Юлия Эльм
Мир Зимы
Глава 15. Костёр.
Рор перевалился на другой бок. Лежать на полу чертовски не удобно, но других вариантов не осталось. Жаль, что нельзя было прихватить диван с той квартиры.
Больше недели они прятались в заброшенном подвале. Его парни откровенно скучали. Верзилы огорчились, когда их не взяли с собой в Алмазную библиотеку, но Рид справедливо заметил, что толпой они сразу бросятся в глаза. Сейчас Рор злился на брата. Может и нужно было идти всей группой. Не пришлось бы сбегать.
– Долго ты собираешься возиться? – раздражённо буркнул мужчина.
Синэя сидела на полу, как ребёнок, разбросав вокруг смертоносные игрушки. Она что-то упорно мастерила.
– Чем меньше взрыв, тем больше подготовки.
Рор перевалился на спину. Бока болели:
– Что мы вообще здесь делаем?
– Мы имитируем секретную деятельность, – сосредоточенно протянула девушка, – Пусть Часовщик со своими шавками ломает голову, что же мы замышляем, и почему они ничего не знают.
– Они не знают, потому что мы бездействуем! – взорвался Рор, подскакивая на полу.
Он хотел подойти к девице. Но разложенные запчасти бомб стали для неё прикрытием.
– Мы не бездействуем, мы готовимся.
Рор раздражённо всплеснул руками. Оставалось лишь выдохнуть и успокоиться. Он чувствовал, что теряет контроль над ситуацией. Его поставили главным на эту операцию, но сейчас плана у него не было. А у девчонки был. Безумный, как обычно, но других у неё не водилось. Пришлось согласиться.
По этому же плану им надлежало ждать. Но чем дольше тянулось ожидание, тем больше оно раздражало.
Рор сел на полу у барьера девицы. Скрестил ноги, взяв самую безопасную на вид деталь. Чтобы руки занять.
– Синэя…
– Что? – она сосредоточилась на работе, но боковым зрением фиксировала всё происходящее.
И чувствовала, что сейчас что-то будет.
– Почему ты никак не умрёшь?
– Тебе бы этого хотелось? – спросила она совершенно спокойно.
Мужчина с ухмылкой признал:
– Ещё не решил.
– А ты, значит, скорбишь по молодости, старичок? – ради насмешливого взгляда она даже оторвалась от занятия, – Я видела, как ты смотрел на брата.
– Ты не ответила.
– Не умираю, потому что бессмертна, – произнесла она так, будто объясняла простую истину несмышлёному ребёнку.
– Это я понял, – мужчина скопировал её интонацию, – Просто… Тебе же громадная туча лет. А ты не стареешь, не болеешь. Но ты обычный оборотень, ничего больше. Ты не Бессмертная. Ты стала бессмертной.
– Ты не задал последний вопрос.
– Что? – он вскинул брови, – Какой?
– У твоей тирады есть последний вопрос: «Как мне сделать так же?». Верно?
– Ну… Допустим.
Синэя подняла голову. Критически обозрев Рора, она почему-то обернулась на его парней.
– Сверяйте часы, ребятки – скоро выступаем.
– 17:37, – отозвался один.
Второй подкрутил стрелку наручных часов и кивнул.
– Хорошо. Помните, вы должны синхронизироваться с точностью до секунды. Малейшее промедление загубит замысел.
– Ты мне не ответила! – взорвался Рор.
Привычка девчонки напускать туману и недосказанности бесила.
Синэя вымученно повернулась к нему:
– Я отдала за своё бессмертие самое дорогое, что у меня было, Рор. У тебя не получится так же, просто потому… что тебе нечего отдать.
***
Гео вернулся из города очень уставшим. В кабинете Часовщика он первым делом упал на кресло, без сил откидывая голову. Всё казалось бесполезным…
Больше недели команда рыскала по городу. Они искали хоть что-нибудь, малейшую зацепку, намёк. Но ничего не находили. Диверсанты затаились. Готовят ли они что-то, сидят тихо или вообще покинули город? Парни не знали. Но хуже всего было от подозрения… Что парни не замечают действий диверсантов.
