Ан Ци
Серебряная куница с крыльями филина
И Агнес действительно не только царствовала, но правила. Неизменно спокойная и приветливая, она не упускала ни одной мелочи. И, не повышая голоса, установила в доме безукоризненный порядок. Супруг и повелитель был этим донельзя доволен.
На маленькие слабости мужа баронесса мудро закрывала глаза. Она никогда не вмешивалась в его мужские дела, не пыталась контролировать по мелочам его расходы. Но серьёзные вопросы -покупку и продажу земли, распоряжение доходами от виноградников и платой арендаторов – они решали вместе. И недаром. Агнес фон Регенау принесла своему мужу весьма значительное приданое! А перед венчанием родители молоденькой стройной сероглазой блондинки подписали чрезвычайно толковый брачный контракт, где права их дочери были детальнейшим образом оговорены и защищены.
Когда у супругов родился первый ребёнок, оба были счастливы, что это сын. Наследнику титула по традиции предстояла военная карьера. И этим, естественно, ведал его отец. Уже с одиннадцати лет мальчик поступил в закрытое привилегированное военное учебное заведение, а затем в академию. Когда он закончил её в 1915 году, вовсю уже полыхала Первая Мировая.
Молодой офицер попал на фронт в восемнадцать лет. И судьба поначалу была к нему благосклонна. Сначала он был на театре военных действий, но при штабе. Затем. Когда войска передислоцировались, ему пришлось участвовать в тяжёлых полевых переходах. Он вёл себя всегда достойно, его отцу не пришлось бы стыдиться сына. Полковник, начальник штаба, хорошо знавший старого барона, благоволил Эрнсту. Однажды он даже отпустил юношу в короткий отпуск домой.
Эрнст продвигался по службе, набирался опыта. Однако, у него было ощущение, что он всё ещё не занят настоящим делом. В детстве он хотел стать конным гвардейцем. Времена изменились, и молодой барон де Коссе решил сделаться лётчиком. Он переговорил с отцом. Тряхнули старыми связями, в Париж полетели письма. И вскоре Эрнст был отозван с фронта и начал учиться лётному делу. Прошло некоторое время, и он стал настоящим мастером своего дела. Война, наконец, закончилась, а молодой барон уже в чине капитана продолжал летать.
Дома в Эльзасе подрастали близнецы – мальчик и девочка. Мать была всё ещё хороша собой. Отец бодр, строен и моложав. Оба очень хотели видеть своего первенца женатым. Но красивый блестящий молодой офицер богатый, с независимым состоянием, унаследованным от деда, не спешил заводить семью. Он пользовался большим успехом у женщин, имел немало связей. Но капитан, человек миролюбивый и щедрый, умел расстаться, не оскорбив. Его адюльтеры заканчивались мирно, без скандалов и драм.
Да, наследник несколько разочаровал родителей, но они не теряли надежды. Они ожидали Эрнста на рождество и очень рассчитывали познакомить с прелестной двадцатилетней кузиной, выросшей вдали от родных мест в Алжире и недавно вернувшейся во Францию. Девушка -черноглазая остроумная брюнетка, искрящаяся, как молодое вино, не могла оставить равнодушным человека с хорошим вкусом.
Эрнст приехал. Белла явно понравилась ему, а он ей. Но дальше события приняли совсем неожиданный оборот. Скандал всё-таки произошёл.
Шанталь Мишу тоже была прехорошенькая молоденькая девушка. Её густые чёрные как смоль волосы вились колечками, полные губы открывали в улыбке мелкие зубки, блестящие, словно перламутровые пуговицы, а румянец мог поспорить со знаменитыми яблоками Бодензее. Она звонко и охотно смеялась, наивно округляла свои красивые сливовые глаза и бросала лукавые взгляды из-под загнутых ресниц. Ей недавно исполнилось шестнадцать. Она была помолвлена с сыном мельника Полем, который отбывал военную повинность и должен был возвратиться через год.
