Владимир Валентинович Уваров
Посылка для Консула
Глава 16. Ожидание
За разговорами прошли сутки, на вторые Вандер принес известие, что парусник миновал восточную оконечность острова и движется к условленному месту. Учитывая попутный ветер, прибудет после полудня.
– Предлагаю подняться наверх, – добавил он.
И снова друзья проходили туннели. Сначала они были освещены, потом их сменил каменный коридор, погруженный в непроглядную темень. По нему шли долго. Желтое световое пятно фонаря в руке проводника плясало под ногами в такт ходьбе, выхватывая на доли секунды то мрачные своды над головами, то матовые стены по бокам.
Туннель закончился неожиданно. Когда Вандер надавил плечом на в общем-то голый участок стены и на этом месте блеснул свет внешнего мира, все невольно зажмурились.
Проход вывел в полуразрушенную хижину. В ней было сумрачно, на пыльном полу блестела вязь солнечных пятен – это протянуло свои лучи жаркое светило. Ему пришлось преодолеть густую листву росшего рядом дерева, мощный ствол которого преграждал выход из жилища.
Хижина находилась на дне глубокого ущелья. Каменная лестница с изъеденными временем и непогодой ступенями начиналась сразу за порогом.
Поднявшись по крутой лестнице, путники оказались на лесистом плоскогорье.
– Нам туда! – указал направление Вандер.
Через полчаса друзья вышли на высокий берег. Насколько хватало взгляда, ширилась морская гладь. Внизу пенился о скалы прибой, оттуда доносился приглушенный расстоянием мерный шум. Справа берег был прорезан ложбинкой, над ней величественно нависала скальная стена.
Беатрис подошла к краю обрыва и посмотрела вниз:
– Высоко! Как спускаться будем?
– Вон по той ложбинке, – указал Вандер. – А пока предлагаю устроить привал.
Путники расположились в тени деревьев прямо на траве.
– Если кто проголодался, можно перекусить. Надеюсь, припасы захватить не забыли?
– Не забыли, – по-хозяйски ответил Сюркуф, выставив корзинку на всеобщее обозрение.
– Ты просто чудо! – наградила Робера благодарным взглядом девушка. – А я вот об этом как-то не подумала.
– Капитан на то и капитан, чтобы заботиться об экипаже, – глубокомысленно изрек Воронцов и запустил руку в корзинку.
Сюркуф съел лепешку и, запрокинув голову, сквозь ресницы посмотрел на солнце:
– Вандер, у меня к вам вопрос.
– Слушаю.
– Я обратил внимание на отсутствие копоти в тех местах, где в светильниках горит открытый огонь. Да взять хотя бы лампу, которая осталась в хижине. Насколько я помню, вы ее не потушили, а только слегка приглушили огонь. Она идеально чистая, а, насколько мне известно, над открытым пламенем всегда появляется копоть. Даже самое очищенное масло не до конца сгорает, и его частички оседают на окружающей поверхности. А в туннелях и святилище повсеместно нарушается это правило. Это что, какая-то магия?
– Ваша внимательность делает вам честь, мой друг, – улыбнулся наставник. – Но магия, как понимает ее современное человечество, тут ни при чем.
– И еще, – добавил Робер, – за время нашего пребывания в святилище я не видел, чтобы заправляли светильники.
– Отвечаю: этот огонь копоти не дает. Что касается заправки светильников, то сомневаюсь, чтобы кто-то это делал с момента их зажжения. В этом нет нужды. Подобные устройства, раз зажженные, горят вечно или, точнее сказать, очень длительное время.
– А сколько горят эти? – поинтересовалась Беатрис.
– Естественно предположить, что со времени постройки туннелей. Но память человечества, увы, не сохранила точных дат.
– Но такого не может быть! – воскликнул Робер, подумав над словами Вандера. – Какая уйма времени прошла!
– Может, мой друг, может. Все зависит от свойств жидкости, используемой в светильнике, степени ее очистки и материала, из которого сделан фитиль. Уж поверьте, древние маги знали в этом толк, ибо изучили не только внешние, но и скрытые свойства материи. Это большая наука. Она, увы, недоступна современным «мудрецам», хотя им хорошо известны подобные устройства и многие даже побывали в их руках.
