Юлия Эльм
Мир Зимы
Глава 6. Дыхание.
Взяла, повернулась, отдала, повернулась. Взяла, повернулась, отдала… Повернулась. И так по кругу сотни, может, тысячи раз. Мозг отключается от такой механической работы.
Инга хотела выть. Стенать, плакать, кричать, но на деле всего лишь принимала снаряды у другого такого же человека, стоящего рядом с ней, и передавала дальше.
Длинная цепочка людей грузила снежные пушечные ядра в грузовой вагон поезда. Загружали люди «поумнее». Новичкам доверяли лишь передавать.
В депо не взглянули на пол, возраст или силы. Здесь все были равны. Пришлось скидывать красивое пальто, надевать простую тёмно-синюю форму, и наравне с остальными тягать массивные снаряды. Вроде из снега, а всё равно тяжело.
К пятому забитому вагону мозг отключился. Девушка уже не чувствовала себя роботом, она стала им. Если в первые часы кто-то пытался разговаривать, и то там, то здесь по строю пробегали натужные шутки, то сейчас всё было тихо.
Мягко проливались золотые фонари. Теплый свет покрывал глазурью притоптанный снег и нечастые сугробы, окрашивая их непривычной позолотой. Только в депо Инга увидела фонари. В городе не было ни одного.
От полной атрофии мозг спасло… Дыхание. Лишь теперь, изнывая на погрузке, девушка заметила, что дышит. Из её рта вырывались клубы пара при каждом выдохе, и это… Было волшебно! Счастье видеть следы вдохов вышло непривычно гипертрофированным. Она хотела прыгать от радости. Она дышит! Дышит! Значит, ещё жива!
Постепенно внимание сосредоточилось только на дыхании. Следить за ним было забавно. Пар складывался в причудливые формы, и, пару раз сильно отвлекаясь, девушка чуть не роняла ядра на землю. Но это, наоборот, радовало. Значит, она ещё человек. Не бездушная машина. Не тень на снегу. Человек.
Инга взяла снаряд. Повернулась, отдала. Развернулась обратно. Но протянутые руки соседа были пусты. Ей пришлось долго осмыслять этот факт, чтобы не поддаться импульсу передать несуществующее ядро.
Сосед по цепочке, погасший мужчина, тоже долго смотрел на свои руки. Сначала он не понял, почему Инга не забирает у него ношу. Потом на лице прочиталось недоумение, а после… Он взглянул на девушку и рассмеялся. Громко, заливисто. Смехом, пробуждающим к жизни.
– Я… Ха-ха… Это!.. А ты… Ха-х! – умудрялся вставлять он сквозь хохот.
Девушка поддержала его устало и весело:
– Да уж. Совсем мы на этой погрузке умом тронулись.
Хотя не в её положении жаловаться.
Цепочка постепенно расходилась. Люди устало падали на скамейки или в сугробы полежать. Нет, физически они могли бы продолжать работу. Но мозг уже не выдерживал.
Девушка присела на корточки рядом с дверью машиниста в локомотиве. Поезд пока стоял на погрузочных путях, ожидая своей очереди на отправку. Ночь свешивалась с небес над депо, словно наполненное тяжестью мироздания полотнище. И звёзды пялили огромные белесые глаза.
Инга закрыла веки. Да, не в её положении жаловаться… Ей дали укрытие. За границу открытого снега Солнце не может залететь, потому в депо она в безопасности. Более того, ей дали работу и жильё. На территории было много пустых построек. Здесь действовал тот же принцип, что и в городе – внешне всё правильно, но, если присмотреться, много логических нестыковок. Вот и сейчас большинство зданий, отведённых в реальном депо под склады, мастерские и трансформаторные, здесь были пусты. Девушке предложили занять любое. Она и заняла.
В маленькой бытовке не было ничего, кроме квадратного окна. Обживаясь, Инга слепила из снега корявую раскладушку, тумбочку и тапочки. Потому что с чего начинается дом? Правильно, с тапочек. Так мама всегда говорила.
– Тяжело? – спросил кто-то совсем рядом.
Не открывая глаз, Инга вернулась в «здесь и сейчас». А здесь была синяя ночь, изгрызенная тёплым вездесущим светом. И сейчас они погрузили целый поезд снежных снарядов.
