Ан Ци
Серебряная куница с крыльями филина
1. Агентство Ирбис
–
Пётр Андреевич, спасибо, что Вы меня сразу согласились принять! – посетитель совершенно явственно волновался. – Я в такой страшной тревоге и растерянности… Я, понимаете, совершено не по этому делу. Никогда не сталкивался с подобными вещами, не знаю, что предпринять. Я убежден – надо срочно действовать, но как? Я инженер, я любую машинку починю, от зажигалки до монитора, но такое! А Вы юрист. Вы ведь юрист дипломированный, а не только этот… как его…
– Частный сыщик? – рыжий парень с густой шевелюрой и ржаными усами, в чёрной спортивной рубашке и серых брюках, засмеялся. Веснушки запрыгали на его щеках, весёлые серые глаза с пушистыми ресницами округлились, брови сделались домиком.
Посетитель сидел в приёмной агентства под названием «Ирбис», протянув ноги к печке. Перед ним была именно печка, а не камин, и её чугунная дверца излучала сухое тепло. Это было очень приятно в такой холодный осенний день, и хозяин, он же бывший следователь Пётр Андреевич Синица, взял да отворил дверцу совсем. Пламя загудело, отразившись в зеркале с деревянной рамой. Отблески заплясали на фигуре барса из бронзы на письменном столе и стёклах больших книжных шкафов, расположенных от него по левую руку. Синицинская рыжая шевелюра засветилась колдовским нимбом.
В приёмной было полутемно. Горела только настольная лампа со стеклянным зелёным абажуром.
– Подождите, Сева. Можно, я Вас Севой буду называть? Я всё-таки постарше, мне за тридцать, а Вы вместе с кем-то из маминых школьных, то есть я хочу сказать,
с детьми её школьных, МИЭМ кончали? Мама позвонила, и я время назначил. Успокойтесь! Положите вот тут на столик свой портфель и расскажите всё по порядку.
– Точно! – посетитель, прижимавший к сердцу объёмистый портфель с блестящими замками, рассеяно воззрился на свои руки, шумно вздохнул и опустил его на пол. Настоящий верзила, с широкими плечами и мощной шеей спортсмена, на голову выше своего визави, сидевшего в кресле, он был чисто выбрит и одет в добротный синий костюм. Весь его ухоженный вид, красивый галстук, даже вышеупомянутый дорогой и модный портфель совершенно не вязались с несчастным выражением длинноватого лица с крутым подбородком.
– Пётр Андреевич, тут такая петрушка. Мне двадцать шесть. У меня два друга есть. Один – Вовка, это он из МИЭМА, его мама, слава богу, меня к Вам послала, а то я… Ну да ладно. Вот. А другой – Пашка. Он сейчас за границей. С ним мы в школе учились. Ваша мама как раз в Мюнхен улетала, да… Сплошные мамы… Но с Вовкиной – тётей Ирой и Катериной Александровной всё в порядке, а у Пашки Мухаммеда мама пропала! Просто так исчезла без следа. А он в Базеле и ничего не знает ещё. А я не знаю, как быть… И объяснить даже нелегко – никто не верит. И навредить я боюсь…
Злосчастный Сева почувствовал, что запутался, и в отчаянии махнул рукой.
– Стоп, – Пётр Синица, давно переставший смеяться, приподнялся и положил руку ему на плечо, – Сева, Катерина Александровна – моя собственная мама, Ира – её подруга, мама Вашего одноклассника Вовы. А Мухаммед?
– Мухаммед – Пашка Мухаммедшин. Его мама – Эрна Александровна. Вот она и пропала. Я сейчас, Пётр Андреевич. Извините. Я уже собрался. Я расскажу.
Севка Польских и Мухаммед отучились вместе с первого по десятый. Они сидели на одной парте, делали вместе уроки, ездили к Севке на их дачу, Севкин папа брал ребят на рыбалку, возил на машине на Селигер. Пашка ночевал иногда дома у Севки и лопал там с удовольствием свежие щи с бородинским хлебом, а на второе домашние котлеты с обязательным картофельным пюре и квашеной капустой.
