Ан Ци
Серебряная куница с крыльями филина
– Пётр Андреевич, я сказала, что с подругой Северцевой поговорила. Так вот, я «последнего героя» нашла. Его зовут Глеб Сергеевич Ерофеев. Он врач – гематолог. У них был роман, который года два длился, а потом иссяк.
– А он женат? – заинтересовался Пётр.
– Вот тут и начинается самое интересное. Он был тогда женат и снова женат теперь. И как это понимать?
– Он человек… м-м-м… зрелый. Ему сейчас пятьдесят восемь. Это она, чтоб меня не обидеть. Сама хотела – «старый» сказать, -хмыкнул Олег.
– Я хотела сказать, что он даже Эрны был значительно старше! – возмутилась Луша. И продолжила… – этот Глеб имел давно семью, когда с Эрной познакомился. Он из тех, кто никогда не упускает возможности с кем-нибудь закрутить. Словом, они познакомились, встречались какое-то время и мирно разошлись. А потом он встретил совсем молодую девушку Марину. Она недавно закончила институт и работала «лаборанткой с высшим» тоже в Эрнином институте. Он влюбился, да она ещё и забеременела. Тогда Глеб развёлся и вскоре на Марине женился.
– А вторая жена знает про Эрну? Ей, возможно, это было бы неприятно. Небось, этот гусь утверждает, что он образец супружеской верности, и только её неземная красота и нежная юность заставили его позабыть о своих обетах?
– Знает или нет, неизвестно. Но тут есть сюрприз ещё лучше. Северцева говорит, недавно Эрна ей рассказала, как вдруг ей позвонил давно глаз не казавший Глеб и обратился как пациент!
– А что с ним приключилось?
– Я, конечно, тут же спросила. Но Эрна в таких делах всегда соблюдала полную врачебную тайну.
– Лушка, молодец! Просто гремучая смесь – любовь, соперничество, ревность, уязвлённое самолюбие, и в довершении что-нибудь жизнеутверждающее, урологическое. О, тут можно ожидать осложнений. Отлично. Работаем!
– Они быстро оделись и вышли, каждый по своим делам.
– Лорд, лежать! Ты остаёшься! – на прощанье скомандовал Пётр и скрылся. Собака безропотно улеглась и жалобно посмотрела на тётю Мусю.
– Не горюй, пойдём я тебе… Эх, он не разрешает! Ну, ничего, через час тебя кормить. Тогда получишь, собаченька. Я тебе косточку припасла. Не всё ж только из банок этих!
И Мария Тимофеевна отправилась на второй этаж
12. Страшное известие. Опер Володя Расторгуев
Часы показывали без четверти восемь, когда Пётр Синица оторвался от дисплея и подумал: «пора!». Он закончил сегодняшний отчёт, составил план на завтра, просмотрел новые данные, внесённые в вопросники и таблицы дела о пропаже Мухаммедшиной, заведённого по просьбе Севы Польских. Рабочее название у этого дела было: «Муха». И стандартные графы, строчки и столбцы по методике, принятой в агентстве, начали за прошедшие несколько дней постепенно заполняться.
«Завтра займусь «дублями». Пошлю к Северцевой Олега. А сам к Таубе схожу. Но попозже. У Аниты Таубе наша малышка теперь лучший друг. Надо не переусердствовать. Она может начать рассказывать то, что мы хотели бы слышать. С другой стороны, Анита – занятой человек. Как бы ей просто не надоело тратить время. Станет злиться. Это нам пока тоже не нужно.»
Пётр завёл железное правило, по которому с теми, кого он считал важным источником сведений, обязательно разговаривали порознь двое сотрудников и сравнивали потом свои впечатления. Когда требовалось, они разыгрывали ещё и разные роли.
Сегодня заключительный аккорд – обсуждение итогов дня – уже состоялся, оставалось только попрощаться и разойтись. Пётр выключил компьютер, вытащил актуальную флешку и убрал в сейф. Он шёл по коридору по направлению к столовой, когда раздалась мелодия «однозвучный колокольчик» – позывные мобильного телефона Олега. Ребята сидели за столом и ждали шефа, чтобы перекинуться несколькими словами, перекусить, если кто захочет, и до дому. Он предложил их сегодня развезти на машине. Все устали.