– Да, – выдохнула девушка, – Это гораздо сложнее, чем я думала.
– Нам тоже тяжело это возить, если тебя утешит.
– А должно?
Тут она очнулась. Кто это сказал? Инга порывисто распахнула веки, вскочила на ноги, огляделась, но никого рядом с собой не увидела.
Работяги потянулись в общий зал, где старательно отдыхали перед следующей сменой. У погрузочных путей она осталась одна. За её спиной стоял старенький зелёный локомотив электропоезда. Образца ЭД4М, как гласила надпись на корпусе. С выразительными большими глазами лобового стекла и длинными вертикальными дворниками. Тот факт, что к локомотиву пассажирского поезда цепляли грузовые вагоны, никого уже не удивлял.
– Не знаю. Говорят, чужая боль утешает свою, – голос незнакомца был гулким, похожим на эхо металла, – Врут, наверное.
– Пожалуй, – Инга порывисто обернулась.
Дверь кабины была открыта внутрь. В проёме, по-мальчишески свесив одну ногу и подобрав под себя другую, сидел молодой мужчина. В синей форме, с кителем, накинутым на плечи и фуражкой набекрень. Он улыбался белыми зубами самой простой и душевной улыбкой из всех. Он машинист? Но как он туда забрался? Его точно здесь не было секунду назад.
– А как ты?.. – начала, было, девушка, но он только махнул рукой.
– Не задавайся вопросом. Лучше полезай ко мне, – мужчина легко вскочил с пола, уходя вглубь кабины.
Инга закинула ногу на узкую ступеньку. Схватилась за длинный поручень, тянущийся вдоль проёма, но прежде, чем оттолкнуться от земли, она спросила:
– Ты не подашь мне руку?
– Нет, извини, – так же весело отозвался он, – Ты лучше вообще ко мне не прикасайся. Для тебя лучше.
Она пожала плечами, легко взбираясь в обитель машиниста. И ничего её не смутило.
Здесь царили стекло и металл. Закруглённые линии дверей, окон и потолка навевали мысли о подводных лодках. На старенькой панели приборов красовались рычаги, горели датчики, за запотевшими стёклышками трепетали стрелки. На корпусе почивал наскоро закреплённый исписанный листок с расписанием, да карандаш притулился в щель рядом. Массивное кожаное кресло с высокой спинкой, потёртое временем, венчало композицию. В целом, было в это месте ощущение волшебства.
– Присядь, если имеешь желание, – незнакомец кивнул на кресло машиниста, но Инга осталась стоять.
– Да не. Скажи… А ты… Кто?
Мужчина коротко, добродушно рассмеялся:
– Я думал, по форме ясно. Меня зовут Нох.
– Имени твоего по форме точно не понятно, – уколола Инга, и знакомец рассмеялся ещё сильнее, – Значит, ты машинист.
– Что-то вроде, – уклончиво отозвался он, – А ты здесь от Солнца прячешься?
Девушка потупила взгляд:
– Это так очевидно?
– Нормально всё, не переживай. Просто мне сверху виднее.
Разговор выходил натужным. Нох очень сильно хотел говорить, это бросалось в глаза. Но сложно завязать душевный разговор с едва знакомым человеком.
По салону распласталась неловкая пауза. Облокотившись спиной на противоположную стену кабины, мужчина поспешил её заполнить:
– Давай поболтаем. Тут иногда так скучно, что выть охота.
– Ну давай, – девушка пожала плечами.
Да, поговорить сейчас не мешает. После изнуряющей монотонной работы мозг ворочался со скрипом, а беседа шевелила его.
Кресло машиниста, пусть потрёпанное и потёртое, манило своим обволакивающим удобством. Нох ещё раз указал на него взглядом, и девушка не удержалась. Кожаные объятия приняли её заботливо.
– А о чём?
– Ну… Расскажи о себе, – начал мужчина, – Откуда ты, как сюда попала?
– Это имеет значение?
– Нужно же с чего-то начинать.
Аргумент казался веским.
