bannerbannerbanner
полная версияПоследняя любовь Хемингуэя

Валерий Борисов
Последняя любовь Хемингуэя

Полная версия

6

Все будет хорошо! Сказала утром сама себе Мэри, приняв холодный душ. Сегодня она решила помочь Хемингуэю конкретным делом.

Мэри отправилась к Иванчичам, точнее к графине Доре. К счастью Мэри, Адрианы не было дома. Она была на занятиях. Дора встретила ее очень приветливо и единственно сокрушалась о том, что Мэри заранее не сообщила о своем приходе, то она бы приготовилась к встрече. Но Мэри, с улыбкой пояснила, что пришла ненадолго. Тем не менее, молчаливая прислуга принесла им чай. Они сидели за обеденным столом и пока вели малозначащий светский разговор, предваряющий серьезную беседу. Так было до тех пор, пока Дора не сказала:

–Джанфранко собирается на Кубу.

–Да. – Удивилась Мэри, не ожидавшая такого сообщения.

–Мистер Хемингуэй пригласил его к себе для работы над художественной книгой.

–Джанфранко пишет книгу? – Еще более удивилась Мэри. Она слышала об этом, но не ожидала, что Джанфранко серьезно возьмется за писательство.

–Да! Он уже что-то написал, но стесняется и не показывает никому написанное. Мистер Хемингуэй обещал помочь ему в издании. Он пригласил Адриану и меня тоже приехать в гости на Кубу.

–Да! – Совсем удивилась Мэри, не знавшая до сих пор о таком приглашении.

«Не хватало еще любовницы мужа в моем доме!» – С грубым неудовольствием подумала она.

– Но мы еще не приняла окончательного решения о поездке.

Мэри стало немного легче от этого сообщения, и она решила перейти к делу, как любила выражаться, при переходе к конкретным действиям. А то еще что-то сногсшибательное сообщит ей Дора и выбьет из деловой колеи.

–Дорогая Дора! – Ласково начала Мэри. – Я услышала от Адрианы… – Соврала она. – Что ей уже надо быть на занятиях по французскому языку в Париже. – Мэри специально подчеркнула, что занятия начались.

–Да. Ее подружка уже уехала, а Адриана вынуждена задержаться. – Дора тяжело вздохнула. За внешней простотой у нее скрывалась деловая хватка, как и у Мэри. Она поняла, что Мэри пришла к ней не зря. Ей что-то надо. – У нас все те же проблемы. – Неопределенно пояснила Дора.

–Какие? – Участливо спросила Мэри.

–Те же. – Протянула Дора. – Нет денег.

–Да, тяжело вам. – Посочувствовала ей Мэри, конкретно ничего не предлагая.

–Тяжело. Ренты хватает на оплату жилья, да для скромного проживания. Все отобрала у нас власть, как будто наши дети были фашистами.

–А вы не пробовали подать в суд, чтобы вернуть утраченное?

–Пока действует закон, запрещающий опротестование таких решений. Но газеты уже пишут, что война давно закончилась, пора восстановить справедливость, и вернуть или компенсировать таким, как мы, все то, что несправедливо отобрали у нас в горячке войны. Но пока такой закон не принят. Муж служил государству, а не Муссолини. Надо понимать это и вернуть нам, хотя бы то, что было до этой проклятой войны.

–Да, такой закон нужен. – Поддержала Мэри свою собеседницу. Но ей было все равно, что творится в Италии. Это их проблемы. Она перешла к конкретному разговору. – Дора! Мы с Эрнестом хотим вам помочь. Он сам постеснялся придти к вам, так я пришла одна. – Снова соврала Мэри. – Вы знаете его отношение к Адриане? – И сама же ответила на свой вопрос. – Он относится к ней, как к родной.

–Истинная правда. – Подтвердила Дора. – Адриана расцветает при упоминании о мистере Хемингуэе. Она говорит о нем только восторженно…

–Да! Он, как писатель заслуживает восторженных отзывов. – Перебила ее Мэри. Слова Доры, как нож в сердце. Но пусть она восторгается им, как писателем, а не мужчиной. – Так вот. Мы бы хотели вам помочь, чтобы Адриана могла уехать в Париж и вовремя начать учебу.

–Мы бы были вам очень признательны. А как дядя Адрианы пришлет нам деньги, мы их вам вернем. – Дора была неподкупна.

