Ан Ци
Серебряная куница с крыльями филина
Заметив безотказную и сноровистую молодую сестричку, врач со „Скорой» предложил ей подежурить в ночную смену в «Склифе». И подработать. Деньги были всегда нужны. Она согласилась. На одном из таких дежурств все и произошло.
Это была красивая новая вишневая волга с мощным мотором и удобным салоном, отделанным под замшу. Ее противотуманные фары, заднее стекло с подогревом, автоматическая зажигалка и другие приятные новомодные штучки, радовали сердце автовладельца, еще не избалованного потоком дорогих заграничных машин. Проректорский лимузин несся к Рижскому шоссе на бешеной скорости, асфальт блестел под луной. Валерий Иванович Лозовой включил радио и закурил. Он немного приоткрыл боковое стекло, и морозный воздух, ворвавшийся в окно, приятно холодил ему лицо.
Свидание на даче сегодня совсем выбило его из графика. На банкете по поводу присвоения звания коллеге нужно обязательно появиться. Мало того, он ведь приглашен с женой. А жена – председатель профкома института. Собственный секретарь парткома ему тоже настоятельно советовал быть паинькой. Шеф в последнее время на него зол, не надо дразнить гусей. Но эта молоденькая балерина просто свела с ума Валерия Ивановича. Как было отказаться, когда она позвонила и промурлыкала.
«Лерик! Я расстегиваю одну пуговку, теперь другую, а сейчас я.» Ну, он и сорвался. Бросил все, покидал в машину разную еду и через полтора часа, зарывшись лицом в густые душистые, пахнущие лавандой волосы маленького танцующего бесенка, ничего уже не соображал. Какие, к лешему, неотложные дела?
Теперь следовало поторопиться, и Лозовой выжимал из новой тачки, что мог. Она неслась – любо дорого, его любимая лошадка. Не зря деньги плачены, и деньги немалые – экспортное исполнение, да сверху пришлось добавить, как водится. Вот он и летел. И почему не лететь?
На дорогу грех жаловаться. Свежезасфальтированная узкая лента, бежала от военного завода, прячущегося в лесу, мимо двух-трех деревенек и дачного поселка к оживленной магистрали. Пустынная в это время дня, она не доставляла хлопот.
Момента, когда машина сделалась «неуправляема по рулю» он не заметил. Опытный водитель, Лозовой знал – такое бывает на большой скорости. Передние колеса отрываются от земли, автомобиль летит на одних задних. Этого одного достаточно для аварии. Но часа за три до описываемых событий пьяненький водила подрезал молоковоз. Цистерна опрокинулась, все остались целы, но дорога на морозе превратилась в каток. Мужички подрались сначала, потом помирились и сговорились событие обмыть. Обошлось же! Из деревни пришлепал трактор. Молоковоз увезли. И тогда в ранних зимних сумерках все снова стихло.
Бедовые мужички остались целы. Валерию не так повезло. Хотя – как посмотреть на вещи. Вишневая новая красавица разбилась всмятку словно яйцо. Ее хозяин вылетел из кабины и, с переломанными костями, ударился вдобавок о бортовой камень. Но подоспела вовремя помощь, да какая! Минут через десять компания инженеров с упомянутого завода вместе с их же военврачом, собравшаяся на подледную рыбалку, охая и ругаясь, высыпалась на дорогу из черной полковничьей Волги.
Они на шинели осторожно погрузили Лозовова в машину. Они прилетели в Москву так быстро, как сумели. Они догадались на первой же станции ГАИ по телефону связаться со Скорой помощью и спросить, куда лучше доставить пострадавшего в катастрофе. Врач, находившийся рядом, грамотно описал его состояние и оказал первую помощь. И все-таки, когда Валерий Иваныч оказался, наконец, на операционном столе, хирург с досадой покачал головой.
– Сделаю, что могу, но нет почти никакой надежды. Страшно много крови потерял. А у него такая редкая группа! Прямое переливание надо бы сейчас, да где ж найдешь.
– Гена, – бросила ассистентка, – погоди, давай спросим. Эта группа как раз у нашей Эрны.
– Это кто такая?