Девушка вновь прикрыла глаза:
– Меня зовут Инга. Я родилась и выросла в этом городе. Вернее, в том, что в реальности. У меня есть мама и младшая сестра. Сюда я попала, потому что меня сбил грузовик, и теперь всеми силами стараюсь сберечь огонь от Солнца. За всё время он нападал на меня дважды. А ещё… Я слепила себе друга – кота по имени Миль. Тогда, правда, я ещё не думала, что он оживёт, но была этому рада.
– Вот как? И где же он?
– Нагло дрыхнет в бытовке. Погрузка не для Их Кошачьего Величества. У него, видите ли, лапки, – она картинно развела руками.
Нох улыбнулся. Инга услышала его улыбку.
Вот так, в пару фраз уложились все события, переживания и страхи, что терзали её последнее время. Стоило перевести чувства в слова, как они показались Инге бурей в стакане. Очень маленькой, и очень несущественной.
Сколько она уже здесь? Она не знала. И молилась, чтобы время тут шло не так, как в реальности. Мама… Сестра… Ждут ли они её? Нет, непременно ждут! Иначе всё это не имеет смысла.
Она уже смирилась с необходимостью задержаться здесь. Время без цели тянулось очень медленно, но ожидание вообще редко доставляет удовольствие. Однако пока что это всё, что Инга могла сделать. Она была накрепко закована обстоятельствами и положением с сомнительным прогнозом.
– А ты… – резко открыв глаза, девушка переключилась от внутренних ощущений к внешним, – Расскажешь мне что-нибудь о себе?
– Ну… – Нох почесал затылок, сдвинув фуражку на глаза.
Сейчас он стоял от неё по левую руку.
– Я тут достаточно давно. Знаешь, в том мире мне сильно не хотелось умирать. И вроде бы ничего уже не держало, но всё-таки… Так. Понимаешь?
Она улыбнулась:
– Нежелание умирать более чем понимаю.
– Ну вот. А здесь… Судьба тоже оказалась одинокая. Нам, видишь ли, нельзя покидать поезда. Но я не жалуюсь, честно.
– «Нам» – это кому?
– Душам поезда.
Инга ещё не понимала сути его слов, но чувства улавливала легко. Она вывернула на мужчину голову, а он положил руки на высокую спинку кресла, опуская на них подбородок. Взгляд его уходил в бескрайнюю Снежную пустошь, что простиралась на том конце погрузочных путей.
– Здесь у каждого поезда есть Душа. Всё потому, что ими не управляют люди. Поезда сами вынуждены находить дорогу в небесах, оттого Зиме и пришлось вложить в них нас.
– Значит ты… – Инга задумалась, стараясь подобрать слова, – … больше, чем машинист?
– Да, – Нох вытащил руку из-под подбородка, ероша волосы на затылке, – Не думал, что моя загробная жизнь пройдёт именно так. Но я не умер… Тот самый я, который был тогда и есть сейчас. Так что жаловаться грех. Однако тут бывает так одиноко. Хоть волком вой. В депо, видишь ли, мало народу, желающего поговорить с поездами. Да и мы постоянно в пути, особо не поболтаешь. А мы всё-таки… Живые. Хоть и в меньшей степени, чем вы.
Инга многозначительно промолчала. Интересно, как можно быть менее живым? Смысл доходил до неё не сразу. Изголодавшийся мозг соображал туго, с задержками, мысли в котелке варились густые и неповоротливые.
– А куда вы всё это возите? – праздно спросила она, – Мы загружаем вас уже который день. Поезда уходят куда-то в небо, а потом возвращаются пустыми.
Нох немного помедлил:
– К Небесному флоту на юг. Открытые военные действия ещё не начались, но запас им нужен уже сейчас.
Инга порывисто встряхнула головой. Словно хотела, чтобы случайно залетевшие слова вылетели оттуда. А когда их смысл дошел до неё, девушка резко вскочила с места.
– Подожди-подожди… Ты говоришь, что возишь припасы на фронт? Военный фронт? Но… Какая здесь война? Кого с кем?
– Зимы с Весной, – мужчина опешил от её бурного удивления, – Её сестрой. Неужели ты ничего не знаешь?
– Так вот почему появился купол! Вот почему люди кинулись устраиваться на предприятия! Вот… Погоди-ка. А что случилось?
