Александр Андреевич Апосту
Внутри ауры
– Хорошо. Поиграю только немножко.
Я медленно подошёл к маме. Она свернулась хрупким эмбрионом под одеялом. Руки скрещены на груди. Глаза оказались открыты. Они не моргали и медленно наполнялись отчаянием. В них нельзя было больше отыскать вчерашней яркости и радости. Теперь там были серость и пустота. Страсть и жажда жизни сменились тотальной отстранённостью и безразличием к происходящему. Белая полоса молниеносно стала чёрной.
– Мам…
Никакой реакции.
– Мамуль… Ты что-то хочешь?
Снова никаких эмоций. Её будто затягивало прямо на глазах зыбучее болото, а она не сопротивлялась. Я проклинал себя. Презирал всей душой прямо в тот самый момент. К глазам подступили вновь слезы.
– Мам…
– Я ничего не хочу, – сухо и монотонно произнесла она, – оставь меня в покое.
Сердце обжигалось кровью. Слезы душили горло.
– Какого чёрта ты его не выгонишь! – психанул я. – Лучше на улице жить, чем с этим уродом…
Я побежал в ванную и ещё раз проблевался. Затем в раковине долго держал лицо под холодной водой.
– Пожалуйста. Пожалуйста.
Оставаться здесь я больше не мог. В коридоре мою ладонь перехватили. Передо мной стоял Саша с жалобными испуганными глазами.
– Можно с тобой…
Я вырвал руку и разгоряченно бросил ему:
– Присмотри за мамой.
Потом я покинул квартиру, закрыв дверь на замок. Я испытывал злость только по отношению к себе и не хотел никого обидеть. Мне хотелось избавить от себя других. Да и самого себя.
5.
Так начался тот самый день, который я помню детально, несмотря на травму головы и изменённое сознание. Как только я вышел из подъезда, я понял, что дальше выносить адскую боль в черепе мне не по зубам. У меня оставались ещё кое-какие деньги, и я пошёл в пивной бар. "Хоппи" был местом наших посиделок, когда негде было зависнуть. В основном здесь торчали рейверы, представлявшиеся интеллигенцией в молодёжных кругах. У этих симпатяг всегда имелись бабки и на качественные наркотики, чтобы выносить техно сутками напролёт, и на крафтовое пиво в баре. Они либо трепались языками о своих душевных скитаниях, либо вспоминали свои героические полеты в эзотерическом пространстве под веществами. Мы с друзьями туда захаживал время от времени в зависимости от нашего бюджета. Бармены к нам иногда проявляли снисхождение и всучивали просроченное пиво, не пригодное для продажи. Мы были только рады подобному сотрудничеству, тем более, напиток по качеству совсем не отличался. Мы гордились своими сомнительными привилегиями и охотно пользовались положением.
Днём в будний день никого не могло быть в заведении. Поэтому я смело подошёл к знакомому добродушному анашисту на баре и спросил про подпольный продукт. Он перестраховался, бросив взгляд на входной проём, но затем с удовольствием дал мне из-под стойки пару бутылок. Я расплатился. Он подобно буддийскому монаху отблагодарил меня жестом. Паренёк даже не поинтересовался, что у меня с лицом. К сожалению, у этой касты людей напускная благожелательность скрывает за собой абсолютный цинизм, а порой и презрение к людям рангом ниже. Они могут выглядеть добрыми, но в трудную минуту от них вряд ли дождёшься помощи. Хотя, честно говоря, мне вряд ли захотелось бы, чтобы в тот момент кто-то лез в мои дела, поэтому я во взаимном молчании взял пиво и удалился в уголок.
