– И где же эти горе родители? – полюбопытствовал один из старейшин.
– Развоплощены. – с болью в голосе признался Влад. – Мной лично. Как нарушители Кодекса Кустодиамов, который и позволял мне провести их развоплощение самостоятельно.
– А в рапорте ты указал, что развоплотил семью упырей Вакрен, потому что они попросили тебя об этом сами, «устали быть монстрами» и хотят мирно уйти за Завесу. – Гадриэль вдруг вспомнил, почему ему знакома фамилия подсудимого.
– Я написал правду. – Влад посмотрел Гадриэлю прямо в глаза и во взгляде этом читался упрёк. – Они и правда сами попросили меня развоплотить их в обмен на три месяца жизни для их сына. Мы заключили договор. Если в самые сложные три месяца Костик никого не убьёт, а будет спокойно питаться пакетированой кровью, то я представлю его на суд старейших и попрошу о помиловании и разрешении ему жить дальше. Я заботился о мальчике, помогал принять новую суть, поселил в своём доме и приставил четыре самых сильных вампиров в качестве охраны…
– Но этого оказалось недостаточно. Малумов-беллаторов ты же не привлек. А тут нужен был не один как для взрослого, а три как минимум! – впервые подал голос Карро, которому вообще-то было положено защищать подсудимого. Но на этом заседании все правила были позабыты, потому он продолжил высказывать свой гнев: – И не удивительно, что он сбежал из-под охраны, пробежал через лесок у твоего дома и набрел на лужайку, где одной семье не посчастливилось устроить пикник, да?
– Да. – опустил голову Влад. – Мы нашли его очень быстро. Очень-очень быстро, но и этого оказалось недостаточно. Он сорвался. В последние дни третьего месяца. Он сорвался, а я самоуверенный старый дурак, который это допустил.
– Я вообще не понимаю, зачем мы тут тратим время. Все же понятно по лицу упыреныша. Обоих. Мелкого – развоплотить, как и положено. – устал слушать все трагические истории Дарк. – А вот Влада как наказать… даже не знаю. Тут послушаю ваши варианты. Хотя вердикт может быть один на двоих.
– Так что, открываем голосование на развоплощение Константина Вакрен? – уточнил старейшина-малум.
Остальные кивнули.
Гадриэль, как обвинитель, попросил поднять руки тех старейших, которые были за развоплощение. Карро, как защитник, попросил поднять руки тех, кто против. Хотя бы тут были соблюдены правила. Результат был 11:1. Лишь один старейшина, почтенная дама в летах из бонумов, пожалела мальчика, который напомнил ей сына.
– Приговор привести в исполнение в зале суда! – провозгласил Дарк.
Этот момент Гадриэль ненавидел больше всего, ведь приговор приводил в действие обвинитель, а сегодня эта роль досталась ему. Одно дело развоплощать злобных монстров и совсем другое ребенка, ставшего жертвой своих родителей.
– Уважаемые старейшины, прошу слова. – Гадриэль обратил на себя внимание. – Ввиду того, что дело у нас необычное и подсудимый все же ребёнок, прошу смягчить приговор.
– Спасибо тебе, Гадриэль, я знал, что ты добрый человек. – приободрился Влад.
– Я уже давно не человек, Влад, как и этот мальчик. – напомнил Гадриэль. – Я кустодиам и чту наш кодекс. Но в тоже время мне не чуждо сострадание, потому я предлагаю дать подсудимому зелье, чтобы развоплощение прошло безболезненно. Прошу вас, старейшины, поднять руки, если вы «За».
– Единогласно. – констатировал Карро, поражённый тем, что даже Дарк поднял руку.
На столе перед обвиняемым тут же появился мешочек с зельем. Влад открыл мешочек и трясущимися руками засунул содержимое мальчику в рот, заставив проглотить. Все это юный вампир не мог сделать сам, потому что находился под действие мощнейших заклятий, наложенных на зал суда и сковывающих движения подсудимых.
