полная версия

AnaVi
Черная Принцесса: История Розы. Часть 2

– Уже – почти что утро, а вы так нормально еще, не говоря уж и о хоть как-то уже, и не поспали… из-за меня!.. – Грузно выдохнула девушка.

– Только: рассвет!.. – Пожал плечами Александр, отмахиваясь. – Как говорится… Еще не вечер?.. Да и почему: только – мы? – Нахмурился он и взглянул на нее через зеркало. – Ты – тоже!.. Не выделяй и не обделяй: себя. Не из-за тебя… Ты – не виновата!..

– Конечно!.. – Хмыкнула она, откидывая голову назад и смотря теперь в потолок: и не потому, что там было куда интереснее, чем за окном, а потому, что так вероятность продолжить «моральную экзекуцию» над собой, как самоедство и -копание, например, резко снижалась; хотя бы и слезы – не так бурно собирались и норовили сойти, как и та же все лавина и с той же треклятой горы. Да и «точки» – отвлекали: подсчетом. Не хуже, чем!.. В универе. Ну да. Кто сказал, что выбор меж двух зол: может ждать – только при выборе же между парнями… и конфет-а или печенье!.. – А кто: виноват?.. – Спросила следом, так и не опуская головы. – Может быть, Анна?! Которая таки же и не снилась, а «поделилась» своей прямо-таки и наиприятнейшей беседой с Егором, м? Приятной – для нее, на началах; а после – и для него!.. – Горько исправилась она и печально усмехнулась. – Слышал?.. Ха. Ну да. Глупый вопрос! Чтобы она – и кого обделила: своим триумфом?..

– Обделила!.. – Прервал ее мужчина – и тут же сам поправил. – Меня, по крайней мере; и в этой же все машине, как видно. Но!.. Да. Егор – поделился со мной: этим. И!.. – И отрицательно покачал головой, прикусив уже и свою нижнюю губу. – Софи, ты…

– И не надо!.. – Подняла руки под покрывалом «в защитном жесте» девушка, вернувшись к нему своим темно-карим взглядом и тут же его опустив на свои же колени: ведь и больше скорее, а там и именно «обороняясь» и предвосхищая, останавливая дальнейшее. – Я знаю, что ты сейчас скажешь! Что она – провокатор… Что она – провоцирует!.. Именно этого – она и хочет добиться! Хо-чет!.. – Повторила она и передернула плечами, сморщившись. – Хо-те-ла. Да… Добилась… же. Удобно, однако!.. Воспользоваться мной, как «инкубатором», возродить ее – и снова полюбить. Ко-го?.. – Спросила она истерично и сама же ответила на свой же вопрос, срывая голосом. – Ее! До скончания времен!.. Которых: что? Правильно… Не будет! Не у нас. И!.. Таких, как мы.

– Ты не знаешь: о чем говоришь!.. – Серьезно и даже строго отметил-ответил ей Александр: то ли еще и защищая сына, а то ли уже и дочь; но и в обоих же случаях, как ни крути-посмотри, от нее же самой. – Она ведь даже – и не приняла его ответ! – Продолжил давить своей точкой зрения и самим же собой одновременно-параллельно мужчина, но и все же «на последних аккордах» нервно сглотнул… кислоту травы. – Какой бы он ни был.

– Какой бы он ни был!.. Но он же – был! – Подняла вновь голову София, чтобы встретиться взглядом с таким же, хоть и уже темно-серым в зеркале, но промахнулась: он уже отвел его – на дорогу; и вновь «упала» лицом – в свои колени. – Черт!.. Опять же: как удобно. Сначала – дурить голову одной, чтобы получилось с другой. Как удобно: не знать!.. – Фыркнула она и злорадно рассмеялась. – И не сюрприз-сюрприз! Приятность-то… какая. Присесть на уши: похожестью!.. Чтобы после, по прошествии же все и времени, выбрать: не ее. Не «похожую»… А саму суть и, не побоюсь же даже этого слова, «истину»! О-ри-ги-нал!.. – Всплеснула она руками и всхлипнула, обреченно простонав. – И уйти – с ней же: «в закат». Нет!.. Восход! М-мм… Тоже: не то. Рас-свет!.. Да. Оно!..

– Он. Еще. Не ушел!.. – Рявкнул русоволосый, четко разделяя слова: начиная уже и не столько беситься – от и так же все лишь «начинающейся» ее истерики, сколько нервничать – за и только, но и уже продолжение банкета.

– Да?!.. – И вновь ее же взгляд был обращен в зеркало: но и, в этот раз, уже попал в цель. – А где он, по-твоему, сейчас? Все еще – среди нас?!.. В багажник залез? Под капот?

