Ан Ци
Серебряная куница с крыльями филина
– Петь, я того же мнения, – кивнул Олег. – и тоже не хотел вякать, чтоб не пугать народ. Найденов умер. Все так красиво и удобно закончилось. Пожалуй, самое главное, Эрну нашли физически здоровой. По всей видимости, ее не собирались ни убивать, ни калечить. Иначе они могли это проделать уже сто раз без помех. Ее удалили, стерли личность – и все.
– И там, в Израиле под прицелом едва ли не лучших в мире спецслужб никто не выплыл, не обнаружил себя! Вот это для меня лучшая гарантия, что Эрну оставили в покое! – поддакнула Луша, – но есть одно обстоятельство. Мы до сих пор об этом не говорили. Шеф, Найденов явился в церковь уже довольно давно. Пришел с разговорами, что раскаивается. А Эрну украли гораздо позже. И потому…
– Да, что-то не сходится, – пробормотал и Олег. – Степан Матвеевич нас обыграл таким способом, что взять реванш просто невозможно. У него не только уже не спросишь, но и со стороны не зайдешь, как мы собрались. Старый человек – жил один, вдовец, нелюдимый, кроме того, в целом рассказал о себе как раз то, что мы пытались выяснить. Он и впрямь преследовал женщину по имени Кира и ее дочь. Документы мы уже разыскали! Можно, конечно, старые связи Найденова прошерстить…
– Только зачем? – пожал плечами Синица.
– Мы же и в самом деле «Муху» завершили. Мы отчитались. Человек найден. Есть близкие, которые его в беде не оставят. Если вдруг, Эрну некому было забрать, я бы не успокоился, пока не убедился, что она здорова, или в больнице, но в нормальных условиях. Человек достаточно натерпелся и заслужил, по крайней мере, покой.
– Петр Андреевич, а Вы? Вы тоже заслужили покой, только у Вас его нет! – сказала Луша.
Олег потер лоб, беспокойно заерзал на стуле и сморщился. Он пытался сосредоточиться и злился, что это не удается.
– И у меня его нет. Петя, ты тут сказал что-то важное! Я только не могу въехать, что. Вертится, понимаешь, на языке… А вот! Ты только что сказал: «мы не знаем, раскаялся ли Найденов вообще!» Человек – хитрое создание. Раскаялся? Возможно. А возможно, только хотел раскаяться, собирался это сделать. Тоже откладывал на потом. Или напускал тумана нарочно. Составил какой-то план…
– Нет, брось. Что-то слишком сложно, – отмахнулся Синица.
– Ладно, зачем дурака валять – искать в темной комнате черную кошку, которой там нет. Мы все считаем, что опасность миновала. Принимаю волевое решение! Бесспорно, в этом деле остались белые пятна. Пусть Мухаммедшины вернутся домой. Пусть утрясутся житейские дела. Тогда мы, если понадобится, устроим «доследование». А пока… Пока Куприяныч просил сопровождение. Будет ему сопровождение!
По трезвом размышлении было решено снова послать Тимура, но с Расторгуевым. За Тимура говорило знание языков. И хотя Паша знал его в лицо. но военный переводчик умел сливаться с толпой и, если надо, быть незаметным. Паша обещал держать постоянную связь как с Синицей, к которому проникся искренней симпатией и доверием, так и с Георгием, чтобы тот не слишком волновался. Значит, не составляло труда узнать, где он находился и что хотел предпринять. А опытный оперативник Расторгуев должен был держаться в тени и быть на стреме в качестве поддержки
– Очень разумно, – поддержала Луша эту идею. – На бедолагу-Пашу в последнее время свалилось столько всего! Папа материализовался как феникс из пепла – это раз. И Паше надо понять, может ли он примирится с его историей? Сумеет простить отца или не сумеет?
Георгий хочет найти место в жизни сына. А как мама к нему отнесется? Как им общаться втроем?
Тем временем выясняется, что мама исчезла – и это два. Вообще неизвестно, жива она или нет!
