bannerbannerbanner
полная версияЧерная Принцесса: История Розы. Часть 2

AnaVi
Черная Принцесса: История Розы. Часть 2

****

– …Знаешь, милый!.. Может, ты и взял количеством невъебенных расставаний, о которых ты прямо-таки и не можешь забыть; да-к еще и ставишь мне же их укор, а там и в упрек же – то, что и я же сама об этом нихера не знаю, так еще и не имею права же что-либо говорить и спрашивать об этом; но и я же взяла – качеством. Ха!.. Да. Куда уж мне, и до: певички, модельки с панели и рабочей смены же на и с шоссе, участницы реалити и… прочих!.. О которых – мы и не знаем. А уж сколько их и еще – было. Ну а сколько, тут же, еще и будет!.. Скажи?.. Ска-жи!.. Но, да, «твои» случаи – тяжелее; и правда. Ужас!.. Бедный ты наш; и несчастный! История-трагедия «Ромео и Джульетты» – отдыхает, нервно куря же и в сторонке: в новом прочтении… Не только – «старые», но и обреченные же: на счастье. Неисправимые романтики!.. Чтоб их! И его!.. И ее! У него – не получается с девушками. У нее – с парнями… Но и вместе же они, при всем том, быть не могут!.. Не из-за: их семей. Они – слишком похожи. «Одиночки»!.. Притягивают – друг друга. И ведь: притянут!.. Притян-ет – и его же все; сюда! – Кричала Роза, между строк еще: и выводя же саму девушку – из ее же «мира грез». Ну а окончательно «выйти» – помогла уже и пощечина, с правой же все и той же руки по ее же левой щеке, откуда-то, и лишь пока же только, со стороны; да и не столько «кожа к коже», сколько ногтями и… по щеке же, оставив рубцы и царапины – на коже брюнетки, вызвав сиплое подвывание-всхлип. – Давай, «Пеннивайз в юбке» и… без юбки!.. В «штанах». Ты же – не просто: клоун. Ты – пожиратель миров!.. Очнись. Хватит залипать и заливать нас: всеми своими жидкостями!

– Причем тут: Пеннивайз и… клоун-ы?.. – Развернул девушку на стуле, и к ним же двоим уже лицом, Андрей: наставляя еще, и затем, на нее же все и лампу, чтобы, как будто бы и в темном же тоннеле, вести ее… на свет; хотя и по факту же – в черном дыму… и под искрящийся же воздух. – И вообще!.. Не ты ли сама и предлагала, предлагала-сь, как и подкладывала(сь): под меня?.. «Мы можем попробовать!.. Минус на минус…». И прочие же все: слезы, сопли и слюни!.. Но и как мило, что и в кои-то же веке, не о муже-тиране, а о… жене! А можете, вот, ранее?.. Переписать: историю! Без феминизма и… матриархата. Точнее: с ними; но и все же – изначально. Чтобы никто и иного-то: никогда не знал… и не у-знал. «Патриархата» же все; и… к примеру!..

– А мужья – ранят, к твоему же сведению!.. И порой – по-хлеще же, чем и мы же все: сам-и. Как жены, да, в частности; так и «женщины» же, в целом и… общем. Но ты же это – и так знаешь. И знал!.. Раз и каждый же раз все – заводишь разговор: об упоминании моего же все муженька; и его же, вот, «отродья»! – Очередная пощечина. – Проснись и пой!.. – После чего, и с последней же ее фразой, девушка была уже и насильно оторвана от пола и прижата к стене за горло, на том же самом все и стуле. – Куда ты дела «тату»?!.. – Рявкнула Роза, «наливаясь» уже и вся же своей тьмой-чернотой и изливаясь так же и ей же, правда, и пока же все постепенно, на все же и вся, всех; на что и брюнетка же уже – лишь хмыкнула. Но, и скорее, «в ответ»: на той же все и образ. Как ни странно!.. Не странно! Ведь и она же с ним, еще и чуть ранее же все, прям и угадала. Придясь и точно даже, да и тем более, еще и по косметике на той же и лице; ну а и теперь – еще и больше «вытемняющей» ее бледное лицо и увеличивая и без того такие же черные дыры… в ее глазницах. – Кожу… свою. И только не говори мне сейчас, что: съела!.. Я же скорее и поверю, что этот… соврал; и себе ее забрал. В рамочку и за стекло: поставил!.. Или на стену повесил. Чем и ты же все, как в жаровню и печь, ее кинула, чтобы таки уже и царевной, без лягушки, стать… и «остаться»: не тебе ее дали – не тебе и отбирать!..