Родители Шанталь, арендаторы замка, победнее, чем семья жениха, с удовольствием ожидали свадьбы дочки. Мельник особенно не торговался насчёт приданого, а у них подрастали ещё дети. Отпраздновать хотелось, однако, как следует. Для этого требовались деньги. И мамаша Мишу посоветовалась со своей кузиной -кастеляншей в замке. А уж та отвела Шанталь к домоправителю господину Бурвилю.
Приближался день ангела старого барона. Перед праздником в доме всегда много хлопот. Расторопной проворной девушке нашлось место в прачечной. Ей поручили поначалу отглаживать дамское платье и относить его в гардеробную.
Наивные карие глаза? О нет, Шанталь вовсе не была наивной. Она сломя голову бежала выполнять поручения, была прилежна и всегда весела и старалась как можно чаще попадаться господам на глаза. И баронесса заметила услужливую миловидную девчушку. Она любила вокруг себя красивые лица. Нелишне заметить, что барон – отец никогда не ронял себя до такой степени, чтобы крутить амуры с прислугой…
Словом, Шанталь получила повышение и сделалась младшей горничной. Теперь она в нарядном форменном платье и кружевной наколке проводила много времени среди обитателей замка и училась хорошим манерам у экономки мадам Домье. Держалась Шанталь скромно и, борони боже, не пропускала ни одной воскресной мессы. Хозяйка с годами сделалась очень строга на этот счёт. Она много жертвовала на церковь, щедро раздавала милостыню и пеклась о фамильной чести. Баронесса имела прекрасную репутацию добрейшей женщины. И, как это ни странно, большой демократки. Сословные барьеры, казалось, не имели для неё никакого значения.
Когда в доме впервые появился молодой офицер, старший сын барона, Шанталь прослужила в замке уже около полугода. До возращения жениха и их свадьбы оставалось всего несколько месяцев.
Неизвестно, как сложилось бы дальнейшее, не будь Шанталь слегка болтлива. Ведь ловкости ей, право, было не занимать! Ну, кажется, когда перед тобой появляется молодой красавец и щёголь, как не потерять головы? А Шанталь вовсе не была ослеплена. Она решила сыграть ва-банк. И провела свою партию как по нотам, ни на шаг не отклоняясь от цели.
А Эрнст был сделан вовсе не из гранита. Он не привык волочиться за горничными, но когда служаночка так настойчиво делает авансы, взгляды её так красноречивы, декольте так соблазнительно откровенно… Однажды хорошо выпив с приятелями после охоты на косулю, он не устоял. Да и кто б устоял? Тем более, девчонка, зубоскалившая и строившая ему глазки, однажды совершенно недвусмысленно объявила, что она уже… Ну, Вы понимаете…
Зато потом Шанталь разыграла целую комедию. Ах, как только молодой господин мог подумать? Она честная девушка! Сказала? А что она сказала? О, это? Она всего лишь застенчиво призналась, что – да! Уже! Один раз поцеловалась с женихом!
Надо признать, Эрнст выслушал всю эту чепуху в пол уха. Истинные намерения горничной ему и в голову не приходили. Она была так свежа и хороша! И Эрнст небрежно грешил дальше, когда случалось подходящее настроение. Он бывал дома наездами, оставался несколько дней и снова уезжал.
Как раз к рождественским праздникам у кареглазой плутовки не осталось сомнений. Она забеременела. Теперь следовало действовать, не откладывая. Ведь появление красавицы кузины могло спутать все её планы.
Шанталь всё продумала заранее. Она вовсе не кинулась к молодому офицеру с рыданиями и угрозами покончить с собой. Она облачилась в строгое платье с белым воротником и манжетами, напоминавшее одежду послушниц в монастыре, и однажды вечером склонила повинную голову к ногам баронессы. Личико её побледнело – в начале беременности и вправду часто мутит. Сырая луковка помогла глазам покраснеть. Кроме того, оказалось, что во всём признаться и впрямь страшновато. И поэтому даже не пришлось слишком притворяться. При первых её словах слёзы сами не заставили себя ждать.
Чего она ожидала, после всех этих: «Ах, мне так стыдно, моя дорогая госпожа! Но я.. я безумно люблю мсье Эрнста. И несмотря ни на что, я счастлива и горда, что скоро стану матерью его ребёнка. Простите ли Вы меня? О, он не виноват! Пусть я одна стану жертвой Вашего гнева! Но Вы так добры, и Вы, я знаю, не проклянёте его!»