Синица толкнул дверь. Он услышал голоса вперемешку с бормотаньем попугаев, нежным: «ку-ку», и чириканьем и собрался уже осведомиться, какая Лушенька запела, в пёрышках или в джинсах, но шутливые слова замерли у него на губах. Олег и Луша обернулись ему на встречу. На их лицах явственно написан был ужас.
– Что случилось? – встревожился Пётр. Олег медленно опустил телефон на стол и наморщил лоб.
– Петя, это Эдик, ассистент Эрны Мухаммедшиной. Ему сейчас из милиции позвонили. Её нашли.
– Господи, ты хочешь сказать, нашли тело?
– Да, то есть, нет, но…
– Ох, уже лучше!
– Пётр Андреевич, – не выдержала Луша, – тут не знаешь просто, как сказать. Всё – хуже. Тело, действительно, нашли. Только не Эрну. Раису Матвеевну Кулешову, ту самую медсестру – доверенное лицо, убили ударом стилета в сердце!
– Володька, здорово, тебе деньги нужны? Как – кто? Эй, да я это, зануда – следователь, пташка – канашка! Как месяц с тобой не пообщаешься, ты уж не узнаёшь!
– О, привет, Петруха, орёл ты мой! Так уж и орёл! Синицей тебя назвать было бы банально. Что это за разговоры с места в карьер про презренный металл? Ты ограбил банк и заделался Робин Гудом?
– Я такой специальный Робин Гуд,
только для отставных майоров, оперативников. Слушай, Володька, мы во что-то вляпались. Я не хочу моим соратникам одним следующий этап работы поручать. Вернее, он должен проходить под самым серьёзным контролем настоящего профи. И это ты. Если согласен, Олег тут сидит рядом со мной. Он оформит документы, и ты снова «на договоре». Хочешь – с завтрашнего, хочешь -с сегодняшнего дня.
– Петя, я готов. Молодой интересный пенсионер в твоём распоряжении.
– Кстати о пенсии, как твои конечности?
– Левую продолжаю разрабатывать, болит часто – зараза! А правой владею отлично. Я теперь в своём клубе занимаюсь спортивной стрельбой. И, знаешь, результаты много лучше, чем у здорового были при всяких служебных проверках.
– Очень надеюсь, что стрелять тебе не придётся. Ты когда к нам сумеешь прибыть?
– Да хоть сейчас. У тебя есть, где машину поставить?
– Обижаешь! У меня подземный гараж на шесть персон.
– Ну да, ты же у нас новоиспечённый автовладелец. Вот тебя до сих пор туда нелёгкая и не заносила. На шесть? Красиво живёшь. Тогда жди, выезжаю в твой «Ирбис».
Когда Пётр работал на Петровке следователем, Володя Расторгуев был сотрудником уголовного розыска, отдела по расследованию тяжких насильственных преступлений. Они были хорошо знакомы, встречались часто по работе, в общих компаниях, имели немало общих же приятелей, хоть и не завели личных дружеских отношений.
Затем Пётр Андреевич решил, что ему настала пора отправиться в собственное плавание и стать капитаном. Он уволился, открыл «Ирбис». А через два года в случайном разговоре на старой работе узнал, что Володя Расторгуев в УГРо больше не служит. На расспросы ему поведали, как Расторгуев был тяжело ранен в перестрелке с бандитами, полгода провалялся в больнице, получил инвалидность, ушёл на пенсию и бедствует с семьёй и двумя детьми, кое-как перебиваясь с хлеба на квас на зарплату жены – учительницы истории.
«Подумать только, как не повезло! Ему ведь только слегка за сорок. Надо Володьку разыскать, узнать, чем помочь. Он где живёт?» – огорчился Пётр.
Но Расторгуевские координаты для него долго не могли найти. Народ в отделе уже частично сменился, частично… да что скрывать, стал бывшего коллегу-бедолагу подзабывать.
Синица, потихоньку свирепея, начал горячиться.
«Да что ж это, мужики, такой парень был золотой, отзывчивый, исключительно порядочный. Неужто, никто его не навещал? Не позвонил хотя бы?»
Наконец с грехом пополам домашний телефон Расторгуева отыскался. Тогда Синица, недолго думая, позвонил и попросил разрешения посоветоваться с Владимиром по важному делу.
