Александр Андреевич Апосту
Метастазы
Глава 12. С другой планеты
По новостям безостановочно крутят про участившиеся беспорядки в городе. Одной из главных тем каждого следующего выпуска становится скрытое нанесение ущерба городскому укладу. Мотивы, как и сами организаторы, продолжают оставаться неизвестными. Поначалу представители закона считали, что смогут поймать вандалов и пресечь их действия, но по истечению дней осознали, что группировка не сосредоточена на одних и тех же местах, а распределяется по районам, придерживаясь вероятно существующему плану.
– Это не один, и не два человека, – говорит репортерша с места событий, – создаётся впечатление, что их с каждым новым нарушением становится больше.
Оператор наводит камеру на 30-этажное здание, с крыши которого свисает огромный плакат. На белом фоне черными буквами выведена надпись: «Свободу из головы не отнять». Бедолаги-рабочие тем временем устраняют экстремистское творчество с крыши и окон верхних этажей.
– По всей видимости, – продолжает девушка в стильном смокинге, – компания подростков задумала бунт. На данный момент им удается оставаться не пойманными только потому, что никто на них не обращал должного внимания. Если они меня сейчас слышат, то вот мой совет – одумайтесь и сознайтесь, пока еще не поздно. Каждому родителю также советую лишний раз поговорить со своим чадом лично, ибо дело начинает касаться уголовного закона …
…
Если на федеральных каналах большую часть правды вырезали, то на местных уделяли намного больше времени объявившимся «революционерам». С репортажами по телевидению про проколотые шины автомобилей членов городского министерства, про заваленный мусорными пакетами полицейский участок анонимы быстро набирали популярность. Хулиганы приковывали внимание критикой и своим безрассудством. Эпатажными известиями стали: поломки телевизионных антенн на крышах местных новостроек, повреждение охранных камер и вскрытие уличного банкомата. Замешаны ли в этих нарушениях одни и те же лица – никто не знал. Очевидно становилось одно: регулярными обращениями на домах, осквернениями внутренних органов и призывами к действиям ребята уже не добиваются чего-то конкретного, просто забавляясь, а переходят в постоянную форму волнения, опасную для общества. Меры охраны городских предприятий ужесточались, по ночам на улицах отправлялось дежурить всё больше патрулей.
…
Помимо пиара на телевидении, закрытый канал рейверов и музыкантов набирал обороты. Опубликованные видеозаписи с мест правонарушений сыграли огромную роль, так как список подписчиков стремительно рос, а самое главное: банде удавалось оставаться неопознанной во всех злодеяниях. Старые знакомые рассказывали другим, те в свою очередь третьим и так далее. Информация распространялась из надежных уст в надежные уши. Федеральные новости своим скандалом лишь подпитывали гордость населения, наблюдающего за революционерам и по телевизоре, и в интернете. Что-то пробиралось в головы народа. Что-то, что нельзя уже было выкинуть и предотвратить запущенный этим процесс. Последний ролик набрал рекордное число просмотров уже за пару часов. На нём парень, скрывая своё лицо, садится перед камерой на корточки и со словами «я уничтожу то, что мы больше всего любим» берёт денежные купюры в руки и медленно сжигает их. За 2 минуты он уничтожил примерную сумму в 200 тысяч. В конце аноним произносит:
– Теперь придется искать что-то другое. Я только что купил себе свободу.
Одержимые распространяющейся идеей люди понимали, кто прячется за маской на самом деле и чьих рук эти гроздья гнева. Они молчали и позволяли приятному чувству пробраться в сердце. Автор видео позволил каждому представить себя на месте анонимного лица. Теперь любой имел возможность стать частью общей свободы. Человек смотрел, слышал, переживал, чувствовал и в какой-то миг начинал хотеть жить. Внутри него зарождалось новое. То, что ему перешло от другого. И то, что хотелось передать следующим. Человек не знал, что это такое. Нельзя найти слов для описания, можно было только пропустить через себя.
. ..