– Некоторым типам ламп не страшны ни ветер, ни дождь. Они даже под водой способны гореть, – продолжал Вандер и, почувствовав смущение спутников, поинтересовался: – Неужели вы никогда не слышали о таком явлении? Насколько мне известно, в католических монастырях подобные огни были не редкость. Да и алхимики много о них писали! Более того, они пытались воспроизвести подобные лампады, и нужно признать, что некоторым это удавалось.
– В чем же тайна?
– Современная наука несколько превратно толкует сам процесс горения, и с этим поделать ничего нельзя. Как говорит мой Учитель, легче свернуть шею неучу, чем заставить его посмотреть в верном направлении. Значит, будем ждать, когда ученый невежа, в очередной раз разбив нос, воскликнет – эврика!
– Вспомнила, – сказала Беатрис. – Дядя как-то рассказывал о вечных лампах. Он говорил, что искусством их изготовления владели как христиане, так и язычники, но научились они – у египтян.
– Это верно отчасти, – улыбнулся Вандер. – По крайней мере египтяне именно те люди, которые пользовались этими лампами гораздо дольше всех остальных. Это было связано с их религиозными воззрениями. Они считали, что астральная душа усопшего пребывает рядом с мумией в течение трех тысяч лет круга необходимости. Что душа прикреплена к ней магнетической связью, которую она должна порвать собственными усилиями. Египтяне надеялись, что вечно горящая лампа, символ бессмертного духа, заставит душу расстаться со своим земным обиталищем и она навсегда соединится со своим божественным Я. Поэтому в гробницах богатых людей использовались такие лампы.
– Что там на горизонте? – встрепенулась Беатрис. – Не парус ли?
– У вас острое зрение, мадмуазель, – произнес, поднимаясь на ноги, Сюркуф.
Он некоторое время всматривался в горизонт, прикрыв глаза ладонью.
– Это действительно бриг, – подтвердил он, – однако время покажет чей. А пока будем ждать.
Забыв о разговоре, все стали внимательно следить за поднявшимися над водой парусами. Они медленно вырастали и смещались. Постепенно стал различим корпус корабля.
– Это «Сокол»! Это «Сокол»! – закричала Беатрис и, подбежав к обрыву, замахала руками.
– Осторожно! Не сорвись! – крикнул ей вслед Воронцов.
Робер схватил девушку за руку и отвел подальше от края:
– Сумасшедшая!
– Это правда «Сокол»? Я угадала? – спросила она, заглядывая в глаза капитану.
– Правда.
Между тем парусник, приблизившись на расстояние полмили к берегу, лег в дрейф. Вандер достал из корзины зеркало и, направив в сторону брига солнечный зайчик, просигналил.
На «Соколе» ответили, подняв на грот-мачте красный вымпел. Вандер просигналил еще раз – и на паруснике начали спускать шлюпку. Друзья поспешили к ложбине.
Спуск был пологим, но приходилось то и дело уклоняться с пути, обходя кустарник. Поэтому дорога заняла несколько больше времени, чем ожидалось.
Когда вышли к крохотному пляжу, усыпанному галькой, шлюпка была уже на месте. Матросы поприветствовали капитана и помогли Беатрис сесть в лодку. Она устроилась на корме и поставила на колени плетеный короб, в котором находился ларец. Рядом с ней сел Сюркуф. Воронцову досталось место на носу.
Шестеро матросов столкнули шлюпку на воду и заскочили в нее сами. Вандер помахал на прощание рукой.
Весла дружно опустились на воду, и лодка заскользила по морской глади навстречу бригу.
Глава 17. В путь
С брига бросили веревочные сходни. Ловко ступая по балясинам, первой на парусник поднялась Беатрис, за ней – Сюркуф и Воронцов.
Боцман, увидев Робера, расцвел в улыбке. Матросы на палубе начали подтягиваться к месту встречи. Вскоре вокруг прибывших столпился экипаж – все желали поприветствовать капитана. Поднялся гвалт, напоминающий птичий базар.
– Тихо вы! – зычно гаркнул боцман, округлив для пущей важности глаза. – Перестать галдеть! Ишь, раскудахтались!
Наведя порядок, он обратился к Сюркуфу:
– Кэп, мы рады тебя видеть!
