Александра Алексеевна Василевская
Странники Одиннадцати Пространств. Нет худа без добра
– Прошу прощения, но сейчас Вы наставляете на меня оружие.
– К сожалению, это единственный способ. Итак, Вы отвергаете официальную науку и открываетесь моему благодатному учению, или предпочтёте умереть за ложный идеал?
Ксандер обратил на Просветлённого пристальный взгляд – спокойный, холодный, уверенный – и ответил:
– Я никогда не отвернусь от настоящего научного метода и от истины, которую он открывает.
– Что ж, мне очень жаль, – тихо произнёс Просветлённый и приготовился нажать на спусковой крючок. – Вы мне были симпатичны, но Вы сделали свой выбор…
– Как и Вы – свой.
Ксандер мгновенно обратился в чудовище с мощными когтистыми лапами, сотнями острых зубов в шести челюстях и ужасающими липкими щупальцами. Он издал свирепый рёв и выбил из рук Просветлённого оружие. В надежде, что этой демонстрации силы будет достаточно, Ксандер приостановился и заглянул человеку в глаза.
– Жаль Вашу будущую вдову, – хмыкнул Просветлённый, неожиданно сильно и больно ударил эвола прямо по носу и быстро подобрал суперподжигатель.
Выбора у Ксандера больше не осталось. Эвол молниеносно обвил Просветлённого щупальцами с головы до ног, раскрыл буквально нараспашку своё тело, внутренняя поверхность которого была сплошь покрыта не только оранжевым пищеварительным гелем, но и выросшими тут же зубами, и буквально затолкал человека внутрь себя. Уже внутри самособирающейся сущности Просветлённый вдруг забарахтался: в тот миг эвол подумал, что инстинкт самосохранения у человека переборол веру в превосходство духа над материей. Но нет: это была уже агония. Через несколько деминут Ксандер переварил содержимое черепной коробки Просветлённого вместе с остальными его внутренними органами, а оставшееся тело преобразовал и многократно сжал. Затем эвол отрыгнул одежду человека, забрал суперподжигатель, принял привычную форму и подозвал летюленя.
– Ну? – взволнованно встретила мужа Найя на пороге дома.
Ксандер показал Найе окровавленную одежду Просветлённого и мрачно ответил:
– Это был самый невкусный завтрак в моей жизни. Но, к сожалению, необходимый. У него, оказывается, суперподжигатель всё время с собой был. Он мне угрожал… сказал, что сделает тебя вдовой, если я не приму его идиотское учение.
– Вот как! Мало того, что идиот, так ещё и агрессивный идиот! – выпалила Найя. – Ксаня, ты спас Галактику, милый. По крайней мере, двадцать миров: те девять и наши одиннадцать.
– Ну, ещё не спас, – немного веселее ответил Ксандер. – Да, от одного светила лженауки я её избавил. Но пока существует Тримперия, пока есть мозговзломы йорзе, пока есть неразвитые миры, лжеучёных будет ещё много. И настолько много, что если я возьмусь каждого есть – боюсь, заработаю несварение и ожирение.
– Любое великое свершение начинается с первого шага.
– Ну, это уж ты высоко выражаешься, Найя.
– Ксаня, ты точно поможешь избавить Млечный Путь от Тримперии и от всей дури, что она распространяет.
– Это тебе этот… Космический Медиум рассказал?
– Ага, лично!
Под дружный хохот эволы отправились разбирать корабль Просветлённого. Неорганические вещества из звездолёта послужили отличной затравкой для копипринтера. А органическая оказалась замечательным удобрением для леших деревьев.
Глава 17. Невидимые миры
Во всём прекрасном марсианском ландшафте нет ни единого следа чьего-либо присутствия, ни единого рукотворного предмета, старой пивной банки, травинки, тушканчика или хотя бы микроба.
Карл Саган
«Наука в поисках Бога»
Попробуйте в иные минуты проникнуть в то, что кроется за бледным лицом человеческого существа, погруженного в раздумье, и загляните вглубь, загляните в эту душу, загляните в этот мрак. Там, под видимостью спокойствия, происходят поединки гигантов, как у Гомера, схватки драконов с гидрами, там сонмища призраков, как у Мильтона, и фантасмагорические круги, как у Данте. Как темна бесконечность, которую каждый человек носит в себе и с которою он соразмеряет причуды своего ума и свои поступки!
