Ан Ци
Серебряная куница с крыльями филина
– Ну, слушайте! Человека, известного нам под именем Степана Найденова, на самом деле звали Карл де Коссе! Покойный полковник был младшим братом отца Эрны Мухаммедшиной! Таким образом, тайный Эрнин враг приходился ей родным дядей. И значит, загадка решена!
Несколько секунд стояла тишина, а потом ирбисовцы загалдели все сразу. И тут настала очередь Милы ничего не понимать. Они, перекрикивая друг друга, стремились поскорее узнать, откуда взялся вдруг младший де Коссе. Совсем недавно все были убеждены, что от семьи барона никого не осталось. Да, был младший брат. Гораздо моложе самого барона. Но он.
– Ох, постойте, – хлопнула по столу ладошкой Луша, – младший брат, совсем мальчик, пропал без вести во время войны. Никто не сомневался, что он погиб! Выходит.
– Вот именно, как раз это самое и выходит, – кивнул головой Синица и поощрительно улыбнулся девушке. – Дело было так.
…– Посмотри, дом № 54 всё ещё стоит, а от дома № 35 остался только остов, он полностью разрушен, а балкон так и висит. Жители копаются в обломках. Мемориальную церковь Кайзера Вильгельма разбомбили. Зоопарк и вокзал – тоже. А на Фриденау и на окраине пока всё цело. Почти всё.
Двое офицеров быстрым шагом шли по улице в сопровождении своих ординарцев. Они получили задание завтра выехать из поверженной немецкой столицы и направлялись на ночлег с намерением хорошенько выспаться, отдохнуть, а потом рано утром двинуться в Штутгарт.
– В доме, куда мы идём, наши основательно пограбили. Утащили все часы, даже наружные с фронтона. В сейф стреляли, весь выстрелами изрешетили. Но теперь дом привели в порядок и превратили в небольшую гостиницу. Чисто и удобно. А вообще здесь постепенно жизнь возвращается. Идёт «Трёхгрошовая опера» с Кейт Куль. Театр «Фемина» на Моллендорф-плац ставит «Мою сестру Эйлин». Жалко времени нет, могли бы сходить. Ведь мы только переночуем, а завтра в путь, – заметил старший.
– Вы, капитан, на гражданке где служили?
– Я строитель. Специалист по разъёмным мостам. Очень был востребован поначалу.
– Тут, знаете, тоже для строителя работы хватает, – усмехнулся собеседник, кивнув на окружающие их руины.
Странная картина представилась бы современному наблюдателю, если б таковой мог хоть краем глаза взглянуть на красу и гордость гитлеровского рейха. Чтобы передвигаться из города в город в оккупированной Германии зимой 1945 года, необходимо было иметь либо пропуск, либо командировочное удостоверение.
«От города осталась только оболочка, уродливая, покрытая рубцами, заполненная людьми, с побитым видом бродившими между развалин. Они низко опускали головы, чтобы скрыть ненависть, горевшую в глазах. Повсюду женщины расчищали завалы. Они аккуратно складывали кирпич, наводя в хаосе разрухи порядок. Мне часто такое приходилось видеть в Италии, но там беспорядочно расчищали дороги. А в Германии складывалось отчётливое впечатление, что каждый кирпич сберегается на будущее, чтобы выстроить новый рейх», – писал позже о Берлине не особенно доброжелательный очевидец.
Прохожие, завидев военных в форме армий-победительниц, вели себя по-разному. Одни отворачивались, стараясь проскочить мимо поскорее, другие бормотали им вслед что-то на берлинском сленге, а иногда кланялись, стараясь придать правдоподобие маске почтительности на лице.
У Бранденбургских ворот раскинулся чёрный рынок. Там можно было поменять, скажем, американские армейские сигареты на свежее мясо, спиртное – на драгоценную морковь, лук и целую буханку настоящего немецкого хлеба. Офицеры обменялись взглядами, младший слегка помедлил, прикидывая, не добавить ли что-нибудь к столу. Но его товарищ сказал.
– Не стоит. Тут совсем близко, мы почти пришли.
И они поспешили мимо, предвкушая предстоящий отдых и ночлег.
