Ан Ци
Серебряная куница с крыльями филина
Итак, я приехал. К моему собственному удивлению, чем больше я узнавал, тем больше этот интерес разгорался! Как я поступил? Я тоже нанял профессионалов. Это они узнали подробности. А именно, то, что барон в самом конце войны был в Москве, что там встретил девушку -военного переводчика в чине лейтенанта, Киру Паскевич. Она прекрасно говорила по-французски как настоящая парижанка и преподавала язык курсантам в военной академии.
Вы знаете, я стал читать, расспрашивать, делать заметки. Я знаю уже немало об этом времени. И удивляюсь, как они смогли пожениться. Но это тоже не подлежит сомнению, я видел документы. Случилось так, что несколько ее писем попали в городской архив в собрание, посвященное Второй мировой войне.
Мой, ну, словом, барон, как видно, любил ее всю жизнь, эту Киру. Им не пришлось вместе жить. Но он хранил о ней память. Он не пытался развестись и никогда больше не женился. И я захотел увидеть город, где они познакомились. Мне трудно самому себе объяснить, почему. У меня нет никаких иллюзий, мою мать он не любил совершенно. У этих двух женщин не было ничего общего. Но меня потянуло в Москву, в Россию, где я никогда не был и куда до сих пор вовсе не стремился.
Я побывал и там. Молодые экскурсоводы со знанием языка, нагловато вежливые и безразличные показали мне дурацкие небоскребы, дорогие рестораны и ночные клубы. Что ж, я смотрел… А потом вот что получилось. У меня было поручение. Меня попросили передать посылку и письмо одной старой актрисе ее лондонские родственники. Мы встретились. И она на своем ученическом французском предложила своих проводников. Супружескую чету, архитекторов, которые показали мне совсем другой город. И с ними мы нашли Дворянское собрание, Румянцевский дом, Старую пожарную каланчу у Охотного ряда, дом на Тверской улице. Там они гуляли, встречались и вспоминали об этих местах.
Я вернулся домой и стал подумывать, что мне следует, верно, рассказать своим об этих призраках прошлого. Мне пришло в голову также, что моих детей отделяет от семьи де Коссе всего одно поколение! Джоанна гораздо моложе меня. Поэтому и наши дети такие молодые. Молодость – время самопознания. Знаете, я в детстве по понятным причинам спортом не занимался. Но позже, в колледже взрослым детиной, переростком очень быстро все наверстал. И оказалось, что я в любых соревнованиях по стрельбе всегда побеждаю. Что я на удивление, до странности быстро стал прекрасным наездником. Мой тренер говорил, что я прирожденный чемпион! До странности! А вот дальние родственники в Кольмаре, те вовсе не удивлялись! Ведь барон был великолепным стрелком, и ему не было равных в седле. Потом я сделался заядлым охотником, и тоже совсем как он. А когда оказалось, что у меня с возрастом развилась особая чувствительность к солнечному цвету, почему я и ношу затемненные стекла. О, они мне рассказали, что это наследственная проблема Рогенау! Начинается после сорока, а если повезет, то позже. Кажется, чепуха. Но мы наследуем, сами того не ведая, черты своих предков. И начинаешь лучше себя понимать. Это, право, захватывающее занятие. Не знаю, достаточно ли ясно я выражаюсь. Во всяком случае, я решил, дети имеют право узнать, и я скажу.
Вы спрашиваете себя, без сомнения, как я догадался, кто Вы такие, с чего это началось? В детстве я выжил на городских окраинах среди бездомных, воров, контрабандистов, сутенеров и бандитов. По трущобам, где я ночевал в пустых баках, слонялись молодежные банды. Они как ободранные голодные псы бросались на все, что трепыхалось. И при первой возможности вцеплялись в глотку друг другу.
Слушайте, я ношу дымчатые очки. Зато у меня на затылке, на спине, на заднице не дремлют тысячи глаз! Я вижу в темноте и чую как гончий пес. Мой слух, обоняние, осязание – все, что хотите, обострено на всю жизнь, до упора, иначе я бы не выжил! Не шесть, не семь, а черт знает сколько чувств у меня всегда настороже. Индикатор опасности высшей категории – вот что я такое, ходячий индикатор! Другое дело, что я обычно держу себя в руках!