Виктор Гюго
«Отверженные»
За рассказом Ксандера следует долгое молчание Эффелины. Оно столь неестественно для элегантины и так долго длится, что под пластами множества тканей у эвола начинает просыпаться неподдельный ужас.
Неужели опять?..
– Ну, может быть, ты и не проглотон, – наконец, выносит вердикт элегантина.
Ксандер собирается вздохнуть с облегчением, но вздох этот застревает у него в горле, поскольку Эффелина добавляет:
– Или ты всё-таки особенный, очень-очень хитрый проглотон.
Не успевает эвол хоть как-нибудь отреагировать, как у дверей каюты объявляется Айзел. Он мягко улыбается элегантине и говорит ей как бы между делом:
– Эм, насколько я услышал, Ксандер всё доказал, гм, очень убедительно. Хм, он точно не проглотон.
– Похоже на то! – неожиданно уверенно соглашается Эффелина. – Прости, Ксандер, что подозревала тебя.
Когда Эффелина уходит, эвол поглощает «обитателей» своего «внутреннего зоопарка» и устремляет полный добродушного укора взор на фоксиллинда:
– Ну и где ты был всё это время со своим даром убеждения?
– Честно – хм, драл за уши, э-э-э, Семиларена, – улыбается Айзел.
– Драл за уши! – усмехается скачущий мимо блент. – Старый врун! Драл! Он такой: «Э-э-э, извини, гм, у тебя не найдётся, хм, немного, э, шлёмлака? Если да, хм, можешь, э-э-э, поделиться, гм, пожалуйста?», а потом ещё восемнадцать раз благодарил и извинялся!
– Гм, не дал художественно преувеличить, – бормочет сквозь улыбку Айзел.
– В любом случае – спасибо, – находится Ксандер.
– Э-э-э, тебе спасибо, а то, хм, Эффелина уже готовила вопросы, эм, ко мне. По её логике, хм, раз я биолог, э-э-э, значит, я должен доказать, гм, что ты, э-э-э, проглотон.
– По-моему, она бы ещё нашла повод прицепиться, если бы ты не вмешался.
– Э-э-э, но твоя заслуга, хм, в том, что…
– Ну, начался чемпионат по вежливости, – презрительно фыркает Семиларен и собирается ускакать прочь, но тут же влетает в Стефана.
– Исчезни с дороги, – реагирует на столкновение доктор Фэлконинг. – Или принеси мне антипохмелин.
– Вот это я понимаю! – смеётся Семиларен. – Без лишних словес, без всей этой вежливой нудятины!
Вскоре блент возвращается к Стефану со стаканчиком, в котором зеленеет приятно пахнущая густая жидкость.
– Ну, за здоровье, – усмехается доктор Фэлконинг и опустошает стаканчик. – Какая сладостная гадость, – добавляет он через пару стеков.
– Вы хорошо себя чувствуете? – участливо обращается к Стефану Ксандер.
– Сложно чувствовать себя плохо, когда выспишься на ягулярре! Нет, правда, Леод – просто чудо. Целую ночь вытерпеть на себе пьяного меня – это большое достижение. Я ему так и сказал. А он ещё смеялся!
При этих словах антипохмелин начинает поступать в кровь Стефана уже не отдельными робкими молекулами, а едва ли не целыми сгустками.
– О! Полегчало! – отмечает Стефан и кричит в сторону отсека управления: – Стив! Давай сюда схему корабля – сейчас покажу гениальное решение вашей проблемки!
У стола в отсеке управления, над которым парит голографическая модель «Тёмной Материи», собираются Стив, Стефан, киберпанки и Тецклай.
– Вот, всё дело в конденсаторах внутри и в ограничительных элементах у сопла снаружи, – объясняет Стефан, показывая на модели один из двигателей. – Вместо одного большого конденсатора ставим два маленьких, а ограничительные элементы, наоборот, соединяем бесшовно в одну вот такую конструкцию – и пожалуйста, аннигиляционный след размазывается так, что что никакие современные радары его от помех не отличают.
– Гррр, я мог всё предусмотреть, – пытается начать новый сеанс самобичевания Тецклай, но Стефан неосознанно успокаивает его, показав, что решение очень нестандартное:
– Это, конечно, если не вдаваться в детали. А если вдаваться, вот здесь нужны ещё штуки четыре квантовых преобразователя, причём асинхронизированных, а у самого края ограничительного элемента нужно загасить поток виртуальных частиц… вот таким остроумным образом. Ну, кто гений?