Наутро офицеры раздобыли джип и отправились в путь. Дорога была пустынной. По обе её стороны стояли густые сосновые леса. Холод, металлическое зимнее небо, зловещая тишина не особенно располагали к беседе. Все трое – офицеры и водитель были хорошо вооружены, и все же им было неуютно. И они ехали быстро, сбрасывая скорость только у бомбовых воронок. Но поездка благополучно шла без происшествий, пока мотор вдруг не зачихал.
– Ох, только бы пронесло! Подморозило не на шутку. Если, борони боже, тут заглохнем, не заведусь! – чертыхнулся шофер.
– Не каркай, сержант, – оборвал его старший – бритоголовый щеголеватый майор, – газуй, давай, доберёмся. Погоди, а что там впереди? – вгляделся он.
– Между ветвями мелькает – не поймёшь! Остановиться, карту поглядеть… Скоро должна быть переправа.
– Во, я и говорю. Тут как раз и жди фашистских подарочков. Мину, где пришпандорят, или засаду какие-нибудь недобитки заделают… А война кончилась, так и помирать неохота! Глянько, да там вода!
Действительно, прямо за поворотом вдруг открылась водная протока с неожиданно сильным течением под тонким льдом, кое-где около берегов схватившим её поверхность. Через неё был перекинут на удивление полностью сохранившийся мост, закрывавший им в этот момент обзор.
– Видишь, сержант, нам и мосток приготовили. А ты боялся! – хохотнул капитан, желая подбодрить хандрившего шофёра
– Да когда ж я боялся, обижаете, товарищ капитан. У меня «Красная звезда» и «За отвагу», а Вы говорите… А просто примета плохая – мы седни два раза вертались, и птаха в горницу залетела. Я и говорю – пути не будет. А так, я ж пулемётчиком два года на Белорусском оттрубил, а это не…
– Прекратить пререкания, смотреть за дорогой, разговорчики! – прикрикнул майор и вдруг, словно в ответ на его слова из-за моста раздались одиночные выстрелы. Следом выскочили какие-то фигурки -несколько человек, и бросились к машине. В руках у одного из них был автомат, а у других…
– Мальчишки, «Гитлерюгенд»! Давай, ребята, вперёд, задавим! – орал майор.
Машина затормозила, они выскочили и начали азартно отстреливаться. И тут: «Осторожно, у них гранаты! Ложись!» – гаркнул капитан и прыгнул в сторону в кювет, толкнув туда же сержанта. Следом раздался оглушительный взрыв.
Когда они в саже и ссадинах снова выбрались на дорогу и убедились, что целы, офицеры огляделись, ища незадачливых защитником моста.
– Смотри-ка, все полегли. Одного я сам их своего Вальтера, а другие…
– Того, что слева, – указал на парня постарше, лет семнадцати, майор, – я срезал, а другие два сами подорвались. Ничего ж не умеют.
– Товарищ майор, а один жив. Глядите сами. Желторотый совсем. Его царапнуло и ещё оглушило. Контузия, видать.
Майор нагнулся. Перед ним лежал красивый юноша, совсем мальчик, лет четырнадцати, наверное. Худенькое тело неловко вытянулось, на порванном рукаве виднелась кровь. Он был без сознания, но дышал и никаких видимых повреждений не имел.
– Не ранен, вроде. Очухается. Хотя, постойте, на шее тоже кровь. Может, пуля?
Он расстегнул воротник мальчишки. Нет, это просто ссадина от цепочки.
– Фашисты, даже молодые, вроде, креста не носят! – удивился капитан и тоже наклонился.
– А, это медальон. Наверно, с портретом его зазнобы. Ну-ка, сейчас посмотрим.
С этими словами он расстегнул и стянул цепочку и открыл крышку медальона.
Перед ним была изящно выполненная цветная миниатюра. Красивое спокойное женское лицо с высоко уложенными пышными светлыми волосами поражало сходством с его владельцем.
– Не, это не зазноба, – шофер заглянул через плечо капитана и покачал головой – мать, небось. Глазищи какие синие!
Капитан защёлкнул увесистый золотой замочек. Он хотел сунуть уже трофей в полевую сумку, как вдруг майор спросил.
