полная версия

AnaVi
Черная Принцесса: История Розы. Часть 2

– То есть!.. Ты не хочешь, чтобы я стала и была – такой же, как… ты?

Развернувшись же лицом окончательно к ее шее, Егор лишь выдохнул своим прямо-таки уже и горячим дыханием в нее, а после – оставил влажный след от своих губ и кончика языка: рассыпая следом мириады мурашек – контрастом температур; одновременного жара и холода, параллельной сухости и влаги.

– Я хочу, чтобы ты стала и была – собой!.. – Грубо, но и, в то же время, тихо шепча и шелестя проговорил он. – Такой, как ты!.. Но и если… чтобы стать и быть ей окончательно и бесповоротно, укорениться прям и в этом, тебе нужно стать… мной!.. – Выплюнул это так отчужденно и сухо блондин, что девушка сжалась и сцепила веки, поджав нижнюю губу: бороться с ним, вместе с собой и за… «себя» – было плохой идеей, но процесс – был уже запущен и не остановим!.. Нужно было понять и принять, смириться с тем, что пять веков борьбы и войны – не дадутся победой в одни сутки: куда уж там и за недели, месяцы; вполне же, могут пройти и годы, а там и века, столько же и веков, чтобы только лишь и прийти к чему-то. И хорошо, если придут, а то и только подходить начнут! Или вообще – только начнут идти и лишь пойдут. Но и главное же, все и опять, что по- и идут. Уже хорошо, да? Уже и неплохо! – Пусть будет – по-твоему! Но и что-то же мне уже подсказывает!.. – И он вновь приподнялся, оказавшись перед ней контактом: глаза в глаза. – Точнее – я это и уже вижу: ты и без этого – неплохо справляешься… с этим. Как минимум: нашла для поддержки и подстраховки – меня. Впрочем, как и не затрещины, так и мотивационного пинка – под твой!.. – И девушка хмыкнула, надувшись, ожидая очередной пошлятины: но получила лишь его правую изогнутую светлую бровь с поджатой левой, а затем и громкий заливистый смех. Он ведь – и не собирался ничего такого говорить, как и не, но «желание дамы» – было законом; как он решил и сам же для и за себя уже давно: тут же – и для всех, и сейчас же, вот, здесь и для нее. И, щелкнув ее по носу указательным и большим пальцами правой руки, и ими же затем еще, «совершенно невзначай», ущипнув за правую же ее и ягодицу, тут же отвесил и знатный по ней же шлепок, продолжив со спокойным выражением лица и тоном голоса: пока и она же – не сводила с него своих шокированных карих глаз. – Внутренний мир. «Выпячивающийся» еще-уже, и мало по малу, и на внешний. А и как максимум – стала такой, какой являла и казала-сь, представляла… саму Тен! – Утвердил парень, брюнетка же нахмурилась и изогнула губы в неприязни. – И да, пусть на деле-теле это и была Анна, но… Ты – справилась! Создала ей конкуренцию и дала фору, и как бы это по-нацистки и -расистки ни звучало, в строю же «ангелов». В нем: прибыло и до-прибыло!.. – И девушка рассмеялась, тут же еще и кивнув. – Если ты хочешь этого, чтобы не претендовать на «пост» – скажи это прямым текстом: своему же отцу. Для этого – совсем не обязательно творить: таких кардинальных перемен. Пусть… твоя «уловка»!.. – И он смерил ее внимательным и серьезным темно-синим взглядом, почти что и отчитывая в этот момент: что и София сама поняла это, поприжав нижнюю губу к верхней и опустив свой карий взор вниз. – На Анну… И «сработала», вроде как! Но это – не значит, что она так же сработает: и на твоего же отца. Он – не примет ее!.. – И сразу же вернул ее взгляд на себя, приподняв за подбородок своей правой рукой. – Не вернет и обратно: ни в какой из реалий; ни в каком и из миров. И уж тем более: ни в какой из ипостасей!.. Куда он ее и вернет – так это: туда же, откуда она и пришла. И мы все ему будем за это – безусловно благодарны; как и остальному Совету! – Пожал плечами он и она согласно кивнула: уже же и сама будучи не рада, что и с этим к ней когда-то сама же пришла; но и, что ни делается же, все-таки. И пусть «там» – лучше бы и не: но и знал бы прикуп!.. – Он – не осудит тебя. И, думаю, будет еще согласен со мной, как и с тем, что то, что он хотел тебе, не вменив, предложить «там» – было лишь и все той же: «альтернативой»; для того и тому только, чего могло и не быть, не произойти здесь. Если бы твоя жизнь – не сложилась и не «устроилась» здесь!.. – И указал правым указательным пальцем на пол: под своими и еще немного ее ногами. – То, и вполне бы, послужила «трамплином» – туда! – И поднял его же к верху. – Отработкой кармы или ее установок… Как ни посмотри; и кто бы так же все ни назови!.. – Отмахнулся Егор и вернул обе свои руки вновь на ее же талию. – Слуги народа – выходцы из народа: им – и заправляют. Знают: что, куда и откуда!.. Почему, зачем и… как! – И, прижавшись к ее лбу своим, легонько уже мазнул кончиком своего носа по ее: мотивируя еще, и тем самым, ее мягко улыбнуться и ненадолго прикрыть глаза, прочувствовав это, нежели увидев; и повторил за ней. – Но и, кажется, теперь в этом – и нет смысла?.. И как бы нескромно ни было… Все сложилось и устроилось – разве нет?..

