Алиса Рува
Жестокеры
Тогда я еще не знала, чем вызвана подобная избирательность. Не подозревала, что существуют определенные правила определенной игры, участником которой я помимо свой воли стала. Пока я просто чувствовала, что за мной идут по следу.
Какое-то время трубка молчала. А затем хриплый голос произнес:
– Возвращайтесь, Лена. Город …sk скучает без вас.
***
Я пошла на это собеседование вовсе не для того, чтобы согласиться на работу в салоне «Искусство жить», о котором до звонка этой странной женщины никогда раньше не слышала. Я лишь хотела положить конец этим настойчивым звонкам. А еще посмотреть на ту, кто мне названивала все эти месяцы. Губительное любопытство! О, она хорошо знала, какие приманки использовать: мою усталость от того, что все так плохо, это вечное безденежье и отсутствие иной возможности заработать. Но главное – мое губительное любопытство!
Салон, в котором мне была назначена встреча, располагался на территории старого заброшенного парка. Среди деревьев было несколько строений, ни на одном из которых я не увидела табличек с номерами домов. Я долго петляла в поисках нужного здания, пока, наконец, не остановилась под потрескавшейся вывеской, на которой вычурным полустертым курсивом было выведено: «Искуство жить». Слово «искусство» было написано с одной «с».
Поднявшись на крыльцо, я потянула на себя тяжелую дверь. Войдя, я оказалась в огромном помещении, скудно освещенном несколькими трековыми светильниками, висевшими где-то под самым потолком. Везде – на полу, на полках, на стенах – в беспорядке стояли, висели, а то и попросту валялись в пыли кучи больших и маленьких каталогов, шнурков, кисточек, бахромы, отрезов разноцветной материи, связок с какими-то пластинками и деревяшками. Те из них, которые висели на крючках, слегка покачивались, словно по помещению гулял ветер. Я поежилась: действительно было холодно. Не согревали даже стоявшие вдоль стен камины, озарявшие пространство своими тусклыми огоньками. Я присмотрелась повнимательней: камины оказались ненастоящими.
Встретила меня невысокая шатенка средних лет. Ее можно было бы назвать симпатичной, если бы не выражение кошачьей хитрости на ее лице. Она провела меня на второй этаж, в свой кабинет – небольшую комнатку, с полками и рабочим столом, заставленными многочисленными иконками и фигурками едва ли не всех религиозных конфессий. Хозяйка салона «Искуство жить» предложила мне присесть. Она наблюдала за каждым моим движением. Мы некоторое время молча рассматривали друг друга: она меня насмешливо, я ее – настороженно. Я обратила внимание на то, что глаза у нее были необычные: по-кошачьи раскосые и светло-карие, почти желтые.
«Так значит, мне звонила она…»
– Да, это я звонила вам, – уже по привычке ответила женщина на мой не заданный вслух вопрос.
Гордо подняв подбородок, она заявила, что является директором салона домашнего текстиля, каминов и радиаторов под названием «Искуство жить». Я вспомнила отсутствующую букву «с» на вывеске. Директриса вкратце рассказала о том, чем занимается их салон, и попросила меня рассказать о себе и своем опыте работы: что я умею, какие обязанности раньше выполняла. Про то, что она – с ее слов – читала мое резюме и все про меня знает, она словно позабыла. Пока я говорила, директриса пытливо изучала мое лицо своими желтыми глазами, буквально прощупывала, сантиметр за сантиметром. Внезапно, словно ей наскучило слушать, она прервала мой рассказ, ударив меня в лоб прямым вопросом:
– Сколько вы получали на своей прошлой работе?
Я назвала сумму, чуть больше той, которую мне платили. Директриса презрительно расхохоталась.
– Здесь вы будете получать гораздо больше! Я умею ценить людей по достоинству – вы в этом еще убедитесь!
Она назвала сумму, которую намеревалась мне платить. Я подняла на нее удивленные глаза: это было гораздо больше того, что я получала на всех моих прошлых работах.