Я барахтался, как беспомощный щенок, в своих многочисленных противоречивых мыслях, не замечая ни времени, ни окружающего мира. Не знаю, какой злой иронией судьбы была предусмотрена встреча именно в тот день, но скоро со второго этажа бара я услышал внизу смех Дзена, поднимающегося по лестнице. Вскоре кудрявый балагур перешёл порог. Выглядел он паршиво. Чёрные синяки под глазами и чавкающий сухой рот намекали, что парень не спал и нюхал всю ночь. Он продолжал себе беззаботно ржать, не видя смысла в смене рода занятия. За ним шёл Пятка. Именно на его авторитетные высказывания Дзен реагировал своими звонкими воплями. Пятка был невысокого роста, с уже приличной бородой и бритой головой. Сколько раз я с ним пересекался, столько раз наблюдал его в одном и том же прикиде: чёрная потрёпанная кожаная куртка, под ней вязаный белый свитер в стиле Сергея Бодрова, на ногах исключительно чёрные демисезонные берцы. Он обладал удивительной хитростью, эрудицией и самоуверенностью, поэтому легко мог любому подсесть на уши и запудрить мозги. Он бравировал вымышленными связями и часто выдавал себя за важную шишку. Именно поэтому за ним часто бегали впечатлительные наивные малолетки. И Дзен.
– О, Кира! – заметил меня мой товарищ и кинулся в объятия. – Выглядишь так, будто ты вчера всю ночь долбил порошок, а не я!
Он поглаживал мою куртку и не спешил меня отпускать из своих длинных рук. Эйфоретик ещё не оставил в покое его тактильные порывы.
– Привет, Дзен. Как вчера посидели?
– Посидели на «скорости»! Замечательно! – вновь истерический нездоровый смех.
– Тебе бы поспать, а то крыша поедет.
– Ей никуда не надо…
Тут с пристальным оценивающим взглядом подошёл Пятка. Он путался в людях из-за своих беспорядочных знакомств.
– Йоу, мен, – бросил он мне дружелюбно. – Как сам?
– Здарова, Пятка.
– Мы с тобой знакомы?
– Да. Тусили раз 5 вместе.
– Пят, это Кирилл Белов. Мой корефан, – помог с воспоминаниями Дзен.
– Сори, чувак. Не признал. Эта насыщенная жизнь стирает лица.
Мы пожали друг другу руки, но он всё ещё продолжал сканировать мой портрет, чтобы понимать, как со мной действовать и что с меня можно получить.
– Три пива, плиз, – обратился он к бармену.
Пятка ошивался и среди рейверов, так как там имелись наркотики, и среди футбольных фанатов, так как там имелась сила, и среди неформалов, так как там можно было отыметь малолетних девочек. Он мог просто и непринуждённо сидеть сразу на нескольких стульях, подобно Остапу Бендеру.
Он взял бокалы и поставил перед каждым членом компании.
– Выглядишь хреново, зай…
Я прикоснулся к щеке и сразу ощутил болезненную пульсацию. Выпитое пиво немного анестезировало, и тошнота прошла, но лучше болячку было не трогать.
– Мы вчера на гиг гоняли, Пят, – пояснил Дзен, комфортно разложившись на свободных местах. – Этот чокнутый сломал одному бедняге рёбра, ну и сам отхватил не хило…
Пятка вернул на меня свой взгляд, теперь уже он проверял меня на конкурентоспособность по животному отбору. "Лох или не лох" осталось в прошлом. Я же вспомнил вчерашний разговор и представил секретного старшего брата Пятаева, который по воли случая оказался прикованным к инвалидной койке.
– А затем мы устроили дебош в электричке, – хохотал Дзен, – пришлось на стоп-кране сойти…
Хмурость и подозрительность в огромных голубых глазах сменилась доверительным озорством.
– Ты напоминаешь Венечку Ерофеева, – заявил Пятка, – на вечном провинциальном колесе сансары возвращаешься к своей естественной природе, не в силах добраться до иллюзорных Петушков…
– Кирюха нормальный поц, – заволновался Дзен, – его не интересуют петухи…
– Это книга, дурень, – посмеялся я.
Тут посмеялся и Пятка, окончательно приняв мою кандидатуру в свое особенное общество.
– Или даже не…, – опроверг свой прошлый довод начитанный парень. – Географа напоминаешь… Который глобус пропил и снова вляпался в передрягу.
Пятка был из тех людей, которому непременно необходимо было похвастаться литературным багажом, ведь он сам себя считал гениальным писателем современности.
– Скорее я мечтаю, чтобы похоронили меня за плинтусом, – выдал я со вздохом единственную аналогию, которую знал.
Пятка взял пару секунд на осмысление.
– Все мы узники установок и заложенных сценариев родителей.