Когда зелье подействовало, Гадриэль подошёл к подсудимому и одним точным ударом меча Михаила, который призвал минутой ранее, снес бедному мальчонке голову с плеч. Влад сглотнул. А специальный уборщик, осторожно собрал оставшийся от подсудимого пепел в урну и передал его упырю.
– Теперь с Владом разберёмся, а то у меня партия в покер через двадцать минут начинается. – предупредил Дарк. – А я, как все вы знаете, никогда не опаздываю и правило это нарушать из-за тупости упыря не намерен. Давайте его тоже развоплотим по быстренькому и по домам.
– У меня есть другое предложение. – снова взял слово Гадриэль. – Развоплотить его хоть и можно из-за количества обвинений, но все же не следует. Влад уже много лет на посту главы упырей, тем более первородный, и работу свою выполняет хорошо. Давайте на чистоту – его вампиры доставляют нам меньше всего проблем именно из-за того, что их он приструнил сам. Он большой авторитет и среди других темных, не зря же именно его выбрали главой Поезда Нечисти. Темные ему доверяют и если мы развоплотим его, поднимутся массовые недовольства. Для всех он станет мучеником, пытавшимся спасти ребёнка, что, собственно, одна из граней правды.
– И что ты предлагаешь? – спросила та самая сердобольная пожилая дама, что пожалела ребёнка.
– Предлагаю ограничить вдвое поставки человеческой крови. Немного диеты упырям не повредит, тем более я прекрасно знаю, что им всегда накидывают сверху щедрые малумы. Так что голодать и кидаться на людей вампиры не будут, зато былого изобилия лишатся. Люди вон постоянно жалуются, что у н з в больницах крови донорской не хватает, она то всем вампирах уходит. А коли они совсем проголодаются – имеют полное право охотится на разрешённых животных в разрешённых местах, этого никто не отменяет. Так что вампирской элите придётся на время перейти на зверушек и поднять задницы, чтобы их добыть. Заодно на природе побывают, воздухом чистым подышат, а то сидят в своих городах загазованных. А что касается самого Влада, то предлагаю отдать его мне на перевоспитание.
– И что, ты будешь ему лекции читать о вреде высасывания человеческой крови из молодецких шеек и о том, что скрывать детей-вампиренышей плохо? А если он плохо будет усваивать материал, будешь его линейкой по рукам бить?! – допытывался Дарк.
– Можно и так сказать. Свои методы я здесь озвучивать не собираюсь, кто-то на покер спешит, но они крайне эффективны. – не стал вдаваться в подробности Гадриэль. – Если других вариантов наказания нет, предлагаю голосовать. Кто за сокращение крови вдвое и передачи Влада мне на перевоспитание?
Вверх взлетели уже четырнадцать рук, Влад с Карро их тоже подняли.
– Чудненько! – захлопал в ладоши Дарк, который успевал на покер. – Все за, а значит приговор вступает в силу с этого момента! Теперь расходимся, дамы и господа, расходимся. Благодарю всех за быстрое судебное заседание.
Глава малумов переместился первым, следом за ним покинули зал суда и остальные старейшины. Остались лишь помощники, да Карро с Гадриэлем и Владом.
– Ты не против, если мы с Владом пообедаем у тебя в «Псарне?» – спросил у коллеги Гадриэль.
– Да я только за. Пойду ребятам твой любимый гамбургер закажу с картошкой. Ну и Влада угощу на прощанье стейком с кровушкой и вампирским винишком, а то у него ж теперь диета. – поддел упыря Карро и тоже исчез.
– Спасибо. – поблагодарил беллатора Влад, когда они остались наедине. – Я знаю, что мне грозило куда большее наказание, чем сокращение рациона и перевоспитание.
– Пожалуйста. – кивнул Гадриэль. – Не люблю быть должником, так что за то, что ты впустил меня в поезд, а потом проследил за тем, чтобы я вышел из него целый и невредимый – я тебе ничего больше не должен. Как и Лиза. Ну и историю с любовным зельем больше не вспоминаем.
