– Кто из твоих учеников сегодня с ним? – спросил Мелиус у мастера Тулбаса.
– Пусташ до вечера, а там посмотрим. Кстати, позови его – ты поближе к двери. Пусть отведёт на место.
Когда Пусташ, заставив Костю встать со стула, повёл на выход, мастер Мелиус, придержал Пустоша за рукав и велел, как покормит Костю, зайти, взять успокаивающую настойку. После еды, Костю надо будет обязательно заставить настойку выпить.
– От неё сразу заснёт. Проспит долго, а потом, на утро, если от шока не отойдёт, если не отпустит, – придётся ещё дозу дать, – пояснил мастер Мелиус.
Я больше не нужен? – обратился он к мэтру Гарвилу.
Получив утвердительный кивок, вышел из кабинета. Собрав все коробочки со стола, за ним проследовал и мастер Тулбас.
– Ты что-то хочешь сказать? – спросил мэтр, у оставшегося в кабинете мастера Ярича.
Тот пересел на стул, который до этого занимал мастер Тулбас, придвинул его ещё ближе к хозяину кабинета и почти шёпотом произнёс:
– Я думаю, этот залётный – иномирец!
– Святые Первородители! С чего это ты взял?
– Когда я учился в школе, в Зарине, был подобный случай: залётный, после переноса, тоже впал в прострацию, тоже не знал ни одного языка. Как потом выяснилось – он был иномирец.
– Ты раньше ничего мне об этом не рассказывал.
– Необходимости не было, да и не мог – клятва ученика. Сами знаете, даже если печать подчинения исчезла, то до смерти учителя, мне всё равно сложно открывать его тайны. Мэтр школы в Зарише несколько лет назад умер – теперь могу и рассказать.
–И к твоему искреннему сожалению, из-за новой клятвы, которую дал уже мне, теперь и меня предать не сможешь, – с ехидством заметил мэтр Гарвил.
– Как бы там ни было, но не могу, – с улыбкой ответил Яриш.
– Ладно, понятно. А как ты узнал? Как узнал, что тогда к вам попал иномирец? – спросил Гарвил.
– Как узнал? Сначала случайно разговор подслушал, управляющего школы с одним из преподавателей. Преподаватель докладывал мэтру, что новый залётный у зеркала прямо зависает. То нос потрогает, то уши. При переходе в другой мир, у них, зачастую, внешность меняется, – пояснил Ярич.
– Я тоже что-то подобное слышал, но, как говорят, которые к нам попадают, они всё равно и изначально внешне от нас сильно не отличались. Никаких там пауков, ящериц, а такие же люди, или сильно похожие, – заметил мэтр Гарвил. – Даже наша церковь говорит, что Святые Первородители привели нас сюда с других миров.
– Да я не об этом. Когда я подслушал тот разговор, управляющий ещё сказал, что если залётный иномирец, то попав сюда, он больше не может вернуться в свой мир – навсегда остаётся у нас.
– И тот тоже не смог вернуться?
– Да, не смог.
– Они не сдали его в «Орден смотрящих»?
– Что, они идиоты? Конечно, не сдали! Ну получили бы за него пятьдесят золотых от Ордена – это смешно. Древоходец, обладающий такой силой, за один год может столько денег принести!
– А как же наказание от Ордена за укрытие иномирца? У меня где-то валяется предписание, по иномирцам. Я сейчас точно не помню, но наказание очень серьёзное, вплоть до конфискации всего имущества! – заметил мэтр Гарвил.
– Вы давно видели представителей Ордена в нашем захолустье? И даже если они каким-то образом его обнаружат, то как докажут, что мы знали кто он такой?
Мэтр Гарвил отвернулся и стал смотреть в окно, обдумывая услышанное. Во дворе школы ученики, под наблюдением мастера Фабеха – ответственного за физическое воспитание, отрабатывали упражнения по развитию координации, хотя занятия учеников проходили прямо напротив окна, но мэтр Гарвил в этот момент ничего не видел: в его голове шла напряжённая битва жадности с осторожностью. По своей, сути он был человеком достаточно трусливым, но в его характере превалировала всё же жадность. В этот раз снова алчность победила.