Я кивнул согласно головой. Признаюсь, мне стало приятно, что хоть кто-то меня понимает.
– Я вообще ничего не вкуриваю, о чем это вы, – запищал наигранно Дзен. Его психотип не мог избежать ревности к друзьям, которые так быстро нашли между собой общий язык.
– Дзен, вот скажи, – обратился к нему с иронией Пятка, – хотел бы переехать в Америку?
– Ну допустим. Там пейзажи клёвые и Голливуд.
– А чёрному отсосал бы за это?
Мгновение и Пятка начинает придаваться громким залпам смеха над очередной отсылкой, которую только он и понял. Но мы инстинктивно поддержали его.
– Да пошёл ты, Пят, – изобразил обиду Дзен.
– На самом деле никуда мы с вами выбраться не сможем, – заключил мудрым изречением философ. – Останемся сынами отечества виденьем Сорокина и Балабанова. И быть нам вечно контуженными и озлобленными шатунами Мамлеева, устремляющимися в неизбежную пропасть на безостановочной Жёлтой стреле Пелевина…
Пауза для того, чтобы учёный муж вкусил весь триумф.
– Выпьем же за это! – воскликнул Дзен.
Мы осушили наши бокалы до дна и заказали ещё. Голова кружилась, но тело окутало приятное тепло. Мне становилось всё равно. Только это мне тогда и нужно было.
– Эй, нигга, брат! Повтори-ка нам! – кинул Пятка вальяжно бармену, чувствуя превосходство и власть. – На самом деле, всё подобное старье уже не катит! Нужен новый взгляд на мир! Глазами нашего поколения, которое в принципе просекло суть жизни с помощью архаичных знаний и научилось жить и действовать в сопряжении со своими мыслями, желаниями и потребностями одновременно…
Мы пили ещё и впитывали то, что нам пытался донести этот безумец, который в глубине души, если такая у него имелась, ни во что не ставил ни других людей, ни их судьбы.
– Прочитайте мои мемуары! Там я разложил всё по полочкам! Бля буду, это поймут только через лет сто! Сейчас общество погрязло в потребительстве, слабости и тупости … Я подобно Сократу, Копернику, Ницше буду изгнан и распят на собственном кресте, который несу…
Дзен вожделенно наблюдал за мощной подачей самовлюблённости. Мне были интересны мысли этого персонажа, которые казались пусть и психически нездоровыми, но толковыми и осознанными.
Пятка пьянел, видимо на залежах старых дрожжей, и прямо на глазах становился агрессивнее и манернее. Он с высокомерным видом рассуждал об ошибках и пороках всего человечества, затрагивая политику и религию. Дзен пытался иногда с ним спорить, мгновенно меняя точку зрения. Я же моментами слушал, но по большей части понимал, что меня сильно развозит от выпитого алкоголя, а головная боль возвращается. Её просто необходимо было как-то унять.
– Мы живём в «сороковщину»…, – продолжал он, прикуривая сигарету.
– Здесь нельзя курить, – пытался пригрозить бармен.
– Пошёл ты! – заткнул его грубым командным тоном Пятка.
Парень за стойкой растерялся, но не сказал больше ни слова. По его выражению лица стало заметно, что его задетое эго испуганно ищет выход из ситуации. Но охмелевший Пятка сам нашёл решение.
– Есть один способ правильно прожить жизнь…, – заявил он.
– Как? – не спускал с него влюблённых глаз Дзен.
– Я не смогу это объяснить лучше одного человека.
– Кого?
Пятка многозначительно усмехнулся:
– Скоро увидите. Погнали.
Я понял, что ловить здесь больше нечего, тем более писатель, действительно, заинтересовал меня. Заплетающимися шагами мы покинули заведение, позволив бармену выдохнуть и успокоиться. Пятка фамильярно шёл впереди и с кем-то говорил по телефону. Свежий дневной воздух обдал мое пылающее лицо.
– Сколько у кого бабок есть? – с серьёзным намерением задал нам вопрос Пятка, убрав мобилу.
– По нулям, – честно ответил я.
– У меня их вообще никогда нет, – посмеялся Дзен.
Пятка не стал осуждать, а быстро сориентировался.
– Тогда найдём. С пустыми руками к человечку, владеющему смыслом жизни, некультурно заявляться.