–Не надо возвращать. Это будет наш подарок Адриане ко дню рождения и празднику святого Стефана.

–Но это дорогой подарок! Сможем ли мы его принять?

–Для нас это немного. Мы, конечно, не Рокфеллеры и не Дюпоны, но писательская работа мужа позволяет нам жить в достатке. – Расплывчато пояснила Мэри, но не преминула добавить. – Конечно, хорошо живут не все писатели. Только те, которых признал мир. Хемингуэй первый в этом ряду. – Гордо закончила Мэри.

–Знаю! От его книг Адриана в восторге. Накупила их и все прочитала.

Мэри недовольно поморщилась – снова Адриана и Хемингуэй и перешла к делу.

–Сколько необходимо заплатить за обучение Адрианы в Париже?

–Вот счет за обучение. – Дора грузно встала с кресла, прошла в другую комнату и вернулась со счетом. – Пятьсот долларов. Я его перешлю двоюродному брату, он обещал оплатить и дать деньги на квартиру, питание и развлечения Адрианы в Париже. А дядя даст позже еще на ее обучение. Я его деньгами отдам вам долг.

–Раз мы решили вам помочь, то не надо обращаться к брату и дяде. Учебу мы оплатим. А квартиры и развлечения в Париже дорогие. Я думаю, на три месяца проживания Адрианы в Париже ей хватит тысячи долларов.

–Конечно! – Воскликнула Дора. – Мы вам все вернем, как только ее дядя даст нам деньги. А может, нам вернут конфискованное имущество. Война давно закончилась. Пять лет прошло. Пора бы успокоиться антифашистам. – Снова начала плакаться Дора.

–Да, пора. Но я уже сказала, что это наш подарок на день рождения Адриане. А подарок не возвращается. Вот вам тысяча долларов.

Мэри вынула из сумочки заранее отсчитанные десять кредиток по сто долларов и положила их перед Дорой на стол. Сумма в послевоенное время довольно крупная. Но что делать? За разлуку, как и за любовь надо платить.

–А счет за обучение, я оплачу сегодня. Пусть Джанфранко заедет ко мне в гостиницу и возьмет его.

–Спасибо! – Не скрывая удовлетворения, произнесла Дора. – Я вам так буду обязана! И Адриана тоже.

–Милая графиня. Мы с Эрнестом хотели, чтобы это осталось между нами. Тайной. Понимаете ли, такой подарок почти не останется в руках Адрианы. Все придется потратить на учебу. Эрнест и я хотим сделать еще подарок на двадцатилетие Адрианы, чтобы он у нее остался, как память. Понимаете, в виде ценной вещи. Мы еще не решили, какой будет подарок. – Мэри не могла сказать Доре прямо, чтобы она молчала о деньгах, которые ей сейчас дала. – Так, что ничего не говорите об этих деньгах Адриане.

Но Дора все прекрасно поняла, без предупреждения Мэри:

–Конечно. Этот подарок Адриане останется для нее тайной. Я ей ничего не скажу о нем.

–Вы правильно меня поняли. И еще я вам хочу сказать… – Мэри не знала, как подойти к этой проблеме, возникшей только что, в ходе разговора.

–Говорите мне все. Не бойтесь. Все останется между нами, тайной. – И Дора заговорщически подмигнула Мэри, отчего той стало неприятно.

–Я хочу сказать… Джанфранко приедет на Кубу и напишет, какой там тяжелый климат. Особенно для вас. – Подчеркнула Мэри, намекая на излишнюю полноту и одышку Доры. – Я прошу вас с Адрианой приехать на Кубу, только по моему письму.

Лицо Доры сморщилось. Она не ожидала отказа в визите на Кубу.

–Ну, хорошо. – Обиженным тоном произнесла она. – Вам не могу перечить.

–Вы сами понимаете почему. – Сказала Мэри, не называя причину.

–Да. Понимаю. Вы ревнуете мою дочь к своему мужу. – С ядовитой интонацией ответила Дора.

Мэри, аж подскочила в кресле от неожиданной констатации очевидного факта и торопливо произнесла:

–Ни в коем случае! Вы сами понимаете, ничего не может быть серьезного между отцом и дочерью?

–Да. Понимаю. – Так же, но уже со вздохом сожаления, произнесла Дора и гордо закончила. – Что ж, если вы не желаете, чтобы мы посетили вас, то… – Она не закончила фразы, но было понятно, что она хотела сказать.

