Александра Алексеевна Василевская
Странники Одиннадцати Пространств. Нет худа без добра
Шнырявка разминает все десять лап и готовится вбуравиться в почву, но из грунта прямо перед ним вдруг высовывается… голова марсианина. Его густой оранжевый мех украшен голубыми пятнами. Брови и верх головы окрашены в глиняно-коричневый цвет. Тёмно-зелёные дополнительные лёгкие на щеках, три ярко-зелёных глаза с ровными квадратными зрачками, сайгачий хобот и четыре пушистые антенны на голове придают марсианину сюрреалистичный на взгляд многих белых путников вид.
– Привет, всем привет! – весело обращается к изумлённой команде марсианин. – А я и думаю, откуда новые мысли, всё никак понять не могу, чьи это мысли появились. Как же вы здесь оказались, как вы сюда добрались-то? Где ваш корабль, корабль ваш где? А, теперь вижу, вижу его сейчас! У вас такая же хитрая маскировка, как и у нас – аргоново-гиперполимерный щит, у вас аргоново-гиперполимерный щит для маскировки, да?
– Нет, у нас просто модифицированный гиперполимер, – отвечает Бастер.
– Как интересно, интересно как!
Никто точно не знает, откуда взялась привычка марсиан, которые сами себя именуют «недб’иллстангха», что можно перевести как «любопытные носы», повторять всё по два раза. Одни говорят, что в стародавние времена так любил говорить вождь какого-то племени, и привычка распространилась на всю планету, когда все племена объединились. Другие считают, что это уже обычай современных марсиан: они должны быть полностью уверены в том, что собеседник их слышит и понимает. Третьи находят корни этой традиции в каких-то древних сказаниях, четвёртые – в разреженном марсианском воздухе… но, каким бы ни было её происхождение, эта привычка придаёт марсианскому говору особую мелодичность и – иронично – неповторимое обаяние. В письменной речи марсиане, напротив, очень лаконичны. Но любому письму марсианин всегда предпочтёт живое общение.
– Сай Фай?! – придя в себя после первоначального шока, узнаёт марсианина Карл.
– Карл, это же ты, Карл! – радуется Сай Фай. – Я тебя и не узнал сразу в новом теле, не узнал с новым симбионтом! Ну, что мы всё на пороге, что мы на пороге! Заходите, все заходите!
– К-куда? – всё ещё не понимая, что вообще происходит, спрашивает Витс.
– Вниз, сюда, вниз! – бодро отвечает Сай Фай и… ненадолго исчезает, будто бы растворившись в воздухе.
Вновь житель Красной планеты появляется перед командой уже целиком, поскольку в невидимом щите появляется обширная дыра. Как и все марсиане, Сай Фай высок, двуног и четверорук. Одет он, впрочем, не очень-то и экзотично: на нём светло-голубой халат, тёмно-серые брюки и белая рубашка, а на шее – красный галстук-бабочка.
Сай Фай стоит на ступенях лестницы, которая ведёт на истинную поверхность Марса.
– Добро пожаловать, добро пожаловать! Идём в Город, пошли в Город! Погода сегодня хорошая, хорошая сегодня погода, прогуляемся, пойдём пешком! – радостно верещит Сай Фай.