– А что это за чудо-юдо такое? Гляньте. Да вот, на крышке! Не то зверь, не то птица?
Все трое всмотрелись. Действительно, на ней ювелир изобразил диковинное создание. Хорёк, – предположил капитан.
– А может, соболь? Для песца маловат, на лисицу не похож…
– Куница это, вот что б мне ни дна – ни покрышки! Я ж охотник! Куница, туды её в качель! – заволновался шофёр и ударил себя кулаком в грудь для пущей убедительности.
– Одного не пойму, пошто у ей крылья? Из-за спины зверька виднелись большие искусно выгравированные крылья.
– Э, «пошто-пошто»! Мало ли фокусов у этих буржуев! Нам какое дело. Ты вот лучше скажи, раз такой умный, а крылья чьи? – осклабился капитан.
– А и скажу! Сейчас… – сержант покрутил золотую вещицу, прищурился и кивнул. – Это мастер делал. Всё в подробности у животины прописал, и пёрья тож. Про крылья я разобрал. Филина – это крылья.
И, глядя на недоверчивые лица офицеров, уверенно повторил.
– Можете не сумлеваться. Я этих филинов… Филина крылья. Больше некому и быть.
Майор в ответ пожал плечами: «Ну и ладно. Нам один хрен, сова там или филин. Ты иди-ка, займись машиной».
И когда тот отошёл, негромко сказал с задумчивым выражением.
– Посмотрите-ка на парнишку. Мне кажется, подходящий! – наморщил он лоб и повернулся к капитану.
– Вполне можно попробовать. А не подойдёт, снова съездим. Время у нас есть. Но, похоже, это просто удача.
– А, была – не была! – решительно добавил майор спустя минуту.
– Ну что, машина на ходу? – строго спросил он у вытянувшегося сержанта.
– Всё в ажуре! – отрапортовал тот, вопросительно глядя на командира. Он не рискнул, однако, больше панибратски болтать, пользуясь обычной привилегией фронтовых шофёров.
– Забираем пленного. Назад в Берлин! – скомандовал тот и через четверть часа два офицера в форме НКВД вместе со своим нежданным трофеем уже мчались назад по заснеженной дороге.
Мила нашла доказательства, что этот подросток из Гитлерюгенд и был младший брат борона, сбежавший от родных. Он был германофилом и боготворил немецкую историю и военную мощь. А они придерживались совсем других убеждений.
Дальше вот что получилось. Парнишку подлечили и побеседовали с ним. Очень доходчиво побеседовали – это энкаведешники умели. А потом отдали в разведшколу в советской оккупационной зоне, откуда он по истечении солидного времени вышел убежденным коммунистом. Карл де Коссе больше не существовал. Появился Степан Найденов. Что и говорить, не многое пришлось и менять. И надо сказать, ему по-своему повезло, что его тогда вербовщики подобрали. Скорее всего, он сгинул бы без следа.
Нетрудно представить, а то почитать или посмотреть, что тогда творилось со страной. Историки говорят – она лежала в руинах. Но не только. Нет, привычная формулировка была такая: «Германия перестала существовать!» Даже если б он захотел, сохранил прежние иллюзии, куда было бы ему бежать?
Парень рос, его детство забывалась мало-помалу, казалась странным сном. Он старался о нем вообще не думать – это было опасно. А настоящее. Что же, настоящее неплохо отвечало его натуре. Он был военная косточка, человек, из которого что не лепи, все равно выйдет офицер. А разведчик? Так это еще лучше!
Кто он такой, вернее кем был раньше, знали считанные люди. Судя по материалам его дела, юноше об этом не напоминали. Но могли напомнить! Большое преимущество – держать человека всю жизнь на крючке, для тех, кто понимает.
Найденов сделался образцовым офицером. Он был прирожденный военным, как уже говорилось. Поэтому по службе продвигался быстро и хорошо. Блестящий немецкий, конечно, для его работы был просто неоценим. А когда окончательно оформилось послевоенное противостояние, холодная война набрала обороты, разведчик Найденов перешел на нелегальное положение. И однажды в городе Ульме объявился знаток скаковых лошадей Петер Киршнер, владелец конезавода и торговец лошадьми.