Назар скитался по улице. Он покинул ближе к вечеру свою заброшку и пошел в неизвестном направлении. Атаковала апатия, но и одновременно наперекор ощущалось абсолютное ко всему безразличие. Чувство внутренней тоски перемешалось с безграничной пустотой, награждающей по своему обыкновению приятным равнодушием. Боль немного саднила пространство от горла до сердца, но иногда отпускала, даря неописуемые моменты очищения. Причины того состояния оставались понятными, хотя иногда Назар пытался забыться и обмануть себя. Но правда существовала одна, и от неё он не мог никуда деться первое время. Даша ответила ему лишь только спустя пару дней. Девушка проигнорировала его признание в чувствах, а затем она сама поинтересовалась:
«Привет)). Как ты?»
Назар обрадовался, решив не бояться своих эмоций и просто плыть по течению.
«Привет. Уже хорошо, а ты?»
Разговор складывался вяло. Парень отвечал сразу, а девушка медлила с сообщениями.
«Я кстати до сих пор скучаю.» – Назар решил в какой-то момент поставить всё на кон и с биением в груди ждал. Тут Даша все-таки написала:
« Ты проиграл)))»
«Почему?»
«Ты влюбился.»
«Решил поиграть с собой, чтобы жизнь мёдом не казалась».
Дальше лишь улыбающийся смайлик.
« А с тобой такого не бывает?)» – спросил он, чувствуя , что если не сейчас, то больше не вернется к этой теме.
« Нет. Меня обходит беда стороной.»
«Поделишься рецептом?»
«Устройся как и я в эскорт -услуги)))»
«Там не влюбляются?)))»
«Только за деньги.»
Назар несколько раз перечитал сообщения. Пришло в довесок ещё одно.
«Глупо верить в любовь, когда тебя уже папик трахнул за деньги, а до этого он трахнул свою любимую жену бесплатно.»
Прозвучало жёстко, но Назар почему-то от души на всю улицу рассмеялся. Он решил не придавать этому значения. Разговор помог на какое-то время и парня отпустило.
«Но мы с тобой можем встретиться как-нибудь, если захочешь)» – писала Даша.
« Конечно. С радостью)» – ответил коротко и искренне Назар, позволив завершиться диалогу и умереть чувствам.
Мир отвязался от него. Ни Назар ему не нужен, ни он парню. Теперь подобно пушинке оставалось лишь лететь безмятежно по воздуху, ощущая желание и силу совершать великие поступки. Он блуждал без особого маршрута. Ноги сами его занесли туда, где бывал он всего единожды. За забором возвышалось старое здание психиатрической больницы, а в окнах первого этажа стационарного корпуса Назар разглядел круг сидящих на стульях людей. Значит, легенда о собраниях в больнице оказалась правдой. Парень расплылся в дьявольски-хитрой улыбке и направился вперёд.
Идти через приемное отделение было рискованно, поэтому Назар решил попробовать войти сразу в главный корпус. Обшарпанная дверь с раздолбанным замком была закрытой. В принципе, глупо рассчитывать на свободный выход из психушки. Назар не отчаялся и уверенно пошел к главному входу. На посту сидела медсестра. Вспомнить – та ли эта девушка, которая приняла бабушку с шизофренией – парень не смог. Медсестра подняла на него уставшие глаза. В них, кажется, тоже не проскочило опознания.
– Вам что-то подсказать? – задала она вопрос, думая, что парень просто заблудился.
– Я записан на сеанс к доктору, – начал на ходу сочинять Назар, – он мне лично назначил встречу на сегодняшний день, но я опоздал…
Девушка осмотрела сверху донизу юношу и изумленно промямлила:
– К доктору Смирнову?
– Да, – четко ответил Назар.
– Но у него сейчас сеанс групповой терапии…
Назар сразу воспрянул:
– Так на него меня и записали.
Девушка, застигнутая врасплох, совсем растерялась:
– Он мне ничего не говорил…
– Может, забыл, – лавировал комбинатор, – он ведь человек занятой. С таким количеством пациентов попробуй запомнить все детали…
– Это да, – закивала девушка, – ну хорошо. Давайте пройдем в зал. Вы точно не перепутали день?