А на истинной поверхности Марса кипит жизнь. Экипаж «Тёмной Материи» встречают рощицы из зелёных древовидных авахрясей, опутанных светящимися голубыми и зелёными лианами, заросли красных маракелей, синих пятногрибов и бежевых грибов-факелов, а также цветущие луга из трав, окрашенных буквально во все цвета радуги. Из особенно высокой травы прямо перед Сай Фаем вдруг выскакивает целое стадо ярко-красных существ, арио, этаких рыб с длинными ногами и руками. За стадом гонится неутомимый преследователь, похожий одновременно на акулу и гепарда. Тонконогий хищник с широкой пастью, покрытый синей щетиной с зелёными пятнами, занят тем, что пытается отделить какого-нибудь арио от стада, и потому совершенно не обращает внимание на другое прыгающее животное поблизости. Марсианский тушканчик – фиолетово-зелёный зверёк, не интересующий крупных охотников – защищается от хищников поменьше весьма оригинальным способом. И способ этот тушканчик тут же показывает, когда к нему приближается уц-литачрав, четвероногий хищник с кашалотьей головой и исполинскими когтями на передних лапах. Тушканчик разворачивается к зверю забавной мордочкой с чёрным хоботком и поднимает четыре странные лопасти, которые венчают его скулы и углы нижней челюсти. Лопасти эти мгновенно меняют цвет с зелёного на красный, и на каждой из них проявляется круглое чёрное пятно. Одновременно тушканчик ещё и распушает гриву, которая из красновато-фиолетовой становится ярко-бирюзовой. Таким образом, тушканчик в глазах уц-литачрава становится похож на детёныша зубоклюва, ещё одного опасного хищника. Конечно, сам детёныш, пока у него в клюве не отрастут зубы, не может навредить никому, кроме мелких насекомцев, похожих на мокриц выбегунов (которыми, кстати, не прочь закусить и тушканчик). А вот его разгневанная мать может всыпать кому угодно по первое число не только зубастым клювом, но и огромными загнутыми когтями на шести мощных ногах. Потому охотник с не самым острым зрением решает не рисковать и поспешно ретируется. Окончив представление, тушканчик поворачивается к команде. Рассмотрев каждого пристальным взглядом четырёх чёрных глаз, расположенных в два ряда, тушканчик решает, что все эти странные крупные животные вряд ли поведутся на его излюбленный трюк, и упрыгивает восвояси.
После этого забавного эпизода мятежники встречают ещё немало любопытных существ: одвипсатча, слоновидное четвероногое животное с двумя головами, одна из которых является продолжением второй, толстоносого пятиглаза, круглорота-бронеспина, похожего на голубую черепаху с шестью ногами, жирафоподобных содекпо с четырьмя глазами, зелёных кшеоканлетов с присосками на руках и ногах, светозоров, чёрных бескрылых грифончиков с ярко-жёлтыми глазами, выарги, фиолетовых стебельчатоглазых животных с вытянутым костяным рылом и крабьими клешнями на руках, алхлетритов, красных, зелёных и синих козявочек, похожих на пиявок… и ещё десятка два существ самых разных форм и размеров.
– У вас очень красивый планета! – замечает Фиб-Фиб. – Вы её прятай под щитом от Тримперия, да?
– Не совсем, не совсем так, – отвечает Сай Фай. – Мы наблюдали за нашими соседями, наших соседей мы видели. Там, на Басурме, на Басурме они.
Сай Фай показывает на невыдающуюся светло-голубую точку на небе.
– Солнце-3, она же – Земля, она же – сучья помойка, – ухмыляется Стефан.
– Земляне, стало быть, по-марсиански – «басурмане»… хе-хе, – не упускает случая тихонько съязвить Джекс.
– Марсиане называют Землю Басурмом? – удивляется Витс. – Забавно, но один наш писатель назвал Басурмом как раз… Марс.
– Хо-хо, вот это юмор! Смешно получилось, да! – смеётся Сай Фай, но тут же меняет весёлый тон на осуждающий: – Мы видели, как представители вашего вида уничтожают друг друга, мы видели все ваши войны. Фордокс-приманцы пытались вас образумить, вас фордокс-приманцы учили другой жизни, но вы не слушали, не слушали вы! И плохо с ними обращались, и обращались с ними плохо!
– Это точно! – восклицает Стефан. – До сих пор жалею, что время потратил на эту дурацкую проповедь, которую никто, конечно, не слушал. Чёрт меня дёрнул тебя тогда послушать, Джекс! Земляне безнадёжны, говорю тебе!
Увидев, как при этих словах поникает Витс, Стефан смягчается:
– Ну, не все, конечно… человек двадцать приличных на всю планету найдётся.
