AnaVi
Черная Принцесса: История Розы. Часть 2
Глава 31
****
– Ну, наконец-то!.. – Встретил Софию и Александра на пороге их квартиры Егор; уже переодетый в рубашку в сине-голубую мелкую клетку, закатанную в рукавах до локтей, и темно-синие джинсы; тут же пожимая своей правой рукой ту же руку, но и уже второму и крепко обнимая первую, приникая уже и к ее правому плечу своей головой и лицом: но и пока же лишь все не понимая, как и не до конца же еще и осознавая, что «отдача» шла, как и идет – только в одну сторону, от него к ней, никак не наоборот и не подтверждаясь уже и второй, да, она не отвечала на его объятие; и знал бы уже и он, что дело не только – и в самих же ее уже и собственных руках, так и занятых… картиной. – Чего вы так долго-то, а?!.. Все-таки набедокурила, да? – Проворчал блондин и, еще затем даже и фыркнув в ее шею, глянул уже и с напускно-наигранной строгостью на мужчину. – Ксан, сдавай ее с потрохами!.. Я ж все равно узнаю: где и что!
– Егор… – Начал было отвечать ему Александр, как и желая же затем, добавив, продолжить: но сжал губы, как и челюсти, заметив все еще опущенные руки брюнетки. Эмоции в его глазах, как и в принципе, сменяли одна другую – ежесекундно: и оно – было понятно!.. Повторно же такую красоту, а там уже далеко и не «повторно», вынесет – разве что: мазохист и… «камикадзе». Самоубийца!.. Кем, к слову, и являлся, «по совместительству», Влад: следом же и возникший за спиной блондина… темной лошадкой-фигурой; в черной рубашке без рукавов и таких же потертых джинсах. И, скрежеча, но и пока же все тихо, зубами – русоволосый перешел от слов к делу, а и точнее от стадии возмущения к… сдержанной злости и «выдержанной» ярости: как мог, нежно «вырвал» холст из рук девушки – и кинул его над головами пары, угодив ровно в руки рыжего. Который уже, затем и в то же самое время, не без смеха и хитрости в янтарных глазах: осматривал «в шоке» картину; будто бы и не сам отдал ее ранее на «линчевание», достав таскаться с ней не только себя, но и окружающих, как и был же все готовый – не обрести повторно: как и так же все – получил обратно, как не странно и не расписавшись. И, только же все собравшись на эту тему пошутить, что Ксандер, хоть и казался самым адекватным и устойчивым, но и сам тут дал слабину, как получил предупреждающий взгляд его серьезных серых глаз, а затем и покашливание: тонко, но и, в то же время, достаточно «широко», чтобы он ретировался, как и пришел, сам; пусть и не незримо, зато тихо. Но нет, оказалось: тонко!.. Сам Влад – увидел это так, а мужчине: снова показалось!
– Батюшки-светы!.. – Держа картину левой рукой, Влад прижал свою правую – к левой же и части груди: месту, под которым и билось, вроде как и еще же все пока, его сердце. – Не забыл – вытащить! А и точнее: вернуть… Прокатились, девчонки?.. – И осклабился, мечась взглядом от Софии к картине и обратно: да-к и после чего еще – обернулся и в сторону гостиной. – Добро пожаловать… «домой»: в трех экземплярах!..
– Иди уже!.. – Обошел ребят мужчина и отпихнул среднего от входа, утаскивая его еще затем и в саму же «гостевую»: под того уже и «Руки прочь – от произведения искусства!.. От «обоих» произведений! Да-да!.. Поаккуратнее, пожалуйста! И!.. Да, блин! Ну нет!.. Ну я же так и не поздоровался – с Софией». – Позже: поздороваешься! – «Ну, конечно!.. Всегда я – втор… Народ, а кто: последний? Я – за вами! Ним или… Ней».
– Влад!.. Он и есть: Влад! – Хохотнул Егор, вновь уткнувшись, но и в ее уже левое плечо, как и сторону же шеи: с прикрытыми глазами вдыхая ее запах… вперемешку еще с уличной свежестью и продолжая держать ее в своих руках, как и чуть покачиваясь и покачивая же уже и их обоих, будто в танце, из стороны в сторону. Пока и руки же самой Софии – продолжали висеть: по швам!.. Она не знала: могла ли; и стоило ли? И что ей вообще – со всем этим: делать?!.. Куда уж там и до: как правильно – поступить, а как и не? И не могло ли так вдруг и случится: что ее «правильно» – станет ему же и «не»; как и говорил же ей еще и ранее Александр? – Малыш?.. – Позвал он шепотом, опаляя ее и так, и без того бледную тонкую кожу своим дыханием, но так и не отстранился, думая, что и так дозовется и обратит на себя ее внимание; если уж и не «поднимет». – Что-то не так? Ты не рада меня видеть?.. – И немного насупился в обиде, хоть и почти тут же усмехнулся: сам же себе. – Это, конечно, не «сутки»!.. Но и думается уже мне – скоро мы и к этому придем: когда час без – будет по длине, длинною же в сутки; а сутки с – как час!