– Гений всё равно я, потому что вместо четырёх преобразователей достаточно установить два, – покровительственным тоном сообщает Стив. – Вот так.
Стефан недоверчиво вглядывается в обновлённую модель, но, в конце концов, признаёт превосходство терраформской мысли:
– Ладно, тут ты меня сделал, я не догадался.
– А в остальном – ты меня сделал, я бы не додумался, честно, – улыбается Стив. – За работу, друзья мои! Я тоже поучаствую, если позволите. Я всё ещё будто на Самобыте и строю корабль.
Воодушевлённая пятёрка направляется к проходу, который ведёт к двигателям. По дороге Стив, Стефан, киберпанки и Тецклай встречают Райтлета и Сэн.
– Помочь? – тут же вызывается сартонари.
– Ещё четыре руки не нужны? – вторит Сэн.
– Я бы вообще сам со всем управился, – холодно отвечает Тецклай. – Ничья помощь мне не нужна. Я сам должен исправить свою ошибку.
– Отказываться от помощи – знак упрямства, а не силы, – произносит Стив. – Тецклай, опять ты вспомнил своё подкрадское училище.
– Гррр, и правда, – виновато откликается Тецклай. – Конечно, помогайте… спасибо.
Тут хриввалэйтн неожиданно для всех звонко чихает.
– Похоже, у кого-то лезет шерсть, – комментирует он.
– Ой, т-т-точно, – дрожащим голосом вдруг соглашается Сэн и с выражением подлинного страха на лице приникает к Райтлету и начинает об него тереться.
И чем сильнее она трётся, тем больше… теряет шерсти.
– Ой-ой, что ж такое, – пугается она. – Ай, как всё чешется…
– Линька, – улыбается Райтлет. – Ты линяешь.
– Ага… ой, поросягаство, веселуха теперь на восемнадцать дечасов! А-а-ай… паника, летящая шерсть и этот жуткий зуд! Но ничего, я справлюсь. Не в первый раз. И ты всегда меня учил, что настоящий охотник должен не только ловить и укрощать чудовищ, но и держать в узде свои эмоции. Всё нормально, всё хорошо… ой-ой, что-то меня в этот раз сильно тряхануло! Поросягаство блинское, и ведь пока последняя старая шерстинка не слетит, всё это будет продолжаться! Райтлет, мне так неловко… пойду-ка я к себе. Ой, нет! Что ж такое-то! Так, держать себя в руках, спокойно…
– Пока не слетит последняя старая шерстинка… – повторяет Райтлет, успокаивающе погладив Сэн по голове и стряхнув с неё целую горсть старой шерсти. – Что ж, ребята, ковыряться в двигателях вам придётся без нас. Сэн, я тебе помогу!
– Как? – недоумевает тц-рики.
– Очень просто! Пошли к тебе в каюту.
Райтлет, впустив в каюту Сэн, прикрывает дверь.
– Вот моё решение, – произносит он, выпустив когти на руках и пройдясь ими по собственному меху на голове.
Сэн, переведя дух после очередного приступа страха, пытается понять, что это значит. И внезапно до неё доходит:
– Точно! Корфилль, отличная мысль! Сейчас… ой, опять мне страшно! Ну, сколько можно! Материться хочется.
– Матерись, – смеётся корфилль. – Нет, правда, тебе легче станет.
Шёпотом ругаясь на чём свет стоит, Сэн раздевается, распластывается на своём любимом диване, и сартонари принимается расчёсывать ей шерсть когтями.
– Вот здорово! Хорошо-то как! – восклицает Сэн. – Ай, страх не проходит, вот зараза! Хватит, хватит…
– Не переживай, ты хорошо справляешься, но лучше тебе просто отвлечься, – успокаивает Сэн Райтлет. – Хочешь, я тебе шикарную охотничью историю расскажу? Это было незадолго до нашей встречи. Значит, троплю я куири. Уже нож на волосок, всё как под крылом. Но вот только в след встаю, и тут как с рога на копыто…
Дальнейший рассказ ещё больше напичкан специальными охотничьими терминами и жаргоном. Так, что никто, кроме мастера сартонарийской охоты, не поймёт ни слова.