– Весна неожиданно решила напасть. Непонятно почему. Все только знают, что наш мир в опасности, вот и хотят помочь чем могут. Ты же грузила пушечные ядра и не задавалась вопросом, зачем они?
– Нет…
Инга вспомнила от женщины, что стояла перед ней в очереди, только одно: «Зима в опасности!». Но девушка была слишком занята своими тревогами, чтобы расспрашивать дальше. Стало немного стыдно.
– Разве?..
Договорить не дали. Впереди послышались шаги, скрип снега и строгий голос Левтины.
– А Нох почему ещё здесь? Четыре минуты как должен был уйти!
Девушка порывисто обернулась. И тут же упала на колени, опасливо высовываясь одними глазами из-за панели в лобовое стекло.
Женщина стояла у путей. Рядом со строгой начальницей станции суетились и лебезили два зама.
– Ну вот, – выдохнул машинист, махнув Левтине рукой из кабины, – Поговорить нормально не дадут. Ладно, ещё увидимся, Инга. Ты вот что… Вылезай отсюда потихоньку. Не нужно, чтобы начальница видела тебя здесь.
– Почему? – девушка вцепилась пальцами в край панели.
– Просто не нужно. Делай, что говорю, – несмотря на строгость слов, сказаны они были с дружеским участием.
Девушка улыбнулась. Действительно, никогда не знаешь, где найдёшь новых друзей.
Левтина по ту сторону стекла отвлеклась на записи. В её руках была толстая тетрадь в твёрдой бордовой обложке, и она водила по ней ледяным пером без чернил.
Улучив момент, Инга бесшумно выпрыгнула в открытую дверь. За несколько секунд она успела отойти подальше, словно была тут ни при чём, и вообще только появилась.
Гневно крича что-то своим заместителям, начальница хлопнула дверью кабины.
Старый поезд, тяжело вздохнув, тронулся с места. Он мчал по золотым, сияющим рельсам вперёд, пока не взмыл прямо в звёздную высь.
***
Жизнь – это бал лицемерия. Дружбу, любовь, привязанности… Всё это выдумали двуличные люди, чтобы наполнить существование хоть каким-то смыслом. Всё – глупая игра! У каждого своя роль – любящая мать, поддерживающий брат. На самом деле ничего этого нет. Каждый человек заперт в мирке своей головы, и превозносит себя над другими такими же, не осознавая свой никчёмности. Людям плевать на людей. А потому любви, дружбы, и остальной этой дребедени просто не существует. В сущности человечества Судьбой заложено лишь ледяное, иссушающее безразличие. Разве для такого мира он был создан?
Солнце думал об этом со злостью. Он подкручивал золотым гаечным ключом такие же золотые болты своей колесницы. Те скрипели… Развинтились в последнее время. Всё от гнева… Светоч в тёмном царстве не должен испытывать злость, но как тут не злиться?! Когда вокруг всем и каждому плевать на тебя. Когда твои начинания рубятся на корню, а твои труды, в которые ты вкладываешь душу, на самом деле никому не нужны. Полная беспомощность. Удушливый мир, полный непробиваемых стен.
Закрутив последний болт, Солнце отошел, любовно обозревая колесницу. Действительно чудо. Лучший подарок матери. На первый его день рождения Зима сдёрнула с неба неживую луну, сотворив из неё это сокровище. Хоть сын и злился при мыслях о маме, но за подарок был благодарен.
Колесница Солнца представляла собой золотую повозку без колёс, с восемью лунными фазами на панели управления.
Растущий и убывающий месяцы – две фазы, что вместе превращали колесницу в вертолёт. В последнее время Солнце только ими и пользовался.
Первая и третья четверти луны – фазы, где лунный диск заполнен светом наполовину. Сливаясь воедино, они дарили повозке крылья самолёта. Он был невероятно быстрым, вот только простора для полёта на его скорости над маленьким городком не было.
Фазы убывающей и растущей луны, те, от которых темнота отгрызает лишь небольшой кусочек, образовывали дирижабль. Массивный, заметный, и оснащенный. Раньше Солнце использовал его, чтобы обозначать день. Но только обозначать.