Единственным плюсом в охоте были бомбы. Обходя город, ребята находили их десятками. Не сказать, чтобы Синэя их сильно прятала. Скрывала от глаз в подвалах или на чердаках, чтобы не нашли случайные прохожие, но не более того. Парни приносили бомбы в Башню, Часовщик их обезвреживал. К нему постепенно возвращалось потерянное время, но он говорил:
– Здесь только малая толика того, что они забрали. Боюсь представить, куда Синэя дела остальное.
Гео с шумом выдохнул. Руки ослабли. Голова гудела.
– Тяжелый патруль? – спросил Часовщик.
Он был в кабинете один. Лев и Рид ещё не вернулись. Парень приоткрыл глаз, замечая, что Хранитель развернулся к нему на кресле. А на столе остались на подставке чьи-то разобранные наручные часы.
– Всё бесполезно. Мы не знаем, где они.
– Что предлагаешь? – невозмутимо спросил Хранитель.
– Сменить тактику? Вы говорили, что знакомы с Синэей. Может, Вам попытаться встретиться с ней?
– Не получился, – Часовщик порывисто отвернулся к столу.
– Почему?
– Она не станет говорить со мной.
Гео вновь закрыл глаза. Мгла под веками и мерный тик часов успокаивали. За время пребывания в Башне звук часов перестал его раздражать. Хотя поначалу тиканье было назойливым.
– Что вообще Вас связывает с такой девушкой, как она? – пространно начал парень.
– Что тебя удивляет?
– Ну… Она… Мягко говоря не такая, как Вы. Опасная. Правильно Рид сказал, отбитая на голову. И жестокая. А Вы… Ну это Вы. Так на чём вы сошлись?
– Она… – Гео услышал, как выдохнул Хранитель, – Она не всегда была такой. Или мне так казалось.
Парень заинтересовался. Что же должно было произойти?
Гео открыл глаза, приподнимаясь. Но видел лишь спинку кресла Часовщика.
– Расскажите. Вдруг в её прошлом найдётся что-нибудь, что нам поможет.
Хранитель молчал.
– Вы ведь понимаете, что это может быть важно.
Снова молчание. Гео начинал догадываться, почему.
– Вы её любили?
Часовщик потёр пальцами усталые глаза. Повернулся к собеседнику боком на кресле.
– Да, я любил её. Но она выбрала бессмертие.
Парень хотел задать следующий вопрос, но повременил. Молчаливая пауза была нужнее красивых слов.
– Когда я жил в мире Лета, в мою Башню стремились многие. Они считали, что, попав ко мне в ученики, разгадают тайну бессмертия. Людей тянули ко мней алчность… Страх… Я выставлял каждого. Но Синэя… Она с самого начала была другой. Не знаю, как так получилось, но она смогла остаться. И до неё… Мне кажется, что я ничего не видел в своей жизни. Я обучил её своему ремеслу, открыл некоторые тайны. А она показала мне мир. Согласись, в таких обстоятельствах не сложно влюбиться.
– Угу, – кивнул парень.
– Я понимал, что мы не всегда будем вместе. Я – Бессмертный. А она состарится и умрёт. Но я был благодарен Судьбе за каждое мгновение, проведённое вместе. Как оказалось, она видела нашу любовь несколько иначе.
Хранитель прикусил губу.
– Вскоре она стала спрашивать меня о том, как стать Бессмертной. Я сказал ей, что это невозможно. У Бессмертных нет смерти, потому что и рождения у них не было. Мы имеем человеческое воплощение, но на самом деле ещё меньше живые, чем вы – люди. Но Синэя… Она считала, что я жадничаю. Утаиваю информацию, а значит не очень-то и люблю. Не добившись правды от меня, она… Догадалась обо всём сама.
– И украла часы?
– Да, у неё как-то получилось их остановить. Сам не понимаю, как она умудрилась. Всегда была смышлёной. Потому теперь она не может умереть, и даже я над её временем не властен.
Гео понимающе кивнул. Да, история была грустной, трагичной, но… К сожалению, к разгадке не приближала. Если всё так, как сказал Хранитель, Синэя – слишком расчётливый человек, и ради былых чувств не поставит под угрозу операцию. Зря он заставил Часовщика вспоминать всё это.