Он повернулся к мастеру Яричу и спросил:
– А что было дальше с иномирцем? Где он сейчас?
– Взяли в ученики. Ещё в учениках, заработал для управляющего кучу золотых. Хотели оставить помощником, но после школы, его, как и меня, заставили подписать контракт с имперской армией. Попал на тридцатидневную войну, тогда и погиб от разрывного ядра, влетевшего в госпитальную палатку. В тот момент занимался с раненным сынком князя Дровленского, стоял над ним. Иномирца насмерть изрубило осколками, а на княжиче ни царапины.
– Но у нас нет полной уверенности, что наш новый залётный – иномирец, – сказал мэтр Гарвил.
– Уверенности нет, но уже сейчас можем посмотреть, как поведёт себя перед зеркалом. Конечно, полная ясность наступит только через месяц, когда мы по закону должны разрешить ему вернуться. Но что-то мне подсказывает: я прав – он иномирец, и вернуться не сможет. А уже сейчас надо придумать легенду: из какой он страны попал к нам, причём страны далёкой и малоизвестной, а ещё, почему не может, или не хочет возвращаться домой.
– Вот этим и займись. Посвящать никого не будем, потому поручить больше и некому, – сказал мэтр.
– Хорошо, постараюсь что-нибудь придумать. Только, уважаемый мэтр, любой труд и правильная инициатива, требует стимуляции, желательно с золотым блеском.
– Если всё будет, как говоришь – ты и без меня, сам придумаешь, как на нём настричь денег.
– Конечно, придумаю, но уже сейчас мы должны договориться.
– Договориться о чём? – поинтересовался мэтр Гарвил.
– Договориться, что иногда будете давать мне возможность подзаработать на иномирце и всё это под клятву.
Мэтр Гарвил, как-то по заячьи покрутил губами, что обычно говорило о идущем внутри активном мыслительном процессе, перед принятием важного решения. Затем поёрзал в кресле и сказал:
– Мы не можем сейчас заключить договор под клятву – не хватает конкретности. Мы не знаем его настоящего имени. Клятва просто не пройдёт. Да ещё и неизвестно, точно-ли он иномирец.
– Я постараюсь узнать имя и составлю текст клятвы. Заодно проверю его реакцию на зеркало. А пока, хочу получить от вас «слово», на договор под клятву.
– Хорошо подходи, – ответил Гарвил.
Мэтр Гарви положил свою правую руку на левое плечо мастера Ярича и произнёс: «Даю слово, что заключу под клятву согласованный договор, на использование тобой иномирца».
– Слово дано, – закончил фразу мэтр.
– Слово принято, – ответил мастер Ярич.
– Как? Всё устраивает? – поинтересовался Гарвил.
– Вставили в «слово» – «согласованный договор», – поморщившись заметил Ярич.
– А ты что хотел? Совсем меня за дурака держишь?
– Нет, но просто надеялся, – улыбнулся Ярич.
Когда Ярич поднялся и собрался идти к выходу, мэтр Гарвил задержал его вопросом:
– Ты сказал, что иномиряне не могут вернуться в свой мир. А по разным другим мирам они могут путешествовать? В наших старых легендах, великие Древоходцы перемещались между мирами. Вот иномирец, с которым ты учился вместе, – он мог?
– Ну так это великие. За ним ничего такого не замечал. Одно время даже жили вместе в комнате: ничего необычного, никаких странных вещей, предметов. Я сам, помню, заинтересовался иномирцами и пытался что-то найти, почитать, но вся сведения про Древохрдцев-иномирцев закрыты. Вот даже у вас есть предписание – выявлять и передавать их в Орден Смотрящих за награду. А как выявлять? Чем они отличаются? Ничего не сказано, – закончил мастер Ярич.
Второй и третий день Кости в новом мире проходили одинаково. Он механически пытался есть принесённую еду, большую часть её оставлял в посуде. Его выводили на улицу, где усаживали на скамейку у стеночки. Сидел тупо смотря вперёд, но ничего не видел – перед глазами всё плыло, и ни на чём не мог сосредоточиться.