Мэри чувствовала себя гаденько и злилась на Хемингуэя, который заставил ее совершить подлость. Но в договоренности с Дорой надо было идти до конца.

–Я вам не отказываю. Я только прошу приехать к нам после моего письма или телефонного разговора. Тогда оплачу вам дорогу на Кубу и обратно. Все не так просто и вы это понимаете, как жена и мать. – Сказала она уже честно.

–Да. – Только так начинала свои ответы Дора. – Мы никогда не были на Кубе, хотелось бы посмотреть. Но что ж, будем отдыхать на Адриатике.

И Мэри решилась на отчаянный шаг. Надо окончательно купить Дору.

–Дорогая графиня. – Вкрадчивым голосом произнесла она. – Я вам дам еще тысячу долларов, чтобы вы смогли отдохнуть не только на Адриатике и Кубе, но и в другом месте.

Дора, как показалось Мэри, посмотрела на нее с презрением. Но, видимо, показалось, потому что Дора ответила конкретно:

–Мне советуют лечиться целебными водами на Мальте. Может, поеду туда.

Мэри вздохнула свободно – проклятая графиня! И такая же дочка! И улыбнулась.

–Вот и прекрасно. Я вам занесу или передам их. Чек или деньги?

–Лучше деньги, чтобы не ходить в банк.

–Договорились. Спасибо, Дора, за чай. Мне всегда приятно встречаться с вами.

–Мне тоже. Приходите с мужем к нам на завтрак.

–Конечно же, придем. До свидания.

Потом Мэри ругала себя за то, что не могла как-то по-другому разъяснить Доре нежелательность ее визита с дочерью на Кубу, и пришлось платить деньги. Ругала Хемингуэя, который без ее ведома, пригласил семью Иванчичей в гости, а за отказ от приглашения пришлось платить. Она ругала себя и всех на свете, потому что на душе было мерзостно. Но приглашения от нее погостить на Кубе, Иванчичи не дождутся.

Когда с занятий вернулась Адриана, то Дора сразу же ей сказала:

–Ади! Дядя прислал деньги на твою поездку в Париж. Поэтому начинай собираться в дорогу. – Дора решила не говорить, что сегодня была у них Мэри Хемингуэй. Не надо девочке знать подноготную сторону жизни.

–Наконец-то он решил раскошелиться для любимой племянницы. – Засмеялась Адриана, зная скупость своего дяди. – Хватит хоть на дорогу?

–Пятьсот долларов тебе хватит на три месяца. – Дора решила не давать дочери всю тысячу.

 

–Мало. Но хватит.

–Но он еще оплатит счет за учебу.

–Это хорошо. Надо позвонить ему или написать письмо и поблагодарить.

–Я отправила ему счет с письмом и уже поблагодарила. Так, что тебе не надо беспокоиться. Когда ты хочешь выехать?

–Не знаю. Наверное, после карнавала.

–А раньше не получится?

–Нет. Хемингуэй хочет, чтобы я была с ним на карнавале.

–Ади! Скажи мне честно. Он тебе нравится?

–Да, мама, нравится.

–А он тебе не предлагал руку? – Продолжала вкрадчиво допытываться Дора.

–Нет. У нас с ним дружба.

–Жаль. А то бы ты была обеспечена на всю жизнь.

Адриана вспыхнула – маме только надо, чтобы она и брат были обеспечены.

–Мама! Прекрати эти разговоры, а то вообще ничего тебе не буду говорить!

–Я же, дочка, желаю тебе добра. Не злись на меня и поступай, как знаешь.

Адриана понимала, что мать желает ей добра, но у нее самой нет никакого корыстного расчета в отношении Хемингуэя. Есть только любовь – и это ее страшило.

На следующий день к вечеру в номер к Хемингуэям пришел Джанфранко. Хемингуэя не было. Как обычно ушел к Адриане на встречу. Мэри отказалась с ним идти, ожидая Джанфранко.

–Франки! —Сказала она ему. – Когда ты собираешься приехать к нам на Кубу.

–Наверное, летом мисс Мэри, как закончу занятия в колледже.

–Мы тебя будем ждать. Только скажи мне, если можешь честно, – как Адриана относится к Папе?

Джанфранко замялся. Он видел и знал многое о сестре, но нельзя же все честно говорить, как требует мисс Мэри. Но Мэри, как уже понял Джанфранко, ведет все семейные дела, а не Хемингуэй и он осторожно ответил:

–Хорошо относится.