– Прости, пожалуйста!.. – Грузно выдохнула девушка и обняла все же его в ответ: встречно получая такой же выдох и бурчание, больше похожее затем на урчание и мурчание кота. – Конечно, «рада». И… Все – так!.. И я даже еще – и скучала! – И, шикнув про и на себя – за это свое «даже еще», не говоря уж и за «я», поджала губы, но, так навстречу за и на это ничего и не услышав, продолжила. – Просто… Хочу еще кое-что прояснить, но не знаю: как и… с чего начать. Как и стоит ли?.. «Могу» ли: я? – Скомкано рассмеялась она, вновь разрываясь между радостью: все-таки же еще и, да, от, наконец, и встречи с ним; и отчаянием – от его уже и отсутствия, не нахождения с ней… ранее. – Нужно ли?.. И «должна»? Не уничтожу ли – все сама; и так же все… своими же руками?
И тут уже даже и блондин нахмурился, отстраняясь от нее и заглядывая в ее же: не то еще шокированные и ничего не понимающие, не то уже даже и испуганно-напуганные… грустные глаза; так и на донцах и задворках же еще – немного отчужденные. Внутри него сразу же закралось – что-то нехорошее!.. И он вновь попытался найти в них – ответы на свои вопросы: но лишь только дальше все и дольше, глубже – погружался в ее горечь и тоску, обиду и отчаяние!
– Начни… хотя бы!.. – Предложил он, попытавшись еще даже и улыбнуться: но и, вот только лишь, в том-то и дело, что и только лишь «попытавшись»; на деле же представ и представив – такую же и попытку: какую-то «маску». Не мужскую версию и Джоконды!.. «Искусственную», да, но и никак: не искусную. Да-к и которую бы еще – не смогла разгадать и разглядеть: сама же София; сопоставив и сравнив, нормально, его же прошлого и с… «этим». Но и он же все – хотя бы и «пытался»: ее поддержать и подтолкнуть; как-то и помочь-смотивировать. Так что и она уже даже – согласилась: с этим. Но и лишь же все только – на этот же все крайне-первый… и последний раз: когда ненатуральность и неистинность ощущений, искусственность чувств и… эмоций – все-таки: уместна. Пусть – не вся и не до конца. Не со всеми и не ко всем… Здесь и сейчас? Да.
– Анна!.. Она…
– Ну и чего ты тут встал – столбом? – Вошла неожиданно в прихожую названная; не изменившись почти и никак с момента их… последней встречи, оставшись при «своем» и в такой же одежде, добавив себе лишь ту самую сворованную черную спортивную кофту с капюшоном и такие же очки; и облокотилась на стену, подпев ее своим левым боком, выставив вперед, под углом, свою же правую ногу и скрестив руки под грудью, наблюдая за уже даже и «парочкой» перед собой. Ведь и Егор же еще, не отпуская Софию, но и не разворачиваясь-поворачиваясь целиком к Анне, чуть сместил их обоих: чтобы и ее можно было видеть обоим; и только после понял, что сделал это – зря. – Встал…и! – Ухмыльнулась она, «исправляясь». – На улице их – и без вас, хватает! Зачем они еще – и в квартире?.. Эй, сестренка! – И махнула ей своей правой рукой, будто и, правда, рада ей, как и ее же все видеть: на теле же – просто привлекая к себе ее внимание. – Как дела?..
И София вздрогнула – под изучающим и интересующимся темным взглядом: своей сестры; а затем и вовсе – нервно-дергано отвела свой. Светлый!.. Ну а последней каплей, подорванному же уже и терпению от напряжения, парня – стало то, что и после все того же «красноречивого» взгляда на него же, остановившегося не где-то, а и на его паху, Анна же еще и облизнулась!.. Будто бы и случайно! Просто: смочив свои сухие губы языком. Но и Софию же затем тряхнуло так, повторно, что и она же уже даже сняла свои руки с него: стараясь никак не контактировать, а и более того – даже и не встречаться ни с ним, ни уж и подавно с ней взглядом. Но – ей: пришлось!.. Парень же вновь – обхватил-схватил обе ее руки своей одной правой рукой, держа их перед собой и ней, внизу; а уже и левой – поднял ее лицо за подбородок: теперь не подмечая, а и замечая – уже даже и слезы, только набирающиеся в ее карих глазах, но и это же был уже «перебор»! И, повернувшись вновь к одной из, «той самой», близняшек спиной, он еще и Софию отгородил от нее, от Анны, тем самым же: но так и не упас – от взглядов обеих, так и возвращающихся друг к другу!..