Приехав, он постарался не заметить отчаянной бедности, лезущей из всех углов в Володиной двушке, где друг у друга на головах ютилось всё семейство. Пётр объявил, что он с работы и зверски хочет есть, что он, как незваный гость никаких претензий к хозяевам не имеет, поэтому, если никто не возражает… И поставил спортивный синий баул на кухонный стол.
Синица опять же постарался не заметить, как дети и Лиля Расторгуева пытались скрыть, что обрадовались, когда на кухонный стол из объёмистой сумки гостя посыпались пакеты с пакетиками. Запахло свежезажаренной курицей, зеленью, теплыми пирогами. За сыром и ветчиной последовали фрукты, за фруктами бутылка хорошего вина, воздушные ароматные пирожные, диковинные конфеты! Было вполне понятно, что такое тут давно не видали. И приятно, что они не стали чиниться, а охотно сели за стол, с удовольствием поужинали, ласково ухаживали за гостем, и друг за другом, шутили и смеялись, рассказывали анекдоты. Словом, вечер получился отличный.
А после ужина Пётр попросил Володю побеседовать с ним с глазу на глаз. Лиля отправила детей делать уроки, сама ушла на кухню, а мужчины остались в «комнате общего назначения», как выразился Володя.
– Вот, брат, школьники мои в маленькой, а мы с Лилькой в этой и спим, и едим, и работаем, когда… – он запнулся, – когда есть работа.
Лиля-то к урокам должна готовиться, так, что… Да, впрочем, я не жалуюсь. Всегда может быть хуже, – добавил он.
– Работа будет, Вольдемарчик, за этим я и приехал. Если ты согласишься, то мы тебя возьмём консультантом. У меня отличная совершенно нестандартная команда. Так сложилось, что я могу себе позволить выбирать, чем нам заниматься. И мы до сих пор брали дела, которые нам всем интересны. И только порядочную клиентуру.
– Ты хочешь сказать, что в отличие от адвоката-защитника, что обязан защищать любого мерзавца…
– Вопрос принципиальный для состязательности сторон, для отправления правосудия, чтобы адвокат искал смягчающие обстоятельства для каждого преступника. Но я не адвокат. И главное, я на вольных хлебах. Могу, пока, по крайней мере, придумать себе некую миссию и следовать ей. Я совершенно не настроен швыряться деньгами, но средства у меня есть. Посему за гонорарами не гонюсь, хотя мы работаем вовсе не бесплатно. Наши услуги стоят дорого. Иногда дорого чрезвычайно! Но когда человек в беде, когда у него нечем платить, то мы устраиваем совет вождей и… Э, да ты постепенно во всём сам разберёшься! Я что, собственно, хочу сказать: нас, постоянных сотрудников, всего трое. Есть ещё пожилая женщина «на все руки». Она убирает, готовит, ухаживает за животными…
– Петро, у тебя там что, и зоопарк? Или, как теперь стало модно, филиал в деревне с лошадками, овечками, а то и коровами? – заморгал глазами Володя, с возрастающим изумлением слушавший бывшего сослуживца.
– Не волнуйся, до коров пока ещё не дошло. Но мы устраиваем себе хорошую жизнь, как мы её понимаем. У нас в агентстве уютно, а поскольку все мои любят живность, мы себе её и завели. И ещё разные штуки. Ты сам увидишь.
– А другие понимают хорошую жизнь по-иному?
– А ты как думал? Можно, например, получив солидные деньги, устраивать по этому поводу регулярно попойку и надираться до положения риз, можно закатываться в бордель или купить… ну, не знаю! Дурацкую дорогую машину, самолёт!
– Ты против автомобилей? Но у тебя есть машина!
– Конечно, есть! А в агентстве ещё одна – служебная, разъездная. И мои ассистенты не только имеют права, но действительно хорошо водят. Только это нормальные машины. Они современные и красивые, но практичные и надежные. Купленные для дела, а не для пижонства. Ну, и для отдыха, само собой. Мы про отдых не забываем. – Синица замолчал.
Он подумал, что впервые, пожалуй, рассказывает постороннему человеку о том, как задумано агентство, что там к чему и почём. Пусть не всё, но формулирует важные для себя самого вещи. Потом он глянул на собеседника и заметил смущённо-выжидательное выражение его лица. «Ох, я осёл! Раскукарекался, затоковал как тетерев, а парень с тревогой ждёт. Волнуется, может, я уже передумал? Или вообще пустобрёх?»