Младший Польских с предками был в хороших отношениях. Папа инженер-строитель и мама – заведующая районным детским садом не особенно наседали на парнишку. «Да что я там забыла в этой школе?» -говорила мама, пропуская очередное родительское собрание. Впрочем, сын вполне пристойно учился и обычно огорчений не доставлял. Севка с удовольствием смотрел по вечерам с «папкой» хоккей, помаленьку канючил, чтобы выпросить у «мамули» денежку на кино, кафе, а потом и на электронные штучки, охотно трепался на тему «а что тебе подарить на день рождения, сыночек?» или «джинсы хочешь? Пойдём, померишь!» Но с любой своей передрягой он бежал скорей к Мухаммеду.
А у Мухаммеда не было ничего. Бог ты мой, какие там квартиры-дачи-машины? Они жили в огромной коммуналке в комнатёнке, выходящей окнами во двор-колодец без единого деревца. Сразу за дверью за ширмой помещалась узкая Пашкина кровать, покрытая шотландским пледом. Над круглым столом висела лампа с вовсе уже не модным оранжевым абажуром, но маме нравилось, и она не хотела её менять. Слева всю стену занимало чёрное лакированное пианино фирмы Шрёдер и большой коричневый шкаф, слегка отодвинутый вперёд, потому что за ним мама на ночь раскладывала кресло-кровать. Пашкин велосипед висел на стене в коридоре. Там же стояли две пары лыж – до седьмого класса – мамины подлиннее, Пашины покороче, а потом уж мамины, как и были, Пашины – подлиннее.
Да, тот, кто приготовился услышать историю о родителях алкоголиках, ошибся. У «Мухаммедов», правда, не было ничего, зато у Паши была Мама.
Сева в этом доме про папу ничего не слыхал. Он с удивлением осознал, что до сих пор понятия не имеет, что у них стряслось. Были они женаты, нет ли? Если папа умер, он бы, наверно, знал. Во всяком случае, единственная роскошь в комнате – деревянные чешские застеклённые полки – принадлежала маме. В бывшем барском особняке, переделанном в доходный дом, сохранились высоченные потолки, они и позволяли иметь эти книжные трёхметровые стеллажи. Здесь в два ряда стояли диковинные книги на трёх языках. Тут можно было увидеть академические собрания сочинений классиков, поэтов серебряного века, античные трагедии, а рядом любимых маминых англичан – Диккенса, Теккерея и Шеридана, Филдинга, Мэриотта, Вальтер Скотта и Голсуорси.
Бальзак, Стендаль, Мопассан, Бомарше, Гюго и Мольер – на французском, немецкие и австрийские прозаики – на немецком, книги по истории искусств, философы, историки – Карамзин, Соловьев, Тарле, даже Иловайский в твердых хороших переплётах радовали библиофильский глаз.
Отдельно несколько полок занимали сочинения Фрейда и Юнга, Шарко и Бехтерева и многих, многих других. Тут уже полно было толстых специальных сборников – трудов Академии Наук, авторефератов диссертаций, научных статей, отчётов и докладов конференций.
Севка в детстве имел весьма отдалённое представление, чем таким занималась Пашина мама. Точно врач. Определённо, работала она одно время в больнице – когда Севин папа болел, ей звонили, спрашивали совета. Но тогда он – шалопай, подросток – мало что понимал. Папу оперировали, и вроде всё обошлось. Нет, он помнил – это были «мужские дела», потому его – мальца никто в известность ставить и не спешил. А потом настали новые времена, и Эрна Александровна стала где-то консультантом.
– Они, знаете, Пётр Андреевич, очень, очень скромно жили. Но Пашка всегда в выглаженной рубашке и брюках со стрелочками ходил. А мама его… Я Вам тут фотографии принёс, сами увидите. Только помню, однажды разговор взрослых слышал, это на выпускном было, и родители пришли нас поздравить. Она шла с букетом цветов, а в стороне целая группа из класса «А» стояла. Мы-то «бэшники» были. Да, так вот. Мужики на неё смотрят, и один говорит: «Это доктор Мухаммедшина, я её знаю. Интересно, не намазана, не расфуфырена, вовсе не красавица, а все обернулись!» А другой: «Нет, она подкрашена, но в самую меру. И одета со вкусом. Элегантная женщина!».