А в-третьих, все это происходит с молодым человеком, который только что вышел из коматозного состояния. И папа Куприянов прав, когда ожидает чего угодно. Вот заберет Паша маму из лечебницы. Она пока со своей легендой и документами Эрны Мухаммедшиной не только беспомощна, но как мы знаем, и подозрительна. И если Паше по дороге, например, станет плохо…
– А если – Эрне? – добавил Олег Майский. – Черт знает, как справиться тогда парень с положением, и что станется с ним самим. Давайте расскажем Куприянову, что мы тут надумали. Если он согласен…
– А я поговорю с ребятами – это им работать, – кивнул Синица. На том и порешили.
Однако ни Тимур, ни Володя не смогли немедленно уехать из города на неопределенное время. Пришлось искать другие варианты. Подумав, Синица связался с Мюнхенским детективным агентством и поручил Пашину охрану ему. С тех пор он получал регулярно подробные отчеты, из коих следовало, что с подопечным не случается ровно ничего.
– Ну что? – тревожился Куприянов.
– Ну как? – спрашивала Луша.
– Мои дорогие, да, слава богу, ничего и никак! – смеялся в ответ владелец «Ирбиса», убирая в ящик скоросшиватель с отчетами. Однако, как только разговор в агентстве снова зашел о Мухе, он с сожалением сказал своим друзьям, что не только ее загадка осталась, нерешенной, но и Муха – неизлечимо больной. Когда из Германии снова пришло известие, что профессор в Мюнхене тоже констатировал неудачу, в «Ирбисе» этому никто не удивился.
Утром Луша принесла эту весть своему директору и сказала, что Георгий Антонович хочет с ним поговорить. Паша возвращается. Он должен привести Эрну Александровну. Она не только не выздоровела, но, пожалуй, ей стало за последнее время только хуже.
Георгий пришел, и они долго обсуждали подробности происшедшего и судили-рядили, как лучше поступить. Куприянов надеялся, что сын теперь больше склонен прислушиваться к его мнению. Но особенно, к советам Петра Синицы. Самые различные врачи потерпели полную неудачу. Похоже, он ожидает теперь помощи от них двоих. Возможно, скорей, не помощи, а чуда. Но самое сейчас актуальное – как именно Эрну привезти?
И Куприянов рассказал, как профессор пришел к выводу, что всякое прямое напоминание о ее прошлом пока губительно для больной. Ее назвали по имени, и она впала в депрессию в первый раз. Ей дали почитать материал с вкрапленьями ее собственного прошлого и детства ее ребенка, и депрессия повторилась. Поэтому если Эрна увидит сына, это может оказаться для нее роковым. Мы не знаем, что ей внушено, и чему сопротивляется ее сознание. Что, если она попробует покончить с собой?
– Паша до сих пор видел ее только издали, а она его – ни разу. Значит, надо подготовить ее, уговорить или применить медикаменты и увезти в Москву. И пусть это сделают другие – я думаю, медсестра и детектив, или кто-нибудь еще. К примеру, я, – предложил Куприянов.
– А Вас она не может узнать? Вы слишком хорошо выглядите, мало изменились, – усомнилась Луша.
– Приятно слышать такое от хорошенькой девушки, но в нашем положении это сомнительный комплимент, – невесело пошутил Георгий.
– Вообще-то, у Эрны была хорошая память, в том числе и на лица. Может и узнать, – добавил он.
– Вот Вы и ответили. Значит, исключено. Не только Паша этого не хочет, но здравый смысл тоже не велит, – поддакнул Синица. Он, в отличие от Луши, нашел, что Куприянов выглядит неважно. Георгий был тщательно, аккуратно одет и выбрит, но похудел, осунулся и изнервничался.
– Я думаю, будет самое разумное до Москвы Эрну всячески беречь. Не стоит ей видеть сына, а мужа, воскресшего из мертвых, тем более. И пусть отвезут другие, а Паша держится в стороне, или вылетит следующей машиной. Мне кажется, медсестра и детектив – просто идеальное сочетание. Давайте последуем мудрому совету Михал Михалыча Жванецкого и будем переживать неприятности по мере их поступления. У Вас полно дел, не правда ли? Вам ведь надо подготовить квартиру и раздобыть надежных медсестер, да еще с французским языком? Хороший уход и без французского – нелегкая вещь. Ищите! Вы будете заняты по горло. Это лучшее лекарство от треволнений, они делу не помогут. Хотите, поговорим вместе с Мюнхеном? – предложил Синица Георгию Антоновичу.