– Эрна? Девочка на подхвате, помнишь? Темненькая такая. Из «Грауэрмана» к нам приходит на дежурства. Мы у всех данные собрали как раз на такой случай.
– Так нельзя же ее заставить. Крови надо много, – пожал плечами тот.
– Заставить – нет. Но спросить?
Эрна немного подумала. Она была довольно выносливая девушка. Но бледная и худая. С таких харчей, что они с бабушкой могли себе позволить, особо не раздобреешь. Она знала, что крови нужно много. Знала, что это вовсе не всегда безопасно.
Дежурный врач Серафима Кириченко смотрела на нее в упор и молчала.
– Слушай, – начала она, – я тебе обещаю отгулы и талоны на питание. Заведующий наш устроит и с твоими из родилки договорится. А я с него не слезу, пока не сделает. Ты вправе сказать – нет, но пострадавший умрет.
– Если «пострадавший умрет», то я сказать «нет», бесспорно, не вправе. Поэтому я говорю «да». Но только поэтому. Мне важно, чтобы Вы мою позицию понимали. Отгулы и талоны тут ни при чем! Эрна выпрямилась. Кровь бросилась ей в лицо. Кириченко глянула на нее и словно увидала впервые.
«Какое у этой Эрны выражение лица! Какая речь! Девушка из хорошего дома без хорошего дома. Странно…»
Но времени на раздумья у нее не было. Жизнь Лозовова висела на волоске. Когда все было готово, к переливанию крови приступили немедленно.
И пациент выжил! Выжил здоровенный жизнерадостный полнокровный мужик слегка за пятьдесят, любитель хорошо покушать, выпить в меру, толковый врач, а также автогонщик и бильярдист. Но пуще всего неисправимый, убежденный и страстный бабник.
Валерия починили, могучий организм исправно боролся. А его счастливый обладатель сделался примерным «выздоравливающим». Он тщательно выполнял указания лечащего, а потом и спортивного врачей и удивительно быстро для такой передряги шел на поправку.
Если кто подумал, что Валерий Иванович раскаялся в своем легкомысленном поведении, тот жестоко ошибся. И пусть «балеринка» в больницах не появлялась и вскоре ускакала на гастроли, но ее сменила корреспондентка многотиражки «Студенчество и спорт», а затем. О, тут догадливый читатель ожидает трогательной истории, романа Эрны – бедной девчушки, одинокой золушки и преуспевшего советского бонвивана. И история, действительно была. Да только товарищ Лозовой повел себя необычно и нестандартно.
Как поступает рядовой спасенный от смерти, тяжелой болезни или иных житейских тяжких невзгод? Жестокого безденежья, отсутствия крыши над головой, сумы и тюрьмы? Нет, он порой растроганный и благодарный, скажет «спасибо» от всей души. Может цветы, коньяк и духи подарить спасителю или спасительнице, руку пожать. Но нередко вскоре, закрутившись, благодетеля тут же забывает. А само происшедшее вовсе выкидывает из головы.
Как это ни странно, Лозовой, весьма небрежный чиновник, неверный муж и плохой семьянин, проявил непоследовательность и оказался человеком на редкость благодарным. Выздоровев, он нашел всех до одного участников своего возвращения на этот свет. Он устроил инженерам пирушку и вручил каждому из них именной спиннинг. Сделал подарки врачам. И не деньги совал, а тактично сумел узнать, кто что любит. И не пожалел времени и усилий раздобыть одной редкую орхидею, а другому – филателисту – марки Суринама и Сан-Марино. Орхидея и флакончик духов «Клима» были предназначены Серафиме. Она пробовала отказаться. Потом растрогалась. Даже немного прослезилась. А потом подняла на него глаза.
– Валерий Иванович, мы с Геной. я хочу сказать, с Геннадием Степановичем, Вашим хирургом сделали свою работу. Нам за нее не стыдно. То, что Вы как коллега, ее оценили, особенно приятно. Но, должна Вам сказать, всего этого было бы недостаточно, если б не медсестра, которая дала кровь. Она, знаете, после этого заболела. Истощение. Мы тут же собрали для нее, что смогли. Я раньше о ней ничего и не знала. И вот.
И Кириченко рассказала Валерию немногое, что удалось узнать. Живет, мол, в общежитии, хоть москвичка. Похоже, круглая сирота. Наверно, нуждается ужасно.