К счастью, все это – дела далекого прошлого. У нас рассекречивают что бы то ни было очень неохотно, но пятьдесят лет, что ни говори, срок солидный. Еще одна удача – недолгий период свободы, почти анархии Ельцинских времен. Нашлись тогда люди в разных странах – историки и нет – приехавшие в Москву, чтобы поработать в архивах. Они многое разыскали, скопировали и увезли с собой. И когда наша умница Темочкина поняла, что нащупала необычную, просто авантюрную историю, она связалась с коллегами из Германии и Англии. И узнала от них, как сложилась судьба молодого Киршнера в последующие несколько лет, – рассказывал Синица.
В этом случае помогло то, что он, как видно, не был создан для оперативной работы. Его раскололи. Киршнер много ездил по стране будто бы по делам. У него водились деньги. Он проявлял интерес к таким сведениям и искал знакомства с такими людьми, что довольно быстро вызвал подозрения у контрразведчиков-американцев. Тогда его повели, а он ничего не заметил.
Ну а у штатников дело поставлено так. Есть определенный узаконенный срок рассекречивания подобной информации, который давно истек. Поэтому теперь не составило труда прочитать рапорты тогдашнего резидента. И вот – обратите внимание – Киршнер за время пребывания в ставшей уже «Западной» Германии ни разу не выезжает из страны. Но в донесениях агентов, наблюдавших за ним, встречается целых три упоминание об Эльзасе и городе Кольмар. Эльзас стал снова французским сразу, как только выгнали гитлеровцев. Киршнер наводит справки, а источник, тогда уже точно знающий, что он шпион, искренне недоумевает. Что может интересовать советскую разведку в имении барона де Коссе?
Не было ли в фамильной резиденции барона секретной лаборатории, работавшей на немцев? Что там скрывается – склад оружия, эвакуированный военный архив? Чем занимался сам барон во время войны? – спрашивает себя и начальство один из авторов.
Этот вопрос не оставили без внимания. Было произведено дознание. В результате американцы выяснили, что барон – летчик, французский офицер, сражавшийся героически в армии союзников. Он жив, здоров, он состоятельный человек. Его небольшое имение в полном порядке и вне подозрений. Обо всем этом составлена подробная справка, которую и подкололи к вышеуказанному отчету в качестве ответа.
Американцы больше не пишут ни слова об этом деле. Самого фигуранта вовсе пока не собирались арестовать. Они хотели продолжить наблюдение. В материалах о Киршнере есть радиоперехваты, агентурные сведения, результаты допросов перебежчиков. Судя по всему, в его задачу входило отыскивать законсервированных агентов. Еще некоторое время его дело продолжало пополняться, но вскоре закрылось. Что же произошло?
Киршнер, разоблаченный противником разведчик, вовсе не сгорел. Его вели, но его быстро, хоть и безо всяких репрессий и последствий, отозвали свои. Может, они все заметили и просчитали? Нет, ларчик открывался совсем иначе. На Киршнера поступил донос. На этот раз его автором был и вправду не вымышленный, а всамделишный немецкий коммунист. Помощник Найденова Цишке – бухгалтер и шофер, возивший своего шефа и выполнявший его конфиденциальные поручения, писал.
«Нижеследующим ставлю Вас в известность, что получил от командира задание, которое считаю подозрительным. Я должен был выехать в Эльзас, город Кальмар и, не привлекая к себе внимания, собрать информацию о семье барона де Коссе. Я выполнил это поручение. Из всей этой семьи в живых остался только старший сын Эрнестус. Он сражался с немецко-фашистскими захватчиками. А после победы однажды даже был в Москве как гость.
Мне рассказали о странных слухах, ходивших об этом человеке. Я применил нужные средства – вокруг большая бедность – и узнал следующее. В сорок пятом году барон приехал в имение с молодой русской военной переводчицей и женился на ней. Имя этой женщины теперь – баронесса Кира де Коссе. После венчания переводчица лейтенант советской армии – отбыла обратно. Священник полагает – в Москву.
Я вернулся. Я сообщил командиру, все, что узнал. А вечером, как всегда, получил материалы для кодирования и радиопередачи в Центр. В них не было ни слова о моих донесениях. Поэтому я считаю своим прямым партийным долгом сообщить Вам о своих сомнениях».