– Он. Решил. Помочь… Владу!.. – Отрезал мужчина и потер переносицу правой рукой, остановившись на светофоре перед «зеброй» и откинулся в кресле. – В кои-то веки.

– А то правда – он один с ней не справится! – Закатила глаза брюнетка и поджала губы. – История (не) не любит сослагательных наклонений – она «любит»: цикличность повторений! И нет, это сейчас – не про моду!.. Хотя…

– Ты не в себе, Софи!.. – Прохрипел он: понимая, что пусть и не совсем, но все же сорвал голос; и решив поберечься. – Наверняка ж: не выспалась! Давай, ты поспишь. И!..

– Я. Не. Человек!.. – Процедила она в свои и его глаза попеременно, после чего – отвела свои в сторону: утыкаясь ими – в рядом с ним расположенное же сидение; на котором еще недавно сидел Егор, а уже – лежал плащ. Иронично-символично, однако!.. Здравствуйте! За сигаретами вышел. Мусор ли выкинуть… Не принес бы только обратно и «последний», обменяв на первые: за красивые глаза; и снова – из двух зол: что из – мусор!.. – Сон для меня, как и для вас, блажь – обществу и Совету. «Смотрите, мы – одинакие»!.. – И выкинула руки вверх, чтобы и затем обнять ими ноги поверх: покрывала же и пледа. – Но в одинаковости – мы: разные. Как и этот!.. – И кивнула головой, но и уже на спинку. – Настоящий – только: в прошлом! И прошлый – в… настоящем! – И, сморщившись, глянула в правое окно. – Но и вопреки же всему – второе из первого: не вытекает. Он – не-настоящий!.. Совсем. От слова: «неискренний». И… Совершенно!

– А «ты»?.. – Продолжил вновь движение Александр, быстрее, вот только, и обычного… «прошлого», в этот раз, набрав скорость, что и Софии же уже, в свою очередь, пришлось откинуться назад и прийтись головой – ровно между подголовниками: вроде – и как раньше, как и в первый раз, но и теперь же еще – столкнуться с чем-то твердым. И, поджав губы, как и сжав тут же веки, будто сейчас и совсем уже расплачется, но и на деле – только шипя от неприятных ощущений «встречи», она закинула свои руки назад и начала ощупывать то, во что вписалась: и это, как ни странно, оказалась… одна из рам Александра. «Его картина»!.. Она налетела – на холст, который, видимо, как и сама же все девушка: не была достаточно закреплена – недостаточно, чтобы не менять положение своего тела в пространстве при движении, но и «достаточно», чтобы хотя бы уж и не покидать совсем место своей «дислокации», дабы встретиться уже вдруг и с лобовым стеклом, а там – и самим ваятелем-водителем.

– А я – не хочу: всего этого… уже!.. – Хмыкнула брюнетка, отрицательно качая головой. – Я так уже устала – от всего… этого и не… что…; и сама от себя устала – и вас «устала»! Не хочу – так… больше. Не могу! – Горестно отчеканила она и болезненно взвыла. – Но и уж если начали за сон!.. Что-то мне подсказывает, что так, что и этак – мы все равно не уснем. Куда уж: и за-!.. Будет – вечер; или… нет. Буду я – виновата; или нет.

– Вот покончим со всем этим… и не – и уснем. За-… Точнее: поспим; и выспимся!.. – Покивал ей мужчина, словно бы и не слыша ее передепрессивных и только же еще недосуицидальных речей. Ну а София же на это ему – лишь фыркнула, но промолчала: не было же смысла давить – на то, чего нет. Пусть и всего пока же: нет. И так же все пока – «уход»: только в правильном и… первом понимании этого же слова. – И войдем, наконец, в нормальный и… адекватный ритм. В жизнь!.. Заживем уже! Заживем: «как и прежде»!.. – На распев повторял и вторил он, будто бы уже и оказавшись там: перелистнув, как в фильмах, с десяток лет – и сразу в «хэппи энд». Только, вот, это жизнь, а не фильм: тут еще выжить надо и дожить – до этой отметки; без щелчка и задоринки. – Но – и не как прежде! А у вас… с Егором!.. Все наладится. Вот увидишь!.. – Подмигнул он ей в зеркале – и теперь уже сама девушка «закивала» ему, не хуже и болванчика: так же все искусно и… искусственно; но и кто бы говорил, конечно, и с какой, чьей башни. – Тем более, я уверен, что и как бы там ни было!.. А ты бы и сама – поступила бы точно так же: будь уже и ты – на его же месте. И речь здесь – не о «правильно» или… не. Это же все – субъективно и индивидуально!.. Речь – о факте и… спасении, «действиях»: во имя… его!