Собственно, Веншамея, которая притаилась у прикрытой двери каюты, и не понимает. Вообще, её не особенно волнует содержание рассказа Райтлета. Её заботит нечто иное. Вернее, не заботит, а заставляет с белой завистью вздыхать.
– Вот она, настоящая любовь, – шепчет она. – Без лишних слов, ненавязчивая… но какая сильная и надёжная.
– Подсматриваешь? – возникает рядом Накет.
– Да, подсматриваю, – решает не выкручиваться Веншамея. – Всегда приятно полюбоваться на по-настоящему влюблённую парочку. Правда ведь? Наверняка кто-нибудь так смотрит и на нас с тобой.
– Мы больше не пара.
– Что? Как?! Почему? Всё из-за нашей с Джексом истории, да? Накет, это всё ерунда, я не всерьёз, у меня просто было какое-то временное помешательство… я тебя люблю, всё хорошо…
– Нет, не хорошо. Ты ваще хотела мне изменить, в принципе. Значит, не любишь.
– Ну, всякое бывает, прости, я… я не то чтобы… но у нас даже толком ничего не вышло!
– А если бы вышло? Ты хотела этого! И хотела, чтобы я не узнал!
– Маленькая интрижка, не более того…
– Такие вот маленькие интрижки часто перерастают в большую ложь. Знаешь чё, я пас. Мы по-прежнему друзья, но романтике кранты. Не думал, блин, что скажу когда-нибудь такое, но это лучшее, что я могу предложить.
– Накет, нет! Я не…
– Всё кончено.
Накет уходит к себе. Как бы уверен он ни был в этом решении, даётся оно ему нелегко.
– Опять? – мягко интересуется невольный свидетель расставания – Силмак.
– Не опять, а снова, – почти что с джексовой горькой улыбкой ухмыляется Накет. – Не прёт мне, блин, с бабами. Но уж в этот раз точно не я накосячил. Я к твоему совету прислушался, притормозил… а она вон как со мной поступила.
– Накет, мне так тебя жаль…
Шнырявка по-отечески обнимает человека восемью лапами.
– С другой стороны, подумай: может, тебе лучше на чём-то другом сосредоточиться? Если раз за разом тебе в отношениях не везёт – может, и не твоё это? Столько всего на свете есть интересного, и без женщин не заскучаешь.
– Да уж, не заскучаешь – и так с Двумперией боремся, – хмыкает Накет. – На чём тут ещё сосредоточишься? Понимаю, Силмак, ты меня утешить хочешь, но хрен бы там…
Вдруг Накета посещает совершенно неожиданное озарение:
– Блин! Да ну их, этих баб, в самом деле! Знаешь, чем я могу заняться, когда с Двумперией всё кончится? Только что сообразил! Я ж могу в лингвисты податься!
– Дай угадаю специализацию! Неужели?.. – весело отзывается Силмак.
– Ну конечно же! Ругательств в Галактике – выше крыши, а спецов по ним – с гулькин хрен! Выучусь в универе, диссертацию напишу, прикинь! В экспедиции летать буду! С тобой, конечно, тебя не брошу. Блин, теперь у меня ваще цель в жизни появилась! Спасибище тебе, Силмак!
– Мне-то за что? Ты сам додумался!
– Да кто ж меня ругани-то научил?
– Я, старый дурак!
– Вот! Нет худа без добра-то, а?
– И правда! Накет, ты молодец! Я всегда тебя поддержу!
В отличие от Накета, который в одночасье стал счастливее, чем когда-либо прежде, Веншамея всё ещё растеряна и расстроена. Утешиться она решает самым привычным для себя способом: с помощью бутылки вина на кухне.
Стоит Веншамее налить вино в бокал, как тут же, словно по волшебству, на пороге материализуется Яарвокс:
– О, королева Бухляндии в своём репертуаре!
– Вот только тебя не спросила! – огрызается Веншамея.
– Веншамея, мы ж с тобой об этом уже говорили. Горе в вине не тонет.
– Какое тебе дело? Нет, конечно, дело есть – да, мы с Накетом расстались, можешь позлорадствовать.
– Я не злорадствую. Мне Накета жалко, вообще-то.
– Жалко ему, видите ли. А меня, значит, тебе не жалко, да? Хотя о чём я – у тебя и женщины-то никогда в жизни не было, потому и ведёшь себя как козёл.