– Не оставишь нас?!.. – Не попросил, а уже даже и потребовал Егор, не сводя своего синего взгляда с Софии, хоть и обращаясь, пусть и речью, но и все еще к Анне. Которая же уже, как и в свою очередь, так же все «будто» и не видя проблемы, ни в своем нахождении здесь, ни и в таком же поведении, продолжила бросать прямо-таки и откровенные взгляды: теперь уже – и в широкую спину его, меж лопаток, ниже и… прикусывая нижнюю губу; ловя же еще и какое-то свое… извращенное удовлетворение-удовольствие: от не столько уже даже и самой, довольно и внушительной мужской фигуры, которую и осматривала сейчас и здесь, буквально и облизывая-обсасывая, не без этого, сколько и куда более: от реакции «затравленного зверька», самой Софии. – Анна!..
Но, и все-таки разведя руками, хоть и не сдержанно фыркнув при этом, она удалилась: вместе со своим еще черным перцем, не своей уже мятой и… «суховеем» – оставляя их и впрямь одних, со своими лишь энергиями; подмигивая только на прощание и, конечно же, все – не тонко намекая, как и Александр же сам чуть ранее, но и не он, что она уже здесь и никуда уходить не собирается!.. Собственно, как и образы из и в голове Софии: которые, «казалось», уже с Анной и Егором, а так же и Владом еще неподалеку, стали будто лишь больше и масштабнее; объемнее и живее, натуральнее! Оживали – прямо уже «на кончиках пальцев»: рождаясь еще где-то внутри; и заставляя и так, и без того взбудораженное сознание – неприятно будоражиться и «возбуждаться»: все дальше и дольше, глубже. Что было, конечно, «невозможным» – физически, так как и являлось то уже прошлым: но и вполне себе возможным – морально!.. Будто еще и «внешняя» память – уже была забита, а внутренняя и вставная, с «карты памяти», разрешала и… разрушала стенки: разряжая и… увеличивая все и вся, всех. Так еще же и возвращая, раз от разу, сама брюнетку – к мосту и к тому самому же моменту: где она опустошала желудок; и от чего именно. И да, что вполне могли сделать и ткани, все еще висящие на ней, завязанные на груди узлом, но и уже же все не на ней, а под, спускаясь к талии и… грозясь уже даже упасть и к ногам!.. Но и никто же на них, из них же все и двоих, не обращал внимания: и казалось же еще-уже – и не обратит, если такое и произойдет! Все ее же внимание – было отдано на дыхательные упражнения и попытки не повторить то, что было: пусть даже и нечем же было уже, но, и опять же все, лишь «казалось»; как и то, что резервы организма – стали вдруг и такими же бескрайними, «черной дырой», как и сознание: беря уже то ли еще и последнюю воду, а то ли уже и ее тьму… и свет, вперемешку, но и хоть что-то же уже, что можно и нужно было выбросить изнутри, дабы облегчить ее еще и общие же уже, организма и души, мучения и страдания. И Егор же, как не странно, еще-уже и сам: хотел того же, пусть и не зная до конца – с чем это было связано!.. Знал: с кем. Да. Но и как?.. София же – до сих пор все молчала: продолжая попытки восстановить нормальное дыхание и мерное сердцебиение, чтобы не «подкрепить» рвотный позыв, заставляя что-то с чем-то – покинуть ее организм. Никак ведь: не хотела этого!.. И не столько же и потому, что это будет, произойдет здесь и сейчас, как было же еще видно, а там после и уже слышно, по звукам из гостиной, при всех: сколько же и потому, что это бы ей – нисколько не помогло. Уже ведь: «проверяла»!.. А что; и могло? Она – и сама не знала.
– Соф… – Поджал губы в беспокойстве Егор.
– Мне очень плохо, Егор… – Сдержанно прошептала она: боясь даже и лишним звуком, не то, что и поднятым им же по тону, вызвать рвоту… или еще чего хуже. – И… кажется… я задыхаюсь. Воздуха… не хватает!..
