Александр Андреевич Апосту
Метастазы
– Тем, кто отправился к началу
Будут светить бесконечно звезды,
А долгие жизни полные печали
Тем, кто на время остаётся.
Мы здесь просто так, ни зачем-
Вольные элементарные частицы.
Если ты не для кого и я ни чей,
Почему же нам так тяжело проститься.
Наша жизнь глупая пленница
Без смысла и без сути.
Я тебе обещаю – мир изменится,
Но нас в нём уже не будет.
Лето закончил и опустил руку с листом бумаги. Слезы побежали по щекам присутствующих. Никто не понимал, что происходит. Кто мы. Зачем мы. Что нам делать. Мозг лишь подсказывал, что вроде это реальность. Наши души порхали в невесомости общей скоропостижности. Все планы к чёрту. Все мечты сущий пустяк. Обиды, желания, принципы не имеют веса. Почему-то каждый просто прижал поближе к себе стоящего рядом любимого человека. Любовь являлась главной глупостью, но только она способна была спасти людей по итогу. Мы не совершенны. Нам не нужны звезды с неба и сакральные тайны вселенной. Мы как пришли, так и уйдем. В промежутке хочется кого-то и что-то полюбить. А там уже будь что будет.
Народ продолжал неподвижно стоять на месте. Никто не хотел заканчивать церемонию. Никто не умел отпускать навсегда.
…
Назар тосковал в своей каморке. Если удавалось заснуть, то он естественно выбирал беспамятный мир снов. В остальное время он сидел на краю кровати. Валялись книжки. Валялся рюкзак. Стоило было пробежать глазами по вещам и заново начинали душить слезы. Вопросы и догадки терзали каждую минуту на протяжении последних дней. Он не знал причины, возможные мотивы и вероятность стечения обстоятельств. Что творилось в голове у Нагваля. Или что было в планах у судьбы. Как теперь узнать истину. Как двигаться дальше. Назар старался гнать все раздумья прочь. Интуиция подсказывала, что это не конец истории. Он видел глаза Егора на похоронах; он знал, что природа парня будет мстить всему миру. Лето не мог опустить руки и простить жизни эту трагедию. Опасны два типа человека: которому нечего терять и который одержим своей идеей. Когда эти два фактора соединяются в одно целое, тогда и наступают изменения.
Назар выходил на улицу, чтобы проведать Олесю. Они могли абсолютно молча играть с котом. Девочка доставала свои игрушки и парень в полной апатии машинально подключался к игре. Друзья выбирались на кухню, чтобы что-то приготовить поесть. Назар готовил, а Олеся тихо сидела за столом и разукрашивала картинки. Затем к вечеру он либо оставался ночевать в их доме, либо уходил к себе. Даже становилось поразительно, как просто существовать на рефлексиях. Как может душа за долю мгновения перегореть. Но всё изменилось в пятницу вечером.
Назару позвонил Валера, парень сразу взял трубку.
– Привет, занят? – в голосе товарища звучала серая монотонность.
– Привет. Нет.
– Можешь подъехать к центральной больнице.
Назар догадался, что что-то случилось, и быстро помчался в центр. В окнах метро парень наблюдал своё отражение. Долгое время он даже не подозревал, что стал похож на самого настоящего призрака: истощало тело, щеки впали, нос и скулы выперлись, глаза потускнели. Если бы позвали сниматься в фильмы ужасов, Назар без очереди прошёл кастинг. Но было абсолютно плевать. Как мимолетно увидел, так и быстро безразлично отвернулся. Парень вышел на нужной станции и скорее направился к больничному комплексу.
Назар понятия не имел, где его ожидает Сад. Он решил дойти до приемного и там набрать другу. Но стоило ему подняться по лестнице, как возле решетчатого железного забора нарисовались три знакомые фигуры. Порох протянул ноги, сидя на бордюре. Яна топталась на месте и докуривала сигарету. Валера ходил взад вперёд, держа что-то в руках. Заметив товарища, Порох резко поднялся на ноги, а Яна выкинула бычок на проезжую часть.
– Привет всем, – поздоровался с музыкантами Назар и слегка улыбнулся, поражаясь этому непривычному ощущению.
– Привет, Назар, – кивнули они.
Валера стоял в стороне и будто бы ничего не слышал, обращаясь лицом к панельным зданиям.