Эти насмешливые слова больно укалывают Яарвокса и выводят его из себя. Сами собой у него сжимаются кулаки, а седые волосы встают дыбом. Яарвокс впивается в Веншамею полным ненависти взглядом и выкрикивает:
– Ах, вот как?! Женщины у меня не было, значит! Хочешь, офигительную историю расскажу?
Яарвокс плюхается на табуретку напротив Веншамеи, резким движением ставит бутылку с вином под стол и, к особому неудовольствию теэклавеллянки, одним глотком лишает её вина в бокале. Не успевает Веншамея по этому поводу высказаться, как Яарвокс рявкает:
– Это чтоб ты не отвлекалась и в глаза мне всё это время смотрела, а не в бутылку с этим… тьфу… жопомоем! Значит, так, слушай. Первая женщина в жизни любого человека – это, конечно, мать. И знаешь, как со мной поступила любимая мамочка? Продала меня в рабство! По своей воле! И ещё торговалась, я всё слышал! То есть, на деминуточку, это не то что какие-нибудь там разбойники налетели и её убить угрожали, нет! Просто денег ей на что-то не хватало! Не помню, что она там мне наврала, когда отдавала рабовладельцам, но помню, что я уже тогда, маленьким, всё понимал… пытался сбежать… но меня, конечно, поймали. И два шельнокских года – два, сука, года! – я шил на сраной фабрике сраные сапоги, руками! Руками, понимаешь! Никаких машин там не было, всё руками! У меня до сих пор мозоли остались! Я уж молчу про шрамы от плётки… ладно, через два года мне удалось сбежать, там нас с Герном судьба свела, жизнь вроде наладилась… потом, уже взрослым, встречаю я девушку. Всё у нас прекрасно, я влюблён по уши, готовлюсь ей делать предложение… и застаю её с другим. Знаешь, что она мне тогда сказала? «Это не то, что ты думаешь»! Ей даже не хватило фантазии придумать какое-то оправдание! Ведь, когда говорят «это не то, что ты думаешь», обычно это оказывается именно то, что ты думаешь! Тогда я, как ты, к бутылке присосался. Какой я только дрянью не травился, упивался в усмерть – Герна можешь спросить, он подтвердит. Но однажды меня что-то всё-таки стукнуло, посмотрел я как-то утром с бодуна в зеркало… и увидел, что превращаюсь в ублюдочного вонючего хряка. Меня чуть не вырвало, когда я свою пьяную рожу узрел. Просох тогда – и бросил! С тех пор – только по праздникам и в трактирах. Ладно, и это прошло – встречаю другую девушку. На этот раз без измен, всё прекрасно, я на ней женюсь… и однажды случайно узнаю, что она меня за деньги Тримперии заложить собирается. На деминуточку, нас с Герном эти тримперские сволочи хотели живыми взять, и деньги за это предлагали сумасшедшие. Представляешь, каково это – узнать такое? Я пытался эту тварь на разговор вывести, а она извивалась, как чёртова гадюка! Ладно, казалось бы, очевидный выход – развестись и убраться к чёрту с этого помоечного Шельнока. Хренушки! Бюрократия наша, четырежды сраная! Чтобы развестись, нужно собрать пятнадцать подписей. Пятнадцать, сука! Собрал четырнадцать, ночами не спал, галлюцинации ловить начал. И угадай, чьей подписи не хватило? Правильно! Любимой жёнушки! Я уж и подделать пытался – ни черта не вышло. Хорошо, пробую сбежать – ловят меня наёмники. Конечно, жёнушка ни при чём, это всё пираты какие-то… ага, конечно, как будто я совсем идиот и ничего не понимаю! Но выхода уже никакого не осталось. Пришлось разыграть целый спектакль, где меня убивают. Герн там хитрющую систему маскировки придумал, реквизит собрал просто невероятный… всё получилось, но какой ценой! Знаешь, как это тяжело – лежать в гробу и слышать, как женщина, которую ты любил когда-то всем сердцем, плачет не над тобой, а над деньгами, которые ей не удалось получить от Тримперии?!
