Владимир Валентинович Уваров
Посылка для Консула
Глава 34. Решение
Сюркуф, мрачнее тучи, вошел в таверну, поискал взглядом Воронцова и, обнаружив за столиком у окна, направился к нему.
– Как прошла встреча? – обратился к нему друг.
– Так себе! – хмуро буркнул Робер, опускаясь на стул напротив.
– Что невесел?
– Этот каналья возил меня носом по полу, а я терпел! – взорвался капитан. – Эта сволочь удумала присвоить мне офицерский чин, и теперь он, видите ли, мой непосредственный начальник, а я, значит, его подчиненный. Ты можешь себе такое представить?! Я – нет. Мне и в самом страшном сне такое присниться не могло!
Сюркуф взял стоящий возле Семена стакан с вином и, попробовав, скривился:
– Что пьешь?
– Херес.
– Понятно, – и, вскинув руку, подозвал официанта: – Стакан коньяка!
– Закусывать будете, капитан?
Робер так посмотрел на спросившего, что тот предпочел молча ретироваться. Вскоре официант снова возник у столика друзей, но на этот раз со стаканом, до краев наполненным горячительным напитком.
Сюркуф проглотил содержимое одним залпом.
– У вас проблемы, капитан? – поинтересовался официант, услужливо протягивая очищенные дольки апельсина.
Робер благодарно кивнул и прислушался к разливающемуся по венам успокоительному огню. Когда запылали щеки и внутренняя буря улеглась, уступив место кажущемуся умиротворению, ответил:
– Нет. Точнее, уже нет. А могли быть, и не только у меня, – и похлопал официанта по плечу. – Спасибо, братец, за участие. Иди! Все в порядке.
– Продолжим? – спросил Воронцов, смакуя свой херес.
– Как ты пьешь эту дрянь?
– Точно так же, как и ты бургундское.
– Нашел с чем сравнивать, – отреагировал Робер и с пафосом произнес: – Это же душа Франции!
– Я бы поверил, если бы это сказал француз.
– А я что, по-твоему… Ну да, эля, извините, нет. Кстати, Наполеон тоже не француз.
– Знаю, он корсиканец.
– Вот видишь, настоящие французы всегда выходцы не из титульной нации. Я прав?
– Прав. Наставник говорил, что ирландцы прямые потомки атлантов.
– Не шутишь?
– Зачем? Еще он говорил, что, когда почерневшие от греха народы погибли в водах океана, ведомые белыми вождями остались. Их земли лежали на севере, аккурат в районе Ирландии и Англии.
– А знаешь, это мне нравится. Приятно чувствовать на себе древность рода! А что насчет англичан?
– Англичане – это римляне, которые остались на острове, когда их империя распалась.
– Ты знаешь, похоже на то. Такие же высокомерные… Да, тебе не кажется, что мы немного отвлеклись?
– Если только совсем немного. Ну, что там приключилось у губернатора? Ты узнал, куда делась «Кларисс»?
– Бриг реквизировали в связи с военной необходимостью. Он, видите ли, стал собственностью морских сил Франции! – и Сюркуф ударил кулаком по столу.
– Не шуми! Послушай, у меня складывается впечатление, что воинский чин тебе присвоили только для того, чтобы отобрать корабль.
– А ведь ты прав! – воскликнул Робер, чувствуя, как хмель покидает его голову. – И как я сразу не догадался! Камень… ну конечно!
Сюркуф потер пальцами лоб:
– Но эта свинья вряд ли отважилась на подобный поступок сама. Он, конечно, самодур, но отнюдь не самоубийца.
– Значит, кто-то помог.
– Советник?
Воронцов многозначительно хмыкнул.
– Действительно, – кивнул капитан. – Поговаривают, Лабурдоннэ впал в немилость короля не без его помощи. Именно наш многоуважаемый месье Кентал нашептал Дюпле, будто тот хочет присвоить часть выкупа за Мадрас себе и поэтому затеял авантюру с его захватом. В результате первый губернатор Иль-де-Франса и основатель сего милого городка провел в Бастилии четыре года.
– Получается, наш подопечный тот еще фрукт: исподтишка ставит палки в колеса Франции и стелет ковровую дорожку для Англии.
– А то! Дюпле как раз и не хватило тех несчастных девяти миллионов, чтобы выдавить англичан из Индии.