– Договорились. – кивнул уже Влад. – Мы с вами квиты.
– Мальца этого мне искренне жаль, но сам знаешь, никто бы в живых его не оставил после того, как он совершил убийство. И ты лучше всех знаешь почему. Но я смягчил ему казнь как мог. Отменить ее было не в наших с тобой силах. Но свое обещание родителям мальчика ты сдержал. Ты приглядывал за ним и сделал все, чтобы он продержался 3 месяца. Но он не продержался и в том твоей вины нет. Хотя меня больше интересует как они умудрились развести тебя на Обещание на Крови?
– Ты… – осекся Влад. – Ты откуда об этом знаешь?
– Гарри Поттера начитался, пока в лазарете после нападения колдунов лежал. – ушёл от ответа Гадриэль. – Но я все правильно вычислил. Не мог же ты просто так рисковать всем ради мальчишки, вот я и подумал, что с тебя взяли Обещание на Крови, ещё и перед смертью. Размяк или что посерьёзнее?
– И то и другое.
– Бывает. Но совесть твоя чиста, ты обещание сдержал. А я поговорю с Метусом, и похлопочу за мальчишку, чтобы он приютил его в своей деревеньке в Чистилище. Большего для него я сделать не в силах.
– С Метусом? – округлил глаза Влад. – Так это правда, что ты тогда и с ним мирный договор подписать смог?
– Правда. Только знают ее единицы не просто так. – недвусмысленно изрёк беллатор, который в историю подписания этого договора никого посвящать не собирался. – А вообще пора перемещаться в «Псарню». Карро там уже все приготовил.
Взяв второго подсудимого за руку, Гадриэль покинул здание суда и переместился в заведение Карро, где столик был накрыт, а пиво «Бонумское» пузырилось в большой стеклянной кружке рядом с вином «Довольный упырь».
– И, чтобы там я не говорил на суде, следуя правилам и кодексу, я также как и ты считаю, что мальчишка – жертва своих родителей, которые не могли его вовремя отпустить. – признался Гадриэль во время совместного обеда. – Они собственными руками разрушили будущего своего ребёнка и обрекли его на неминуемую смерть. И все это не из-за любви, а из-за слепого эгоизма.
– Знаю, Гадриэль, и от этого мне ещё больнее. – честно признался Влад. – Я же спрашивал у предикторов какая ждала его участь. Он бы стал чудесным биоинженером, завёл любящую семью с тремя детьми и умер бы счастливым. Даже в самых плохих вариациях будущего он умирал от старости и счастливым. Но этого не произошло, потому что его мама любила только себя и погубила всю свою семью. О ее гибели я не тоскую, а вот мужа ее мне искренне жаль, выдающийся был историк, который очень много полезного сделал для не только для нашего вампирского сообщества, но и для всех людей.
– Его и помянем. Как и наши с тобой наивные мечты. – кивнул Гадриэль и осушил кружку с квасом.
Мир однобок и многогранен. Испещрен вдоль и поперек и полон неизведанных мест. Он манит и отталкивает. Он банален и экстраординарен. Огромен и способен ужаться до одной комнаты. Главное, чтобы в этой комнате было окно, позволяющее смотреть на мир. Окно, дающее возможность сметать преграды и представлять, что ты тоже являешься частью мира. Окно, глядя в которое, ты можешь мечтать, что мир – земля возможностей, а не зелено-голубой шарик на подставке, стоящий на столе.
В комнате одного очень желанного ребенка такое окно было. Открывали его не часто, чтобы чудом доставшая маме девочка не простыла. Она была долгожданным ребенком, рожденным только в сорок два, и потому была помечена излишней опекой матери-библиотекаря. Как редкая и хрупкая книга, которую держат за закрытыми дверьми книжного шкафа и достают полистать лишь изредка.