Мы и догадываться не могли, что у этого великого комбинатора вертится на уме. Пятка начал обыскивать зорким глазом улицу и остановился на двух чужеземцах преклонного возраста, напоминающих типичных нелегалов. Он, не раздумывая, бросился к ним через проезжую часть. Нам оставалось лишь следовать за ним. Дерзкий бесстрашный ублюдок, даже не посвятив нас в план своих действий, накинулся с ходу на двух безобидных жителей.
– Бабки есть? – толкнул он того, что постарше, в плечо.
– Что? Нет денег… – испуганно среагировал прохожий.
– Эй, отвали от него? Ты больной что ли…, – нахмурил брови его земляк.
– Выкладывайте, суки, бабки! Или за бесплатно думаете топтать нашу землю и трахать наших женщин…, – слабый на вид паренёк напал на защитника, подобно льву. Через пару молниеносных метких ударов стало понятно, что Пятка, не пальцем деланный в драке, и сейчас уложит беднягу в нокаут. Он наносил жестокие удары по голове кулаками, пока мужчина не оказался согнутым. Тогда ему прилетело коленом и это был определяющий исход схватки приём. Мы стояли, прикованные к земле от аффекта, но тут мужик постарше решил помешать Пятке и схватил того сзади за горло. Я под воздействием боли и адреналина не заметил, как сам атаковал вторую жертву. Прижав его к земле, я начал наносить сокрушительные удары. Во мне всплывала затаившиеся злоба на отца, и я не осознавал того, что вытворяю. Боль в голове уходила, обида на весь мир получала выражение. Из транса меня вытащил Дзен.
– Бабки у Пятки! Бежим! Там менты едут!
Я обнаружил перед собой кровавое месиво вместо лица ни в чем не виновного незнакомого человека. Второй его друг, над которым постарался Пятка, выглядел не лучше. Мы спохватились, понимая, во что влезли, и кинулись бежать. Прокладывал маршрут Пятка. Только он оставался в здравом уме и без сомнений повторил бы уже сделанное. Я не думал, что способен на столь быстрый бег. Не знаю, правда ли нас преследовала патрульная машина, но пробудился инстинкт самосохранения, и я добросовестно выполнил свою работу.
Мы перелезли через забор и оказались возле железнодорожных путей. Пробежав еще немного, наша компания наконец остановилась отдышаться под мостом. Пятка посмотрел на меня с уважением.
– Теперь не удивительно, что у тебя такая побитая рожа! – хлопнул он меня с усмешкой по плечу. – На нарах будем вместе чалиться!
– Да вы спятили! Что теперь с нам будет…, – с животным страхом паниковал Дзен.
– Успокойся, маня! Мы удрали. Найти нас они никак не сумеют…
Дзен нервно ходил взад-вперёд. Я присел на бетонную плиту и взялся за голову. Ненависть возвращалась. Что-то предпринимая, я только усиливал её. Но остановиться уже был не в силах.
– Кэша теперь у нас предостаточно, – заявил довольно Пятка, проверив украденный кошелёк, – сейчас захватим ещё с собой несколько бродяг и отправимся к обещанному смыслу жизни!
6.
Пятка по-прежнему шёл во главе процессии. Я осматривал кисти, похожие после драки на поросячьи лапы.
– А ещё меня психопатом считают, – буркнул Дзен, поглядывая на мои опухшие конечности.
Я ничего ему на это не ответил. Понятия не имел, куда мы направляемся, но деваться было некуда. На окнах панелек отражались последние следы алого заката. По ощущению было уже около восьми вечера.
На границе пятого микрорайона мы встретили шестерых подростков. Три пацана и три девочки. На вид им было не больше 14 лет. Именно такой возраст и крутился вокруг Пятки, признавая в нём лидера.
– Здарова, бандиты! – кинул им пафосно их вожак.
Парни распушили вмиг перья и с уважением пожали Пятке руку. На девочек он специально не обращал внимания, чтобы еще больше произвести впечатление.
– Готовы к хаслу?!
– Всегда готовы, братан, – ответил один из них.