Снаружи послышалось конское ржание. Гео поднялся, и, перегнувшись через стол, выглянул в круглое окно:
– Ребята вернулись.
– Хорошо, – Хранитель потёр покрасневшие глаза, – Пойдём, встретим их.
Вряд ли Рид и Лев нуждались во встрече. Это Хранитель хотел забыть о сказанном хоть ненадолго.
Вдвоём они спустились по лестнице. Вышли через пустой вестибюль на площадь у Башни, где прибывшие привязывали коней к коновязи. Да, Часовщик снабдил механических друзей удобными сёдлами и упряжью, чтобы всадникам было комфортнее на них сидеть. А карету очень мягкими диванами и круглыми колёсами.
– Ну как? – ещё издали спросил Хранитель.
Парни покачали головами.
– Нашли несколько бомб, – кивнул Рид на широкую сумку с золотыми часами на боку коня, – Но больше ничего.
– Что же они всё-таки?..
Гео не успел договорить. Неожиданно свет померк. Нет, не в Башне… В городе. Золотистые отблески на снегу в одно мгновение исчезли, и парням потребовалось время, чтобы понять, что случилось. Они застыли, смотря в пустоту. А кони заволновались, переступая с ноги на ногу.
Парень с ужасом перевёл взгляд на город. Ближайшие к ним дома погасли. Несколько кварталов остались полностью без света, со скрипом остановились трамваи. А улицы вдалеке светились, как ни в чём не бывало.
– Неужели… – застал парня упавший голос Часовщика, – …началось?
***
Они гнали коней во весь опор. Счёт шел на секунды.
– Неужели… Началось? – стояло в голове.
– Что?! Что – костёр? – голос Льва упал.
– Да.
Все всё поняли.
– Рид, оставайтесь здесь. На случай, если кто-то заявится, – Гео тряхнул обмершего Часовщика, – Тайна раскрыта! Где костёр? Мы ещё можем успеть!
Хранитель кивнул. Они вскочили на коней, помчавшись что было мочи.
Как диверсанты смогли найти его? Неужели парни действительно что-то проморгали? Гео ведь говорил, эти ребята не раз совершали невозможное.
Тени погасших домов проносились мимо. Они сливались в одну печальную картину – их беспомощности. Ребята могли только догонять. И в который раз катастрофически не успевали.
Свет ворвался в сознание надеждой. Город ещё держится, погас не до конца.
– Всё пламя Синэе не высосать так быстро, – крикнул Часовщик, словно прочитав мысли, – Время есть.
Верно, кому как не Хранителю знать об этом.
Горящие окна, деревья, провода в инее, встревоженные лица прохожих… Всё взывало о помощи. Если они опоздают, то проиграют окончательно.
Ребята не знали, куда ехать. Просто следовали за Часовщиком, а тот галопом нёсся сквозь широкие улицы.
Гео специально оставил Рида в Башне. Министр уже предал Зиму однажды, да и коней всего три.
Хранитель резко остановился. Он затормозил на площади с фонтаном, той самой, на которой когда-то моряки собирали добровольцев. Гео огляделся, пытаясь понять, к чему они, собственно, приехали.
Часовщик откинул магией канализационный люк у самого фонтана, бросаясь вниз. Парни застыли у прохода. Переглянулись, и Гео первым полез по ступеням.
Под площадью оказался коридор. Толстые, наполненные светом провода тянулись по стенам, уходя вглубь. Парень побежал следом за Хранителем, пока Лев спускался вниз. Никто не просил подождать. Никто не думал, как подойти к диверсантам, которые наверняка уже качают огонь из костра. У них была единственная задача – успеть.
Тоннель шел под углом всё глубже. Парни долго бежали вниз по пологому спуску, пока дорога не вывела их к двери. У неё все трое догнали друг друга. На массивной железной ставне не было ни засова, ни замка, только одна круглая петля. Часовщик потянул её на себя.
– Серьёзно? – Гео тоже ухватил ручку, – Сюда так легко пройти?
– Мы никогда не думали, что костёр придётся защищать.
Дверь с металлическим скрипом отворилась. Взбудораженные парни вбежали внутрь. Что же они увидели?