Малышка росла болезненной, ведь такие поздние дети не могли быть здоровыми (по мнению матери и ее подруг, конечно же, а у врачей было расходящееся с ними мнение, потому в учёт оно не бралось). Большую часть времени эта девочка проводила не в саду, цветущем у окна, а перед окном, отделенная от внешнего мира хоть и прозрачной, но стеной. Девочка росла, но не выходила в яркий мир, открывающийся за окошком. Она не ходила в детский сад, где не только друзья, но дополнительные болячки (а у тебя и своих хватает). Она не ходила на детскую площадку, где не только дети и общение, но зараза с антисанитарией (если бы я хотела, чтобы ты ела песок, давала бы тебе его вместо завтрака). Она сидела дома, где было стерильно и безопасно (и не надо потом по полдня руки с мылом отмывать). Сидела дома, где мама была лучше любой воспитательницы (у которых одни песенки на уме и никакой дисциплины). Дома, где каша (сваренная только на воде, но не в коем случае не на молоке, от которого начнется дисбактериоз) была без комочков.
В таком идеальном мире могла жить только идеальная девочка – та, что всегда и во всем слушается маму. Иначе – идеальный мир лопался как мыльный пузырь и совсем не идеальная девочка стояла в углу и потирала попу, пока ее совсем не идеальная мать кричала своим отнюдь не идеальным голосом. Когда голос садился, возвращался и идеальный мир, и отец, которого к дочери особо не подпускали (чтобы не портил своими деревенскими замашками, хватит и того, что уже испоганил породу сельскими генами).
Идеальный мир, созданной матерью «голубых кровей», за пределы комнаты не выходил. Послабления делались только для маленького сада, разбитого под окном. Каждый день (час после завтрака и час после обеденного сна) девочка проводила в нем. Но небольшой клочок земли даже неуёмная детская фантазия не могла превратить в огромный мир, который так хотелось познать. Не могла населить друзьями, которых так не доставало. Качаясь на качели, девочка лишь мечтала о том, что поезда, чьи гудки она слышала вдали, однажды увезут и ее. В шесть лет мечта о свободе сбылась. Девочка пошла в школу (потому что идиотки из отдела образования не нашли должных причин для ее обучения на дому).
Правила и идеальность распространились еще и на школу. Девочка должна была быть лучшей абсолютно во всем (чтобы не позорить свою порядочную маму, ей и пустоголового мужа хватало). В оценках, в тетрадках, в ответах у доски, в школьной форме, в улыбке, в туго заплетенных косичках – везде должна была прослеживаться дворянские корни и «порода». Но ее было, потому что девочка была девочкой, а не собачкой. Из-за этого печального недоразумения прогулки совсем не уточненной леди в угол участились (для твоего же блага, иначе вырастешь безмозглой и неотесанной как твой отец).
Девочка росла (все же такой же бестолковой, как и папаша) и превратилась из малышки в красивую девушку. Теперь она еще сильнее мечтала уехать из родного городка, объехать мир и найти свое призвание, но мать все также не выпускала хрупкую птичку из гнезда и стращала историями о жутком пугающем мире. Девушка делала вид, что все также им верит, но планировала побег из отнюдь не золотой клетки. В пятнадцать она отважилась на первый жест непослушания и вернулась домой с побитым котенком. Доводы о том, что она в состоянии заботиться о питомце разбились о каменное лицо матери, потребовавшей отнести блохастое чудовище обратно на помойку. Девушка не могла бросить котенка, потому обратилась за поддержкой к соседке.
У бабули-соседки не было дивана с дорогой обивкой, белоснежной накрахмаленной скатерти, сервиза на двенадцать персон, хрустальных ваз и столового серебра доставшегося от бабушки-интеллигентки, не было даже жемчужного ожерелья и изысканного вкуса, зато было доброе сердце, разномастные кружки и тарелки, коллекция фарфоровых слоников из путешествий, много вкусного чая и жаренных пирожков, а еще уютное кресло в клеточку рядом с камином, где теперь спал котенок. Рыжий котенок креп, а вместе с ним креп и первый протест совсем не идеальной девушки, ее первый секрет.
