Владимир Валерьевич Комарьков
Хроники Арли. Книга 3. Я – инквизитор
Глава 24
Домой возвращались затемно. Оррик во всю разглагольствовал насчёт хлипкости кандидатов, что «дескать» нынешнее поколение уже не чета тому, прежнему. И даже лет десять назад любой мало-мальски стоящий соискатель в бараний рог скрутил бы лучшего из «этих» доходяг. Ну, ладно крестьяне, – они в руках не держали ничего, кроме палки (которыми, кстати, весьма неплохо орудовали), но даже дворянские дети почти ничем не проявили своих бойцовских качеств. Они вяло отмахивались от экзаменаторов, из чего следовал закономерный итог: бедолаги лишались оружия быстрее, что бывший инквизитор успевал зевнуть. Большинство поединков так и заканчивалось. Но иногда проверяющий, особенно раздосадованный неумелостью будущего студента, мог слегка подпортить тому шкуру, и тогда последнего уносили с ристалища в несколько более потрепанном состоянии. Точкой в таких случаях, как правило, служил средней силы удар в лицо, надолго вышибавший из кандидата дух.
К чести университета, желающих пройти испытание принимали практически всех, достаточно было выйти из толпы вперёд и выкрикнуть свое имя. Таким образом зазывали народ почти час. По словам Оррика, многие не решаются попытать счастье сразу, и им нужно время «созреть». Раньше организаторы вообще ограничивались двадцатью минутами – такое можно себе позволить, если соискателей слишком много, но последние годы ручеек желающих обмелел, и приняли решение интервал увеличить. Впрочем, ещё года два назад у вышедшего вперёд имелась в распоряжении минута, чтобы развернуться и уйти, сейчас от такой роскоши отказались: вышел – назад пути нет. Надо было раньше мозгами думать.
Прошлым летом претендентов оказалось человек пятьсот (спасибо за сведения двум баронам, толкавшимся в толпе рядом с нами), теперь же – почти в два раза меньше. Из-за этого священникам пришлось поднапрячься, чтобы равномерно распределить их по ристалищам. Невооружённым взглядом было видно, что оно предназначено для гораздо большего количества людей. Желающие попытать счастье мужчины возрастом от пятнадцати до двадцати пяти лет неуверенно переминались под раздраженными взглядами мрачных дядек в балахонах, ожидая начала мероприятия.
Для себя я подметил, что сословные разграничения неукоснительно соблюдались и здесь: крестьяне и благородные держались врозь. Простолюдины занимали почти две трети мест, но из-за своего поведения, казалось, что дело обстоит ровно наоборот. Со стороны «барчуков» и голоса звучали громче, и кто-то вызывающе похохатывал. Впрочем, внимательный человек обратил бы внимание, что смех звучал неестественно громко и выдавал, скорее, показную браваду и страх, чем уверенность в своих силах.
Поединки начались сразу же, как только организаторам удалось добиться относительного порядка. Естественно, не без применения методов убеждения разной степени тяжести. Как и всегда, оказалось, что некоторые из присутствующих «равнее» равных: если крестьянам доставалось сполна, то на дворянских отпрысков лишь повышали голос.
Наконец всех кое-как построили, и к зрителям снова вышел епископ Ноэль. Оглядев собравшихся, он хмуро посмотрел на новобранцев. В исполнении тучного церковника это выглядело точь-в-точь, как угроза.
– Пусть победят достойнейшие!
После столь душевного пожелания главы университета «достойнейших» погнали к стойкам с оружием. В деревянных ящиках экзаменаторы предусмотрительно навалили гору всякого добра: от мечей и до страхолюдного вида алебард, которые, по-моему, не годились ни на что другое, кроме как служить украшением на стене. Всем дали несколько минут покопаться внутри, чтобы подобрать себе «инструмент» по руке. Фантазии у будущих студентов работали как надо: кто-то даже попытался приподнять то самое орудие великанов.