– Спасении!.. – Повторила уже и за ним самим же София, все-таки развернувшись и извлекая творение на свет: уже знакомое и… порядком надоевшее, но и, как видно же все, не тому: кто сначала «сам» с ней таскался, а после решил – и всех ей «затаскать». – Я тут… кое-что нашла!.. Кое-что интересненькое и… Подметила! Приметила… Точнее: оно же и само – нашло меня; и меня же все – приметило! – И развернула холст «лицом» к Александру, установив его на свои опущенные к полу ноги: под его же уже сдавленный стон и… какое-то даже и утробное рычание. – Полагаю, для тебя это – тоже: «сюрприз»!..

– И, как обычно же все, неприятный! – Пробурчал он – и воздел глаза к потолку: в какой-то лишь и своей только просьбе и мольбе-молитве: то ли таки еще и дать, «попробовать хоть» мозгов Владу, то ли уже и оживить себе сердце, чтобы не вытрясти их остатки – из него же, как последнее. – Стоило ли ожидать чего-то иного – от него? Нет!.. А ему – от меня? Явно: стоило; и стоит!.. Потому что, если эта «честь» – выпала мне, а как я вижу – именно мне она теперь и выпала, я ей воспользуюсь: и сотру ее – в порошок! – Рявкнул он и ударил обеими руками по рулю, зазывно прогудев, но так и не обратив внимание на гудения в ответ: кому свадьба, а кому и похороны – все равно; ведь и не тела и души – так морали и… совести. – Наконец-то!.. Да. И сам! Если у других – так руки и не дошли. Да уж… «На других понадейся, а…». Ну конечно!.. Из их тел, что ли, выложить?..

На картине же, в то же самое время, впрочем, как и ранее же все, была изображена девушка… с лошадью на привязи: облаченная в костюм для конного же спорта, состоявший из черного пиджака с длинными полами сзади, белой рубашки и таких же джинсов, заправленных в высокие черные кожаные сапоги на небольшом каблуке. На голове же ее – был шлем в цвет верха и обуви; а из-под него уже – торчал средней длины «хвост»… темно-каштановых волос, располагавшийся и уходящий вниз, чуть ниже плеч: на левое из которых он, кстати, и был переброшен, закрывая его и часть ее груди. Она улыбалась, смотря перед собой и держа вороного коня, с не менее черными глазами, накрутив того же цвета кожаные поводья на свою левую руку в белой тканевой перчатке и чуть прижав их к себе, правой же, так же все и в перчатке, обхватив его за шею: голова лошади – почти лежала на ее правом же плече; в зубах же – держа букет… темно-сиреневой сирени. На фоне же уж и их – располагалась темно-зеленая лесополоса и светло-коричневая земляная дорожка, оканчивающаяся чуть темнее и уже деревянной конюшней: по предпоследней из которых они и шли до этого, чтобы после, «жизненно» и не на камеру, замереть; и, как видно же еще и можно было уже предположить, если и не на несколько минут, то часов, так точно – прежде, чем их правильно и так, как нужно, сфотографируют, а затем – и вовсе остаться такими, «замершими во времени»: чтобы их, спустя уже и это же еще самое время, еще и часы, а там и дни, недели, месяцы и… «напролет» – рисовали-перерисовывали!.. Ну а в правом нижнем углу – значилась подпись: самого художника-ваятеля. Та же, к слову, что и на стене: в его же комнате. А дата… За день до того, когда сама София же еще сошла-снизошла вниз: точнее – как ее выпустил-спустил и сам уже ее же отец. То есть… Год назад. Ровно же: год! И он… Нашел – ей: замену!.. Так просто и… легко. Да. Ведь и причем – неважно же еще кому, на сегодняшний же все и уже же день-момент, одно же ведь лицо! Что ж!.. Все стало – еще яснее и понятнее. Ново и по-новому, хоть и одновременно-параллельно: старо, как мир. И понятно-приятно, принято, опять же, так же. Будто и лишившись же все, но и слоя уже именно пыли, как и какой-то напускной схожести, не муки, хоть и «присыпки»… все той же схожести-похожести. Или это злость же все – играла в ней, до сих пор?.. Еще и с того самого диалога: между Егором и Анной? Но она и не замечала этого – будто и вновь же все по-новой: смотря на все это. Знакомясь – сначала!.. Как и Андрей же все давеча и с ней же. Под другим и… иным углом: забыв и про момент в гостиной. Про то же все и фото!.. Но и на экране телефона – все того же Андрея. Видела – своим и… иным взглядом, чем там и… везде. Но и нужным, в данный же все момент, здесь и сейчас. Только вот… Кому?.. На самом-то деле! И да, это, все еще, была – одна и та же: «девушка». Один в один: с Софией. Ее сестра. «Анна»!.. Но и с наличием же уже – новых фактов и… своих-ее додумок, домысливаний!.. Все вдруг начало открываться и открывалось, открылось – по-новому; будто и сначала, но и, опять же все, не до конца. Прошлым – в настоящем!.. Конечно! Нет ли и лучшей причины, чтобы бросить что-либо?.. Пусть это и было – всей твоей жизнью, а не «простым хобби». С расставанием!.. Причем: дважды. Сначала – баллончик, после, как видно, краски и масло… И под занавес – совсем перестать рисовать; и с ней же. С Софией! Это ли – не счастье? Это ли – не боль?.. Не освобождение и?.. Не спасение?!.. Вот только, и вновь же все – без ответа, кого и, в самом-то деле, от кого?!