Яарвокс вскакивает и нависает над Веншамеей, испепеляя её гневным взглядом. Глаза его, впрочем, хоть и горят бешеным пламенем, наполняются слезами отчаяния, а в голосе появляется дрожь:
– Я чуть с ума не сошёл после всей этой истории!!! Навязчивые мысли, депрессия, голоса в голове… чего только не было! Потом я ещё долго бабам не доверял. Отношения я начал заводить максимум на ночь. Рекорд – три ночи, ха. И тут в моей жизни появляешься ты! Я тебя, суку, с первого взгляда полюбил, с первого, хоть и не признавался себе в этом… думал, ты особенная, ты не предашь! А вот хрен тебе! Ты такая же, как все они! В глаза говоришь «да», за глаза – «нет»! Тебе мужчина сердце отдаёт, а ты разбиваешь его вдребезги! Одного обнимаешь, а смотришь на другого!
Шельноковцу не хватает дыхания, чтобы продолжить: он уже рыдает во весь голос, не пытаясь сдерживаться.
– Яарвокс, прости, я и не думала, что… – извиняясь, мямлит ошарашенная Веншамея, но Яарвокс перебивает её яростным выкриком:
– Чёртова дура!!!
В гневе стукнув кулаками по столу, Яарвокс убегает к себе в каюту. Веншамея, преодолев стыд, оторопь и ужас от того, что услышала, следует за ним. Она приоткрывает дверь и робким полушёпотом обращается к шельноковцу:
– Яарвокс, я не хотела, извини…
– Отвали! – огрызается Яарвокс.
– Но я просто…
Яарвокс подходит к Веншамее вплотную и вновь вонзает в неё яростный взгляд:
– Что в слове «отвали» тебе непонятно? Может, по-теэклавелльски тебе это сказать, а?
Не успевает Веншамея ответить, как между ней и Яарвоксом возникает Герн:
– Слышь, королевна, не рады тебе тут щас, – обращается он к теэклавеллянке. – Оставь Яарвокса в покое, исчезни.
– Герн! – строго одёргивает чучундру шельноковец. – Я ценю всё, что ты для меня делаешь, по гроб жизни тебе благодарен, но сейчас твоя помощь мне не нужна! Так что слово «отвали» относится и к тебе! Надеюсь, ты, в отличие от некоторых, хифссдангл понимаешь!
Герн пожимает тремя плечами и, вытолкав Веншамею, закрывает дверь в каюту Яарвокса.
– Ну, и чего ты к нему лезешь? – презрительно интересуется у теэклавеллянки чучундра. – На фиг ты ему сдалась? Ему вообще никакие отношения не нужны, на самом деле, а ты всё туда же… все эти шашни – только пустая трата времени.
– Откуда ты знаешь, что Яарвоксу нужно, а что нет? – словно не замечая неприкрытого хамства, спрашивает Веншамея.
– Я его как облупленного знаю. То, что до тебя это не доходит – твои проблемы.
– Послушай, у тебя что, тоже был какой-то неудачный любовный опыт?
– Ха, я вообще никогда в жизни этим не заморачивался, не вступал ни в какие эти романтические шуры-муры. Ерунда это всё. «Любовь делает сильнее» – избитые пустые слова, штамп. Это всё для лохов, а Яарвокс, спешу заметить, далеко не лох! Так что отвянь от него.
– Как ты можешь судить о любви, если никогда её в жизни не знал?
– Да легко. Вот ты: ты когда-нибудь наркотики пробовала?
– Нет…
– И не хочешь ведь, так?
– Нет, конечно.
– А почему?
– Ну… это же вредно!
– А откуда ты знаешь? Не пробовала же!
– Есть опыт других существ, книги, исследования… необязательно, знаешь, есть тухлое яйцо, чтобы понять, что оно тухлое!
– Вот и здесь то же самое!
– Это не то же самое. Любовь – слишком сложное и многогранное чувство, чтобы о нём можно было судить так поверхностно.
– Наркотики тоже разные бывают, единый хрен.
– Сравнивать любовь и наркотики – это как-то грубо.
– Да нет вообще никакой любви на свете, я тебе вот что скажу. Придумки это всё. На самом деле, всем от всех что-то нужно, вот они и идут на всякие ухищрения типа всей этой романтической фигни.
– А Райтлет и Сэн? У них что, по-твоему, не любовь?
– Если они так считают, это их проблемы.
Герн машет на Веншамею всеми тремя руками и уходит к себе.