– Ник… никуда! Я же вс… все это вр… время была – в отк… отключке!.. – Кряхтела София, пытаясь, параллельно еще, и освободиться от веревок на руках, но и все так же было безуспешно: как и ноги – они же как были, так и оставались «блокированы», не ослабев ни на грамм… да и ни на миллиметр; и она лишь только – просто, да еще и к тому же крайне минимально, крутила шеей и головой, стараясь, если уж и не избавиться от ее рук на себе, то и не причинить самой себе же лишней боли; да и не смотреть на нее.

– Ты так резко постарела?.. Свой «настоящий» же все и возраст: догнав и… обогнав! Или глазам своим – уже не веришь?.. Будучи почти и всем же; со всеми, и, как видно уже, -всем! – Подлетел к ней мужчина и попытался отпихнуть от девушки Розу, но и тут же был откинут в сторону: обратно. – Она – не приходила в себя: до этого момента!

– Добро стало «злом»? А. Нет!.. – Оскалилась темноволосая, сузив свои уже даже и не болотные, а «тем более» и… черные глаза. – Было же!.. Теперь: в обратку. Из «зла» – в добро, а? «Героем» себя возомнил, злодей?.. Сколько можно «переобуваться» из своих в чужих; из чужих же – в своих?!.. – Рявкнула она. – Тебе – не надоело? «Определись» уже – и живи: счастливо!.. Она тебе – не нужна!

– Это тебе – она не нужна!.. – Рычал Андрей, «протирая» стену вслед за девушкой, которая сначала еще как-то же и пыталась вырываться; а после – бросила это пустое занятие и начала слушать и… вслушиваться: приходя в шок… от помутнения; и обратно. Выходя же все, и временами же, из него!.. А затем и вовсе – громко рассмеялась.

– Даже она тебе – не верит!.. – Поддержала ее смех Роза: в кои-то веки и хоть что-то же ее поддержав; а нее ее саму, без «д» и в своей же хватке. – Ты прикинь! Насколько – ты сейчас жалок. В моих глазах-то – еще ладно!.. Ты и не выходил – из этого образа. Но – в ее, племяшки и… «фанатки номер один». Доколе?.. Какое дно подряд – ты пробиваешь?!

– Я… Я – не его!.. Не его фанатка! – Прошептала София, сглатывая часть слюны: другой же – увлажняя губы; и откидывая свою голову назад… с закрытыми глазами. Не спорила же – раньше: так нечего и начинать; решила она для себя; лучше – сберечь силы и… напоследок, на дальнейшее, когда оно и будет, конечно, чем и растратить же, еще и так зря. – Он же – пре… предатель!.. Пре… предал отца. Сво… Своего брата-близнеца, получается. И те… теперь, вот, и меня. Ка… Какой же он – ку… кумир по… после этого?..

– Ни-ка-кой!.. – Пропела женщина, ослабляя хватку, хоть и продолжая же все, при этом, «катать» ее на стуле: только и уже – просто и не отрывая ее от стены, не дубася о нее попеременно; переключившись же теперь же все и с сим – к мужчине. – Соображает… малышка!.. Не прошла я – зря, да? «По адресу»: пришлась! А ты, как не был, так и не стал. Связалась же, на свою голову!.. Но и хоть «рисунок» – сделал: что надо! Где. Он?!..

– Да не знаю я!.. Здесь – он был… все это время. Все же и его части!.. – Шипел Андрей, то и дело «подбрасываясь» к потолку и тут же опускаясь: держа своими руками ее руки, а и точнее же все воздух; буквально – держась за него, пока и тот же – держал его.

– То есть… ушел, да? – Изогнула свою правую бровь Роза, поджав левую, и клацнула в ярости зубами. – «Скрылся»… из виду! Сбе-жал!.. Давай, накинь же и еще своих сумасбродных идей-теорий, вроде «пожара», теперь уже и мне, вместе с ней: дышать дымом… под «градус-ами» – так вместе! Мы – не «закончили», чтобы и из него-них: что-то же вы-шло; и получилось… Черт!.. Опять – все сбилось.