– Ловок, однако, – сказал Воронцов. – Вот что я подумал: что тебе известно о полномочиях губернатора? Может ли он самолично присваивать офицерские звания или все-таки это прерогатива морского ведомства?
– Не думаю, что мне что-то известно, – задумчиво начал Робер и вдруг оживился: – Зато я знаю, кто может на этот вопрос ответить. Пошли!
Друзья, расплатившись за выпивку, покинули таверну. Дневная жизнь в городе была в самом разгаре. Упряжь волов тянула по главной площади доверху нагруженную мешками повозку. Мимо нее прошествовала госпожа в сопровождении черных слуг – они тащили корзины с продуктами. Куда-то спешил встречный индус со свертком подмышкой.
Сюркуф и Воронцов пересекли площадь, свернули в улочку, ведущую к верфи, и вскоре увидели дом месье Форе, судовладельца и давнего друга Робера.
Форе встретил их у порога. Это был человек лет пятидесяти, круглолицый, с густыми бакенбардами и добрыми, но с лукавинкой во взгляде карими глазами. Одет он был в оранжевую рубаху и бриджи в клетку.
– Чем обязан визиту? – с улыбкой спросил он.
– Давненько не виделись! – приветствовал его Робер.
– То, что решили навестить старика, хорошо.
– Разрешите представить моего лейтенанта – Серж де Верон.
– Очень приятно. Проходите в комнату, располагайтесь. Я только на минутку, распоряжусь насчет кофе.
Форе исчез за дверьми, а Робер с Семеном устроились на диване в гостиной.
– Итак, судари, каким ветром вас ко мне надуло? – поинтересовался вернувшийся судовладелец, усевшись в кресле напротив друзей.
– Этот ветер называется губернатор, – ответил Сюркуф.
– Интересно, что на этот раз он учудил?
– Он присвоил мне офицерское звание.
– Поздравляю!
– Не с чем. Мне впору рвать волосы на голове! Этот мерзавец забрал мою «Кларисс».
– Сочувствую. Какая помощь от меня требуется?
– Хотелось бы знать больше о полномочиях нашего губернатора.
– Увы, как вы понимаете, практически ограничений тут нет, – развел руками Форе.
– А теоретически? – вставил слово Воронцов. – Нас больше интересует процедура присваивания офицерского звания губернатором.
– Губернатор наделен правом, когда этого требуют обстоятельства, временно присвоить низшее офицерское звание своему подданному, но окончательное утверждение остается за морским ведомством. На вашем патенте, капитан, имеется подпись морского министра?
Сюркуф вытащил из кармана бумагу и развернул ее:
– Нет, только подпись губернатора.
– Тогда и юрисдикция сей бумаги распространяется не далее Реюньона.
Робер и Семен переглянулись.
– Получается, в Париже я могу оспорить решение Бонфора в суде? – спросил Робер.
– Бесспорно! – воскликнул судовладелец. – Уверен, мой мальчик, что в этом деле суд пойдет навстречу знаменитому корсару. Думаю, присяжные закроют глаза на тот факт, что он пришел в Сен-Мало на утраченном корабле.
– Не хотите ли вы сказать… – неуверенно начал капитан.
– Именно, – улыбнулся месье Форе. – Вчера я вернулся с Бурбона, был там по делам и видел в гавани знакомый бриг.
– «Кларисс» на Реюньоне?! Так это же меняет дело! Мне срочно нужно судно.
В это время служанка внесла поднос с тремя дымящимися чашками кофе и вазочкой с колотым сахаром. Разговор на время затих.
Судовладелец отхлебнул кофе:
– Могу предложить «Эмилию». Старушка неплохо сохранилась. И нужно-то сходить на Маэ за черепахами.
– Подойдет! Но отправлюсь на ней капитаном не я, а лейтенант Морис. Надеюсь, патент вооруженного торговца у вас в наличии есть?
– Обижаешь. Пусть Морис зайдет, подпишем контракт.
– Договорились!
Посидев еще немного, друзья отправились на поиски Мориса. Нашли его в портовой таверне. Лейтенант, покончив воевать с помощью ножа и рук с тушкой хорошо прожаренной курицы, потянулся к кружке пива.
– Капитан! – воскликнул Морис, увидав Сюркуфа. – Присоединяйтесь! Здесь отменно жарят кур на вертеле.