А Веншамея и не подозревает, что в отношениях Райтлета и Сэн на самом деле тоже не всё гладко…
– …и рогами через поля убежал! Последняя старая шерстинка, – торжественно объявляет Райтлет, в заключительный раз пройдясь когтями по милому зелёному меху. – У тебя шерсть так похорошела. Такая мягкая и яркая стала.
– В самом деле, – с облегчением выдыхает Сэн. – Страх прошёл! Правда, сейчас наступает торжественный финал. Не намного лучше. Сейчас мне из-за гормональных скачков начинает казаться, что у меня вообще нет шерсти, и становится очень холодно. Мне просто надо на дечасик-другой присоседиться к чему-нибудь мягкому и тёплому.
– К кому-нибудь мягкому и тёплому, – уточняет Райтлет, после чего снимает доспехи и рубашку и садится на диван.
Сэн забирается к корфиллю на колени и сворачивается клубком. Чтобы Сэн было ещё теплее и уютнее, Райтлет прикрывает её крыльями. Потом кладёт на неё руки… запускает пальцы в самую гущу её меха… обнимает…
И вдруг чувствует холод ничуть не меньший, чем Сэн.
– Э-э-э, послушай, Сэн, – необычно неуверенным шёпотом обращается к тц-рики сартонари. – Тебе не кажется, что мы стали… ну… это… слишком близки?
Сэн поднимает голову и удивлённо уставляется на Райтлета:
– Чего-чего?
– Ну… понимаешь… ррр, есть у меня ещё одна тёмная тайна.
Тц-рики смеётся:
– Эка невидаль! Ну, расскажи.
– В общем… у меня уже был однажды альвамкор, – вздыхает Райтлет. – У меня была напарница по охоте. Моего вида, кстати. У нас всё было хорошо, но однажды я… ррр… я перешёл некоторые границы… стыдно сказать, что… ну… короче, мы стали слишком близки… и мы… мы рассорились. Я поступил просто безобразно. Мы расстались. Потом… потом она меня простила, а я себя так и не смог. Боюсь, что это… что я опять… ррр… я не могу так поступить с тобой, нам нужно… немного отдалиться… нет, ты не думай, что…
– Райтлет, мне хорошо, когда тебе хорошо, – успокаивает Райтлета Сэн. – Ну, давай станем просто напарниками по охоте, без всяких этих заморочек с альвамкором, если тебе так будет уютнее.
– Пожалуй, да… спасибо, Сэн, что поняла меня. Хотя я тебе ничего толком и не раскрыл, но…
– Мне это неважно. Тебе спасибо – ещё никогда линька не проходила так легко и быстро! Ты молодец.
Сэн собирается по привычке обнять Райтлета, но в последний миг останавливается и ограничивается милой улыбкой. Сартонари тоже поначалу тянет к тц-рики руки, но затем складывает их и просто кивает своему корфиллю.
Бывшему корфиллю?
Напарнице по охоте.
Вот так правильно.
Тем временем команда учёных и техников заканчивает работу над двигателями «Тёмной Материи». Нескольких небольших испытаний оказывается достаточно, чтобы понять, что корабль мятежников теперь не смогут обнаружить никакие современные радары. Доходит даже до смешного. Стефан садится в свой маленький звездолёт и отдаляется от «Тёмной Материи», чтобы ещё раз проверить, насколько невидимой она стала. Вернуться ему удаётся далеко не с первой попытки, поскольку у модификаций для двигателей обнаруживается парочка любопытных побочных эффектов: во-первых, так искривляется пространство-время вокруг корабля, что его невозможно становится разглядеть и визуально, а во-вторых, сигналы только определённой частоты доходят до связного оборудования: остальные тонут в необычных помехах. Пока Стефан находит эту самую частоту для связи, он успевает пять раз ткнуться носом своего кораблика в мятежнический звездолёт – но всё не в тех местах, где можно было бы устроить стыковку.
– Слушайте, я вам чего не рассказал-то, – вспоминает Стефан, наконец-то вернувшись на корабль. – Не знаю, насколько это вам интересно и важно, но выложу. До того, как я на вас наткнулся, я заметил, как один двумперский кораблик прорвался в Укрытый Рукав. Это уже не первый случай, хотя кораблееды работают исправно. Двумперцы тут на досуге немного поменяли внешний вид кораблей, но уйкку передрессировали зверюшек, и они всё быстро выучили. Но какие-то лазейки эти двумперские суки всё-таки находят. Так вот, лечу я мимо Марса и вижу такую картину маслом: двумперский кораблик входит в верхние слои атмосферы и что-то сбрасывает. Всё, думаю, бомба или что-то типа того… но затем навожу просвет, смотрю – а это ходострел! Старый, но целёхонький! Выбросили они его и улетели – как я понял, даже за пределы Рукава.