– Ты прав… – Спокойно выдохнула София и улыбнулась же чуть шире: не только чувствуя и ощущая его, но еще и дыша же им самим практически, его дыханием и им же самим, находясь же еще и приходясь губами – в его же губы: с приторностью елового сока и почти и незаметной горчинкой морской соли.

– А если уж это касается – твоей «пары»… и мне. «Партии» – для меня!.. То… Это – не стоит: так уж и этого. Не стоит – изгаления и перерождения: как таковых!.. Но и только же все лишь: если это – не твое же собственное решение! – Вновь установил грань и линию внимания парень, отчеркнув. – Тогда – это уже другой вопрос; и такие же, иные сроки рассмотрения: вместе и с всевозможными компромиссами. Но!.. Если и такового нет, то… Мы можем сойтись – и на примере, как пары, твоего брата и Полины! А там, может, и Карина с Никитосом подтянутся!.. – Усмехнулся он, поддерживаемый и ей в легком смехе: – Что ж!.. Как по мне – не худшее развитие событий, как и фон: для нашей основы; и своей же интерпретации. А бюрократия – везде одинаковая!.. Как и с детьми!

Тут – он открывает глаза: и девушка – вслед же за ним; чуть ли и ни ресничка в ресничку. Словно бы – и в том же самом механизме: подойдя шестеренками – прорезь в прорезь. Ну или еще «полосы» зебры: пусть и только лишь черные… на белом. Истинно черного ведь – ничего, как и никого не бывает. Как и дороги – под и другой-иной уже «зеброй». И-ли клавиши в фортепиано: рояле; ведь и не «вертикально». И София еще шире и ярче улыбается, хоть и подавляя все же свое восторженное аханье: чтобы только лишь не переменить и не спугнуть то, что увидела и видит же еще пока до сих пор – впервые же так и именно же еще так, а не иначе, не по-другому… попала в лес. В лес!.. Лишь и с небольшим же еще, хотя и скорее же уже количеством камней: на выстланной зеленой листвой и хвоей светло-коричневой земляной дорожке. Это – был: лес. Самый настоящий… зеленый лес! Как и такое же все самое чистое и спокойное, одухотворенно-умиротворенное – из всех его состояний: которое она же еще и сама – когда-либо видела в нем и с ним; без позволения и до-зволения. Как и «утаивания»!..

– Ты и, правда, хочешь?.. – Прошептал он, помня же еще и про купол: но и не от нежелания быть услышанным и подслушанным, а от нежелания разбить – такой хрупкий и уютный, мирный момент; их двоих… и только в их же все и мире.

– В перспективе… – Подстроилась под его тон София. – Почему бы и нет?.. А ты?

Ответом же ей и уже затем стало – объятие!.. Самое крепкое и сильное – и вновь же все: из его, а там и не, в принципе же все и возможных. И такой же поцелуй – только в шею: не решившись и далее терзать ее и так, и без того не в меру истерзанные уста – он отдал предпочтение пусть и другому, но и не менее приятному ему, как и ей, ее же участку тела. После чего же еще и поднимаясь по ней, ведя дорожку из поцелуев, и коснулся ее левой ушной раковины: сначала втянув губами ее мочку, а после – и прикусив ее; срывая с губ хозяйки – тихий, но и довольно-таки увесистый, при всем при том, стон.

– А я – уже начал!.. – Добавил к действиям и все же он: не отрываясь от своего занятия, так и затем же еще спустившись руками и к ее ногам, распутав до этого вжавшуюся и вжатую в него же миниатюрную фигурку, и расположившись между ними.