– Я тоже, – улыбнулся тот, продемонстрировав завидную белизну зубов. – Как добрались? Записку получили?
– Да, кэп. Ее принес два дня назад монах. Он же посоветовал набить трюм продовольствием. Мы куда идем? К чему такая таинственность?
– Куда идем, – прервал его Робер, – об этом позже. Сначала держим курс на Порт-Луи. Теперь самое главное. Прошу всех познакомиться с новыми членами экипажа. Семен Воронцов – мой офицер, будет исполнять обязанности лейтенанта Мориса, а эта милая девушка Беатрис – помощник хирурга. Стреляет из пистолетов с обеих рук. С тридцати шагов попадает между глаз, проверено. Прошу любить и жаловать!
Эти слова капитана вызвали живой интерес у матросов.
– Джерод, помощника хирурга размести в каюте Мориса, – продолжил Сюркуф, – а офицер разделит каюту со мной. На этом все!
Сюркуф поднялся на ют, за ним последовал Воронцов. Беатрис в сопровождении боцмана отправилась устраиваться в каюту. Матросы остались на палубе ждать дальнейших команд.
Робер оглянулся на берег, поискал глазами оранжевое пятно на фоне скал и, прощаясь, помахал рукой. «Приключения начинаются», – подумал он и отдал команду:
– Грота-марс и фока-марс на гитовы! Кливера поднять! Руль на левый борт!
Бриг, влекомый наполняющимися парусами, тяжело заскрипел и начал медленно разворачиваться.
Сюркуф следил за показанием компаса. Когда курсовая нить указала на юго-запад, он приказал рулевому:
– Так держать!
Затем последовала команда ставить грот и фок. Матросы засновали по вантам и реям – бриг постепенно окутывался парусами. Он немного наклонился на правый борт и, разбивая форштевнем набегающую волну, устремился к горизонту.
– Долго нам идти до Порт-Луи? – спросил Воронцов.
Он стоял, облокотившись о балюстраду, и смотрел на матросов, которые наводили порядок в снастях. Они укладывали в бочки или собирали шкоты и фалы в аккуратные бухты.
– Около пятнадцати дней, – ответил Робер, – если только не придется отклониться от курса.
– Отклониться? По какой причине?
– Скажем, нежданно-негаданно повстречаем торговца. Мы как ни крути корсары! – улыбнулся Сюркуф. – Надеюсь, не забыл, что ты мой офицер? А значит, командир абордажной команды. Кстати, займись с завтрашнего дня их тренировкой, а то совсем опухнут от безделья и навык потеряют.
– Я подумаю, – буркнул Семен и направился к трапу, который вел на нижнюю палубу. От мысли, что вдруг придется кого-то грабить, ему стало грустно.
– Подумай-подумай. Ты куда?
– Пойду в каюту почитаю что-нибудь до ужина, а то от перспектив раздольной жизни корсаров тоска берет.
– Это с непривычки, – улыбнулся Сюркуф.
Беатрис со всей серьезностью отнеслась к своей новой роли. После того как она обустроилась в отведенной каюте, отправилась на поиски хирурга. Им оказался добродушный пожилой голландец с пышными усами, пропахший насквозь пряными ароматами целебных трав.
Он встретил девушку приветливо, но сразу же устроил ей небольшой экзамен на соответствие заявленной профессии.
– Дорогуша, – позже сказал он, – вы меня порадовали. Я давно не встречал человека с такими медицинскими познаниями. Но это теория, а как практика?
– Я ассистировала дяде во время операций.
– Даже так?! Кем был ваш дядя?
– У него была практика в Париже.
– Тогда, думаю, сработаемся. Пока капитан не гоняется за торговцами, работы у нас, как вы понимаете, нет. Так что можете заниматься до очередного абордажа чем вашей душе угодно.
Оставшееся время до ужина Беатрис прогуливалась по палубе. Матросы бросали на нее любопытные взгляды, но с разговорами не приставали. Один только боцман подошел и услужливо поинтересовался, удобно ли устроилась мадмуазель и нет ли каких-то претензий, пожеланий?
– Спасибо, все хорошо, – ответила девушка, наградив спрашивавшего обворожительной улыбкой.
Боцман довольно крякнул и, подмигнув матросам, мол, знай наших, вразвалочку направился на бак.