Шанталь воображала себя героиней одного из бульварных романов. Сейчас после нескольких минут замешательства баронесса Агнес, слушавшая её признания с каменным лицом, тоже прослезится и, кликнув сына и пожурив, быстро смилостивится. Призовут старого барона. И после семейного совета прикажут сыну на ней немедленно жениться. В худшем случае она станет признанной подругой младшего Эрнста, поселится в замке и будет воспитывать внука его господ, а несколько позже всё равно… Впрочем, Шанталь не думала о худшем. Баронесса обязана оправдать свою репутацию ревностной католички с сердцем из чистого золота!
И тут нашу героиню ожидал пренеприятный сюрприз. За всё время признаний и восклицаний Шанталь баронесса-мать не вымолвила ни слова. А когда девушка умолкла, сказала, что всё услышанное обдумает. Затем добавила, что Шанталь следует дожидаться, когда её позовут, завтра на работу не выходить, в господских комнатах не появляться, а сидеть у себя. Что с Эрнстом ей до решения господ встречаться не следует. С сыном она поговорит сама.
При этих словах баронесса взглянула на Шанталь так, что у той похолодела спина. Затем она отпустила её движением руки.
Шанталь, не посмев ослушаться этого властного жеста, вышла. Горничная отправилась прямиком в свою комнату, где и расплакалась уже без помощи репчатого лука.
Баронесса же, пообещав поговорить с сыном о происшедшем, намеревалась так и сделать. Но наперёд она приказала вызвать к себе кастеляншу Жюстину Сорель, а через час и экономку Домье. И недаром.
Она оказалась полностью права. От опытных зрелых женщин, преданных слуг дома, привязанных к господам, не укрылась девчонкина интрига. Кроме того, она не была достаточно осторожна. Шанталь делилась со своей подружкой, дочкой кухарки, Флёр. Та, в свою очередь, не замедлила рассказать всё матери, а мать – Жюстине. Они хихикали и возмущались её намерениям втереться в семью господ. Однако ни на секунду не приняли их всерьёз.
– Моя милостивая госпожа, и я сама своими руками привела эту маленькую негодяйку к Вам в дом! Вы спросите, почему я Вас не предупредила, когда до меня дошли разговоры? Да я, каюсь, думала – это пустая болтовня! Влюбилась в молодого хозяина и фантазирует! – ломала руки Жюстина. – А я старая дура, когда заметила, что Шанталь вьётся вокруг молодого господина, только посмеялась. Решила, что он ей, конечно, не по зубам. Да что капитан? Прости меня господи, ну с кем из мужчин такого не бывает по молодости? Но вот девчонка! Да как она даже помыслить могла, это уму непостижимо!
О, у мадам Домье при одном таком предположении волосы начинали шевелиться на голове.
– И эта бесстыдница – просватанная невеста! – возмутилась, наконец, её тётка Сорель, уперев руки в крутые бока. – Вот скажу её родителям, и отец задаст ей перца. А господин кюре! А соседи! Ведь теперь позору не оберёшься!
– И именно поэтому вы обе никому ничего не скажете, – твёрдо заявила баронесса, – вы будете держаться со всеми так, словно ничего не произошло. Шанталь же пусть сидит под домашним арестом. Жюстина, позаботьтесь, чтобы она ела у себя, и приносите ей еду. Об остальном я распоряжусь сама. Семейству Мишу пока тоже ни полслова. Вы обе хорошо меня поняли?
Женщины закивали. А баронесса, прекрасно владевшая собой, сделала каждой по небольшому подарку, пожелала доброй ночи и, с этими словами, отпустила их восвояси.
Прошло несколько дней. Слухи, взявшиеся неизвестно откуда, всё-таки поползли. Кузина Белла снеслась с родителями, и, сославшись на нездоровье, уехала из замка до срока. Сам капитан отбыл ещё раньше неё, будучи неожиданно срочно вызван в полк. Из попытки поженить молодых людей ничего не вышло. Родители Беллы, очень богатые люди, остались страшно недовольны. Они считали Эрнста вполне подходящей партией. Барон же и баронесса были просто возмущены!