– А еще у нас замечательный дружный коллектив! – продолжала увещевать директриса. – Я очень тщательно подбираю людей, и у нас совсем нет текучки. Все, кто к нам приходит, остаются у нас на долгие годы, – она нагнулась через стол в мою сторону. – Так что, выбрав нас, вы решите проблему постоянной смены работы.
Подкольнув меня, директриса с довольным видом откинулась на спинку своего большого уютного кресла и сладострастно погладила его подлокотники, при этом не сводя с меня насмешливого взгляда. Фигурки индийских слоников на ее столе тоже смотрели на меня лукаво и насмешливо – как и их хозяйка. Так мне показалось.
– Тебе будет легко освоиться, – она фамильярно перешла на «ты». – Мои девочки во всем тебе помогут! Они примут тебя, как родную! Даже не сомневайся! Вы одного возраста, вы быстро подружитесь. Девчонки все адекватные. Тебе будет легко у нас. Тебе у нас… понравится, – распевала директриса.
С каким же возмущением и бессильной яростью я потом вспоминала эти ее слова! Тогда же у меня внезапно что-то кольнуло в груди и как-то неприятно стало, тошно… Особенно от того, как она сказала это слово – «понравится». Еще какое-то время я слушала ее дифирамбы ее великолепному салону. Самоуверенность его хозяйки так не вязалась с неряшливым интерьером и отсутствующей буквой «с» на вывеске. В конце нашего разговора директриса сказала, что ей не нужно время на раздумье.
– Вы мне нравитесь, – скользя глазами по моей фигуре, кокетливо произнесла она ту самую пресловутую фразу, от которой у меня перевернулось нутро.
Я застыла под пристальным взглядом ее желтых кошачьих глаз. Я не могла сказать того же – что мне хоть сколько-то нравится она сама. Равно как и ее салон. Но из головы не выходила сумма, которую она озвучила в начале нашей встречи. Я сравнивала ее с теми жалкими грошами, которые получала раньше, которых мне никогда не хватало.
– Я вас возьму, – в глазах директрисы сверкнул хищный огонек. – Решение за вами.
Она ждала моего ответа, но язык мой словно присох к нёбу. Пока мы разговаривали в ее холодном неуютном кабинете, у меня жутко замерзли руки.
***
Правило № 1. Часто коллектив не принимает нового человека из-за того, что в нем видят угрозу существующему положению вещей. Новичок воспринимается как соперник, и единственная верная стратегия – дружно ополчиться против него. Одной из черт моббинга является косвенная агрессия: определенная мимика, жесты, язвительные улыбочки, демонстративные переглядывания вместо ответа на вопрос – все, что показывает презрение и неуважение к новичку.
ПОДКОВЫРКА ПЕРВАЯ: ВРАЖДЕБНЫЙ ПРИЕМ, ИЛИ ОНА ЗДЕСЬ НЕНАДОЛГО.
Как меня угораздило попасть в эту ловушку? Я и сама до конца не понимаю… Я не хотела и не собиралась устраиваться в «Искуство жить». Но, наверно, хитрая директриса была права: мне действительно надоели все эти бесконечные невыгодные сделки по продаже себя и своего времени, равно как и постоянное откладывание на потом своей мечты. Так, в попытках заработать, наконец, на эту мечту, я приняла это «заманчивое предложение», тем самым, сама того не зная, согласившись на самую невыгодную из всех своих сделок.
Фирма, в которую меня угораздило устроиться, занималась продажей радиаторов и искусственных каминов, а также домашнего текстиля и различных аксессуаров для дома – именно их образцы в таком беспорядке валялись в салоне. Игра началась в первый же день. «Замечательный дружный коллектив» встретил меня крайне холодно. С выражением высокомерной недоброжелательности мои новые коллеги бесцеремонно разглядывали меня – мое лицо, одежду, фигуру. Они спрашивали друг у друга, кто я такая, не смущаясь, что я их слышу. Я отметила про себя то, что директриса явно преуменьшила их возраст – некоторые «девчонки» было далеко не мои ровесницы. Кажется, они годились мне в мамы.