– Чувак, – начал Порох, Яна лишь глядела полными глазами отчаяния, – тут, в общем это… Короче… Пускай тебе Сад сам всё…
Он кинул взор на статую, не выпускающую из рук тайный секрет. Назар, ничего не сказав, пошел к Валере. Метр за метром сокращалось между ними расстояние, и вот уже парень стоял впритык. Сад застыл как камень, Назар в руках у него увидел маленького ребенка. Он знал эту девочку. Самую спокойную и понимающую. Он встречал такую лишь однажды и эта была Алиса. Маму девочки Назар с Нагвалем возили на скорой с пиелонефритом в эту же самую больницу. Таня оказалась носителем ВИЧ-инфекции ещё до родов малютки. Девушку заразил отец ребенка, который впоследствии её бросил. Она одна воспитывала ребенка, будучи ровесницей Валеры. История прокручивалась в голове плёнкой, которую зажевала в кассете жизнь. Валера знал, что подошел Назар, но почему-то никак не мог оторвать взгляд от домов, отражающих лучи солнца. Назар, не сказав ни слова, смотрел на малышку и постепенно осознавал реальность происходящего. Остальные ребята тихо приблизились сзади. Валера вскоре обратил внимание на верного друга и спросил дрожащим голосом:
– Поможешь?
Назар летел сознанием куда-то в глубокую пропасть. Падение нельзя было предугадать и остановить. Он лавировал между событиями и пытался как-то не сойти с ума. Ни он, ни друзья даже не думали жаловаться на судьбу. Они крутились в общем водовороте, открывая для себя тот факт, что , оказывается, в мире людей случается самое разное каждую минуту. Ребята варятся в котле, не замечая того, что тучи давно сгустились. Но в такие моменты они понимают, что становятся сильнее. Ведь именно в эти дни им как никогда прежде необходимо остаться людьми. Назар стоял в тишине. Стоял с выпученными глазами и думал. А затем улыбнулся. У него это наконец-то получилось с лёгкостью. Он смотрел с улыбкой на ребёнка, завернутого в несколько пеленок, а затем ласково погладил малышку по маленькому телу.
…
Друзья вызвали такси до хосписа. Назар понимал, что если и искать помощи, то там. Они не могли самостоятельно позаботиться о ребёнке. Возможны лишь были совместные усилия.
– Ей стало хуже, – рассказывал на заднем сиденье Валера, – она позвонила мне из реанимации и молила приехать…
Алиса хлопала глазами, рассматривая незнакомых дядей; иногда начинала плакать, но затем быстро отвлекалась.
– Таня попросила позаботиться о дочке, – в горле стоял ком, – я сказал… что не знаю. Совершенно не знаю, как ухаживать… Но она сказала, что не может отдать девочку пьющей бабушке, а урод, который ей является отцом, даже трубку не берёт…
Малышке вновь что-то приходило в голову, и она улыбалась своими тонкими губами.
– Она обещала, что выкарабкается, но её иммунитет совершенно ослаблен.
Яна игралась с крохотной ручкой девочки, а та радостно шла на контакт со всем окружающим миром.
– Зато…, – начал Валера, подавляя спазмы в голосе, – у Алисы брали кровь на анализ…
Назар с надеждой обратил взгляд на друга.
– Она не заражена.
…
Ребята зашли в хоспис, в котором в какой-то миг потускнело. Тени разрастались в углах. Сквозняк гулял по пустому пространству, жалобно завывая в одиноких палатах. Назар стал жертвой мрачной картины. Он смотрел в конец коридора и будто ждал, когда хотя бы что-то произойдет. Лёгкие шаги раздались на лестнице, но общее внимание привлекла Елена Ивановна. Женщина покинула процедурную и направилась к ребятам. Гримаса печали стала родной выражению лица. Медсестра застыла, увидев Валеру, держащего в руках маленького человечка. Но затем подошла ближе и познакомилась с лицом малышки. Шаги наверху продолжались, но никто не обернулся.
– Здравствуйте, ребят, – вздохнула женщина.
– Елена Ивановна, – решил за всех сказать Назар, – нам нужна помощь… Мама девочки…
– Я знаю, – перебила его медсестра, – Николай Николаевич рассказывал мне про подругу Валеры.