И, не мешкая, как и не теряя более ни минуты, чтобы разглядеть какие-то и дополнительные, иные сигналы и знаки, так или иначе, поспособствовавшие бы ему – в понимании ее состоянии и принятии, постройке дальнейших реакций и действий на это, Егор притянул ее к себе и… поцеловал!.. Размыкая ее губы – самостоятельно: стараясь больше не столько и поцеловать, сколько передать ей свой воздух и помочь дышать; параллельно-одновременно же еще, прижав, меж тем, свою правую руку к ее горлу, а левую – к ее же все и грудной клетке, давя и сдавливая, отпуская их… попеременно: стараясь встроить ее – в свой ритм, «синхронизировать» силой под свое дыхание. Плед и покрывало же, тем временем, все-таки и окончательно же упали к ее ногам!.. Да-к и еще же с таким, казалось, и впрямь оглушающим звуком… в тишине же, по большей части, прихожей, что брюнетка будто бы и тут же проснулась, протрезвев: вспомнив – не только и про то, что и сейчас же все, здесь фактически и голая, а еще и про то, что вода из-под сидения в машине Александра, конечно, помогла и позволила, достаточно тщательно, как и для нее же все, по ней, прополоскать рот, чтобы не чувствовать горечи и вкуса, не ощущать более и привкуса же тошноты, но и недостаточно для того, чтобы и уже выполнять подобные же все и пируэты… под куполом того же… еще и не уехавшего цирка. И, почти сразу же, не теряясь, она попыталась его оттолкнуть, но и получила на это – лишь смачный прикус нижней губы: со сдавливанием горла – крепче, чем требовалось!..
– Не до сантиментов и лирики, Софи!.. – Прорычал требовательно он и в ее же голове. – Тем более, что: «мы» здесь и сейчас – вдвоем! И даже если кто-то зайдет – через меня тебя: никто не увидит. – Не поняв, правда, и сразу: к чему это именно было и относилось, но и предположив все же, что и к ее небольшому «обнажению», а запаха и вкуса, «привкуса» он не заметил; или сделал уже даже и вид, ради и для же все и нее, что не заметил, стараясь отдать все уже и свое внимание – ее состоянию, а не чистоплотным и прочим таким же «брезгливым штучкам»; она перестала сопротивляться и чуть легче, «облегченнее» выдохнула, позволяя себе такую блажь и некую же все и слабость, как «спрятаться» совсем и, обхватив его уже и своими же руками за шею, приподнялась на носочки: а с его подачи, быстро опущенной правой рукой и под ее же все ягодицы, и вовсе поднялась-встала затем и на его же босые ступни. После чего уже и он сам – опустил обе свои руки на ее талию и прижал ее же, тем самым же, еще и к себе: чувствуя и ощущая, как она выравнивается и возвращается в, более-менее, но и спокойный, мирный уже ритм-бит, хоть и продолжая, изредка, но и срываться на хрипы и еле уловимые всхлипы; слез же, правда, он не видел, как и не чувствовал-ощущал их – кожа ее, как и его лица была сухая, но они будто бы и были же внутри – и лились непрерывным потоком, водопадом ниспадая куда-то вниз: откуда вновь же поднимались и!.. Сказать бы «Спасибо» – силе притяжения и не «плоскости Земли», но: вечный двигатель и круговорот, циркуляция… соли, любой, такое себе счастье!.. – Есть что-то, что ты не можешь сказать вслух, но хочешь… и можешь сказать: так? – Сник до шепота и он, не пряча уже и сам – и своей тревоги, тревожности в голосе.
София напряглась, и уже было хотела если и не отстраниться, то открыть глаза, как почувствовала мягкий и нежный… поцелуй: настолько легкий, что сначала и не определила его – среди попыток помочь ей дышать. Касание губ!.. Да. Лишь. И только. Как и вроде бы – ничем и не отличалось: от прошлых и!.. Но и было же – настолько новым, другим и иным: в нем появилось что-то – не от желания спасти и помочь, а от желания защитить и уберечь, сберечь; подталкивающее – на ее ответное и правильное, верное: довериться. И она – доверилась: ответила на поцелуй!.. И «открылась» ему – не только телом, но и душой: начиная передавать ему те самые воспоминания, что передавала ей же не так давно и сама Анна. Момент за моментов!.. Ощущение за ощущением. И чувство за чувством… Все действия и… слова. Движения… и эмоции: от них!.. Что и под конец этой-этакой же еще и «карусели ужаса», как и такого-какого-то и впрямь уже «личного кровавого аттракциона», на субъективный и индивидуальный так же все и манер-лад, и сам Егор почувствовал себя плохо. Да даже и не столько же «плохо», сколько и на-столько же ужасно, что не мог выносить и вынести – этой пытки и дальше, дольше и глубже!.. И ему же все больше хотелось – прервать же все это: как и убить эту-ту дрянь, что так «искусно» и склизко, и впрямь «по-змеиному», как оплетала так и оплетает же, продолжает оплетать его шею, даже, а там и тем более не находясь рядом; так еще теперь и проникая через голову Софии – буквально и душила его, травила и вы-травляла ядом!.. Поднимая со дна уже и его души – все то гадкое и противное, мерзкое и отвратное, отвратительное и гнилое: с и к ней! Все же, что он сбрасывал туда, как в яму для перегноя, «сточную» и очистную, казалось, вновь сейчас же и здесь: буквально начало бурлить и клокотать – в надежде вырваться и поглотить ее, утопить во всем этом и утащить к себе, на дно, но и уже без дна; в самую низину из «низин» и темную точку… из не-возможных. «Черную дыру»!.. Да. Без сроков исковой и просто «давности», как и… координат на карте. Да и оставить ее гнить и… перегнивать, тлеть… и истлевать. «Обращаться», в общем и целом, в то, во что он сам и телесно же обратился – год назад. Во что и «обращался» же еще и постепенно – до того как; и обращается же до сих пор. И во что, с его же все и подачи, начала обращаться – и она сама, не та, что и была, София!..