– А он – и уш… ушел!.. Как и в… все, кто как-то, как-либо св… связан сейчас ил… или был св… связан ранее: с т… тобой, мам! – Ухмыльнулась девушка. – Тебя же – никто не вынос… выносит!.. А если и вынос… выносит, то: с большим труд… трудом и потер… потерями! Сво… своими, конечно же; но и… но и жаль – не… не твоими. И!.. Ногами.

– А ты – знаешь об этом… не «понаслышке», да, дрянь?!.. – И снова – цепкий и грубый захват. Вот только же еще и с силой – куда более и большей, «болючей»: чем когда… и прежде. Собственно, как и всегда, когда она узнавала или «болела» больше того, кому и делала же больно в процессе или затем… сама. Сжала же так, что и у Софии же затрещали кости; а кожу – и «скрутило», что и натерло же в местах: контакта с «силой». – Смелости – поимела?.. «Храбрости» – бахнула?! Так я тебе их – поубавлю! – И, развернув головой Софию же вниз, резко «снесла» ее к полу; но, и все же пока, притормозила и оставила ее так и в паре сантиметром же: от досок его. – Вся – выйдешь!.. – Затем – удар в живот. Крик!.. Еще удар. Вопль! Схаркивание слюной… с кровью. Сиплое девичье кряхтение… вперемешку со слезами. И не только!.. Со смехом. Сме-хом! – Тебе – смешно?! – И, отпустив уже даже и Андрея, как мельтешащее и уже даже и совсем ненужное насекомое-окно… «в окно» же, подошла к ней, сев на корточки напротив и решив же теперь пустить и всю же свою силу: на и в нее; не растрачиваясь и не разбазаривая себя, не распыляясь и на меньшее; держа ее и одну же все теперь собой и снаружи, так еще и проникая к ней и в нее же… во-внутрь. Пока и брюнетка же – лицезрела: только ее черные глаза, направленные лишь в ее; и руки, сложенные на той же все и голых острых коленях. – Так сильно – хочешь умереть?..

– Та… так «быстро» и ск… скоро!.. – Крутилась в «ее руках» девушка, срываясь, попеременно, то на слезы, то и вновь же на смех. – Насколько это и вообще же возможно. – А то: и на все и сразу же… вперемешку. Это – была истерика!.. Без малого. Но и когда смерть, да еще и так уже близко, а ее и так же все долго хотелось, но и никак не моглось, не происходило: поначалу же все – даже и не верится; ну а после – и хочется, от этого же и все, не меньше, а даже, «тем более» больше. Еще больше!.. Какой-то эндорфин с депрессионином – боролись в ней; тут же – и сливались же: воедино. Но, и на самом-то деле, она просто, «глупо и так же все тупо», устала. Совершенно. И!.. Совсем. И хотела – конца. «Прийти» уже – хоть; и к чему-то. Да даже, а там же все вновь же и тем более – готова была: уже и молить об этом. Чтобы; и хоть что-то же уже ее – исполнилось. «Кем-то»!.. Пусть и все так же: с «не»… без не. «Не надо больнее: “Надо”. Не хочу же умирать: “Хочу”». – По… пожалуйста! Не… нет сил терпеть и бо… более – ва… вас же; и обоих. Вы… вы же стоите – дру… друг друга!.. И эт… это сейчас – не комп… комплимент!

 

– Стой!.. – Подлетел все же и к Розе же Андрей, воспользовавшись паузой между ними, и снес ее с ног: вынеся же затем, и тем же все самым, в другую комнату; кухню. – Она – не должна: умереть. Не раньше – отца, во всяком случае!.. В чем тогда был и «будет» же – смысл? На кого опека – будет оформлена?.. На «брата»… ее? Сына твоего! А кому «он» – и сдастся, «сдался-то»?! После того, как и наследственность же твою, вашу, испортил: этой все и… своей же «святошей». Ладно бы еще, как Софа; но – с чистейшей?..