– Егор!.. Ну нас же ждут! – Попыталась отстранить его от себя брюнетка, не и себя же от него, ведь здесь бы уж точно проиграла и сразу: но и на что и там, и с тем же – лишь только еще сильнее и крепче была прижата к нему, его телу, да-к и чуть же еще и завалена на тумбу, упираясь теперь уже и своей макушкой в зеркало, а ногами – «разместившись» на его поясе, коленями, икрами же и ступнями – «скрестившись» за его спиной.

– Не так – это должно было звучать!.. – Оторвался уже и сам даже от нее он и сделал задумчивый вид: опускаясь, меж тем, ладонями от ее колен к ягодицам – и тут же сжал их; с еле различимым… другим, но и слышимым же все и ими двоими, шлепком. – Точно!.. «Не при всех»! – И глянул на нее хитрым взглядом: над не менее хитрющим оскалом. – Что?.. Хочешь поговорить – об этом? Или все же – о том, как ходила: во всем же и вот… этом!.. – И указал своей левой рукой – в сторону покрывала и пледа: оставленных кучей на полу; после и чего же вернувшись ею же – и к ней же самой: легким мазком пройдясь – по своей рубашке и такому же телу под ней. – Ни в чем! «По улице»!..

– Я не ходила – в «этом»!.. – Скуксилась сразу же девушка, будучи пристыженной: еще-уже и не только же собой. – Я же, как вылетела… в этом… из машины, так и влетела же обратно. Ну!.. – И, прикусив таки нижнюю губу, сделала самое невинное из не и возможных, своих, лицо. – Может, и посидела немного на мосту! Но и кому – какое дело?!

На что уже и Егор, нагнувшись над ней и буквально вдавив своей твердой грудной клеткой ее в и так твердую поверхность, яростно прошептал ей в самые же губы:

– До одетого Ксандера и раздетой тебя?.. Буквально же еще и только-только снятой и даже «вырванной»: из сна и с постели! Около машины и… «На мосту»! Никакого!.. – Хмыкнул он и всплеснул руками, будто еще и хищник-коршун крыльями над своей добычей-жертвой; и не будто. – Да! Со-вер-шен-но!.. Обычное событие. И такой же день!..

– Егор!.. Мне нужно одеться! – Толкнула она его уже и впрямь рьяно-резко от себя, но и он же не сдвинулся: даже и не думал; наоборот – приблизился и придавил сильнее: – Нет, тебе нужно, наконец, поиметь совесть! – И облокотился справа от нее, для нее же – слева, на свою такую же руку: с неохотой, конечно, убранную от ее тела; но и нужную – для пуще-большего эффекта. – И не раньше же, чем и она!.. С того же дня, как ты появилась в моей комнате, нашей спальне и… постели – мы несем потери, родная! В тот же раз – был этот чертов медведь! Теперь: это!.. – И вновь его левая рука взметнулась и улетела в сторону покрывала и пледа. – Если я – и представлял какую-то «грязь» и такой же вид «замарывания», то точно не это!.. Минимум – крошки в постели. А и максимум!..

– Да?!.. – Перебила его поток сарказма-иронии и пошлости негодующе брюнетка. – А ничего, что я в первый раз – так ходила; и именно так же все – и «пачкала»?! Са-ма!.. Когда же и все прошлые разы – были наши же все и с тобой бывшие, так или иначе! Или, что?.. – И изогнула уже и так же все сама, со скепсисом и обидой, свою темную же правую бровь, поджав левую. – Мне тебе напомнить: как с нами оказался – медведь?.. Или тебе – мне, как там же все и оказалась: Анна? В «первый» раз – мы были оба; и… такой себе «тройничок»! А во второй, м?..

– Уела!.. – Сузил свои серо-синие глаза блондин и быстро поцеловал ее в нос, сразу же исчезая из ее же поля зрения: чтобы подобрать все, что они разбросали; и что не было уже, как и в принципе же еще нужно тут. – Сиди – тут: я все это унесу; и другое принесу! Иначе!.. – И поиграл уже и своими светлыми бровями, усмехаясь. – Цветом «полной капитуляции» с этого дня – станет и будет признан красный; а не «белый».

И растворился, унося с собой покрывало с пледом… и «купол»: под тихий смех Софии и закатывание глаз – на его очередной «подкол» и «шпильку»… в сторону ее же все и прямо-таки «горящего» лица. После чего, и все же поднявшись, более-менее и хотя бы уж головой, она застонала в голос, в разочаровании и от увиденного же в зеркале: как нельзя кстати – отраженного с ее же все лица и прически; не только и столько же – от перемешивания всего и сразу… в одно, сколько от почти что и полного же отсутствия: и того, и другого… без третьего. И, прикрыв таки свои карие глаза с тяжелым вздохом, начала «лечение», потонув и вся же в белом свете: как и Егор же перед этим – в «черном».