И с протяжным стоном, почти и ревом же «подбитого зверя», Егор все-таки открыл глаза и отстранился первым, заставляя вторую – сделать то же самое, но и продолжать все же находиться на небольшом, сравнительно, расстоянии друг от друга: не касаясь губами, но и зато же все – лбами; так и смотря же еще – друг в друга!.. И неспроста. Его же серые глаза, в моменте потерявшие всю зеленую теплоту и синеву-свежесть, отливали теперь «сталью пуль» – готовых прицелиться и, не находя-найдя вдруг и жертву, «на автомате»: попасть все же «в цель» и убить. Без суда и следствия!.. Да. Прямо тут. После и того, как и точно же уже: не найдут. А они же – искали!.. Точнее: он. Он высматривал в ее карих омутах – один единственный ответ: да или нет? Не задаваясь даже и вопросом – о правде и верности того, что она ему показала. Зная же еще об этом – даже; и наверняка!.. Задаваясь вопросом лишь – о ее вере: в это. Поверила ли – и она?.. И ей же вновь даже не пришлось кивать или тем более уж что-то отвечать: ведь те чувства и эмоции, ощущения, что он увидел сейчас и видел же ранее, до Анны и в процессе… с ней, после нее, до сих пор – сохранялись и истязали… его же душу: тупым и наколенным копьем… с печатями-бомбами; бомбардируя и взрывая ее, разрываясь и в нем!.. Его – не тошнило. Нет! Но и «зато» же – он, наконец, понял: почему тошнило – ее. Почему – она и задыхалась! И да!.. В этот раз и тут же – он задыхался тоже, но и мастерски же все: скрывал это. Убивая в голове придурка-Влада, а в сердце – гадюку-Анну: где и первый – повторял тему с машиной и его, Егора же все, и нежеланием что-либо являть и показывать, а и желанием, как раз таки, только лишь прятать и скрывать, утаивать; а вторая… не изменяла себе и своему же образу вновь – в его же истерзанной и ею же душе.
Поймав же уже его настроение и эмоции, как и чувства с ощущениями, буквально на лету, София глубоко вздохнула и, не менее глубоко затем выдохнув, тяжело сглотнула, но продолжила смотреть ему прямо в глаза, пока не решаясь более ни на что: ожидая и вы-жидая чего-то своего, что натолкнет ее и на ее же все вмешательство к нему и в него; в его и личное пространство, как и зону комфорта. И дождалась!.. Опускание век и рваный, усталый выдох через нос, словно огнедышащий дракон, но и с огнем же все внутри, никак не выходящим наружу, сделали свое дело: и сработали не хуже детонатора, кнопки и чеки – в одном флаконе. Девушка тут же осторожно подняла свою правую руку и коснулась его подбородка, после проскользнула ладонью по его левой слегка колючей щеке и остановилась, оглаживая кожу подушечками пальцев. Ну а он же сам, будто и не сразу осознав, да и чего уж там и забыв, кто это и что делает, что и вообще происходит, погруженный в себя и свои же мысли, нахмурился и сжал веки сильнее: с каким-то остервенением затем шикнув и укусив свою же нижнюю губу. Но и после же чего – отпустил и ее, выровняв мимику лица; и даже еще немного – приласкался: позволяя брюнетке гладить себя и чуть ли ни всей ладонью. Но и когда же она, осмелев, подняла уже и левую ладонь, проделывая и с ней те же махинации с ним – эффект получился, как от и разорвавшейся прям бомбы… в голове: а на теле-деле, практике, как удар тока… после команды «Разряд!..». Егор резко отстранился, буквально и выбивая же еще затем землю из-под ее ног и платформу, заставляя ее вновь, но и уже именно спуститься на холодный пол, чуть оттянув края рубашки вниз и, коснувшись руками лица, провел ими по ее же направлению: направлению ее рук и по себе. После чего – запустил их в свои же светлые волосы и оттянул их, забрасывая голову назад!.. И, простояв так с минуту, а там и две – развернулся к тумбе и зеркалу над ней, упираясь в нее руками и облокачиваясь на нее саму: опуская голову вниз, в пол и дыша сбивчиво, тяжело, срываясь на хрипы; будто бы и переняв ее же теперь и проблему, когда помогал ей дышать, буквально вдохнув ее.