– Семейная пара, а как «кошка с собакой», ей бог-дьявол!.. То-то – папка-то с ней развелся и тебя же, за себя, на кольце «прописал», да, дядь Андрей?.. Не он же и с ней – одна Сатана. Или все же; и од-ин?.. Волк. «Одиночка». Ау…ф!.. – Фыркнула брюнетка и не успела даже и еще что-то пикнуть-продолжить, как влетела-вернулась Роза и крикнула: – Заткнись!.. – А затем – выкинула, вот только и его же все, дядю, из дома, снеся стены: в «куски» дерева и… древесины же. Почти и цельными панелями-паленьями, если бы еще и не ошметки, далее, и от них же все. Не рассчитала силы; и силу!.. – Мое-то – видела? Или только: смотрела!.. – И, правда, стоило ей только его и той же уже до-показать, с «затертым» отцом, но и не «набитым-исправленным» Андреем, как и всё же вернулось на круги своя и встало так же на свои же, а и точнее: все. – Мне никто, как в принципе, так и из них же все двоих – не сдался и не нужен!.. – «Кроме себя любимой». И хохма бы так и вырвалась, слетела с языка и Софии, если бы вновь и не одно же «но»: воспоминание… про «ветвь»!.. Так еще – и на ее же руке. Как; и теперь уже: и Андрея. И Влада!.. Что был под вопросом, ведь и первый же все раз, у камина, акцента ее, и как такового же, не было, ну ударился и «ударился». Но она же даже и не думала, подумать не могла, да и не видела до конца, зачем скрывать, так еще и свое, ему, когда же и все остальное…; ну а теперь-то, сложив все и всех же, вся, от Анны до, и, как видно же все теперь, Егора, как от кого и до кого, могла и с уверенностью же уже не задаться же и иным: «надобностью» и так же еще «душить змею»; надо. А и еще же, и уже же даже и лучше, двух; а там – и трех!.. Надо же, а. «Всему свое время…». «Сергей должен сам рассказать…». Столько выразительных, Влада же все, и жестов, после еще и того, как и она показала же им… все-не-все, в их же все уже даже и излюбленном формате, в сторону же Александра, радующегося, что с него, и таким, вот, образом опять, стрелки переведены и стрелы же сбиты, пусть тот его и прямо-таки с диким наслаждением про себя и душил, еще и ухмыляющегося, подмигивающего, готового, между тем, и самостоятельно все ей рассказать, если уж и тот не сподобится, но и только же открывающий рот, как и мужчина же вновь делает еще одну отсечку, что: Нет. Не-т!.. А они, эти – да. И, вот, только же и хотела «до-спросить», уже… и у них, набралась же даже еще и сил, как и сама слетела в дверь, рикошетом. И, вылетев же уже и в образовавшееся новое окно, в потолок-пол, нахватала по пути: деревянных же щепок и заноз, осколков стекла… Так еще и вдохнула – древесной пыли и… трухи, ее сырости; не говоря же еще – и про мельчайшие же уже стекла и… песок. Прокатилась – по земле и траве. Выскочила – и на асфальт!.. Сначала – на подъездную черную дорожку: из гравия. А после – и на саму же проезжую асфальтированную часть. Избавилась, параллельно и таки уже, от стула и тряпок: по рукам и ногам; за счет трения и перекатываний. После чего – рухнула на спину и вперила свой взгляд, нет, не в небо, в него – потом, в осколок, торчащий и прямо-таки зияющий в ее груди: почти ровно же в сердце – на и в один же шажок от него!.. Но, и все же, терпя всю тяжесть своего положения и боль в таком же теле; отсутствующем, в частности и не рабочем, отказывающемся функционировать, в общем, из-за ран и травм, синяков еще, а где-то уже даже и переломов, внутренних и внешних, как и кровотечений, из отсутствующих кожных покровов; она чуть ли и не на последнем издыхании, на одном вздохе и таком же резком одном выдохе, обхватила его обеими своими дрожащими руками и дернула его из себя, из всех оставшихся сил, и сразу же откинула его куда-то в сторону, взвыв, как, и в самом же деле, подбитый зверь: скрючившись затем в позу эмбриона на правом боку и зажав, как могла, эту весьма и глубокую, в сравнении же все и с остальными, рану – все теми же, кстати, и тряпками-вещами. Но и уже без какой-либо: благодарности!.. Потом закрыла глаза и «обратилась взглядом», через веки же, и к небу: вместе с мольбой и… просьбой, первой; да и уже вряд ли последней. На что и почти тут же ее объял небесный белый свет, одним же и сплошным лучом, столбом-столпом, света, и, сорвав, оторвал ее от земли, вознеся к и в себя же – до того, как и рядом же все с ней оказалась Роза, еще и до свето- же увидевшая все это представление; и уже даже собиравшаяся помешать. Но – мгновение: и оно вновь затянулось – черными тучами; а свет пропал – так же быстро, как и появился, растворив девушку: между небом и землей. – Черт-черт!.. – Только и рявкнула она, топнув рассерженно ногами; но и больнее сделать уже – ничего не с-могла.