На первый «тревожный звоночек» мать отреагировала не верно.
Вторым стало настойчивое желание дочери поступить в университет в крупном городе на специальность дизайнер интерьера. Девушка посчитала, что раз уже ей и суждено провести всю жизнь в клетке, сначала маминой, а потом семьи мэра, с которой мать решила породниться за ее счет, так пусть она хотя бы отражает не дух. Творческая профессия не пришлась по вкусу маман, выбравшей для дочки будущее психолога (эта специальность куда больше подходит для воспитанной девочки из интеллигентной семьи, нежели какие-то каляки-маляки и перетаскивание мебели). Но под оболочкой воспитанной девочки из никакой не интеллигентной семьи жила творческая душа, жаждущая реализации. Эта личность выбралась наружу сразу же после окончания школы. Вот только тщательно взвешенные доводы девочки били мимо цели и документы подали на психолога. Надежды на счастливое будущее разлетелись как свадебный сервис во время яростной семейной ссоры.
Творческая душа взбунтовалась. Не потому, что была яростной, а потому что сильные чувства в ней пробудило предательство идеального жениха, подобранного мамой, и предательство самой мамы. Собрав вещи и опустошив копилку, хранившую сбережения на путешествие по следам бабушки-соседки, девушка сделала вид, что пошла в библиотеку, а сама села на поезд и уехала в большой город. Подала документы на желанную специальность и сняла комнату. Сбережений хватило на оплату скромного жилья, которое она сняла с парой абитуриенток на срок до распределения общежития.
Первые недели напоминали сказку. Девушка изучала город и отрывала новый мир и у нее даже появились две подруги (как она считала). Подруги были не столь застенчивыми и целомудренными, потому в гости все чаще захаживали парни. Многих из них даже такая наивная девушка не могла отнести к разряду законопослушных граждан, о чем сообщала соседкам, но те только отмахивались, за что и поплатились. Сбежавшая на волю девушка, устроившаяся на ночную смену в ресторан быстрого обслуживания, много раз благодарила судьбу за то, что в ту злополучную ночь работала. Вернувшись лишь под утро, она обнаружила соседок избитыми, а свои сбережения и ноутбук украденными. Девушка предлагала обратиться в полицию, но запуганные соседки отказались. Они так и остались в злополучной квартире, а вот девушка мигом собрала остатки вещей и переехала.
На приличное жилье ее двухнедельного заработка, любезно выданного авансом, не хватало. Девушка сняла комнату на окраине города у милой старушки, так похожей на добрую бабулю-соседку. Вот только похожи они были одними лишь платочками в цветочек, и эта бабулька исчезла из квартиры сразу после того, как получила арендную плату. А вечером явился буйный алкаш, оказавшийся настоящим владельцем. Уже в первую ночь девушка молилась о том, чтобы дожить до утра. Владелец жилья напился и исполнял танец с ножами, а постоялица полночи пряталась в ванной (единственной комнате со щеколдой). Как только громоподобный храп прокатился по квартире, девушка покинула сначала временной убежище, потом и жуткую квартиру, решив переждать остаток ночи на остановке. Но и там ее настигли не приятности, от которых пришлось удирать, бросив чемодан с вещами. Почувствовать себя в безопасности беглянка смогла лишь в первом утреннем автобусе. Девушка посчитала знаком, что конечной остановкой стал вокзал и вечером родители встретили блудную дочь на пороге дома. Так закончилась не самая удачная попытка вырваться из-под опеки матери.
Больше попыток стать самостоятельной Селене не делала, помня о том, что за это следует расплата. Но возрождение в качестве кустодиама не оставило ей шансов. Благодаря бережной помощи Ингвара девушка не только начала путь самостоятельности, но и отринула прошлые установки, мешавшие двигаться вперед. Тем более теперь у неё были и друзья, и любимый человек, и целая Застава бонумов в качестве поддержки. Но мать Селены, хоть и была извещена о том, что дочку пригласили перевестись в престижный университет, легко сдаваться не собиралась. Она спрятала ту самую вазу, что обеспечила единственный спокойный разговор с дочкой, а заодно и ключи от машины мужа, ну и колеса все проткнула в отместку. Может этот деревенщина и возомнил себе, что может ею командовать и указывать как общаться с ее же дочерью, он сильно ошиблась. Она имела полное право звонить дочери когда захочет и говорить все, что пожелает.