Широкий балкон заканчивался закопчёнными перилами. За ним полыхало огромное пламя. Оно поднималось столбом к высокому потолку, наверху расходясь шестью самыми толстыми проводами. Как снежинка.
Огонь горел без помех. Балкон был пуст. У костра никого не было.
– Что же это?.. – начал было Лев, но договорить не успел.
– Спасибо, парни, – усмехнулся за их спинами девчачий голос.
Они затравленно обернулись. В дверях стояли Рор и Синэя.
– Спасибо, в самом деле, – морщинистый с размаху бросил колбу под ноги ребятам.
Стекло с хрустом разбилось, всё заволокло сладким, зеленоватым дымом. Запах не удушающий, скорее приятный. Но приторный в сильной концентрации. Так пахла ночная фиалка. Так пах цвет сновидений.
Гео потерял опору. Он падал, и последнее, что услышал, были слова Рора:
– Без вас мы бы никогда не нашли это место.
***
– Сынок, просыпайся, – ласково шепчет Зима.
Лёд поворочался в снежной постели. Сугробы Пустоши были мягче самых легчайших перин.
– Ещё немного, мам, – пробурчал он, поворачиваясь на бок.
Он лежал головой на её коленях, укрытый одеялом снегопада.
Мама… Она прилетела сразу же. Бросила дела, и всё время была со Льдом, пока Пустошь лечила его. Держала за руку, пела колыбельные. Она одна умела так сладко убаюкать, что сон становился блаженством.
Лёд давно поправился. Раны затянулись, боль унялась. Но ему не хотелось возвращаться. Здесь, среди бескрайнего снега и бесчисленных звёзд, он забыл обо всём. С ним была мама… Они нежились в снежной стихии, будто валялись на широкой постели. Что ещё нужно для счастья?
Он открыл глаза. Сон постепенно отступал, освобождая место мыслям. Думать не хотелось, но приходилось. Даже в блаженном забытии Льду не хватало чего-то для полной гармонии. Он вспоминал брата.
Глаза наткнулись на перелив платья. Парень приподнялся на снегу, потирая заспанные глаза. Зима… Его мама была прекрасна. Она редко являла миру человеческое обличие – считала его слишком чопорным и официальным. Но Лёд любил её острые скулы и снежные волны волос. Здесь, в Пустоши, он создал ей новое платье. Совсем простое, обтекающее фигуру, на тонких лямках, из тончайших кристалликов льда. Длинный свободный подол обнажал босые белые ноги. Мама сняла корону, скинула свой тяжёлый наряд, и в платье сына казалась совсем девчушкой. Но такой очаровательной.
– Как спалось? – ласково спросила она, глядя в глаза.
И вопрос, и ответ на него имели для Льда сакральное значение.
– Как всегда… Рядом с тобой.
Зима улыбнулась. Обняв руками освободившиеся колени, она перевела взгляд на город. Отсюда он казался светлой полосой на горизонте.
Да, она переживала. Недавно до них докатился звук взрыва с севера, и Зима сказала, что на их глазах творится история.
Мама хотела вернуться. Но не оставляла сына. Она покорно и терпеливо ждала, когда он отпустит её сам. А Лёд… Тянул мгновение подольше. Никогда ещё он не чувствовал себя таким счастливым, таким любимым. До этого мама замечала его лишь когда он что-то творил. Хорошее или плохое, не важно… А сейчас она была просто рядом. Ради этого стоило оказаться при смерти.
– Ты зря так думаешь, – вдруг сказала Зима.
Сын обернулся на неё удивлённо. Мама точно не умела читать мысли.
– Ты полагаешь, что должен что-то делать, чтобы я любила тебя, – она подняла на сына глубокие белые глаза.
Слова застали врасплох.
– Нет, – слабо пытался оправдаться он, – Я ничего такого… Я не…
– Лёд, я всё чувствую, – Зима протянула к сыну руку, зарыла пальцы в его волосах, – И вижу. Ты думаешь, я люблю тебя за что-то? За то, что ты создаёшь свои прекрасные скульптуры, за то, что заботишься о брате?.. За то, что спас тех троих и Алмазную библиотеку от Жара? Так ты думаешь?