Валерий Иванович задумался. Он расспросил Серафиму и записал имя и фамилию девушки.
– Родильный дом имени Грауэрмана? – переспросил он. Он разыскал ее уже на следующий день. Лозовой прикатил в убогое общежитие с конфетами и цветами, а кроме них с баночками и сверточками с домашней едой, приготовленными его собственной женой. Дело было, впрочем, обычное, в больницу всегда несли «передачи».
Черт знает, как бы все обернулось. Юная спасительница и донжуан! Но Эрна как женщина не понравилась Лозовому совершенно. Зато взрослый умный опытный и обаятельный Валерий Иванович, искренне благодарный и внимательный, сумел вызвать ее доверие. Она ему рассказала все. И тут проректор одного из московских мединститутов… Прожженный ведь, с одной стороны, был мужик, тертый калач! Пусть, может, не циничный, но и на «облако в штанах» совсем не похожий. Он, глядя на ее голубоватое личико с янтарными глазами, прикинув, что кровь этой сироты при живых родственниках бежит весело по его жилам, услышав спокойный будничный рассказ, увидев стенку, полную книг, учебники по акушерству и гинекологии, стерильную чистоту ее комнатушки, заговорил.
– Так, значит, ты работаешь медсестрой, тебе девятнадцать. А кем ты хочешь в будущем стать? – спросил он хмуро, и желваки заходили на его загорелом лице.
– Валерий Иванович, – Эрна вздохнула. Она устала от тяжелого разговора, – я ж Вам объяснила. Бабушка, которая меня приютила, и я сама. Ну что я могу «хотеть»? Я думаю, не пойти ли мне на завод? Там, говорят, и платят больше, а вдруг и комнату нам дадут? Хотя вряд ли. Я ведь «у них» все-таки прописана.
– Эрна, я въедливый такой, и, если что уж вобью в башку. Я о тебе в «Склифе» поговорил. И тут в роддоме, пока искал, с начальством твоим перекинулся парой слов.
– Да ты не беспокойся, – Лозовой рассмеялся, – заметив испуганное выражение ее лица, – я ж сам бугор. Если мне что надо, иду я прямо в самую главную дверь. Теперь ты мне скажи откровенно. Ты еще совсем птенчик. Но «взрослые» говорят, тебе прямая дорога в Медицинский. А что ты сама думаешь?
– Да кто же меня возьмет, и на что жить? – сказала тихо она, прикрыв глаза. У нее больше не было сил.
– А это уж не твоя забота, – уверенно отрубил «бугор» и распрощался.
Затем он нашел коменданта общежития, пошептался с ней немного, сунул что-то в карман и быстро вышел.
Со следующего дня Эрне начали носить горячие обеды. Ей доставляли молоко, фрукты и хороший шоколад.
Соседка по комнате, разбитная, но не вредная баба, приговаривая:
– Муха, ты, девка, как хочешь, а штоб виноградного соку – вынь да положь! Иначе меня твой этот Лазовкин без соли съест! Втюхивала в нее непременно стакан утром и вечером.
– Лозовой, Ксюша, – терпеливо поправляла Эрна, но стакан выпивала. Через несколько дней она порозовела. У девушки улучшился аппетит. Дело пошло на лад.
На следующий год медсестра Мухаммедшина Эрна поступила на лечебный факультет Меда, получила комнату в общежитии и стипендию. У института имелся небольшой виварий. В нем нашлось место для бабушки. Работа было не трудная. Они ее делали вместе. А для дежурных вивария полагалось служебное помещение. Белые мыши, морские свинки и лягушки требовали круглосуточного ухода. Крохотная квартирка – бывшая дворницкая показалась тете Глаше настоящим дворцом.
Училась Эрна изо всех сил. Валерий Иванович ей гордился. Водил домой. Держался истинно по-отечески. Его жена относилась к девушке тоже хорошо.