Позже появилась и сама директриса. Она прощупала меня своими желтыми глазами и представила коллективу. Девицы приняли новость о появлении нового сотрудника без особого восторга и тут же снова уселись на свои места, усиленно притворяясь, что очень заняты. Украдкой же они продолжали неприязненно на меня поглядывать. В их глазах читалось недоумение, даже возмущение, которое я не знала, как истолковать.
Сидевшая за соседним столом полная женщина, с множеством подбородков и усиками над губой, не сводила с меня глаз. Прищурившись, она оценивающе рассматривала меня – всю, от макушки до пяток. Казалось, ни одна складочка моего платья, ни одна линия моего тела под этим платьем не ускользнули от ее пристального взгляда.
– У нас не принято носить на работу такие платья.
Это сказала тощая невысокая женщина с сухим лицом и круглыми голубыми глазами, которые делали ее похожей на сову. Она тихо подошла ко мне со спины, от чего я невольно вздрогнула. Поправив складки своего платья, которое, к слову, было очень похоже на мое, она с надменным видом присела на свое место, сняла трубку и набрала какой-то короткий номер. Высокомерно на меня поглядывая, она начала тихо что-то нашептывать.
– Да, мне тоже так показалось, – громко сказала полная женщина за соседним столом. – Не переживай: она здесь ненадолго.
Девушка в цветастом «деревенском» сарафане, рядом с которой меня посадили, тоже украдкой меня разглядывала. Но когда я поворачивалась в ее сторону, она тут же быстро отводила глаза. Когда я задавала ей вопросы, моя соседка отвечала как-то уклончиво или просто делала вид, что не слышит.
– У нас есть кухня, где можно обедать и пить чай в свободное время, – вместо ответа на очередной вопрос зачем-то сообщила мне она.
Мне было настолько не по себе, что я решила немедленно воспользоваться ее предложением.
На «кухне», над тарелкой с обглоданными скелетиками селедки, сидела крупная рыжеволосая женщина лет сорока пяти, с пережаренным в солярии телом и длиннющими искусственными ногтями кислотных оттенков. Ее не было в зале, когда директриса представляла меня коллективу. Женщина о чем-то болтала с каким-то парнем (как потом выяснилось, из службы доставки). Они хихикали, но когда я вошла, раздосадовано переглянулись и замолчали. Женщина удивленно уставилась на меня.
– Мы с вами еще незнакомы… – я запнулась под ее убийственно ледяным взглядом. – Я – новый сотрудник. Я вам не помешаю?
– Конечно, нет. Проходи! – ответил парень и подмигнул мне.
Сотрудница – ее звали Элла – опустила взгляд и выгнула брови. Ее нарисованные брови начинались у самых внутренних уголков ее глаз, словно срастаясь с ними, и резкими дугами расходились почти вертикально вверх – точь-в-точь как у девиц с мегащитов! – что придавало ее лицу выражение ошарашенности и брезгливого удивления. Я достала из сумки упаковку печенья. Сделав кислое лицо, Элла принялись жевать свой капустный салат, подчеркнуто медленно двигая челюстями. Я подняла бровь.
«Это что у них игра такая – «задави своим высокомерием»?»
Парень, сидевший напротив, то и дело переводил взгляд с меня на Эллу. Он еле сдерживал смешок. Вид у Эллы действительно был такой, как будто ей испортили аппетит. Я догадалась, что этот спектакль для меня.
– Вот! – я положила печенье на стол. – Можно попить чай.
Элла перестала жевать и уставилась на предложенное угощение с таким брезгливым видом, словно я положила перед ней на стол использованный подгузник. Парень прыснул со смеху.