******

– Посмотрите пока, а я через несколько минут подойду!.. – Протянул коричневый учебный журнал темноволосой женщине такой же, но и только уже «тучный» мужчина; в черном классическом костюме и в тон же ему однотонном галстуке, поверх белой рубашки, обтягивающей его пивной живот, будучи еще и заправленной в брюки со стрелками и под кожаный же ремень, на одну из последних, если и не на самую последнюю, собой же еще и дополнительно все пробитую дырку; и, прошагав затем до двери, отбивая-чеканя шаг в «соответствующей» же одеянию обуви, лакированных туфлях на небольшом квадратном каблуке, покинул свой кабинет.

И стоило же только «деревянной затворке» щелкнуть с замка, по ту же все и сторону, снаружи, как и это самое же все «типографское издание», наполовину пуст-заполненное синей же шариковой ручкой, полетело в голову сидевшей до этого тихо и спокойно, «мирно», с опушенной же все и последней; так еще и ссутуленной в своем черном вязаном платье, мелкой вязки и чуть ниже колен, с длинными рукавами и сжавшей кисти в замок перед собой, стянув-вытянув же его «теплый покров» до кончиков пальцев и уперев руки локтями в колени, обтянутые теплыми в цвет же все и «верха» ласинами, заправленными в те же все и лакированные полусапоги, чуть выше щиколоток; брюнетке. Что и без грамма же все и макияжа на своем бледном лице, как и с отсутствием же лака на средней длины ногтях, лишь гипнотизировала, «зондировала» своим карим взглядом пол и разве еще что к «низшим силам» не взывала: за помощью и подмогой, поддержкой; до этого же все и у «высших», если уж и не милостыню прося, то милости и милосердия же, снисхождения!.. Чего, конечно же, ни в том, ни в ином случае, не произошло: не «получил»а. Собственно, как и обычно же все и… всегда. Ничего нового!.. И, вскрикнув от удара, а затем уже и боли, как и откинувшись же потом на спинку темного кожаного дивана, София, а второй была именно она, не успела и с мыслями же еще собраться, не то что придумать достойное оправдание чему, чего уж там и кому, бы то ни было; хотя и что прогулы, что и неудовлетворительные оценки-поведение – были следствием вполне себе и такой же все достойной причины, ее «предназначения», как минимум, а и как ангела же… и «на посылках» же все, как максимум и… «например», выполнявшего свое очередное же задание… по спасению, всего-то, чье-то жизни, но и как до, так и после же – Розу все это никак не интересовало, куда более же ее, и как обычно же все, интересовало то, когда именно – прекратятся и ее же все вызовы в это, как богом, так и дьяволом же все, и вместе, забытое место, как и ее собственные же срывы-отрывы – от ее «таких же» все и важных дел; а только и успела ощупать же свою голову, на предмет ран и крови, как сразу же подлетела с насиженного же собой места и тут же ощутила «захват-удавку», руку и ее же; одетой, как «почти» и сам же ректор, в строгий черный костюм, так еще и состоявший лишь из пиджака и брюк, надетых на голое тело, а «шлифовали» весь ее образ, как и всегда же все, ее излюбленные те же все и лодочки на тонкой шпильке и такую же голую ногу, не говоря уж про тугой черный же хвост на затылке, такую же подводку на веках, темный контуринг на скулах и темно-вишневую же матовую помаду на губах; на своей шее. Она буквально же «вгрызлась» пальцами и врывалась, прорывая, своими же все и бордовыми длинно-острыми ногтями ее кожу: что, и поначалу же было даже непонятно, они ли это еще, или и уже кровь: а потом как резко и стало же понятно, когда и сама же София только истошно просипела-шипела, не имея возможности ни то что прокричать, но и нормально вздохнуть, как и выдохнуть; после чего еще задрыгала всем телом и ногами, руками так и уцепившись в ее правую же руку, но тут же была фиксирована по ним ее же второй, левой рукой, так еще и почти одновременно, параллельно получила и ее же коленями, поочередно же, в живот. И, сдавленно простонав-хрипев, скукожилась и сжалась, разжавшись уже и по второму кругу.