Перед отъездом мать переговорила всё же со своим сыном. Она и в самом деле была добра и достаточно широких взглядом, и, если бы он, паче чаяния, признался, что жить не может без Шанталь… Ну что ж, она попыталась бы открыть ему глаза на истинное положение вещей. Но никаких громов и молний не последовало б. Да и что они с отцом могли сделать? Эрнст был давно и совершенно безнадёжно независим.
Однако, капитан, как и следовало ожидать, пожал плечами и смущённо сообщил, что он очень сожалеет. Что эта глупая история и юная идиотка испортила семье рождество. Что он просит у матери прощения. И будет ей бесконечно благодарен, если это дело удастся теперь без шума замять. Его, капитана, кошелёк находится для этой цели в её полном распоряжении.
Эрнст покраснел, и, после паузы, дал честное слово офицера, что и не думал соблазнять «эту невинную овечку», совсем напротив. Она навязалась ему сама. А он ни слова не говорил Шанталь о любви и никогда ничего не обещал.
Агнес склонила голову и ответила, что обдумает, как следует поступить. Пусть он уезжает и больше не вмешивается. Она ему сообщит, сколько потребуется денег. Ни в коем случае нельзя позволить себя шантажировать. Поэтому переговоры с девицей они с отцом берут на себя. И капитан, и впрямь, уехал, не повидавшись даже с «роковой соблазнительницей».
Господа из замка в первую очередь обдумали, как известить семейство Мишу. Это были спокойные порядочные люди. Никто не хотел их обижать. Поэтому сперва к ним была послана кузина Жюстина. Затем экономка Домье, известная своей честностью, подтвердила неприятную правду. И Мишу, погоревав, решили, что – делать нечего! Надо постараться выбраться из беды с наименьшими потерями. Если взбалмошная девчонка устроит скандал, можно лишиться всего. Ведь договор аренды истекает в следующем году. О свадьбе теперь нечего и думать. Но надо жить дальше! А посему.
Тут девчонку переправили к родителям, которые тоже посадили дочурку под домашний арест. А вскоре и жених вернулся с военной службы.
Однако, легко сказать – выбраться из беды! Супругам Мишу следовало, во-первых, решить, как быть с Шанталь. Отправить в монастырь, где принимают таких проштрафившихся? Увезти подальше и поселить в скромном пансионе под присмотром надёжной помощницы? Барон и баронесса сразу дали понять, что за деньгами дела не станет.
Во-вторых, им выпала неприятная обязанность сообщить обо всем мельнику и его сыну. Вдовец Узбан выдал уже замуж двух дочерей и женил старшего сына. Поль был младшим и считался в семье шалопаем. Это был смазливый легкомысленный малый, больше всего на свете любивший свой аккордеон и игру в шары. Он нравился девушкам, был баловнем рано умершей матери и ждал от жизни только одних удовольствий. Отец собирался приструнить его и пристроить к делу, чтобы молодец остепенился. Он хотел бы оставить ему мельницу. Сомнительно, чтобы из таких планов что-то путное получилось…
Когда стало известно, что дочка старого приятеля Мишу устроила им такой сюрприз, мельник гремел, грозил небу кулаком и ругался по-матросски.
Но Поль, узнав, что хорошенькая Шанталь наставила ему рога, повёл себя совсем неожиданно для всех заинтересованных сторон. После утренней мессы в воскресение он явился в замок и попросил его принять.
Он долго разговаривал сначала наедине со старым бароном, а потом с баронессой Агнес. После чего Поль убрался домой, лихо насвистывая, и очень довольный. А хозяева замка отправились обедать с посветлевшими лицами, и барон велел подать к столу бутылку старой прекрасной мадеры, которою откупоривали в доме в особых случаях.