– И мы решили, что если вы друг с другом так обращаетесь, если вы так ненавидите друг друга, да ещё и инопланетян обижаете, обижаете инопланетян, лучше нам будет не встречаться, не встречаться лучше нам, – продолжает Сай Фай. – Вот мы и построили вокруг планеты аргоново-гиперполимерный щит, соорудили вокруг Марса аргоново-гиперполимерный щит, чтобы замаскироваться, чтобы спрятаться. Такие же щиты мы на корабли устанавливаем, на кораблях у нас такие же щиты. Потом оказалось, что мы правильно спрятались, оказалось, что спрятались не зря! Тримперия уничтожила все наши колонии, где мы щит не поставили, где не было щита, все колонии Тримперия разрушила. А здесь всё в порядке, здесь всё хорошо, потому что мы от вас спрятались, потому что скрылись от вас! И, повторюсь, звездолёты скрыли, скрыли звездолёты! Мы путешествуем, мы везде летаем, а вы нас не видите, нас вы не видите!
– Подожди, что?! – поражается Витс. – Вы же развитая цивилизация, как мне сказали! У вас наверняка такие технологии, что стоит вам одну кнопочку нажать – и всё наше примитивное оружие рассыпется, как плохой сахар!
– Дело не в оружии, не в оружии дело! Ваш вид очень упорный, вы очень целеустремлённые. Но не в хорошем смысле, не ради благих целей! Если вы хотите что-то уничтожить, вы это уничтожите, если хотите что-то разрушить, обязательно разрушите! Мы не успеем разработать какую-то защитную технологию, не успеем мы защиту выработать, как вы придумаете что-то новое, как вы что-то тут же изобретёте другое!
– Как Тримперия?
– К сожалению, да, увы, да.
– И на тримперцев-то, в отличие от вас, влиять ещё можно, – вступает Герн. – Орхгов, вон, уболтали, паукрабихам сейчас по-другому намекнём, что нехорошо Млечный Путь драть…
– Ой, я как раз хотел вам рассказать, мне есть, что вам рассказать! – возбуждённо перебивает Сай Фай. – Прямо у моей лаборатории вчера ходострел упал, вчера у моей лаборатории упал ходострел! С какого-то паукрабского корабля упал, упал с какого-то паукрабского корабля. Старый, правда, какой-то старенький, но рабочий, он работает! Там интересная модификация, он изменён – если бы паукрабы не обновили ходострелы, если бы паукрабы ходострелов не обновили, с его помощью можно было бы всех отключить, всех ходострелов можно было бы разом отключить!
– Старый? Ой, обидно как получилось, – вздыхает Ксандер. – Конечно, пока мы работали над кораблём на Самобыте, паукрабихи без дела не сидели.
– Вся работа – коту под хвост! – восклицает Джекс.
– О, это ваша работа, ваша работа, получается? Пропала, пропала работа, выходит? Но ничего, всё хорошо! С обновлёнными тоже можно кое-что сделать, я знаю, что можно сделать с обновлёнными ходострелами! – ободряет Сай Фай. – Ко мне тут попал образец, один образец у меня оказался. Это наши разведчики привезли, разведчики наши привезли. Я вам всё покажу, всё я вам покажу! Идём, пошли дальше! До Города уже недалеко, Город уже близко!
Внезапно мимо команды проносится жёлто-коричневый рогатый зверёк, напоминающий лемура, только вместо пальцев на руках у него – шесть щупалец. Судя по пронзительному визгу, этот зверёк – флипнийре – от кого-то спасается. Обернувшись, команда понимает, от кого именно.
Джррайкда, или марсианский электрощупалец – крупное четвероногое существо с чёрным телом, розовым клювом и розовыми же кончиками двух щупалец – двумя голубыми глазами без заметных зрачков внимательно осматривает гостей. Что-то ему не нравится, и он начинает, угрожающе треща, замахиваться щупальцами. А щупальца джррайкда – это очень опасное оружие: они могут испускать мощные электрические разряды.
– Знакомая скотинка, – усмехается Сэн.
– Весь из себя такой страшный и опасный, а справиться с ним легко, – добавляет Райтлет. – Нужен фонарик или зеркало. Если он увидит вспышку или блик, он подумает, что уже израсходовал заряд.
Райтлет и Сэн одновременно вынимают из кармашков на поясе фонарики и направляют их чудовищу прямо в глаза. Электрощупалец застывает на месте, несколько раз промаргивается и, удивлённо посмотрев на свои щупальца, уходит как ни в чём не бывало.