– Точно.
Медсестра в очередной раз прошлась по самозванцу своим неопытным внутренним сканером, будто проверяя парня на сумасшествие. Затем, закрыв входную дверь на замок, направилась к коридору, соединяющему корпуса. Назар пошел следом, убеждаясь окончательно, что это не та девушка, которую он встретил на работе.
Подойдя к кабинету, медсестра предварительно постучала, а затем приоткрыла осторожно ставни:
– Дмитрий Иванович, – просунула в проем она голову, – к вам тут молодой парень пришёл. Утверждает, что ваш пациент…
Спустя неловкую минуту молчания, доктор пробубнил что-то неразборчивое. После этого медсестра отошла в сторону, позволив Назару пройти в зал. Парень не чувствовал ни страха, ни волнения. Для него происходящее стало вроде игры. Чем больше мир становился бесполезнее, тем легче всё в нём удавалось. Парень перешагнул порог, обойдя девушку. Перед ним открылся небольшой, но просторный зал, видимо, предназначенный именно для групповых бесед. Присутствующие люди сразу отвлеклись и обратили на любопытный объект своё внимание. Кто-то несдержанно хихикал, кто-то интенсивно грыз ногти, кто-то на долю секунды поворачивался, чтобы утолить любопытство, а затем возвращался в исходное положение , повторяя закономерность по несколько раз. Глаза у постояльцев были переполнены самыми разными эмоциями, которые, можно сказать, и управляли больными людьми. Но Назар не мог отвлекаться, он нашел человека в белом халате, распознавав в нём доктора. Смирнов Дмитрий Иванович являлся низкого роста, со смешной головой, напоминающей грушу верх – ногами, откуда по бокам торчали седые волосы.
– Добрый вечер, Дмитрий Иванович, – старался хитрец не забыть имя психиатра, – помните меня? Я у вас полтора года назад курс лечения проходил? Каждые вторник и пятницу? Я вам звонил на прошлой неделе, и мы договорились сегодня встретиться…
Назар изыскано вешал лапшу на уши, представляя, что это не он говорит, а какой-нибудь башковитый персонаж классической комедии. Смирнов не ожидал такого внезапного наваждения. Он пытался откопать в голове хоть что-то сходящееся со словами незнакомого парня, но ничего не удавалось. Из-за многочисленной информации, ежедневно проходящей через его уже не молодую голову, психиатр допускал вариант, что просто забыл о договоренности со своим якобы давним пациентом.
– Да…, – выдавил неуверенно он, – что-то, я честно признаюсь, подзабыл… А как вас зовут?
– Эдуард, – первое, что пришло Назару в голову, – Эдик. Эдичка. Как в книге Лимонова.
Врач удивился, с каким озорством озвучил сравнение загадочный гость. Почему-то сомнения отпадали прочь.
– А какой вам диагноз был поставлен?
Назар чуть ли не был загнан в угол, но он вспомнил своё реальное заболевание, которое ему диагностировал специалист в далеком прошлом, лишь чуточку его приукрасив:
– Маниакально-депрессивный психоз, обоснованный биполярным расстройством.
Доктор держал рот немного открытым. Нос со сползающими очками задрался чуть к потолку. Глаза прищурились. Руки крепко сжимали открытую папку , а голова машинально кивала каждому услышанному слову:
– Так-так… А сейчас что… Болезнь прогрессировала?
– Не знаю. Мы встретились с вами на улице, поговорили, вы сказали, что лучше вновь вернуться к лечению…
– Хм. Надо же. Совершенно ничего не помню.
– Вы сказали, что чрезмерная маниакальность, переходящая в бред, до добра не доведет и обязательно нужна групповая терапия…
Назар вошёл в роль и играл спектакль, к которому словно тренировался днями и ночами.
– Ну хорошо, – сдался Смирнов, – проходи, бери стул. Чувствуй себя как дома, раз ты первый раз с нами. Мы здесь пытаемся друг другу помочь.
– Конечно, добро пожаловать! – выкрикнула несдержанно женщина со своего места.