Глава 32

****

– София?.. Егор? Пройдите, пожалуйста, в гостиную! – Донесся до двоих грубый незнакомый мужской голос изнутри квартиры и той же самой все «гостевой» комнаты.

И, в последний раз оправив капюшон своей уже и белой спортивной длинной кофты, наброшенной поверх таких же штанов, первая обернулась и тут же попала в кольцо рук второго: вжавшись в него затем – со всей возможной и не, как и своей, силой. После чего – вдохнула еще немного его запах, с примесью все того же моря, леса и скал, будто же уже и напоследок: решив, перед какой-никакой, а и, по-видимому же, все же и «смертью», надышаться и продышать; и спустя время – отстранилась… с благодарной улыбкой. Чувствуя, ощущая – поддержку!.. Да и не только в этом, в нем самом и его же и объятиях, как и после – в ярко-синем взгляде, но и в нахождении его рядом, с ней; а после и за спиной, пусть уже и именно во взгляде, но и когда она уже его обошла и направилась ко всем. Ну а уже по пути, мельком осмотрев и их, так же, к слову, параллельно-одновременно и поздоровавшись, стараясь, как и прежде же все, обращать поменьше внимания на себя, не говоря уже и о том, что и так, и без того всех же задержали, вдвоем, она прошла непосредственно к камину: по обе стороны от которого – и стояли двое членов Совета; когда же еще-уже и третий, в силу обстоятельств, лежал пред ними – на диване. Слева же от него, на подлокотнике последнего, сидел Александр, когда же и справа – Женя, в светло-розовой футболке-тенниске и темно-синих джинсах: будто же еще и как два черта… не в черном же, но и на плечах ангела; хотя и на деле же все – демона. В то же самое время и Полина – сидела справа уже и от него, в кресле; в футболке в черно-белую горизонтальную широкую полоску и рваных светло-голубых джинсах; подобрав под себя ноги и привалившись на левую руку и такой же бок: ее голубы глаза – были подведены черным карандашом, пока и на щеках играл легкий естественно-розовый румянец, как и почти что на губах, но и легкий уже тот же блеск, когда и ногти же ее, средней длины и овальной формы, были выкрашены в тон. Что же до Никита, в темно-зеленой рубашке и бежевых джинсах, и Карины, в белой футболке и светло-серых джинсах, лишь еще и слегка прошедшейся светло-серыми тенями по векам и накрасившей губы бежевым блеском, в тон же все и своим средней длины и миндалевидной формы ногтям, и иже с ними, то бишь Владом: сидели они втроем – за столом. И туда же – направился и Егор, а следом за ним и Анна, почти и «хвостиком», а и точнее же все «банным листом», увязавшись, но и была же сразу же остановлена: сначала предупреждающим взглядом, а после и жестом, вытянутой перед собой и ней правой рукой, с раскрытой ладонью, янтарноглазого же; со словами же еще и о том, что: «Это – сугубо: “мужская зона”». На немой вопрос же уже и о Карине от брюнетки – он так же не растерялся и ответил, что: «А она уже давно – как своя. Ну, знаешь!.. Свой… в доску… парень. “Пацан” и… Бро! Братюня. Бра-ту-шок… Да-бро?..». Заставив, тем самым, уже и блондина рассмеяться, а двух «детей» – пнуть его ногами под столом: разом и с правой; так как и те же еще – сидели напротив него и лицом к нему же, как и окнам в пол. Где и он же сам уже – спиной к последним; и лицом – к первым. Тут же, кстати, отхватывая и за «положительное отношение к меньшинствам», бисексуалам и гомосексуалам, сказав-продолжив, что: «…и против гетеросексуалов – я тоже ничего против не имею»; ведь и после чего еще-уже заставил их – и вовсе покраснеть. Ну а уже и за это затем – отхватил подзатыльник и от Егора, севшего, как нельзя и кстати же все, рядом уже и с ним самим: слева. Не сильный!.. Ведь и Анна все-таки оставила их в покое и вернулась обратно к дивану, подойдя к нему со спинки, пристроившись к Артему, слева же уже и сама от него, одетому в темно-синюю рубашку и темно-бордовые же джинсы, облокотившись руками на первый и осмотрев уже и сама всех, в том числе и сидевших уже и перед членами Совета, что так, что и этак, Андрея и Розу. И все же!.. Первый был – в темно-синей кофте, поверх бежевой рубашки, проглядывающей: у горла воротником и у закатанных же у локтей рукавов, лацканами; и черных джинсах, поверх таких же лакированных ботинках. Вторая же, и вновь не изменяя себе, отдала предпочтение – костюму, вот только и в этот раз же уже темно-фиолетового цвета, не иначе же еще и чтобы еще и так передать «Привет» Софии, но последняя и бровью не повела на этот ее «эффект Момоа», лишь немного скривилась, но и скорее же уже от «Мом-а», доктора, где дышать и мазать, как и «Звездочкой», еще «Ок», а вот пить – можно и куда гуманнее умереть, например, не пить: состоявшему из пиджака с длинными рукавами и, в противовес же уже и ему, укороченных, заканчивающихся над щиколотками, штанов; и черным лодочкам – на высокой и узкой шпильке. На губах ее – играла, в цвет же все и первому, глянцевая помада; а веки – выкрашены в тон же уже и вторым, как и ее длинным треугольно-острым ногтям: пока и скулы – «вычерчены-чернены» темным контурингом. Оба же еще – находились: со «связанными» за спиной руками и с подогнутыми, в нитях же все, ногами.