Он покопался в портфеле и вынул пачку фотографий, затем выбрал из них одну. На ней была изображена женщина среднего роста лет сорока пяти в светло-сером английском костюме. Не толстая, не худая. Густые пушистые слегка вьющиеся тёмные волосы с несколькими высветленными прядками аккуратно подстрижены. На ногах изящные туфельки на небольшом каблуке. В руках вместо дамской сумки – кейс. Серьги, три тоненьких цепочки на шее, что ещё? Да ничего. Ничем непримечательное лицо. Действительно, не красавица. Вот только глаза – большие, спокойные, умные совершенно медового цвета. Необычные какие глаза! Господи, и на кого-то страшно похожи!
– Так, Сева, это правильно. Вы мне обязательно о них всё подробно должны рассказать. Каждая мелочь может пригодиться. Мы потом ещё раз с помощниками к этому вернёмся, если, конечно…
– Что, Вы думаете, её нет в живых? – помертвел молодой человек и привстал со своего места.
– Да нет, господь с Вами, если она просто скоро сама не найдётся! Слушайте, мы ещё до главного не добрались. Что стряслось-то?
– Ну, понимаете, года три назад у Эрны кто-то умер и комнату ей оставил. Да не здесь, а в Питере. Вот они две эти комнаты продали, своих денег добавили, ещё призаняли и купили двухкомнатную хрущёбу. То-то радости было! Кстати, Пашка тогда уже кончил университет, у Эрны Александровны очень много работы стало, оба начали часто по командировкам ездить. Она медик, доктор наук, долго работала урологом. А потом стала специализироваться на сексопатологии. И вот, знаете, теперь я у них стал иногда ночевать, да не один… Тут такое дело. Я до сих пор с родителями живу. Мы с Зинулей решили: можно, ясное дело, снять квартиру, я хорошо зарабатываю, она тоже, но уж лучше мы подождём пару лет, а потом поженимся и свою купим. Поэтому мы откладываем.
– Сева, а Зина это…? – движением руки остановил его Пётр.
– Моя девушка, её Зина Горошек зовут. Я вижу, Вы уже улыбаетесь. Все улыбаются! Самое интересное, она, правда – горошек. Маленькая такая, мордашка круглая, но палец в рот не клади! У неё свой косметический салон, она врач-косметолог. Ну, по правде говоря, не салон, а салончик. Она там днюет и ночует, всё сама и каждую копейку для дела бережёт. Вот я Вам сейчас фотографию покажу! – Сева вытащил солидный бумажник и открыл его. На плотном кусочке фирменного картона, вставленного в пластиковое окошко, весело улыбалась очаровательная курносая девушка с великолепным цветом лица. Сева с гордостью поглядел на фото, затем бережно его спрятал и снова заговорил. – Словом, когда Мухаммедов зимой в Москве нет, мы обычно живём у них. Летом-то у Зинули дача. Сами понимаете, мы у Мухаммедов всё знаем – я и Зинуля. С другой стороны, и квартиру, когда надо, всегда на меня оставляют – цветы полить, за почтой следить ну и т. д. Ключи запасные тоже у меня. В этот раз вот что получилось: Пашка уже полгода в Швейцарии, у него отличный английский и немецкий, он там работу нашёл, у него контракт на два года. Мы договорились, что «ответственным по маме» остался я. И уж если что, Эрна сразу ко мне. С компьютером тоже я помогаю, она нормальный пользователь, но, если что посерьёзней, мне всегда звонит. И теперь я для неё должен был кое-что по статистике инсталлировать, ей для работы надо было. Ну, как всегда, условились ещё раз созвониться заранее, подтвердить, что у нас обоих нечего не изменилось. Я и звоню – никто не подходит. Домой – никого. Мобильный – не отвечает. На работе то же самое – никто ничего не знает. Коротко говоря, я обзвонился, начал очень беспокоиться и, наконец, просто сам пришёл. Ключ, как я уже сказал, у меня есть.
А дома всё в полном порядке, всё на своих местах и, как всегда, блестит и сверкает. Только видно, что цветы не поливали денёк-другой. Вот и всё. Что делать? Ну, я ушёл! – Сева замолчал и нахмурился. Пётр внимательно смотрел на него и ждал продолжения. – С тех пор прошла неделя, Пётр Андреевич! Я всех, кого мог, опросил. Сами понимаете, навёл справки, куда в таких случаях обращаются, если человек пропал. Нигде её нет, а в милиции говорят – взрослый человек имеет право Вам о своих планах не сообщать, Вы ему никто! Рано ещё подавать заявление. Вот так. Я пока Паше не звонил, потому что он… Но это другая история.