– А стоила ли «потеря» – обретения?.. – Закусила свою нижнюю губу вновь брюнетка, только сейчас и до конца еще все осознавая, что все-таки плачет. – Но – стоила: «ухода». Да!.. Как минимум.

На языке – чувствовался привкус соли; а следом уже и в гортани – вкус металла. Она опять – слишком сильно сжала зубами нежную и без того травмированную сухотой рта кожу губы: и прорвала ее повторно. До-рвав – ее!.. И благо же еще – руки были заняты. Но и тут – грозились: если и не продырявить ногтями ладошки, то холст. И, все же убрав и отставив его куда-то в ноги, от греха же все, а не грех же сам, и подальше, она поставила ноги на свое кресло и вновь уперлась в них лицом, закрываясь сверху еще и руками. Александр же, все это время, как хранил, так и хранил спокойствие и молчание: за них двоих!.. Видя все то, что происходит с ней да и продолжает происходить, накатывая волнами и какой-то же еще ей одной известной информацией, эмоция за эмоцией и чувство за чувством, ощущение за ощущением, потоком и… слоями, как и той же все краской по холсту, друг на друга! Видел!.. Он – все же это: видел. А даже, когда и не видел, сосредоточено перестраиваясь, обгоняя и не отрывая взгляда от дороги, чувствовал и ощущал, слушал и слышал: но и никак не реагировал; и не вмешивался. Да!.. Да и более того – давал ей самой еще, таким образом, возможность: успокоиться… самой. Ну а себе же и самому – больше не срываться. Но и в последний момент – все же: не выдержал. Что ж!.. Его тоже можно было понять – ему самому было больно, просто до безумия больно, сердце рвалось и «кровило»: за нее и… него. За обоих и… Против – нее же! Той и… другой. Чужой!.. Что, и как никогда же все стервозно, впервые, наверное, здесь и сейчас: улыбалась-скалилась – с этой-такой же все и картины. Хотя и раньше – выглядела: куда добрее и… милее, что ли. Нежнее: даже. Рань-ше!.. Ничего же уже не будет: как раньше!

– Соф…

– Молчи!.. – Отрицательно мотнула головой девушка, поднимая затем свою правую руку открытой ладонью перед собой и ним; левую же – прижимая к губам и зажимая, вжимая в себя, таким образом, сами губы: будто бы и прося же еще, тем самым, а заодно же уже и себя – не издавать каких-то, каких-либо звуков. Но они – просились!.. Просились – на свободу! Как и капли слез. Все!.. Ком снега – влетел в свою цель; и сбил ее – с ног. Прокатил собой, впечатав в себя; а после – и ей же: по земле. Разорвавшись затем и при повторном же влете – в какую-то бетонную серую стену или такой же металлический столб!.. И вот она… она: под кучей снега! Мокрая и холодная… Голодная: до эмоций. Чувств и… ощущений. Голодная – до себя и… Себя же: самой!.. Что так долго и упорно, давно и… неправда, хранила молчание. Хранила и это же все еще – в себе, хороня же, вот только, и вместе же все с тем: себя и в себе… при этом. Восстание из мертвых, дамы и господа!.. «Ходячие мертвецы» – в здании! И в студию!.. Но только… Почему же – и так горько? Точнее! И в противовес же все уже свадьбе и к похоронам: так приторно сладко?.. А «взрослые» – такой себе пример: не только для «поцелуя», семейной жизни, но и жизни же, в принципе! – Ничего не говори, пожалуйста! Дура – я, знаю. Идиотка: тоже знаю. «Дебилка»?.. Ха! Ты мне из этого, как и впрочем, ничего нового – не скажешь. Но – и «сделаешь»: больнее!.. Во сто крат. Не… – И голос ее сорвался на вдохе, когда она подвилась уже даже и своим воздухом, закашлявшись. – Не надо!.. Прошу!