И девочки, и мальчики выглядели примерно одинаково. Чёлки, крашенные волосы, тоннели в ушах, одежда оверсайз. Я их совсем не различал, даже когда они назвали свои имена. Дзена интересовал женский пол, поэтому он навострил уши и включил хищный взгляд.
– Тогда идём на безумный движ! Эту ночку вы не забудете, я обещаю!
Я даже не представлял тогда, насколько Пятка окажется прав. Меня не интересовал пункт назначения, я отдался целиком и полностью течению событий.
– Пят, ну намекни хоть куда идём…, – молил Дзен.
– К Селину. Ударение на "и".
– Это фамилия?
– Фамилия Селин через "е", а то его погоняло, как самому грязному и трушному ублюдку.
– А, – осенило Дзена, – это тот дед, который втихаря наркотой что ли барыжит?
– Это пророк нашего времени, – пояснил спокойно Пятка, понимая, что его слушает публика, – всё, что может быть известно о жизни, доступно его серому веществу.
– Почему именно ему?
Пятка закурил.
– Он пронюхал всё дно. Пережил всё дерьмо в самых невообразимых его ипостасях. Ему 70 лет. За это время он в общей сложности отсидел 30 лет в тюрьме. 40 лет торчал на героине. Переболел всеми возможными болячками и сохранил свой разум, чтобы делиться истиной.
– Стремная репутация. Чем тут гордиться…, – Дзен усмехнулся.
Пятка сплюнул и молниеносно оказался перед носом шута, злобно глядя ему прямо в глаза.
– А чему ещё можно доверять, если не ошибкам прошлого?
Дзен струсил и быстро ретировался, опустив глаза в асфальт.
– Ты прав, чувак.
– Ты понимаешь, братан, – резко главарь вернулся к доброму ладу, чувствуя тотальную покорность, – его организм столько переработал веществ, что чувственный центр в мозгу просто-напросто атрофировался. Его ничего уже не торкает, и он может принимать абсолютно независимую позицию по отношению ко всему сущему. С помощью накопленного опыта и повышенной толерантности к страху и опасности, он забрался в такие дебри человеческого существа, которые нам остаётся только воображать.
Реклама персонажа прошла успешно. Мне и Дзену не терпелось увидеть закадычного деда. Молодёжи было по барабану. Им хватало того, что они тусуются со старшими ребятами, разговаривающими на опасные взрослые темы.
Многоэтажки остались позади, и мы всей компанией вышли к частным домам. Залаяли собаки, и в нос ударил деревенский запах. Мы петляли по улочкам, когда уже совсем стемнело. Из всех самых разваленных и отпугивающих домов Пятка выбрал чемпиона.
– Добро пожаловать в бочку Диогена! – с торжественной улыбкой парень открыл незапертую ржавую калитку.
– Похоже помойную, – добавил я к его словам.
– Ну да, – посмеялся Пятка, – ремонт не помешает. Но, с другой стороны, это всего лишь вещь, которая не должна стать хозяином человека.
Вся эта философская дребедень не канала при взгляде на деревянную лачугу, напоминавшую колхозный притон. Но несмотря ни на что, мы продвигались вслед за Пяткой, стараясь не споткнуться и не удариться головой. Входная дверь заскрипела и открыла нам мир старых рваных вещей, пустых бутылок с окурками и густого табачного дыма, пропитавшего всю обитель.
– Селин! – дал о себе знать гость. – Это Пятка! Мы тут с братвой и выпивкой!
Мы гуськом зашли внутрь, озираясь по сторонам. Грязная плита, пакеты с доисторическим мусором, вонючая буржуйка, тараканы и одноглазый кот нас приняли, как своих. Многим хотелось свалить, но никто не мог показаться слабаком. Раздался хриплый кашель из комнаты.
– Заходите, кто бы это ни был. Мой дом – ваш дом.
Мы зашли в гостиную. Здесь было намного уютнее, не считая резкого запаха марихуаны. Мебельный шкаф, телевизор, транслирующий порнуху, пуховики, стулья и кровать, на которой располагался худощавый небритый дед. Жизнь его действительно помотала. На теле невозможно было разглядеть чистой кожи: либо наколки, либо шрамы. Кости торчат из-под шёлкового халата, больше смахивающего на женский. В широкой улыбке – ни одного зуба. Нос в нескольких местах переломан. Зато в глазах горел огонь похлеще, чем у Пятки.