Поэтому я тут же почуял, что за мной ходят. За мной следят! И пусть сначала это было только смутное ощущение. Но я-то, я доверяю своим ощущениям безраздельно! Я уворачиваюсь от мексиканского летящего ножа, я ухожу от хвоста и растворяюсь в пять минут в любом городе, я в любом помещении сажусь так чтобы спина была защищена, я.
Жена Фреда, давно проявлявшая признаки волнения, судорожно вздохнула, губы ее задрожали, глаза наполнились слезами.
– Ох, Джоанна, прости дорогая, ну не расстраивайся, я не буду! – быстро сказал тогда он.
Вот что. Я буду краток. Я быстро установил, что я прав. И тут же предпринял контрмеры. Когда же в моем весьма консервативном ближнем кругу вдруг появился шахматист с хорошим английским из той самой Москвы, а в мое отсутствие ко мне домой под удобным предлогом зашла юная акробатка без языка, то, конечно, уже мои детективы аккуратно проследили за ними и выяснили, что это за люди. За мной смотрели, меня слушали? Так я, вернее, для меня то же самое делали они. Мы тоже собрали все сведения, какие сумели. И я считаю, пока счет в мою пользу!
Итак, мы поняли, что дело связано с моим французским родством. Вы собираете информацию обо мне. Но почему? Наверно, какая-то ошибка? Если вы меня в чем-то подозреваете, то в чем? Я терялся в догадках. Но вас ведь слушали. И в итоге, мы пришли к выводу, что вы сами, джентльмены, приличные люди. Чем дальше, тем больше я убеждался, что лучше объясниться начистоту. И вот вы здесь!
А теперь, расскажите мне, пожалуйста, то, чего я не знаю. Что за человек была Кира? Как сложились их отношения с мужем?
И о моей сестре. Я отдаю себе отчет, как мало знаю даже о бароне. Он для меня, знаете, портрет в альбоме. Я собрал фотографии из Кольмара и сделал большой альбом. Я его никогда не видел, ни слова с ним не сказал. Но я о нем хоть мог расспросить кого-то, почитать воспоминания его фронтовых друзей, его собственные записки. Они есть в городском архиве. А о сестре? Я впервые в жизни о ней сейчас услышал. Где она родилась? Сколько ей лет? Кто она такая? И, главное, что же с ней стряслось?
Потребовалось немало времени, прежде чем Петр и Деннис ответили на эти вопросы. Вспомнили, наконец, о Луше, мало что понимающей в происходящем. Синица попросил паузу и перевел ей по мере возможности все, что смог. Настала очередь детей Узбана, наперебой спрашивающих отца, а по мере потепления атмосферы, и гостей о необыкновенных семейных новостях. Племянница Джоанны Эвелин с сияющими глазами и пылающими щеками взволнованно попросила разрешения у дяди записать его необыкновенную историю. Она же журналистка! А Деннис тихонько пояснил Петру, что она сотрудник Би Би Си.
Фредерик сам то спрашивал, то принимался тоже рассказывать. Он основательно разузнал о де Коссе и охотно делился этим с Петром. Так Синица впервые услышал от него о записках барона в архиве. Поэтому, когда волнение немного улеглось, а поток вопросов стал уменьшаться, то Петр спросил в свою очередь.
– Кстати, Фредерик, мы Вам так много уже порассказали об Эрне. Я со своей стороны предполагал, что она дочь французского летчика, но долго сомневался. А окончательно поверил лишь после того, как мой агент добыл копию его завещания. Там черным по белому написано завещаю моей дочери Эрнестине ренту и имение! Вы меня спросили, где она родилась? Эрна родилась в Москве, когда война давно кончилась! Точно известно, что Киру не выпускали из страны. Так почему барон считает Эрну своим ребенком? Как же это? Разве они встречались? И раз Вы знаете так много разных вещей…
– Знаю! Встречались! – Фред вскочил и прищелкнул пальцами. – Об этом как раз есть подробно в записках. Барон неоднократно и безуспешно пытался прорваться в Россию. Он сначала надеялся забрать свою жену. Потом по дипломатическим и коммерческим каналам узнал, что лучше этого не делать. Ее все равно не выпустят, он только погубит и Киру, и ее близких. Позже он хотел ее хотя бы увидеть. И однажды ему это удалось. Он прибыл в Москву в конце ноября 1952 года и оставался до Рождества. Он приехал с дипломатическим паспортом. Они виделись. Потом об этом кто-то донес. Тогда ему пришлось немедленно исчезнуть, просто бежать. И с тех пор уже больше никогда.