Найденова отозвали. Как его не посадили и почему, об этом можно только гадать. Наверно, он мог бежать. Но даже не пытался.
Чего он ждал? Какие выводы сделал из того, что услышал от Цишке -доносчика? Это останется его тайной навсегда. Зато, несомненно – он знал о браке своего брата. И выследил Киру-переводчицу.
Петр поднялся со стула, подошел к окну и отворил форточку. Он схватился было за свою трубку, но передумал. Времена изменились. Лет десять назад в комнате было бы страшно накурено. А теперь у них с этим дело идет упорная борьба под ковром. Он сам на собраниях группы никогда не курит и не дает другим.
Было тихо. Первой нарушила молчание Луша.
– Ну что же, вот и стали понятны мотивы Найденова. Он разрывался между чувством долга и желанием разведать что-нибудь о семье. По-видимому, женитьба брата пришлась ему не по вкусу. И пусть он сам не пытался доказывать свои права и искать родных, у него возникло чувство горечи и протеста.
– Точно, Лу права, – подхватил Майский ее мысль и продолжил. – Вот представьте. Сам Карл де Коссе, он же Найденов, не может, да и не хочет возвращаться в родные пенаты. Однако, он очень молод. Гораздо моложе старшего брата. Возможно, он тешил себя надеждой, когда-нибудь взять, да захотеть. Но нет! С появлением этой женщины, да еще из его собственного лагеря – ведь она тоже советский офицер – эти мысли сделались совсем нереальны.
– Нет, ребята. Не стоит и пытаться. Нам этого не узнать. Такая варварская ломка была у человека. Подумайте, он успел мальчишкой сбежать из дома, побыл восторженным гитлеровцем, потом сделался безупречным грушником, каким и остался до конца жизни. Он, этот Найденов, возможно, думал, что близкие никогда не простили бы его. Они равным образом не приняли б ни фашиста, ни коммуниста. И вдруг – вот те на – женой его брата стала советская переводчица. Я думаю, бес толку спрашивать сейчас, что там произошло в его бедной голове! -вздохнул Володя Расторгуев.
– Да, человек – сложное животное. Немало таких, что не знают полутонов. Одни меняют убеждения. И всей душой ненавидят прежних идолов. Другие. Ну, да о чем это я! Нам важно, что мы теперь можем ответить на главные вопросы. Не только, кто тайный враг, но и почему.
Итак, этот Найденов был братом мужа Киры и дядей Эрны, и сам хорошо об этом знал. Он стал их врагом. Мешал им, отравлял жизнь, а позже вдруг уверовал и раскаялся. Я думаю, дело Мухи на этом можно, наконец, с чистой совестью закрыть! Осталась приятная обязанность сказать от души спасибо тому, кому мы этим обязаны.– С видимым удовольствием пробасил Синица, поднялся со своего места и торжественно пожал руку Милы Темочкиной, щеки которой сделались пунцовыми от смущения.
46. Убийственно комфортабельный поезд
Долгая зима выдалась в этом году. Ранняя, северная зима! Уже в сентябре было холодно и сухо. И снег падал раза два, да не осенний – пополам с дождем, а какой-то колючий, с серьезными намерениями такой! Он хотел бы остаться. Но все-таки еще не сумел.
Всю осень он собирался с силами. Дождавшись ноября, снег выпал однажды ночью и укрыл город толстой пеленой, пока все еще спали. И утром, когда подморозило вдобавок, с ним было уже не справиться. Он больше уж не ушел. Конечно, люди расчистили себе дорожки машинами. Они оставляли и свои следы на его полях. Животные – городские ушлые собаки, бродячие кошки, даже птицы писали лапками на его страницах свою хитрую, им одним понятную повесть. Но снег был сильнее. Росли сугробы, давно невиданная устойчивая зимняя погода приносила то красивые белые хлопья, а то поземку. А ближе к Рождеству, когда темнеет так рано, а рассветает поздно, взрослые задумчиво поглядывают на елочные игрушки и подумывают, не купить ли вот этих золотых шишечек, или лучше блестящий синий шарик с морозным серебром, а дети прозрачно намекают на подарки, вечером часов около семи ударил настоящий мороз.