На предыдущих местах работы мы с девчонками часто пили вместе чай. Угощать друг друга было в порядке вещей. И для меня было странно, что кто-то делает при этом такое лицо. Я хотела тут же встать и уйти, но поняла, что это будет выглядеть глупо. Я раскрыла упаковку печенья и встала, чтобы налить себе чай. На кухне воцарилась мертвая тишина. Слышно было только, как Элла медленно работает челюстями. С чашкой чая я присела за стол, проклиная себя за то, что вообще сюда пришла. Элла не поднимала на меня глаза и ничего не говорила. Но ее необъяснимое, непонятное презрение я чувствовала кожей. Она источала его всем своим телом. Своими до предела вытянутыми вверх бровями – вот-вот оторвутся и вылетят с ее лба. Я тогда еще не знала, что именно такое лицо она будет делать каждый раз при виде меня. Я почувствовала себя каким-то грязным и паршивым зверьком. Не допив чай и вылив остатки в раковину, я вышла из кухни.
– Ты в следующий раз не заходи на кухню, когда там обедает Элла, – сделав страшное лицо, предостерегла меня девица в цветастом сарафане. – Она у нас любит обедать одна, чтобы ее никто не беспокоил. Чтобы ты знала, она уходит на кухню сразу, как приходит на работу. И сидит там около часа. Просто в это время не заходи туда. Кха-кха!
Я удивленно уставилась на эту девицу. Не ожидала, что у нее такой смех. Как будто лягушка квакает. Я не стала напоминать ей, что она сама отправила меня попить чайку, наверняка зная, что эта странная Элла как раз там, на кухне. Вскоре, умяв свой капустный салат, Элла царственной походкой вышла в зал. Она покосилась на меня, но тут же презрительно отвернулась и стала ловить глазами взгляды своих товарок. На их лицах появились странные улыбочки.
Рабочий день продолжался. Со своего места я поглядывала на своих новых коллег. Эти надменные девицы сидели с такими лицами, словно делали мне одолжение, мученически терпя мое присутствие. Они смотрели на меня с одинаковым выражением праведного возмущения, словно один мой вид оскорблял все то возвышенное, светлое, чистое, что в них было. Пробегавшая мимо директриса с любопытством вглядывалась в мое лицо. Я думаю, впечатления этого дня были написаны на нем.
– Милая, а что с твоим лицом? – поинтересовалась она, но при этом улыбнулась довольной улыбкой.
Я посмотрела на нее и проглотила ком в горле.
– Все хорошо.
В самом деле: не стану же я ей жаловаться, что толстая усатая женщина за соседним столом словно аппарат МРТ просканировала все мое тело, девица справа от меня, в цветастом сарафане, какая-то странная, а Элла едва не подавилась капустным салатом – так усиленно изображала презрение. И вообще я не понимаю, куда я попала и что здесь происходит!
– Ты уверена, дорогая?
Я молча кивнула.
– Ты обращайся ко мне, если что не так. Если тебя что-то расстраивает, ущемляет, огорчает. Если тебе что-то не нравится. Договорились?
Я машинально кивнула, изо всех сил стараясь не расплакаться.
Не знаю, как я продержалась этот день, но дома слезы вырвались на волю. Я сама от себя такого не ожидала – ревела, как девчонка! Осознание неправильно сделанного выбора – а это было совершенно очевидно – обрушилось на меня со всей своей ясностью. Я сама не понимала, откуда у меня взялись столь бурные эмоции. Просто какое-то дурное предчувствие, ощущение какого-то обмана как будто сбило меня с ног…
***
Правило № 2. Причиной дружной неприязни к новичку могут стать опасения, что он «перетянет одеяло на себя», добьется большего успеха, чем остальные, на фоне чего достижения «старых» сотрудников померкнут. Чтобы не дать новенькому проявить себя, используют разные методы. Например, ему не предоставляют информацию о продукте, которым занимается компания, или скрывают от него необходимые документы. Это делается для того, чтобы выставить новичка глупым и некомпетентным.
ПОДКОВЫРКА ВТОРАЯ: КОНСУЛЬТАНТ-РАЗВЕДЧИК, ИЛИ «НИЧЕГО МЫ ТЕБЕ НЕ СКАЖЕМ!»
Сосредоточившись на своих записях, я не сразу заметила, что меня, подперев рукой подбородок, разглядывает сидевшая по соседству Настенька – та самая девушка в цветастом сарафане. Сарафан уже был другой, но фасоном и стилем очень напоминал предыдущий.