Молодой инженер торопливо рассказывал о случившемся. На его лице отражалась тревога и огорчение. Но вдруг лоб его разгладился, и на губах появилась улыбка.
– Я все – Мухаммедов, Мухаммедов. А Пашка говорил, что маму в школе дразнили по-другому. Ее там Мухой называли. И понятно – девочку как-то не с руки Мухаммедом, – поднял он глаза на Синицу и примолк.
Директор «Ирбиса» тоже помолчал. А потом кивнул.
– Хорошо, я понял, – мы сейчас паузу сделаем, так как наши с Вами сорок пять минут истекли. Я должен заняться другими неотложными делами, а с Вами дальше ребята поработают. Я у нас – «начальник конторы», а сейчас придут мои ассистенты. Они всё запишут, Вы оставите свои телефоны, и мы договоримся о следующей встрече. Да, имейте в виду, заявление в милицию у Вас всё равно не примут. Нужен запрос с работы. Ну, это мы всё позже организуем. А от Вас нам требуется сначала поручение и доверенность.
– Так, значит, – „Муха»? – переспросил Синица в заключение. – Ну что же, так дело и назовем. Внятно и лаконично. Ничего лучшего не надо.
Пётр Андреевич встал, пожал Севе Польских руку, повернулся было, чтобы уйти, как вдруг спросил.
– Ваша Зинуля какого, Вы сказали, роста?
– Я… нет, не сказал. Она маленькая очень, метр пятьдесят два, а что? – изумился Сева неожиданному повороту разговора.
– Э, разве это маленькая! Горошек, говорите? – он улыбнулся.
В это время лёгкий скрип двери и хлопанье крыльев заставили вконец растерявшегося Севу оглянуться. Из глубины приёмной к нему кто-то шёл… нет, шла! Вот же юбка.
Девочка лет десяти в клетчатом платье с белым воротником мелкими шагами направилась к нему, приветливо улыбаясь. На плече у неё, как ни в чём не бывало, сидел пёстрый попугай Лори и вертел головкой с желтым крючковатым клювом. Настольная лампа и пламя печки освещали хорошо только небольшой круг. Девочка заговорила, попугай щёлкнул клювом, крупное полено распалось с треском на угольки.
Когда Сева Польских снова повернулся, «начальник конторы», как и полагается «неуловимому сыщику», исчез. Девочка выговорила несколько слов, которых он не расслышал, но она уже стояла в круге света и протягивала ему руку. Всеволод всмотрелся. На него глядело вполне взрослое маленькое миловидное личико в облачке белокурых волос.
– Здравствуйте, я помощница Петра Андреевича Лукерья Костина, можно Луша, – услышал он.
– Лукер-р-р-рья, кр-р-р-р-асные пер-р-рья, пр-р-р-роверь, пр-р-роверррь, – вдруг отчётливо протрещал попугай и смолк.
2. Доктор Эрна Мухаммедшина. Прием
У Петра Андреевича Синицы с утра была деловая встреча, закончившаяся ко взаимному удовольствию сторон. Клиент рассыпался в благодарностях, жал ему руку и лепетал.
– Слушайте, это отлично, что Вы мне настоящее завещание нашли! Но главное, я так рад, что это не она… Это было бы для меня… ну, Вы понимаете!
И переходил на свистящий шепот. Наконец он иссяк и вручил директору «Ирбиса» гонорар. Ему непременно хотелось это сделать самому и непременно наличными. Клиент еще раз поблагодарил, раскланялся, и Петр остался один.
Он не любил возиться с дензнаками. Но ничего не поделаешь. Ему удалось только выговорить себе евро в качестве платежного средства. Теперь Синица упихивал толстый красивый конверт с тиснением и фирменным логотипом заказчика во внутренний карман пиджака. За этим занятием и застал шефа его ассистент Олег Майский, пришедший обсудить текущие дела и распоряжения.
– Петрус, что там у тебя? Не влезает? Так засунь в стол!