Ужинали в кают-компании. На стол подали рис, копченое мясо птицы, зелень, фрукты, пшеничные лепешки и разбавленное водой вино.
– Теперь настала пора мне исповедаться, – произнес Сюркуф.
Глава 18. Робер Сюркуф
Родился я в Сен-Мало. Мои родители принадлежали к старинному ирландскому роду и вынуждены были бежать из родных мест в Бретань, поэтому я с молоком матери впитал ненависть к англичанам.
В детстве я был своенравным, непослушным ребенком. Чтобы подчеркнуть свою независимость, знался лишь с самым отъявленным городским отребьем. Редкие дни проходили без драки. Колени практически не заживали. От подобных знакомств существовало только одно лекарство – семинария. Туда меня родители и упрятали. Но священнослужителем мне стать было не суждено. Из семинарии меня выгнали за плохое поведение, хотя нужно отдать должное наставникам, они старались привить мне прилежание. Если бы кто знал, сколько бессонных ночей провел я, стоя в углу молельни на коленях с требником в руках! Но не сложилось.
Событие же, о котором упоминал Вандер, произошло совсем в раннем детстве. Мы, мальчишки, любили собираться у постоялого двора, чтобы поглазеть на проезжавшие кареты, на красиво одетых дам и кавалеров. Нам на потеху бросали мелкие монетки, и из-за них мы затевали драку.
Однажды, первым подоспев к награде и запихнув ее за щеку, я что есть силы ринулся прочь от ватаги и неожиданно столкнулся с только что вышедшей из кареты молодой женщиной. Ростом я тогда еще не вышел и не доставал ей до пояса. Случилось так, что я запутался в ее пышном платье.
Женщина освободила меня из моего плена, присела. Я увидел необычайно красивое лицо, окаймленное светлыми волосами, сквозь которые просвечивало солнце. Наши глаза встретились, и я утонул в них, до того они были глубокими.
Незнакомка положила мне на голову ладонь и, улыбнувшись, сказала:
– Хочешь узнать, кем будешь, когда вырастешь?
Я кивнул, чувствуя, как по телу побежали мурашки.
– Ты смелый мальчик, – похвалила она, – а море любишь?
Я, сжав губы, снова кивнул.
– А корабли? Можешь не отвечать – вижу по глазам. Значит, быть тебе адмиралом его величества. Запомни, Робер, ты будешь адмиралом и совершишь много великих подвигов во славу Франции и немало судов английских пустишь на морское дно.
Произнеся это, женщина поднялась на ноги, ласково погладила мои волосы и, одарив на прощание улыбкой, ушла. Больше я ее никогда не встречал, хотя чуть ли не каждый день прибегал к постоялому двору, чтобы снова встретить незнакомку и спросить ее, откуда узнала, как меня зовут.
Тем не менее мысль о кораблях и морских странствиях запала мне в душу. Вернее сказать, нашла там благодатный отклик. Эта мысль изменила все дальнейшее мое существование. Я начал буквально бредить морем. Самым любимым местом для меня стал порт. Я даже несколько раз пробовал устроиться юнгой на торговце, но капитаны знали мою семью и наотрез отказывали мне.
Пожалуй, желание родителей отдать меня на перевоспитание в семинарию было связано не только с моими знакомыми сорвиголовами. На это отец смотрел сквозь пальцы и поговаривал, что настоящий мужчина должен уметь постоять за себя и лучшей школы для этого, чем улица, не существует. Матушка же, как, впрочем, и любая женщина, была с ним категорически не согласна, но скрепя сердце мирилась с таким положением дел.
Родительские взгляды совпали относительно меня, когда я предпринял попытку сбежать на одном судне. Я спрятался в трюме, но был выловлен и доставлен капитаном домой. После этого был вынесен окончательный вердикт – послать меня в семинарию. Там я пробыл несколько мучительных лет, а когда благополучно вылетел из нее и вновь оказался в отчем доме, отец, окинув оценивающим взглядом мою фигуру, уже начавшую приобретать стать, сказал:
– Мой мальчик, мы хотели с матушкой сделать из тебя уважаемого человека, но ты выбрал иное, так что в будущих невзгодах можешь винить только себя. На следующей неделе ты отправишься в море.
– Я об этом только и мечтаю, – был мой ответ.