И они позвонили Паше, изложили ему свои соображения и условились найти двух подходящих людей, чтобы их отправить за Эрной. Теперь оставалось лишь готовиться и ждать.
44. Мюнхен. Университетская больница
Паша провел неделю на Штарнбегерзее15 в маленьком комфортабельном отеле. Он пил травяной настой, плавал и гулял, но спал в первые дни только со снотворным. Огромный для небольшого озера прогулочный корабль маячил под его окнами. На третий день он сел на него, и тот степенно поплыл, причаливая время от времени к очередной пристани, чтобы забрать новых экскурсантов и высадить отдыхающих у мостков. Плескалась вода, прогулочный корабль, словно огромная скорлупка, качался на волнах. Блестело лакированное дерево и металл внутреннего убранства. Мухаммедшин старался честно отвлечься и расслабиться. Ему надо было смириться с мыслью, что его мама. Да, она теперь Селина Бежар, ею и останется. А кто такая Селина Бежар? Что для него, Паши Мухаммедшина, в этом деле основное? Селина врач, и как врач ничего не забыла и не утеряла. Она физически здорова, и это важно. Она ведет себя выдержанно и спокойно. Но у мадам Бежар нет детей! У его матери нет и не было детей! Ему стало казаться, что он медленно сходит с ума.
Является человек ниоткуда и говорит, что он мой отец. Моя мама напротив оказывается бездетной. И если так, меня просто нет. Я фантом. Не покурить ли фантому. Пойду, куплю сигарет, повсюду в Баварии действует запрет на курение в общественных местах, но это под крышей. А на палубе можно!
Паша направился к стойке бара, но по дороге курить раздумал. Вместо этого он купил газету, сел за столик и заказал себе большую чашку шоколада со взбитыми сливками. Молодой человек начал было читать, но через несколько секунд забыл о газете и уставился в пространство невидящим взглядом.
Надо собраться. Я должен взять себя в руки. Через несколько дней мы вылетаем в Москву. А там. Вот, вот, а что там – об этом следует подумать сейчас. Я должен. как они сказали? Сыграть роль постороннего человека. А это не просто трудно, но нужно еще придумать эту роль. Я лучше сосредоточусь на этом, по крайней мере, что-то определенное. Я думаю, мне подойдет нечто такое, где можно поменьше прикидываться. Скажу ей, что ее банк направил меня к ней как консультанта. И напомню – у нее есть сбережения и недвижимость. Она забыла? Ну, это не страшно. Ведь у меня все записано. И мы можем поговорить, как ей поместить капитал, а я буду давать советы. Попробую! Время покажет, как дальше действовать.
Корабль причалил, и Мухаммедшин решительным шагом направился не в отель, а в город. А когда он вернулся в Мюнхен и встретился со своим поверенным, Зильбер его не узнал. Он скользнул взглядом по молодому человеку с коротко стрижеными волосами кроме одной, выкрашенной в красный цвет длинной пряди, падающей на лоб, серьгой в ухе и очках в тонкой металлической оправе и отвернулся. И немудрено. Не только новая Пашина прическа, но и его черные джинсы и куртка из шотландки ничем не напоминали привычную корректную одежду банковского клерка.
– Господин Зильбер, – Паша приветливо протянул адвокату руку и поздоровался. – Не удивляйтесь, это действительно я. Я подумал, будет не лишним немного подстраховаться.
Адвокат внимательно посмотрел на него и кивнул.
– Возможно, Вы правы. Во всяком случае, срок настал. Сопровождающие прибыли. А билеты для всех у меня на руках. Вы летите в тот же день на несколько часов раньше. Таким образом, Вы можете встретить маму вместе с господином Куприяновым, или поступить иначе, как Вы сочтете нужным.
И он протянул Паши компьютерные распечатки, подтверждающие заказ.