– Вот кончишь, – говорила она, – пойдешь в ординатуру. Валерочка посмотрит, где тебе лучше будет. И надо о жилье для тебя подумать. Тут можно по-разному поступить. Или он тебя куда устроит, где через три года ты квартиру получишь. Или – где деньги платят. Тогда вступишь в кооператив. И в ответ на робкие возражения девушки, что, мол, ей хочется попасть туда, где есть у кого поучиться, где специалисты и интересная и сложная лечебная работа, отмахивалась уверенно.
– Ох, это ты по молодости. Ты разве мало намучилась, девчиночка моя? И потом, я тебя не тащу с бумажками работать. Конечно, будешь врачом! Но первое дело – жизнь свою устроить.
И Эрна вздыхала и кивала. И правда, не грех было передохнуть. И бабушке дать пожить по-людски.
Идиллия кончилась на предпоследнем курсе. «Бугор» неожиданно занемог. Диагноз ему поставили верно. Но ничего сделать было нельзя. Рак печени унес его в несколько месяцев в лучший мир, в который он, правду сказать, мало верил при жизни. А терпеливая и снисходительная его жена года на два старше своего мужа, чей возраст близился к шестидесяти, постарела в одночасье на двадцать лет. Она сразу ушла на пенсию и стала делить свои печальные дни меж кладбищем, поликлиниками и церковью, куда раньше сроду не заходила
Бабушки к этому времени уже не было в живых. И Эрна опять осталась совсем одна Она сжала зубы и продолжала старательно учиться. Подрабатывала, как могла, а потом встретила своего будущего мужа.
Олег озадаченно молчал. «Эрне повезло? Казалось бы, несомненно и грандиозно повезло, но ненадолго. Она вскоре вышла замуж – опять вроде хорошо, а это длилось еще короче! Рок какой-то. Однако, надо признать, история ее поступления в Медицинский теперь полностью объяснилась. И если все так, как рассказывает Ольга, в ней нет места для мотива исчезновения или убийства».
Заполняя свои таблицы, Майский вносил ответы в пустые клетки, отвечал на вопросы и записывал краткие выводы в пустые графы. Когда он показал Синице отчет, тот прочел, в свою очередь поспрашивал, удивляясь этой странной судьбе, а потом заметил.
– Я смотрю, ты всему этому поверил. Я пока тоже верю. И как раз потому, что чудно, хоть выдумать можно все, что хочешь. Скажи, кстати, тебе сама эта Ольга – как?
– Милая домашняя умная и интеллигентная женщина. Мне кажется, у нее в жизни все в порядке. И семья, и работа, и остальное. Я, знаешь, совершенно не сомневаюсь, что она не выдумывает. Вот, разве, Эрна.
– Точно! И это первая возможность. Эрна сочинила душещипательную историю. А зачем? Затем, что есть, что скрывать. Секрет должен быть. Как все обычные абитуриенты она поступить в институт и учиться никак бы не могла.
– Хорошо. Ты сказал – первая возможность. Есть еще и вторая?
– Она тебе не понравится. Тебе же Ольга симпатична. А, может, она опытная злодейка! Морочит нам голову, и делает это так удачно, что ты все съел с удовольствием и не поперхнулся. Но не огорчайся заранее. Такие ушлые ребята как мы наживку просто так не глотают. Проверим!
– Олежка, да не огорчайся, я сказал, ты ж не следователь. Если она тебя провела, это даже хорошо! Значит, как раз тут что-то есть! Тут и будем копать. Твоя задача была сделать дубль, и ты его сделал.
– А как проверим? – спросил действительно разочарованный и смущенный Олег.
– Да очень просто! Лозовой Валерий Иванович должен был проходить по разным сводкам. Автомобильная авария. Судебное разбирательство. Скорая помощь. Больницы, где он лежал. Эта самая группа крови. С нее и начнем. Редкая она у Эрна? И если – да, это уже полдела. Тогда, думаю, вполне возможно, что история верна.
– Ну, ты меня успокоил. Давай, я займусь, – хлопнул шефа по плечу Майский.
14. Расследование смерти Раи. Собрание Группы – СГ.
Затренькал телефон. Тетя Муся подождала немного. Она сосчитала и на пятом «динь- дилинь» сняла трубку. Видно, шеф один и занят. Не хочет отвечать на случайные звонки.