–Я хочу спросить, – любит она его?

Джанфранко снова замялся, как сказать мисс Мэри, какого ответа она ждет, и снова неопределенно ответил:

–Точно не знаю. Кажется, любит.

Мэри этот ответ удовлетворил. Она нашла подтверждение своим опасениям в словах брата Адрианы.

–Спасибо Джанфранко. Приезжай к нам на Кубу. Напишешь книгу, станешь известным писателем.

–Спасибо за доброе слово, мисс Мэри. – Улыбнулся Джанфранко.

–И еще я попрошу тебя, Франки, сугубо конфедициально. Говори иногда своей сестре, что у нее нет любви к Хемингуэю, а только интерес к нему, как к писателю. Подчеркивай, что ничего серьезного у них не будет.

–Хорошо буду иногда так ей говорить.

Они попрощались, и Джанфранко ушел с оплаченным чеком для учебы Адрианы. Но Джанфранко думал про себя: «Никогда я не скажу этого Ади. Пусть она продолжает любить Папу. Он и мне, ради Адрианы чем-то поможет».

Адриана сообщила радостную новость о своем отъезде в Париж Хемингуэю в тот же день. По лицу Хемингуэя было видно, что он огорчился этому известию, но сказал:

–Что ж, езжай. А когда едешь?

–Ты хочешь, чтобы я уехала сейчас или задержалась на карнавал.

–Смотри, дочка, как тебе лучше. Мне лучше, чтобы ты уехала после карнавала.

–Я так же сказала маме. В каком костюме мне явиться на праздник?

–В таком, чтобы я тебя узнал, а остальные не узнали.

Адриана рассмеялась.

–А ты тоже наденешь маскарадный костюм, Папа?

–Не знаю еще.

–А ты надень такой костюм, и мы будем играть в театр.

–Хорошо, дочка.

–Встретимся на площади Сан-Марко. Ты меня узнаешь в маскарадном костюме?

–Ты от меня не спрячешься и на дне океана.

7

Венецианский карнавал святого Стефана как всегда длился десять дней, беспрерывно. Даже холодные февральские дожди не могли загнать участников карнавала под крышу. Карнавал пульсировал в древнем городе от окраин, к центру – площади Сан-Марко. Она была горячим сердцем карнавала. Жар от сердца карнавала передавался тысячам туристов, приехавших поглазеть на необыкновенное зрелище и самим в нем поучаствовать. Десять дней горения сердец счастьем жизни! Венеция неистощима на радостные выдумки, а теплота ее древних зданий и скульптур, каналов и мостов, дружелюбие и открытость венецианок и венецианцев заполняют всего тебя, от пяток до головы или наоборот, смотря какой у человека темперамент. Кажется, дышит сама Венеция, – город и человек слились в одно неразделимое целое. И над всем этим счастьем парит крылатый лев – защитник Венеции и покровитель ее радостных жителей.

В день открытия карнавала Хемингуэи пошли в магазин, чтобы купить себе маскарадные костюмы. Но их ждало глубокое разочарование, – все экзотические костюмы были раскуплены. Осталось что-то упрощенное, без масок. В конце-концов Хемингуэй купил себе плащ Казановы с полумаской, а Мэри – только полумаску. Костюм доктора со страшным вороньим клювом она не захотела брать, объяснив, что не желает быть чудищем.

В первый день по улицам Венеции прошел парад масок, закончившийся на площади Сан-Марко, и сразу же началось всеобщее веселье, прямо здесь же, на булыжных улицах.

Хемингуэи пробирались к центру карнавала – площади Сан–Марко. Но это было трудно сделать. Толпы людских тел затромбировали узкие средневековые улочки, и еще здесь же, в неимоверной тесноте, умудрялись не только плясать, но и водить быстрые хороводы. Хемингуэй, в плаще Казановы, крепко держал за руку Мэри, чтобы она не потерялась в толпе. Приходилось идти медленно, продираясь сквозь наэлектризованную радостным весельем толпу. Еще более задерживался их темп в результате частых остановок возле наспех разрисованных прилавков и очагов огня, где продавалось вино, привезенное со всей Италии. Хемингуэй не мог отказать себе в желании попробовать стаканчик неизвестного ему вина и, с каждым стаканом, новый сорт вина ему нравился все больше и больше.