– Здарова, браток, – легонько подался он к Пятке, которого, видимо, сразу признал.
– Приветствую, Селин. Вот привёл к тебе учеников. Продемонстрировать, так сказать, живую легенду.
– Я мёртв давным-давно уже, ёп. Ведь только мёртвые имеют право базарить за жизнь.
Пятка подмигнул нам, типа «я же вам говорил».
– Как здоровье-то твоё?
– Всё ровно, братиш. Сейчас как раз закинулся добами. Скоро приход начнётся.
Большинство понятия не имело, о чем идёт речь. Да и сам я, честно сказать, тоже.
– Вы-то лавэ взяли с собой? – как-то изменился в голосе дед.
– Да, конечно, – достал Пятка из кармана ворованные купюры.
– Тогда сейчас вас стаффом подогрею. Пришла новая альфа. Закачаетесь, ёп. Жизнь невозможно узреть насквозь в первозданном сознании.
Он достал из дырки в диване зиплок с розовым содержимым и незамедлительно рассыпал его на столе. Подсчитав количество людей, он начертил из общей массы жирные дороги, от размера которых бросало в дрожь.
– Прошу на взлётную полосу, студенты!
Мы с Дзеном напряжённо переглянулись, понимая, что это лютая химия. Подростки оставались в неизвестности и ждали решительного первого шага старшего поколения.
– Живём один раз, – не мог сплоховать Пятка и, взяв в руки скрученную сотню, совершил желанное.
По его округлившимся глазам стало ясно, что приход не заставит себя ждать и синтетика возьмёт за рога каждого без разбора.
– Отличный стафф! – выдал он. – А вы че стоите, яйца жмёте?
Дзена долго не надо было уговаривать. У него собственная зависимость к тому времени сформировалась довольно неплохо. Он потер ладошки и профессионально прильнул к столу. Селин наблюдал за процессом с умилением, будто передал драгоценный талант потомкам. Дальше настала моя очередь. В голове промелькнули нравоучения о последствиях неблагополучного воспитания родителей, а потом вчерашний срыв отца и слезы мамы. Голова вновь загорелась адским пламенем. Я вынюхал собственную ненависть. Мозг покрылся холодом, и дальше всё перестало казаться реальным.
Я слышал лишь голос Селина, который казался очень далёким и глубоким. Остальные не могли говорить. Их нейромедиаторы перемешались в убойном коктейле и вытворяли с сознанием и подростковым телом то, что и представить обычному обывателю мерзко.
– Вы бежите, ребята, – говорил Селин, сидя на диване, – вы только начинаете бежать… От всего… Абсолютно от всего вокруг… Вы будете и дальше бежать, но уже по привычке… Потому что поймете, что то, от чего вы бежали, не имеет ценности…
Передо мной смеялись, издавали странные звуки, валялись на полу, принимали неестественные позы. Их тела то возбуждались, то мгновенно расслаблялись. Они вели себя подобно слабоумным детям или похотливым животным.
– Человек ходил по земле микробом, – Селина накрывала его психоделика, он эпилептически закатывал глаза и высказывал всё, что приходило ему на ум, – затем растением и животным… Это божественный дар… Дар размножения… Мы нужны ему только ради потомства… Нас держат на убой… Он питается… Питается нашей энергией… Мы – перерабатывающие шестерёнки… Наше предназначение кончить, оплодотворить, выносить, родить, удобрить землю…
Играла музыка или мне только казалось. Всё переливалось в плавных волнах. Я то закрывал глаза, то распахивал их до покраснения визуальных образов. Ноги и руки казались чужими. А люди вокруг бегали мартышками, кривлялись, катались по ковру и извивались словно черви.