Оказалось, инструкторам нет нужды драться со всеми. Почему мне в голову не пришла эта элементарная мысль? Они проверяли не всех подряд, а лучших, число которых, в зависимости от потока, – от пятидесяти до ста человек. Сначала же будущие студенты меряются силами друг с другом. Поединок – три раунда по три минуты, если победитель не выявлен, его определяют судьи, располагавшиеся тут же, на краю площадки, и внимательно следящие за ходом схватки. Впрочем, на моей памяти до третьего добрались лишь несколько пар, в основном из благородных семей – они умели не только бросаться вперёд без оглядки, но и защищаться, крестьяне же бесхитростно обменивались ударами, и как правило, все решалось в первые же мгновения.
Мы заняли место метрах в тридцати от сцены, куда пускали всякого, кто не пожалел потратить на развлечение ещё порядка двадцати золотых. В другое время Оррик лопнул бы от негодования за такие безмерные траты, но сейчас, в шаге от мечты, подобные «мелочи» бывшего инквизитора не волновали. Мы прошли за очередное ограждение, и я сразу почувствовал себя человеком: хоть в партере и было людно, но тебе не пытались воткнуть локоть в живот и даже старались не наступать на ноги. Ложа (про себя я назвал ее громким словом) предназначалась в основном для благородной публики, но тут хватало и купцов, и ремесленников, во всяком случае тех, кто в состоянии разом выложить немыслимую для обычного простолюдина сумму. Для избранных полагалось пиво и вино по пять серебряных монет за кружку, пирожки же раздавались бесплатно шныряющими то тут, то там пацанами лет десяти. Впрочем, тому, кто за закуску все же платил, ее подносили гораздо чаще, чем прочим.
Поначалу мне пришлось туго: с моим ростом даже первые места не давали никакого обзора, но Оррик быстро сориентировался и, подозвав какого-то невзрачного человечка, раздобыл мне колоду, на которой я впоследствии и простоял весь вечер. Неудобно до жути, конечно, но хотя бы видно. Заодно, помимо удовольствия, постоянно приходится думать о равновесии (я же не цапля какая-нибудь), чтобы не завалиться прямо под ноги зрителям – вряд ли меня подхватили бы на руки, а вот затоптать могли запросто.
Выгодная позиция позволяла наблюдать сразу за пятью группами, тремя – крестьянскими и двумя – из благородных. Выясняя отношения между собой, крестьяне просто размахивали палками или дубинами (они оказались неоригинальны в выборе оружия), полагаясь в основном на силу и выносливость, а дети дворян вовсю пытались изобразить умелых бойцов, выписывая мечами восьмерки. Из всех присутствующих мне запомнился только один – белобрысый, коренастый парень с широкой улыбкой на лице. Звали его то ли Гар, то ли Тар. Парень все время стоял наособицу, снисходительно поглядывая и на тех, и на других.
– Он из морских королей с островов, что на севере Гронга. Мы с ними не воюем, но и не жалуем, – заметил Оррик. – Вот только ума не приложу, что он делает здесь. Морские короли не очень-то любят инквизицию. Очень редко когда можно увидеть их молодежь в Алате. Видать или накуролесил и сбежал, или его наказали.
– Наказали? – переспросил я.
– У них одна дорога – на драккар своей ватаги. Другой судьбы их мужчины не знают. Но изредка за какой-нибудь проступок воину могут запретить ступать на борт. Или даже изгнать из рода.
– Не похож он на того, кто трусит, – заметил я.
– С ума сошел? – Оррик покрутил пальцем у виска. – Тогда б его и в живых не было – свои же зарезали.
– Тогда что же могло случиться?
– Ну, разное, – Оррик пожал плечами. – Девке не той подол задрал. Или проспорил чего. Об заклад биться – они мастаки, хлебом не корми – дай поспорить.
Мне стало интересно.
– Девке?!
– Ну, дочери короля, например, – хмыкнул тот. – Люди там вспыльчивые.
– Ого! – покачал головой я, заново окидывая взглядом парня.
– Да чего ого?! – Оррик махнул рукой. – У них там королей, как рыбы в море, на каждом острове – свой. А для материковых они все «короли», – сказал Оррик и добавил: – Уж больно охочи до чужого добра.