– Вам нужно только зайти в больницу и забрать ее личные вещи. Люди из Москвы остановились в Вашем же отеле. Они ждут Ваших указаний.
На следующий день Паша Мухаммедшин отправился в больницу в последний раз. Он шел и думал о том, что постарался изменить свою внешность. И главное, сама его жизнь переменилась радикально. Требуется время осмыслить это как следует. Сейчас он заберет чемодан, отдаст его медсестре – пусть проверит, не надо ли чего в дорогу. А послезавтра – домой. Время у него есть. Что-что, а время.
И тут ему пришло в голову, что он совсем забыл об опасности, которая грозит Эрне каждый день. Петр разъяснил ему перед отъездом, что к чему. Он не счел нужным беречь парня так, как его новоиспеченный папаша.
«Как это я не подумал об охране? Прибыл детектив, пусть бы он начал наблюдение прямо сразу. Как только вернусь, скажу ему. Ладно, не теперь. Вот и больница. О, мне лучше в арку, а за ней внутренний дворик. Так получится быстрей, можно пройти сквозь корпус и подняться на нужный этаж.»
Был влажный теплый день, как будто весна стояла на пороге. Иногда тихие порывы ветра в лицо приносили запах свежести, совсем непохожий на промозглую зиму. А голубое небо и горячее ласковое баварское солнышко дополняло это впечатление. Больные потянулись во двор подышать, погреться или покурить и расположились кто где вместе с со своими посетителями. Пациенты сидели на скамейках и в инвалидных креслах. Тут же играли дети, а в стороне на ступеньках уплетали пиццу за обе щеки санитары.
«Здесь так свободно. Кто хочет, может запросто в любое время зайти. Ну почему я не беспокоился до сих пор? Петр Андреич тоже ведь, несмотря ни на что, не счел нужным тут в полицию обратиться. А из-за каждого угла можно выстрелить. Тут полно… Да чего угодно – окон, укрытий!» – От этих мыслей он начал нервничать все сильней и ускорил шаг. Он миновал несколько скамеек, обогнул клумбу, неловко повернулся на каблуках и.. внезапно растянулся на влажном асфальте, больно ударившись коленом о бортовой камень.
Паша вскрикнул. Сумка, которую он нес в руках, отлетела в сторону. Две женщины, медленно шедшие впереди, обернулись на шум и взглянули на него. Молодой человек лежал на спине, неловко подвернув под себя ногу. Его очки съехали на грудь. Ближайшая к нему женщина обернулась, сделала несколько шагов вперед и наклонилась над ним. Она стояла точно против солнца, и он не видел ее лица.
– Павлуша, сыночек, – сквозь плотный красноватый туман адской боли услышал он, – ты почему катаешься с горки на ногах? Не надо, не плачь. Больно? Ну, это скоро пройдет. Вставай скорей! Не бойся, я тебе помогу. Он все еще ничего не понимал. Даже русская речь не сразу дошла до его сознания. Но в следующее мгновение говорившая покачнулась и медленно стала оседать.
Мама сразу узнала своего большого ребенка. Переодевание и крашеная прядь не помогли. Она упала без чувств – и тут уже закричала медсестра.
Вызванные из Москвы сопровождающие улетели одни. Паша Мухаммедшин дневал и ночевал в Университетской больнице у постели своей матери. А Эрна Александровна Мухаммедшина, как человек, пробудившийся после тяжелого сна, вернее, после беспамятства из-за болезни или несчастного случая, Эрна, которая теперь ничего не знала ни о Селине Бежар, ни о миссии врачей «Поможем вместе» в Израиле, слушала Пашины рассказы словно чужие приключения.
Все переменилось, как будто день превратилась в ночь, словно перевернули песочные часы, слепой прозрел или безногий начал ходить. Доктор Мухаммедшина перенесла потрясение, и память о прошлом к ней вернулась. Но вполне здоровая до сих пор, она теперь страдала от очень низкого давления, головокружений и слабости. Пульс у нее тоже сделался неровным, плохого наполнения, сон болезненно чутким, а стандартные анализы говорили о сильной анемии. Между тем, она была активна, насколько ей позволяли силы, и просила, нет, скорее нужно бы сказать – требовала, ежедневных бесед о происшедшем. И она с разрешения врача два раза по полчаса слушала Пашу и рассказывала сама.