– Мария Тимофеевна, доброе утро! – раздалось в трубке в ответ на ее приветствие, – Это Расторгуев. Как Ваше здоровье, и вообще, как дела? Она добросовестно начала делиться с ним заботами, жаловаться на мелкие хворобы. Володя выслушал, посочувствовал. Они немного поболтали. Наконец, он стал вежливо закругляться.
– Ну, это не очень страшно, Вы на ночь пустырник попробуйте. Моя мама очень рекомендует. Да не за что! А что, честная компания вся разбежалась? Нет? Мне бы шефа! Вот, спасибо. Я что хотел сказать, Мария Тимофеевна, Ваша кулебяка – вещь незабываемая. Я как-нибудь снова напрошусь в «Ирбис» на ваши празднования.
– Вы, Володенька, всегда что-нибудь приятное скажете, не то, что мои нахалята. Эти всё подсмеиваются.
– Олег подсмеивается?
– Олег – человек солидный, это верно. А остальные…
– Не верю, они Вас все дружно любят. Оба Пети, обе Лушеньки, вот не знаю, может у Мусеньки плохой характер? В кого бы это?
– Зря я Вас хвалила, Вы не лучше. Мусенька – золотая девочка! Для попугая, конечно. Я переключаю на кабинет!
Пётр работал этим утром в конторе, разослав помощников по делам. Лорд лежал у его ног, положив свою красивую голову на мощные лапы. Пётр подумал как раз, что засиделся. Надо выбрать дело «на выход» и взять с собой собаку. Они оба нуждались в движении. Во второй половине дня придётся заняться финансовыми делами, значит снова сидеть с бухгалтером за письменным столом. И в это время зазвонил телефон.
– Расторгуев? Ну, наконец-то. Ты сам глаз не кажешь, а по мобильному таинственный такой! Ладно, шучу. Наши правила остаются в силе. Что нового?
В «Ирбисе» никаких важных разговорив по мобильным телефонам не вели. Впрочем, и по стационарной сети тоже этого избегали.
– Петя, я тебя хотел немного подбодрить. Ты говорил, что данных много накопилось. Но ниточки обрываются одна за другой. Так вот, появилась новая, довольно неожиданная. Я не хотел спешить. А теперь никаких сомнений не осталось. Скажи мне, где и когда. Я тебе флешку приготовил. «Письменно» всё получишь.
– Э, шалишь! Я «устно» тоже хочу.
– Ну, конечно! Обязательно и «устно» Петруха. Мы должны решить, как быть дальше.
– Давай переговорим, а потом ты доложишь на СГ. Знаешь, сделаем так…,
– предложил Петр и, понизив голос, стал излагать Володе свою мысль.
Настенные ходики с маятником негромко закряхтели, потом заиграли «Ах, мой милый Августин!», повторили мелодию три раза и смолкли. Можно было этот автономный завод не использовать, тогда они отбивали бы только часы и половинки. Но Синица любил механические классические часы с перезвоном, свои выбрал у антиквара с особой тщательностью, отдал на реставрацию в отличные надёжные руки, а теперь с удовольствием слушал, как они ещё каждую четверть балуют его хрустальными колокольчиками.
Пётр сидел в кабинете в резном дубовом кресле, обитом зелёным бархатом, во главе овального стола. Кресло было фамильное. Оно принадлежало ещё деду его матери Екатерины Александровны Сарьян. Креслу было не менее ста лет, и Пётр всё собирался узнать подробнее историю этого раритета. По отцовской линии у его мамы были знаменитые предки. Но руки пока не доходили.
Секундная стрелка сделала полный круг, и дверь отворилась. В комнату вошёл Расторгуев.
– Здравствуй! Я пораньше. Не помешал?
– Что ты! Здравствуй, Володя. Садись. Ты знаешь, я сам с годами стал до тошноты пунктуален. Всюду прихожу раньше назначенного. До смешного: знаю, например, что в гости следует явиться на полчаса позже. Но не могу! Так я где-нибудь поблизости сяду в кафе и жду, чтобы не было неприлично.
Расторгуев засмеялся, порылся в карманах и вынул небольшой предмет.
– Смотри, Петя, я тебе однажды обещал сюрприз. И он поставил на стол песочные часы в деревянном футляре. Их девичья стеклянная фигурка была наполнена снизу красноватыми крупинками.