– Ты когда перестанешь действовать мне на нервы?!.. – Прорычала женщина, все еще удерживая девушку на весу и, параллельно же еще, следя за всем происходящим: вне кабинета; как и самим же ректором, ушедшим пока в другое крыло. – Неужели так трудно избавить меня от себя, тебя, в оставшееся же время суток: днем?.. Почему я должна еще и в нем – тебя созерцать?.. Терпя: утром, вечером и ночью! Ты – мазохистка? Садистка?!.. Скучаешь без меня? Ждешь очередной встречи, вместо того, чтобы и сидеть тише воды, ниже травы; отдыхать и… набираться сил: перед основным?.. Тебе же – хуже!

– А ты… ты начала обо мне за… «заботиться»?.. – Удивилась брюнетка, так и давясь же не проходящим воздухом и слюной, так еще и ее же все пыльным воздухом, переходя затем и вовсе же: на шепот и сипение. – К-как мило!.. И ме… месяца же не п-прошло… А ты ст… стала уже: м… мной?.. А я – т… тобой?.. Дур… дурной пример оказался – за… заразительнее, чем на… на самом деле!..

– Заткнись!.. – Крикнула Роза; и выкинула… девушку из помещения, снеся стену: в куски бетона и краски, шпаклевки и обоев… А окна, встроенные еще до и в нее, в осколки стекла и… щепки же древесины рам. И, вылетев же уже и в образовавшееся же новое окно, с третьего этажа, София нахватала по пути еще и: деревянных щепок, заноз и осколков стекла… Так еще и вдохнула – бетонной и древесной пыли, трухи!.. Не говоря же уже – и про мельчайшие же уже стекла и… песок. Прокатилась – по земле и траве!.. По не успевшему еще до конца и растаять же: снегу и льду. И только после уже – выскочила и на асфальт!.. Правда, и сначала же все, как и «по правилам», на подъездную дорожку: из черного же гравия. А вот и потом уже – и на саму проезжую же часть: въездную дорогу и… в университет. Хоть: и с другой стороны!.. Другого «торца» и… черного же входа. С въезда и только лишь: для преподавателей и… остального персонала. Затем рухнула-таки на живот и, вот, нет, чтоб лежать, попыталась приподняться и откашляться, но и со стоном же боли, как и изначально же все предполагалось, упала обратно: в процессе же еще где-то и найдя же в себе силы – на «перевертыш»; перекатиться и на спину. Сделала все же это титаническое усилие над собой – и тут же вперила свой взгляд, нет, не в небо, в него – потом, в большой осколок: на который, то ли еще и сама же напоролась, попытавшись встать и тут же почти упав, то ли и получила еще при полете и… «неудачном» приземлении; но и все же еще торчащий и прямо-таки зияющий в ее груди – почти ровно же в сердце, на и в один же шажок от него!.. «Лилипутик». Но, и все же, терпя, и стерпев и всю же эту тяжесть положения, как и такую же боль во всем же своем теле; отсутствующем, в частности и не рабочем, отказывающемся функционировать, в общем, из-за ран и травм, синяков еще, а где-то уже даже и переломов, внутренних и внешних, как и кровотечений; она чуть ли не на последнем издыхании, на одном вздохе и таком же резком одном выдохе, обхватила его своими обеими дрожащими руками и… не дернула его из себя. «Затычка» же. Да-да!.. А даже, и наоборот, с какой-то и впрямь «нечеловечной» же силой, злостью и остервенением, яростью и гневом: вогнала его – еще глубже в себя. Вот только еще: и не сама. И!.. Ей «помогли». И, тут же взвыв, как, и в самом же деле, подбитый зверь: она посмотрела вверх – на того, кто же ей… еще и так помог; и совсем даже и не удивилась, увидев Розу, надавившую и давящую еще своей правой туфлей на ее же осколок, удерживая равновесие на левой ноге, а руки же держа – в передних карманах брюк и с нескрываемым злорадством следя за потугами жертвы. – Какая досада!.. Для тебя. Но, так или иначе, мы же обе с тобой знали, как и знаем, что… К этому-то же все – и должно было когда-то прийти!.. – И усилила напор, оскалившись-осклабившись. – «Рановато», конечно!.. И я же – не наигралась еще. Но!.. «Судьба» же все; и как видно!.. – Пожала она вновь отстраненно плечами, но, и, решив уже и до конца «сыграть на нервах» в ответ, предоставила-представила Софии свою «грустную мину»: будто ей и впрямь не все равно, когда и прямо-таки «все равно». – Как и… ранняя весна. Тебе, наверное, холодно; голодно и… б-больно?.. А мне – плевать! – Гортанно рассмеялась она, сметая подчистую, и все напускное же собою до, в один такой же «щелчок». – Твой характер… и язык, в частности, как и ты же все сама… и в общем, помотали мне нервы: достаточно!.. Пора бы их-вас – уже и локализовать: в один же заход! Не по частям. Чего, конечно бы; и так хочется!.. – И прикусила свою нижнюю губу, параллельно еще и мотнув головой, откидывая свой же хвост и с левого же плеча, одновременно же еще, и тем самым, направив всю свою силу, чего уж и жалеть, восстановить утраченное… в здании же: что, и по крупицам, почти и тут же, начало, как в замедленной съемке ил-и обратной же и перемотке, собираться в свой первозданный же вид; но и уже – без них же все и самих внутри, как в целом, так и в памяти. – Но мы и так уже – слишком много и «громко»: пошумели и наворотили!.. – Хмыкнула она, широко же еще при это и скалясь. – «Градус» интереса… внимания: я-то под-собью. Но и тебе же «так просто» – уйти: не дам. Как и избавиться же, вот, и от этого: в одно и «твое» же уже касание. Это же – именно то, чего «ты» достойна; и чего – «заслужила». Уйти: с миром!.. Уйти и на «покой»: в боли! С любовью и… «в» любви! От «моего» же сердца – к твоему… Через руку!.. Но и «ногу»: тоже сойдет.