Уже стемнело, когда они пробрались по Пьяцетте на площадь Сан-Марко и остановились у базилики. Площадь была украшена лентами и гирляндами, и чуть ли не все гуляющие были в маскарадных костюмах. Здесь Хемингуэй договорился встретиться с Адрианой. Поэтому он сюда так упорно стремился и тянул за собой Мэри.

–Смотри, какое великолепие?! – Крикнул он на ухо Мэри.

Музыка оркестров, песни и гам людей, скинувших узы условности поведения, сливались в один шумовой поток, наглухо забивающий человеческие уши.

Густой, замешанный на многовековых традициях и фантазиях, фон народного гуляния, был главным героем венецианского карнавала.

–Очень весело! – Прокричала в ответ Мэри. – Не отпускай меня от себя далеко.

–Хорошо! Пойдем, вклинимся в хоровод!

Они разорвали один внешний круг, потом другой и встали в цепь неизвестно какой окружности хоровода. А он двигался, то по часовой стрелке, то напротив, притопывая и приседая, сходясь и расходясь, с шутками и смехом беспрерывно, будто перпетуум мобиле, наконец-то созданный венецианцами, вопреки всем физическим законам. Уставшие выходили из круга, подкреплялись бокалом вина и вновь плясали. От костюмов Коломбин, Арлекинов, Пьеро и множества других одеяний без названия, пестрело в глазах. Хемингуэй видел нескольких импозантных Казанов и почувствовал себя членом их братства. Хотелось кружиться, петь, всех обнимать и целовать, как делали другие и плакать от счастья, что у тебя больше нет никаких проблем, кроме веселья.

Задохнувшаяся от бега по кругу Мэри, крикнула Хемингуэю:

–Когда-нибудь этот танец закончится?!

–Никогда! Он вечен, как сама Венеция! – Радостно прокричал в ответ Хемингуэй.

–Давай отдохнем?

–Подожди еще немного! Давай напляшемся от души, на всю жизнь! Когда еще представится такая возможность!

И он весело во всю свою глотку, как рыбак во время шторма, загоготал, и его смех подхватили танцующие рядом, и он естественно вписался в необузданное веселье. Женская цыганская маска, в восторге от его гомерического хохота кинулась к нему на шею и он, отпустив руку Мэри, захватил в свои сильные объятия цыганку. Она громко смеялась и целовала Хемингуэя, а он ее, точно также – целовал и смеялся. Но вот цыганка, привлеченная новым зазывным криком, выскользнула из его рук и бросилась на шею другому. Хемингуэй, несколько разочарованно, остановился на бегу, но его снова, кто-то схватил за руку и вовлек в хоровод. Он взял чью-то руку и почувствовал, что это рука не Мэри. Действительно, ему широко улыбалась Коломбина без маски. И он улыбнулся ей в ответ, забыв о потерянной в танце Мэри, об ищущей его Адриане, и необходимости ее поиска самому. Коломбина призывно улыбалась ему, он улыбался ей в ответ. Она схватила его за руку, и они ринулись прочь из круга. Кажется, они остановились возле Кампанилы. Запыхавшиеся, они рассматривали друг друга. Коломбине было лет тридцать, и она произнесла что-то по-итальянски. И Хемингуэй ответил по-английски.

–У-ю! – Удивленно присвистнула итальянка. – Американо?

–Си! Си! – Радостно ответил ей Хемингуэй, обрадованный тем, что она его поняла и он ее тоже.

Она, улыбаясь, потащила его к разносчику напитков. Хемингуэй взял два запечатанных бумажных стаканчика с вином, бросив на поднос деньги. Они стали пить вино. Коломбина продолжала что-то щебетать, видимо, приглашала к себе в гости. От холодного вина Хемингуэй пришел в себя. С этой Коломбиной хорошо, но в каком костюме Адриана? Может тоже в костюме Коломбины – символе чистоты и нежности. Вот поэтому Коломбина должна быть без маски, показывать своим открытым лицом любовь только к одному мужчине. Но и мужчина должен быть всегда рядом с ней. Вот и эта Коломбина нашла, наконец, себе Казанову. Кругом бегали и плясали другие Коломбины, но не Адрианы. А итальянка продолжала что-то ему рассказывать, видимо, не собираясь его сегодня покидать. Она нашла своего мужчину, прижималась к нему всем телом, и даже укрылась полой его плаща Казановы. А где, Мэри? Ничего сама доберется до дома. Надо было крепче держаться за мужа, успокоил себя Хемингуэй. И он, схватив чужую Коломбину за руку, пошел с ней через площадь, ища свою Коломбину. Почему-то он верил, что Адриана должна быть именно в этом костюме.