Назар приободрился, понимая, что оказался там, где нужно. Он взял стул и направился в общий круг, присаживаясь у самого края. В общем счете, помимо психиатра, на собрании присутствовало шесть пациентов. Две женщины и четверо мужчин, все представители среднего возраста. У каждого пациента на незнакомца произошла своя неподдельная реакция. Говорливая женщина смотрела на юношу заинтересованным, игривым взглядом, сопровождающимся плавными поворотами на стуле. Вторая мадам глядела абсолютно безразлично, постоянно трогая своё тело. Можно было подумать, что у неё чесотка. Стоило ей слегка махнуть ладонью по телу, как тут же невидимый упавший на пол предмет приковывал её ненавистный, полный отвращения взор. Один мужчина радостно потирал руки, точно чего-то ожидая. Другой принципиально не поднимал глаз на новичка, с хмурым лицом скрестив руки на груди. Третий поначалу ничем не выдавал себя, а просто добродушно поглядывал на брата по несчастью. Лишь от четвёртого, сидевшего рядом, разило кислым запахом, похожим на мочу какого-то животного.
– Итак, Эдик, – поправил очки Смирнов, – ты не стесняйся. Здесь каждый говорит то, что его волнует. Каждое мнение может изменить ход мышления не только твое, но и другого человека, тем самым оказывая двойную помощь.
Назар кивнул, удобно расположился на стуле и, внимательно глядя на психически больных людей, старался в первую очередь думать о помощи.
– Да, мы тебя боимся больше, чем ты нас, – дружелюбно посмеиваясь, признался мужик с добрыми глазами, – мы выслушаем тебя и поддержим, чем сможем. Правда, ребят?
– Это точно, – подтвердила кокетливая пациентка, – ты можешь обратиться ко мне за любой помощью, я все знаю о психозах.
Вонючий мужик даже не шевельнулся, продолжая держать руки на коленях и глазами высматривать пол.
– Это самозванец, – грубо заявил хмурый пациент напротив, – говорю вам, это симулянт! Блять… Суки, нахуй… Не видят нихуя…
– Хватит тебе, Лазарь, – отреагировал Смирнов на неконтролируемое поведение мужика, – будь снисходительнее. Человек у нас впервые в гостях.
– Мне плевать, что он впервые у нас. Ему к терапевту надо… Блять… Нахуй… Лечить дебилизм!
Мужик не мог сдерживать порывы и следить за своей речью. Он смахивал на скрюченного худого гномика с ненавистным взглядом.
– Не надо так. Ты неправильно поступаешь, – встал на сторону защиты добряк, – каждый из нас нуждающийся в помощи человек, не так ли?
Затем он рассмеялся, а его глаза в чёрных от бессонницы мешках горели безумным пламенем. Гоготом того поддержал инфантильный паренек, отреагировавший на шутку рукоплесканием и взрывным громогласным восторгом.
– Насрать вообще, – буркнул гном и с влажными обиженными глазами отвернулся. Брань уже намеревалась снова сорваться с его уст, но на этот раз удалось «Лазарю» её подавить.
– Это тебе насрать, мой дорогой, – заявила свысока кокетка, – не все в мире такие, как ты, понятно?
Одна женщина эксцентрично выступала на публику, другая же нервно что-то искала у себя на теле. Вонючка продолжал не по своей воле абстрагироваться от всех. Смирнов решил прекратить балаган:
– Хватит вам…
– Но я считаю…, – хотела было снова завязать ссору кокетка, но умный врач настоял на своём.
– Чтобы воспроизвести в памяти и понять, что с вами стряслось, – обратился он к Назару, – вы должны нам рассказать, что вас беспокоит.
Настала тишина. Всем с нетерпением интересно было узнать, что одолевает внутри молодого и на вид совершенно здорового парня. Тот опустил глаза, но затем их резко поднял, по очереди заглядывая в душу каждого члена собрания.
– Я снова начал ощущать себя человеком, – начал он свою легенду, – я вновь становлюсь заложником чувств и мыслей вашего вида. Чем дольше я здесь нахожусь, тем сложнее мне бороться с вашей природой.