Узбан вздохнул. Его лицо потемнело, а голос зазвучал приглушенно.
– Какое страшное слово, это «никогда»! В общем, он пишет, что порою удавалось о ней узнать, передать ей какую-то мелочь и получить что-нибудь в ответ. И это все.
Он замолчал. И тогда Петр, едва не приплясывающий от нетерпения, попросил
– Фред, а дальше?
– Дальше почти ничего, – пожал плечами Узбан. – Может, он перестал записывать – не знаю. Но о ребенке там нет ни слова. Поэтому я и. Словом, я разглядывал эти фотографии, а думал о том, какая красивая женщина его жена, и все.
Записи там до конца пятидесятых. А через несколько лет барон скончался. Он был уже немолод. Воевал, был ранен неоднократно. И хотя крепкий был, из тех, кто не гнется, а разве ломается, но прожил не особенно долго. Вот, собственно, и все, – развел руками хозяин дома, закончив рассказ.
Но тут же спохватился.
– Да, а день рождения моей сестры? Скажите, пожалуйста, когда, в какой день и месяц? – он запнулся.– Интересно, а ведь Вы правы! Ну встретились они в этом пятьдесят втором, а больше не виделись. Но раз он так написал в завещании, значит, был уверен.
Петр задумался ненадолго, стараясь припомнить точную дату. Остальные притихли. Фредерик, Джоанна и их дети с волнением ожидали ответа. Как вдруг крошечная Лукерья встала из-за стола и подняла руку, словно прилежная ученица начальной школы. Все с недоумением уставились на нее. Она же медленно и старательно произнесла по-английски.
– You sister Erna was born 14 August 1953. Несколько секунд потребовалось слушателям, чтобы осознать это сообщение. Потом они, тоже молча, принялись считать, а Деннис – даже загибать пальцы. И наконец, вырвался общий вздох. Дети принялись аплодировать. А Фредерик схватил за руку Джоанну.
– Господи, просто замечательно! Все совпало!
Его лицо светилось от радости, он подхватил жену и принялся танцевать. Петр, растерянно наблюдавший за главным своим подозреваемым, только пожал плечами. Что было делать! Фред Узбан явно не годился на роль злодея!
А Луша, героиня момента, шепнула ему на ухо в общей суматохе.
– Все забыли о самом главном. Они радуются. У Фреда объявилась сестра. Осталось только ее найти!
Перед уходом, когда все начали прощаться, Эвелин протиснулась к Петру. Она еще раз представилась, объяснила, что у нее такая же фамилия, как у Джоанны, – Дин. И снова подтвердила желание создать семейную летопись.
– Мистер Питер, ведь Вы упомянули, что у дядиной сестры взрослый сын?
– Да, его зовут Павел. Я думаю, он здесь называл бы себя Пол. Он прекрасно говорит по-английски.
– А можно взглянуть на его фотографию? Он знает о том, что у нас происходит?
– Пока еще нет. Но скоро будет знать, для начала в самых общих чертах.
– Я рада была бы ему написать. Если бы Вы мне продиктовали его фамилию.
– Фотографию я Вам сейчас покажу. Вы сможете найти его в Твиттере. Но что касается остального. Вы сами слышали, насколько все непросто. Лучше его пока напрасно не волновать. Мы будем теперь поддерживать с Фредом постоянную переписку. Как станет возможно Павлу написать, я сразу Вам сообщу, – предложил Петр.
– Я Вам буду за это очень признательна! – с чувством пожала ему руку Эвелин. Она вынула фотоаппарат, пересняла фотографию Паши и принялась быстро записывать в кожаный блокнот сложную фамилию «Мухаммедшин» в английской транскрипции.