Дальше я не слушал, наблюдая за белобрысым. Биться тот умел и любил, поэтому после первого же боя, в котором тот чуть не зарубил своего оппонента, у него отобрали топор, всучив, как какому-то крестьянину, дубину. Парень спорить не стал и во второй схватке так сильно поколотил противника, что бой вновь пришлось останавливать: у того одно плечо опустилось гораздо ниже другого, так что ключица у барончика оказалась, как минимум сломана. Тут надо добавить, что никакого тренировочного оружия для выступлений не полагалось – все дрались настоящими мечами, остро наточенными и смертоносными в умелых руках. Другой вопрос, что с навыками среди новобранцев было не очень. Но белобрысый свое дело знал крепко, видно, успел поплавать среди своих. Даже невооруженным глазом было заметно, что он попал в родную стихию, и биться с врагом для него не впервой. Скорее, непривычно – не убивать, потому что несколько раз его окрикивали сами судьи.
Ему-то и выпала честь первому и единственному из всех в последующей схватке с проверяющим зацепить того краем дубины. Весьма чувствительно зацепить. Так чувствительно, что инквизитор заметно поморщился, потирая плечо. При этом с лица парня не сходила его обычная вызывающая улыбка.
– Прыткий малый, – хмыкнул Оррик. – Но теперь ему точно конец.
В подтверждение его слов противник морского короля будто взорвался, метнувшись вперед. Я даже разглядеть не смог, что же такого тот сотворил, но парня снесло, как пушинку. Грохнулся он метрах в трех от площадки для поединков, куклой прокатившись по земле. Я уж было подумал, что парню действительно настал конец, но он слабо шевельнулся и даже попытался подняться, но сил не хватило, – руки не слушались, не говоря уже о ногах.
– Это ж угораздило его Серому Псу шкуру попортить, – покачал головой Оррик. – Тот и так на всю голову, как ты говоришь, отмороженный, а тут при всех да со всего маху… – бывший инквизитор не договорил, но в его голосе явно слышались сожалеющие нотки. – Не ровен час помрет.
Впрочем, в морские короли абы кого не берут – парень шевелился, немного постанывая. Попыток встать он больше не делал, отсюда, со своего места, я видел, что одна его рука застыла в неестественной форме, другая – пальцами скребла землю.
– Если выживет, его точно возьмут, – уверенно заявил Оррик. – Такими упертыми не разбрасываются.
Один из распорядителей турнира привычно махнул рукой и двое дюжих монахов подхватили поверженного и потащили в сторону крытого павильона, в котором, не покладая рук, трудились маги-целители. Сегодня им приходилось творить чудеса буквально на каждом шагу, чтобы претенденты отправились за университетские парты или домой в целости и сохранности.
– А целителям работать не запрещают? – поинтересовался я, мысленно пожелав удачи улыбчивому пареньку.
– С чего бы? – удивился Оррик. – Пусть себе лечат. Богоугодное дело!
– Целители почитают богиню Айне своей покровительницей, так что человеку, избравшему путь жизни, всегда Церковь всячески благоволит, – заметил Аридил, доселе молчавший, а я так и не смог понять, чего в его голосе больше, сарказма или просто исторической справки.
После поражения морского короля смотреть стало особо не на что. Схватки шли своим чередом, инструкторы выносили студентов с той или иной скоростью, но сюрпризы на этом закончились. Достать ветерана и так непросто, а тут еще пример одного стал основным раздражающим фактором. Неслыханно! Зацепили учителя! Мастера! Так что экзаменаторы удвоили рвение, и положенные три минуты против них не продержался никто. Даже минуты не выстояли – особенно упорных ждала малоприятная участь. Сопротивляешься – получи по полной!