Эрна хорошо помнила, как бежала от Раи по лестнице вниз и как из темноты выступил незнакомец. Она ощутила боль, похожую на укус, а дальше провал. Пришла в себя она на диване, укрытая одеялом. Двухэтажный кирпичный комфортабельный дом, окруженный высоким забором, где ее поместили, был устроен по-городскому, но ей казалось, что она далеко от Москвы. За ней ухаживала женщина, которая объяснялась только жестами. И вскоре Эрна поняла, что она немая.
Ее не обижали, хорошо кормили и снабжали всем необходимым, но запирали на ключ. А окна, выходящие в небольшой ухоженный сад, были забраны решетками. Эрна помнила, что все время была заторможена и хотела спать. Ей, видно, что-то подмешивали в еду.
Так прошло несколько дней. А потом появился мужчина. Он был врач. В этом она не сомневалась. Ее осмотрели. Взяли кровь, и много – на большой многофункциональный анализ. После этого ей начали делать уколы и внутривенные вливания. Врач приходил, делал укол, а после этого она помнила только, что он садился рядом и негромко, монотонно что-то говорил.
Эрна поправлялась медленно. Паша спросил Шульце, нет ли опасности, что она снова превратится в Селину. И профессор честно ответил: «Это маловероятно, хотя гарантий нет никаких. Ее следует постепенно готовить к нормальной жизни, но осторожно».
Паша регулярно звонил в Москву и рассказывал о состоянии дел. Но теперь только одному Петру. И снова Куприянов тревожился – «Ну как?» А Луша теребила его – «Ну что?» И Петр однажды подумал-подумал и сказал.
– Доктор Мухаммедшина безусловно снова обрела собственную личность и прошлое. Ее общее состояние ухудшилось, но это ничего. Она приходит понемногу в себя. Теперь можно подвести предварительные итоги. Она ничего не может сказать о том, кто и почему ее похитил.
Мы с вами правильно догадались как. Вкатили наркотик и увезли, а затем под влиянием какой-то дряни квалифицированно внушили ей легенду. Но это все. До этого момента мы и она знаем одно и то же. Это похоже на дверь, которая открылась. По одну сторону двери Селина Бежар, гражданка бельгийского королевства. Она могла изложить, что с ней случилось в Израиле, вполне связно и без ошибок. Про Эрну Мухаммедшину Селина не знала ничего. А по другую сторону двери.
– Которая тут же и захлопнулась, – добавила Луша.
– Точно! Она захлопнулась накрепко без зазора! И тут по другую сторону очнулась Эрна, никогда не слышавшая ни слова о Селине Бежар, – кивнул Синица.
– Ну хорошо, а что теперь будет? Паша перестал звонить, я не знаю, что и думать. Не могли бы Вы мне объяснить… – Куприянов поморщился от неловкости и замолчал.
– Я постараюсь, Георгий. И во-первых, Эрна совсем не хочет в Москву. От всего пережитого остался страх перед городом. Врач считает, что ей лучше попутешествовать.
– Они хотят немного развеяться? И отлично. Почему нет? Если только это не опасно, конечно, – спохватился Георгий.
– Что касается Паши, – продолжил Петр, – он Вам позвонит, когда переварит все, что за последнее время наслучалось. Ему нужно матери рассказать о Вашем появлении. Нужно понять, как она к этому отнесется, научиться. Черт знает, она может потребовать, чтобы сын о Вас и не заикался. Поставить ультиматум! Я думаю, он пока не знает, как себя вести, поэтому не звонит.
– Да я понимаю, – пробурчал Куприянов и замкнулся.
Снова потянулись недели. Эрна постепенно пришла в себя, здоровье ее не внушало больше опасений. Ее перевели в реабилитационную клинику за городом. И теперь уже она ходила на массаж, в бассейн, и на тренажеры. Сын ездил к ней, и они осторожно касались пережитого обоими. Они говорили с новым выстраданным чувством доверия, как может быть раньше никогда. Ему предстояло найти нужные слова, чтобы сказать ей о Куприянове. Следовало рано или поздно о бедной Рае тоже сказать. Но она о работе пока не спрашивала. И поэтому Паша, посовещавшись с Шульце, решил эту страшную новость оставить на потом. Мало того, о нем самом, о его коматозном состоянии мама тоже не имела понятия!