– Я тебе всё – мы да мы! Что касается ребят, то мой дуэт – совершенно разные персонажи. Они очень многое знают и умеют, но оперативного опыта у них нет. До сих пор от них требовалась, в основном, коммуникабельность, интеллект, аналитическая работа, лабораторные исследования, лицедейство. Разные разности. Я думал о том, чтобы не было и особенно опасно. Они оба курсы закончили, это помимо высшего образования, но им ещё учиться и учиться.
Видишь, в концепцию моей конторы входит по мере необходимости приглашать всех, кто нужен для конкретного дела. И вообще, всех, кто нужен. А теперь я считаю, нам нужен консультант. Скорее даже, консультант-тренер, своего рода. Давай соглашайся, и мы с тобой обсудим программу. Ты будешь их учить. Кроме того, сейчас мы работаем по делу «Орловские рысаки». Там не известно пока, как сложится. Если я прав, вполне невинно. Если нет… тогда нельзя им лезть, они как розыскники ещё зелёные. Под твоим наблюдением -другое дело. Что скажешь?
С тех пор Расторгуев сделался постоянно-повременным, как он говорил, участником Синицинской команды. Они вместе отыскали для него ещё полставки на преподавательской работе в Юридическом институте на заочном отделении. По вечерам он вёл секцию карате в спортивном клубе. Это были копейки, но Володя чувствовал себя человеком, в трудовую книжку которого чин чином внесено рабочее место. Зарабатывал он теперь достаточно. Месяц назад он даже купил себе подержанную, но вполне приличную «Шкоду». А когда «Ирбису» требовались ещё специалисты по его профилю, этим теперь занимался Расторгуев персонально.
Расторгуев, как обещал, явился в „Ирбис» и разу приступил к работе. Его ввели в курс дела. Они обсудили сложившееся положение. И Володя, записав в блокнот, что он считал нужным, положил ручку и повернулся к Петру.
– Ты, Пётр Андреевич, совершенно грамотно рассудил, что дело принимает серьезный оборот. Надо и самим не подставиться, и официальному следствию не навредить. Я так понял, ты хочешь поиск продолжать, не смотря на возникшие… м-м-м.. осложнения?
– Непременно! – кивнул Петр.
– Не забудь, мы представления не имеем, есть ли хоть какая-то связь между этими двумя событиями. А если есть, так может это из-за бедной Раи исчезла её начальница, а не наоборот.
– А кто-нибудь из вас уже попробовал там понюхать, или решили не рисковать?
– Я запретил ребятам делать резкие движения. Узнал только по своим каналам, где нашли и когда. – Тут Петр замялся и искоса поглядел на Лушу. – Лу, будь добра, попроси Марию Тимофеевну нам перекусить приготовить. И скажи обязательно, что у нас гость. Что-то живот подвело, и вам с Олегом чай никогда не мешает.
Когда крошечная девушка вышла, он подождал немного, услышал удаляющиеся шаги, а потом пояснил.
– Тут, видишь ли, какое дело. Едва мы об этом говорить начинаем, ребёнок плачет! Она ещё не обстрелянная. У нас до сих пор «убойных» дел не было. Я посчитал – это наше одиннадцатое. Всё предыдущие, да ты частично знаешь…
– Я понимаю, – поддержал его Володя, – споры о наследстве, разводы, кражи, или эти «Орловские рысаки», с которых я начинал – подлог, мухлёж с чистокровными и выбракованными животными…
– Вот именно, Лушка справится постепенно, я не сомневаюсь. Надо просто подождать. Она же такая молодчина. Храбрая, удивительные вещи умеет, надёжная, словно… Не подберу даже сравнения!
– Я бы и сказал, словно Швейцарский банк, только эстетическое чувство не позволяет! Такой очаровательный эльф и прозаическое учреждение, – засмеялся ему в тон Расторгуев. – Но давай не будем отвлекаться, а то она вернётся. Так что?
– Нашли Раю в подвале дома, где она жила, рабочие-ремонтники. Убили, похоже, профессионалы. Одним ударом, точно в сердце, она наверно, и вскрикнуть не успела. После этого просто отнесли вниз и там оставили, не особенно стараясь замести следы.