Назар говорил искренне, без запинки и недосказанности.
– Так, – заморгал Смирнов, – а раньше, что, вы не были, как вы выразились, человеком?
– Нет, конечно.
– А кем же вы были?
– На эту планету я прибыл более упрощённой для вашего понимания формой жизни. Именно оказавшись оставленным здесь на длительный срок, и не имея возможности покинуть вас, я стал всё больше походить на людей.
Пациенты приковали внимание к необычному расстройству, с которым раньше никто не сталкивался. Дмитрий Иванович усиленно пытался вспомнить подобного экземпляра на своём веку. Но ни неделю назад, ни полтора года назад он не припоминал так называемого Эдика.
– Вы хотите сказать, что прибыли на эту планету и не были рождены здесь?
– Нет, – серьезно заявил Назар, сохраняя веру в свои слова.
– Но откуда же вы тогда?
– Как вам сказать… Я из потустороннего пространства любой жизненной формы. У меня нет образа, фигуры, черт, формы. Я есть, но для людского сознания меня нет.
– Вы привидение! – воскликнул большой ребёнок, начиная хохотать над своим же высказыванием.
– Придурок он! – поправил его хмурый. – И вы придурки, раз его слушаете! Даже нет… Долбоёбы… Если быть точным… Вот Блять… Блять…
Доктор жестом попросил замолчать пациентов.
– Как же вы тогда сейчас находитесь в человеческом облике?
– Я приобретаю образ по мере обмена информацией с другими объектами. Вашу планету по большей части заселяет людская раса, которая обладает большим количеством памяти и рефлексов. Я стал человеком по вашему подобию и влиянию.
– И долго вы уже на нашей планете? – с интересом спросил весельчак.
– Я сбился со счету. Может, больше ста, а то и двух сотни лет.
Острый поворот в беседе миновал, Назар выстоял с неприкаянным лицом.
– Неужели? Двести лет?!
– Ничего себе он старый! По нему не скажешь!
– Да брехун он! Может, реальные проблемы выслушаем, вот у меня…
– Тихо! – снова прервал всех седой доктор. – То есть вы утверждаете, что, в здоровом молодом теле вы живите две сотни лет?
– Мой мозг живёт столько.
– Но как это возможно для организма?
– Я не старею. Моя форма жизни не может никуда исчезнуть, а человеческая оболочка у неё как костюм. Я могу поменять его, если захочу, но все равно вскоре обернусь в нового человека. Я застрял в данном природном организме.
Смирнов пытался разобрать суть проблемы в голове у парня, но пока говорить о чем-то было трудно.
– Почему же вы застряли?
– Потому что моя семья улетела отсюда без меня.
– Какая семья?
– Такие же скопления частиц, как и я. Мы путешествуем по всей вселенной. Мы исследуем галактики, созвездия, планеты. Мы странствующий народ, изучающий разные творения энергии путём личного преобразования в их форму.
– Но зачем вы это делаете? – изумился весельчак.
– Нам скучно. Мы просто путешествуем и заодно созидаем вечность.
– То есть вы видели иные жизни на других планетах?
– Да. Но вам тяжело будет представить их. Некоторые общаются лишь звуками, некоторые безостановочными соединениями, некоторые меняют реальность восприятия друг другу для того, чтобы другой увидел всё своими глазами. Есть планеты – океаны, пустыни, облака. Есть новорожденные звезды, есть мгновенно умирающие…
– Значит мы не одни во вселенной? – заинтересовалась кокетка. Подружка сняла с её руки воображаемую букашку и с омерзением выкинула паразита подальше,
– Нет, – ответил Назар, – миров очень много. Люди – одна из миллиона форм жизней, которых я встречал.
– А похожие на нас есть?
– Конечно. Всё повторяется. Зависит от потребностей и способа обмена энергией со средой.
– Они далеко от нас?
– Очень. Земной жизни не хватит, чтобы добраться.
Смирнов понимал, что пойманные на удочку пациенты начинают заваливать больного своими вопросами, поэтому решил не отвлекаться от работы:
– Вы сказали, что ваша семья вас бросила… Но почему?