Ирбисовцы расположились у печки, собираясь получить полное удовольствие от жизни. Была пятница, тетя Муся вручила каждому в подарок связанные крючком из деревенской шерсти толстые носки, и они тут же их надели. А у нее на плечах расположилась, свесив лапки, белоснежная кошка. Тетя Муся погладила свой живой пушистый воротник, поправила очки на носу и подняла голову от журнала.
– Я думаю, надо мне для Снежаны родословную написать и на стенку повесить. Шутка ли, моя Святая Бирма была выведена в монастыре и, после скрещивания с турецкой белой ангорской.
– Да нет, тетя Мусечка, это все легенда. Персидскую скрестили с Сиамской специалисты. Они так получили новую линию. И только с пятидесятых годов прошлого века ее считают стабильной и пригодной для разведения. Никаких монастырей! – возразила Луша и тут же пожалела об этом, увидев обиженное Мусино лицо.
– Вы только не огорчайтесь, – затараторила она, – родословную мы обязательно напишем! Сделаем на компьютере или художнику закажем. Будет висеть под стеклом – красивая, на хорошей бумаге. У Лорда есть родословная, а чем Снежана хуже? Такая шкурка, никакой песец не сравниться. И умница, а какая чистюля!
За спиной у Луши раздался подавленный смешок. Она не стала оборачиваться. Шеф, протянувший ноги к печке, устроился в удобном кресле. Лорд улегся рядом. Синица набивал трубочку. Он любил это занятие. Иногда Петр раскуривал ее, иногда нет. Тактичные соратники давно перестали подтрунивать на эту тему. В «Ирбисе» все любили посмеяться. По неписаным правилам дуться не полагалось. Табу было немного. Но Лорд! Как это ее угораздили ляпнуть, что кто-то, Снежана или нет, может быть не хуже? Да вообще сравнивать его с кем-то уже кощунство! Петр взъерошился, что твой индийский петух, и засопел.
Поэтому Майский и хихикал. Он помешивал половником в большой керамической кастрюле, из которой поднимался пар. В комнате пахло дымком, пряностями и ни с чем не сравнимой Изабеллой, о которой Синица, блаженно закрыв глаза, однажды возвестил.
Нет, братцы, это не лоза. Это Дионисова греза!
Олег внимательно следил, чтоб напиток, борони боже, не закипел. Он подождал немного, снял его с печки, бросил внутрь душистый перец и лимонную корочку, а небольшой пучок трав наоборот вытащил обратно, и закрыл крышку.
– Жалко Изабеллу на мои эксперименты. Я бы взял что-нибудь другое, но в доме ничего подходящего нет, а шеф запретил сегодня выползать на мороз. За окном, кстати, уже минус двадцать три, и температура все опускается. Через пять минут можно уже разливать, когда немножко настоится. Давайте ваши кружки, – распорядился он.
Луша с облегчением принялась доставать из шкафчика посуду, довольная, что опасная тема осталась за бортом. А Петр и вправду, переключился.
– И правильно запретил, простудится еще кто-нибудь, – подтвердил он. -У нас сегодня пробная ночевка в конторе. Даже хорошо, что такой холодище. Проверим все системы в экстремальных условиях. Запасов у нас достаточно. Сейчас выпьем Олегов волшебный напиток, а через полчасика поужинаем. Что у нас на ужин, глубокообожаемая домомучительница? Коллектив должен хорошо питаться. С понедельника начинаем плановое наступление на похитителей смарагдов! Звучит-то как! Это вам не контрабанда сигарет или подержанных тарахтелок. Ну ладно. Так что едим?
– У нас сегодня болгарские фаршированные перцы. А еще красная фасоль с орехами и шампиньоны в сметане. Ох ты, господи, а я духовку-то выключила? – с этими словами Мария Тимофеевна выскочила из комнаты и понеслась на кухню.
– Смарагды – действительно, отлично звучит. Петр Андреевич, я решила, будет интересно, просто для общего развития, а может и для дела, собрать информацию о зеленых драгоценных и полудрагоценных камнях. Я думала, их очень мало. Но это не так. У нас смарагды называются изумрудами. Они самые редкие, дорогие и относятся к берилловой группе. Выше всего ценятся бразильские. Ну, а потом наши из Колумбии.