Потрясающая девушка. Паше она родственница чисто формально. Правда, напишет? Тогда ему повезло, – подумал Петр и отправился искать Лушину куртку.
36. Снова Москва. Эрна нашлась. Дело Мухи завершено?
Москва встретила Петра и Лушу морозцем, покалывающим щеки словно газированная вода – язык, и холодным солнцем на бледном голубом небе. Они долетели благополучно, но устали. По дороге они раздумывали, как поступить: разъехаться ли сначала по домам, или сразу двинуть на работу. Но Майский позвонил, как только самолет приземлился, и сообщил, что он уже в Домодедово. И вопрос разрешился сам собой. Договорились, что он их доставит на Маросейку, а там их уж с нетерпением ждет Тетя Муся, Володя и.
– Вся соскучившаяся живность! – гремел в трубку Олег. – Домомучительница наша, как ей и полагается, пышек напекла. В полном соответствии с классическими образцами. А Куприяныч, тот прямо от своего Паши примчится к нам, если ты не возражаешь. Он ждет сигнала. А вообще полный сбор назначен в шесть. Будет настоящая трехслойная уха, можешь себе представить? А на второе шашлык из осетрины. Это опять же Георгий постарался. У него мешок новостей. А Володька свои новости доложит сам. Он не велел тебе говорить. Я ему крест на пузе давал, черта в ступе обещал. А то не верил, этакая зараза!
– Погоди, не торопись, ради бога. Я ж почти ничего не знаю. Куприяныч примчится? Значит, они оба уже тут?
Но Олег, со словами: «Шмотки свои забирайте, подробности при встрече!» отключился. А минут через сорок он уже радостно обнимался с Синицей и пытался подкинуть Лушу в воздух, чему она возмущенно воспротивилась.
– Коллега Майский! Мы вернулись всего лишь из Лондона. Это не Южный полюс или пустыня Гоби! – смеясь, отбивался Петр.
– Потопали в машину.
– Я умираю от любопытства. Рассказывай давай, а я лучше сяду на руль, чтоб тебе не отвлекаться. Итак, Куприяныч привез своего сына?
– Почти. Я тебе, то есть вам обоим, напомню, как было дело. Паша вышел из комы. Куприянов узнал об этом и приехал. От Паши скрывали, сколько он «отсутствовал». Еще меньше он знал о маме.
Когда Паша попал в больницу, он позвонил Севе Польских. Было ясно, что дело плохо. Но непонятно еще, насколько. И Паша велел Севе посылать своей маме от его имени письма по электронной почте. Морочить голову, сколько можно. И вовремя. Ему стало настолько худо, что его искусственно ввели в коматозное состояние. Но вскоре Эрна пропала. Ее и морочить особенно даже не пришлось.
Когда Паша пришел в себя, он находился в заторможенном состоянии. Ему давали успокоительное и берегли от всего. С ним работал психотерапевт.
Ну, Куприянов по прибытии просто велел сказать, что отец приехал. Его впустили. И он с помощью своего друга и переводчика Тимура про себя самого сыну рассказал. Парень это тяжело перенес. Потребовалось опять не только время, но даже врачебная помощь.
Как только Паше снова стало лучше, ему сказали, что маму решили не волновать. Ей рассказывают сказки. А она со своей стороны отправилась куда-то к черту на куличики на симпозиум. Это выглядело вполне правдоподобно.
Так вот, ехать в Москву с Куприяновым сын наотрез отказался. Сказал – ему, мол, надо все происшедшее сначала переварить. Но Паша был слишком слаб, чтобы одному добираться домой, а оставаться в Базеле уже не хотел. Тогда ему предложили ехать с Тимуром, и он согласился. Сейчас он в больнице санаторного типа. А Куприянов каждый день сидит у него.
– А про Эрну сын знает?
– В том-то и дело, что нет! Отец боится до смерти ему навредить. Он говорит, я парня чуть не угробил, когда в Базеле объявился неожиданно, и он узнал, что я жив. А теперь надо тянуть, сколько можно. Пусть окрепнет. А кроме того, вдруг Эрна тем временем найдется? Георгий надеется, видишь ли, на то, что.
– Да понятно! – вздохнула Луша. – Он думает, что если все кончится хорошо, то предыстория будет звучать просто как приключение. Не так страшно, что с там случилось. Обошлось же, и это легче перенести близкому человеку.