– А почему у тебя такой нооос? – протянула Настенька.
– Что?
– Ну, он у тебя немного длинноват.
Я невольно хмыкнула. Почему у тебя такой длинный нос? Ну что тут можно сказать в ответ? Видимо, из своей коллекции носов я должна была выбрать и пристегнуть какой-нибудь другой. А сегодня впопыхах, собираясь на работу, нащупала именно этот. Я вернулась к записям. Но не сразу вспомнила, на чем я остановилась перед тем, как меня отвлекли. Боковым зрением я видела, что Настенька продолжает меня разглядывать.
Я не злилась на свою соседку: за эти два дня я поняла, что клиентов и соответственно работы у девиц практически нет. Настенька просто скучает целыми днями – поэтому и несет от нечего делать разные глупости. При этом я не могла не задаться вопросом: зачем нанимать нового сотрудника, если действующие сотрудники просто сидят, ничем особо не занятые? Не знала я и того, можно ли увольняться на второй же день после трудоустройства. Не слышала, чтобы кто-то так делал. Но я поняла одно – я ни за что на свете здесь не останусь.
Весь день я пыталась поговорить об этом с директрисой. Но у нее не было на меня времени.
– Давай попозже, милая. Сейчас придет наш ключевой клиент, я буду принимать его сама. Мне нужно подготовиться к встрече.
– Я могу к вам зайти часа через два?
– Ах, наверно! Котенок, я не знаю. Если я буду здесь. После встречи мы, скорее всего, поедем в ресторан.
Они не уехали в ресторан. Через два часа, когда клиент ушел, я снова поднялась в кабинет директрисы. Дверь была приоткрыта, и я увидела, что она курит, откинувшись в кресле и закинув ноги на стол.
– Ах, я так занята сейчас, – директриса быстро скинула ноги со стола. – У тебя что-то срочное?
– Да.
– Наверно, не можешь разобраться с материалом. Я объясню тебе попозже.
– Но…
Директриса встала, подошла ко мне и обняла меня за плечи. Она стала мягко, но настойчиво подталкивать меня к выходу.
– Или знаешь что, спроси Полину! Она старший менеджер, она тебе все расскажет. Слушай ее внимательно и все впитывай – она очень много знает!
Полиной оказалась та худощавая женщина, которая сделала мне замечание по поводу моего платья (я так и не поняла, что с ним было не так). У нее были впалые щеки и густая низкая челка, практически закрывающая ее круглые глаза. Лет ей на вид было столько же, сколько и моей матери. Я и не знала, что консультантами работают до такого солидного возраста. Ходила Полина очень медленно, пошатываясь. Вид у нее был какой-то изможденный. Казалось, она вот-вот свалится где-то между сваленных в кучи образцов и ее там – в пыли – возможно, никогда не найдут. Но при этом она все делала с таким важным видом! Придавала какую-то невероятную значимость каждому своему движению, каждому повороту головы. Это показалось мне забавным. Но моя внутренняя веселость быстренько разбилась о стену Полининого ледяного высокомерия. Когда я подошла к ней, Полина посмотрела на меня с таким брезгливым недоумением, словно к ней приблизилось жалкое ничтожное насекомое, которое кто-то зачем-то научил разговаривать. Я спросила, что в первую очередь нужно выучить консультанту. Полина округлила свои и без того круглые совиные глаза и высокомерно осекла меня:
– Мы не консультанты! МЫ – МЕНЕДЖЕРЫ!
Я стояла перед ней, размышляя о том, есть ли между этими понятиями принципиальная разница. Полина оценивающе оглядела меня и усмехнулась.
– Но ты, если хочешь, можешь зваться консультантом. Да! Я думаю, тебе это больше подойдет.
Стараясь не обращать внимания на ее тон и странную иронию, я задала Полине еще какой-то вопрос. Вместо ответа на него Полина долго, не моргая, меня осматривала – всю, с головы до пят, особенно почему-то задержавшись взглядом на моей груди. А потом, скрестив руки на своем плоском туловище, соизволила выговорить:
– Мы занимаемся самой различной продукцией. У нас огромный ассортимент, и это все нужно знать. Ты (она сделала акцент на этом слове) сможешь все это выучить?