– Шалишь, в стол. Тогда уж в сейф, но вообще ты прав, какая-то ерунда. Это мы денежку за дело о завещании для Коростылева получили. И раз ты здесь, то положи, пожалуйста, весь «миллион» на валютный счет конторы. Сам Коростылев еще приглашает нашу бражку в Зеленоград на дегустацию.
– Хорошее дело! – одобрил его слова Майский. – Приятно иметь дело с ресторатором. Это тебе не сексопатолог.
– Ты хочешь сказать, от сексопатолога дегустаций не дождешься? Можно попробовать, если ты настаиваешь, только вопрос в том, что именно. Олег покраснел как девушка, замахал руками и Синица, смеясь, замолчал. Тогда Майский снова заговорил.
– Кстати, шеф, как я понял, мы за дело этого Севы беремся без разговоров. Он же «блатной»! Его к тебе знакомые послали?
– Ты что это придираешься с утра? – удивился Синица.
– Луша вчера закинула невод и не нашла на него ничего. У нас нет на этого Севу никаких противопоказаний. И знакомым помочь тоже святое дело! А то сразу – блатной!
– Петя, я шучу. Я что хотел сказать: я все кивал с умным видом, когда мы это дело между собой предварительно обсуждали. Ты тоже сейчас веселишься как знаток. А я, честно говоря, понятия не имею, что делает такой врач. Как он работала, эта Эрна?
Крупный мужчина в светлом плаще подошёл к неприметному серому дому, толкнул тяжёлую дверь, вошёл в вестибюль и оглянулся.
«Тут должен быть вахтёр. Или, или регистратура. Это поликлиника, в конце концов, или… Опять – или. Заклинило меня на этом «или»! А потому что нервничаю. И стесняюсь безумно. Как я ей расскажу? Господи, да ещё женщина! Хорошо, хоть не молоденькая… Костя сказал, ей должно быть за сорок. Он откуда-то её давно знает. Э, стой! Вот сразу два лифта, а рядом таблички. Ага: «Консультация «Ариадна». Доктор медицинских наук Э. А. Мухаммедшина. Третий этаж. Он вызвал лифт. Где-то наверху закряхтело, и мужчина в ожидании кабины постарался взять себя в руки. Он снял большие роговые очки и протёр стёкла.
В сыроватом пустом вестибюле было пусто, чисто и тихо. Суматошный сентябрьский осенний день, ветреный и промозглый, с бесконечными телефонными звонками, расписанием занятий, обсуждением «нагрузки» преподавателей, конференций, диссертаций подчинённых и результатов зачисления студентов на первый курс остался, наконец, позади. Он пригладил седоватый ёжик волос над выпуклым лбом и скомандовал своему лицу принять независимое и спокойное выражение. Из лифта он вышел уже решительным шагом, откинув голову назад.
Перед дверью с табличкой «Ариадна» мужчина остановился, достал конверт, на котором наискось синим фломастером была начертана цифра семь, опустил в прорезь на манер почтового ящика и позвонил.
Через несколько минут дверь отворилась. Пожилая маленькая медсестра поздоровалась и, ни о чём не спрашивая, проводила его в небольшую комнатку-предбанник, в которой кроме стула, вешалки, откидного пюпитра для письма и ещё одной двери напротив не было ничего.
– Раздевайтесь, пожалуйста, и подождите. Вас вызовут, – вымолвила она и оставила его одного. Щёлкнул замок.
– Эрна Александровна, Вы просили напомнить!
Ладный брюнет небольшого роста вошёл в кабинет и затворил за собой дверь. Женщина, сидевшая в глубине комнаты за письменным столом, оторвала глаза от компьютера. Над дверью на небольшом табло высветился номер шесть.
– Да, Эдик?
– Я говорю, Вы просили напомнить про «седьмого». Он пришёл, это тот самый ректор от Константина Антоновича. Сейчас у Вас «повторница» девушка, а потом он.
– Эдик, ты с ума сошёл! Ты бы ещё его по имени отчеству назвал! Ради бога – полная анонимность!
– Да я его и ведать не ведаю – имени-отчества. Надо же мне пациента как-нибудь назвать? Константин Антоныч тогда при мне Вас просил, вот я и… да Вы не беспокойтесь! Его сестра в «одиночку» проводила. Оттуда он прямо к Вам.