Перед его глазами промелькнула Коломбина в черной маске и белом платье. Он, с высоты своего большого роста, рассматривал танцующих. Его за руку крепко держала итальянка, не хотевшая далеко от себя отпускать иностранца. Они остановились возле прилавка, заставленного бутылками с вином, прилепившегося в крохотном уголке здания – квадратная колонна и стена, всего-то с полметра торговой площади. Хемингуэй взял две бутылки вина и одну протянул итальянке. Он приставил горлышко бутылки к губам и почувствовал, что кто-то сзади постукивает его по плечу. Он обернулся. За его спиной стояла Коломбина в маске, которую он только что видел, и прикрывала лицо веером. Хемингуэй всматривался в маску и видел сквозь нее знакомые очертания.

–Адриана! – Закричал он и схватил ее в свои медвежьи объятия. Маска сползла с лица Коломбины, и он увидел Адриану. Она радостно и в тоже время укоризненно глядела на него.

–Так вот, как ты меня искал, Казанова? Хвастался, что разыщешь на дне океана. – С улыбкой спросила она его.

–Я тебя ищу давно! Пол-Венеции обошел. Хотел уже окунуться в океан. А почему ты в маске?

–Чтобы меня не сразу узнал мой Казанова.

–Так не положено Коломбине!

–Так надо делать, чтобы не попасть в лапы Казановы. – У них началась игра в маски.

Итальянка, которая не отставала от Хемингуэя до встречи с Адрианой, потянула его за рукав. Она все поняла и самое главное, что теперь она лишняя. Но обиды на ее лице не было, карнавалу до утра веселиться еще двенадцать часов. Настоящее веселье начнется после полуночи.

–Чао, американо! – Крикнула она и что-то добавила еще.

–Переведи, что она сказала? – Обратился Хемингуэй к Адриане.

–Она сказала, что ты настоящий Казанова. Гордись такой оценкой, Папа-Казанова!

–Горжусь. Эй! – Крикнул он Коломбине без маски, вытянул из кармана купюру в тысячу лир и протянул итальянке.

Та в ответ засмеялась, отрицательно замахала руками и, что-то крикнув, скрылась в толпе.

–Что она сказала? – Снова спросил Хемингуэй Адриану.

–Что ты, американский кретин, а не Казанова! – Засмеялась Адриана. – Настоящий Казанова никогда не платит деньги девушкам за услуги. Он только дарит им любовь. Сегодня в Венеции расплачиваются любовью, а не деньгами. Понял, Папа?

–Понял. Пойдем отсюда. Только сними маску.

–Уже сняла. Ты тоже сними.

Они по Пьяццете Леончини, через мост, вышли в Кастелло. Здесь тоже было много гуляющих, но все же меньше, чем на площади.

Вдруг Адриану окликнули. Она посмотрела в сторону столов, типа импровизированного кафе, под открытым небом.

–Адриана! Иди к нам со своим кавалером! – Крикнул ей кто-то, из сидящих, за столом.

–Папа, подойдем к нашим друзьям. Ты их знаешь или видел. Вон и Афдера там.

Они подошли к столам. Хемингуэя узнали, и юноша уступил ему стул. Адриана присела на краешек стула Афдеры, рядом с Хемингуэем.

 

Наверное, окликая Адриану, компания не рассмотрела, что рядом с ней Хемингуэй и теперь смущенно молчала. Хемингуэй понял, что только он может снять возникшую неловкость, и сказал:

–Каким вином у вас угощают?

–Кьянти.

–Великолепное вино, если оно только из виноградников Венетто. Наливайте мне и всем тоже.

Ему налили стакан кьянти, и он поднял его вверх.

–За Венецию карнавалов и без карнавалов!

Все выпили и, неловкость немного рассеялась. Афдера повернулась к Хемингуэю.

–Папа! Когда вы к нам приедете на охоту?

–Не знаю. Но как-то надо побывать у вас.

–Приезжайте? Мой отец оборудовал новое место для охоты на уток. Там утки не пуганые. А бочку такую большую поставил, что мы в ней вдвоем можем спрятаться, и никто нас не увидит. – Афдера с видом победителя взглянула на Адриану.