– Кстати, мы вас известили по электронной почте, когда они прибыли, ты что, не помнишь? – спросил Олег.
– Странно! Мы ничего не получали, – удивился Синица.
– Ну хорошо. В общих чертах понятно. Надо с ним познакомиться поближе, с этим Пашей. Есть один важный момент. Куприянов ничего не знает о происхождении Эрны. Паша – тем более. И я расскажу ему это сам.
– А что с Израилем?
– Ох, об этом не могу. Уволь, Петь, и потерпи еще часа два. Это к Володьке. Я только безобидный биохимик и начинающий детектив. А Расторгуев? Он – настоящий опер, как наденет перчатки, да сделает из меня бифштекс! Вы лучше оба пока расскажите про Город. Я никогда в Англии не бывал.
И они заговорили о поездке, добросовестно стараясь сосредоточиться на своих впечатлениях от великого города. А Олег, большой любитель путешествий, засыпал своих друзей вопросами. Он знал определенно больше не только Луши, но и Петра, о Лондоне. И так расстраивался, когда они признавались, что чего-то не успели увидеть, или не знали, что где-то непременно надо побывать.
– Как, Петя? – чуть не плакал Майский – вы по Виндзору только погуляли и не были во дворце? Это просто непростительно. Да почему?
– Олег Николаевич, у нас было мало времени. А в этот день была жуткая суматоха. Лондонские транспортники забастовали. Поэтому, чтобы добраться до цели, пришлось тратить море времени и нервов. А мне животных надо вовремя покормить, – оправдывалась Луша.
– Животных? – озадаченно переспросил тут Олег. И услышал рассказ о том, как Лукерья Костина придумала ловкий ход, чтобы попробовать проникнуть в дом Фреда Усбана. Она вспомнила свое цирковое прошлое, а Синица разузнал, в чем она нуждается, а затем взял напрокат для нее нужный реквизит и животных из маленького бродячего цирка.
– Петя, это же гениально! Слушайте, а вы догадались для истории, для «Ирбиса» все это заснять? Нет, как только подумаю – Лушка в костюме акробатки и парике крутит сальто на ящике, рядом сурок, а внутри собака! – хохотал Майский.-Или наоборот? Собака, значит, снаружи. Постой, так ты «видео» сделал или нет? – не унимался он.
– Олегыч, ты не забыл, что мы туда работать приехали? У нас было полно разных дел. И все дела деликатные. Мы не могли себе позволить просто жить как туристы. Вот, хочешь, выберем время и поедем все вместе в Лондон в отпуск. И программу поручим делать персонально тебе!
Олег против такой перспективы ничего не имел. Он пустился было в оправдания, что, мол, понимает, конечно. Задание – прежде всего, а его упреки звучат по-детски. Но через минуту с возмущением снова повысил голос.
– Нет, как хочешь, но в Вестминстер надо было сходить!
– Я и не спорю, не ворчи, – признался шеф. – Кое-где мы были, только давай доедем, все равно придется снова рассказывать. И не горюй, видео не видео, но фотографии есть.
Под эту перепалку и расспросы даже неизбежная пробка по дороге не произвела на ирбисовцев особого впечатления. Зато родная избушка, кирпичный теремок, весь засыпанный свежим снегом, посыпавшимся час назад крупными хлопьями словно их перины Матушки-зимы, что взбивает прилежная сиротка у братьев Гримм, вызвала, напротив, бурю эмоций. Чувствительный Олег их и не пытался скрыть, Петр старался отшучиваться, но было видно, что он растроган. А маленькая Костина всплеснула руками.
– Взгляните, как замечательно! Окошки светятся, все бело, дымок! Если еще и Лорд залает…
И правда, не успели они коснуться ступенек, как раздался громкий лай. Японская лайка Синицы вне себя от радости приветствовала хозяина.
– Петя, как это он? Мы далеко, он нас не видит. Ведь он же вышколенный и обычно молчит
– Собаки слышат замечательно. Я думаю, по шагам он меня узнал. И после долгой разлуки… Придется ему простить нарушение дисциплины!