– Нет ничего плохого, нет ничего хорошего… Мы состоим из потребностей, желаний и инстинктов… Наши четвероногие предки старались, адаптировались и эволюционировали, чтобы мы вырастили мозг и всё послали к чертям собачьим… Страх, слабость и тупость управляют людьми… Кто преодолеет это, познает истину… Она не понравится… Она не нужна будет… То, что ты открываешь в себе, является уже по сути тобой… Незначительность… В мире будут жрать, спать и спариваться одни незначительности… Которым плевать… Которые всё поняли…
На пуфике на незнакомого мне парня уселась девчонка и начала его домогаться. А может и он ее. Они сосались и раздевали друг друга, позабыв, где и с кем находятся рядом. Раздался смех. На соседнем пуфике с себя снял штаны Дзен и принялся мастурбировать. Он смотрел на парочку и яростно теребил свой член, с конвульсивным блаженством запрокидывая назад голову. Никто не реагировал на чужое сумасшествие, так как претерпевал внутри свое собственное.
– Пахан может и создал эту вселенную… Но Бога создали люди…Тихо…Он оставил своё творение, решив не вмешиваться…Еще тише…Каждый сам по себе… Каждый сам с себя спрашивает… В этом и есть его частичка в нас, – продолжался бредовой монолог Селина. Моё сознание выхватывало лишь более или менее логичные отрывки. – Он крупье… Раздает карты, но сам понятия не имеет, что кому выпадет… Мы играем с судьбой в шахматы… Выбираем чёрное и белое… Что-то зависит от нас… Душа в единоличности… Мы всё делаем ради себя… Любой потаённый мотив содержит в себе эгоцентризм и выгоду… Нет хороших и плохих поступков… Взаимная выгода создала добро, любовь и дружбу, всё что мы любим… Страх, неуверенность в себе и жажда власти создали веру… Всё, что мы знаем и считаем реальным, искусственно создано прошлыми поколениями людей… Иллюзии, самообман и смерть – единственные настоящие вещи в нашем мире…
Парень с девушкой уединялись в комнате. Затем по дому раздавались сладкие стоны и крики. Тот парень в скором времени вышел из комнаты, вместо него зашел другой. Вновь раздавались сладкие стоны и крики. Две другие девушки прилипли к Пятке, облизывая его шею. На животе Дзена уже блестела целая лужа спермы, но он продолжал истязать свой детородный орган.
– Делай, что хочешь…, – кряхтел, посмеиваясь Селин, – да, делай что хочешь… Вот она истина… Нет суда, кроме того, который человек выдумал для своего же блага… Нет морали и ценностей, кроме тех, которые человек выдумал для себя же… Воспитание… Предпочтения… Воздействие и влияние окружающей среды… Разнообразие всего, в куче которого теряется важность… Сколько проживёшь… Как проживёшь… Природой нам начертано восславлять низменные потребности и блага… Духовное приходит на ум лишь от хорошей пресытившейся жизни… Всё, что угодно… Как угодно… Где угодно… Только не ври себе и не бойся…
Старик читал себе мантру, перевоплотившись в образ чокнутого оракула.
– Селин, – обратился к хозяину Пятка чавкающим ртом и полуприкрытыми глазами, – есть ещё соль?
– Бабки есть – будет соль, – здраво откликнулся Селин.
Пятка пошарил в карманах.
– Нету. Всё спустили.
Селин молчал и пребывал в диванном экстазе.
– Селин. Что угодно проси.
– Трахни вон того паренька в задницу. А я посмотрю, – старик плавно указал на малолетнего друга Пятки, будто изначально имея план в голове.
Пятка отстранился от девчонок и без раздумий пополз по ковру к товарищу. Селин с жаждой в глазах сел на угол дивана и уставился на парочку.
– Снимай штаны, – приказал Пятка обдолбанному юнцу.
Тот блаженно съехал с пуфика на пол, уперся головой в пол, выпятил жопу и спустил штаны. Перед Пяткой торчала белая гладкая задница. Член парня продолжал стоять ещё с момента ласки девушек, поэтому лишь оставалось достать орудие насилия. Где-то на задворках сознания я не верил, что это произойдёт, но глаза стали свидетелями обратного. Пятка смочил руку слюной, смазал возбуждённый член и нацелил головку между ягодиц друга. Подросток стонал и сопротивлялся поначалу, но вскоре впитал половой орган своей прямой кишкой. Пятка стал ожесточенно драть мальчугана, словно девчонку.
Селин смотрел на извращённое зрелище с восхищением и учащенным дыханием.