 

– От… от какого с… «сердца»?.. – Прошептала София, распластавшись по промерзшему асфальту и уже чувствуя, как в ямочке между носом и верхней губой собирается кровь: после чего – еще и стекая, обводя обе, целиком губы и уходит к ушам; а потом – спускается же и по шее. Затем – то же самое происходит: и из глаз. С самими же: глазами!.. Из-за чего, еще и плюсом же ко всему, начинает видеть все: размыто и… слышать шум в ушах; из которых, как и из носа, глаз, тоже уже начинают капать, а следом и течь струйки; ощущать – и «задымленность», туманность сознания. Но и продолжает же все при этом, из последних сил, держаться за него и… всех: чтобы, если уж и не вылечиться и залечиться до конца после, что уже и вряд ли произойдет, ментально – так точно, то хоть и не доставить ей такого удовольствия, в виде последнего слова. Так еще и «безэмоциональная Елена» – у нее всегда выходила, получалась лучше, чем… и у Елены же: не Кэтрин, конечно; но и тоже ведь сойдет. Да и для Розы-то… Было бы; и для кого!..

– Дрянь!.. – Выплюнула женщина и убрала ногу с осколка, а затем – сбила его ей и отпихнула «видневшуюся» часть куда-то в сторону: оставив внутри – не. И, скрючившись, наконец, и боле-менее уже «удобно», в позу же и эмбриона на своем правом боку, зажав, еще где-то между и как могла, эту весьма и глубокую, в сравнении же все и с остальными, рану руками, София закрыла глаза и взвыла, сжимаясь, с каждым разом и ударом, все сильнее и сильнее; да-к еще и стараясь до конца, если и не слиться уж с асфальтом, то и раствориться в нем: стать песчинкой или и тем же все осколком, что колол и резал ее уже и изнутри, прорываясь, теперь уже и сам, с каждым ее новым движением и сжатием же, вдохом и выдохом, все дальше и дольше, глубже; но и уже хотя бы не наружу, такое себе, конечно: «Зато – давить и извне: больше не смогут». И все же!.. – До вечера, Гер-да!.. Я все-таки хочу: реванш! – Усмехнулась Роза и, напоследок, еще и ударила ее этим же самым все и своим острым носом туфли, которым прямо-таки и сняла чуть ранее же, и как нож кусок же масла, часть стекла, в спину: создав уже, и тем самым же все, «обратное движение» – осколку; вот только лишь и не изнутри-наружу, а против его же движения, таким еще образом, его стопоря и уводя… в другой уже и угол ее же сердца. – Ей бы – тоже «пошло»: с осколком; а не только одному же все и… б-бедняжке Каю. Согласись!..

И сразу же удалилась, к черному же все и входу-выходу и по въезду же преподавателей-персонала, чтобы уже и затем пройти и в сам же университет: «прояснить» ситуацию. Ну а София же, и тем временем, обратилась взглядом к небу, да и пусть же лишь к кусочку его, что только и видела же с-боку от себя и у горизонта: вместе с мольбой и… просьбой, первой; да и уже вряд ли последней. На что и почти тут же ее объял небесный белый свет, одним же и сплошным своим лучом, столбом-столпом, света, и, сорвав, оторвал от земли!.. Мгновение – и небо вновь затянулось черными тучами; а свет пропал – так же быстро, как и появился, растворив ее: между небом и землей.