Не прошло и месяца, как Поль Узбан обвенчался с девицей Шанталь Мишу в крошечной деревенской церкви. Для этого они уехали подальше от Кольмара. И кроме родителей невесты и жениха на свадьбе не было никого. В замке Шанталь так и не появилась. Впрочем, свежеиспечённую супружескую пару вообще больше не видели в имении. Обе семьи вежливо, но скупо отвечали на все расспросы знакомых, что молодые отбыли сразу после свадьбы за океан. Там, де, у Поля живёт родной дядя. Он бездетный и состоятельный, а поэтому хочет, чтобы Поль вошёл в дело, а потом и унаследовал его. Крыть было нечем, дядя – богатый ресторатор в Лос-Анджелесе и уроженец здешних мест, действительно, имелся.
Шло время, разговоры постепенно затихли. Семейство Мишу без помех продлило арендный договор. Вскоре они оставили виноградарство и купили небольшую сыроварню. Дела их явно пошли на лад. И если бы не вторая мировая война… Но это уже другая история.
29. Обсуждение новостей. Тимур Бекбаши
– Ничего не скажешь, новости были что надо. – Петр, доверявший вообще своей интуиции, решил, что был прав с самого начала. – Ну не говорил ли я, где собака зарыта? И что же? Этот эльзасец действительно отец Эрны, пусть мы не знаем, как это получилось. Она его наследница. А наследство, само его существование уже провоцирует. Всегда найдутся другие претенденты. И уж внебрачный ребенок – классический претендент. Вот тебе и мотив!
Синица объявил полный сбор всей команды, доложил обстановку и приготовился выслушать своих друзей. Первым начал говорить Олег Майский.
– Ребята, Вы представьте только себе глубокое среднесовковье, семидесятые годы, к примеру, и эту историю. Если бы кто узнал, так одной зависти хватило б с лихвой, чтоб извести такую Эрну! Батюшки-светы, отец французский барон! А с другой стороны, это, несомненно и беспременно, убойный компромат. Тот самый, который отчиму ходу не давал! Кто-то, видимо, раскопал. Вот только, кто?
– Раскопать органы могли. Они и давили. Это дело обычное. Только как-то странно давили. Зачем им маскироваться? Они могли. Нет, не понимаю, – нахмурился Расторгуев.
– Не сын же американский внебрачный им всем не давал дышать. Прямо из Штатов руководил! Вообще мы о нем пока ничего не знаем. Он где? По-прежнему у дяди Сэма? – добавила Луша. – Пока больше вопросов, чем ответов. И кстати, он сам знает, чей он сын? Кто он по профессии? Да жив ли он еще, он мог давно умереть? Поэтому, первым делом.
– Вполне справедливо, Лу. Запишем в решение, что мы заказываем всю необходимую информацию об этом сыне. Мое следовательское сердце трепещет, я всю дорогу ожидаю, что бандитские паруса надуты французскими ветрами.
– Ты, шеф, лучше признайся честно, что с удовольствием опять сгоняешь в Кольмар в приятной компании, – лукаво вставил Майский.
– А что? И сгоняю! – не стал отпираться Синица.
– Можем ли мы серьезно предположить, что этот брат зачем-то похитил Эрну, а до того последовательно отравлял ей жизнь, не знаю, – сказал Олег, – но это действительно реальный претендент на. А собственно, на что? На наследство? – ту же усомнился он.
– Знаешь, вполне возможно на наследство в какой-то форме. Пусть не на ренту, она персональная, но особняк и земля – это деньги. И я о другом подумал. Этот человек должен быть страшно уязвлен и оскорблен. Старый барон давно умер. Он не может ему высказать своих чувств. А выместить их на Эрне? Он непризнанный, незаконный никому не нужный ребенок. Эрна – другое дело. Ее ожидает наследство, но не только. Это она Эрнестина Гокар де Коссе, где бы она там не была и не жила. А он?
Петр встал, прошелся по комнате, достал блокнот, полистал его и повернулся к Луше.
– Вот еще что. Тоже запишем обязательно. Настала пора Куприянову поведать о де Коссе. Я его проверил вдоль и поперек. Он не ведет двойную игру – и я не стану. Он все время предлагает деньги на нашу работу. И было бы непорядочно дальше скрывать от него настолько важную тайну. Но тут вот какое дело. Мы не можем ему запретить встретиться с сыном. Он начнет рассказывать Паше о себе. Коснется неминуемо прошлого. А мы мало знаем о Паше. Как он среагирует? Кому расскажет? Да не замешан ли в чем и сам сыночек? Коротко говоря, Паше про летчика-деда расскажу я сам! Поэтому надо хорошо обдумать, когда, как и что нам сказать его отцу.