Тринадцатилетнему мальчику трудно было осознать, постигнуть произошедшее с ним. Он оказался совершенно один, без какой-либо поддержки, оказался не только в ином мире, но и в другом теле, да ещё и постоянно был прикован на ночь цепью.
Поначалу, даже обдумывать своё положение не мог – сразу начиналась какая-то внутренняя дрожь. Облегчение приносил только сон. Ему давали настойку от который он сразу засыпал. И каждый раз засыпая, Костя надеялся проснуться в своём мире, но просыпался всё на том же топчане с цепью на ноге.
Изменение состояния в лучшую сторону пришло на четвёртый день. Сначала появилась и сформировалась вполне очевидная, для человека на цепи, мысль о побеге. Костя предположил, а затем и полностью себя в этом уверил, что если доберётся до места, где впервые появился в этом мире, то сможет вернуться обратно на Землю, на свою волшебную полянку. И тогда он словно очнулся: у него появилась цель – искать путь к побегу, а для этого необходимо более-менее освоиться, понять, как всё устроено, а значит требовалось перейти к активному изучению нового мира.
Проблемы были не только в незнании языка, сложности были во всём: он слышал запахи, но не понимал их значения, подразделяя по принципу – пахнет, или воняет. Сладкое – горькое различать стал сразу, а вот где солёное, а где кислое, разобрался нескоро.
Не мог поначалу распознавать и людей – все казались на одно лицо. Встретив подобного человека где-нибудь в Москве или Париже, пройдёшь мимо, пусть особо не зацепишь взглядом, – всё же из толпы выделить сможешь, но только в том случае если человек один, а когда они все с узкими переносицами, с приподнятыми вверх наружными уголками глаза, с ушными раковинами практически без мочек, а ещё почти все и с тонкими губами, то у Кости закономерно возникли сложности с узнаванием. Да, они различались по цвету волос и глаз, но в младших группах все были пострижены коротко, и у Кости долгое время не получалось отличать их друг от друга.
За Костей поочерёдно присматривали ученики мастера Тулбаса. Они принадлежали к старшим, длинноволосым группам, уже определившимися со специализацией. Их выбор был– изготовление артефактов, которое преподавал мастер Тулбас.
Каждое утро, кто-нибудь из этих учеников приходил в комнату Кости, отсоединял браслет с медным проводом, и всё это, вместе с шкатулкой уносил, затем возвращался с завтраком. После того, как Костя поест, выводили на улицу и оставляли сидеть на лавочке, пристегнув цепью, давая всем обитателям школы вдосталь на него поглазеть, а младшим похихикать.
Через пару часов после сидения на улице, Костю отправляли в его комнату, где опять пристёгивали на цепь к топчану.
Перемены в этом распорядке начались на пятый день с завтрака, который принёс ученик по имени Пусташ, – так звали паренька, который зашёл к Косте, когда тот впервые очнулся в этой комнате, а затем он же отвёл мальчика к управляющему школы.
В то утро, в отличие от предыдущих, когда Костя с безразличием ковырялся ложкой, иногда как бы засыпая с ней в руке, то сейчас, посмотрев на принесённый завтрак, отрицательно замотал головой и, указав на горшок с опостылевшей ему кашей, изобразил рвотный позыв. Затем подвинул горшок Пусташу и протянул ложку, предлагая съесть самому. Пусташ в ответ засмеялся, тоже изобразил позыв рвоты и, продолжая улыбаться, ушёл, оставив горшок с кашей на столе.
Вернулся он примерно через полчаса, уже вместе с мастером Мелиусом.
Подойдя к сидящему на топчане Косте, мастер упёрся одним указательным пальцем мальчику в подбородок и, задрав ему голову вверх, некоторое время смотрел в глаза. Отпустив подбородок, он плотно прижал свои мягкие ладони к вискам Кости и так застыл, словно к чему-то прислушиваясь. Убрав руки от головы мальчика, мастер Мелиус сказал Пусташу несколько фраз и неторопливо покинул комнату.