– С удовольствием, – ответил тот и сказал подскочившему рыжеволосому официанту: – Курицу, одну на двоих, и вина, только не кислятину, а что-нибудь более потребное.
Вскоре перед Робером и Семеном лежало на тарелках по половине подрумяненной курицы, а в кружках плескалось дорогое вино.
– Это, конечно, не херес, – сказал, бросив быстрый взгляд на друга, Сюркуф, – но сойдет.
Тот сделал вид, что не услышал подкалывания товарища.
– Я вижу по вашим глазам, капитан, что у вас ко мне дело, – проговорил лейтенант, дождавшись, когда прибывшие сделают по глотку вина.
– Угадал, – ответил Сюркуф, разламывая тушку пополам. – Настала пора тебе стать капитаном. Надеюсь, возражать не будешь?
Глава 35. Захват
Решив вcе дела с судовладельцем, лейтенант Морис поднялся на борт «Эмили». Его сопровождали Джерод и несколько матросов. Барк простоял полгода на приколе и нуждался в тщательном осмотре. Они облазили трюм, заглянули во все щели и отметили, что судно находится в удовлетворительном состоянии. Дежурный экипаж неплохо справлялся со своими обязанностями.
– С месье Форе иначе нельзя, – усмехнулся старший, – халтуры он не прощает.
Посовещавшись с боцманом, Морис принял решение готовить барк к плаванию, а Джерод отправился разыскивать команду. Первым делом он заглянул в ближайшую портовую таверну и обнаружил там с десяток хорошо знакомых пьяных рож. Боцман сказал несколько слов, и матросы, кто был в состоянии стоять на ногах, разбрелись по городу в поисках остальных.
Посетив еще пару питейных заведений, Джерод вернулся на «Эмили». Утром весь экипаж был в сборе. Морис собрал матросов и объяснил план Сюркуфа.
– У кого есть вопросы, прошу задавать, потом поздно будет, – сказал в заключение лейтенант. – И еще мой совет – крепче держать язык за зубами, если не хотите подвести капитана.
Вопросов не было. Боцман засвистел в свою дудку, и команда разошлась по рабочим местам. «Эмили» начала готовиться к выходу в море и как всякая барышня стала прихорашиваться. Часть матросов под руководством боцмана подметали, мыли палубу, вычищали трюм, осматривали снасти, остальные во главе с Морисом отправились за провизией и водой.
К вечеру все приготовления были закончены. Поужинав бобовой похлебкой, команда отправилась отдыхать, ибо поднять паруса лейтенант намеревался еще до рассвета.
Первые лучи солнца едва окрасили верхнюю часть брамселей, а барк уже оставил далеко позади себя западную оконечность Иль-де-Франса. Дул северный ветер, и парусник, слегка накренившись на левый борт, бодро шел полным бакштагом. Рулевой держал курс на остров Реюньон. Джерод и Морис стояли на юте.
– Если ветер будет благоприятствовать, то к ночи бросим якорь в порту, – сказал лейтенант.
– Да, – согласился боцман. – Будем надеяться, что к этому времени бриг никуда не денется.
– Сплюнь! – посоветовал Морис.
– Морис, Морис, – укоризненно покачал головой Джерод, – рано тебе быть капитаном, ой, рано! Плевок на палубу – это как плевок в душу моряка.
– Ну, я же не на полном серьезе. Так, фигурально…
– И я о том же, – вздохнул боцман. – У опытного капитана даже мысли такой не может появиться.
Он внимательно посмотрел на сконфузившегося лейтенанта:
– Ты слушай меня и не обижайся. Менее чем через сутки мы с тобой расстанемся, и бог знает, когда свидимся вновь. И никто тебя уже уму-разуму учить не станет. Это я так, по старой дружбе бурчу – желаю, чтобы ты стал настоящим капитаном. Чтобы гордиться, а не краснеть. Ибо быть – не значит еще стать!
– Я понял! – улыбнулся Морис и, положив руку на плечо боцмана, ощутил его надежность.
Постепенно Иль-де-Франс растаял за кормой, но сплошная водная гладь недолго тревожила сердце. Во второй половине дня прямо по курсу показался Реюньон-де-Патриот. Он медленно поднимался из вод. Когда уходящее на покой светило склонилось к вершине вулкана Питон-де-Неж, остров разросся настолько, что невооруженным глазом можно было уже различить удобную гавань столицы острова – Сен-Дени, защищенную скалистыми мысами от непогоды. На ее искрящейся золотыми бликами поверхности мирно покачивался на волнах парусник. Это была «Кларисс».