Внутри теремка было уютно и празднично. Мария Тимофеевна после объятий и поцелуев поспешила на кухню со словами: «Поболтайте немножко. А я сейчас. Володя наверху камин затопил».
В «диванной», обставленной, как и было решено, рассыпаны были с рассчитанной небрежностью Синицинские леопардовые подушки. Они лежали на самих диванах и на полу, на палевом с изображением снежного барса ковре. Горел камин, облицованный двуцветным гранитом. А за столом в удобном кресле расположился Володя Расторгуев, который при виде своих друзей немедленно вскочил.
– Ребята, до чего же я рад! Теперь у нас опять две девочки в доме. А то тете Мусе без Луши не с кем поговорить. Пожаловаться на нас, бестолковых грубых мужиков. А шеф? Ну что такое дом без хозяина?
– Здорово, Володька! Ишь ты, как излагаешь! Если б тебя не знал, я бы подумал, что ты набедокурил!
Вот что. Нас Олег по дороге предупредил, что серьезно кормить будут только в шесть. Так давайте чаю все вместе с чем-нибудь хлопнем, чтобы аппетит не перебить. И расскажи свои новости. Олег как настоящий спартанец не протрепался. А мы с Лушкой обычные варвары, а не эллины, во всяком случае, я.
Пока расселись, пока дождались чаю с бутербродами, Петр терпел и новых вопросов не задавал. Но наконец, Володя, заговорщически улыбаясь, промолвил.
– Люди, вы готовы? Я начинаю. Несколько дней назад раздался звонок от. Ну, словом, от кого надо. Можно, например, так сказать, что от сочувствующих нашим трудностям друзей из милиции. Я услышал следующее. Воспроизвожу почти дословно.
Можете передать Петру Андреевичу, что неизвестная в Израиле это Эрна Мухаммедшина. После генетической экспертизы ДНК совпадение с нашим материалом на 99, 978 процентов. Мы получили сегодня это извещение. А вдобавок, врачи говорят, что ее состояние не меняется. Она рассказывает все время одно и то же. С ней работал гипнотизер, так она и под гипнозом повествует о своем детстве под Брюгге, католической гимназии для девочек и птифурах, которые пекла ее бабушка Элиз. Только теперь она понемногу начинает фантазировать и развивать эти сюжеты. Эрна хорошо знает французскую литературу. И грамотные психологи узнают эти фантазии. Одна, например, из Буланже, другая навеяна Полем Бурже. А еще… Нет, я забыл фамилию. Какая-то писательница. Одним словом, они не надеются, что память вернется. Так прямо и сказали. Но «органы» готовы ее отпустить. Ни одно предположение о связях ее с «врагами народа» не подтвердилось.
– А как она попала в Израиль «органы» не сказали? – спросила Луша.
– Мадам Селина Бежар прилетела в Иерусалим из Франции.
– Ну вот и ответ. А мы голову ломали. Наверно, ее сперва привезли во Францию, это проще. А потом после дополнительной обработки отправили в Израиль, – кивнула она.
– А что думает Георгий? Он знает уже? – осведомился Петр.
– Нет, – отозвался на этот раз Олег, – я не рискнул без тебя ему сказать.
– Ну да, ты ж объяснил – он надеется, что все обойдется!
– Одно хорошо, Эрна физически за это время оправилась, – снова заговорил Володя.-Врачи считают, ей неплохо сменить обстановку. Попутешествовать. Под чьим-то наблюдением и сопровождением попробовать эмоционально переключиться. Вдруг это и поможет в будущем вернуть память. Но надежды мало.
– Георгий по-прежнему не хочет сказать правду Паше?
– Он за Пашу боится. Тот же тоже недавно между жизнью и смертью висел. Однако надо рано или поздно это сделать.
– А я думаю, Паше необходимо там появиться. Это будет не просто переключение. Это может. Ну ничего, я сам с Георгием поговорю. Расскажем сначала, о том, что Эрна нашлась. Тоже потрясение и для него. Кто знает, что он сейчас предпочтет, оставить сына для одного себя или.
Задумчиво пробормотал Синица себе под нос.
– Петя, а по формальным признакам мы дело Мухи могли бы завершить! У нас какая была задача? Найти Эрну Александровну. И мы нашли!