Костю избавили от цепи, и, радостного, от того, что наконец-то сняли с привязи, сопроводили на поле, или точнее большой огород, расположенный недалеко от здания школы. Там в его руках оказался инструмент похожий на тяпку – сразу значительно понизивший ему градус радости.
Пусташ изобразил перед Костей хоть и короткую, но вполне доходчивую пантомиму. Он повёл рукой, указывая на пространство за забором огорода, следом изобразил бег на месте, а в заключении палкой от тяпки легонько постучал мальчику по спине. Всё предельно понятно – сбежишь, побьют палками.
Затем Пусташ подвёл его к женщине, которая, по-видимому, была здесь старшей. Он впервые увидел женщину этого мира, но никаких особых отличий от земных не заметил. Да, у неё тоже тонкий нос, ушные раковины без мочек, но в остальном, даже в одежде – ничего необычного. Свободная блузка, широкие штаны до щиколоток. Рядом согнувшись, обрабатывали землю ещё несколько женщин. На некоторых были такие же штаны, на других юбки. Чувствовалась полная свобода и в выборе одежды, причёсок и головных уборов.
Старшая, в свою очередь, отыграла свою пантомиму, изображая как надо правильно тяпкой окучивать грядки с похожими на земную свёклу корнеплодами, а затем приставила к группе учеников с коротко стриженными волосами. Короткие волосы, как позже узнал Костя, говорили о принадлежности учеников к младшим группам. Выделив грядку рядом с ними, старшая некоторое время понаблюдала за его работай и, видимо, довольная результатом, ушла.
Он взял хороший темп и быстро догнал ребят. Те поначалу часто оглядывались на него, пытались задавать какие-то вопросы, но Костя в ответ только улыбался и разводил руками, показывая – не понимаю. Постепенно его оставили в покое, продолжая болтать между собой. Костя благоразумно не стал их обгонять – нечего выпендриваться и работал рядом, прислушиваясь к разговору. В словах местного языка было очень много звуков «Ш»; «Ж»; «З» и «С», отчего их речь звучала весьма шипяще.
Неожиданно Костя уловил смысл одного слова, означающего – купить. Он тихо произнёс его вслух. Даже само сочетание звуков в этом слове было непривычно для него, но откуда-то он точно знал, что оно обозначает – купить.
Костя стал прислушиваться внимательней, общий смысл фраз он не понимал, но отдельные слова выхватывал и знал их значение: дать; взять; смотреть; идти. Как оказалось, при переходе, он получил знание примерно двухсот – трёхсот основных слов этого мира, точнее этой местности.
Работал на поле, пока солнце не встало в зените. Вместе с учениками пошёл на обед. Культура чистоты в школе была на высоте, и перед обедом их всех заставили принять душ, с достаточно прохладной водой.
Обед в тот день Костя впервые съел почти полностью. Он не улавливал нюансы ни вкуса, ни запаха, отчего еда казалась ему совершенно безвкусной, но понимал, что должен хорошо питаться – силы ещё понадобятся.
После обеда ему дали час отдохнуть, и опять отправили на работы. Все мальчишки, окучившие вместе с ним утром грядки, ушли заниматься своими ученическими делами, а Косте выдали соломенную шляпу от солнца и отвели к какому-то, судя по абсолютно лысой голове и седой бороде к явно старому мужчине – дедку, как про себя его назвал Костя. До ужина, вместе с дедком, но уже на другом участке, засаженным похожими на лопухи растениями, они прочищали поливочные канавки, открывали и закрывали заслонки, направляя воду.
Так, в трудах на земле, прошёл его первый рабочий день.
Все остальные дни, были похожи на этот первый: с утра приходил один из учеников мастера Тулбаса, снимал с него браслет с медным проводом, снимал цепь. Дальше, уже самостоятельно, Костя шёл на завтрак, затем к женщине – распорядителю, которая направляла его на работы. Самая неприятная – чистить свинарник, самая нудная – гонять по кругу осла, приводившего в движение примитивный насос, качающий воду из колодца, самая лёгкая и весёлая – всё с тем же дедком и группой женщин, выезжать на телеге, запряжённой двумя быками к пастбищу, где женщины доили коров, а он собирал у них кувшины с молоком и переливал уже в большие, стоящие на телеге, время от времени отпивая сверку тёплое и жирное молоко. По дороге дедок, указывая на что-нибудь кнутовищем, учил Костю местному языку.