Поначалу Селена отвечала на каждый звонок, продолжая играть роль идеальной дочери, во всем слушающейся мамы. Но потом, благодаря стараниям Лизы и Вара, которые переводили телефон подруги на беззвучный, стала отвечать через раз, а потом через два или даже три. Звонки становились все реже, а вот смс шли ежедневно. Сегодня был получен уже десяток претензий (видимо мать путала смс в адрес дочери с жалобной книгой) и как только Селена вернулась из Заставы и поднялась в комнату, раздался и звонок.
– Ну что, не исключили тебя ещё из твоего якобы престижного университета?! Они же не совсем идиоты, должны понимать, что из тебя дизайнер интерьера, как из лопуха бланманже. Из тебя и психолог посредственный был, училась на отлично лишь силами Ольги Павловны, которая тебя и в институт приняла и оценки рисовала как завкафедрой. Святая женщина, до сих пор тебе место держит. Знает же, что твой очередной мыльный пузырь фантазий лопнет и вернёшься ты домой, оставив своих «удивительных» преподавателей. А они крайне удивительные, раз в тайне от родной матери дочку в свой институт заманили, еще и общежитие поселили. Вот уж поистине достойное место для леди. И все это, пока ее мама была в заслуженном отпуске. Отпуске, который семнадцать лет ждала! Семнадцать! Семнадцать лет я тебя растила и оберегала, а что получила взамен?! Сообщение о том, что ты теперь живешь в другом конце страны! Воспользовалась моим отсутствием и сбежала! А о том, кто теперь будет больной матери по дому и в библиотеке помогать даже не подумала.
– И тебе добрый вечер, мама! – наконец смогла вставить Селена.
– И тебе добрый вечер… – перекривляла женщина, которая весь день ждала момента, когда выпустит пар. – Вот этому тебя учат в твоем новом институте? Неуважению по отношению к родной матери? Никаких приличных манер. Хотя о каких приличиях может идти речь, если твоя Альма матер располагается на задворках страны.
– Валечка, ну что ты напала на нее, она же просто поздоровалась. – вдалеке был слышен голос отца Селены.
– Николя! Твои ремарки крайне неуместны. А ну-ка, скажи мне, ты ужин приготовил? Нет?! Тогда вернись на кухню и займись своим делом, а не суй свой поломанный нос в чужие.
– Привет, па! – голос Селены потеплел.
– Я просто хотел поговорить с дочкой. – оправдывался мужчина.
– Поговорить хотел? А что, с дамами своими красногубыми и в нарядах декольтированных на работе не наговорился? Иди, Николя, иди Бога ради. Не волнуй мои нервные клетки.
– Как дела у папы? – спросила Селена.
– У папы как дела? Да как сажа бела, как у него ещё могут быть дела. Хорошо все у отца твоего, чего ему сделается. А вот моим здоровьем ты даже не поинтересовалась. Где твои манеры? Я ведь писала, что в больницу ложусь завтра. А все из-за тебя и твоих побегов из дома. Нервная система моя не выдержала, лечить надо. Совсем ты испортилась, Селена. Не то, что дочка Леночки. Кати – вот кто настоящая воспитанная девочка и умница. Учится, в приличной иностранной компании подрабатывает, за границу в Эмираты в командировки ездит, еще и Леночке путевку в санаторий дорогущий на месяц купила. Леночка отдохнувшая и посвежевшая вернулась, выглядит теперь отлично, не то, что я. Сразу видно, кто маму любит, а кто нет.