– Тут озеро рядом, рядом озеро, – сообщает Сай Фай. – Джррайкда обычно у озёр охотится, у озёр часто джррайкда охотится.
Действительно, вскоре взору команды открывается красноватое от обилия водорослей озеро. Что интересно, вода в нём вовсе не мутная, и потому даже с берега видно многих подводных обитателей. В озере плавают похожие на китов, только без грудных плавников усовнины, страшнозубы, которые напоминают хваталков, и хоботные подбиратели. Подбиратели, сине-зелёные животные с четырьмя чёрными глазами, бока у которых покрыты множеством отростков, похожих на рыбьи плавники, двумя руками собирают на мелководье синие губкоподобные образования. Эти «губки» на самом деле – сложные сообщества бактерий, архей, грибов, водорослей и ростосинтов. Их название на марсианском языке, «зартайщвэтс’ятмив» в переводе означает «не то, чем кажется». Действительно, внешне бездеятельные фильтраторы, как только оказываются в цепких руках подбирателей, начинают изо всех сил изображать вёртких животных и пытаются ускользнуть. Иногда им это даже удаётся. Но и тогда они не оказываются в полной безопасности: их могут поймать ярко-красные длиннохвостые существа со стебельчатыми глазами и синими плавниками на боках – хлыстуны.
– Мы почти у Города, мы уже почти пришли к Городу! – радуется тем временем Сай Фай. – Сейчас, пройдём через пастбища языкунов, через пастбища языкунов пройдём, и будем на месте, и мы уже на месте!
Языкуны – это приземистые восьмилапые звери с густым белым или чёрным мехом, покрытым тёмно-синими и бордовыми пятнами. Четыре глаза у этих зверей глубоко черны, как и длинные языки, которыми они неторопливо облизывают соцветия коконников. Коконники – растения, которые так же нужны языкунам, как языкуны – им, ведь эти виды давно эволюционировали вместе. Звери, слизывая с соцветий вкусную и питательную слизь, переносят пыльцу, опыляя растения.
Вдруг Сай Фай издаёт громкий трубный носовой звук. Так он приветствует хозяина стада языкунов, который как раз возвращается из Города. Хозяин стада отвечает так же. Ещё о чём-то поговорив с фермером на особом, так называемом «далёком» марсианском наречии, которое предназначено для общения на большом расстоянии, Сай Фай радостно объявляет:
– А вот и Город, вот уже и Город!
Город на Марсе – это единая планетарная сеть самых разных поселений: пищепроизводственных посёлков, промышленных и энергетических районов, центров науки и искусства, а также прикосмопортовых мегаполисов. Постройки марсиан крайне разнообразны по форме и цвету, но здания одного назначения обычно обладают определённым стилем. Жилые дома похожи по форме на коралловые рифы. Заводы представляют собой нагромождения параллелепипедов. Чёрнодырные энергофабрики напоминают модели молекул с шарами, которые соединены между собой трубами. Пищепроизводственные комплексы, в которых содержатся производители клеток для биореакторов и находятся собственно биореакторы промышленных масштабов, а ещё перерабатывающие цеха, походят на каких-то вытянутых мягкотелых существ. Центры науки, которые объединяют университеты, естественнонаучные музеи, обсерватории и лаборатории, отличаются очень сложной органической формой: это сферические, вытянутые и изогнутые мягкие фигуры, соединённые между собой многообразными отростками. Центры искусства, которые включают в себя концертные залы, изобразительные музеи и театры, напоминают по форме короны с изогнутыми зубцами. Гостиницы – это многоэтажные здания, издалека похожие на высокие торты, а магазины – скромные треугольные сооружения.
Прогулявшись по пёстрым улицам, команда оказывается перед домом-лабораторией Сай Фая. Экзотического вида здание и впрямь сочетает в себе признаки жилого дома и центра науки.
– Прямо зартайщвэтс’ятмив перед делением, просто как зартайщвэтс’ятмив перед делением выглядит! – кратко описывает свой дом-лабораторию марсианин.