Назар медленно кивнул, принимая факт, а затем спросил:
– Вы сможете помочь? Если всем вместе, то… То…
Он не смог договорить, потому что стало очень тяжело. Парень крепко сжал губы и отвернул голову. Никто не нашёл сил прийти на помощь и закончить просьбу товарища, каждый испытывал одно и то же. Елена Ивановна стояла молча, продолжая наблюдать малышку и понимать, что в любом случае не сможет отказать.
В этот момент за спиной у компании раздался совершенно никому не знакомый женский голос:
– Можно мне…,
Люди вздрогнули и обернулись. На крайней ступени стояла Оксана. Девушка, которая за всё время не сказала ни слова, впервые заговорила. Она не спеша спустилась и плавно приблизилась к ребёнку. Её глаза были сосредоточены лишь на нём. Сейчас лишь они искрились надеждой, которую остальные утратили. Девушка аккуратно взяла из рук Валеры Алису и улыбнулась ей. Все затаили дыхание, глядя, как девочка знакомится со своей второй мамой, которая пережила не меньше боли. Несчастье снова свело людей вместе. Оксана восприняла девочку как неземное чудо. То, о чем она молила и ежедневно просила, наконец-то свершилось. Девушка не нашла на свете ничего ценнее и важнее только что приобретенного. Стены чёрного замка, в которых она была заточена долгое время, обрушились. Она поняла, что еще может чувствовать счастье и дарить его другому. Тому, кто однозначно заслуживает. Народ вокруг наблюдал за новорожденной идиллией. Показалось, что что-то новое пожаловало в их жизнь. Первый луч света пробился сквозь непроглядную, казалось бы, тьму. Новый человек пришёл в мир, чтобы любить. Ничего не заканчивалось, а только продолжалось в новой форме. Вера не покидала хранителей идеи, а лишь становилась сильнее в беде. Мама нашла ребёнка. А ребёнок нашел маму. Остальные сделали глубокий вдох. Метастазы нащупали пульс у жертв запутанной судьбы .
…
Назар взял стул и поставил его рядом с Лилей. Девочка спала бесконечным сном, а парень пребывал в сознательной коме. Он смотрел то на её бледное лицо, которое с каждым часом становилось прозрачнее, то на линию солнечного света, медленно ползущую к плинтусу. На стене нарисованные радостные люди держались за руки. Нагваль, Лиля, Олеся, Валера, Егор, Назар, Оксана, Ворчун, Илья, Нина Алексеевна, Елена Ивановна – все остались счастливы на светлой стороне заката. Неровные, совсем непохожие на реальные гримасы будут всегда улыбаться. Назар глядел на рисунок, считая про себя прошедшее с того времени дни. Невообразимо было даже представить, что жизнь сможет настолько круто повернуться. Неужели жизнь это хоспис? Хоспис, от которого тоже ничего толком не осталось. Никому не нужная больница держалась на двух медсестрах и кучке пациентов, словно зомби бродящих по мрачному коридору. Соню перевели в другой пансионат; её Паркинсон с поражением мозга прогрессировал, и ей понадобилось врачебное наблюдение. На счет перевода Лили тоже оставался спорным вопрос, но Елена Ивановна убедила, что пока самостоятельно сможет наблюдать за девочкой. Она напомнила, что Николай Николаевич не хотел её отправлять в чужое место. Родные стены должны были помочь, но они, повидав многое, лишь грустили, как люди. Состояние каждого подвисло в воздухе; никто не знал, что делать с тем, что имеешь на данный момент внутри себя. Разрушение ли это, которое вскоре положит конец или которое позволит двигаться дальше.
Назар почувствовал позади чужое дыхание. Он на секунду подумал, что это Нагваль. Галлюцинация возникла буквально ни с чего. Вернулся добрый друг, в котором все так нуждались. Будто время грусти прошло. Он пришёл всех спасти. Жизнь станет как прежде. Но на пороге палаты стоял Лето. Лицом он походил на покойника. Огромные синяки под глазами являлись последствием гнетущих дум. Он сделал два шага вперёд и снова замер.
– Привет, – хриплым голосом произнес парень.
– Привет, – ответил ему Назар и опустил голову вниз.
Егор подошел ближе к койке Лили и взглянул на неё.
– Ей не лучше?
– Нет.
Затем он подошел к стене с изображением большой семьи и начал разглядывать.
– Что-то я тут какой-то маленький и толстый, – усмехнулся он, тыкая в свой портрет.
– Тебе кажется. Ты такой и в жизни, – подколол его Назар.