– Ты тоже хочешь, чтобы я тебе очередную путевку в санаторий купила? – девушка поняла, куда идёт разговор. О том, чтобы добыть такую путевку как Кати ей некогда не удастся, она говорить не стала. Мама же привила ей высокие моральные ценности.
– От тебя дождёшься. Ты же работу в библиотеке бросила, а на новую так и не устроилась. И я теперь таблетки все за свой счёт покупаю. Стипендию всю, небось, в ресторанах оставляешь, да кофеи модные гоняешь. Даже не подумала о том, что надо на работу пойти и маму отправить здоровье поправить. Только самой бы что с матери содрать.
– Мама, вообще-то тот отпуск, благодаря которому я якобы сбежала на другой конец страны, я вам с папой и оплатила. И сейчас я только на свою стипендию живу, чтобы с тебя ничего больше не драть.
– Больше ничего не драть?! А звонки знаешь какие тебе дорогие? У меня по целой тысяче в неделю уходит!
– Я тебе ещё в прошлом году советовала поменять тариф или приложение для связи установить, через него звонить бесплатно.
– Советовала она! А как я его установлю на старый телефон? Кати вон купила матери новый, последней модели, и даже сама его оплачивает, в отличие от тебя.
– Как жаль, что Катька не твоя дочь. – не выдержала Селена и положила трубку, потому что последовавшую после ее слов тираду уже не было сил терпеть.
Вар, прекрасно слышавший весь разговор, ведь женщина кричала так, что и телефон не нужен был, ее слышали и на другом конце страны, обнял Селену. Он утер любимой слёзы и похвалил за то, что в этот раз она долго продержалась. Еще после первого такого звонка Ингвар понял, что у Селены не самые простые отношения с мамой, которая на фотографиях показалась ему милейшей и воспитанной женщиной, потому вступил в коалицию с Лизой. Пока Лиза объясняла Селене, что она не несёт никакой ответственности за болезни и финансы своей матери, и не должна отправлять ей свою стипендию на лекарства, еду, домработницу и прочее, Вар учил отстаивать личные границы. Он объяснял, что не отвечать на звонки, которые причиняют тебе боль, заставляют плакать и сомневаться в себе и своих способностях – нормально. Как нормально желать учиться на дизайнера и быть собой, а не «приличной, воспитанной девочкой из интеллигентной семьи». Благодаря их стараниям Селена начала понимать, что быть настоящей и идти за своими мечтами – единственно верный путь в этой жизни и не стоит его предавать, несмотря за запугивания матери и даже тот факт, что она будущая стратера.
Как только девушка позволила себе быть собой, а не «хорошей девочкой», то и ее занятия с кустодиамами стали куда эффективнее. Селена замечала, что лицо наставника Амалиэля все чаще озаряет улыбка и вовсе не потому, что Кодекс Кустодиама отскакивал у нее от зубов или потому, что будущая стратера с легкостью могла назвать десять отличительных признаков берегинь и русалок, а еще ауков и путанников (большинство рядовых кустодиамов считали их одним и тем же существом, но как можно спутать добрых водных духов со злобными русалками, а светящихся птичек с веселыми человечками, кричащих заблудшим в ответ «Ау!»)
Несмотря на все трудности обучения, Селена быстро развивала полученный дар и даже начала понемногу управлять временем. Вначале она с трудом останавливала ход времени только в часах и на пару секунд, а потом с легкостью смогла «заморозить» не только технику, но и Ингвара. После того как она поняла, что не обязательно совершать магические пассы, а достаточно просто силы мысли и богатого воображения, дела пошли еще лучше. Девушка научилась выбрасывать из времени не всех подряд, а только отдельные объекты и расширила зону действия. Она могла обездвижить семь из двенадцати беллаторов по собственному усмотрению, еще и на пару минут. Ей пока не хватало скорости, и она не могла моментально управляться течением времени, но и такой дар был куда большим, чем рассчитывали учителя. Поражал он и тем, что начал так активно развиваться еще до Посвящения.