– Хорошо. Пусть заполнит опросный лист и выберет себе имя. А мы с тобой после «шестой» делаем перекур. Скажи Рае – мне чай и бутерброд с сыром. Ну и себе…
Эдик, молодой практикант, окончивший недавно ординатуру, растворился за одной из дверей, ведущий в просторный кабинет, а Эрна Мухаммедшина на минуту прикрыла глаза.
«Что-то сегодня голова чумная. Болит? Нет, скорее, кружится. И устала. Ну, ничего. Ещё только три человека. Из них два «повторника». С ними всегда легче. Последний – вообще одно удовольствие, у него всё налаживается, в следующий раз пусть приходят вдвоём, и вообще сделаем перерыв! И «шестая» – тоже не страшно.»
Эрна щёлкнула мышкой, проглядела пару таблиц и удовлетворённо вздохнула.
– Так, эта даже под своим настоящим именем, зовут Ритой, не стесняется, значит уже полдела.
Эрна нажала кнопку, табло засветилось зелёным цветом: «следующий!», и в комнату, улыбаясь, вошла тоненькая девушка в джинсах.
3. Свидетельница Зина Горошек
– Севочка, я доехала до Чистых прудов и вышла. Что? Нет на трамвае, мне так удобней, а теперь куда? Хорошо, я заворачиваю. Это – какая? Бывшая «Чернышевского»? Надо улицу перейти? Ох, здесь такое движение! Ты, главное, мне скажи, когда в переулок. Нет, Маросейку я хорошо знаю, она и была Маросейкой. Как, забыла? Это ты забыл, мы же здесь поблизости жили, когда я маленькая была. Подожди, вот и магазин. А потом? Два раза налево? – Очень хорошенькая девушка в яркой красной куртке и чёрных брюках, прижимая к ушку рукой в замшевой перчатке мобильный, быстро шла по узкому переулку. Она свернула во двор, пересекла его и опять завернула налево за облезлый и грязный флигель. – Ой, Севочка, я нашла! Да какой там адрес! Это просто теремок, почему ты мне не рассказал? Ладно, мы с тобой позже поговорим. Я уже звоню, пока!
С этими словами она выключила и сунула в сумку телефон, взбежала на высокое крыльцо и позвонила в дверь с вывеской: «Агентство Ирбис».
Домик, перед которым стояла Зина Горошек, был и вправду достоин упоминания. Теремок не теремок, но как же это он уцелел в современной Москве? Двухэтажный дом, как прежде говорили, стоял на подклети. К единственной входной двери фасада вели целых десять ступенек. Добротное кирпичное крыльцо, дубовая дверь, аккуратно оштукатуренные стены, а пуще всего двускатная черепичная крыша делали его похожим на уютный жилой особняк. Под крышей имелись два окна, забранные красивой узорной решёткой. И Зина подумала, что «домик – крошечка, наверное, вполне вместительный, несмотря на свои размеры. Любопытно, живут тут или работают?»
Прошло минуты две. Наконец входная дверь зажужжала и отворилась. Зина вошла в прихожую и толкнула ещё одну дверь.
Большая комната, открывшаяся перед ней, ничем не напоминала ни гостиную, ни избушку на курьих ножках. В ней стояли три письменных стола: один побольше и два поменьше. Всё остальное – удобные стулья, кресла для посетителей, книжные шкафы светлого дерева, – выглядело тоже вполне обычно. Только вместо фронтальной стены взгляд упирался в большие плотные шторы из толстого гардинного полотна, опускавшиеся от пола до потолка.
«Ой, нет. Не так уж и обычно!» Около самого большого из столов, украшенного бронзовыми фигурами животных, располагалась настоящая голландская печь, облицованная бело-голубыми изразцами. В верхней её части в нише лежали напиленные полешки, а на полке пониже булькал большой пузатый чайник с деревянной ручкой. Перед печкой был прибит к полу лист металла, отливающий красной медью.
Зина перевела глаза на стену. Там висело несколько портретов. Мужчина и женщина средних лет, держащиеся за руки. На заднем плане горы с языками снежников на хребтах. Рядом лошади под седлом -каурая и гнедой. Пониже – девушка в белом халате немного постарше Зинули. Рыжеватые волосы забраны под докторскую шапочку. В центре же прямо над столом в матовой металлической раме помещался портрет собаки – крупной серой с белым лайки с голубыми глазами. Под портретом висел пергамент, на котором китайской тушью была выполнена кисточкой какая-то надпись.