– Ничего себе. Надо будет Лилю попросить отредактировать этот шедевр.
Назар ничего на это не ответил. Он долгое время не разговаривал с товарищем. Если признаться на чистоту, то вообще не касался темы смерти их соратника. Егор молчал, держа что-то у себя на уме, и не делился ни с кем. Назар наблюдал за другом: тот, медленно касаясь пальцами стены, дошёл до окна и принялся рассматривать вечернюю улицу.
– Что происходит? – не выдержал Назар. – Я ничего не понимаю… Всё было хорошо, но тут просто в один момент кануло в бездну.
– Нет, – не согласился как-то таинственно Егор.
– Что «нет»?! – переспросил Назар в отчаянии. – Почему в тот вечер Нагваль не брал трубку? Куда он на ночь глядя поехал? Почему никто ничего не знает…
Егор развернулся к другу и тот увидел на его лице освещенную тусклым светом безумную улыбку. Это улыбка не несла радости, она была результатом всего произошедшего и того, чему предстояло произойти.
– Ты что-то знаешь? – спросил напрямую Назар, чувствуя как похолодели пальцы.
Лето продолжал испепелять своим взглядом, но уже не только Назара, а всё окружающее пространство.
– Ты ведь сейчас на четвёртой ступени, верно? – задал он вопрос, который собеседника чуть не повалил со стула. – Тебе Нагваль рассказывал, что представляет собой пятая ступень?
Назар поднялся на ноги.
– Вечное счастье? Освобождение?
Егор не стал отвечать на этот вопрос, а снова посмотрел на картину счастливых людей.
– Метастазы не то, что мы представляем на самом деле. Породив, мы подарили им собственную жизнь. Они зависят теперь не только он нас, их судьба протекает отдельно от нашей. Они существуют по совершенно иным законам. То, что у нас считается крахом, для них лишь очередное проявление.
– Но что теперь будет с Метастазами?! – не мог понять суть Назар.
– Они достигнут той вершины, к которой шли долгое время.
Парень смотрел на друга, как на сумасшедшего.
– Что?! Но ведь Нагваль…
– Он дал сильный толчок, – прервал его Лето. – Он положил начало новой главе. Каждый из нас представляет лишь один из пазлов в одной бесконечной картине, по которой расходятся Метастазы. Нагваль знал всегда, что нужно делать.
Назар вспомнил похожие слова из уст Николая. Он пытался переосмыслить заново услышанное и постепенно приходил в ужас.
– Ты думаешь, что его смерть не случайна?!
Егор усмехнулся ещё раз, но теперь четко и громко.
– Ничего не происходит просто так. Через пару дней Метастазы изменят мир раз и навсегда. Каждый человек узнает и прочувствует то, ради чего мы все жили.
Назар слушал и понимал, что Лето не свихнулся и совершенно не шутит.
– Что ты задумал?
– Мы закончим то, что начал Нагваль. Мы стоим у финала нашего пути.
– Ты знаешь правду его смерти?
– Да.
– Скажи.
– Только после окончания дела.
Его глаза горели ярким огнём. Необъятных размеров душа томилась в изношенном теле, желая вырваться на свободу. Назар знал, что Егор попросит его.
– Это будет противозаконно? – сразу спросил наперед парень.
– Мы нарушим все правила и харкнем в морду закона.
– Нагваль бы согласился на это? – спросил Назар.
– Никогда, – посмеялся Лето, понимая, что его друг в деле.
– Это действительно необходимый шаг?
– Да. Наш шанс изменить людей.
– Как мы это сделаем?
Егор замолк, на миг отвел лицо в сторону и убедился, что пурпурный свет заката полностью поглотила тьма.
– Мне будет нужна твоя помощь.
– Я понял. Я сделаю всё, что требуется.
– Ты уверен?
– Да, – заявил Назар.
Лето не смог ни улыбнуться ещё раз, понимая, что никогда не сомневался в товарище. Он достал из кармана штанов маленькую пластмассу и показал ее Назару. Это оказалась флэш-карта.
– Программу с неё надо будет встроить в один компьютер. Что это за программа и что за компьютер я объясню тебе завтра прямо перед заданием, так же как и про остальной план действий.
Назар даже не подозревал, что ответственная миссия будет нести такой характер, но Егор добавил интриги.
– Другого об этот я не смогу попросить.
– Хорошо, – кивнул Назар.