Внутри центральное место занимает лаборатория. Её интерьер чётко обозначает круг научных интересов Сай Фая: всё и вся. Сложные аппараты и производственные установки, модели землелётов и космических кораблей, телескопы, микроскопы, биологические препараты и химические реактивы соседствуют с внушительной библиотекой, вольерами с марсианскими и инопланетными животными, картинами, скульптурами, мастерской и даже кинотеатром.
– Трудно поверить, что когда-то гелий могли добывать только из воздуха, только из воздуха могли добывать гелий, не могли производить его, не умели его производить! – восторгается Сай Фай, ведя гостей по лабиринту своей Лаборатории Всего и Вся. – Теперь же во всём Млечном Пути фабрики уподобились звёздам, где синтезируются элементы, стали похожи на звёзды, где элементы синтезируются! А вот поглядите, какая зверюшка, смотрите на зверюшку! Млюн’ющемип это, млюн’ющемип! Считай, тушканчик, на тушканчика похож, только уши побольше, только уши большие, совсем без передних лап, передних лап нет, да и задние не такие длинные, задние лапы короче. А здесь, вот тут… о, больше всего на свете я люблю всё, что связано с магнитами, магниты обожаю! Это же какая сила, потрясающая сила! Экзотическая штука, знаете ли, экзотическая вещь! У нас-то на Марсе почти нет магнитного поля, практически нет магнитного поля на Марсе! А всего-то в куске железа выровнять домены, домены выровнять в железе, те самые, в которых электроны движутся, в которых движутся электроны… и пожалуйста – железо намагничено, у вас намагниченное железо! А, вот и ваш ходострел, вот ваш ходострел!
Команда окружает ходострела, на которого было потрачено неимоверное количество сил и времени.Теперь же он – всего лишь одна диковинок для марсианской лаборатории.
– А вот новый, это новый ходострел! – объявляет Сай Фай, нажимает где-то какую-то незаметную кнопку, и к мятежникам подлетает обновлённая паукрабья полумашина.
Да, именно подлетает, поскольку теперь вместо ног у ходострела – левитационная установка, какую используют в землелётах. Ещё одно изменение бросается всем в глаза – каждое металлическое щупальце на боку ходострела теперь раздвоено: нижняя половина, как и раньше, служит для перетаскивания строительных материалов и битья рабов, а верхняя половина стала новым боевым орудием. «Хелицеры» тоже изменились: они стали больше и кривее.
– Ещё уродливее, чем раньше стали, – фыркает Джекс. – Ненавижу эти ходячие солонки! Ах, да, теперь ещё и летающие… тьфу!
– Главные изменения – внутри, внутри всё самое интересное! – подсказывает Сай Фай.
Киберпанки настраивают просветы и сканируют ходострела вдоль и поперёк. Судя по классической горькой улыбке Джекса, дела мятежников совсем плохи.
– Разумеется, эти мерзячие твари избавились от того управляющего модуля. А мы ещё такой спектакль ради него устраивали! – комментирует киборг. – Ну, и коды новые, как же без них-то. И сеть теперь переменная, а не постоянная. Чёрт, без шансов. И что теперь делать, Сай Фай?
– Есть два пути, два решения есть, – отвечает марсианин. – С одной стороны, вот тут слабое место у орудий есть, вот слабое место у орудий. Если разболтать эту систему, если эту систему разболтать, можно ходострела изнутри взорвать, взорвать изнутри! Команды можно послать по экстренной сети, по экстренной сети дать команду, и тогда можно…
– …устроить цепь взрывов! – догадывается Стив. – Насколько мощными они будут?
– Сложно предсказать, точно сказать не могу, но радиус в угомирад измеряется, порядка нескольких угомирад радиус.
На лице Стива вырисовывается нешуточная внутренняя борьба. Как видят другие телепаты, в четырёх мозгах сражаются стремление зацепиться за эту слабость ходострелов и уничтожить их всех раз и навсегда… и любовь ко всему живому и прогрессивному.
Убеждённому пацифисту Млему кажется, что первое вот-вот победит. Но не успевает оно что-либо сказать или даже передать мысль, которая упрекнула бы Стива в жестокости, как тот сам переходит на сторону второго.
– Могут пострадать невинные существа, – произносит Стив. – Не годится. Какой второй вариант, Сай Фай?