София, к слову, тоже не сводила с них своих уже и светло-карих глаз, но и не столько из-за интереса, вообще не из-за него, сколько из-за не состыковок фактов: Андрей же и уже – должен был играть роль «подмены» отца… на больничной койке, а по итогу – оказался здесь. Вместе со всеми!.. Так еще – и с Розой. Но и на немой же уже и ее вопрос – ответила женщина!.. На вид – лет тридцати-тридцати пяти. По человеческим меркам! Одна же все, и из двух, коль уж и не первая: членов Совета. И, как же, да и не только уже и она, могла и сама понять – ангел: представая и представляя же еще и их самих. Нетрудно было догадаться – по белой-то накидке-мантии… поверх такого же костюма: состоявшего уже и из белого же пиджака с длинными рукавами, наброшенного поверх такой же рубашки и соответствующих же уже и им длинных брюк, оканчивающихся, меж тем, соответственно, лодочками на средней танкетке. Ну а когда сбросила со своей головы еще и белый капюшон – явила окружающим и свое миниатюрно-кукольное лицо «ангелочка-Купидона-с-капота-свадебной-машины: с небольшим лбом, под мелкими кудряшками русых волос, чуть ниже плеч, миниатюрным и курносым на кончике носом, небольшим подбородком с ямочкой посередине, выделяющимися скулами, пусть еще и под небольшими щеками с легким розовым румянцем, почти что и крошечными, но от того и не менее пухлыми губами под легкой розовой помадой, большими, в противовес и как не странно, баланс же все и равновесие, гармония, светло-серыми глазами, обрамленными, и от природы же все, широкими светлыми бровями и такими же длинными ресницами, «посеребренными» тушью и с небольшими стрелками у углов глаз. И это же еще не говоря о том, что и роль антагониста, этакого же еще и дополнения-приложения-противовеса – мог сыграть и сам же мужчина, второй и явно же еще и не последний из двух членов Совета, что и был весь, как и под-стать-пристало, в черном облачении: представая демоном и представляя же их; в черной мантии – поверх такого же костюма, состоявшего из пиджака с длинными рукавами, накинутого поверх черной же рубашки и такого же галстука, достающего почти соответствующих же брюк, расклешенных к низу, и нет, да скрывающих, соответственно, лакированные же ботинки. С выточенным, будто в и из камня же лицом, он же являл собою статую – с таким же статичным и холодно-ледяным выражением лица: при условии же еще и того, что его смоляные короткие волосы – были уложено-зализаны назад, открывая большой лоб, резкие, почти и острые скулы с небольшой черной бородой и такими же усами над верхней губой, темно-карие, почти и черные глаза, в обрамлении таких же широких бровей и недлинных ресниц, узкий вначале, но и расширяющийся к концу большой нос и тонкие, хоть и пухлые губы над достаточно и массивным, пусть и ровным подбородком:

– Да!.. Ваши друзья – заменили их, подменив-поменяв Андрея на Сергея! – Спокойно и размеренно начала она, обводя взглядом всех, но и задерживаясь на каждом – не более секунды, вновь возвращаясь взглядом к Софии. – Но – недостаточно удачно и целостно подключили ко всем аппаратам: мужчина – пребывал хоть и не в полном, но сознании; и сохранял молчание и тишину – ровно до того момента, как его изнутри ни начали рвать… все эти… «препараты». Что и как ни иронично-символично… – и она хмыкнула, а мужчина улыбнулся, позволяя уж себе и такую блажь: в виде злорадства, – были им же и предоставлены: «комплексом»… и без наличия снотворного-обезбола. Он – бился в припадке, корчился от боли и катался по постели в агонии, громко крича и стеная!.. Пока мы его, и такого же все, ни нашли. Собственно, к этому же времени – кое-какие из роз начали все-таки вять и… явили его же самого и… сами: тому и этому мирам; в том самом же, опять же все, его-ведьмовском-кругу!.. – И показала в воздухе кавычки. После чего – откашлялась: с этого-своего нелепого, но и вполне себе логичного-достойно-достаточно сравнения; и продолжила. – Ну а уже по остаткам лепестков, что, как мы уже и сами поняли, высыпались из кармана Владисла́ва, когда они, с Егором, приходили и уходили, мы смогли найти – и проход!.. Спуститься – по этому же все и самому «лазу»… Вместе с Андреем!.. – Кивнула тут же и головой на названного – и вернулась на девушку. – И обрести – не только Анну! – Но и, так долго и не задержавшись, перекинулась вновь: на Егора и Влада. – Но и самих ребят. А после – и эту наипрекраснейшую женщину!.. Розу! – И, все же поджав губы, покачала головой, сморщившись: хоть и так, но и решив показать свое крайнее неудовольствие – ее нахождением; как в принципе, так и здесь; не пресекая «дозволенного», но и без лжи. – Которая, и как нельзя кстати, вернулась… или пришла: за чем-то, если уж и не кем-то, в тот самый дом. Но и который же уже только, правда, к тому самому моменту: был без роз. Но и их – мы обнаружили: в багажнике же все и машины; с остальными. Плюс: еще и с Сергеем! Так – и добрались же сюда: к вам.

– А чего ж ты?.. – Начала было София, обратившись к Владу, в попытке же еще и пристыдить его за недосказанность: и да, пусть он и сказал – про все, про все, не считая «хвоста» и… в виде же все и Совета! Но и все-таки же: не все. А лучше бы – и про них сказал!.. Но и на что уже и тот – нескромно, но и все же обратил свое и ее внимание: на ее же отца. Да-к еще затем и своей правой рукой показал, указательным же все и пальцем «тыкнув» вниз, мол: «Все вопросы – к нему!». А после – повернулся и к Егору, чтобы и ему уже разъяснить: в этом самом моменте; лишь только и боковым же зрением отметив, как тот внимательно и серьезно – следит за их «переглядками»; и поделился их ментальным, с Софией же все и недавним, общением «по дороге», как и той самой же все и причиной «недопредъявы» ее к нему: почему же он именно и не все ей сказал.

– А это – и не он, а я! – Подал голос уже и сам Сергей, подтверждая еще и не видя жест Влада: на что уже и она покачала головой, сдержанно хихикая и, подсев к нему ближе, обняла. – Сюрприз хотел сделать, а сделала она!.. Привет, что ли, наконец-то!

– Привет!.. – Улыбнулась брюнетка и тут же, как распрямилась, оказалась в руках Александра: сидевшего за ее спиной и положившего обе свои руки на ее плечи. – Пап-ы!

– Прекращай уже издеваться – над девчонкой!.. – Посетовал русоволосый, изгибая свои губы в усмешке и закатывая глаза. – Привязался же – со своим «приветствием»; тоже мне! Я – когда «терял» ее из виду: так не усердствовал и не надоедал, наседая!..

– Так!.. Ты – отец: номер два! – Урезонил его брюнет: под тихий смех, с их небольшой и перепалки, окружающих. – Д-ва!.. Имей свое место и время; а еще – совесть!

– Да ладно вам!.. Не ругайтесь! – И, держа еще и первого же отца за его правую руку своей же такой же, София положила уже и свою левую руку – поверх такой же Александра. После чего – взглянула на плохо сдерживающую свои гримасы Анну: которая поначалу только фыркала, попеременно же и чихая, а потом – и вовсе перестала ограничивать-сдерживать звук; давая понять всем и вся, для всех – как ей это неприятно и так же раздражает. И уже громче обратилась и сама – ко всем. – А с ней – что?.. Почему «святая троица» – не в сборе, м?.. Не воссоединилась? – И, остановив вновь взгляд на ней, ухмыльнулась. – Или «коленная поза» – не прельщает: без добавления «локтевая»?..

– Ха-ха!.. Подъеб засчитан! – Хлопнул в ладоши Влад и тут же, еще и тем, а там и этим, обратил на себя все взгляды. – Ну а что?.. Круто же… было. Зачет!.. В смысле… «Раунд»!.. Дроп зе майк. И!.. Все: в таком же духе. Сволочи!.. Убили во мне: «Нельсона».