За окном валил снег крупными хлопьями. Снегопад начался давно и неутомимо продолжался до вечера. Город, как обычно, начал задыхаться и останавливаться, как усталая лошадь в глубоких сугробах. Но одновременно белая пелена, опустившаяся на оживленные улицы и заполошных пешеходов, укрыла и сгладила шероховатости и углы, мусор и колдобины. Снег все падал беззвучно и неустанно. И вокруг утихало, и хорошело.
В домике около Маросейки в кривом узком переулке, где обосновалось детективное агентство Петра Синицы, в такие дни сотрудники особенно ценили предусмотрительность своего начальника. Кирпичный теремок был выстроен прочно и с умом, а в подвале сделаны нешуточные запасы. В доме имелись автономные аварийные системы, а среди них свой движок, артезианская скважина и насос. Олег Майский ревностно следил, чтобы для его любимого детища – голландской печки не переводились хорошо высушенные березовые и сосновые дрова. Сейчас он встал, подкинул полешко и подсыпал немного из жестяной банки со своими смесями, которые его друзья именовали по-разному, а Луша Костина называла «лешие травки». Но на этот раз, верно, тут была не трава, а хвоя, потому что в комнате сразу запахло елкой. И Луша, с удовольствием втянув воздух прямым носишкой в веснушках, встала с подушки, где она пристроилась рядом с Лордом, и подошла к окну.
– Какая зима! – восторженно ахнула она, – как будто и никакой Москвы за дверями, а только снег и еще деревья в снегу. Так было задолго до нас. Так будет и без нас.
– Лушонок, это грустно звучит. А интересно, для тебя «задолго», это когда? – осведомился Володя Расторгуев.
Мне недавно пришло в голову, что шестидесятые годы, для молодежи, это уже страшно давно.
– И особенно интересно, Володька, что скоро повзрослеют люди, которые родились без советской власти. Я думал, кстати, о взрослых в сороковых годах. Тех, кому после войны исполнилось примерно столько же, сколько веку. Ведь они должны были хорошо помнить царскую Россию. Могли сравнивать. Еще видели мир. А лет через двадцать такие свидетели вполне могли бы нам рассказать, какой она на самом деле была, – поддержал Майский Расторгуева.
– И что, рассказывали? – поднял голову от бумаг Синица.
– Я не слышал. Похоже, и мои родители тоже. А ведь могли всякое вранье если уж не разоблачить, то хоть скорректировать, что ли. Видите, братцы, у нас теперь просто на глазах формируются новые мифы о советском прошлом. Какие со знаком минус, какие – плюс. Последних куда больше. А мы, кстати, живые свидетели.
– Ну, в прежнее время всегда трава зеленее, это ясно. Лето тоже теплее, а зима холодней.
– Э, брось. Зима у нас сейчас настоящая. Я бы скучал без зимы, засунь меня куда в Африку. Правда, я вообще жары не люблю, – пожаловался Синица.
– Значит, Петь, ты в Израиль не захочешь, если выяснится, что Эрна там.
– В Израиль мы направим. Впрочем, смотря для чего. Одно дело – опознание. Другое – доставка Мухаммедшиной домой в Москву. А материалы для установления личности мы можем им переслать. Я найду способ это сделать оперативно. Только бы подтвердилось! Там как, Володь? – с надеждой повернулся к нему начальник «Ирбиса».
– Рано еще. Не хочу болтать раньше времени. Но есть обнадеживающие вещи. Подождем.
– А в Базеле?– в свою очередь спросил Расторгуев.
– О, тут новости хорошие. Паша вышел из комы. Он находится в заторможенном состоянии и очень слаб. Его держат на транквилизаторах и берегут от всего. С ним начал работать психотерапевт. И от него пока скрывают, как долго он пребывал в коматозном состоянии. Он по большей части в некоей полудреме.
– А о маме своей он спрашивает?