Лейтенант достал зрительную трубу и аккуратно протер мягкой тряпочкой окуляры. Затем он забрался на марс фок-мачты и принялся рассматривать бриг. Его интересовало все – от численности команды до несения ею вахты. То, что парусник был пришвартован не к пирсу, а стоял в некотором отдалении от береговой линии, Мориса даже немного порадовало, ибо данное обстоятельство облегчало выполнение поставленной задачи.
С последними лучами солнца «Эмили» вошла в гавань и бросила якорь в кабельтове от «Кларисс».
Ночь наступила стремительно и окутала непроглядной тьмой все видимое пространство. Даже вспыхнувшие над головой мириады холодных звезд не в силах были разогнать эту тьму своим призрачным светом. Запоздало зажглись в порту редкие фонари и осветились уютным теплом окна домов на берегу. На бриге вспыхнули сигнальные огни, они отразились на воде слабыми дорожками.
На «Эмили» зажигать огни не стали. Она темным силуэтом вырисовывалась на фоне звездного неба.
Ночью пришло безветрие – это морской бриз медлил со сменой направления. Но вот ветер снова задул, сначала едва заметно, затем сильнее. Обездвиженный вымпел на гроте ожил и, не видимый с палубы, легко затрепетал.
Джерод прислушался к издаваемому вымпелом звуку и, когда тот достиг необходимой силы, произнес:
– Пора.
Барк ожил. Руки матросов потянулись к вымбовкам, брасам и шкотам. Скрипнул в натуге якорный шпиль. Стараясь не подымать лишнего шума, на «Эмили» выбрали якорь, подняли кливера и бизань-гафель. Ночной бриз быстро наполнил паруса. Судно, уваливаясь к ветру, начало медленно разворачиваться.
За штурвалом стоял Морис. Он, ориентируясь по огням «Кларисс», правил так, чтобы барк, описав полукруг, оказался борт о борт с бригом. За маневром лейтенанта с замиранием сердца следила на палубе абордажная команда. Матросы были вооружены.
Раздался негромкий голос, и заполоскали на ветру паруса. За правый борт полетели кранцы. «Эмили» темной громадой стала неумолимо наваливаться на корпус «Кларисс».
Вахтенные на бриге широко раскрытыми глазами смотрели на неожиданно появившийся из темноты, словно призрак, корабль. Матросы начали кричать и размахивать руками, чтобы обратить внимание рулевого на неизвестном паруснике, но тщетно.
Борта парусников соприкоснулись. Корпуса их вздрогнули, заскрежетало дерево.
На палубу брига без привычных криков начали перескакивать с барка матросы. В руках у них зловеще поблескивали сабли и топоры. Эта многоликая толпа молчаливо растеклась по кораблю. Часть ее устремилась на бак, другая – на ют, проникла в кубрик и каюты.
Растерявшаяся и обескураженная команда «Кларисс» не в состоянии была оказать хоть какое-то сопротивление, да она даже не пыталась сделать это, ибо численное превосходство нападавших было подавляющим.
Вахтенные сдались на милость победителей, едва увидев абордажников. Они подняли руки и стояли так на своих местах, пока на них не обратили внимание и не отправили на бак, где находились уже и другие члены команды. Всего набралось человек десять. Последним приволокли капитана. Он был настолько пьян, что не мог идти самостоятельно и буквально не вязал лыка.
Матросы с барка прочесали вдоль и поперек бриг и, не обнаружив более ни души, доложили об этом лейтенанту Морису. Тот приказал спустить шлюпку на воду и убираться пленным ко всем чертям.
– Да не забудьте свою подстилку! – напутствовали матросы, указывая на бесчувственного капитана.
Шлюпка с пленниками отчалила и сразу растворилась в темноте.
Морис обратился к команде:
– Спасибо вам за работу, ребята! Капитан будет доволен, но это не все. Теперь нам нужно будет разделиться. Десять членов экипажа пойдут со мной на «Эмили» за черепахами на остров Маэ, а остальные во главе с Джеродом отправятся на Родригес. Кто куда пойдет, решайте сами. Ну, а если не решите, мне придется выбирать самому.
– Лучше уж сам, лейтенант! – крикнули из толпы.