Отец сдержал свое слово. Он отвел меня в порт и устроил юнгой на торговый бриг, носивший гордое имя «Эрон». Мне исполнилось в ту пору тринадцать лет.
Глава 19. Южак
Рассказ капитана затянулся до позднего вечера.
– На этом остановимся, – произнес он, вставая из-за стола. – Всем спокойной ночи! Что касается меня, то я немного поброжу по палубе.
– Не возражаешь, если я составлю тебе компанию? – спросил Воронцов.
– Не возражаю.
– А я, мальчики, пойду спать, – потянулась Беатрис. – Что-то устала – столько впечатлений сегодня! Прошу до завтрака не будить.
На палубе было свежо, пахло морем. Небосвод с южной стороны наполовину застилала дымка, с северной – оно блистало огнями звезд. Прислушиваясь, не хлопают ли где паруса, Сюркуф обошел бриг, поднялся на ют, постоял возле нактоуза, сверяя курс, и, взглянув на небо, обратился к боцману, следовавшему за ним по пятам:
– Как думаешь, Джерод, не нагонит ли нас шторм?
– Не похоже. Посвежеет, но не заштормит. Видишь, поворачивает на южак. К утру перейдем в полный бейдевинд.
Робер кивнул, соглашаясь.
– Делим ночь пополам, – сказал он боцману, окинув взглядом горизонт. – Иди отдыхать, а мы тут с Семеном время скоротаем. Заодно обучу несению вахты. Хоть это дело и нехитрое, но в объяснении нуждается.
Боцман с сомнением покосился на Семена – до моряка этому молодому человеку было ой как далеко, но высказывать вслух свое отношение не стал, а, вздохнув, грузно развернулся и направился к трапу.
Между тем Сюркуф продолжал:
– У дежурного офицера под началом в ночное время находятся рулевой, по нескольку матросов у мачт для управления парусами и сторожа, или впередсмотрящие – вахтенные, которые наблюдают за встречными судами, если такие есть в наличии. Правда, это случается не так часто. Еще реже происходят в ночное время шквалы, особенно опасные для парусников из-за непредсказуемости силы ветра и его направления. Но не будем о грустном. Главное для вахтенного офицера – следить за курсом и не давать спать матросам, оценивать возникшую опасность и вовремя будить капитана, остальное он сделает сам.
После полуночи, когда на юте отбили четвертые склянки, Сюркуф отправил Воронцова отдыхать, а сам спустился в кубрик за боцманом.
Утром море посерело. Солнце спряталось в облаках, с юга подул сильный порывистый ветер. По поверхности шли крутые волны с пенными барашками на вершинах. Барашки временами срывались с гребней и орошали палубу брига брызгами, в воздухе ощущался вкус соли.
«Сокол», неся полное парусное вооружение и наклонясь на правый борт, уверенно резал форштевнем волну. Она противилась этому, строптиво окатывая бак водяными фонтанами.
Завтрак в кают-компании подали после утренней уборки. Это был чай, неизменные пшеничные лепешки, сливочное масло, сыр и восточные сладости, от которых Беатрис пришла в неописуемый восторг:
– Откуда у вас такая прелесть, капитан?
– Это не моя заслуга, – ответил он, – а того, кто снаряжал корабль. Думаю, благодарить стоит нашего общего знакомого – Вандера.
– Обязательно сделаю это при нашей следующей встрече, – улыбнулась Беатрис. – Да, капитан, вы не желаете продолжить свое повествование, прерванное вчера?
– Всегда готов! На чем я остановился?
Глава 20. Первые успехи
Понятно, что быть юнгой в тринадцать лет дело не легкое. Тем не менее я был счастлив и считал свою жизнь вполне удавшейся. Бриг «Эрон» совершал каботажные плавания между Сен-Мало и Кадисом по беспокойному Бискайскому заливу. Я же учился нехитрому матросскому ремеслу: сращивал концы, бухтовал шкоты и фалы, драил палубу, начищал до блеска латунные детали, чистил овощи на камбузе, мыл котелки.
Через три года я был уже опытным моряком и выполнял обязанности бом-салингова. Мне нравилась высота, от которой захватывало дух, но больше волновали кровь паруса, исчезавшие за горизонтом. Наступило время, когда и мне нестерпимо захотелось последовать за ними.