В этом дурацком мире постоянная ночь! Ничего с ней не сделаешь, как ни старайся. День – полноценный, светлый, красивый оставался несбыточной мечтой, оплотом самых страстных фантазий Солнца. Ах, как он желал его увидеть! Когда весь мир высветит, обольёт и отбелит дневное сияние. Когда тени трусливо попрячутся по щелям, когда от великолепия захочется прищуриться. Но смотреть… Смотреть! И видеть свет. Пусть даже его свет, почему бы нет? Да, Солнце мечтал принести в эти края день. Как истинное дитя Изначального огня, он жаждал нести тепло всем и каждому. Но в этом мире… Оно никому не нужно!
Да… Солнце оказался совершенно бесполезен жителям мира Зимы. Он был – люди радовались, но потеряв его, не расстроились. Когда он бросил осточертевшее брождение по небу, они прекрасно обошлись и без него. Жизнь не остановилась, всё осталось как прежде. Тогда… Какой смысл в его работе? Никакого! Это стало первым большим разочарованием в череде мелких.
Но хуже всего то, что и Зима не разделяла мечтаний сына. Идея дня была вполне осуществима – нужно лишь больше пламени. Однако мама, его самый любимый и близкой человек, высказалась категорически против.
Всю жизнь Зима играла с Солнцем в любовь. Старательно изображала заботливую мамочку, а на деле душила этой самой заботой. Не давала как следует расправить крылья. Он хотел безумного простора – она добавляла к городу пару тщедушных кварталов. Он мечтал о повозках на огненных лошадях, таких быстрых, что способны в один миг доставить желающего с одного конца города на другой. Она же пустила по улицам медленные, никчёмные трамваи. Разочарование… Одно разочарование! Да, она вроде бы любила его… Но не давала ему дышать.
Однако, так было до поры. Теперь же роль заботливой матери Зиме наскучила. И она бросила сына.
Он стиснул зубы, глядя на сферу полнолуния на передней панели колесницы. Раньше она была его любимой. Через неё он мог давать огонь. Отрывая пламя от себя по кусочкам, он заводил трамваи, зажигал деревья на улицах и лампы в квартирах. Ему это не приносило вреда. А люди были счастливы. И если б их мир стал светлее, они бы только обрадовались! Так он думал. Но мама!.. Почему она такая?
Теперь же у Солнца другая любимая фаза – новолуние. Пустая, тёмная, излучающая завораживающий, тоскливый свет от черного диска. Она забирала огонь. Вбирала его в себя, аккумулировала и сохраняла до передачи. Кстати, об этом… Он слишком задумался. Лететь уже пора.
Солнце убрал инструменты и сел за руль. Его движения отдавались быстрым блеском в золотых поверхностях. Он выбрал первую и третью фазы, и колесница с готовностью расправила крылья. Нет, лететь недалеко, но так незаметнее всего. Избрав траекторию для взлёта покруче, Солнце молниеносно взмыл вверх, пролетая меж кавалькадами тяжелых звёзд.
Зима возвела купол над городом. Его песочная, зыбкая структура обволакивала, и все, кто был не из этого мира, увязали в ней, словно в рыхлом снегу.
«Надеюсь, она не хотела этим удержать меня, – подумал юноша, со злой усмешкой пролетая барьер насквозь, – Иначе я её разочарую».
Какой-то детский лепет. Ну ничего! Скоро к нему перестанут относиться, как к ребёнку.
Солнце слышал, что от резкой смены высот у людей закладывает уши. Интересно, что это значит? Он никогда не испытывал подобного, высота была его вторым домом. Остекленевшим и пустым домом.
Мимо сознания бледными вспышками проносились белесые камни. Ледяные и безжизненные. В небе Зимы никого больше не было. Он всегда был здесь один. Единственный источник тепла и света на весь огромный, холодный и равнодушный мир. Каждый день в небе Солнце чувствовал себя как никогда одиноким.
Но сейчас юноша летел к звезде. Самой большой, что сияла на восточной окраине города, указывая путь к башне Часовщика. Для тех, кто об этом знает, разумеется. Его любимица. В скоплении небесных булыжников чуть мельче, она сияла ярче остальных. В форме звёзды была небольшая неровная площадка – плато. Будто это место Зима специально создала для встреч. В городе её так и называли – Звезда Рандеву.