– Нет, ты – выслушаешь!.. – Решил за нее требовательно Александр и продолжил. – Я – знал! Знал: практически все, про все и обо всем. Кроме, конечно же все и опять же, про ваше же с ней; и «родство». Да!.. Да и это же еще – не доказано: кем-то кроме; и нее же все самой! Так что… Я – как не знал, так и не знаю этого; как и того, что ты сейчас и здесь сама себе там: накрутила и надумала. Но!.. – И девушка подняла на него красно-слезливые глаза. – Да, я «вижу» это – по твоему лицу; и слышу – в тебе же: твою борьбу… с самой собой! Но – кому это надо, Софи?.. Ко-му?! – Истошно гаркнул мужчина и страдальчески затем протянул-выл, простонав. – Точно: не тебе. Не ей. И… Не ему! Он – даже и не знает, что с тобой сейчас!.. Настолько же был погружен во всю ту ситуацию… всю же дорогу, что просто не заметил: твоего отчаяния и отрешенности!.. Как я. Извини, что не отвлек. Не «увидел» – и твоих слез, по сну или не сну, уже неважно… Не по нему! Прости уже – и его же самого!.. Пусть: со мной, без него и… авансом. Но и не руби же только лишь тут – с плеча, накладывая одно на другое! – Попросил он, фактически же даже уже и моля-умоляя. – Они – не стыкаются; и не значатся!.. Вместе – они стоять: не должны! Просто: не могут; и изначально. И я, как про твои вымышленные кусочки пазла в твоей же все и голове, в частности; так и про нее и… Егора, в целом! И я знаю, о чем сейчас говорю; и за что держу ответ, как и несу ответственность!.. – Оборвал ее открытый рот: с какой-то образовавшейся, но так и не выведенной претензией к нему. – Потому что, в первую очередь, это я разрешил – все это: всю эту и вакханалию-порнографию-катавасию; не от «котов», кстати! Хотя и… «Мартовских», разве что. Позволил… И до-зволил! Его… И тебя! Ему. И тебе!.. Вам. Разрешил и ваш… сей… «союз»! – И показал в воздухе кавычки с закатанными главами и тяжким вздохом: после чего – вернул руки на руль. – Да, поначалу – и я не был уверен: в правильности и верности… сего же… решения. Ведь и не мог быть уверен – на все хотя бы и «пятьдесят», куда уж и сто!.. Опять же все: потому, что для каждого эти понятия – свои и… индивидуальны, субъективны! Что хорошо и правильно для меня, то могло быть и другому же, иному – смерть. Но и знаешь же уже и сама: что?.. Я – рискнул! – Развел руками вновь Александр и кивнул самому себе же: в знак правильности и правдивости, а даже и благодарности; вновь возвращая их после, как и себя самого же, «за штурвал». – Рискнул!.. Несмотря и на то, что не был хоть и на чуть-чуть, где уж там и до конца, уверен. Ни в чем же – нельзя. Как и ни в ком. Собственно, как и быть готовым!.. Но и в чем же я был уверен точно, так это в том, что он – не искал ей замены; не искал: такую же! Как и не искал – другую: похожую на нее!.. И уж точно – не по этому принципу: принял тебя. По этому принципу – он тебя не, если вспомнишь!.. А теперь – он знает… Как и мы. И пусть же все и не доказано, опять же. Что вы – еще: и сестры! Так уже и близнецы. И… Да!.. – Фыркнул он, сморщившись от ее вновь пронзительного и требовательного взгляда на себе. – Это его – не умоляет, никак! Но – и в чем разница?.. Какая разница: будь она той самой копией, «одной из семи», которая есть у каждого; или будь она – твоей сестрой?! Близнецом!.. А вдруг?.. Являясь ей – и сейчас?! Он же ведь – не видит ее; как и не видел, не искал…; а видит – тебя!..