– Можно изменить паутинные железы, на паутинные железы воздействовать можно! – восклицает марсианин.
– Хм, но все эти орудия… – задумчиво бормочет Тикки. – Какой смысл ковыряться с железами, если ходострелы всё равно будут стрелять?
– Дело тут даже не столько в том, чтобы ослабить ходострелов, – с нарастающей радостью отвечает Джекс, – а в том, чтобы унизить паукрабих и заставить их чувствовать себя бессильными! Я всеми руками за этот план!
– Развивая мысль, если мысль развить, то можно и самим паукрабихам паутинные железы повредить, можно им самим паутинные железы повредить! – заключает Сай Фай. – Только вот у меня не получилось ничего придумать действенного, ничего у меня толкового не вышло. Ткани защищённые, очень хорошо ткани защищены. Биотехнология нужна более продвинутая, нужна продвинутая биотехнология!
– Мы всё равно собирались на Ксибидитичик, – сообщает Карл. – Если там ещё осталась цивилизация, мы попросим чирритью помочь нам с биотехнологией.
– Отличная идея, идея прекрасная! О, хотел бы я с вами полететь, хотелось бы мне с вами, но не знаю, кому лабораторию оставить, кому бы лабораторию оставить… столько друзей, так много друзей, что и не знаю, кому, не знаю, кому оставлю!
– Предлагаю тебе не мучиться с выбором, – вступает Стефан. – Как ты, думаю, уже прочитал в моих мыслях, я сразу на твою лабораторию глаз положил, как только вошёл. Я уже соскучился по лабораторным работам, и обстановка тут самая подходящая для работы моего гениального мозга. Мне уже тут удалось в уме решить несколько сложных задач. Лучше меня тебе никого не найти!
– Точно, точно! Стефан, ты и вправду гений, ты действительно гений, Стефан! – воодушевляется Сай Фай. – Вся лаборатория твоя, твоя теперь лаборатория, чувствуй себя как дома, будь как дома!
– Выудил двойной комплимент, – усмехается Джекс, подтолкнув Стефана локтем.
– Но прямо сейчас мы в путь не отправимся, не отправимся сразу в путь! – объявляет Сай Фай. – Я не отпущу вас, не угостив мороженым, без мороженого не уйдёте! Кто марсианского мороженого не едал, тот жизни не видал, ничего вы о жизни не знаете, если марсианского мороженого не пробовали!
Не успевает Айзел печально вздохнуть и напомнить хозяину, как вынуждены питаться фоксиллинда, как Сай Фай его успокаивает:
– А для тебя, Айзел, я в мороженое пущу выбегунов, выбегунов я тебе в мороженое пущу!
Марсианское мороженое – это изумительное лакомство на любой вкус. Основа у него всегда одна – жирное и сладкое молоко языкунов. Иные же ингредиенты, которые марсиане ласково называют просто «пряностями», можно подбирать по-своему, но с одним обязательным условием: помимо основной сладости, всегда должна ощущаться легчайшая острота, кислинка и нотка соли. Сай Фай приспосабливает рецепт под каждого: например, в мороженое для Стива он добавляет немного мелкодревной хвои и каплю крови восьминогого подкрада, для Силмака – горстку пустынных орехов, для Млема – малость острой на вкус протоплазмы из охваусских водяных грибов, для Семиларена – пару лапок накосиножки… словом, биореактор Сай Фая работает на полную мощность, выдавая экзотические пряности одну за другой. И не зря: мороженое изумляет всех.
– Вот в этом и суть, вся суть в этом! – гордо заявляет Сай Фай. – У всех разное чувство вкуса, каждый ощущает вкус по-своему. Тут очень много науки, науки очень много задействовано! Молоко языкунов безвредно для большинства Странников Одиннадцати Пространств, не опасно молоко языкунов для большинства белых путников, потому оно в основе, поэтому оно – основа! А все эти пряности, пряности для каждого, надо добавлять по чуть-чуть, совсем по щепотке, но так, чтобы вкус почувствовать, чтобы вкус ощутить! И самое удивительное в этом мороженом, самое удивительное в мороженом то, что вкус разные существа чувствуют очень похожий, что разные существа ощущают почти один и тот же вкус! Целая наука, я говорю, целая наука, тонкая, тончайшая наука с кучей мелких деталей, мелких деталей масса! Обожаю их, обожаю эти мелкие детали!