Зина подошла ближе. «Детективное агентство «Ирбис», – прочла она. До назначенного времени оставалось три минуты. Комната была пуста, однако…
«Кто-то ведь впустил меня» – подумала девушка и сказала в эту пустоту:
– Здравствуйте, я пришла по вызову Петра Андреевича. Моя фамилия Горошек. Через три, вернее, две минуты двадцать секунд будет точно шесть пятнадцать, когда я должна…
– Зинаида Михайловна, здравствуйте и садитесь. Спасибо, что Вы так точны. Извините нас, пожалуйста. Я спускаюсь, я иду, я уже здесь! Услышала она голос, раздавшийся откуда-то сверху. Шторы с лёгким шорохом раздвинулись, образовав метровую щель, и она увидела лестницу, уходящую на антресоли, и спускающегося с неё человека.
«Нет, это не может быть шеф, сам Пётр Андреич! Сева сказал, он молодой и рыжий. А этот… чёрт знает, есть ему пятьдесят или поменьше, но уж ничего рыжего тут не ночевало!»
Худой довольно высокий мужчина был лыс как биллиардный шар. Он был одет в синие джинсы, клетчатую рубашку и вязанный красный джемпер. Его живые тёмные глаза за стёклами очков приветливо улыбались. Когда он подошёл, Зина поколебалась, но на всякий случай спросила.
– Пётр Андреевич?
– Нет, конечно. Я его помощник, второй ассистент. Я, вообще говоря, биохимик. Тут у нас и лаборатория есть. Мы экспресс-анализы сами делаем. А если уж что-то сложное, то… Ох, что это я Вам голову морочу? Пётр Андреевич подъезжает, он уже на Земляном. Вы понимаете, Зинаида Михайловна, мы всё делаем вместе, то есть общие вещи каждый должен уметь. Мы друг друга заменяем, если надо, но у нас и специфика своя, а то как же! Я, например, на трапеции не умею. Или там жонгляж… А Луша, та в газовой хроматографии ничего не смыслит или… Да что там, она и с бинокуляром обращаться не обучалась, не то, что с электронным микроскопом!
Зина слушала, не перебивая, эту необыкновенную тираду. А «биохимик», тем временем, подвёл её к письменному столу поменьше.
– Зинаида Михайловна, это мой. Мы с Вами сейчас заведём на Вас карточку.
Он отомкнул ящик и достал ноутбук, и тогда Зина осознала, что на столах нет привычных глазу компьютеров.
– Простите, как Вас зовут? Вы меня величаете по имени отчеству, а я даже и обратиться к Вам не могу.
– Что я за рассеянный жук! Даже не представился. Меня зовут Олег. Олег Майский.
– Разве бывают рассеянные жуки?
– Так, видите ли, моя фамилия…
– Ох, как это я сразу не догадалась? Но у меня в голове возник только месяц май. Значит, Олег… Ну так вы меня, пожалуйста, тоже Зиной зовите, а то я не привыкла. Да, Олег, а как же Вы меня просто так впустили? У вас тут никакого мужичка с кобурой не видно. Даже консьержки, и той не завели!
– Бездельников не к чему плодить. Я сказал уже – мы всё сами. Зиночка, всех секретов я Вам всё равно не открою. Но «просто так» сюда к нам войти нельзя. Вы пока мне на слово поверьте, хорошо? Майский включил ноутбук в сеть. Его пальцы забегали по клавиатуре. На экране появилась… Зинина фотография и надпись: Зинаида Михайловна Горошек. А под ней большая таблица.
– Это… Олег! – воскликнула Зина, – я Вас вижу впервые в жизни, я здесь никогда не была, так откуда тогда вот… вот… – Руки Зины были заняты сумкой и телефоном. Она зачем-то его из нее достала по рассеянности, и как раз собиралась снова туда сунуть. Поэтому на своё изображение, таинственным образом возникшее на дисплее, она возмущённо указывала подбородком. И так как Майский, несколько озадаченный её энергичным протестом, улыбаясь, молчал, продолжила с не меньшей эмоциональностью. – Вы что же, следите уже за нами? Или только за мной одной?