– Да, как и она – не помнила всего!.. – Резко вступила в дебаты София: с не меньшей требовательностью и серьезностью. – И никак же еще себя не выдала, дрянь! Когда мы говорили с ней ночью – она помнила! Может, и не сразу… Не с того момента, как ее отделили. Но и кто ее знает, верно?! Может, просто и не говорила все; как и я?! Специально – выжидая момент. Конечно, какая правда – с нее?!.. – И исказила губы в насмешливой и горькой усмешке. – Тем более: от меня; и с меня. А и более того, как с и от сестры! Я. Украла. Ее. Жизнь!.. И пусть она этого и не знала… до конца; и с самого начала. Но… Узнала же уже; и сейчас! «Все» – узнала; как и мы – о ней! Как и мы: ее. А я ее – еще и держала… в себе. Год!.. – Крикнула она и подняла указательный палец правой руки, вздергивая и ее же саму затем к потолку. – Не так много, но и не так мало: чтобы «выпустить»… и получить то, что получили: «мстительного монстра»… своего же производства! Бурлящего и… бродившего до этого: во мне; и тьмой же – Розы! Получить ее – как и эту же самую все «тьму»! И пожалуйста, конечно!.. – И, мельком утерев все-таки слезы с и из глаз, вдохнула и резко выдохнула, срываясь. – Теперь – она на всех правах: отбирает мое; если и уже не отобрала. Но!.. Да. Вполне: заслуженно и логично. Не мое же! Не было. И не будет!.. А она – просто возвращает: свое. С некими же еще: бонусами и… процентами; в виде «конца света», смерти всех нас и… жизни Егора. С собой. С ней и… Па-рой! И надо же было этой… розе распуститься; и строчкам – вспомниться! – Прошипела брюнетка и ударила себя руками по ногам. – Что это вообще – за магия: вне стен Хогвартса, а?! Что за «обряд» и посвящения в рыцари… розового стола!

– Не отобрала!.. И не отберет! – Не уступал ей в резкости и резвости спора русоволосый. – Я тебе еще раз говорю – он не уйдет: к ней. А все те… его слова. Он пытался так защитить тебя, Софи!.. Спасти и… Обезопасить. Сберечь!.. Он – знал ее, как и ты ее, как: Тен. После – узнал, как и «Анну»; как и ты!.. – Разжевывал он ей, буквально и на пальцах, и отрицательно покачал головой: не веря, что такое – и требует же еще дотошного объяснения; но и тут же все – положительно кивнул. – Да, он знал ее – еще и раньше: раньше… тебя. Узнал ее – и опять!.. И снова. «Вспомнив» – с тобой. Но… Не тебя – в ней; и не ее – в тебе! Не Софию-Анну; и не Анну-Софию!.. Со-фи-ю. Тебя!.. И да, готов даже, а там и тем более спорить: на что угодно; да и голову же еще дать на отсечение, Соф!.. – «Стучался» он к ней, не прося и умоляя, а уже требуя и заставляя впустить. – И нет, я не берусь говорить, что он не понимал, не знал и… не сравнивал. Что не видел связи и… сходства, похожести! Видел. И знал!.. так еще и знает, видит же: до сих пор. Но и все то же, что ты увидела и узнала сама – видел и знал он: с ней и в ней, не в тебе; что было до. После же всего и того – была ты; и только ты. На параллелях – все и закончилось; и параллели же все закончились и сами – после! Вы с ней – не одно. Ты – не она. Она – не ты. Вы – разные; хоть и сестры. Да и пусть даже же еще-уже – и близнецы!..

Но а дальше – она уже его не слушала и не слышала, получив очередной «сигнал» от Анны!.. Да. В этот же раз – София даже особо и не почесалась, чтобы его как-то принять и воспринять: та справилась и без нее, как и ее же все «если», «но» и «возможно», «влетев» в ее сознание «нелицеприятным», как в общем, так и не для всех процессом, как в частности – для лиц старше, если уж и не восемнадцати, то ее и возраста Никиты, вместе же все и взятых, точно. Если же еще и учесть, что она прямо-таки и не была готова – к такому; не говоря уж и о ни к чему-кому – от той. Да и он сам – вряд ли бы: был готов. Да и кто бы вообще – был бы и готов: к такому?!.. Особенно и в особенности – когда ее рвотный позыв-рефлекс только-только опустился на дно и почти затух, как и тут же достиг своего апогея: в одном – ее же все и лице! И спровоцировался уже окончательно и бесповоротно – одним же толчком: будто уже и в ее же все рот и заднюю, внутреннюю стенку гортани; когда и она же все сама сейчас да и куда уж там здесь – не делала этого. Не говоря же еще за: не слушала и не слышала, не видела!.. Но и вполне же зато: чувствовала и ощущала. А когда ко всему – примешалось и метафорическое вмешательство же… второстепенных звуков, вроде еще и ее же стонов и имени, на хриплых срывах, «Егор»: все сошлось – и тут же разошлось-разлетелось, скручивая живот, если и не в бараний рог, то в морской узел точно; а горло – начало усиленно сушить и першить, саднить, мешаясь с «фрикциями» и сжимом-разжимом, как… при поглощении чего-то, глотании. И не трудно же и уже было догадаться: чего и из чего, кого… именно!..