В один погожий день, когда мы пришли в Сен-Мало, я распрощался с «Эроном». Причиной этому стал «Орор» – краса французской Ост-Индской компании, приписанный к Порт-Луи. Им командовал капитан Тардиве. Я обратился к нему. На паруснике ощущалась нехватка матросов, поэтому он взял меня на судно, несмотря на мой юный возраст. Так я открыл для себя Индию.
«Орор» курсировал между восточным побережьем Африки и Пондишери[1], перевозя черных рабов. Не скажу, нравилось мне наше занятие или нет – я об этом не думал, не было и моральных терзаний – работа прежде всего.
Однажды, загрузившись невольниками буквально под завязку (взяли на борт человек четыреста), вышли в море. Когда проходили рифы, неожиданно налетел шквал. Капитан прозевал его зарождение – и «Орор», лишившись половины парусов, крепко засел на них, получив несколько пробоин ниже ватерлинии.
Тардиве дал команду спасать товар, благо до берега было недалеко. Мы спустили шлюпки и взялись за работу, но вскоре небо затянуло облаками, заштормило. Море рядом с парусником превратилось в сплошной ад, и капитан велел убираться ко всем чертям!
Шторм бушевал две недели. Все это время мы сидели на берегу и наблюдали, как свирепые волны постепенно размалывали наш парусник в щепки. Однако провидению было угодно сохранить его. Когда шторм, наконец, утих, перед нашими глазами предстало печальное зрелище – почерневший с рваными дырами корпус и уцелевшая грот-мачта с трепетавшими обрывками снастей.
Зрелище довольно жуткое, если к этому добавить еще около трехсот утопленников в трюме. И какая вонь должна подняться, когда нещадное африканское солнце испечет эту братскую могилу! Наверно, поэтому никто не откликнулся на просьбу капитана помочь ему забрать с «Орора» корабельные документы и личные вещи.
Тогда Тардиве окинул исподлобья хмурым взглядом столпившуюся вокруг него команду и, сплюнув под ноги, медленно произнес:
– Кто пойдет со мной, назначу офицером.
Никто из команды даже не пошевелился. Страх и брезгливость оказались сильнее тщеславия.
– Трусы, – презрительно выдавил капитан.
Все потупили глаза, и тут меня словно что-то толкнуло. Я выбрался из толпы и решительно сказал:
– Я с вами, кэп!
«За проявленную смекалку и расторопность я, капитан «Орора», назначаю матроса Робера Сюркуфа своим офицером», – было записано в судовом журнале.
Как вы понимаете, провозглашение Республики и взятие Бастилии произошли без меня. Капитан Тардиве после нашего возвращения в Порт-Луи хорошо отрекомендовал меня одному местному судовладельцу – как способного и сведущего в морских делах человека, несмотря на столь молодой возраст. Не прошло и года, как мне предложили стать капитаном брига «Креол».
Это было небольшое судно, раза в два меньше «Сокола», но быстроходное и отлично слушавшееся руля. На нем я должен был продолжить начатое ремесло – перевозить нетребовательных пассажиров-рабов. Должен сказать, эта торговля обогатила не одно почтенное семейство Франции!
Однако торговля живым товаром мне скоро наскучила. Душа требовала иного, и для этого не преминул подвернуться случай. Иль-де-Франсу не хватало продовольствия, колония страдала от неурожая. Из-за неумелой политики губернатора сельское хозяйство пришло в упадок. Времена, когда островом правил Бурдоннэ, старожилы вспоминали с ностальгией.
Едва мой бриг приткнулся к пирсу и я вышел размять свои кости, как ко мне подбежал посыльный-мальчуган. Он сказал, что меня желает видеть Форе – известный во французских колониях судовладелец. Я сразу же поспешил к нему в контору.
Встретил меня сей месье весьма приветливо и без лишних слов протянул патент капитана:
– Я достаточно долго знаю вас, чтобы доверить мое судно «Эмили». Отправляйтесь на Сейшелы за товарами, список найдете у суперкарго.
В тот же день я сдал «Креол» и принял «Эмили» – трехмачтовый барк с четырьмя пушками.
[1]Пондишери – город и порт в Индии на берегу Бенгальского залива. Основан в 1674 году как фактория и форт французской Ост-Индской компании.