Вкусив этой тонкой науки с кучей мелких деталей, команда в слегка обновлённом составе возвращается к кораблю. Стефан же, попрощавшись с друзьями, сразу принимается изучать доставшуюся ему Лабораторию Всего и Вся. Сай Фай же с неизменным восторгом обследует мятежнический звездолёт.
– Сразу видно, хорошие инженеры руки приложили, хорошие инженеры поработали! – комментирует Сай Фай.
– Ну, мозгов в нашей команде больше, чем содержащих их тел, – улыбается Ксандер, кивнув в сторону Стива.
– На себя не намекаешь? – смеётся Тецклай.
– Лишь самую малость. Мозги я сохранил только у паука-марбианина, вранокруда, циникодонта и вырпытня.
– А в придачу к мозгам есть ещё и руки, которые растут из правильных мест, – добавляет Райтлет.
– Логично, – заключает Бастер, и команда поднимается на борт.
Несколько деминут – и невидимый корабль выходит из атмосферы Марса, невидимого лишь обманчиво…
– А можно мне ещё внутри корабля покопаться, можно посмотреть, что внутри? – обращается Сай Фай к Стиву. – Так интересно, что у вас там, так хочется всё это у вас изучить?
– Давай, – отзывается терраформ. – Со стороны, как говорится, виднее – может, ты и ляпы какие-нибудь найдёшь незамыленными глазами. Изучай на здоровье!
Путь от Марса до Ксибидитичика занимает не один дечас, и потому у марсианина предостаточно времени, чтобы разобраться с нутром звездолёта. Ровно так же, как и у небольшой части команды для того, чтобы разобраться с нутром собственным.
Духовным.
Витс приходит в каюту Стива с новым философским вопросом.
– Ст-тив, я т-тут п-под-думал… – робко начинает землянин, но терраформ насмешливо перебивает его:
– Ты подумал, Витс? Надо же.
Как ни парадоксально, ехидный тон Стива помогает Витсу взять себя в руки и перестать заикаться:
– Я ещё тогда, когда мы обсуждали, что делать с новыми ходострелами, об этом подумал… ну… спрошу сразу прямо: ты бы смог пожертвовать десятью невинными существами, чтобы спасти тысячу?
– Ах ты подкрадский сын, догадался, о чём я думал! Но я отвечу. Тебе покажется, что от ответа я увёртываюсь, но я так скажу: всегда есть другой выход.
– А если всё-таки его не будет? Либо ты бросаешь в огонь… скажем, всю нашу команду, либо гибнут… триллионы разумных существ по всей Галактике?
– В таком случае мне пришлось бы бросить вас в огонь, верно. Это было бы для меня очень тяжело, и я бы не смог после этого жить так, как прежде, но это было бы единственным правильным решением. Если бы действительно не было никакого иного выхода.
– Значит, всё дело просто в количестве тех, кого ты спасаешь?
– Вовсе нет.
– То есть… ты смог бы, наоборот, убить триллион ради двадцати?!
– Смог бы. Если бы этот триллион был триллионом безликих общественных насекомых, у которых нет самого понятия личности. Блургры, спешу заметить, не в счёт – они не очень-то и безликие, как можно по Фиб-Фибу судить. Хм, забавно – слово «триллион» по-прежнему болезненно отзывается у тебя в мозге, как я погляжу.
– Д-да, есть т-такое… я всё ещ-щё н-не мог-гу себе эт-того п-простить…
– Такое не за год и не за два проходит. И я имею в виду цеффанский год, если что! Но вернёмся к нашему разговору. Вижу, тебя удивляет мой подход.
– Конечно, удивляет. Почему, как ты говоришь, «безликие» насекомые не заслуживают жизни, а мы – заслуживаем?