Как этот ответ вязался с тем вопросом, который я ей только что задала, – было понятно разве что самой Полине. Озадаченная, я молча смотрела на нее. В глазах Полины я увидела презрительную насмешливость и полное неверие в мои способности.
В конце дня я снова решилась подойти к директрисе. Она как раз спускалась по лестнице в зал.
– Это ведь не срочно, да?
Я послушно кивнула: да, конечно. То, что я хочу отсюда сбежать, – это совсем не срочно. Это подождет.
Когда по пути домой я проходила мимо стройки, меня еще более яростно чем обычно облаяли живущие там шавки. Собаки защищали место своей кормежки, на которое я даже не претендовала.
Дома я долго не могла уснуть, всю ночь ворочалась с боку на бок.
На следующее утро у директрисы опять не было на меня времени. Я пыталась с ней поговорить, но каждый раз она отмахивалась от меня под предлогом каких-то срочных дел. Так, сама не понимая, как это получилось, я и осталась в «Искустве жить».
***
– Учи ассортимент! – бросила директриса, спускаясь по лестнице. – Это самое главное на этой работе.
Несколько дней я добросовестно пыталась выполнить ее указание. Но процесс обучения в «Искустве жить» проходил как-то странно: когда я спрашивала о поставщиках и товаре, девицы вели себя так, как будто спрашивать об этом было непозволительно. Я поинтересовалась у Эллы, кто поставляет нам шнурки и бахрому и где узнать цены на них. Она вылупила на меня свои водянистые глаза, выгнула брови и раздраженно что-то прошептала – быстро и очень тихо. Я ничего не расслышала. Элла оглянулась по сторонам и сквозь зубы злобно процедила что-то. Я снова ничего не поняла. Элла вконец вышла из себя:
– Я же тебе сказала! Два раза повторила. Что тебе еще от меня надо?
При любых моих попытках обратиться к девицам за помощью, они шикали на меня и озирались по сторонам. Когда я задавала какой-либо вопрос впервые, мне с раздражением отвечали: «Ну сколько можно об этом спрашивать?». И возмущенно переглядывались.
Никто ничего не хотел объяснять. Мне отвечали нехотя, хотя девицы не были особо заняты: в основном курили, болтали или пили на кухне десятую чашку кофе. Мне постоянно пытались указать, словами или взглядом, что я – досадная неприятность, которая вклинилась в их привычный «рабочий» уклад. Какая-то назойливая и любопытная муха, которая летает и жужжит тут, беспокоя всех.
Никто не собирался мне помогать. Никто не собирался ничего объяснять. Вникать во все самостоятельно было невероятно сложно. Информация на компьютере была не систематизирована. Каталоги тоже лежали где попало, в самых разных местах – даже под столом у Эллы. И их было так много, трудно было разобраться, где что. Но еще больше было самих образцов – целые груды. И многие из них просто валялись на полу, в пыли, без этикеток и ценников…
«Это просто какая-то помойка!» – думала я, осматривая все эти залежи.
Когда я спрашивала про очередной образец, выловленный из очередной груды образцов, девицы фыркали и возмущенно взрывались, не забывая при этом многозначительно переглянуться:
– Это же N, фабрика С! Как можно этого не знать?
И как я должна была об этом догадаться, если на несчастной деревяшке не было никакого опознавательного знака! Ни артикула, ни названия фабрики? Ничего, кроме толстого слоя пыли!
На каких-то образцах, правда, сначала были этикетки, хоть и старые, с полустертыми надписями. Но однажды девицы о чем-то пошушукались, и от их группы отделилась Элла. По очереди подходя к стеллажам и полкам с образцами, она начала срывать эти ценники, в некоторых случаях упрямо соскребывая их своими кислотными ногтями. Вскоре к ней присоединилась и усатая женщина. С недоумением наблюдала я за их странными действиями.