****

– Софи!.. София, очнись! – Трясла девушку, лежащую на спине, за правый ее же бок Полина, стараясь не утаскивать ее с разбитого ею же минутой и буквально же все ранее стеклянного стола… в темно-бежевой гостиной Артема: с, неожиданно, светлым оформлением, состоящим из молочного ламината, бежевых обоев и белого же потолка с желтым встроенным светом… и темной кожаной деревянной мебелью; да и вообще же практически, и лишний же раз все, резко, а там и сильно, грубо не трогать, чтобы не навредить и еще же больше, не откуда, так и куда, ее же все и левому уже боку, которого… и не было-то почти, что уж говорить и за «живое место» на нем, не было ко-жи; и не привести «в движение» попавшие и уже в нее, так или иначе, осколки и щепки, мелкие кусочки бетона и песка, но, и при этом же всем, таки и пытаясь привести же ее и хоть как-то уже в чувство, если и не до конца в сознание: и хоть, да, и слышала дыхание и редкий ее пульс, как и тихий стук ее же сердца, но и должна была хотя бы уже и насильно даже заставить ее открыть глаза, чтобы не только слышать, но и видеть, что она «жива». – Давай же, маленькая, открой глаза!.. – Настаивала она, чуть ли уже и не плача. – Посмотри на меня!.. Ч… М!.. Ради всего же и святого! Тоже мне, «небесный свет»: как дрова возят и перемещают! Нет, чтобы на диван… Он же – рядом был! – Прокричала она уже и в потолок, откуда только что и рухнула София: из открывшегося темного хода меж мирами, в виде белых облаков и… серого водоворота. – Не в метре даже!.. Так сложно?

И, промычав пока, да и только лишь что-то нечленораздельное, брюнетка все же открыла глаза, но и тут же их закрыла, смаргивая пыль и капельки крови, как запекшейся, так и нет, подавшись вновь, и где-то же между, сдавленным и спертым в легких же ее воздухов: так еще и от наличия будто в них всего же и вся, если и не всех, но и что нужно и тут же нет; и постаралась более, хотя бы и пока, не делать лишних телодвижений, как и «дыхательный упражнений», а настроиться на нужный и не только же ей уже лад – меньше двигаться и дышать, но и, более-менее при этом, подавать-таки и признаки же жизни, не перекрываясь, как и не закрывая себя, держаться на плаву хоть как-то, не тревожа ни себя, ни подругу лишний же все и раз, не прикрывая и на подолгу же веки.

– Запла… заплати за «такси»… – прошептала она и слегка улыбнулась. – Все… все-таки до ква… до квартиры и ко… комнаты-то – доставили: по… поленья!

– Ну слава богу!.. Теперь-то – точно: жива! – Подорвалась светловолосая и тут же унеслась на кухню, прося Артема не выходить из нее и оставаться в ней до конца: резюмируя это тем, что и действо же тут, как и все дальнейшее же, что последует за тем-сим – не для слабонервных… и людей; даже, а и тем более «наполовину». А «беременным ангелам» – можно!.. Все: можно. Да-к еще, и как в ее же все и случае, как бонус и «аванс»: как подруге и почти сестре. Ну-жно!.. И сразу же вернулась, приподнимая вновь и слегка ее голову своей левой рукой, чтобы и затем уложить ее на свои же колени; параллельно же еще, и уже правой, ища нужный и не только же уже ей, на момент, контакт: в своем розовом, с розовым же и матовым чехлом, телефоне. И это же еще не говоря: о ее платье на васильках-бретелях и лодочках на плоском ходу. Ничего лишнего, только… мож-но. – Хоть и не «здорова»… Совсем!.. Дурында! – Фыркнула она, но, и все-таки же при этом, да и затем, тихо рассмеялась, сдувая еще и одновременно свои светлые прядки с лица: вместе с мелкими же каплями соленой влаги, что таки и прорвались из глаз к коже и наружу, мешаясь, где-то все же и успев, прокатившись и упав, на языке – с горящим… озоновым айсбергом. – Такси, ага!.. Это они мне еще – заплатить и до-платить: должны! Неучи

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44  45  46  47  48 
Рейтинг@Mail.ru