Олег сделал ход и посмотрел на задумавшегося начальника. Не глядя на шахматную доску, тот сделал ответный ход и хмуро отреагировал.
– Положим, не мы, а Интерпол. Мы только немножко подсобили. Не велика честь. Ты подумай, мы же до сих пор ни черта не знаем, ни кто ее умыкнул туда, ни зачем. Между прочим, если ты думаешь, что я ничего не вижу…, оставь в покое слона, а то придется ходить. Я ж тебе фору дал целых две пешки. Играй!
– Побойся бога, начальник! Мне подумать надо. Я что тебе, Ботвинник или Смыслов? Гарри Каспаров?
– Вот, вот, еще скажи Нона Гаприндашвили или Майя Чебурданидзе.
– Так это в женском первенстве мира! И я их помню великолепно. Вот кто потом?
– Если хочешь знать, затем на шахматный Олимп пришли китаянки – Се Цзюнь и Жу Чень. Правда, между ними была еще и венгерка Жужа Полгар, сестра знаменитой Юдит. Но ты меня не сбивай. А мужики? Больше после Каспарова никого? – поддразнил Синица Олега.
– Карпов, Каспаров – Каспаров, Карпов! Эти два долго-долго. Еще Крамник, индус-не помню-как-зовут, а теперь. Слушай, а ведь та прав. Я не знаю… ну ладно, не томи, скажи, ты же шахматист!
– Не знаешь. Вот и я не знаю, жучище! Мне это покоя не дает, – начал Петр, отвечая своим мыслям, а не партнеру.
– Я с Герой поговорил. Он нормально среагировал. Мне показалось, с большим облегчением узнал, что жена жива. И считает, если врачи не возражают, то нужно ее везти домой. Мы договорились, что он начнет сына готовить понемногу. А пока он предложил Севу Польских попробовать убедить туда съездить. Пусть Эрна увидит знакомое лицо.
– Послушай, вот ты говоришь пусть, может, и не совсем серьезно – мы дело Мухи можем закрыть. Георгий хочет ее как можно скорей забрать в Москву. Но почему никому не приходит в голову, что те же силы, что похитили, ей и теперь угрожают? Она в опасности все время, пока они неизвестны и не обезврежены. Черт знает, возможно, даже в Израиле со стертой личностью Эрну собирались со временем физически устранить. В Москве же она – несомненно, бельмо на глазу у своих врагов. Поэтому, я вот что предлагаю. Да ты меня слушаешь, или нет? – Рассердился Синица, заметив, что Майский обдумывает свой ход.
Тот вздрогнул, затем сделал большую рокировку и устремил на шефа подчеркнуто внимательный взгляд.
– Слушаю и повинуюсь, Великий падишах! Вы изволили нечто предложить, но не закончили свою мысль.
– Хитрый, бес! Ну ладно. Я тоже не подарок. Мы ж играем… Однако, я хочу с тобой посоветоваться. Мне пришло в голову устроить мозговой штурм. Соберемся вместе – наши все, то есть мы трое и Володька, а еще «представители заказчика», Сева с Зиной, Куприянов, Ольга Северцева, Анита, Эдик – этих пригласим непременно. Пашу звать я побаиваюсь. А ты как думаешь?
– Я согласен. Мы вынуждены сплетничать о его матери. Нередко с подробностями, которые приличные люди при сыне не обсуждают. И Глеб, и Ольга, и Анита нам недвусмысленно объяснили, что Эрна его никогда не посвящала в свои личные дела. Кто знает, как он себя поведет, не говоря уж про его хрупкое здоровье. С ним лучше поговорить один на один, если нужно. Другое дело, сам сыночек. Как там с его собственным досье?
– Володька работает. Скоро скажет. Так вот, я хочу, чтобы все еще раз подумали. Кто же это? Кто враг Эрны, и, главное, почему? Мы узнали Эрнины фамильные тайны, нашли ее брата, который вместо того, чтобы сделаться ее конкурентом, до смерти рад и предлагает любую помощь. Бывший муж появился и раскаялся! Архивист Ренье готов в любую минуту вместе со своим нотариусом ввести Мухаммедшину в права владения в Эльзасе! Однако, я считаю, ее могут убить как в Израиле, так и в Эльзасе в любую минуту. Про Москву я уж и не говорю.