Было ясно одно: мои новые коллеги вовсе не собирались мне помогать. Напротив: делали все возможное, чтобы добавить мне трудностей в этой и без того нелегкой задаче – освоиться в «Искустве жить». Того, что мне отказали в помощи, девицам, как вскоре выяснилось, оказалось недостаточно. Они придумали еще одну «забаву»: зная, что я еще совсем зелененькая, не готовая к самостоятельной работе, они «скидывали» мне самые трудные случаи и самых трудных, рассерженных клиентов, с которыми я заведомо не могла справиться.
Все это придумала Полина. Видя мое замешательство, она издевательски говорила:
– Ты ведь знаешь, что у нас не принято перекладывать на кого-то своих клиентов. Это непрофессионально. Ты должна справиться сама.
Так, переложив на меня своих клиентов, меня просто бросали. А сами наблюдали за моей растерянностью и ехидно глумились, называя меня «ключевым работником». Девицы говорили, что я составлю им конкуренцию, и теперь всем придется уволиться. И, дружно смеясь, уходили курить. Возвращаясь и наполняя салон невыносимым, тошнотворным запахом табака, они высокомерно и насмешливо смотрели на меня, проходя мимо меня за свои столы. По их лицам каждый раз было понятно, что говорили они во время перекура обо мне.
Надо сказать, что курение в «Искустве жить» было возведено в культ. Курили все. Даже те, кто раньше не курил, здесь начинали. И тому была веская причина. Именно в курилке, которая располагалась на улице, за углом от центрального входа, решались важные рабочие вопросы, а также затевались интриги. Не присутствовать там было опасно: именно отсутствующий мог стать жертвой этих интриг. Повыпускать дым вместе со всеми любила и желтоглазая директриса. Часто она проводила небольшие совещания именно в курилке, с сигаретой в зубах.
У нашей штатной портнихи были слабые легкие. Курение ей было противопоказано, но она все равно курила, потому что боялась «отбиться от коллектива». Это была невысокая невзрачная женщина неопределенного возраста. У нее были маленькие черные глазки, скошенный подбородок и очень длинный, выдающийся вперед нос, из-за чего ее лицо напоминало крысиную мордочку. Повадки у швеи тоже были от маленького хищного грызуна. Когда кто-нибудь входил в ее комнатку, где она шила клиентам шторы из заказанного у нас полотна, швея подпрыгивала так, как будто ее поймали с поличным. А выражение лица у нее было такое, как будто она минуту назад натворила какую-нибудь пакость и сама этой пакости испугалась. Ее маленькие глазки все время бегали, ее хищные согнутые лапки постоянно тряслись.
Как единственная некурящая в этом салоне я пропускала все «никотиновые совещания». Вскоре появились и первые последствия. По незнанию я не выполняла многие из новых распоряжений директрисы – в известность о том, что за курением она издала очередной устный приказ, меня, разумеется, никто не ставил. Зато девицы непременно пользовались моей неосведомленностью, чтобы лишний раз обвинить меня в глупости, некомпетентности и нерасторопности.
Сколько раз в молчаливом недоумении и возмущении я поднимала голову наверх – туда, где располагался кабинет директрисы. Как я тут оказалась? Куда она меня заманила? Интересно, она сама знает о том, что творится в ее «дружном» коллективе?
***
По-доброму отнеслась ко мне только Даша – красивая девушка с огромными карими глазами и приветливой улыбкой. Она вернулась из отпуска недели через две после того, как я вышла на работу.
– О, наконец-то новый человек! – при виде меня Даша изобразила какое-то неестественное ликование. – А то так и соскучиться можно.
Я настороженно на нее посмотрела. Своей тонкой чеканной фигуркой, осанкой и волосами, собранными на макушке в тугой аккуратный пучок, Даша напоминала танцовщицу из балетного класса. Никогда раньше не доверяла таким: этаким фальш-девочкам, стянутым, подтянутым, образцово-опрятным. Мне всегда казалось, что они таят что-то темное и мерзкое под своей выглаженной и прилизанной внешностью. Так я сперва подумала и про Дашу. Но она так терпеливо отвечала на мои вопросы, подсказывала, помогала, была такой дружелюбной и внимательной, что моя настороженность быстро ушла, уступив место безграничной симпатии.