– Останови, Александр!.. Прошу!

Резкая реакция на просьбу и такое же торможение, со скрипом и почти что визгом черных шин, благо мужчина выверил маршрут наперед, изменив изначальный, в связи с возникшей и еще ранее ситуацией и заранее присмотрел-предусмотрел участок дороги, к которому можно было бы подъехать и остановиться, нормально поговорив, не мешая движению других, идущих позади и впереди, и девушка тут же вылетела на всех парах, в красном покрывале и черном же пледе, босиком, перекинулась верхней частью своего тела через серое бетонное ограждение красного металлического «купола» моста, который они почти что уже и проехали, но так и не доехали до конца, остановившись на его середине, выехав-въехав в его небольшой «карман», созданный Владом и убираемый им же после себя, своих уже недосуицидальных-перевреднопривычных вещей, как и иже с ним, с серым бетонным же бордюром, и ее вырвало!.. Выр-ва-ло. Всем и сразу. Еда, вода… Желтая желчь. Капли крови и… Куски мяса?.. Еще чем-то… белым. Она – не смотрела и не рассматривала дотошно!.. Но и не смыкала сильно глаз, прищуриваясь, чтобы все-таки видеть и увидеть движение по направлению к себе или от себя: если что и в случае же чего. Может, казалось; а может, и нет. Выходило это… все или нет. Но и что-то же все же – выходило точно!.. Ее же просто полоскало и выполаскивало – одним сплошным потоком: с минуту, а то и… полчаса-час!

Затем, опустошив таки свой желудок, она осела на серый же асфальт, загрязнив не только покрывало и плед, кожу ступней и ладоней, но и попав немного и на лицо: серая пыль мешалась с черной грязью, прозрачной росой и… моросью, только-только выпавшими на город, в общем, и эту мостовую же, в частности, не «дождь»; но и этого же еще вполне хватило, чтобы смочить и намочить вся и всех, все. Но и ей же было – все равно!.. Далеко не это же – ее волновало. Как и то, что она скажет Александру: на свою же выходку. Да и так уже явно же, что в этом, уже и в этом, было и что-то большее, нежели и лишь только какие-то отсылки. Но и картина же все, как апофеоз, снова!.. И как же ей вновь было больно. Очень: больно!.. Ее же прямо-таки не только затрясло и внешне, но и трясло внутренне: не от холода; впервые – не от этого, как и… не от отвращения. Да!.. Ведь она и так, и без того – уже была пуста; а и тут же еще-уже – и опустошена. Но – и не от рвоты!.. В основном лишь только, разве что. В остальном же – она была пуста: душевно!.. И тряслась на ветру, качаясь из стороны в сторону, как осиновый лист; да и почти уже даже и летая, как пустой целлофановый пакет или такая же пластиковая бутылка. Что ж!.. Она – выброшена! Да. Сброшена… и утеряна; потеряна – навсегда и… всеми! И, приложив опять свою правую ладонь ко рту, еле как у- и сдержала подкатывающие и накатывающие уже и не первые рыдания, за этот, только, казалось, лишь и начавшийся день, да и то – не совсем, как могла. То же произошло – и не со вторыми, третьими!.. Но и больше, в какой-то момент, просто не смогла, не выдержав внешней тряски и внутреннего же сотрясания, зарыдала в голос.