Два раза в неделю профессор принимал свою необычную пациентку. Он радовался ее выздоровлению, шутил, что это произошло вопреки всем его усилиям. И очень внимательно наблюдал за ее душевным «посттравматическим» самочувствием.
Он помогал Паше дозировать информацию. Следил за ее реакцией. И учил его в свою очередь не упустить сигналов перегрузки или потрясения, которых следовало тщательно избегать.
Все шло вполне благополучно. И наконец, наступило время, когда Шульце разрешил им отправиться на курорт. Снова похолодало. Но наступила сухая ясная погода, что нечасто балует баварцев зимой. Ненадолго выглядывало даже солнце. Все это только способствовало состоянию подъема и надежды, которое охватило молодого человека. Они уезжали! Мама выздоровела, пусть еще не окончательно. Они оба нуждаются в передышке. Георгий Антонович велел передать, что он на этот раз перевел деньги не Зильберу, а ему самому. И Паша выбрал с помощью врачей санаторий в Баден-Вюртемберге. А Зильбер отвез их на вокзал.
Эрна чувствовала себя утром бодрой и отдохнувшей. Ее все радовало и интересовало. Она получала удовольствие уже от того, что не надо спешить. В самом деле, когда она вот так ехала вдвоем с сыном без всякой служебной надобности? Они запаслись для нее всем необходимым, и это было приятно – выбрать для себя несколько вещей, не думая о деньгах.
В поезде Эрна сняла новую куртку, которую Паша повесил на вешалку. Она иногда поглядывала на нее украдкой и любовалась. Как и на красивые удобные чемоданы с большими надежными колесами. Она решила ни о чем не думать, не строить планов, а просто отдохнуть. Паша перед отъездом долго разговаривал по телефону, рассылал электронные письма и читал ответы, а потом с кем-то связался по скайпу и перешел на английский.
Она не вслушивалась. Она думала о том, как недавно ей объяснили: если название места начинается словом «Бад», так это настоящий курорт. А они как раз и ехали в Бад-Бльаубойрен. И вот теперь они в поезде скоростном, самом лучшем, за окном в дымке можно различить предгорья Альп, и, поскольку в соседнем вагоне есть ресторан.
– Пашка, не пойти ли нам пообедать? Я только подкрашусь, и можно отправляться. Дай мне, пожалуйста, косметичку, – Эрна похлопала сына по коленке, и он уставился на нее с веселым удивлением.
– Мама, ты меня извини, но ничего не получится. Мы немедленно наверстаем, как приедем. Видишь, я все же мальчик, а не девочка. Мне просто в голову не пришло.
– Что такое? Ты это о чем? Ты потерял кошелек?
– Да нет, не в этом деле. Видишь ли. Сестра Цецилия, как и мадам Селина Бежар, они обе совсем не пользовались косметикой!
Паша прыснул. Эрна разочаровано наморщила нос. А он, начав, смеялся все громче и заразительней. Не мог остановиться! Ему было хорошо! А еще. Вот приедут на место, и он снова почитает, что ОНА пишет. Она сказала, что у нее есть интересная идея…
44. Говорящая фамилия
Мила Темочкина сидела в небольшом читальном зале спецхрана и прикидывала, как лучше поступить. Она перепечатывала, что разрешали. Иногда можно было копировать материалы, иногда нет. Но работа двигалось. А ей становилось последнее время все интересней. И хоть заказчик явно про нее позабыл. Ну и пусть! Она напишет статью. По меньшей мере, подготовит публикацию из архивных материалов. А потом обязательно использует ее в своей научной работе. Однако с деньгами следовало что-то делать, и немедленно.