– Однажды спросил. Ему сказали, что мама уехала к черту на куличики на симпозиум и ничего пока не знает. «И что теперь будет?» —спросил Володя.
– Георгий Куприянов решил ехать к нему. Он говорит, парень там один. Что с его мамой, неизвестно. Как будет после такой передряги с его контрактом, тоже совершенно не ясно. Паша застрахован. На улицу его не выкинут. Но это как раз такой случай, когда помощь необходима. Но – какая, надо разобраться на месте.
– А не лучше ли Севе туда поехать? Вряд ли это удачный момент для выяснения родственных отношений, – засомневалась Луша.
– Лу, я с тобой согласен. Однако. У Севы своя жизнь и работа. И хоть он как настоящий друг поедет, куда угодно. Но если это может и хочет сделать Куприянов? Я думаю, он не навредит. Пусть попробует. А вдруг эти чрезвычайные обстоятельства помогут ему найти общий язык с сыном? Только он не знает ни одного европейского языка. Ему нужен переводчик.
– Так давай спросим Аниту Таубе! У нее два языка, и один из них французский. Для Швейцарии, где есть французские кантоны, просто идеальная комбинация, – с невинным видом предложил коварный Олег.
– Идеальная была бы с немецким. Но ты зря стараешься. Куприянов слишком красивый. Я его к ней на выстрел не подпущу! – отбрил Майского Петр таким серьезным голосом, что тот удивленно вскинул глаза. – Нет, если без дураков, Георгий сам знаком с каким-то парнем и хочет взять его толмачом. Они вместе служили. У того вкусная фамилия. Сразу вспоминаю отличное слово «бешбармак».
– Что, прямо так его и зовут – Бешбармак? – не поверила маленькая Костина.
– Да нет, его зовут-то – Тимур, а дальше просто похоже. Эх, забыл…
– Тимур, заканчивай, пожалуйста. Я через полчаса на стол буду накрывать. Тебе еще помыться надо, ты весь в стружке. Жена заглянула в мастерскую, одобрительно оглядела новые рамы для парника, забрала пустой термос из-под чая и вышла. А что? И правда, пора уже поесть. Она сегодня котлет нажарила. К ним хорошо пойдет картошечка с молодым укропом и малосольными огурцами. А еще она сырников напекла. Тимур любит со сметаной.
«Б-р-р-р! Прохладно стало. Скорее в дом!» Татьяна зябко передернула плечами и поспешила по дорожке к крыльцу добротного загородного дома. Но перед тем, как войти, жена Тимура, военного переводчика – полиглота, разведчика с боевым опытом, высушенного афганскими и иракскими ветрами, говорившего на пяти языках, правда порой с чудовищным акцентом, и еще пяток понимавшего на слух, несмотря на вечерний ветерок, оглянулась.
Муж ее, невысокий, крепкий, как саксаул, зеленоглазый туркмен, вышел в отставку, не нажив миллионов. Но они не растерялись и завели в ее родительском доме в Ильинке свое хозяйство. Работали всей семьей, наладили отличные парники, выращивали цветы, потом занялись птицей и кроликами. Во всем этом ее опыт дипломированного животновода, окончившего Тимирязевку, им всем пригодился как нельзя лучше.
И как Таня умудрилась незаметно для мужа-офицера вырастить троих детей и получить диплом? Выскочила-то она за него восемнадцати годков от роду, молодая дуреха! Влюбилась! Потом пошли один за другим малыши. Муж вечно в отъезде. И все-таки она сдюжила! И вот теперь просто приятно посмотреть. У них все свое. Денег тоже хватает. Хоть они с Тимуром за деньгами никогда не гнались.
Татьяна оглядела с удовольствием свои ухоженные клумбы и свежевыкрашенный фасад – все хозяйственные постройки располагались позади и не портили впечатления – и скрылась в дверях. Скоро за ней в дом вошел и хозяин.
У Тимура были золотые руки и хорошая сметка. Он стал и каменщиком, и плотником – всему научился, когда понадобилось. Помогал жене и с животными, а сейчас начал подумывать о нутриях.