Единственным заметным событием, в череде похожих дней, стал вызов к управляющему школы. Его отвели не в кабинет директора, а в какую-то другую комнату с несколькими столами. Как узнал Костя позже, в этом помещении обычно обедали преподаватели.
Сопровождающий, усадил Костю на стул, сбоку от которого на стене висело большое зеркало и вышел. Директор школы, вместе с мастером Яричем, беседовали сидя за столом подальше, не обращая на него никакого внимания.
Костя поначалу не заметил зеркало, напряжённо ожидая, когда мужчины прекратят говорить и займутся им, но их беседа затягивалась. Костя, решив поглазеть по сторонам, сразу зацепился взглядом за зеркало. Он забыл про всё: до этого Костя видел только своё смутное отражение в воде, сейчас же в полной мере смог рассмотреть и фигуру, и лицо. Он увидел абсолютно похожего на всех местных мальчишку: худощавого, с вьющимися каштанового цвета волосами, с зелёными глазами. Машинально, рукой потрогал за ухо и убедился, – это действительно его отражение.
Костя так увлечённо рассматривал нового себя, что упустил момент, когда разговор за столом затих, а мэтр Гарвил и мастер Ярич сидели уже молча, и оба внимательно наблюдали за ним.
Костя смешался, под их изучающими взглядами и, вскочив со стула, застыл, опустив руки по швам, в ожидании развития событий, но никакого продолжения не было. Мастер Ярич просто позвал сопровождавшего Костю ученика, и тот отвёл его к распорядительнице работ.
Позже, обдумывая эту встречу, он предположил, что ему устроили какую-то проверку, но смысл и суть проверки понять не мог.
Тем временем план побега у него в голове сложился полностью. Костя быстро догадался, что с помощью шкатулки с медным проводом у него по ночам, каким-то образом, откачивают силу, без которой перемещения невозможны. Задача была накопить силу, и совершить прыжок сначала к точке появления в этом мире, а затем на Землю. С этим имелись сложности: если на Земле он ощущал только одно место – волшебную полянку, то здесь он сразу видел множество точек. Для себя он выделил одну, которая из-за яркости казалась ближайшей. По здравым размышлениям, с этой, с ближайшей его и должны были привести в эту школу.
Вечером перед побегом, как только очередной ученик мастера Тулбаса надел на него браслет с медным проводом и, застегнув на замок цепь, вышел из комнаты, Костя отвернул барашковые винты, крепящие половинки браслета, снял его с ноги и положил на пол.
Спал он плохо – волнение и необходимость проснуться до утреннего появления учеников мастера Тулбаса, не давали ему уснуть.
Утром, убедившись, что наконец-то, впервые с момента появления в этом мире, запас силы – полный, он вернул браслет на ногу. Вошедший ученик, позёвывая, снял с него браслет и цепь, и, забрав шкатулку, спокойно вышел.
Костя быстро вскочил с топчана, из-под тощего матраса достал заготовленную верёвку и две уже сухие лепёшки, завёрнутые в тряпицу. Верёвку обмотал вокруг тела, засунул под неё лепёшки и стал одеваться.
Всё складывалось очень удачно для побега: огонёк нужной ему точки светил зелёным светом, что говорило о возможности прыжка, а с утра он вполне легально мог покинуть территорию школы – сегодня с дедком они должны были ехать на пастбище за молоком.
На завтраке, несмотря на отсутствие из-за мандража аппетита, он заставил себя как можно полнее набить желудок. Затем побежал помогать дедку запрягать в телегу быков.