Домой мы возвращались каждый со своими эмоциями. Оррик, как я уже сказал, поносил нынешнее поколение, а заодно восхвалял морских королей – вот где, по его мнению, не забыли, что такое доблесть и воинское мастерство. Аридил по своей привычке помалкивал, и только облачка над его головой могли мне рассказать, что мысли эльфа далеки от безоблачных. После некоторых размышлений я пришел к выводу, что моему другу не пришлась по вкусу сегодняшняя встреча с темными. Другие причины на роль разрушителя внутреннего спокойствия не подходили.
Мне тоже было, над чем подумать. Во-первых, конечно, я тоже размышлял об эльфийке, но в гораздо более радужном свете. Пусть встреча началась с досадного недоразумения, но ее завершение сулило мне нечто большее. Насколько большее – воображение пока буксовало, но я хотел надеяться, что следующая наша встреча пройдет без угроз для жизни, и мы даже сможем поговорить. Ну, или хотя бы кивнем друг другу, как старые знакомые.
На этом положительные эмоции этого дня и заканчивались. Да чего там говорить, уныло и безрадостно мне виделось мое будущее. Посудите сами: во-первых, про инструкцию из королевской библиотеки можно забыть – герцог просто так ее не отдаст, а служить мне ему не хотелось. Вот ни на столечко! Пусть засунет бумагу себе куда-нибудь… подальше. Обойдусь как-нибудь. Во-вторых, я своими глазами увидел, что происходит на испытании, и даже мой оптимизм теперь не смог бы с уверенностью заявить: прорвемся! Как?! Да меня раскатают в блин, едва я переступлю ленточку. Какие ножи?! Я видел, как несколько человек бросали в экзаменаторов остро отточенные предметы. Двое увернулись, как будто клинки просто висели в воздухе, а одни – играючи отвел нож ладонью, а затем перехватил его за рукоять! Поймал, Карл!
В общем, мне казалось, что сейчас я еще дальше от поручения князя и своего собственного желания, чем несколько месяцев назад. Если вчера мне думалось, что все плохо, то сейчас можно с уверенностью сказать: все просто ужасно! А еще как-то нужно вызволять нашу волшебницу. Как она вообще там?!
Глава 25
Утро вечера мудренее?! Враки! Особенно если за окнами гудит весь город. Причем гудит без всяких преувеличений! Полночи орали под окнами какие-то гастарбайтеры, которым, видимо, не хватило денег на постой даже в клоаке, и я почти с умилением вспоминал «Закон о тишине». Стража вмешивалась лишь в исключительных случаях, когда доходило дело до драки. Понятно, тишине их миротворческая деятельность отнюдь не способствовала – вопли радости сменялись криками ярости, топот – хлёсткими ударами, разудалые песни – молодецкими выдохами. Праздник требовал выплеска энергии, накопленной за месяцы пристойного поведения, и народ, не стесняясь, следовал лозунгу старой рекламы: «Бери от жизни все!»
Только под утро этот самый народ угомонился, и за окном стихло. И вот, казалось бы, спи – не хочу, но не тут-то было. Организм решительно отказывался принимать заслуженный отдых. Ни уговоры, ни овцы не помогали. Я пытался лежать и ни о чем не думать, но так оказалось даже хуже – поди попробуй забыть о белой обезьяне. Как итог, разболелась голова, так что я и в самом деле пожалел, что не поддался уговорам Оррика и не напился – так хотя бы не обидно.
Да в самом деле что там такое гудит?! Не в силах больше терпеть, я сполз с кровати и поплелся к окну, если этот дверной глазок вообще можно назвать окном. Вид из-под крыши «Пряной лошади» открывался на площадь, а не на конюшню, как у Оррика с эльфом. Что меня поразило: площадь горела! Не в прямом смысле слова, конечно, – ее освещали десятки костров. Готов поклясться, ещё час назад никаких костров не было и в помине! Как и воинов, группами и поодиночке, расползавшихся по переулкам. Я мысленно присвистнул: как минимум у половины мечи в руках.
Мысли зажужжали в голове, как рой разозленных пчел. Что, во имя всех богов, происходит?! Государственный переворот? Вряд ли, дело обстояло именно так – при более внимательном рассмотрении все воины оказались монахами.