Она уже ждала его. Фигура в зелёном, покрытом цветами и травами плаще, так сильно отличающаяся от всего, что ему доводилось видеть в жизни.
Подлетая, Солнце сменил фазу. Крылья самолёта послушно сложились, уступая место вертолётным лопастям. Так было удобнее приземляться.
Посадив Колесницу, юноша вытащил из передней панели фазу новолуния и отправился к гостье. Всего несколько шагов навстречу… И он вошел в ареол блаженного тепла, излучаемого женщиной. Плечи обняла мягкая нега… Стало невероятно хорошо.
Весна откинула замшелый, покрытый мелкими цветочками капюшон плаща. Прекрасная… Как искристый ручей, как дневной небосвод, которого Солнце никогда не видел. Весна выглядела взрослой и юной одновременно. В её коричневые, цвета бурозёма, волосы вплелись сочные зелёные травы. Она входила в морозную пелену мира, принося с собой майскую чувственность и пьянящее тепло.
– Давно ждёшь? – юноша покатал сферу в руках.
Та была на четверть заполнена плескающимся светом.
– Не больше, чем нужно, – женщина одарила собеседника лучезарной улыбкой. – Как успехи?
– Не густо, – он протянул ей сферу, – В городе всё меньше горящих.
– Жаль.
Женщина положила тонкие пальцы на фазу. Едва она коснулась её, как плескающийся свет мгновенно скрылся в нежной ладони, прячась под широким рукавом.
– Здесь… Нет её пламени.
Она не могла этого не заметить. По правде говоря, эта история Солнцу уже порядком надоела. Мгновенно разрушилась томность момента, и юношу уколола горячая злость.
– Да, её здесь нет, – фыркнул он, отнимая сферу быстрее, чем требовалось, – Девчонка оказалась хитрее. Она теперь на территории открытого снега, а там мне её не достать!
Он сам не знал, на кого злится больше. Может, на неуловимую горящую, может… На самого себя. Руки рвано и нервно крутили фазу.
Весна прикусила изящную розовую губку.
– Печально, – её лицо слишком прекрасно, чтобы выразить сожаление или гнев, оттого эмоция казалась неестественной, – Напомни, почему ты боишься снега?
– Я не боюсь! – мгновенно вспыхнул он.
Его силуэт засветился опасной яркостью, и жар прокатился волнами по воздуху:
– Снежная пустошь убивает меня! Она полностью противоположна моей природе. И задержись я над ней немного, хватит и десяти минут, чтобы снег высосал весь мой огонь до капли!
– Ах да, – спохватилась Весна, торопясь нежно погладить юношу по плечу, – Верно, прости. Но неужели ничего нельзя сделать?
Солнце резко скинул её руку со своей одежды:
– Я вообще не понимаю, почему должен исправлять твои ошибки! Свою часть работы я выполнил. Это ты обещала, что отправишь девчонку на ту сторону. Как же она оказалась здесь?!
– Несчастливая случайность.
– Или твоя оплошность!
Весна остановила на лице Солнца глубокий взгляд. Отринутая рука застыла в воздухе. Женщина будто хотела что-то сказать, но по её непроницаемо-нежному личику невозможно было понять, что именно.
– Да, ты прав, – наконец, с виноватой улыбкой выдохнула она, – Я не должна была сваливать всё на тебя. Не переживай. Девушкой займутся другие.
– В моём мире? И кто же?!
– Не думай об этом, – она всё-таки прошлась ладонью по его плечу, зацепила пальцами длинные волосы, – Я сама всё исправлю.
Женщина сокрушенно смотрела на племянника глазами цвета самого синего моря. На общем фоне колючей ночи её тёплый образ казался таким чуждым и неправильным. А её грусти не смог бы пережить никто. Так прекрасна она была, что хотелось расшибиться об стенку, лишь бы согнать с нежнейшего лица это тоскливое выражение.
– Я… – начал Солнце, больно уколотый совестью за свою вспыльчивость, – Попробую что-то придумать. Может, снова прибегну к помощи той маленькой девчонки.
В глазах Весны появилась едва заметная надежда:
– Думаешь, она поверит тебе?
– Я умею быть убедительным.