– А где убили, у неё дома?
– По всей видимости, нет. Есть показания племянницы Жанны, что тётя вышла в спешке из дома и не вернулась. И если сопоставить все даты и данные – вскрытия, звонков по телефону, рассказа Жанны, то выходит, убили сразу на лестнице в подъезде. Видишь, я вытянул только кое-что. Но очень немного. Они что-то знают про Эрну тоже, но меня посвящать в это не хотят.
– Погоди, Петя, говорят это же убийство. Вдруг твоя Эрна замешана? Я понял так, что Жанна ее упомянула.
– Олежка в учебно-познавательных целях и среди белого дня, без всяких романтических глупостей пошёл и взглянул на дом. Он почти пустой. Со дня на день там начнут капитальный ремонт. Я подумал, что обычный поквартирный опрос людей – кто что видел и слышал – в выселенном доме вещь не слишком обнадёживающая.
– Олег, а подъезд куда выходит? – обернулся к Майскому Володя.
– Подъезд-то? Прямо во двор. Там, Володь, двор небольшой, закрытый со всех сторон. Он, в свою очередь, ведёт на оживлённую улицу. Два соседних образуют с домом Раи Кулешовой заглавную букву «П». И от одного из них в их двор выходит глухая стена. В другом тоже никто не живёт. Там склад и приёмный пункт – большая химчистка и прачечная. Но это тебе не гастроном. Они не работают круглые сутки. Всё было закрыто.
– Ты прав, со свидетелями при всём при этом будет не густо. Но ничего, попытаемся! Да, Петь, а ты сказал, Рая живёт с мужем. Так почему же не сразу спохватились?
– Просто стечение обстоятельств. Гадам или очень повезло, или они хорошо рассчитали. Муж после работы сразу уехал вместе с семьёй дочки в глухую деревню. Всего на пару дней! Так и вышло, наложилось одно на другое. На работе – отпуск, дома никого.
– Петя, задача ясна, и я сразу побегу. Сам понимаешь, с каждым днём, с каждым часом вероятность найти достоверный источник уменьшается по экспоненте. Ключи от костюмерной у Тимофеевны?
– Ключи у неё. Со всем согласен, кроме – «сразу побегу». О, вот и Луша.
– Тётя Муся зовёт к столу! – приветливо сказала, войдя, маленькая Костина, а её шеф поддержал.
– Очень кстати. Через полчаса отправишься, Расторгуев, а сейчас мы спокойно вместе немного посидим. Идёт?
Некоторое время спустя из небольшой будки, похожей на трансформаторную, стоящей метрах в двадцати от самого теремка, как удачно назвала домик, где помещалось агентство Ирбис, энергичная хорошенькая Зина Горошек, вышел мужичок в телогрейке. Помятые брюки в пятнах пузырились у него на коленях. На голову по самые брови была надвинута солдатская серая шапка с оборванным левым ухом. Шея замотана полосатым шарфом. А на спине болтался небольшой рюкзачок, из которого торчала початая бутылка.
Осенью темнеет быстро. А этим вечером от туч было ещё темнее обычного. Погода портилась. Задул северный ветер порывами. Похолодало так заметно, что всё вокруг покрылось инеем, и тротуары засверкали в электрическом свете. Прохожие ёжились и торопились в тепло.
Мужичок вышел на Садовое кольцо, добрался пешком до Курской и сел в метро, стараясь держаться подальше от контролёров. От него явственно несло перегаром. На станции «Проспект Мира» он вышел, подземным переходом пересёк улицу, несколько минут двигался по прямой, а потом свернул в узкую арку во двор.
Выходившие туда окна были темны. Следовало поэтому ожидать, что и внутри полная темень. Но тут ему повезло. Уличный фонарь, торчавший из-за стены, точно спичка из коробка, ярко освещал маленький пятачок. Мужичок внимательно осмотрелся.
Двор этот, совершенно безлюдный и пустой, был аккуратно и старательно прибран. В нём был только ухоженный небольшой палисадник и коричневые мусорные баки, огороженные крашеной фанерой. На искрящемся инее отчётливо виднелись следы метлы.