Впрочем, ответ пришел сам собой. Снаружи все происходящее сопровождалось неестественной тишиной, монахи молча исполняли приказы, молча их отдавали, чего не скажешь о том, что творилось в гостинице. Откуда-то снизу донеслись удары, от которых, казалось, затряслось все строение. Послышался гневный вопль хозяина, сразу же перекрытый еще более злыми, а главное, требовательными голосами. Потом заголосили сразу несколько человек. На несколько секунд все смолкло, пока, наконец, ни загромыхали шаги на лестнице. «По мою душу», – с каким-то прямо-таки обреченным спокойствием подумал я, и устало сел на диван.
Драться? Надоело уже. Все надоело. Живу, как на вулкане полгода…
Так я думал примерно секунд пятнадцать, пока, вставая, не зацепил мизинцем правой ноги ножку табуретки. Поэтому, кто бы ни были эти нежданные визитеры, их встретил не раздавленный жизнью человек, а раненый тигр, ищущий, на ком бы выместить злость. Услышав мои ругательства и грохот, за стенкой притормозили и некоторое время шушукались, не делая попыток войти, но ничто хорошее не может длиться вечно – стук в дверь возвестил окончание моего сна, которого и так не было ни в одном глазу.
Держась за ушибленный палец, я прорычал:
– Ну, кого еще там принесло?
Скрипнуло, и в образовавшемся проеме показалась лопатообразная ладонь. Ее я разглядел, когда во второй руке показалась свечка.
– Мастер Иан? – обладатель голоса явно не привык к обходительности, но мои пожелания «доброго здравия», похоже, заставили его слегка поумерить пыл.
– Это дверь в комнату мастера Иана, это постель мастера Иана, а это одежда мастера Иана, – мрачно заметил я. – Какой еще детали вам не хватает?!
Наконец из-за двери выплыл весь посетитель целиком, и я едва не присвистнул: передо мной стояла точная копия Оррика, только раза в полтора больше. Чтобы протиснуться в дверь, ему пришлось развернуться боком и наклонить голову. И все равно воин ухитрился зацепиться за притолоку рукоятью меча, торчавшего из-за спины. Безуспешно покрутившись, он рванулся – раздался треск выламываемого дерева, и гость полностью «вошел» в комнату, сразу ставшую тесной. Гость оказался значительно ниже эльфа, но его комплекция все равно подавляла. Я почувствовал себя карликом.
– Чем обязан? – я постарался, чтобы мой голос не дрожал, но полностью избавиться от дребезжащих ноток не смог.
Но воин уже справился с неуверенностью, и теперь ему, похоже, стало неловко уже от собственных страхов. Кого он боялся? Вот этого?!
– Ты пойдешь со мной! – заявил он безапелляционно голосом раненого льва.
Но ведь и я уже не совсем тот, что раньше.
– Да прямо! – просипел я. – С какой стати?
Конечно, я тянул время, одновременно пытаясь разобраться, где прокололся. Дураку понятно, что этот громила явился по мою душу. Но вот причины, по которым я мог кому-то понадобиться, могли быть совершенно различные. То ли до капитана дошли какие-то слухи, то ли вскрылся мой обман с амулетом, который я засветил, где только можно, но по факту не имел права даже дотрагиваться до него. Думать о том, что они узнали, кто я такой на самом деле, не хотелось, но отметать эту причину тоже не стоило. С другой стороны, если бы они узнали, что Убийца – я, то вряд ли ко мне пожаловал только один воин. И все вышеперечисленное не объясняло костры на площади и патрули святого воинства, заполонившие улицы. Или эти ребята вообще из другой конторы?
– Берндт, долго еще ты там? – раздался голос из темного коридора. – Тут тесно, как в глотке у Аида. Того и гляди ребята напорются на собственные мечи!
У меня перехватило дыхание: так этот медведь не один! Сейчас бы быстренько пролистать Чернышевского, о котором частенько упоминал отец. Вдруг в его книге найдется ответ?
– Да погодите вы! – бухнул тот, кого назвали этим труднопроизносимым именем. – Потерпите, не развалитесь. Ну?! – это уже ко мне.