Лето еще раз не сдержал улыбки. Напротив него стоял парень, который являлся частью его самого. Находясь вместе, им было не страшно и, казалось, абсолютно всё возможным. Воинов уже ничего в этой жизни не могло задерживать, кроме как поставленной цели идти до конца. Сжав в руках флэшку, Егор обнял товарища.
– Сделаем это ради Нагваля.
– Да.
– Завтра каждый вдохнет жизнь, мы им поможем. Если вся жизнь – бессмыслица, то это…
– Самое не бессмысленное, – закончил Назар цитату Нагваля.
– Ха, – на миг ему показалось, что старый Лето вернулся, -жаль, что Коля тебя нашел, а не я.
–Ты продолжил его дело. Он ведь всем помогал без исключения, теперь этим займемся мы.
– Точно. Так и будет. До завтра, котан.
– Пока.
Егор махнул на прощание рукой и скрылся в темноте коридора. Он направился к выходу, но перед тем как выйти на улицу, зашел в комнату к старшей медсестре. Женщина заполняла бумаги и чуть не умерла от испуга, когда парень сходу спросил:
– Елена Ивановна, у вас случайно не хранятся номера телефонов пациентов?
…
Лето бродил в одиночестве по безлюдным улицам. Он шёл легким шагом, каким ходят, когда никуда абсолютно не нужно. Ни один человек не попался на встречу за всё время. Парню так и хотелось. Только он, дома и квартиры, спрятавшие людей. Людей живущих, переезжающих, вырастающих, умирающих, ждущих чуда. По внутренностям расползалась пустота. Огромный вакуум холодного равнодушия к своему настоящему и будущему. Только немного что-то побаливало и ныло под ребрами. Это, наверное, как раз прошлое. Задираешь голову к небу и ничего. Пробегаешь глазами по округе и ничего. Хоть танцуй. Хоть беги. Хоть падай. Больше потерь, больше легкости. Хотелось закружиться вместе с вихрем ветра и улететь. Прыгнуть в реку и унестись по течению. Лечь на лесной мох и замереть навсегда. Всё что угодно, только бы перестать себя ощущать человеком. Какая любовь. Какое счастье. Рано или поздно всё убивает, а былое хорошее вдвойне.
Егор накинул на голову капюшон, полностью скрыв лицо от ночного города. Кроссы чертили подошвой об асфальт, а пальцы мяли в кармане бумажку, на которой были записаны семь цифр. В небе раздался гул летящего самолёта, парень проводил его взглядом и свернул к уличному таксофону. Оббитые кирпичи, да и сама телефонная будка заляпаны местными художествами. Маркеры, фломастеры оставили тоже на память свою ничтожную, никому не нужную чушь. Лето достал бумажку с номером телефона, посмотрел на неё долгим взглядом и набрал необходимые цифры. Прижав к уху трубку, парень облокотился головой о стену и уставился стеклянными глазами вдаль. Шли затяжные гудки, Егор не торопился, наконец-то ответил вялый осипший голос:
– Алло.
– Егор?
– Ну.
– Привет, Егор.
– Это кто?
– Не знаю даже что сказать, – прикусил зубами нижнюю губу Лето , – знаешь, бывает чувство, когда хотя бы что-то нужно сделать, чтобы выйти из состояния …
В трубке стояло лишь недоумевающее молчание.
– Знаешь, когда можно кому угодно высказаться, лучше даже незнакомому, – он говорил искренне и легко.
– Да кто это, блять?
– Он верил, что нужно исключительно делать добрые поступки, и тогда полегчает…
– Че ты несешь, нахуй?! Откуда у тебя мой номер?! – кряхтел в трубку второй Егор, а первый не обращал на его брань внимание.
– Я его… Я его, короче, не понимал… Ну, типа, понимаешь, как можно спасти того, кто не хочет, чтобы его спасали…, – он сделал паузу, – а потом понял, что всех нас когда-то просто вовремя не спасли и мы стали такими, какие есть.
– Чел, у тебя проблемы с башкой, – хотел было сбросить вызов юноша, но не успел.
– Я тоже на героине сидел, – сказал в том же тоне Лето, – долго. Очень долго. Знаешь, до беспамятства. До умопомрачения. До вытеснения других удовольствий. Никому ведь не объяснишь, что это такое, пока сам не изведает. А я знаю что это.
