что ты точно не местный. Откуда ты? Как тебя зовут?
– Ты прав, священник. Я не представился. Это не делает мне чести, как гостю. Тем более что я действительно не местный. Далеко не местный.
Артемий подумал, когда слушал собеседника, что если в его речь добавить кавказский акцент, то он очень подойдёт к сказанному.
Но акцента не было.
– Насколько далеко? – спросил Артемий, пока гость собирался с мыслями.
– Очень далеко, – опять как-то неопределённо и размыто ответил незнакомец. – Имя я тебе назову то, которое больше будет понятным для твоего слуха, чтобы ты мог меня им называть. Так будет удобнее для нас обоих.
– Хорошо, меня это устраивает, – кивнул Артемий.
– Тем более, при крещении, насколько мне известно, даётся новое имя. Верно?