«Наконец-то, хоть одна нормальная! Даже удивительно», – думала я, все еще до конца в это не веря.
Я объяснила Даше, что мои затруднения связаны не с тем, что у меня плохая память, или что я тупая, или не хочу работать, а с тем, что большинство образцов не подписаны и никак не обозначены. Когда клиент чем-то интересуется, я не понимаю, что это – где искать цену и условия поставки. Выслушав меня, Даша добродушно рассмеялась:
– Они не подписаны, потому что нам это и не нужно: мы работаем уже давно и все эти образцы приходили при нас. Мы запоминали их постепенно.
– А других новых сотрудников, кроме меня, давно не было?
– Были. Но они как-то у нас… не приживались. Очень надеемся на тебя.
Я задала резонный вопрос: как же тогда выучить весь это ассортимент новому человеку, который пропустил постепенный процесс поступления всех этих образцов, а видит их уже все вместе – в виде никак не систематизированных залежей. Даша снова рассмеялась.
– Ты так интересно выражаешься! Не переживай! Сейчас мы пройдемся вдоль полок, и я все тебе расскажу: где какой производитель, где какая фабрика. Бери листок, будешь делать для себя пометки!
В общем, хорошенькая Даша была удивительным человеком: отзывчивым, милым, всегда готовым помочь. Она всегда была наготове, если нужно было кому-то услужить. Она легко умела найти подход к любому, включая даже вредных девиц. Она причесывала их, давала советы по поводу одежды и макияжа. Она частенько дарила им небольшие подарочки, по поводу и без – просто какие-то милые безделушки, сделанные своими руками. Она угощала девиц приготовленными ею вкусностями, которые приносила из дома. И очаровательно улыбалась при этом, и смеялась своим бархатным смехом, запрокидывая голову. От ее заботы и внимания улыбки появлялись даже на лицах таких упертых вредин, как наши коллеги.
И я не избежала Дашиной доброты и заботливости.
– Вот, угощайся – блинчики с грушевой начинкой. Я их сама приготовила.
Даша вошла с тарелочкой свернутых в рулетики блинчиков. Какой аромат она внесла с собой на нашу кухню, где благодаря специфическим вкусовым пристрастиям Эллы обычно пахло несвежей селедкой! Я отдала должное ее блинчикам.
– Спасибо. Очень вкусно!
Даша смотрела на меня, как мать, довольная тем, как с аппетитом, за обе щеки уплетает ее ненаглядный ребенок.
– Ну ладно, я пойду. А ты кушай! Не стесняйся: это все тебе.
Ее блинчики так и таяли во рту.
«Сладкие блинчики… Сладкая Даша!».
Уже через месяц с ее помощью и благодаря моим собственным усилиям, я к удивлению и досаде Полины и Эллы неплохо знала все основные товарные группы: обивочные и портьерные ткани, аксессуары к ним, камины, радиаторы. Хотя была уверена, что никогда не разберусь с этим огромным ассортиментом, никогда не смогу в нем ориентироваться. Но теперь я его неплохо знала, и не просто знала, а даже смогла полюбить. Погрузившись в изучение каталогов и образцов, я поняла, в какой интересный мир я попала. Я рассматривала паттерны, придуманными известными английскими художниками почти двести лет назад. А названия какие поэтические! Вот эта маленькая юркая птичка – «клубничный воришка»! Наверно, это был любимый персонаж у художника – он повторялся на многих дизайнах, в разных коллекциях.
Но самый сильный восторг вызвал у меня заяц. Такой живой и настоящий – как у Дюрера. С прорисованными усиками, шерстинками. Зверек склонил голову набок и кокетливо приподнял переднюю лапку. Ну разве не прелесть! Я все ждала, когда появится подходящий интерьер, чтобы можно было предложить заказчику этого зайца. А пока я частенько листала тяжелый каталог обивочных тканей, в котором он был размещен, – просто ради эстетического удовольствия.