Синица потряс головой, подумал с минуту, взял ладьей белого слона и объявил хладнокровно обескураженному другу.
– Мат в три хода. Мне очень жаль. Эх ты, учить тебя еще и учить. И кстати, заруби себе на носу: в двухтысячном году чемпионом мира стал Вишванатан Ананд!
Петр Андреевич, который мысленно чаще и охотней именовал себя Петей, бежал по дорожке третий километр с курвиметром. Он твердо намеревался осилить еще два, хотя икроножные мышцы начало сводить и голова побаливала. Грипп проклятый! Ну ничего, он приведет себя в порядок. Лорд выздоровел, трусит рядом и радуется жизни, снег поскрипывает. Еще не рассвело, и далеко слышно их двоих. Вот случайный прохожий тревожно обернулся, но увидел парня в спортивном костюме с собакой на пробежке и успокоился. Навстречу Петру приближались двое таких же, как он бегунов в одинаковом красном с белым облачении и с наушниками на голове. Свистнул воздух, они пронеслись мимо.
Я не современный, – усмехнулся Синица, – всегда терпеть не мог эту дребедень. Все-таки читать или разговаривать по дороге – это одно, а плейер в ушах – другое. Ты выключен из окружающего мира. Бери тебя голыми руками – не слышишь же ни фига!
Э, брось, ты сам выключен, думаешь бесперечь только о работе. А черепушка так разогрелась, что скоро зашипит. Может, на ней котлеты лучше жарить?
Язвительно жучил он себя и продолжал это содержательное занятие, пока не решил, что оно непродуктивно. Вчера собирались, как он хотел, и «штурмовали» весь вечер. Все присутствовавшие подготовились. Друзья обдумали, не придет ли в голову какая-то ссора, столкновение интересов? Коллега Эрны Эдик еще раз поднял документы. Он постарался найти конфликты с пациентами. «Ирбис» в полном составе во главе с ним самим… Ну, это ясно, они тоже перелопатили весь наличный материал.
Да, Володя! Это очень важно. Володька сумел раздобыть от милицейских информацию из Иерусалима. Эрна выглядела так подозрительно для местных служб безопасности, что даже после того, как напавших на врачей дилетантов-экстремистов повязали, за ней велось очень плотное наблюдение. Они следили, не выйдет ли кто с ней на связь, и берегли от возможного нападения, если, паче чаяния, ее захотят убрать.
– Вот тут бы, бояре, нашим злодеям и появиться! – горячился, рассказывая, Расторгуев, – ну тем, кто Эрну похитил и обработал. Но тишина! Никаких следов. Никто за ней не следил и не угрожал. А значит, в Израиле тоже никто ничего не понимает. Им проще. Раз она не шпионка, и слава богу. Они решили, что это московские проблемы. Нам хуже. Где ж похитители?
Ему возразили, что похитители, люди из Сапсана, больше не вмешивались. Однако, кто-то ее доставил в Израиль. И подготовил.
Делом этим занимался не только Моссад, но и другая их спецслужба. Она «Шабак» называется. Они, вообще-то, специализируются на охране мест массового посещения от терроризма. Но у них есть широкая агентурная сеть, специально обученные психологи и медики. Так вот, израильские врачи уверены теперь. Были применены эффективные современные психотропные препараты, а потом сделана «матричная запись».
– Так что, у Эрны не амнезия9, а нечто более сложное, – добавил Володя.
Нашли француза, мсье Делоне, с которым вместе прилетела мадам Селин Бежар. Но с ним просто созвонился некий господин, сославшийся на общих знакомых, и попросил о небольшой услуге. Профессор летит в Израиль? Так не будет ли он так любезен? Монахиня сестра Цецилия тоже летит туда по делам благотворительности. Она врач. И никогда не была в этой стране. Монахини не слишком привыкли к общению с внешним миром. А сестра Цецилия, в миру Селин Бежар, только оправляется после тяжелой болезни. Поэтому ее друзья и она сама были бы много спокойней, если б такой уважаемый человек, как профессор, с которым она может говорить по-французски.