Мало кто знает, что гранаты тоже бывают зелеными. Еще очень занятный камень – александрит. В древности он ценился необычайно. Он поляризует свет и меняется от прозрачного, зеленоватого такого до красного при электрическом освещении.
Полудрагоценные зеленые – жадеит, амазонит, нефрит, яшма и малахит. Можно сюда прибавить и бирюзу. Кстати, прозрачных среди этих камней почти нет.
– Петр Андреич? – Луша подняла брови и укоризненно взглянула на шефа, ни ответившего пока ни слова.-Вы сердитесь все еще? Я больше не буду!
–Ты это о чем? – Синица сделал непонимающее лицо. – Я голодный. А потому даже после горячего вина с пряностями плохо соображаю. Но я тебя слушал все-таки. Могу даже добавить – есть еще рубины! Они тоже разных цветов. Сам я не видел, но читал об этом. Зеленые тоже бывают. Вообще Олег должен лучше знать, он же химик. Я сам помню, что это все корунды, подкрашенные разными окислами.
– А какая разница между рубином и сапфиром? Вроде и сапфиры встречаются не только голубые. Вообще странно все-таки. Это же даже в поговорку вошло: красный как рубин, синий как сапфир. Помните? Сапфировое небо, океанские волны или что-то такое. А вот: кровь, алая как рубин, рубиновые губки!
– Фу, слушай, рубиновые губки – пошлятина какая… Да ну его! А мне совершенно некстати вспомнилось про сапфир. Это любимый камень Эрны. И Куприяныч, который ожидал их с сыном, когда они, было, собрались назад в Москву, купил ей в подарок гарнитур. Я тебе скажу, он мужик со вкусом. Мне очень понравилось.
– Ой, расскажите, – оживилась крошечная девушка, – ужасно интересно!
– А что, тебе тоже хочется? – ласково глянул на нее Петр.
– Да нет, я. Для меня трудно выбрать украшения. Я ведь такая карманная! Надо очень осторожно, или получится вульгарно. Но полюбоваться, другое дело!
– Понял. Мне нравиться делать подарки, и я тоже люблю прикинуть, кому и что может подойти. И ты знаешь, я в магазинах всякого навидался, сам покупал, но это что-то особенное. Мне не описать!
Петр сделал паузу и со значением глянул на Лушу.
– Нет, Вы нарочно дразните меня. Я обижусь и научу Петрушу. Да-да, и у меня даже есть идея. Пусть попугай орет: «Петрррр! Бессерррдечный ррразбойник!» Вот клиентура обрадуется!
– Да ладно, слушай. Это колье с одним камнем, оправленным в белое матовое золото, такое же кольцо, серьги и браслет. Камни, сапфиры эти действительно синие, овальные, одинаково обработанные, величиной с ягодку смородины. Я не люблю слишком крупные камни. Тут не в цене дело, просто не люблю, и все. Эти были как раз, какие надо. Одно то, что оправа не блестит, тоже хорошо! Но она сделана в виде плоской плотной змейки. Около главного камня крошечные брильянтики и жемчужинки. Тоже – совсем немного, в самую меру. Я себе представил строгое платье без всяких выкрутасов и такой гарнитур. Здорово -нарядно и благородно.
– А где они сейчас все, кто-нибудь у нас знает? – поинтересовался Олег. – Мы их еще увидим? Я бы не прочь познакомится с Эрной Александровной!
Луша изменилась в лице, глянула не него и тут же отвернулась. За связь с бывшими клиентами отвечала именно она. Было решено обязательно собраться всем в Ирбисе, когда Мухаммедшины вернуться. А пока. Но надо отвечать.
– Где они все? – переспросила маленькая Костина, – Георгий уехал в Киев. Он собирается там предпринять такие шаги, чтобы ничто не помешало перебраться насовсем в Москву. А Муха со своим сыном отправилась на курорт. Они не то едут, не то уже добрались до места. У них все налаживается. Я с Пашей договорилась, что раз в неделю он будет нам писать.