– Я не знаю. Мы прибыли сюда после долгого странствия, планировали задержаться здесь в целях эксперимента. Но… после этого я лишь помню, что остался один в человеческом теле.
– Ваша семья тоже приобрела наши очертания?
– Да.
– А потом их в какой-то момент не стало?
– Да.
– А почему вы не можете отправиться один и отыскать родных?
– У нас был некий катализатор, – выдумывал на ходу Назар, – мы его могли активировать лишь общими усилиями. Семье как-то удалось объединиться и стать топливом для отправления с Земли, ну, а я остался один. Чем дольше я являюсь человеком, тем меньше у меня шансов вернуться к семье.
– Как же они так могли поступить? Вы же семья…, – спросил весельчак, проявляя сочувствие к новичку.
Смирнов же начал заблаговременно вырисовывать психологический портрет парня.
– А ты не думал, что ты мог сделать такого, что они тебя бросили? Может, ты чувствуешь вину перед ними?
– Мы не чувствуем таких вещей, как обида, боль, досада, вина. У нас нет эмоций. Они появились лишь только тогда, когда «человек» поглотил мое истинное нутро. Форма жизни стала вживаться в меня.
– Но… Как же вы понимали друг друга с членами семьи?
– Мы соединялись в одно целое. У нас было что-то… Наподобие общего разума.
– Как же они могли так с тобой поступить? – злобно передразнивал гном, понимая, что всё внимание уходит к самозванцу.
– Не знаю. Я уже гадаю над этим вопросом больше двух сотни лет.
Гном бледнел, на его синих губах уже выступала пена, предвещающая припадок.
– Лазарь, выпей свои таблетки, – обратился Смирнов к неуравновешенному пациенту. – Значит, Эдик, тебя волнует лишь то, что ты роднишься с нашей формой жизни?
– Да. Я не хочу быть человеком.
– Но почему?
– Я пробыл очень долгое время на этой земле. Я видел разных людей. Я их слушал, я был с ними близок, я к ним привязывался, я с ними встречал их смерть. Теперь я всё знаю. Мне известна судьба вдоль и поперек. Самое грустное, несчастное, радостное, приятное, больное. Я не хочу поддерживать эту форму жизни. Я хочу перестать быть человеком.
Психиатр задумался.
– Может твоя проблема в скуке? Ты ведь мог развиваться? Это ведь огромный плюс долгой жизни. Ты бы мог дальше узнавать разных непохожих людей, писать книги, диссертации, ничего совершенно не теряя…
– Люди разные, но пути у них схожи. Исходы и тупики у всех одинаковые. Я знал много людей и мысли у них отличались друг от друга. Вроде и чем-то похожие, но каждая всё равно остаётся уникальной. Дальнейшая жизнь загоняла этих людей в задуманные ею пропасти. Для каждого имелась своя. Ни одной жизни мне не удалось повстречать, которой бы удалось миновать своей участи. Ещё недавно радужные, полные надежд и планов люди начинали жить, но вскоре оказывались там же, где и их предшественники. Я находил их в пропасти сломленными, подавленными, униженными, обманутыми самими собой, погасшими. Они собирались в кучки, молчали, плакали, тосковали, сожалели , кончали с собой и пускали в этот мир себе замену. Встречались и такие, кто смирялся с участью пропасти и даже начинал её любить, обретая своеобразное счастье. Каждому была подобрана пропасть, и каждый в своей голове пытался выкарабкаться из неё, но ничего не получалось.
– Почему? Может, они мало пытались?
– Кто больше всех пытался, тот оказывался ещё глубже.
– Мы что? Как лягушки, упавшие в яму? – хохотало бородатое дитё.
– Вы никогда её не почувствуете, находясь в ней. Я просто слишком долго существовал…
– Но скажи, – обратился к Назару Смирнов, начиная относиться к нему всерьез, как к больному депрессией, – ведь пропасть из чего-то состоит? Что способствовало её образованию?