– Жизни заслуживают все, кроме безнадёжных негодяев. Об этом ещё поговорим. Но если будет стоять такой выбор, какой ты предлагаешь, предпочтение я всегда отдам личностям. Существа, у которых есть понятие «личности», скорее смогут основать высшую цивилизацию и стать полноправными членами галактического сообщества. Безликие же такими никогда не станут. Если все одинаковые, как можно ожидать от них прорыва в какой-либо области? Такое однородное общество будет эволюционировать крайне медленно, и явно не в сторону настоящего разума. Напомню, что такое разум, согласно Галактической Энциклопедии: это способность существа, обладающего второй сигнальной системой, отвечать за свои поступки, использовать научный метод познания и выражать чувства посредством искусства.
– Но почему горстка разумных существ важнее, чем множество неразумных?
– Только разумные существа могут спасти от гибели всю Вселенную.
– А она может погибнуть?
– Неизбежно погибнет, если ничего не делать. В нашей Вселенной постоянно увеличивается энтропия – всё больше и больше становится неупорядоченной энергии. Из-за расширения Вселенной рано или поздно не останется звёзд, и всё остынет. И тогда жизнь во Вселенной больше никогда не сможет существовать. Наша Вселенная станет холодным и абсолютно пустым местом. Спасти её можно только силами разумных существ – сама Вселенная ничего для своего спасения сделать не может.
Вопреки тому, что утверждает Стив, Витс при этих словах чувствует себя ничтожной, беспомощной букашкой, гибели которой, в случае чего, не заметил бы вообще никто в целой Вселенной…
– Когда принадлежишь к цивилизации, которая ещё недавно переставляла целые звёзды, строила магистрали и терраформировала планеты, неизбежно мыслишь в особых масштабах, – объясняет свои взгляды Стив. – Возможно, для тебя они слишком большие и слишком странные, но я тебе, по крайней мере, не лгу. Я сказал тебе именно то, что думаю на самом деле.
– Хорошо, я тебя понял, – задумчиво протягивает Витс. – А вот что ещё меня беспокоит: что будет, если мы как-то навредим невинным существам, когда что-нибудь сделаем с паукрабихами и их ходострелами? Чем мы тогда будем лучше двумперцев?
– Я возьму всю вину на себя.
– На себя?!
– В конце концов, вся Тримперия – это исключительно моя ошибка.
– Как – твоя? Стив, но… ты же был не один… почему ты…
– Ещё тогда, на Эр-Нюге, я мог прикончить Хргрт’Экту. Но я этого не сделал. Я понадеялся, что он исправится.
– Разве это убийство всё решило бы? А как же паукрабихи и йорзе?
– Согласен, возможно, это убийство решило бы не всё. Но, как минимум, не было бы орхгской части Тримперии, которая разрушила больше миров, чем кто бы то ни было ещё. А может, всё можно было бы решить ещё раньше, и без всяких убийств. Если бы я был чуточку внимательнее…
– А остальные хокенд’ивены? Неужели они были… глупее тебя?
– Конечно, нет. И всё равно – все братья признавали меня особенным, выдающимся. А когда ты особенный и выдающийся, ответственность на тебе неизбежно больше, чем на остальных. Кстати, а ты подумал над тем, что я тебе ещё на Самобыте говорил о твоей собственной судьбе?
– Так, поверхностно, – пожимает плечами Витс. – Я был так увлечён работой над кораблём, что всё как-то не до того было. И я… я всё ещё не верю, что стал подлецом просто из-за того, что, грубо говоря, пошёл не в тот вуз.
– Поскольку ты – несостоявшийся художник, я тебе советую в самом буквальном смысле обрисовать свою жизнь. Нарисуй какую-нибудь серию портретов, или комикс, или что-то вроде того. Прямо с самого детства, прямо с первых воспоминаний. И тогда ты увидишь, прав я или нет.
– Ладно, я попробую.
Витс уходит в отсек управления, вооружившись большим листом бумаги и карандашом. Этакими комиксовидными набросками он пытается обрисовать свой жизненный путь.
Итак, детство. Вроде бы всё хорошо – родители души не чаяли в Витсе, он их тоже любил. В школе у Витса было не очень много друзей, поскольку он был застенчивым, тихим и часто уходил в мир собственных фантазий – кстати, неизменно с карандашом в руке. И всё же Витс был счастлив. Окружающий мир казался неиссякаемым источником радости…