Не рискнув же, уже и в этот раз, подойти к нему ближе, банально, чтобы еще и попасть же под его горячую руку, но и не отходя далеко и надолго, София продолжила смотреть на него – теперь уже и с его же левого бока: как его лопатки, будто бы раскрываются и тут же сжимаются, словно бы уже даже и готовые расправиться и, почти «раскрывая», тут же собирая-прибирая крылья, как мышцы «проходят» под кожей и тканью рубашки, играя на свету и в… тени, как опускается и поднимается его спина, отталкиваясь от грудной клетки, как напряжены его руки и как вены «исполосовали» их!.. А что ей еще и оставалось же делать? Она могла – только смотреть, смотреть и… не понимать, что еще сказать, а там и сделать: в данный момент? Что сделать и?.. Как, при этом же еще, и помочь? Позвать – кого уже?.. Или справиться еще; и самой? Да и стоит ли… уж? Но и, как оказалось же все и потом, говорить ничего и не нужно было; как и «делать»!.. Он все сделал – сам! Будто бы вновь и что-то же еще поняв… для себя; как и затем же уже и решив. Или же наоборот: еще пока раздумывая, но и уже раздувая – свои же мысли; от которых становилось не по себе!.. Егор с силой ударил своим правым кулаком по и о зеркало, что и девушка: не только вздрогнула, внутренне и внешне, но и подпрыгнула на месте; и как-то на автомате же еще – прикрыла глаза, после чего и поверх же еще и руками, а открыла их – только лишь спустя время: отсчитав его, да-к еще и несколько раз, на всякий, словно бы и после грозы, молнии и… до грома. В скольких километрах от нее – находится буря?.. Здесь же: когда начнут осыпаться и осколки. Но ничего такого, как и не – не последовало. Когда она открыла глаза – заметила все ту же его позу; ну и небольшую трещину – на стекле: от середины зеркала – до его низа, в сантиметров десять-пятнадцать. В квартире же, тем временем, повисла тишина!.. Но брюнетка была уверена, что и это же все – временно-ненадолго. И не только же потому, что: «Ничто не вечно – … Все проходит – и это пройдет». Но еще и потому, что и кто-то же обязан, обязательно подаст признаки жизни… сарказма или беспокойства: в себе. В том… или ином. В той или… иной. Но и все же – было тихо!.. И это – было хорошо: для нее, по крайней мере. Может, никто и не придет!.. И Егор – не исчезнет, в том же моменте, оставляя ее: в недопонимании; остановив и оставив свои мысли – при себе. А ее – и при ней. Так и не получив – точного понимания и такой же формулировки, решения!.. Ведь и они, между тем, «подкрадывались»: не спеша; пока и она же стояла – почти и не дыша. Но и, в то же время, не «безболезненно»!.. Будто же еще-уже и крадучись, выпустив ногти-когти и скребя ими, с каждым движением конечностей-лап, выскребая и разрывая плоть все больше и дольше, дальше и… глубже: изнутри и… наружу.