«Вполне можно завести. Сосед предлагает на пару заняться. Места хватит, и вода есть. А потом и мастерскую открыть… Да, можно. Танька только обрадуется новому делу. Она такая. Все, вроде, в порядке,» – уговаривал себя Тимур.
Он собирался поужинать и прикинуть на бумаге, что понадобиться для крысок. И в интернете надо поискать. А Таньке дать задание найти литературу. Она все это любит.
Она – да, – вздохнул Тимур и поморщился. Он отчаянно скучал.
Котлеты вышли сочные. Тимур проголодался после работы. Он умял целую тарелку, а потом с неменьшим удовольствием принялся за пахнущие ванилью сдобные сырники. Румяные и пышные, они исчезали один за другим. Он уже приступил к четвертому, когда на кухне зазвонил телефон и Таня недовольно оглянулась. Она не любила, чтобы мужа отрывали от ужина.
– Кто бы этот мог быть? Дети сегодня уже отзвонились, а больше я никого не жду. Тима, если тебя, я скажу, чтобы попозже, ладно? Остынет все!
Но он уже шел, дожевывая на ходу, и, зажав трубку между плечом и ухом, привычно отчеканил.
– Майор Бекбаши. Слушаю Вас! Однако спустя минуту его лицо смягчилось, осветилось улыбкой, и сдержанный Тимур неожиданно радостно заорал. – Герка! Герка Куприянов, ах ты, старый каракурт! Живой! До чего же я рад, ты откуда? Из какой такой… Да быть не может, в Москве? Ох, и он еще спрашивает! Встретиться? А то, как же! Попробуй только со мной не встретиться, я тебя изрежу на мелкие фрагменты и съем без соли. Когда-когда! Сейчас! Что? А если и деловое предложение, то еще лучше! Тут Тимур, слегка притормозив, покосился на жену.
Но она, услышав эту взволнованную тираду, только вздохнула. Таня Семина, она же майорша Бекбаши, хорошо знала своего мужа.
30. Куприянов впервые видит сына
Георгий Куприянов добирался в Швейцарии до города Базеля вместе с Тимуром через Женеву. Так получилось. Потом им надо было минут десять ехать по железной дороге. Базелей оказалось два!
– Тимка, как бы я без тебя тут, старичина? Базель-Бад какой-то. Поди пойми. Но самое смешное другое. Это уже вовсе не Швейцария. Это Германия, шайтан ее побери! А ты лопочешь по- всякому. Раньше в Афгане по-сарацински и здесь по-фрицефски. Черт тебе не брат! Нет, вот чего не могу, того не могу. Для наших фельдшерских дел я с английским, правда, справлялся. Экзамены сдавал. Статьи читал нужные, пока учился и хотел знатным эскулапом сделаться. Но когда не получилось… Э, да ладно. Хорошо, все-таки, что хоть виза отдельная сюда не нужна, – бурчал Куприянов.
Базель-Бад – это, действительно, была уже другая страна. Пригородный поезд, он же международный, бесшумно катился по рельсам, и колеса не стучали на стыках. Он остановился вскоре на аккуратной станции с цветочными вазонами вдоль платформы. И Георгий, со времен плена не жаловавший заграницу, но с любопытством все же поглядывавший в окно, подумал, что изменений никаких не заметил. Границы нет! Говорят и там, и здесь по-немецки. Ухоженные пригороды и городские кварталы с промышленными сооружениями около железной дороги ничем не отличались друг от друга.
Пашу перевели в специализированную клинику соседнего государства, раз она находилась поблизости и идеально подошла для его реабилитации. Страховка Европейского союза позволяет такие вещи. Он не так давно пошел на поправку. И сейчас нуждался в покое и оздоровительных процедурах. Он много спал. Гулял по парку, плавал, ходил на массаж. И потихоньку начал уже посещать тренажерный зал.
После обеда он тоже обязательно спал часа два. А когда проснулся… Около его кровати сидел красивый седой дядя и смотрел на него с напряженным интересом. Еще один мужчина – невысокого роста, жилистый, с продольными морщинами на загорелом лице в солнечных очках стоял рядом. Этот был темноволосый, коротко стриженный и почти без седины. Как только Паша открыл глаза, он молча кивнул, отвернулся и отошел к окну.