«Ёлки-моталки, сколь ж раз они убирают? Какие-нибудь несчастные таджики, не иначе. Подморозило час назад, не раньше. Значит, совсем недавно. И значит, дворник тут чуть не целый день ошивается. Может, и приютился неподалёку. И пусть даже кроме него по вечерам ни души… Так, а это что?»
Мужичок подошёл к газону и наклонился. Он увидел около бортика две солидные кучки и отчего-то очень ими заинтересовался.
«Ещё дымятся. Собака большая. Бродячая собака? А если нет? Тогда и хозяин должен быть поблизости.»
Он обошёл двор. Подошёл к подъезду и подёргал единственную дверь – она была заперта. Просто заперта на замок, без всякого кода и домофонов. Тогда он двинулся вдоль левой глухой стены и вдруг остановился и присвистнул. Там, где два дома сходились углом, оказался небольшой зазор, совершенно не видный со стороны. В нём была устроена скамеечка, сделанная из ящиков и досок, заботливо застеленная обрывком одеяла. Скаты крыши защищали её от снега и дождя, стены – от ветра.
«Очень интересно! Такой закуточек, и собака, и дворник! Вот тебе и «ни души»!»
Мужичок ещё раз внимательно осмотрелся. Затем вышел на улицу и потрюхал к близлежащему ларьку. Там день и ночь торговали сигаретами, пивом и разной дребеденью. Около палатки толклись, по обыкновению, дежурные местные пьянчужки.
Он полез за пазуху, долго рылся, потом вытащил горсть мелких денег и купил пачку сигарет. А затем достал не спеша стаканчик и оглянулся. Круглый столик нашёлся так же кстати, как добрая компания. Когда на столик шмякнулась четвертушка чёрного с чесночной сарделькой, а из бутылки в пластмассовый стаканчик многообещающе булькнула прозрачная жидкость, две засаленные, замызганные фигуры сделали неуверенный шаг вперёд. Счастливый обладатель поллитровки ухнул, опрокинул стакан, выщёлкнул сигарету и.. к нему тут же услужливо потянулись аж сразу две грязные руки с огоньком.
– Эх, хорошо! Вот это спасибо, ребята. Закурить не хотите? Угощайтесь. Я Жорка! А вас как звать? – и он широким жестом протянул им открытую пачку.
– Как не хотеть! Они взяли по сигарете, и еще по одной, которую сразу заложили за ухо. Забормотали благодарно, зачиркали зажигалками. Ещё бы они не хотели закурить! Но воспалённые их глаза на бледных лицах с небритыми щеками не отрывались он вожделенного напитка.
– А мы Гриша и Кеша, Жорик, Гриша и Кеша! Гляди-ка, вечер какой холодный, прямо зима. Да ты ужинай, на нас не смотри. Мы и правда, покурим.
Вежливость была соблюдена, следующий ход за пришельцем, но он невозмутимо налил себе, хлопнул ещё одну стопочку и закусил. Пахнуло мясным и водочным духом. Алкаши судорожно сглотнули слюну. И тут, откуда ни возьмись, вывернулась бродячая мелкая собачонка и принялась крутиться вокруг них и скулить. Это была жёлто-сизая от грязи, но вполне упитанная дворняжка. Великое множество здешних ларечников беспрестанно её кормило. А спать можно было без помех в подземном переходе. Там сухо, тепло, и никто не гнал. Чем не житьё! Сейчас ей есть даже не больно и хотелось, но привычка – вторая натура. Запахло сарделькой – проси! «Пусть лучше лопнет поганое брюхо, чем пропадает хороший харч!»
Жорик отщипнул кусочек хлеба и бросил на асфальт. Шавка понюхала и отошла.
– Балованная, шалава! Развелось их! Чего ты их приваживаешь, только гадят. Ты посмотри на неё, не жа-ла-ет! А рабочему человеку…, – алкаш потолще и постарше, заросший рыжей щетиной махнул рукой.
– Верно говоришь, Гриша, это сколько на них денег тратят! Они, поди, не работают, а жрут и жрут, – поддержал его сварливо товарищ, но тут и Жора вмешался в разговор.
– Э, не скажи, на них можно дюже хорошо заработать, если с умом. Породистую сучку поймать, найти кобелька, случить, а щенков продать!
– Пойма-ать? Слямзить? Это можно! – захихикал беззубый Кеша. – Только кто у нас купит за настоящие деньги? Разве на Птичке толкнуть?