Ну а стоило ей перевести только лишь свой взгляд с его фигуры на его же лицо, а после и на отражение в зеркале: как она перестала дышать и вовсе. Глаза в глаза!.. Его темно-синие глаза напротив – смотрели в ее светло-карие: без какой-либо злобы, ярости… или гнева! Вот только и от чего ни капли не становилось легче и лучше, проще: больнее. Они же смотрели – так же, точно так же, как и в те моменты: когда они еще были парой. Когда они – были: вместе. С такой… нежностью!.. Да и теперь уже точно-наверняка же уже – и с любовью. Что!.. Сердце – пропустило удар, давая еще, таким образом, беззвучный залп, словно с глушителя и… потоку ее же внешних слез: «На старт!..». «Прошедшее время»! Были… парой. Не «произнесенное», да, но и повисшее же в воздухе. Сначала – массой, которую впору и резать: а после – и чем-то таким же, но и уже липким, склизким и… грязным. Что и довело уже затем, считай, до края… век – всю же и соленую влагу, что была на остатке. Остатке и…. осадке. Оста-валась – после и изливаний-яний: на мосту. А теперь, вот, и выходила, да и точно же вся: до последней капли и… такого же грамма. Так и превращая-обращаясь же еще, по пути, в какие-то куски и… снега-льда. Или: оборачиваясь и металлической же проволокой!.. «Выскребали» же ее кожу – словно «наждачкой»; еще и больше, дальше и дольше, глубже – провоцируя на плачь. И хоть уже и именно: «беззвучный»!.. Но и куда более заметный! И София, прижав свою правую ладонь к губам, ее тыльной стороной, запястьем, заплакала. Под конец же еще и вовсе – опустив даже и свою голову: лицом и глазами – обратившись к полу; от чего, перекрывая же еще себе дыхание и так, больше сбиваясь в нем и хрипя, но и «зато» – себе же в грудь.
– Ты поверила – ей… – Прошептал хрипло он. – Да, малышка? – И сдавленный полустон-полурев сорвался с ее губ, как и покачивание головы… «с головы» же. – Да! – С победой в угадывании, но и, в то же время, страдальчески, огласил Егор; и проскрипел, почти и выцеживая сквозь стиснутые челюсти. – Только: не ври!.. Что же еще могло – вызвать да и такую же еще реакцию: связанную с ней; и несвязанную – с кем-то же все и из нас? С тем же все и братцем!..
– Ребят, вы там… как?.. – Подал голос Влад и был тут же подхвачен – истеричным смешком Егора: – Вот!.. – И указал своей правой рукой в сторону гостиной. – Попомнишь с… солнышко!.. Всегда – где-то рядом, да?.. Либо он. Либо… она. Но и ей же все, кстати, подойдет – вариация на тему: с темным окрасом. Ну а что?.. Если ты же у нас – скорее: шоколад. То она!.. – И сам же оборвал себя, качая головой. – Нет! И если с первым – я уже, считай и на пятом-то веке, пора бы, смирился; и даже почти при-мирился! То со второй – дела обстоят: гораздо хуже! Вообще: не обстоят; и не стоят, Софи. Это. Был. Он!
И снова вздрогнув, но и на этот раз же уже и от повышения на нее тона, девушка кивнула, хоть и непроизвольно же опять – сделала еще и шаг назад: продолжая рыдать… в пол и глотать свои чувства и эмоции, переживая и пережевывая не лучшие ощущения, так еще и, время от времени, оттягивать ткань на себе… туда же; в ту же самую и сторону, куда истекали и про-текали ее же слезы. Чтоб – не одним. Да. Не скучно и… Не грустно!..
– Софи?..
– Нормально, Влад!.. – Рявкнул Егор, заставив брюнетку уже даже и подпрыгнуть повторно: не только-столько уже и от его грубого, холодного тона-баса, сколько и от его же все теперь неожиданного и перемещения же к ней – морская же соль его… смешалась с ее; с одного «дуновения». Ну а открыв уже даже и глаза – она в этом еще и убедилась: приметив его ноги – у своих ног, но голову поднять так и не решилась. Куда там и тем более, когда и вокруг них же все двоих – уже и сформировался темный непроницаемый купол!.. Оставалось только и додумывать – что же он такого «пообещал» Никите, а и главное Карине: за такого рода и услугу; количественно, так еще и качественно – с на- и заполнением. «Не убить»?.. А будто с богом – это когда-то и прокатывало-срабатывало!.. Хотя… – Я могу дать тебе – увидеть это: «своими» глазами… – Сник вновь до шепота он, но и ее же это уже никак не «умолило»: ведь и в такой уже форме его еще твердый и в местах даже и стальной серьезный голос – звучал куда страшнее и зловеще, сильнее и мощнее, чем был бы он и «в голос». – Точнее… «Итог»! – И сжал кисти рук до хруста костей в пальцах. – Когда он ее – уже выносил из машины: на своем плече. Могу позвать и его же самого, чтобы уже он и сам – рассказал то, что не рассказывал мне: но и что я буквально уже и стребовал с него, ведь ему было скучно в дороге и страсть как хотелось поделиться, чтоб хоть как-то убить время; а это – еще тот микс!.. – Фыркнул он, гортанно рассмеявшись. – Если же еще учесть и то, что я не особо разговорчив и крайне сосредоточен, в такие моменты: чаще гораздо, чем и не! А с ним – еще и крайне раздражителен: ведь он и по всем в принципе, как и этим же все пунктам – не; всегда и везде, со всеми. И за: отсутствие тишины-молчания в салоне, априори!.. Ну и так что?.. Посмотришь? – Прошипел он, держась уже и изо всех сил, чтобы не схватить ее и не встряхнуть. – Послушаешь?!.. – София покачала головой. – Почему же?