Деньги на ее счет от «Ирбиса» продолжали поступать регулярно. Хотя директор Синица, который нанял ее и поручил собрать материал о полковнике, давно сообщил Миле, что они завершили дело. Никто больше не нуждался в ее отчетах. Не интересовался, что она нашла. По-видимому, они не отменили распоряжение, и банк делает переводы. Очень неприятно. Во-первых, с чужими деньгами дела лучше не иметь -не отмоешься потом. Пойди, докажи, что ты не причем. А во-вторых, искушение, конечно. Лежат же! И не дай бог, потратить! У молодого историка вовсе не было резервов, чтобы в случае чего отдавать долги.
И подумать, как повернулась ситуация. Все шло рутинно и заурядно. Она посылала отчеты, они сделали свое дело, а потом ей сказали вдруг, что розыски можно прекратить.
Милу в суть проблемы никто не посвящал. Она не была сотрудником агентства, не несла обязательств, не давала подписки о неразглашении, а посему доверительной информацией не обладала.
– Это детективы, – вздохнула она, – если у них дело завершено, то ничего не попишешь.
Она, правда, для себя наметила дальнейшие пути розыска и заказала документы. Они пришли. Теперь можно было просто сдать назад архивные папки и поставить на этом точку. Но ей претило чувство незаконченности.
Перед тем, как неожиданно отказаться от ее услуг, Синица проявлял к ее работе горячий интерес. Он требовал выяснить, кто были родители полковника. И для чего-то было важно узнать, где он родился и воспитывался. Полковник был стар. А потому перед Милой лежали материалы времен отечественной войны. Девушка поколебалась немного и придвинула к себе папки.
Как-то в разгар рабочего дня у Синицы зазвонил телефон.
– Петр Андреевич, здравствуйте, с Вами говорит Мила Темочкина, военный историк, – услышал он. – Вы мне заказывали. Да, да, это я. Видите ли, я получила по почте извещение, что. Да, но деньги продолжают поступать! Я понимаю, что это по ошибке. Как мне теперь поступить, перевести Вам назад, или лучше принести лично? Мне бы хотелось избежать недоразумений. Что? А, ну, конечно. Я так и сделаю. Спасибо, Петр Андреевич! Вы знаете, если Вы не против, я хотела бы получить от Вас отзыв о моей работе. Мой шеф из института просил. Когда? Да, мне удобно. Я обязательно буду. Спасибо Вам большое.
Мила Темочкина договорилась с Петром о встрече. Она смущалась и явно чувствовала себя неловко. Она почти завершила уже разговор обычными вежливыми клише, как вдруг он услышал от нее.
– Петр Андреевич, не знаю, интересно Вам еще или нет, но я продолжила розыск для себя ради логики самой работы. Я заказала документы по тем вопросам, что Вы поставили, пока считали, что они Вам нужны. И оказалось, что Ваш полковник – необычная птица! Ой, только не думайте, что я набиваюсь, или намекаю. – девушка окончательно смешалась.
– Милочка, не волнуйтесь, – помог ей Синица, – я ничего лишнего не подумаю. Приходите! И отзыв Вам напишем. И новые материалы с удовольствием почитаем. И с деньгами разберемся. Бухгалтерия любит точность. А что такое с полковником?
Мила ответила. Она произнесла всего несколько слов. Но Петр, услышав их, изменился в лице. Он быстро переспросил ее о чем-то осипшим голосом, и сел, а потом вскочил.
– Мила! – заорал он, – ради бога, копируйте, переписывайте все о полковнике как можно скорей! Делайте, что хотите, но, чтобы уже сегодня Вы были у меня!
– Вы понимаете, Петр Андреевич, мне вот что показалось странным. Я в старых анкетах о полковнике сначала прочитала, что он из крестьян, родом из-под Рязани и сирота. Тут Вы велели узнать подробности. Я заказала расширенный поиск. И вдруг приходит справка, что Найденов – сын немецких коммунистов, родители погибли в фашистских застенках! Но ни имен, ни подробностей. С другой стороны, он молоденьким парнишкой поступил в разведшколу в нашей оккупационной зоне в Берлине, – рассказывала Мила.
Глаза ее блестели, а на курносый маленький нос, усаженный спелыми веснушками, упала ресничка. Мила встряхнулась, ей сделалось щекотно. А Петр подумал, что она похожа на уютного золотистого хомячка. Щекастенькая плотная сероглазая девчушка с челкой и хвостиком русых волос на боку.