– Конечно. Время. Пока человек живет, он всё больше теряет, понимает, ошибается, накапливает, переоценивает и, в конце концов, опустошается. Жизнь сама не толкает в пропасть, она ждет, пока мы сами к ней придем.
– Ты хочешь сказать, что мы не правильно живем? Даже я?! – акцентировала внимание на своей персоне кокетка, которая постепенно трансформировалась в натуральную истеричку.
– Вы живете теми повторениями, которые я уже встречал на своём пути. Оставаясь человеком, мы обречены на исход, не способный впечатлить ни одно осознанное существо.
– Кретин…Ебать… Охуевший … Дебил… Прямо все исходы на свете знаешь…Придурок…су…? – плевался гном.
– Да.
– Расскажи нам.
– Я не могу.
– Почему это?
– Потому что вы сами всё знаете.
Все притихли, даже доктор.
– Вы много потеряли за это время близких?
– Да. Но смерть ничто. Люди бояться исчезнуть, но этого никогда не произойдет. Если я боюсь остаться человеком, то они боятся перестать ими быть. Я жил в позапрошлом веку, в прошлом, в этом и скажу, что всё повторяется. Нет ничего нового. Те же иллюзии, преграды, выборы, желания, неудачи. Люди боятся посмотреть в глаза правде, боятся перестать ошибаться, боятся пробовать новое. Это неисправимо.
– Вас пугает, что вы тоже продолжите участь человека? – не отрывал взгляда от парня доктор.
– Я боюсь забыть то, что я знал перед тем, как прибыл сюда.
– Что вы знали?
– Понимаете, моя жизнь на родной планете походила на вашу, но и в корень отличалась. Мы тоже имели отчётливый образ для себя и так же обладали органом познания, который управлял всеми остальными частями. Отличия же наших планет в том, что на моей было абсолютно спутано время, а так же расширены поля зрения и осязания. Появляясь на свет, мы сразу видели собственное прошлое и будущее, жизни других существ, а также всю историю нашей цивилизации целиком. Мы осознавали, принимали и прокачивали разум до космических масштабов прозрения. Некоторые доходили до того, что могли просмотреть историю вселенной и каждой её частички в частности. Всё что пережила частичка, а так же её мысли и чувства оставляли отпечаток на мне и моих сородичах. Мы адаптировались к тяжелому грузу, который нас готовил к финальной ступени нашей жизни. В конечном счёте, наша планета самоуничтожалась, таковой являлась её природа. Она взрывалась, стоило нам на ней начать жить. Но благодаря нашему внутреннему освобождению мы переходили в ту форму жизни, с которой могли обуздать вселенную. Планета освобождалась сама и освобождала нас, чтобы затем вновь возродиться и повторить весь процесс заново с другими обитателями. Каждый раз она обновляется и уничтожается. Является ли её судьба ею же избранной или всё же это независимое ни от кого пророчество – никто не знает. Пока мы жили на планете, мы познавали вселенную и её части, а после разрушения нашего дома мы уже знали, как работать с вечностью.
Пациенты проглотили эту информацию и начали её переваривать. Не осталось ни одного отвлеченного ума. Даже молчаливый вонючий мужчина вынырнул из потайных уголков сознания в реальность.
– Вы увидели и перенесли то, что было за всю историю мироздания, – с широкими глазами качался взад-вперёд Смирнов, – неужели вас это не сломало изнутри?
– Мы были частью нашей планеты, которая через самоуничтожение обретало освобождение. Чужие истории жизни, наполненные разными чувствами, событиями, финалами, нас не могли оставить равнодушными. Мы пропускали их через себя. Вскоре у каждой формы жизни наступает грань, и мы не были исключением. Мы уничтожились вместе с родной планетой и стали лучше. Всё упиралось в то, что мы заранее многое увидели и прочувствовали. Наша семья любила окружающий мир. Нам нечего было терять и бояться. Лёгкость, познанная нами, должна была сопровождать оставшееся бесконечное путешествие. Зная о происходящем, случившемся и будущем, мы повысили порог своих чувств до полной эмпатичной нейтральности. Наш преобразованный разум нельзя было удивить, поразить, загнать в тупик. Мы скитались по вселенной свободными кочевниками, лишь только наслаждаясь вечностью небытия.