– О, здорово, Володька! Очень наглядно для регламента и вполне в духе нашей «конторы». На сколько они рассчитаны?
– На пять минут.
– То, что надо. Я, когда диссертацию защищал, убедился, что пятнадцать минут, это очень много.
– Почему пятнадцать?
– Ты должен уложиться с докладом ровно в четверть часа, ни минутой больше. Дальше председатель имеет право тебя прервать. А это катастрофа – самые главные выводы и результаты нередко в конце.
– А у меня, – ответил Расторгуев, – совсем не было опыта рассчитывать точно время в подобных случаях, пока не начал преподавать. В самом деле, пятнадцать минут для информационного сообщения – много это или мало?
– Суди сам. Это шесть страниц машинописного текста. Поэтому я считаю, если каждый из нас на текущем СГ сделает сообщение величиной в два листа, будет нормально. Как раз твои пять минут. Затем ещё пять минут обсуждение. Нас четверо, итого, сорок минут. Следующие полчаса – общий анализ, и последние.
– Ценные указания! – прищурился Володя. – А что? «Царь я или не царь?»
– Надо понимать, это цитата. Только там, по-моему: «Я царь ещё!» Извини, если что не так, эрудит ты мой дорогой!
– Я шучу, Петь, ясное дело, нужен план дальнейших действий и координация. Очень хорошо, что ты следишь за чёткостью и дисциплиной.
– Спасибо на добром слове. А теперь с твоими часами будет и веселее.
В дверь постучали, появилась Луша, а за ней через несколько минут Олег. Синица довольно улыбнулся. Стрелки показывали без трёх минут девять. Сотрудники заняли свои места, немного помолчали, и часы начали бить. С последним ударом Пётр поднял стоявший рядом с ним серебряный с чернью колокольчик, позвонил и очень серьёзно, без улыбки сказал.
– Доброе утро. Все в сборе. Очередное текущее «Собрание Группы» объявляется открытым. Впервые на СГ на этот раз коллега Расторгуев. Регламент прежний. За ним слежу я. У нас для этого подкрепление – Владимир Григорьевич подарил «Ирбису» песочные часы. Протокол ведёт ассистент Майский. Вопросы есть?
Вопросов не было. Поэтому он продолжил.
– Несколько слов до начала сообщений. Сегодня у нас текущее и, вместе с тем, особенное СГ. Я считаю, предварительный этап расследования закончен. Надеюсь, сегодня мы выдвинем основные версии. Попрошу всех очень внимательно выслушать итоговые сообщения по предварительным версиям и записать свои замечания. Слово имеет ассистент Костина. Прошу Вас, Лукерья Арнольдовна. У Вас есть демонстрационный материал? Проектор или доска нужны?
– Нет, спасибо, Пётр Андреевич. – Костина встала, положив перед собой папку с докладом. – Можно включать диктофон. Я начинаю.
Пётр перевернул песочные часы. Тоненькая струйка потекла вниз.
В промежутке времени между сегодняшним днём и последним СГ я работала над проверкой выделенных нами предварительно подозреваемых, которые имели внятные мотивы похитить или убить Эрну Мухаммедшину. Прежде всего, это герой последнего романа Эрны Глеб Ерофеев. Затем жена одного из «ВИП» пациентов, разгневанная тем, что от неё ушёл муж. Наконец, жена Ерофеева, хотя все мы считали, что это маловероятно.
Почему мы сочли подозрительным Ерофеева? Его покинула жена, узнав, что Эрна – его бывшая подруга. А он решил, в свою очередь, что Эрна из ревности выдала его жене, пожелав таким хитрым образом отомстить. Он примчался к ней на работу в «Асклепий», метал громы и молнии. Искал её, орал что-то на автоответчик её мобильного телефона. Даже угрожал. Это слышали сослуживцы.
Жена Глеба Марина тоже теоретически могла совершить похищение. Она была возмущена тем, что муж привёл её обсуждать их интимную жизнь к прежней любовнице. Жена забрала маленькую дочку и ушла к дальним родственникам. В таком положении человек вполне может повести себя агрессивно.