– Я – бестелесная, если ты еще не заметила, сестрица!.. – Вернула на Софию уже и свой темно-карий взгляд Анна. – Меня – нельзя: «связать». Я – порождение силы; и сама же «сила», как она и есть. Да!.. И если бы не Совет – меня бы здесь не было. Так что… А что, кстати, с Темы-то – и взятки гладки? – Указала она большим пальцем своей правой руки на парня рядом с собой. – Почему – про него: не спрашиваешь? Мы, так-то, уже – и не «святая троица», как ты выразилась, а… всадники Апокалипсиса! – И ее темный взгляд полыхнул гордостью, а губы – исказились в насмешливой улыбке: что и у Софии прямо руки зачесались – стереть это все и затушить; да и, вот, были заняты. Пока – эта отговорка: спасала; да и Совет, как второстепенное, подсбивал пыл. – Неужели, я – так тебе настроение подпортила: тем… «происшествием»! – И с удовольствием закусила нижнюю губу, отмечая серьезность, а даже и хмурость девушки напротив; и так же все пока тихие мужские ругательства – за спиной. – Что, любовь еще к нему – вернулась, а к Егорушке – уже прошла, м?.. Спасешь – его?!

– Нет… – Спокойно ответила ей София и пожала плечами: ведь и имея под сим – только то, что и «имела». А окружающие, в то же самое время, в шоке задержали дыхание и перестали как-либо двигаться совсем: пораженные до нельзя ее впервые такой и именно такой полной да и полнейше-полноценной хладнокровностью, серьезностью, силой и какой-то же еще даже и статью, статностью и статусностью!.. Холодностью и… сталью! Сам же и чуть ранее не ею же все и мягко-названный – лишь сглотнул: ну а София, как и прежде же все, и на это – никак особо не отреагировала, как и не ответила; ей даже и самой понравилось – та тишина и то же молчание, что «отдавались» на его имя: внутри же еще и нее. Она – излечивалась! Начала – излечиваться, по крайней мере. – Как и тебя. Так что… «Да»! Если бы не Совет – тебя не то, что не было… здесь. Тебя: не было бы!.. – И она сделала напускной задумчивый вид: после своего же «представления» – злорадно усмехнувшись. – Ни-где! Будь благодарна – этому; и надышись – вдоволь: коль уж – и «напиталась досыта». И это – ко всему… недоапокалипсису… относится!.. – Повернулась она и к сидящим в ее и при своих, а так же и ногах же все Совета, двоим. – Роза?.. Андрей!

– Я просто хотела – увидеть свою дочь!.. – Крикнула первая, отойдя вдруг от ступора, но и явно же еще и пораженная, больше всего и тем: кого и уже видела перед собой; теперь и сейчас, здесь. И сравнивая с тем, что было!.. Радуясь. И одновременно страшась: какого монстра сама же и вывела. – Хотела – вернуть ее: назад. Но ты, дрянь!..

– Мам!.. – Шикнул Женя и продолжил бы, наверняка, нравоучения: но и тут же оборвал – себя же и сам; замолчал, попадая и затем же еще – и под спокойный, уравновешенный взгляд Софии, немо призывающий к тому, и через него, как и свой же озон, и остальных: – Нет!.. Пусть: продолжает! – Села она уже даже и чуть ровнее, приобретая после стойкую и прямую, ровную осанку: всем своим видом и корпусом почти и развернувшись к сидящим и стоящим у камина на полу; как и подогнула под себя еще и левую ногу – быть еще и не на совсем «короткой ноге», так уж и «на донышке». – Но я: что? Помешала?.. Ладно тебе, ма-ми!.. – Последнее слово, сказано-протянутое еще и по слогам, если уж и не по буквам, вызвало тихий «резонанс» и резануло всех: будучи же еще и высказанным… с такой желчью и таким же ядом, кислотой и… болью, что и все, пусть и продолжающие хранить молчание, не вмешиваясь, но и так же следили за всем с, более-менее, спокойными лицами; но и в отличие от самой Розы – которая сейчас дышала жаром через свои ноздри. И это – не был еще дракон!.. Это – был и уже загнанный зверь: готовый и «в веревках», ранах… напасть: и рвать и метать все, что движется и не. – Тебе же было в кайф – издеваться надо мной: признай это… уже! Хотя бы – и при членах Советах, твоих и «судьях», не ври! – И голос ее – спрыгнул с тона, почти и уйдя в шепот и всхлипы, после чего подпрыгнул до крика; и вновь улетел в «низины». – Отыгрывалась, да?.. О-тыг-ра-ла-сь?! Ну, вот, смотри!.. – И указала своей правой рукой на Анну. – Твоя «дочь» – среди своих: чужая? Не-т!.. Она, и как раз таки, своя – среди своих. Но и я!.. – И опустила руку на себя, прижав к груди: к ее левой части и… сердцу. – Не чужая – среди чужих. Не чужая и… Не среди чужих. Среди своих! – Шикнула она, почти уже даже и сама прорычав. – Среди своих – я чужая!.. Была – ей. И буду! Да и чего там? И останусь!..