Пока и другие, чужие и иные машины продолжали проезжать мимо нее и… них, сигналя, но и не останавливаясь!.. Тех же, кто все-таки посмел и останавливался, уже и сам же мужчина отправлял дальше: говоря что-то вроде, что «Все в порядке!.. Все – под контролем». Но!.. Ничего. «Ничего» не было: в порядке и… под контролем! Не было… И не будет!.. Отомстила же… все же! Да!.. Отомстила. Своей копии! Она… А-нн-а! И с какой стороны же ни посмотри. Буквально!.. Ха. Ведь… Она – первая. Все-таки. А не она… Со-фи-я!.. Вторая. Никто и… Ничто! Не ей и пользовались?.. Да. Но ей и воспользовались – потому, что она сама: пользовалась. Она!.. Она и… Продолжала же – пользоваться… той: до победного и… последнего. До конца!.. И вполне заслуженно, что ж, теперь: получала за это. На орехи!.. Только вот!.. Опять же все. Где лишь мысли; и только идеи? А где и?.. Парни! Лю-ди. Действия… Пусть и: с не! Но и тут-то – все же было: вполне логично. София же и парнем ее – пользовалась!.. И всеми теми, кто был с ней, так или иначе, до нее же самой: до Софии. Они – стали: вдруг и с ней; начисто забыв об Анне. И вроде бы, ладно!.. Чего уж там. Если бы… Если бы – уже и она и так же все: не помнила!.. Хотя, да, что за чушь?! Тогда бы – София продолжала пользоваться: этим и… ею. Не получив урок. Не… Не выучив его!.. А какой урок, по сути?.. Что за все и всех, вся: есть – своя цена! Как и в конце же все так же – есть касса!.. И ей бы – стоило, наверно, поблагодарить ту, хотя бы уж и за то, что она: ее не убила! Но. Еще; и пока?!.. Своими же руками! Ну да… Да!.. Ведь и София бы – вполне: и сама бы себя убила; без чьей-то, чьей-либо помощи: и сама же уже придя к этому!.. Да и только, вот, как, если ты так и так, этак – привязан: вечно жить? Вечно – возрождаться; умирать и… рождаться. Как!.. Уроборос. И есть ли хуже – кара и мучение, чем: проживать себя и умирать себя… же? Одного… и того же. Опять и… Опять!.. Повторяя ошибки. Или не повторяя их, исправляя. Но и себя же все!.. Того. Не… «Исправленного». Исправного… Снова и снова!..

Дав же и еще немного девушке побыть наедине с собой и в себе, хотя бы и коли уж так, то и на виду, Александр послал обращение к Совету, в общем, и к тому из членов, который посещал лично его и ребят ранее, без Софии, в частности, сообщая о пропаже Сергея: где и изложил ж еще, максимально коротко и ясно-сжато, до смысла, о случившемся; прося же и затем, если и не о сиюминутном решении, то как можно скорее разобраться и покончить со всем этим – время ведь уже не поджимало, а «сжимало» и выдавливало, давило!.. После чего – все же закрыл машину, не только дверью, но и поставив ее на сигнализацию, и подошел к брюнетке, сев с ней рядом: не боясь, как и прежде же все, как и она, за одежду, не боясь и за себя, но боясь за нее и за все… ее же; будто же еще теперь чувствуя и ощущая – ее прямо-таки и упадническое настроение: буквально и с желанием – все-таки перевалиться через этот мост и упасть, утонув и потонув, приземлившись уже и на совершенно другое дно, которому не стучат и с которого же все, собственно, не рассказывают таких и не сказок. На что уже и сама же София, вполне и ожидаемо, никак не отреагировала, прижавшись телом и головой к серой изгороди, ограждению моста, смотря в прорези и через них на темную воду!.. Сейчас и здесь – ей был нужен покой. Покой… И тишина. Молчание и… «Остановка». Буквальная!.. Какая-то: и пауза. Хотя бы: небольшая, но и передышка; торможение. Не столько же уже и машины, сколько ее же самой; ее и мыслей!.. Чувств и эмоций, ощущений. Головы и… Сердца. Да!.. И желательно же еще-уже: одновременно; и всего. Сра-зу!.. Чтобы не чувствовать и… не ощущать; не думать… и не биться. Не «эмоционировать»… И не знать! Иначе – уже она разобьется; и уже больше никогда не соберется: в себя и… вновь. Не соберется – опять и… Снова!.. А откуда она – уже и знала же это?.. Разбилась же. Да!.. Все же. И… «Разбилась»! Пока лишь только и физически, да, но и!.. Как только же все и лишь попыталась – развернуть его: в свою сторону. И ее – в свою!.. И будто же тут же – получила пощечину: от всех и… вся, всего; отлетая на метр, а там и два… километра… «в ответ». Падая и… разбиваясь. Не группируясь. Не убега!.. А зачем, правда? Зачем и это – было бы нужно?!.. Чтобы вновь: отвернуть и отвернуть-ся?!.. Отвернуть; и… их? Чтобы и они – ушли, оставив ее… такой?!.. Вновь – быть: отвергнутой, разбитой и… убитой?.. А разница? Да?.. Как еще чуть ранее-выше и спросил же сам Александр!.. Что ими, что и… не ими. Другими!.. Все-ми! Как и в случае же с разбитостью – она разбита и… отвергнута. Так – и в других случаях, иных. Все будет – то же. Только: если про Анну – они уже знают; то про Егора – пока не знают; но узнают же!