– Чего ну? Я не лошадь! – если человеку нечего терять, то ему уже ничего не мешает стать безрассудно храбрым. – Кому я понадобился ночью?
– Жмакнуть бы тебя, – проворчал великан задумчиво. – Да потом греха не оберешься, капитан со свету сживет.
– Капитан?! – воскликнул я, услышав знакомое имя. – Де Бри?
– О как! – удивился мой гость. – А ты, блоха, его знаешь?
Мне так и хотелось сказать, что, мол, вчера с ним бухали всю ночь, но я сдержался.
– Знаю, – коротко ответил я. – Ему так сильно захотелось меня увидеть, что он послал за мной целый отряд да ещё к тому же и ночью?
– Говоришь ты больно много, – вздохнул Берндт. – Собирайся давай, капитан зря звать не будет.
Открывшаяся информация обнадеживала. Да и слово «звать» несколько меняло дело. Собираться же мне – только опоясаться, в прямом смысле этого слова: со вчера я так и не разделся, завалившись в кровать во всем, чем был.
– Что за срочность? – я все же попробовал качать права.
– Вот там и узнаешь! – проревел квар, видимо, устав препираться.
Ночная Алата также сильно отличалась от своей дневной ипостаси, как восточный базар от палатки на окраине захудалой деревни. Темно, прохладно, тихо, гулко – вот четыре слова, которые подошли бы для ее описания. Повсюду сновали монахи с оружием. Как будто город враз сбросил праздничный наряд и переоделся в священника. «Огнем и мечом» – отличный девиз, который подошел бы столице сегодня. Проходя мимо очередной пятерки воинов, в неверном свете факелов я разглядел хмурые лица и обнаженное оружие. Нет, вряд ли причиной тому мое скромное участие. Произошло что-то другое, что-то из ряда вон, потому что везде ощущалось напряжение, оно словно электризовало воздух – еще чуть-чуть и будет потряхивать. Не меньше вооруженных монахов на улице меня удивило отсутствие праздношатающихся. Конечно, на дворе поздняя ночь, но кто-то же должен был загулять до утра – праздник в конце концов. Не тут-то было. Улицы словно вычистили от посторонних. Такое ощущение, будто город вдруг проснулся в осадном положении, но кто мог напасть на столицу самого большого и сильного государства на Арли?!
Весь путь до Твердыни мы проделали практически молча. Во всяком случае удовлетворять мое любопытство никто не спешил, поэтому я счел за лучшее заткнуться – целее буду. Нас никто не задерживал, не спрашивали ни пароли, ни явки – мы проходили через все патрули и кордоны (это были именно кордоны, а не просто охрана), как нож сквозь масло, из чего я сделал вывод, что моего сопровождающего знали в лицо, и тормозить этот ледокол никто не рисковал.
К счастью, Аридил проявил благоразумие, и не стал качать права, когда его не выпустили даже из комнаты. Я махнул рукой, чтобы он оставался с Орриком, который, по-видимому, дрых без задних ног после хорошо проведенного праздника. Эльф кивнул, и у меня отлегло от сердца.
– Это мой друг, – пояснил я Берндту, но того волновал лишь полученный приказ и его исполнение.
– Да хоть сам Аид, – буркнул он.
Я хмыкнул, но промолчал.
Твердыня бурлила, как и город несколькими часами ранее, но в суете чувствовалась бессильная ярость. Складывалось ощущение, что кто-то разворошил муравейник, и монахи были готовы броситься на любого, кто покажется им виновным в случившемся. Но в том-то и дело, что энергия пропадала зря – даже от меня, человека неподготовленного, не укрылись растерянность и недоумение, сквозившее в каждом попадавшемся нам навстречу.
На воротах нас пропустили без проволочек. Мой провожатый лишь обменялся кивками со стражей. Остальные бойцы его группы (всего четыре человека) остались на входе, но Берндт не обратил на это никакого внимания, ныряя в раскрытую пасть гостевого входа, из чего напрашивался вывод: нас ждали.