Мария Тимофеевна вернулась из кухни и включила телевизор. Она последила немножко за объяснением героя с героиней в слащавой любовной истории, щелкнула кнопкой и сразу убрала звук – на этом канале раскрашенная дива и женоподобный певец вопили что-то про вечность и мечты. Еще две попытки, и на экране заговорили по-английски. Она хотела уж выключить плоский большущий экран, как вдруг Синица ее остановил.
– Не надо, оставьте, Мусенька. Это СиЭНЭН. Послушаем новости, -попросил он.
Петр открыл полированную деревянную шкатулку, по комнате распространился медовый запах отличного трубочного табака. Он слушал вполуха и лениво перекидывался репликами с друзьями.
– Президент США встретился с сенаторами, которые.
– Олежка, а правда, что сигары принято у любителей хранить в холодильнике?
– Не слышал. Это ведь скрученные табачные листья. Они не должны пересыхать, иначе вкус портится.
– Выступления забастовщиков в Кейптауне. Столкновения с полицией привели к …
– Вот-вот. И для этого есть специальные боксы. Кедровое дерево. Надо бы узнать и тут у нас завести. Ты вдумайся – портсигар! Это потом в нем стали папиросы носить, а сначала наверно.
– Необычно сильные наводнения. Тысячи людей остались без крова. Китайское правительство принимает срочные меры по спасению населения.
– Прямо в вагоне скорого поезда сегодня утром нападавший ранил свою жертву. Попутчик, пытавшийся ее защитить, погиб. Полиция открыла огонь на поражение. Преступник был убит. Пострадавшая в сопровождении сына доставлена в больницу города Ульма. Мотив преступления выясняется. Раненая женщина-врач, уроженка города Москвы Эрна М. Вероятность ограбления или семейной драмы…
– Я читала, что сейчас на Севере на Аляске лайки на соревновании бегают по снегу в ботинках, – Луша Костина безмятежно уселась на пол рядом с Лордом и обняла его мощную пушистую шею. Ее слова заглушили конец фразы диктора.
– Какие ботинки? Полярные лайки это тебе не болонки, ты что такое сочиняешь? – хмыкнул Олег.
– Эй, погоди! – рявкнул Петр, – дайте мне дослушать. Какая Эрна?
Но было уже поздно. На экране поплыл заснеженный ландшафт. И бодрый спортивный блондин принялся объяснять, где лучше всего в Альпах сейчас кататься на горных лыжах.
Тогда Синица вскочил, постоял с минуту, обдумывая, что предпринять, а потом принялся командовать.
– Луша, включай немедленно компьютер. Ищи новости из Германии! Нет, погоди, лучше я сам, – и бросился к ноутбуку.
– А ты Олежка звони Расторгуеву. Пусть немедленно вытрясет из своих, что стряслось в баварском экспрессе. Давай, давай!
– Да что случилось? – хватая телефон, изумился ничего не понявший Майский.
– Эрна М., врач из Москвы ранена утром неизвестным преступником. Только что сообщили по СиЭНЭН. Попутчик хотел ее защитить и попал под пулю. Насмерть!
– Может, не та? – ахнула Луша, впрочем, ни на что не надеясь.
– Они сказали – в сопровождении сына. Я уже нашел. Да, Луш, ты позвони Куприянову. Вот тебе бабушка, и Юрьев день! Найденов этот умер, дело мы завершили…
Синица открыл, тем временем, Гугл, и прочитал, что к этому времени появилось об утреннем происшествии.
– Утром в Криминальную полицию Мюнхена обратился российский гражданин. Тимур Б. Он сообщил, что, по его сведениям, готовится вооруженное нападение на доктора Эрну М., которая едет после лечения в мюнхенской больнице на курорт вместе с сыном. Полиция связалась с больницей, где подтвердили данные о личности указанной женщины. Специальный наряд, севший в вагон на промежуточной станции, не сумел, однако, вовремя обезвредить преступника. Он что-то заметил, заволновался и начал стрельбу. Женщина ранена, а Тимур Б. погиб. В ответ офицер полиции вынужден был тоже открыть огонь. Нападавший убит на месте. При нем обнаружили документы на имя Антона Найденова сорока трех лет так же, как и его жертва, жителя города Москва. Ведется следствие.