– А что? Хоть бы и на Птичке? Я, мужики, во дворик по малой нужде завернул, – он повернулся и показал, куда именно, – такую там собачину видел! Руки прям зачесались. Один ошейник за две банки можно загнать! Зверюга давай с цепки рваться да лаять. Я подхватился. Тут гаркнули на меня, а кто, с испугу не разобрал, побёг! Но зло взяло. Узнал бы, чья, так увёл. Вот пол-литры не пожалел бы!
Глаза у Гриши заблестели, словно мокрые осколки стекла.
– Идёт, коли не шутишь! Стакан… нет, два стакана, – поправился он, – нам с Кешкой прямо сейчас! Я тут всех знаю, я.. мы… Да, а потом за суку – две поллитры! Я те её сманю! Мишкина эта собака, туда другие не ходят, эти новые хозява дворнику приплатили, и он следит. Мишка Паровоз рядом живёт. Он ихнего прораба возит. И сторожить подрядился, когда они тут чего оставляют – технику, кирпич там… Иначе стырят в момент!
Жорик слушал, не перебивая, но времени не терял. Он извлёк из рюкзака ещё два пластмассовых стаканчика, налил в них пальца на три водки и подвинул собеседникам. Они мигом смахнули угощение и крякнули.
– А ты что же? Давай по третьей! – спросили в один голос повеселевшие собутыльники.
– Я-то? Не, третью ещё не заработал, – усмехнулся он. – А как псину зовут?
– Джерька! – заторопились Кеша и Гриша, – Джерри её Мишка назвал.
– Понял, – кивнул Жорик, – а фраер почему
– Паровоз? Так он машинистом служил, и сам – Мишка Возчиков. Потому и прозвали паровозом.
– Ага. Служил машинистом, теперь служит у новых хозяев… И дворник тоже, ну, этот… туркмен…
– Мурат? Он не туркмен, а таджик. Они в подвале ночуют.
– Тоже во дворе?
– Не в этом, в соседнем, где котельная. Там и живут, четверо лбов. И убирают, кто где. Мурат у зубодёров, Иса в магазине, а другие…
– Да хрен с ними, ты мне лучше скажи, да неужто вправду суку сведёшь? Ведь если сторожат круглый день, дворник землю роет и хозяева бдят… А что вообще за хозяева такие? Почему зубодёры?
– Жорик, суку тебе сведём, про зубодёров узнаешь, только надо бы и пузо согреть. Горло тоже… Что-то хрипим! – просипел он и захихикал.
Жора разлил остатки, и бутылка опустела. Физиономии бродяг погрустнели. Но новый знакомец хлопнул Гришу по плечу.
– Не робей, ребята, я парень не жадный. Пошли за уголок, там есть забегаловка «После бани». Вон голубенькие огонёчки мелькают. Сядем в тепле, возьмём супешник, картошечки, и пивом залакируем. Там и поговорим.
Он застегнул рюкзачок, замотал шарф вокруг шеи и вопросительно глянул на друзей, которые закивали с энтузиазмом. Тогда он двинулся в сторону голубой вывески, а пьянчужки, обрадованные нежданной удачей, радостно затрусили за ним.
13. Олег Майский делает дубль. Подруга Северцева
Олег вышел из метро и растерянно осмотрелся. Слева был раньше кинотеатр, справа гостиница. Он давно не был «на Выставке», как для себя на старый манер называл эти места, и ничего тут теперь не узнавал. Понастроили новых зданий! Некоторые симпатичные, другие нет. Ну, хоть, «Останкинская» отовсюду видна!
Ему надо было направо, потом опять направо. Идти всего ничего. Район хороший. Люди, к которым он шел, вполне благополучные. Дом, наверное, с фокусами. Майский таких не любил.