– У тебя есть ширево?! – завелся наркоман. – Я щас на мели, бля…
– Я короче, понял, – сжал он ещё сильнее эластичную ткань губы, чтобы болью подавить дрожь голоса, – мне казалось, что у меня так много причин любить эту жизнь… Кажется, не найти человека, который настолько идеально мог с нею взаимодействовать.
– Че ты несешь, кретин?! У тебя есть хмурый или нет? – начал беситься второй Егор.
– Наверное, из-за дерьмового прошлого. Когда видишь безысходность в главном – в душе, в человеке, в реальности, как-то легче становится с остальными мелочами. Но…
– Ты совсем ебанулся? Нахуя ты мне звонишь посреди ночи? Я-то тебе чем помогу в твоей сопливой депрессии?
– Но всё равно у тебя подвешенное состояние. Такая вечная грань. Единственная черта, которая тебе не дает переступить и исчезнуть. Человек никогда не поймет, как важна эта спасительная черта, пока та не пропадет. Она необходима оказывается жизни больше любого наркотика. Это может быть незаконченное дело, инстинкт, долг, идея, а может быть просто человек, который когда-то единственный пришёл к тебе на помощь.
Наркоман, сбежавший когда-то из хосписа, замолчал и решил послушать бред незнакомца.
– Нас, видимо, меняет то, чего нас лишили, чего нам не хватало. – Продолжал Лето, задержав взор на крыше дома напротив, – Кого-то деньги. Кого-то власть. А кого-то неравнодушие и любовь. И та самая черта реально становится самой значимой. Дальше ты как говно в прорубе, как сознательная бактерия в космосе, как нерв, отключенный от системы …,– слезы обожгли щеки. – Мы что-то не успеваем. Что-то не говорим. Что-то не делаем. Многое не знаем… Если бы мы в полной мере знали, что происходит на самом деле, то никогда бы не улыбались.
– Че ты хочешь от меня? – спокойно спросил наркоман.
Лето вытер рукавом лицо, но слезы продолжались; он сполз по стене к тротуару.
– Я знаю, что твоя мама за тебя очень переживает. Знаю, что будет тебя любить, к сожалению, несмотря ни что. Знаю, что сейчас ты её смысл жизни.
– Кто ты такой? Ты имя можешь назвать, пидарас?
– Многие не могут любить, не могут найти себе смысл существовать, но у каждого есть та черта, которая не позволяет ему угодить в пропасть. Если человек её утратит, он забудет про кайф, про себя, про все осознания и стремления – про всё. Нельзя потерять эту черту. Ты сидишь на герыче, как сидел я. Ты уничтожаешь себя, как я уничтожал. Но ты еще не потерял то, что отняли у меня. Еще не поздно…
– Я тебе чем могу помочь?!
– Сохрани себя ради своей мамы. Сделай что-то ради одного человека. Я не могу указывать что делать, но я знаю как правильно, так как сам когда-то на этом месте ошибся и сломался.
Наркоман снова притих. Лето даже не задумывался, слушает ли его парень, он просто продолжал вырывать из себя слова.
– Иногда одно происшествие, одна случайность, один типичный для человечества случай может всё изменить. Миллионы вещей проходят через нашу жизнь, но одна из них может стать ключевой. Вещь или черта, называй её как хочешь…
Лето сидел на голом асфальте, протянув вдоль тротуара ноги.
– Мне бы только сил сейчас. Только бы не бояться…, – повторял он в бреду.
– Сил на что?
– Сделать то, что должен.
Наступило молчание на двух концах телефонной связи.
– Зачем ты всё это говоришь?
– Он бы сделал так, если бы остался жив.
– Кто он?! – вспылил наркоман.
– Хочешь, я стих прочитаю? – настаивал Лето. –
Тем, кто отправился к началу
Будут светить бесконечно звезды.
А долгие жизни полные печали
Тем, кто на время остаётся…
Тут терпение торчка иссякло, и он бросил трубку. Но Егора это не остановило, он продолжил читать недавно написанные строки. Парень не отступал и делал то, что считал должным. Глупо, бессмысленно и безнадежно читал. Читал ритмичным гудкам в трубке таксофона, читал окружающей глухой улице, читал обволакивающей пустоте. Когда стих подошел к концу, он громко отчаянно рассмеялся, схватившись за голову. Одинокая улица рассмеялась с не меньшим отчаянием в ответ. Все, в конце концов, смеялись над своим итогом.