В отсеке управления на эти слова собирается вся команда.
– Карл, ты был прав, на Бедантии был фантом! – догадывается Яарвокс.
– Да, всё теперь встало на свои места! – подтверждает Карл. – Когда орхги напали на паукрабих, они решили отвлечь их внимание и послали фантом на Бедантию. Только отвлекли они наше внимание, а не их. Очевидно, разобравшись с орхгами, они решили старого ходострела всё-таки выбросить. И сделали это в одной из отдалённых систем – думаю, по наводке той трусоватой паукрабихи.
– Погодите, это ещё не вся история, – продолжает Стефан. – Марс… опустошён.
– А разве на нём когда-то была жизнь? – невинно интересуется Витс.
Практически вся команда одаривает его такими взглядами, будто спросил он что-то неприличное.
– Марсианские экосистемы – одни из самых богатых и разнообразных, цивилизация – одна из древнейших и самых развитых во всей Галактике. Марсиане помогали создавать хифссдангл и строить магистрали, – рассказывает Карл. – Если Марс в самом деле пал, это огромная потеря для всего Млечного Пути.
– Между прочим, Витс не так уж наивен, – вступает Стив. – Карл, я вижу твои земные воспоминания. Когда ты был на Земле…
– …Марс уже был необитаем. И никто этого… не заметил! Даже я не обратил внимания! Как я мог…
– Что-то не сходится, – качает головой Млем.
– Да мы тогда на Титане зависли, на Марс толком и не смотрели, – вспоминает Джекс. – Ну, а у Карла и на Земле проблем хватало.
– Марсиан я видел незадолго до того, как сам попал на Землю, – произносит Стефан. – Они тогда в баре музыку играли. Неужто все они из колоний? Хотя… нет! Я вспомнил – щёчные лёгкие у них были однотонными, без меток. Значит, не из колоний.
– Нелогично, – комментирует Бастер в своей излюбленной манере.
– Думаю, не лишним будет на Марс всё-таки взглянуть, – заключает Стив. – Летим.
Через несколько молчаливых дечасов «Тёмная Материя» достигает Солнечной системы. Мятежники, так или иначе связанные с Землёй, провожают эту планету печальными и укоризненными взглядами. Непохоже, чтобы там хоть что-то изменилось в лучшую сторону: судить об этом можно по площади лесов, которая ещё больше сократилась с тех пор, как мятежники были там последний раз. Лесов и тогда было не так уж много…
А Марс оказывается действительно опустошённым – как и сотни тысяч, а то уже и миллионы, других миров.
Но есть одна необычная деталь.
– Странно, но просветы не показывают здесь ни генераторов жёсткого излучения, ни ядораспылителей, – удивляется Джекс.
– Может, они климат разболтали, и сэкономили тем самым на генераторах? – предполагает Стефан.
– Климатические условия идентичны тем, что наблюдались до опустошения, – добавляет Бастер. – Следовательно, дело не в этом.
– Приземлимся – посмотрим, – кратко выражается Стив.
«Тёмная Материя» опускается на один из уступов в Долине Розового Неба.28 Вид оттуда открывается впечатляющий – глубокие каньоны простираются на угомирады, причудливо изрезая красноватую поверхность планеты. И всё же, без жизни эта красота скорее мрачна, чем величественна.
– Пусто, – печально констатирует Леод. – Ещё один мёртвый мир.
– Меня вот что смущает, – задумчиво произносит Карл. – Может, не абсолютна моя память, может, повредился какой-то пузырёк, но у меня полное ощущение, что всё здесь коптермирад на десять выше, чем было раньше. У вас же бывает такое чувство, верно?
– Да, как-то раз я перевесила книжную полку на коптермирад вправо, а потом ещё недели две тянулась за книгами на коптермирад влево, – подтверждает Веншамея.
– Так и здесь. Мы должны быть ниже.
– Может, тут что-то спрятано и грунтом присыпано? – оживляется Силмак. – Дайте-ка, ребята, я докопаюсь до сути! Докопаюсь, ха!