Тётя улыбнулась… Так, словно обласкала самыми нежными словами, словно окутала тёплыми объятиями, словно убаюкала в колыбели. Вот какой была её улыбка. Весна могла погрузить на дно блаженства с лёгкостью, доступной лишь ей.
Но чувство быстро развеялось. Женщина отвернулась, отходя на пару шагов и вглядываясь в бескрайнюю, обжигающую синеву.
– Как ты думаешь, много горящих осталось в городе?
– Не очень, – от усыпляющих прикосновений юноша совсем успокоился, – А что? Огня до сих пор недостаточно?
– Боюсь, что да, – она вздохнула.
– Но в городе ещё много пламени! – Солнце поспешил утешить её.
Он подошел к ней сзади, кладя руки на укрытые плащом плечи. Между пальцами зазмеились тонкие, хрупкие цветы с нежнейшими лепестками.
Весна резко обернулась под его руками, заглядывая юноше в глаза:
– И ты готов забрать его весь?
– Если понадобится! – ответил он, немедля ни секунды.
Женщина молчала. Склонив голову на бок, она цепко осматривала племянника томительно долгие мгновения.
– Ты ведь понимаешь, что готов оставить свою мать и весь её мир без огня?
Юноша прыснул презрительно:
– Он ей не нужен. А мне пригодится.
Солнце считал это правильным, смелым ответом. Весна, тем не менее, едва заметно погрустнела. Пускай постаралась это скрыть. Мягко отринув руки племянника, она вновь прошла к центру звезды, склонив голову:
– Что ж… Тогда поторопись.
– Хорошо, – юноша кивнул с готовностью, – Вот переловлю горящих, и сразу в путь. А пламя из города и кораблей забрать… Просто.
Солнце надеялся обнадёжить её. Что ждать осталось недолго, что скоро всё закончится, но… От упоминания Небесного флота стало ещё хуже. Весна совсем поникла, да и юноше стало неожиданно тоскливо.
– Тётя, – он вновь подошел к женщине, но на этот раз руки не протянул, – Что это за бред с войной? Ты серьёзно намерена воевать за меня?
Весна мягко обернулась. Тяжёлый плащ поднял в воздух мелкие клубы звёздной пыли. Женщина коснулась горячими пальцами похолодевшей щеки юноши. Сколько в её взгляде было тепла и нежности… Сколько доброты. Порой Солнце жалел, что не Весна была его матерью:
– Если потребуется, мой дорогой. Ведь твоя мама не отпустит тебя просто так. Но… Я не думаю, что до этого дойдёт. Свой мир она любит больше, чем…
Она осеклась, но он закончил:
– …чем меня.
– Что ты? – в широко раскрытых глазах женщины мелькнуло беспокойство.
Она обхватила лицо юноши двумя руками:
– Твоя мама очень любит тебя, Солнце.
Тот лишь горько усмехнулся, отводя глаза:
– Она не умеет любить.
– Не спорю, ей это даётся сложнее.
Юноша нашел в себе силы перевести взгляд на лицо женщины.
Так они и стояли – два самых тёплых создания на весь огромный, холодный мир. Но их было двое… Как Солнце жил раньше, один? При мысли о прошлом он содрогался. Но ничего… Впереди его ждёт иная, тёплая жизнь. Скоро всё изменится! И холод Зимы останется лишь смутным, предрассветным воспоминанием.
– Потому, не переживай, мой дорогой, – Весна закончила фразу, а Солнце позабыл её начало, – Мои корабли только проводят тебя. Не будет войны.
– Я надеюсь, – он коротко выдохнул, – Не хочется начинать новую жизнь на руинах старой.
Женщина отрицательно покачала головой:
– Не придётся.
Да, не придётся… Но огня до сих пор недостаточно. Он всё ещё слаб. Хоть и имеет очень сильное оружие, в грядущей битве ему понадобится вся мощь, на которую он способен.
– Что мне делать дальше? – спросил он, просто чтобы спросить.
Их встреча неумолимо заканчивалась, и оба чувствовали это.
– Продолжать. Продолжать в том же духе, и твоя мечта обязательно сбудется. Я верю в тебя, – горячий поцелую опалил щёку.