Мы работали с Олегом Николаевичем. Он проверял алиби подозреваемых. Так вышло, что я начала с Марины. И, во-первых, не выдержал критики мотив. Оказалось, Марина вовсе не имеет претензий к Эрне Александровне. Она считает в ответе за всё единственно своего мужа. То есть, она рассудила вполне здраво: Эрна ей ничем не обязана. Она ей не сват, не брат и даже, строго говоря, не коллега. Вся история произошла до Марины. Глеб был тогда женат, но вовсе ещё не на ней! Значит, Марине смешно морализировать по этому поводу. У нее тоже с ним возникли отношения, когда он был не свободен. И потому она злилась исключительно на него, поставившего её в невозможное положение!
Олег Николаевич занимался, как я уже сказала, алиби Марины. Он установил, что в те два дня, в которые мы считаем наиболее вероятным похищение, заболела её дочка, и Марина вообще не выходила из дома. На наш взгляд, Марину можно из числа подозреваемых исключить.
Теперь Глеб. Он не сразу разыскал Марину, поселившуюся у тетки. Родителей ее он не хотел сначала пугать и вмешивать в их семейные дела. Но до ближайшей её подруги добрался довольно быстро. И та повинилась и честно рассказала, что это она случайно проболталась. Она даже вызвалась помирить супругов.
Луша покосилась на красную струйку, перетекающую из одного стеклянного параболоида песочных часов в другой. Всё в порядке, времени оставалось достаточно.
Подруга молодой Ерофеевой и ей честно рассказала, как было дело. Получив согласие – сквозь зубы, правда, но согласие! – добиться примирения Ерофеевых, злосчастная подруга, полная раскаяния, примчалась к Марине.
– Выслушай меня, ради бога, а потом делай что хочешь! – волнуясь, попросила она. – Я проговорилась, мне страшно неудобно. Но, думаю, это даже лучше, в конечном счёте. Твой муж не знает, что ты со мной делишься интимными подробностями. Я с ним не могу быть так откровенна, как с тобой. Но тебе я обязана сказать всё, как есть, и скажу. Господи, мы чуть семью не развалили с тобой, две круглые идиотки!
– Ты же мне всегда твердила: «Брось его к чёртовой матери!». А теперь? – горько усмехнулась Марина.
– Твердила! От всей души твердила! А сейчас вижу, как вы оба на всю катушку страдаете, как у вас серьёзно, да и Татьянка! Подожди, а то я начну реветь.
Она потрясла головой, а потом с решительным видом продолжала. – Глеб зрелый мужик, и у него были романы, об этом нетрудно догадаться. Пусть не тебе! – она предупредила возмущенный жест Марины. – Я понимаю и помню, какая ты была желторотая. Другие в шестнадцать, да что там – в четырнадцать – такого навидались! А у тебя до него не было никого в твои двадцать два!
Да! Можно подумать, что человек жил-жил себе примерным семьянином и вдруг однажды встретил свою большую любовь! Бывает! Но на этот раз у нас не тот случай. С этим придется примириться и принимать вещи такими, какие они есть. А Эрна… Она была до тебя, так до тебя была, по крайней мере, и первая жена, ну и что?
Тут нервы у Динки всё-таки не выдержали, и из её глаз брызнули слёзы.
– Маринка-а-а, – заплакала она, – этот старый обормот тебя действительно любит! Он спал с лица, руки трясутся, а меня, по-моему, с удовольствием бы удавил! Прости ты его – окаянного, да и меня заодно!
– Но ты пойми, – уже сдаваясь, пробормотала Марина, – пойти к ней с этим и, вдобавок, привести меня! Как это ему в голову пришло? Представь себе, Эрна слушает, а сама вспоминает…
– А знаешь, – задумчиво возразила на это её подруга, – мне кажется, я могу его понять. С одной стороны, конечно, обратиться к Мухаммедшиной неудобно. Ну а с другой? Ты подумай, как ему тяжело переступить через себя и кому-то рассказать о своих проблемах этого рода. А она? Она-то ведь уже знает!
– Как? – изумилась Марина и привстала со стула. – Так ты – что, считаешь – и с ней?