Он не ответил, лишь опустил глаза. А мама покачала головой:
– Это не так. Я люблю тебя. Просто за то, что ты есть. И ты… Ты прости, я не умею… Ещё не научилась выражать чувства правильно. Несколько лет любви не перекроют тысячелетия одиночества. Знаю, у меня плохо получается, но я стараюсь.
Лёд поднял на неё взгляд. Хотел улыбнуться, утешить её. Хотел радоваться до глубины души. Ведь это те слова, что он всегда мечтал услышать. Но на язык лезло не то. Наконец с губ сорвалось:
– А Солнце? Его ты…
Он не договорил «любишь больше». Но внезапно осознал, как жестоко это звучит.
– Вы оба – мои сыновья, – Зима переложила тонкие пальцы на плечо сына, – Я люблю вас одинаково.
Прозвучало не убедительно. Мама и сама поняла, что нужно сказать иначе. Беда в том, что она не знала – как.
– Но ты ведь хочешь спросить о другом? – настал её черёд опускать голову, – Почему я его не остановила? Хотя всё знала. И почему просила тебя молчать? Ты прости меня, я взвалила на тебя большую ношу своей тайны. Но потому что знала… Ты выдержишь. А для меня она стала слишком тяжела, чтобы нести её в одиночку. Нужно было её с кем-то разделить. Понимаешь?
Он кивнул.
Всё верно. Бремя семейного секрета Зима возложила на Льда после первой их ссоры с Солнцем. В самом начале этой истории. Как это было давно.
– Почему ты ему не сказала? Ещё тогда, – наконец решился он, – Может, он бы остановился?
Она грустно и коротко рассмеялась.
– Я у тебя… Та ещё трусиха. Я просто не могла. Знаю, это глупо и малодушно, но я надеялась, что всё само образуется. И мне удастся избежать этих объяснений.
– Даже… – у Льда перехватило дыхание, – Такой ценой?
Росчерк нежной улыбки озарил бледные губы:
– Между миром и сыновьями я всегда выберу сыновей. Ведь всё это создавалось для вас. Вам в детстве так нравился ваш дом. И Солнце был в восторге от своей роли. Представь, как больно ему было бы узнать, что он… Убивает меня.
Лёд порывисто выдохнул, сжав в кулаке снег. Всё так…
Огонь противоположен природе Зимы. Потому в её мире никогда не было пламени. Снежная пустошь между Вселенским холодом и мирами Огня, существует ради равновесия. А Зима – его страж. Она – как плечо между чашами Весов Мироздания. Но сама принадлежит холодной стороне.
Пламя убивает её. Когда Весна принесла сестре язычок Изначального огня, он обжог Зиму дикой болью. Оттого она его уронила. Но если бы не боль, она не обрела бы сыновей.
Никто ничего не знал. Даже Весна тогда ни о чём не догадалась. А появившийся в Снежной пустоши огонь стал потихоньку убивать мир, и Зиму вместе с ним. Чем больше рос город, тем слабее становилась Зима. И она знала… Это уже не остановить. Рано или поздно город разрастётся так сильно, что погубит её окончательно, но она… Будет счастлива. Она сама сказала об этом – лучше смерть в любви, чем жизнь в одиночестве. Мама наверняка знала, о чём говорит. Вряд ли кто-нибудь во всех мирах знает об одиночестве столько же, сколько она.
Нести эту тайну одной тяжело. Открыть правду Солнцу она не могла, а потому поведала всё старшему сыну. Это была чудовищная истина. Лёд долгое время не мог её принять. Будучи Бессмертным, он не собирался когда-нибудь расставаться с матерью. Он не задумывался о том, что она может умереть. А потерять её… Гораздо хуже, чем погибнуть самому. Лёд не хотел жить в мире, в котором нет его мамы.
Часовщик, конечно, помогал. Оттягивал момент, как мог. Он собирал недожитое время, понемногу переводя его в часы Зимы. Не из корысти, а из сострадания. Он тоже не хотел с ней расставаться. Она стала ему самым верным другом.
Но рано или поздно это случится. Когда умрёт Зима, умрёт и Пустошь. Равновесие нарушится, и Изначальный огонь сожжёт все миры. Мама не говорила ему об этом, сын сам догадался. Это осознание… Неожиданно облегчило страдания. Лёд успокоился. Его утешила мысль, что он тоже умрёт, и ему не придётся горевать о матери.