– Я решила, для разведшколы в юном возрасте в Берлине логичнее второй вариант. Кроме того, я знаю – такая практика существовала. Сирот – носителей нужного иностранного языка отдавали в разведшколы на казарменном положении. И я стала искать, что рассекречено об этой школе.
– Милочка, но сын немецких коммунистов должен был иметь другую фамилию! – возразил в первый раз Синица.
До сих пор он слушал Темочкину, как зачарованный. Он умел очень внимательно слушать, да так, что собеседник порой рассказывал ему больше, чем собирался. Но в этот раз он не подыгрывал, а с нетерпением ждал продолжения.
– Без сомнения, другую! К примеру – Людке, Мольтке, Зоммер. Бюлов на худой конец! Заметьте, не Белов, как у нас, а похоже. И вдруг – Найденов? Но обратите внимание – у него говорящая фамилия! Я вовсе не сразу догадалось, не буду воображать. Но – догадалась, и теперь ужасно горжусь!
Мила Темочкина вскочила со стула, схватила со стола папку и потрясла ее перед носом своего рыжего работодателя.
– Тут все подшито в хронологическом порядке – справки, протоколы и выдержки из характеристик. Но я для Вас обобщила по-людски на нормальном языке. Я, конечно, и для себя это тоже написала, но. Впрочем, Вы лучше почитайте. Я подожду.
И она передала ему в руки синенький скоросшиватель с надписью «п. Найденов».
Через час с небольшим у разбежавшимся по делам сотрудников «Ирбиса» зазвенели, запели, затренькали телефоны. Шеф отдал распоряжение лететь на работу. На робкие возражения он гаркал: «Даю на все сорок пять минут» и отключался. Нечего делать, они безропотно прискакали, двое даже умудрились уложиться в срок. Последней влетела Луша, с ужасом глядя на часы, безжалостно отсчитавшие лишних семь минут. Она залепетала оправдания, но Синица отмахнулся.
– Садитесь, садитесь, вашу. Ох, я хочу сказать: перекись марганца – Мила и Луша – извините! – выкрикнул в один присест «начальник конторы», никогда, ни при каких обстоятельствах «не употреблявший», с тех самых пор, как стал таковым.
Оторопевшие сотрудники безмолвно расселись, только теперь заметив угнездившуюся во главе стола крепенькую краснощекую девушку в джинсах и красном свободном свитере. Никто из коллег Синицы с Темочкиной не был знаком. Володя сделал круглые глаза, а Олег еле заметно пожал плечами и вынул ручку и блокнот.
– Вот что, голуби мои, я потом буду дальше извиняться. Пока просто на слово поверьте. Я в своем уме. И «Ирбис» не обанкротился. Вы все сейчас поймете. Позвольте вам представить сначала военного историка Темочкину Людмилу Григорьевну. Она работала для нас в архивах. Собирала материал на Найденова. Когда мы закончили дело Мухи, Миле пришло распоряжение закруглиться. Но, к счастью, она как настоящий исследователь продолжила розыск и получила ошеломляющий результат. У вас будет возможность узнать подробности. Я дам всем прочитать отчет. Мы его обсудим. Но я вам сейчас же кое-что сообщу. Найденов – не настоящее имя нашего героя. Вы помните, я интересовался, где он был крещен? Так вот, мы узнали где. Но об этом немного позже. Назвали его Карлом, у него есть еще несколько имен, как это принято у католиков. Весьма неожиданно, не правда ли? Но нам пока ни о чем не говорит. А вот фамилия его – совсем другое дело. И я не буду вас больше мучить. Я сам взорвусь сейчас, если не скажу немедленно. Итак, внимание! Фамилия этого человека.
Синица встал, его рыжая шевелюра растрепалась, пушистые усы растопорщились, из круглых веселых глаз, казалось, летели искры от возбуждения. В руках Петр держал синюю папку Милы, и он ею совсем так же, как она гордо потряс. Его слушатели невольно тоже повскакали со своих мест, а шеф торжественно возвестил.