Здание, однако, оказалось добротным, не старым, но и не новым, без всяких выкрутасов. Когда код сработал, Олег даже подумал, что лифт и грязноватый подъезд могли быть и поприличней. Зато квартира, куда его радушно впустили, выглядела хоть куда. Майскому по работе и у знакомых приходилось видеть жилье людей с достатком, да и просто богатых. И нередко думать – нет, такого сам себе с приплатой не пожелаешь. Нелепых этих огроменных загородных домов, безвкусных и аляповатых, с тюремными их заборами с колючей проволокой. Громоздких квартир нуворишей, любительски переделанных «по моде» и от того еще более неуютных. Но такую…
Высокие потолки и соразмерные, просторные, но не слишком, комнаты, коридор и кухня. Книжные шкафы из настоящего дерева, доходящие до самого потолка. Мягкие ковры на полу спокойных тонов, там, где надо. А там, где этого не требовалось – плитка или паркет. Все вокруг тут было удобно, уместно, не кричало о себе, а тихо и вежливо говорило: мы, приборы, мебель, мягкие драпировки, комнатные растения, украшения и посуда, все мы – для тебя, тебе служим. Вовсе не наоборот.
Пока хозяйка дома приветливо улыбалась Майскому, предлагала тапочки и показывала, где раздеться, он, с удовольствием ощутил запах домашних пирогов. Хотя нет, это было что-то очень знакомое, похожее, но.
– Извините за нескромный вопрос, чем пахнет так приятно? Благоухание изумительное. Только это не тесто. Яблоки и корица без сомнения, но.
Хозяйка дома Северцева так и засветилась от удовольствия.
– Вот молодец! Действительно, не тесто. Я, хоть и очень люблю, но стараюсь есть меньше сдобы. Поэтому я напекла антоновки с корицей и сахаром. Если к этому еще ванильный соус добавить, пальчики оближешь!
– Слушайте, Вам, по-моему, можно одними пирожными питаться. Вам ничего не грозит! – галантно заметил Олег.
Северцева, в шелковистом платье цвета какао с молоком, облегающем худенькую фигурку, с ореховыми глазами и каштановыми легкими пушистыми волосами напоминала Олегу белочку. Бусики и серьги у нее были из прозрачного янтаря. Замшевые коричневые туфли, словно коготки, каблучками стучали по паркету. «Хвостика только не хватает», – подумал он.
Она держалась открыто и дружелюбно. Но когда заговорили об Эрне, сделалась грустной. Олег попросил разрешения записывать. Ее это нисколько не смутило. И он прошелся по всем пунктам, отмеченным Лушей, убедившись, что эта «подружка», в целом, и второй раз говорит то же самое и себе не противоречит. Он остановился на деталях, уточнил даты. Все совпало. Оставался последний вопрос. Луша его просто не задавала. Было решено, что раз женщины познакомились уже взрослыми, не спрашивать Северцеву про юность Эрны. Но по мере заполнения белых пятен, история загадочного поступления Эрны в институт перемещалась в вопроснике Синицы наверх, и наконец, заняла третье место. Теперь было решено спрашивать всех. Ну что ж, он и спросит. На этом «дубль» можно с чистой совестью закончить. От яблочка к чаю он не откажется, а потом домой.
– Скажите, пожалуйста, – обратился он к Ольге, – а как удалось Вашей подруге окончить институт? Я уж не говорю про конкурс. Про субъективные трудности. Но ей негде и не на что было жить. Какой Медицинский? Для нас это загадка. Сева Польских ничего об этом не знает. Сослуживцы тоже. А Вы? – спросил Олег без особой надежды на ответ. И добавил. – Мы ищем зацепку. Надо понять, кто мог стать ее врагом. Поэтому для нас все важно и интересно.
Его собеседница удивилась. Сдвинув брови, она пробормотала:
– Действительно! Вдруг… Хотя нет, не может быть. – И Майский насторожился, а потом услышал. – Вы знаете, мне она рассказала. Я Вам сейчас объясню, и судите сами. Такое не забудешь.
Эрна тогда жила в общежитии при роддоме в клетушке вместе с такой же горемыкой акушеркой, «разведенкой» лет на пятнадцать старше себя, но тоже бесприютной. Житье у них обеих было «постоянно временное», полулегальное. До большого скандала. Но ее товарка прожила так уже четыре года. Ей все что-то обещали. А обещанного, как известно.
Так вот. Жили они дружно и были всегда под рукой. Само собой разумелось, если возникала нужда, так ночь-полночь или нет, обе были всегда готовы вскочить и бежать на подмогу. Ну, а роддом есть роддом! То у самих что-нибудь, а то «по Скорой» к ним привозили. И Эрна неслась, если звали, а по ходу дела продолжала учиться и расти.