– Вы что, правда путешествовали по космосу? – большой ребёнок не мог смотреть прямо в глаза и направлял взгляд куда-то в сторону.
– Да. Далеко–далеко в прошлом так и было. Я стараюсь всеми силами об этом не забывать.
– Ничего себе! – издал он восторженный выплеск эмоций.
– Я тоже во сне летаю и что! Почему мы его слушаем?! – лекарства немного утихомирили гнома.
– А как же вы дышали? – вернулась к игривому тону девушка.
– Мы же были лишь атомной субстанцией, являющейся частью космического пространства. Просто у нас помимо прочего имелась ещё отдельная память.
– А тараканы там были? – с огнём в глазах задала самый волнующий вопрос вторая женщин.
– Нет. На других планетах есть похожие на ваших насекомых виды, но они немного по-другому функционируют.
– Как?
– Они способны за короткий срок эволюционировать в высшие формы. Так же могут с лёгкостью совершить и обратный процесс. Как им будет удобно…
– Брехня!
– Очень интересно! Неужели и правда…
Назар держался уверенно и наблюдал в посторонних глазах подлинное любопытство, плавно переходящее в веру.
– Вы сказали, что постепенно забываете своё прошлое? – копался в пациенте Смирнов. – Как это происходит?
– После того, как меня семья оставила, моя родная форма жизни всё больше начинала трансформироваться в человеческую. Я приобретал ваши чувства, ваши коммуникативные навыки, ваш ход мыслей вслед за потребностями. Как-никак мозг заполнялся информацией, и я всё больше принимал участие в данной жизни. Периодами я забываю истину. Меня уводят от правды обстоятельства, и я ничего не могу с этим поделать. Я стараюсь возвращаться сознанием к истокам, но каждый раз встречаются факторы, возвращающие меня в человека.
– Что же это за факторы?
– Другие люди.
Доктор ухмыльнулся, будто нашел долгожданную лазейку.
– Другие люди мешают вашему чистому сознанию?
– Люди во мне запускают химические процессы, свойственные организмам этой формы. Они непременно затуманивают разум.
– Например?
– Любовь.
Все вдруг притихли, было произнесено кодовое слово массового молчания.
– Любовь в том смысле, в котором мы её понимаем?
– Да. Чем сильнее я любил людей, тем больше становился сам человеком. Я ввязался в низменные чувства, которые оказались очень сильными и глубокими. Я забыл всё что знал. Я готов был пробовать заново. Каждый раз я терял, обжигался, убеждал себя, что этого больше не повторится, но всё начиналось снова по кругу. Каждый раз, когда моя семья возвращалась за мной…
– Что? – прервал его резко доктор, чуть не свалившись со стула. – За вами все-таки возвращалась ваша семья?!
– Да и много раз.
– И вы не улетели?
– Нет. Каждый раз я оставался ради кого-то на этой земле. Я привязывался к людям и не мог их покинуть.
Кружок психов вытаращил глаза. Услышанное сведение повергло их в шок. Смирнову понадобилась пауза, чтобы всё переосмыслить. Пойманное душевное состояние пациентов болталось у Назара на крючке.
– Но это же была ваша семья? – продолжил доктор.
– Да. Но человеческие страсти на тот момент оказались сильнее моего желания вернуться во вселенскую лёгкость. Я работал над собой, но каждый раз чувства одолевали разум.
Каждый больной нашел в этих словах какой-то личный смысл. Они не знали о других планетах, но им хорошо было известно о чувствах, которыми они тоже походили на здоровых людей.
– То есть ваша проблема в том, что вы не можете избавиться от свойств и рефлексий, присущих человеку?
– Да. Не могу.
Повисла тишина в зале. За окном уже наступила ночь. Было слышно шелест листвы деревьев. Такой земной. Такой родной. Она словно пела колыбельную для странников по звёздам, чтобы им не так казалось одиноко.