– А ты – нет? – с облегчением расхохоталась собеседница. – Я-то не думаю, я просто в этом уверена на все сто! Он же болен. И болезнь прогрессировала. Теперь Эрна сама поставила диагноз и лечит его достаточно успешно. Ты говоришь: «И с ней!». Нет, это даже сравнить нельзя. Они понравились друг другу и встречались некоторое время, но быстро оба остыли. Тебя же он полюбил! Да с тобой – молодой, горячо любимой красавицей, дело шло, без сомнения, в сто раз лучше. лушай, – сказала она немного погодя, давай-ка ты, собирайся. Где Танькины манатки? Пора домой!
– С алиби у Ерофеева тоже всё обстоит благополучно. Его вообще тогда несколько дней не было в Москве. Он выезжал в Тулу на гематологическую школу. Занятия там проводились ежедневно, он ни одного не пропустил. И к тому же одним из них сам руководил. Источник утверждает, что Глеб всё время был на виду.
Мне осталось рассказать историю влюблённого ректора, его жены и возлюбленной. Тут дело было, на мой взгляд, посложнее. Конфликт произошёл не из-за утечки информации из «Асклепия» или неудачи лечения. Наоборот! У неё – у Эрны, то есть – всё наилучшим образом получилось! Она вылечила аноргазмию подруги ректора, Нины. Вы помните, он не скрывал свое имя. Я через Демина попросила разрешения с ним поговорить. И он мне взял, да все и объяснил про себя и свою девушку.
Эти двое и так любили друг друга, понимали и уважали, а тут у них ещё такая гармония получилась! Тогда Нина собралась с духом и всё рассказала мужу. После этого ректор ушёл из дома, снял квартиру и подал на развод. Он, видно, знал, с кем имеет дело, и никаких имён не стал называть. Просто сказал жене, что им надо расстаться и есть другая женщина. И вот тут началось.
Его благоверная, она из тех, кто бьет посуду, закатывает истерики, а может и физиономию расцарапать. Она затеяла собственное расследование. И нарыла! Только поначалу попала пальцем в небо. Эта женщина решила, что соперница – сама Эрна. Она скандалила, сыпала оскорблениями. И Эдик, который поначалу не понял, что случилось, постепенно разобрался. Он старался её переубедить. Но долго не получалось. Пока однажды жена не выяснила, кто её настоящая врагиня.
Однако, она продолжала приходить в консультацию и бузить. Теперь она считала, что там занимаются сводничеством. Но ректорша – скандалистка, вполне примитивная особа советского типа. Она, например, накатала жалобу директору «Асклепия». Всякие сложности явно не в её духе. Такая скорее кислотой обольёт, чем похищение организует.
– Наконец она перестала трепать нервы сотрудникам Мухаммедшиной, напоследок пообещав, что проклятая разлучница у неё ещё наплачется. Это она о ком? – поинтересовался Синица.
– На этот раз – о Нине.
– А как с алиби? Хотя смешно думать, что она сама… Каждый мог ведь -теоретически чисто, по крайней мере – заказать похищение, – пояснил он. – Но пока оставим это. Так что?
– Безупречно, Пётр Андреевич. Вы правы, сама она Эрну точно не умыкнула. Всё интересующее нас время ректорша провела в процедурных кабинетах дорогой оздоровительной клиники. И Олег Николаевич разузнал весь её напряжённый график – полный и точечный массаж, фанго, душ Шарко, жемчужные ванны, сухой лёд, минеральные и грязевые обёртывания…
– Стоп, стоп! Лукерья, ты меня с ума сведёшь своей обстоятельностью. Убедила! Снимаем всех перечисленных персонажей, если ни у кого нет возражений. И что? Да ничего хорошего. Никакого мотива по-прежнему.
Пётр оглядел свою группу. Все молчали.
– Олег, выскажи свои соображения, пожалуйста. Не заметил ли ты чего? Может, у тебя возникли сомнения или что-то мелькнуло?
– К сожалению, ничего интересного, – уныло пожал плечами тот.
– Хорошо, тогда послушаем Володю, он мне уже кое-что многообещающее рассказал. Но только наметки. А сегодня приготовил сюрприз для всей компании. Так что, мы почти в равном положении, – спокойно кивнул его начальник.
Расторгуев встал, подошёл к доске, укрепил на ней карту и взял в руки указку.