– Софи… – Позвал ее все же тихо Александр: в попытке отвратить и дабы не превращать все это – в выяснение отношений и причинение боли от воспоминаний; не только ей, но и другим. Но увидел взгляды членов Совета и Сергея, обращенные к нему, отдающие себе отчет в том, что происходит, как это происходит, почему и никак не противодействующие этому, и отказался от этого – еще и сам. Да и она же уже затем и сама – не собираясь отступать, что было и так заметно-видно, еще и так же все сама ему сказала об этом: – Я – не закончила! – И резко обернулась к нему. Что и мужчина же сам уже был готов ко всему, под таким-то еще соусом подачи, увидеть: и злость, и ярость, и даже, а там и тем более гнев… Ярость! Но и увидел – все ту же, хоть и почти уже именно Софию: которая просто была – не по годам серьезна и стойка; как и как никогда, нигде и ни с кем сильна. Что его, конечно, тоже ошарашило и поразило, но и тут же все – вдохновило и порадовало: как ничто и никто!.. Да и после чего, еще и кивнув ему слегка, как и все же знак «сохранения ею и в себе же контроля», повернулась обратно. Пусть и в голове, вдруг и прояснившись, вспомнились: нервность и дерганность, нервозность Никиты!.. Когда они еще «впервые» встретились и с Александром – у универа. Он – знал ее. Как и все!.. И пусть: не лично. Но – знал. Как и что с ней был знаком – и сам мужчина. И должен был сыграть: это «удивление». Врать!.. Как и все. Ну а когда поняла, что состыковалась-застопорилась на глазах Анны – и вовсе выпала, только лишь и подметив, как у нее… дергаются зрачки. Инсайт шел за инсайтом – и вот она уже вспоминает и, главное, понимает-принимает: что именно искал в ней Андрей, когда они, София и Александр, должны были встретиться с Сергеем; когда же и она не могла понять-принять – почему его глаза темнее, чем всегда, не обращенные, так ещё и у ангела, как и волосы, да-к еще и короче; а с высоты – и не видно, что и обзор-взор-то его весь был – на ее глаза, зрачки, что и, как раз таки, не дрожали. «Нистагма». «Без притеснения и уничижения инвалидов». «Заткнись!.. И вообще – выйди из ее головы». «А “тебе”, значит, можно?.. Ну да. Такая себе предъява!.. Согласен». – Нет, ну а что?.. Скажешь: нет? Два же в одном! Отомстила – за дочь. Придумала… витиеватый, в буквальном смысле, «лаз» к ней! С ней же: на маковке и «пике». Опять же: два в одном. И лаз!.. – И подняла свою левую руку, отняв ее таки от руки Александра. – И «воскрешение»! – Убрала и правую руку от Сергея. После чего – взвесив их: наподобие весов. – Там же – ее «камушек»?.. Ее и могилка. Но и… Да!.. Три в одном! – И хлопнула ладонями, соединяя их меж собой. – Уложить отца… «Избавиться» от него! Что, как бы, и вытекает же еще – и из первого. Как… Хм!.. «Революция и свержение власти»! Но!.. – И, указав кончиками пальцев, сцепленных ладоней форме «пирамидки», на нее, выставила затем же еще и правую руку – в сторону отца. – Не только из-за того, что он член совета и ты могла им же стать, если бы план выгорел, а еще и за нее!.. – И перевела ее вновь на Анну, уже и указательным пальцем тыкая в нее. – За ее смерть! Подумать только… Па!.. – И взгляд брюнетки перешел на него, как и рука: вернулась на его грудь. – На одни и те же грабли?.. Ты знал, что они портят ее. Буквально – травят ее: ее же тьмой! Плюсом: еще и своей. И ты – приговорил ее, да? И «исполнил», да же?.. Я – была права! Но и… Все равно – закинул меня: к ним. Зачем? Заметь!.. Уже ведь даже, тем более не спрашиваю: за что. А там и… На кой!..