– Что Вы, Зиночка! Не сердитесь. Ну, какая, к дьяволу, слежка? Посмотрите, ведь это фотография, которою Ваш Сева носит с собой. Мы её сканировали и ввели всюду, куда требуется. Поймите, вот придёт к нам девушка и скажет, что она Зина. Как мне это проверить? А бывают всякие варианты. Да и, как Вы убедились, входное устройство тоже правильно сработало. Я дал ему команду впустить Зину Горошек, и Вы вошли!
– Уф! Извините. Очень уж вышло неожиданно. Я до сих пор никакого опыта, никаких контактов с такими делами… С пропажами, розыском, детективами никогда дела не имела. Я ведь не из пугливых. Только… Да ладно, чепуха, давайте работать, – с облегчением рассмеялась Зиночка и уселась рядом с компьютером.
– Вот и хорошо. Это я виноват, не предупредил, – добродушно развёл руками Олег. – Мы сейчас всё, что нужно внесём, а тем временем шеф прибудет. Тогда чай будем пить. Чайник готов, я сейчас заварю, и Луша придёт! У нас земляничное варение есть, пахнет офигительно!
– У Вас и так тут пахнет необычно… и впрямь теремок, даром, что с виду контора как контора. Чем это…? Знаете, просто опасно, можно расслабиться, так и контроль над собой потеряешь!
– Не пугайтесь, это травами пахнет, ну и печкой. Я травы разные собираю. А теперь серьёзно! Зиночка, я Вам буду задавать вопросы. Но Вы совершенно не обязаны отвечать. Процедура такая – Вы сначала принимаете решение, отвечать или нет. И единственная просьба – если согласны, то говорите правду.
– А если не согласна?
– Вы так и скажете, а я в таблицу внесу. Для этого есть коды, например, «БК», что значит, без комментариев, затем «НС»– нет сведений, ну и т. д. Вы готовы? Тогда начали.
Зинуля быстро и толково отвечала про «год рождения-профессию-образование» и прочее. Но порой она энергично качала головой, разводила руками или пожимала плечами, и тогда в таблице появлялись прочерки, БК и НС.
Минут через десять всё из-за тех же штор в комнату один за другим вошли рыжий и весёлый Пётр Андреевич и крошечная Луша. За окнами совсем стемнело. В удивительной «конторе» под завыванье осеннего ветра сделалось необыкновенно уютно. Когда таблица была закончена, трое соратников объявили, что всё готово, и все они вместе сейчас отправятся за таинственную занавесь пить чай, а потом уж Пётр Андреевич собственной персоной побеседует с Зиночкой о пропавшей Эрне Мухаммедшиной1.
Из-за штор, между тем, слышалось порой тихое бормотание, пощёлкивание, свирестение, а то и поскрипывание дерева, и бульканье ручейка.
«Что бы это могло означать?» – пронеслось в голове девушки. – «Где-нибудь в другом месте я подумала бы про «экологическую» музыку» – звуки леса, успокаивающие нервы. Но здесь…»
И когда перед ней совершенно бесшумно, словно из ничего появилась вдруг большая пушистая японская лайка с голубыми глазами, широкой грудью и мощными лапами и ткнулась влажным носом в её левую руку, Зина уже даже не удивилась.
4. Эрна Мухаммедшина продолжает прием
– Здравствуйте, садитесь, пожалуйста. Меня зовут Эрна Александровна. Где Вам удобнее? Осмотритесь и выбирайте не спеша. У нас с Вами будет неторопливый разговор. Мне надо, чтобы Вы себя чувствовали комфортно.
– Здравствуйте, доктор. – Пациент, несмотря на все принятые здравые решения, заметно спал с лица. Он остановился посередине просторного помещения, не зная, куда девать руки, и огляделся.
– Я врач, да ещё с большим клиническим опытом, это верно. Но сейчас я буду для Вас не доктор, а консультант. Если потребуется осмотр, мы это устроим. А сначала я должна разобраться. Смотрите, Вы можете просто сесть со мною за стол. Другой вариант – Вы садитесь в кресло за ширмой, так что мы друг друга не будем видеть. Иногда так легче рассказывать о себе. А ещё Вы можете прилечь на кушетку. У меня тут есть подушки на любой вкус. Свет тоже – яркий или нет, как прикажете… Кстати, как мне Вас называть, Вы уже выбрали? Вы же заполнили наш вопросник?