– Каждый находящийся здесь, пидр он или гетеро, сейчас возбудился… Потому что мы все на поводке похоти и власти… Нельзя отрицать… Мультивселенная заготовила столько вариантов, сколько людей… Но у всех одно и то же… Везде одно и то же… Не нужно быть проницательным ясновидящим, чтобы проанализировать чужую прошедшую жизнь и спроецировать её на собственную… Мы потеряны во вседозволенности и своей незначительности…
Селин достал обещанный пакетик с кристаллами и кинул спаривающимся парням, словно собакам. Они отсоединились друг от друга и без какого-то стыда за произошедшее переключились на подарок.
Меня отпустило, и я поблагодарил Господа, что весь сюрреалистичный кошмар позади. В него я не хотел больше возвращаться. Я провалился в небытие. В наушниках играли Crystal Castles. Меня не интересовало, что происходило снаружи. Не волновало больше, что творится внутри. Я был отстраненной от реальности версией себя. В мире волшебной сказки я держал кого-то невыносимо родного и любимого за руку. Кого-то прекрасного и уютного, словно детство. Светлого и лучезарного, словно солнце. Лёгкого и свободного, словно ветер над океаном. Шум и боль остались по ту сторону этой сказки. Они пытались меня вырвать наружу, но я не поддавался и оставался единым со сладкими иллюзиями. Но всё рано или поздно заканчивается, и наступает время вернуться назад.
Я одурманенным сознанием и обмякшим телом ощущаю вибрацию телефона. Конечности оставались непослушными и неуправляемыми. Удалось добраться до телефона, только когда он уже затих. Расплывчатым взглядом я обнаружил 9 пропущенных звонков от мамы. Следующий вздох вернул отрезвляющий холодный страх. Интуиция подсказывала что-то ужасное.
– Но, чтобы обрести вечность, – глядел будто сквозь меня Селин своим испепеляющим взглядом, – надо утратить всё, что раньше любили и ценили…
Я прогнал из головы остатки опьянения и немедленно качающимся шагом покинул притон. Стоило мне оказаться на дороге, мои ноги инстинктивно перешли на бег. Ориентироваться на дороге приходилось в процессе. Я перезванивал маме, но она не брала трубку. Набирал отца, но номер был заблокирован. Страх расширял свои границы с невероятной скоростью. Я не знал, чего ожидать. Но тогда я уже понимал, что, если что-то случится, я не смогу себе простить.
Вот на горизонте нарисовался дом. Я ускорил темп, но цель удалялась словно во сне. Я начал повторно набирать подряд все контакты, но без результата. Наконец я добрался до парковки. Рефлекторно начал высматривать окна 8 этажа. Свет горел во всех комнатах. Я на ходу достал ключи и двумя скачками пролетел лестницу, оказавшись около подъезда. Сердце вырывалось из груди, мне не терпелось оказаться наверху. Прозвенел домофон, открылась дверь, я кинулся к лифту и вдруг увидел Сашу, потеряно слонявшегося возле стены.
– Ты…Ты…, – заплетался я от удивления, – ты что здесь делаешь?! Почему один?!
Саша был очень рад меня видеть и сразу кинулся в объятия.
– Папа пришёл домой… Он снова пристаёт к маме…, – повторял он с испуганными глазами, на которых наворачивались слезы.
Я окончательно пришёл в себя. Отфильтровав сотню мыслей за секунду, я отстранил от себя младшего брата.
– Иди на улицу. Я сейчас поднимусь и заберу маму. Мы спустимся и вместе уйдём. А ты подожди пока на площадке.
Именно так, слово в слово, было сказано моими устами. Саша беспрекословно послушал старшего брата и хоть ему было очень страшно, он мужественно побежал на улицу. Нажимая кнопку лифта, я провожал мальчика взглядом. Раздался вновь сигнал домофона, Саша выскочил на улицу. Через пару секунд до моих ушей донёсся протяжный женский крик, а за ним грохот. Я осознал, что рядом с подъездом сверху упало что-то тяжёлое. Неестественный шум меня побудил оставить ожидающий лифт и броситься на улицу. Снова запищал домофон. Но дверь не закрылась, потому что моя оцепеневшая фигура преградила ей путь. Я стоял на пороге и чувствовал холод. Затем холод перешел в дрожь. А дальше эта дрожь медленно-медленно начала пожирать мои внутренности.