– Пусть будет по-вашему, – согласился Морис. – Тогда прошу всех построиться вдоль левого борта. Те, на кого я укажу, переходят на противоположный борт, понятно?
Лейтенант прошелся перед строем, указывая на того или иного матроса. Распределив экипаж, Морис велел готовить «Эмили» к дальнейшему плаванию. Остальных, человек восемьдесят, принял под свое командование Джерод.
– Значит, так, граждане матросы, – сказал он, – наша первоочередная задача – поднять паруса и выйти в открытое море. Надеюсь, не забыли, как это делается? И запомните: это вам не старое корыто, а корсарский бриг! Если все ясно – по местам!
Поднявшись на ют, новоявленный капитан встал за штурвал. Повторяя маневр Мориса, Джерод увалил «Кларисс» к ветру до фордевинда. Поставив марселя, фок и грот, бриг направился в открытое море, за ним последовала «Эмили».
Так они шли всю ночь, а на рассвете суда легли в дрейф, предварительно встав борт о борт. До полудня скрипели тали и постукивали о палубу обручами дубовые бочки. Без остановки на отдых команды перегружали продовольствие и воду с одного судна на другое.
Когда люки трюмов были задраены, корабли, поприветствовав друг друга выстрелами из носовых пушек, разошлись по разным курсам. Джерод, покопавшись в каптерке, отыскал банки с краской и велел здоровяку Жаку закрасить на корме старое название брига и написать новое.
– Как назовем? – равнодушно поинтересовался тот.
– Как хочешь, – отмахнулся боцман. – Ты теперь за старшего, вот и думай.
Жак поскреб огромной лапищей маковку и отправился выполнять задание.
К утру следующего дня «Кларисс», с легкой руки старшего матроса превратившись в "Бабочку", достигла острова Родригес и бросила якорь в широкой гавани, на берегу которой располагалась малочисленная французская колония.
Не избалованные вниманием, колонисты высыпали на пирс и с любопытством наблюдали, как швартуется грозный бриг с легкомысленным названием «Бабочка».
Глава 36. Раздумья
Лорд Сорос подошел к окну. Порывы ветра бросали в стекло брызги дождя, и они стучали мягкой дробью, сползали зигзагами потеков.
Лорд всмотрелся в росчерк водяных струй. Нечеткими контурами проступали кроны ближних деревьев, дальние – едва были различимы в серой дымке. Туман плотно окутал Лондон. Улицы, сады, дома – все утонуло в нем, став седым и безликим.
Это время года Соросу не нравилось. Грязь и повсеместная слякоть наводили на него тоску. Лорд больше любил весну с ее бодрым обновлением, когда каждая травинка тянулась к свету и расцветали, казалось бы, безнадежно высохшие кусты.
Буйство красок и устремлений каждый раз будило в душе давно забытые воспоминания, и щемило сердце от упущенных возможностей. Лорд даже начинал подумывать о покое и смирении, но весна на острове была мимолетной. Краски тускнели, трава покрывалась придорожной пылью, а вместе с этим угасал и порыв, обнажая в душе лишь пепелище и боль, которые он пытался скрыть под маской равнодушия. Надо сказать, это у него неплохо получалось.
Лорд тряхнул головой, избавляясь от нахлынувшего наваждения, и прошептал, глядя вдаль:
– Я только защищаюсь, только защищаюсь и ничего более.
Он постоял еще пару минут у окна и вернулся к камину. Сел в кресло, вытянул ближе к огню ноги. Пламя было его единственным избавителем от дум. Наблюдая каждый раз за новыми его состояниями, подмечая разнообразные оттенки, он отвлекался от томительных мыслей, которые мешали ему принимать точные решения, а ведь эти решения при ясной голове изумляли своей неожиданностью окружающих.
По правде сказать, радостей у него в жизни было не так уж и много – книги да камин. Сорос давно постиг нехитрую житейскую мудрость: оплот верности заключается в одиночестве. Вокруг бурлила жизнь с ее страстями и вожделениями, но они мало трогали его. Если поискать предмет, который охарактеризовал бы лорда, то это мог быть айсберг, плывущий неизвестно куда по промозглому морю. Хотя причина, по которой эта глыба льда, оторвавшись от материка, отправилась в свободное плавание, стерлась за давностью лет в памяти, но порожденная ею обида осталась. Став путеводной нитью, она росла и росла, пока не превратилась для Сороса в непреодолимое препятствие.