Мгновением позже она растаяла. Но ещё долго теплилось в коже Солнца её нежное, пьянящее прикосновение. Да, она права. Нужно просто продолжать. Тогда любая мечта, даже самая смелая, непременно осуществится! Он сам сделает себя счастливым. И тот факт, что его счастье лежит за пределами этого мира –совершенно его не останавливал. Всё возможно! Нужно только сильно захотеть.
Тронув пальцами призрак поцелуя, юноша прошептал в пустоту:
– Хорошо, тётя.
***
Обратная дорога смазалась в сознании. Солнце помнил, что садился в колесницу, думая о поимке хитрых горящих. Как снова мелькали звёзды, как ревел ветер.
Он приземлился во внутреннем дворе их дома, а деревья отозвались ему приветственным мерцанием.
Цитадель Зимы была изящным ледяным замком. С множеством переплетающихся башенок и переходов, со шпилями и узорными флюгерами. Дворец вздымался вверх гранённым хрусталём, разбрасывая повсюду одновременно свои величественность и уют.
В окнах не горел свет. Он зажигался лишь когда Солнце входил в замок, потому юноша никогда не видел их горящими. Вот и сейчас обитель казалась пустой. Хотя Солнце знал… Брат здесь. Да и мама должна уже вернуться.
Задний двор украшали пышные ледяные деревья. Они отличались от тех, что в городе – в этих не было огня. Они переливались хрустальными листочками и хрупкими замёрзшими бутонами. Это причуда брата. Он попытался скопировать деревья из мира Лета. Не сказать, чтобы получилось хорошо, но Лёд гордился.
И если бы для Солнца эти деревья не выглядели дразнящими, он заметил бы, как невероятно преображает их ледяные кроны его золотое сияние. В стройных, геометрически правильных стволах, в одинаковых листьях и педантичных цветах селятся игривые блики, создавая поистине сказочную атмосферу. Но, проходя под низкими ветками, Солнце не видел ничего этого в упор.
Тропинка от посадочной площадки тянулась через лес и заканчивалась сводами открытой галереи. А в конце знакомая дверь и коридор.
Стены милого дома встречали его тишиной и холодным эхом. Он шел под звучными сводами к Морозному залу, а ледяные грани дворцовых стен ловили в отражении его величественный облик.
В окна пялился город. Тот самый, отсюда он казался очень далёким. Улицы светились его сиянием, но… Солнце думал, что это уже ненадолго.
Узорные створчатые двери всплыли за поворотом коридора. Юноша порывисто распахнул их, огляделся, оставшись на пороге, но в зале так никого и не обнаружил. Лишь натянутая тонкой струной тишина поселилась под сводчатым потолком. Да ледяная мозаика на полу молила о следах.
Юноша порывисто выдохнул. А может, он ошибся? Может, его и дома никто не ждёт? Это, впрочем, было не удивительно. Пора признать – родным он безразличен! Раз даже его далеко не невинные «чудачества» остаются без внимания. Холодное равнодушие. Везде.
Солнце уронил голову на грудь. Он так и продолжал упираться руками в высокие дверные ручки. Не замечают… Его безумства не замечают! Ужасно не хотелось, но он не мог об этом не думать.
Уже несколько месяцев Солнце не исполнял своих обязанностей. Более того, он безнаказанно забирал огонь у горящих. Случайно спалил несколько погасших, и очень сожалел об этом. Но маме… Как будто плевать! Она даже не спросила, что с ним стало?! Вместо того, чтобы поговорить, она лишь смотрит на него с такой всепоглощающей тоской, что сердце сжимается. Словно он должен по этому взгляду что-то понять, но он не понимал. А потому злился! Что ещё ему сделать, чтобы она наконец обратила на него внимание?! Ах да, о чём это он? Она ведь не способна любить. Она играет в любовь, но как же хочется… Чтобы она исполняла свою роль более профессионально.
Юноша тяжело выдохнул. Опустил руки, развернулся. И вдруг… Перед сознанием всплыло лицо брата. Переживания тут же упорхнули из головы. Он что… Стоял здесь всё это время?
– Вернулся? – Лёд вызывающе осклабился.
Как же раздражает его нахальная манера! Он стоял в коридоре, скрестив руки на груди, и до этого момента предательски молчал. Да, брат умеет одним невинным жестом вывести из себя:
– Где пропадаешь, гулёна?