Подъехав к воротам, они, как казалось Косте, бесконечно долго ждали пока соберутся все доярки. Дедок о чём-то беседовал со сторожем у ворот, к беседе присоединились подошедшие доярки, а Костя всё время нервно озирался по сторонам, боясь, что вот-вот его махинация с браслетом вскроется, и сейчас за ним прибегут ученики мастера Тулбаса.
Всё обошлось, и быки, раздражающе медленно, потащили телегу в сторону выпаса. Поначалу они двигались в верном направлении, но свернув от реки, нужная Косте точка стала удаляться. Он, дождавшись, когда сбоку появилась небольшая рощица, спрыгнул с телеги, и схватился за живот, изображая перед дедком срочную нужду бежать до кустов. Ещё помахал рукой показывая: давай, езжай – догоню. Дедок понимающе кивнул и поехал дальше.
Костя влетел в кусты, и не останавливаясь, понёсся в нужном направлении. Он уже сильно запыхался, прежде чем решил попробовать переместиться. Перешёл на шаг, и стал искать приметные ориентиры на случай, если придётся возвращаться назад.
Невысокий лысый холм, с одиноким кривым деревом наверху, показался ему для этого вполне подходящим. Он постарался запечатлеть его в памяти, вместе с окружающим пейзажем. Затем, успокоил дыхание и сосредоточился на ближайшей точке, из множества стоящих перед его внутренним взглядом, и мысленно устремился туда.
Всё получилось, – он оказался перед могучим деревом на полянке у опушки леса. Оглянувшись, увидел всё тот же забор из деревянных рам с натянутой внутри медной проволокой. Это было или место, где он впервые появился в этом мире, или очень похожее. на него
Недалеко раздался звук трубы. Костя сразу вспомнил: подобный сигнал – видимо, объявление тревоги, который он уже слышал, появившись здесь впервые.
Сообразив, что времени до появления охраны остаётся совсем мало, проверил остаток силы, – как и надеялся, немного силы ещё сохранилось. В пределах видимости выбрал самое высокое и пушистое дерево, наметил место, чуть выше середины ствола, где гуще всего росли ветки и прыгнул. Всё получилось удачно, и он, устроившись поудобней, стал наблюдать за полянкой, которую только что покинул.
Охрана не заставила себя долго ждать, и довольно скоро к полянке подъехал вооружённый всадник. Хотя до всадника было достаточно далеко, но Косте показалось, что именно этот охранник принял его в первый день появления здесь.
Всадник сначала покрутился на одном месте, затем спешился и медленно обошёл полянку по кругу, ища следы, или примятую траву, но ничего не заметил. Взобравшись на коня, извлёк из седельной сумки трубу, внешне похожую на пионерский горн, и с её помощью издал три протяжных звука.
Неожиданно для Кости, совсем рядом с деревом, на котором он засел, прозвучал ответ и тоже три раза. Мальчик даже не повернул голову в сторону сигнальщика, боясь движением выдать себя.
Через некоторое время, когда сигналы трубы, звучавшие всё дальше и всё глуше, совсем затихли, и Костя почти было успокоился, как на полянку неожиданно влетел очередной всадник, в сопровождении трёх, по-видимому, местных собак, внешне похожих на земных доберманов, только с более короткими лапами и некупированными хвостами. Собаки, принюхиваясь побегали по полянке, но след взять не смогли и, виновато поскуливая, вернулись к хозяину. И этот также три раза прогудел в трубу и, дав шпоры коню, ускакал вместе со своими собаками.
Костя ещё долго просидел в напряжении, боясь шевельнуться, пока наконец решился спустится на ярус ниже, где высмотрел удобную развилку и устроится поудобней. Припасённой верёвкой привязал себя к стволу дерева, и кое-как разместившись на ветках, прикрыл глаза. Заснул, несмотря на все неудобства, быстро – сказалась почти бессонная ночь.
Проснулся, уже поздним вечером. Сразу, стараясь не шуметь, попытался размять затёкшее тело. Достал и съел последнюю лепёшку, о чём быстро пожалел – воды не было, а после сухой лепёшки жажда усилилась. Косте ещё долго пришлось ждать, страдая от жажды и малоподвижного сидения на ветвях, пока до придела заполнился силой и, наконец, решил – пора.