Мое предположение немедленно подтвердилось.
– Лейтенант, вас уже несколько раз спрашивали! – крикнул нам вдогонку начальник караула.
На этот раз дорога вела не вниз, а вверх. Берндт взлетел по парадной лестнице на третий этаж и теперь раздраженно дожидался меня.
– Пошевеливайся, доходяга!
– Когда я стану таким же большим и сильным, как вы, лейтенант, я тоже буду порхать по ступенькам, как бабочка, – промычал я, отставая на целый пролет, не то, чтобы я запыхался, но бок уже напоминал о себе осторожным покалыванием.
Берндт выругался сквозь зубы, со злостью наблюдая за моими потугами. Я же, добравшись до площадки, оперся ладонями о колени, чтобы отдышаться – до сих пор лестниц в моей нынешней жизни попадалось немного. Впрочем, моему провожатому и в голову не пришло меня жалеть. Военный, что с него взять? Есть приказ, и надо его выполнять. Кроме того, и с терпением у лейтенанта оказалось не очень – чудовищная сила оторвала меня от земли и потащила за собой.
Не завопил я лишь потому, что так и не успел перевести дух. А потом стало поздно: стены раздвинулись, и мы очутились в громадном кабинете с массивным столом в центре. На стене напротив уже узнаваемый символ меча со щитом, на котором изображены сплетенные воедино кольца. Точные же размеры помещения скрывал сумрак, который еще больше сгущался от жидкого света свечей в канделябрах. Но что-то мне подсказывало, что размерами он мог дать сто очков вперед тронному залу – это все, что я успел разглядеть, когда та же сила бросила меня на пол.
– По вашему повелению… – начал было лейтенант, но его остановили небрежным движением руки.
– Свободен.
Голос властный, уверенный. Его обладатель расположился за столом и задумчиво разглядывал меня. Мне не оставалось ничего другого, кроме как ответить тем же. Хозяином кабинета (ну, а кем он еще мог быть?) оказался коротко стриженный мужчина среднего возраста в сутане пурпурного цвета и без привычных мне кольчуги и оружия. Взгляд внимательный, цепкий, без следов презрения, но и без доброжелательности – вообще без каких-либо эмоций. Так рассматривают табурет, решая, не развалится ли он, если на него сядут. Я почувствовал лишь легкую ауру интереса, а об эмоциях оставалось только гадать – видеть в полутьме чувства у меня никогда не получалось, так что эта часть дара оказалась пока бесполезной.
– Любопытно, – заметил хозяин кабинета, и интереса в его мыслях существенно поубавилось. – Так это ты тот, кто называет себя мастером Ианом?
Набивший оскомину вопрос, но на этот раз шутить я не осмелился. Меня не покидало чувство, что я стою на пороге чего-то существенного, что может перевернуть мою жизнь.
– Да, милорд, – я на всякий случай поклонился. Проявлять любопытство тоже не стал – это признак дурного тона. Рано или поздно мне и так все расскажут, если на то будет достаточно оснований. «Милордом» же можно назвать всякого, кто выше тебя по положению.
Тем временем мужчина в сутане встал из-за стола и стал неторопливо расхаживать взад-вперед, заложив руки за спину.
– А говорил, он много болтает, – фраза явно относилась ко мне, но обращался человек в пурпурном к кому-то другому.
– Я упоминал также, что он неглуп, – услышал я голос и обернулся: за моей спиной у окна стоял Люка де Бри, капитан кваров. Из-за полумрака и темной одежды де Бри практически сливался с окружающими предметами.
«Если это капитан, то кто же тогда второй?» – Догадка молнией сверкнула в голове, но додумать мысль я не успел.
– Я епископ Морр, – негромко сказал мужчина и бросил на меня острый взгляд. – Командующий Черной Тысячи и правая рука кардинала фон Бролле.
– Можешь называть епископа Ваше Преосвященство, – подсказал де Бри.
Конечно, я уже подозревал что-то подобное. Перед кем еще мог стоять по стойке «смирно» сам капитан?