Но это будет очень нескоро.
Однако не всех это успокаивало. Весна… Непонятно как тётка узнала о том, что натворила. Сама того не желая, она расшатала равновесие, и теперь стремилась вернуть всё назад. Но очистить мир Зимы от огня оказалось не просто. Мама зубами вгрызлась в свою погибель, не желая отдавать. Мир… Целый мир для двоих сорванцов. И любовь, что прогнала одиночество. Ради неё стоило и жить, и умирать.
– Рассказать всё равно придётся, – Лёд взял руку матери в ладони.
– Знаю, – скорбно кивнула она, – Всё слишком закрутилось. Но как-нибудь образуется. Я верю, что судьба у моего мира светлая.
– Ты веришь… – хитро прищурился Лёд, – …или знаешь?
Зима улыбнулась такой же задорной, с хитрецой улыбкой:
– В некоторые вещи можно только верить.
Они так и сидели. Вдвоём, на нежном одеяле снега. Сын держал руку матери, и оба они понимали, что конечны. Что когда-нибудь умрут, но до того момента будут жить. И наслаждаться каждым мгновением жизни. Им досталось счастье, о котором они не мечтали. Льду – счастье родиться, Зиме – счастье стать матерью. Они не откажутся от своей радости так просто. Они будут бороться.
Горизонт померк. Будто в один момент погасла лампочка. Мать и сын не сразу заметили, что из света остались лишь звёзды.
Зима долгое мгновение смотрела на место, где была золотая полоса.
– Кажется, началось, – прошептала она.
Лёд быстро вскочил на ноги:
– Занеси меня в город. Я посмотрю, что там и как, и позабочусь о Солнце. А ты лети к Звезде Рандеву. Может, ещё удастся это остановить.
Мама тоже поднялась из снега, взяв сына за руку:
– Хорошо, – она сжала его ладонь сильнее, – Всё будет хорошо.
***
Когда Гео проснулся, в мире царила кромешная тьма. Он распахнул веки, но, казалось и не открывал. Секунда ушла на осознание случившегося. Они были на галерее, и…
– Лев! Часовщик! – вскричал он, резко садясь в темноте.
Поодаль послышались заспанные стоны. Кто-то завозился на железном полу.
– Здесь я, – голос Льва вымученный и раздраженный, – Голова раскалывается.
– Что случилось? – спросил из-ниоткуда Часовщик, – Где мы?
– Посветите.
Шар фиолетовой магии загорелся во мраке. Очертания вырисовывались перед глазами. Они всё ещё были здесь. Тот же широкий балкон, черные, в копоти перила, только столб пламени за ними исчез. В огромном пространстве было пусто. Гео вскочил на ноги, вцепившись в перегородку.
Нет… Он не хотел верить глазам! Они не опоздали, они… Поторопились! С выводами. И сами привели сюда диверсантов! Почему Гео понимает всё так поздно? Преступно поздно.
Сжимая пальцами железо, парень лихорадочно соображал. Должно быть, Синэя сделала две маленькие бомбы, и их взорвали у основных проводов. Огонь перестал поступать в дома, что погасило некоторые кварталы. А ребята подумали, что диверсанты нашли центральный очаг и уже качают пламя! Какая беспечность.
А город? Что теперь с ним?
Парень развернулся, на всех парах бросаясь к выходу. Часовщик пустил фиолетовый шар следом.
В дверном проёме Гео наткнулся на тело Рора. Поодаль от него лежали два незнакомых бугая, что должно быть, пришли позже. Все трое спали, связанные и опоенные цветом сновидений. Что с ними? В прочем, сейчас не важно.
Перебравшись через них, парень побежал по коридору. Путь наверх был долгим и утомительным. Икры заболели от бега. Гео не нашел бы лестницу в темноте, если бы не наткнулся на неё. Лиловый шар едва поспевал за ним.
Парень отчаянно влез по ступеням. Выбрался наружу, и увидел… Собственно, вряд ли он мог ожидать чего-то другого. Но теперь это было абсолютно точно. Город… Погас.