Верёвку оставил на дереве – вдруг ещё пригодится в будущем и начал спускаться без неё, цепляясь и упираясь ногами в узловатые наросты на коре.
Почти бесшумно спрыгнул на мягкую пружинистую почву, постоял прислушиваясь и медленно стал пробираться к полянке. Немного не доходя, неожиданно наткнулся на забор из всё тех же деревянных рам с медной проволокой внутри. Раньше с дерева, из-за густых кустов, не смог его разглядеть, и только сейчас понял, – полянка практически полностью окружена таким забором.
Костя остановился в растерянности обдумывая, как поступить, но затем вспомнил, – всадники как-то въезжали на саму полянку, а значит должен существовать проход. Рядом с забором проходила натоптанная тропинка, и, несмотря на темноту, Костя достаточно быстро добрался до дороги, идущей вдоль опушки, а двигаясь уже по ней дальше, нашёл проход.
С гулко бьющимся от сильного волнения сердцем, он встал на волшебной полянке перед деревом, полностью сосредоточился, представляя в мельчайших подробностях свою полянку на Земле – и ничего…
Затем он повторял и повторял попытки – всё было бесполезно. Костя упал на траву и зарыдал – путь назад, путь домой, оставался для него закрытым. Он долго пролежал на земле этого чужого мира – маленький потерявшейся мальчик, под огромным чужим небом, с чужими звёздами и чужой Луной.
Подняться, поборов апатию, и действовать дальше, его заставила сильное, почти нетерпимое желание пить.
Сначала, неизвестно уже в какой раз, безуспешно попытался вернуться домой, а затем, с тяжёлым вздохом, совершил прыжок к лысому холму – маяку, выбранному им утром, на случай возвращения в школу.
Костя, некоторое время постоял, вглядываясь в сумрак и пытаясь сообразить, куда двигаться дальше. Немного подумав, решил, определяться по стоящей перед его внутренним взором самой яркой точке полянки, откуда он только что переместился. Единственно, если утром шёл строго на неё, то сейчас, возвращаясь к школе, должен идти от неё.
Благодаря царящей вокруг темноте, слабо разгоняемой светом местной Луны, точки, волшебных полянок этого мира, проявлялись очень ярко, а различия в их цвете от красного до зелёного, вновь возродили в Косте надежду. Он сразу вспомнил: когда у Земной точки цвет был красным, или оранжевым, то переместиться не получалось, и, вполне возможно, – именно сейчас у его полянки на Земле красный цвет. Просто надо попробовать в другой раз и тогда, может быть, всё получится, – он вернётся домой. Приободрённый появившемся шансом, Костя двинулся по направлению к школе.
Роща, стоящая вдоль дороги, которую утром он бегом проскочил за несколько минут, сейчас, в темноте, никак не заканчивалась, – снова и снова выставляя на пути Кости выплывающие из сумрака деревья, или кусты. Он уже было подумал, что ошибся и зашёл в какой-то лес, как наконец, за последними деревьями, углядел долгожданную дорогу.
Выбравшись на неё, сразу к школе не пошёл, а направился к знакомому роднику, выходившему на поверхность неподалёку и журчание которого он уже слышал. Вода в роднике была ледяной, и пришлось, борясь с жадностью, пить неспеша, делая перерывы.
Как-то, дней десять – пятнадцать назад, его заставляли серпом срезать траву внутри территории школы и оттаскивать к свинарнику. Тогда он и заприметил дырку в заборе, за хозяйственными постройками, кем-то заботливо прикрытую рассохшейся бочкой. Эта дырка, поначалу, рассматривалась им при планировании побега, но Костя выбрал другой вариант, с легальным выездом за пределы школьного двора, теперь пришло время ей воспользоваться.
Всё прошло гладко, – пробравшись на территорию, он опять задвинул бочку на место.
Уже светало. На ночь, кроме учеников, в школе оставались два сторожа – пожилые дядьки, предпочитающие ночь проводить в сторожке, а не шастать по двору. Ещё был дежурный преподаватель, кто-нибудь из мастеров, или из старших учеников, но и они ночами по двору не бегали, а спали в своих кабинетах.