Лорд оторвал взгляд от огня и потянулся за колокольчиком. Мелодичный звон разорвал тишину в зале. На зов явился секретарь и замер у кресла.
– Что с Камнем? – спросил лорд, не поворачивая головы.
– Все идет согласно плану, ваша светлость.
– Так, – лорд постучал пальцем по подлокотнику. – Эдвардс, у тебя нет ощущения, что нас водят за нос?
– За нос? Нет, сэр.
– Наличие шкатулки подтвердить удалось?
– Нет, сэр. Ее хорошо охраняют. Это верный знак.
– Знаю, – раздраженно махнул рукой Сорос, – но что-то меня постоянно гложет.
– Думаю, ревматизм, сэр. В это время года он у вас обычно обостряется. Плед подать?
– Не надо. Когда испанцы прибудут в Порт-Луи?
– Дня через два.
– А если Сюркуф откажется принять фрегат?
– У него не будет выбора. Губернатор даровал нашему каперу чин младшего офицера, – пояснил секретарь, – и он обязан будет выполнить приказ.
– Хотелось бы в это верить.
Лорд пожевал губами в задумчивости и посмотрел на Эдвардса:
– Что, если Сюркуф из осторожности не возьмет на фрегат своих подельников? Что тогда?
– Тогда? Можно устроить налет на гостиницу.
Сорос поморщился:
– Это мало что даст. Парочка не из слабаков. С наскока их не возьмешь, а там и солдаты подоспеют… Нет, этот вариант не подходит.
– В таком случае ждем, пока они не сядут на какой-нибудь торговец и Шутер возьмет его на абордаж.
– Это уже теплее.
Лорд некоторое время молчал, всматриваясь в игру пламени, затем перевел взгляд на секретаря:
– А если Шутер снова опростоволосится?
– Не думаю, сэр.
– А надобно думать! Упустил же твой хваленый Нельсон корсиканца, причем дважды. Сначала, когда тот плыл в Египет, затем – когда возвращался. Вот если б он тогда сработал на совесть, у нас не было бы сейчас головной боли.
– Случайность…
– Вздор, Эдвардс! Это отговорка идиотов. Запомни: случайностей нет, есть только людская тупость, возведенная в квадрат, и нежелание хоть немного пошевелить мозгами. С кем я связался! – лорд встал с кресла и заходил по залу. – Одни дегенераты кругом – ни тебе полета мысли, ни простора воображения. Все приходится делать самому!
Секретарь стоял, потупив взгляд, однако краем глаза следил за шефом. Лорду, наконец, надоело прохаживаться от стены к стене. Он заложил руки за спину и подошел к окну.
Дождь все продолжался. Хотя ветер стих, на улице было все так же неуютно. Сорос провел пальцами по стеклу и повернулся к секретарю.
– Эдвардс, – сказал он примирительным тоном, – давай прикинем, что будем делать, если артефакт все-таки доберется до Парижа?
– Вы говорили, милорд, – осторожно начал секретарь, – что Камнем в свое время владели Тамерлан и Македонский?
– Да, много попили они у меня крови… Особенно первый. Кремень был. Сколько ключиков я обломал об него.
– А Македонский?
Лорд вернулся в кресло.
– Македонский-Македонский. А ведь в этом что-то есть! Согласно ритуалу владения Камнем, получивший его должен подарить артефакт своей женской половине. Благодаря магнетизму Камня происходит объединение двух сознаний в единое целое, но ведь можно поискать слабые стороны у каждой из половинок, – Сорос поднял указательный палец. – Какая страсть была у Александра?
– Он грезил Индией.
– Правильно! Стараниями вашего покорного слуги его неясное влечение удалось превратить во всепоглощающую страсть. Кстати, у нашего корсиканца тоже имеется подобная слабость, иначе чем объяснить его в общем-то пустую экспедицию в Египет, как не поиском путей в Индию?
– Не уверен, что на этом можно сыграть.
– Я тоже. Но на наше счастье Бонапарт так же тщеславен, как и Македонский. Чует мое сердце, что он не остановится на консуле, а возжелает императорский титул.
Сорос потер занывшее колено, словно кот сощурил глаза на огонь и произнес:
– Мы сделаем вот что. Внедри-ка пару своих шпионов в обслугу Жозефины.