На короткий промежуток могли останавливать время только объединившиеся вместе Михаил и Дарк (только в критической ситуации). Селена же могла играть со временем по своему усмотрению, не нанося вреда другим и этот дар очень пригодился бойцам Гадриэля. Сам же Гадриэль был уверен, что дар так рано начал развиваться лишь потому, что девушка была по уши влюблена. Это выделяло кучу эндорфинов, а объект страсти все время был рядом и подбадривал, что добавляло ещё порцию. Гадриэль был доволен успехами подопечной и даже передал ее Витиуму для «беллаторского крещения» – испытания в полевых условиях.
Вар настаивал на том, чтобы отправится вместе с девушкой, тем более это было ее первое занятие вне Заставы, но Гадриэль просьбам не внял. Он собирался взрастить достойную Стратеру, а та должна уметь постоять за себя. Перспектива оставить Селену наедине с беллаторами во время испытания Ингвару совсем не нравилась. Куда больше его устраивало, чтобы она показывала видения и находилась под защитой, потому ему оставалось лишь надеяться, что воины Гадриэля будут не так жестоки, как их предводитель. Надеялся бонум и на послабление из-за того, что Селена была девушкой, еще и непосвященной. Надеялся зря. Беллаторы чтили заветы наставника и поблажек не делали никому, тем более сам Гадриэль их стратере не делал. И Витиум
выбрал первым испытание, достойное звания Селены.
Одним зимним днем, небольшой отряд из трех человек, облаченных в темную форму, казавшуюся одинаковой только внешне, переместился на лесную поляну. Селена, чей наряд был куда теплее одеяния сородичей, ведь она ещё не стала полноправным кустодиамом, не успела полюбоваться ни алтайскими красотами, ни новенькой формой, которую одела с большой гордостью. Рев медведя указал ей на то, что испытание началось.
Осторожно ступая, как ее учили на занятиях, Селена продвинулась вглубь чащи. Ни пение птиц, ни весёлый щебет не ласкали ухо. Животные не желали соседствовать с безумным зверем и покинули эту часть леса. Девушка знала, что ее задача не убийство, а только обездвиживание, но руки все равно предательски тряслись. Одно дело замораживать малоподвижных Вара и бонумов в тренажерном зале, а совсем другое движущегося медведя. Девушка медленно продвигалась к своей цели, но истошный крик заставил ее позабыть о конспирации и опрометью броситься вперед.
Дикий зверь предпочитал не веганские блюда, а мясо с кровью, которое еще секунду назад смотрело на него испуганными глазами, потому на обед приметил себе заблудившегося паренька. Тот дрожал в паре метров от гигантской туши и пытался стать невидимкой вжимаясь в дерево. Медведь его, конечно же видел, потому приближался к добыче. Еще до того, как Селена успела сообразить, что сейчас произойдет, парень совершил самую большую ошибку в своей жизни. Он побежал.
Огромный черный медведь, чья шерсть отливала синевой, поспешил за своей жертвой. В два скачка он нагнал парня, повалил на землю и лишил скальпа. Резко оборвавшийся душераздирающий крик и омерзительный хруст оповестили о сломанной шее. Схватив обмякшего парня за шиворот, зверь потащил тело за собой. Селене следовало спасать свою шкуру, но она хотела побороться за жизнь парня, потому закричала, привлекая внимание к себе. Медведь выпустил обмякшее тело и снова оскалился, внимательно оглядываясь и ища источник звука, находящийся от него на приличном расстоянии. Жертва номер один уже никуда не денется, а у него может появиться еще и десерт.
Селена не собиралась пасовать перед трудностями. Да, он не могла пока моментально останавливать время и ей приходилось настраиваться на нужную волну, но она верила, что поднапряжется и сможет выбросить из времени и огромную тушу медведя. Девушка закрыла глаза, сделала глубокий вдох и выдох, ощутила, как тепло, берущее начало из стоп разливается по всему телу, а потом представила зверя замороженным, но это не помогло. Медведь продолжил движение. Селена снова и снова пыталась обездвижить животное, безрезультатно.