Чтобы как-то отреагировать на слова епископа, я кивнул (не руку же ему подавать?) и несколько запоздало согнул спину, сообразив, что вряд ли ровня всемогущему квару. Сзади насмешливо хмыкнули.
– Ну да, – покачал головой де Морр. – Об этом, де Бри, ты тоже упоминал. Но речь сейчас не о манерах этого юнца, а о том, можем ли мы его использовать.
Вот мы и подошли к сути, и я уже примерно догадывался, о чем пойдет речь.
– Мы проверили историю купца Саводея. Все действительно так, как он и сказал.
Меня, значит, еще и проверили. Похоже, и про герцога де Гура они могут знать.
– А что там с герцогом? – в подтверждение моих мыслей спросил епископ.
– У них состоялось две встречи, но все говорит за то, что они не договорились.
Де Бри даже это знает? У меня защекотало под ложечкой.
– Напомни в двух словах, что там было.
– Саводей Толстый. Жадный, но честный, что для купца его ранга достаточно неожиданное сочетание. Вот уже три года поставляет продовольствие ко двору Витреда Четвертого, на чем и озолотился. – Де Бри помахал рукой. – С нашей помощью, конечно. Герцог давно точил на него зуб. Мы выяснили, что он готовил комбинацию полтора года, подсунув купцу леди Лаврину, дочь одного из мелких дворян. К слову, девица действительно хороша собой и на редкость умна. То, как хитро она действовала в надежде дискредитировать нашего поставщика, говорит, как о недюжинной смекалке, так и о четком планировании. Впрочем, последнее, скорее, заслуга герцога и его людей. Он намеревался заменить Саводея своим человеком. Час назад мне доложили, что у них тайное соглашение с Тавором, который, к слову, тоже купец не из последних. Так вот, у того даже возы были уже готовы, чтобы задобрить разгневанных коротышек.
– Действительно хитро, – сказал епископ, и я догадался, что все вышесказанное предназначалось, скорее, для моих ушей. – А ты, значит, проглядел, как эта тварь, Фиодор, тянет к нам лапы. Как же так, де Бри?
Это был не вопрос, а констатация факта. Я похолодел: епископ Фиодор – тот самый, кто на площади зачитывал. Из слов епископа следовало, что герцог пользуется его покровительством.
– Раньше они действовали грубее, – заметил де Бри.
– Раньше было раньше. Раньше о Фиодоре никто и не слышал. А теперь он вылез и наступает нам на пятки. Может, зря мы «помогли» епископу Туку покинуть столицу?
– Я говорил, что старый «друг» лучше нового, – осторожно сказал де Бри.
– А может, это ты размяк? Хочешь на покой, – епископ Морр задумчиво постучал костяшкой указательного пальца по столу. – Впрочем, отчасти это, наверное, и моя вина. Надо будет пересмотреть всю работу.
– Пересмотрим, – покладисто согласился де Бри, а я тем временем терялся в догадках, с какой стати нужно было распекать капитана у меня на глазах. Нехорошо это, неправильно. В первую очередь для меня.
Епископ остановился и резко развернулся.
– А что там с кинжалом? Вы проверили артефакт?
У меня от неожиданности комок застрял в горле.
– Несколько раз, – голос де Бри звучал без интонаций.
– И что же?
– Ничего, – капитан усмехнулся. – Это самый обычный эльфийский клинок, хотя и достаточно древний. Полагаю, ему как минимум несколько тысяч лет. Секрет изготовления стали утерян, и даже гномы больше не способны его повторить.
– Ну, историю мы оставим другим, – хмыкнул де Морр. – А магия? Что вы скажете про нее?
Де Бри улыбнулся – я почувствовал это по голосу.
– Ваше Преосвященство, в нем не больше магии, чем, например, – он огляделся, пробежав глазами по кабинету, – ну, хотя бы в вашем кресле. Да, сидится удобно, не затекает спина, но не более того.
– Не затекает спина? – епископ удивленно воздел бровь. – А что, приходилось пробовать?