– По… Потому… – Решилась все-таки уже даже и заговорить она: не в силах выносить и весь дальнейший же прессинг: подобного рода. – Ч-то я… не. Не поверила!..
– Да ну?!.. – Изумился он, не теряя ярости… горечи в голосе. – Верится с трудом! Учитывая же уже и то – как и тебя трясло-вытрясало: при виде нее! И воротило: при виде меня! Да… Я могу согласиться!.. – Всплеснул руками он и потряс головой, вытрясая теперь уже даже и из себя те… эти самые картинки. – «Зрелище» – не из… зрелищных!.. Как бы это ни звучало! Не для… слабонервных; и лиц старше… чего бы то и там ни было! Не для тебя! Да и чего уж там… Не для меня! Не для не поехавших и таких же двинутых, точно!.. С этого же и уже, в принципе – можно словить «измену»; и не одну. Но!.. – И вновь поднял своей же все и правой рукой ее опущенную голову за подбородок, взглянув на ее заплаканное лицо и мельком утерев сбежавшие слезинки левой рукой. Затем – провел ею по ее темным волосам, приглаживая всклокоченные прядки и убирая выпавшие за уши; и после – плавно перешел-вернулся: на ее лицо. И, смотря теперь и именно в ее заплаканные покрасневшие, но и все еще карие глаза, большим пальцем правой руки нежно провел по ее левой щеке вниз, проецируя скулу и направляясь к губам: проведя потом – и по ним, чтобы затем застопориться на нижней и надавить на нее, ровно посередине, в центре нее; вызывая приятную, но и, в то же время, ноющую боль. Ностальгия!.. Да. И, считай, начало начал! Что оборвется и накроется медным же тазом, видимо, сейчас; и закончится – здесь же! Можно любить всю жизнь, а разлюбить!.. А какой, кстати, сегодня день? А это: важно?.. Ведь и припомнил же еще боль – от небольшой ранки: только и сейчас, казалось, давшей о себе знать; от его недавнего укуса. – Ты же – думающая, София!.. – Тихо прохрипел он и тут же вновь мотнул головой, отмахиваясь, видимо, как и она, ведь и куда больше: все же внутренне – от воспоминаний и похожести сюжета; который пусть тоже ни к чему полноценному и не привел, но – был… под другим соусом и такой же иной присыпкой; куда более приятной. Хотя «взгляд олененка Бэмби» – сохранялся и сохранился: через недели и… вот. Не было, не было! Нет!.. Она – не боялась его. Именно: его! Боялась – его перемен; и смены же настроения. Бесконтрольно-контактного!.. Что: немаловажно. Да и в чем же еще она и убеждалась – каждый раз, попадая на одни и те же грабли: точнее – лед и… под качелей. А после – и еще раз: но и уже – как на вилы. Чертов же… демон!.. – Могла – и сопоставить. Не говоря уж: и за… «писательство». Там же – такие дыры!.. – Округлил глаза блондин, показывая же еще, таким образом: не то и эти самые же все уже дыры – своими огромными черными зрачками, не то еще и свой шок от того, что девушка могла их не заметить, не то и, как обычно же все, все… и сразу. – Такие дыры… в сюжете, которые она не закрыла. И не должна была!.. Ведь… Не знала, что вы с Владом – общаетесь. Только в том, ином случае – она могла и смогла бы тебя задурить. Только там – ты могла и смогла бы ей поверить, наложив и… мой с ней диалог. Конечно!.. – Горько усмехнулся он и фыркнул. – Как Влад и говорил! Эту… треклятую картину!.. Фото за ней. Ты могла и смогла бы – закопаться в этом!.. Лег-ко! – И щелкнул пальцами левой руки, демонстрируя же уже и это. – Но и только же лишь: тогда!.. И да, это не значило бы, что и моя обида – была бы меньше. Она была бы – такой же!.. Но и тогда бы – и твоя: имела место быть. А ты сама – имела бы и все права: мне же уже и что-то предъявить-предъявлять. Хотя, и опять-таки, некогда ранее… на кухне – обещалась: в обратном, м! До-ве-рять!.. – Рыкнул он, цедя по слогам это слово. – Что и, да, и само собой, за себя же уже-еще даже и говорит: не о не проверяй. Но и, как минимум, не ведись на чужое!.. А и как максимум: ведись на свое и доверяй «своему» же… первоисточнику. А еще… Никогда!.. Никогда… «Не сомневайся»!