Костя совершенно спокойно добрался до постройки, где находились спальни учеников, зашёл в свою комнату. Простыни, одеяло с подушкой исчезли, поэтому, не раздеваясь, он улёгся на топчан и, подложив руки под голову, быстро заснул.
Разбудили его только уже во второй половине дня. Перед ним стояли мастер Ярич и один из учеников мастера Тулбаса. Ученик, по-видимому, и обнаружил появление беглеца.
Мастер Ярич, тряс перед лицом Кости рукой, с оттопыренными четырьмя пальцами и кричал: «Ты наказан! Ещё четыре дня! Ещё четыре дня!». К запасу слов, который Костя сразу получил после перехода, он, с помощью окружающих и в первую очередь дедка, узнал и изучил ещё больше сотни слов и выражений, сейчас, понимал всё, сказанное мастером Яричем, но вида не подавал, растерянно хлопая глазами. Костя опасался, – если догадаются, что более-менее владеет их речью, то начнут допрашивать, где был ночью, а этого совсем не хотелось.
Правда, понимая каждое конкретное слово мастера Ярича, – основной смысл, заложенный в эту фразу, от него ускользал.
– Что значит наказан ещё на четыре дня? Меня должны отпустить, а теперь задержат здесь ещё на четыре дня? – задумался Костя.
В последующие дни ничего не изменялось: работа по хозяйству, ночь с прикреплённым к ноге проводом. Единственные изменения – перестали привязывать к топчану цепью.
И всё же, примерно через десять дней после побега, в его жизни наступили настоящие перемены: вечером в комнату зашёл Пусташ, ученик мастера Тулбаса и принёс одежду, в которой Костя попал сюда.
– Всё, завтра домой, – сказал он. Заметив недоумевающий взгляд Кости, повторил громко, как глухому: «Домой завтра, говорю!».
– Понял, понял. Не кричи, – спокойно ответил Костя, и, протянув к Пусташу ладонь, потребовал:
– Нож!
Пусташ, на некоторое время замер, осознавая, что пленник неожиданно заговорил, затем раздражённо хмыкнул, нехотя извлёк из кармана складной ножик, с которым Костя появился в этом мире и вложил в протянутую ладонь.
В эту ночь, провод для забора силы к Косте не подсоединяли.
Рано утром, надев принесённую вечером одежду и натянув тяжеленные кожаные сапоги, он вышел на улицу, сел на скамейку у входа, в ожидании отправки домой.
Костя примерно догадывался, что его ожидает, поэтому эйфории, особого подъёма, не испытывал. Как он понимал: его просто приведут на поляну, на место, где здесь появился в этом мире – и всё.
Надежда была, что волшебная полянка на Земле, в день побега и попытки вернуться не работала, а сейчас с ней всё будет в порядке. Ещё предполагал, – если опять ничего не получиться, то кто -нибудь из учителей этой школы своими возможностями поможет ему перебраться домой.
Надо заметить, что возможности и способности учителей, Костя представлял тогда очень слабо.
Мастер Ярич подошел к нему сразу после завтрака. Мастер был в шляпе, глаза прикрывали затемнённые очки. Если в этот солнечный и жаркий день затемнённые очки воспринимались Костей нормально, то тяжёлая и тоже тёмная шляпа на Яриче, в такую погоду, казались столь же неуместными, как и толстые кожаные сапоги на нём самом.
Вместе они дошли до конюшни, где уже стояли приготовленные к поездке лошадь и пони.
Косте в деревне несколько раз давали прокатится на лошади, но полноценным опытом верховой езды это назвать было, конечно, нельзя.
Мастер Ярич, посмотрев на потуги Кости управлять пони, спешился, отобрал у него поводья и привязал к седлу своей лошади.
Выехав со школьной усадьбы, неспешно добрались до большой дороги, где в просветах с одной стороны иногда появлялась река, а с другой – спускались по склону небольшие усадьбы с домами городских пригородов.