Хемингуэй склонился к уху Афдеры и что-то стал ей говорить. Адриана не слышала его слов, но вдруг почувствовала, что ревность штормом хлынула в ее голову. Делить стул с Афдерой она уже не могла. Она встала и перешла на другую сторону, где два парня, сдвинув свои стулья, посадили Адриану в середину, между собой.

Хемингуэй видел реакцию Адрианы, на свой разговор с Афдерой, и ему стал грустно. Он спросил всех, ни к кому конкретно не обращаясь.

–А почему вы не в карнавальных костюмах и не танцуете?

–Эти карнавалы нам надоели. На них сейчас танцуют те, у кого больше нет праздников и туристы. Мы приходим сюда, чтобы посмеяться над ними.

Хемингуэй вспомнил, как буквально полчаса назад он, как угорелый носился в танце на площади и понял, как он далек от аристократической молодежи. Над ним они также за глаза смеются. А может, и над его любовью к Адриане. Она же из их круга.

–Папа! – Попросила Афдера. – Расскажите об охоте?

–Да. Вы как-то не успели нам до конца рассказать об охоте на львов. – Раздался еще чей-то голос.

–Я не охотился на львов. – Медленно ответил Хемингуэй, чувствуя себя чужим среди молодежи. Оказывается, раньше он развлекал их своими рассказами.

«Старый дурак!» – С обидой обозвал сам себя Хемингуэй.

Он устало поднялся со стула, повернулся к компании спиной и, не попрощавшись ни с кем, в том числе и с Адрианой, пошел по брусчатой Леончини. Напоследок он заметил растерянный взгляд Адрианы и ее огромные от удивления глаза. Такое Папа вытворяет при ней впервые. И не обращает на нее внимания.

Он уходил от нее и скоро должен был смешаться с толпой танцующих. Адриана неотрывно смотрела в его сутуловатую спину в костюме позднего Казановы.

Она вскочила со стула и крикнула Афдере:

–Зачем ты это сделала?

–Я ничего ему такого не сказала. – Возразила Афдера, не понимающая, что произошло.

Адриана догнала Хемингуэя уже возле танцующих на улице людей.

–Папа!

Он обернулся, и она бросилась к нему на шею.

–Папа! Прости меня? Я тебя обидела!

–Нет, дочка, ты меня не обидела. Это я обиделся на мир.

–Это Афдера злая! Почему она к тебе липнет.

–Не надо было целоваться с ней на охоте и на лыжах.

–И все?

–Все. Люди хотят дружить со львами. Шакалов больше, чем тигров. И чем старее и матерее лев или тигр, тем больше вокруг него шакалов. Им мало объедков, они хотят мяса и крови бывшего когда-то сильным, зверя. Так они мстят ему за объедки, которыми он с ними всю жизнь делился. Мстят за корм унижения.

–Не говори так, Папа? А то мне становится страшно. И запомни, для меня ты моложе всех. Я тебе об этом всегда говорю.

–Потому и говоришь, что я стар.

–Я говорю честно. Ты мой матерый зверь. Я счастлива, что люблю такого зверя. Пойдем танцевать. Ты отвлечешься.

–Не хочу танцевать. Пойдем просто погуляем по улицам.

Они, прижавшись друг к другу, пошли по узким улицам Кастелло. Наступил вечер, принесший влажный холод с Альп и Адриатики. А они ходили и молчали. И им было хорошо.

–Куда пойдем дальше, Казанова? – Спросила его Адриана, прижавшись к нему и прикрывая свои плечи полой плаща. Все-таки в феврале и в Венеции свежо.

–Ты замерзла моя милая, Коломбина? – Спросил он, прижимая ее теснее к себе.

–Только сейчас. Когда стало темнеть. Ты меня увлечешь в свои сети, Казанова и согреешь?

–Я свою Коломбину даже на Северном Полюсе отогрею своим дыханием и теплом рук. Коломбина – снежинка моей любви и счастья. Как хочется, чтобы эта зима продолжалась вечно. Хочу вечной свежести…

Они снова нашли свою игру в итальянские маски.

–Казанова может растопить снежинку любви?

–Никогда. Он сохранит свою снежинку. Смотри?

Хемингуэй подошел к двери старого четырехэтажного дома и кольцом, закрепленным в ней, стал молотить в дубовую обшивку. А на узкой улице веселились люди. Хемингуэй надел маску на лицо. Дверь отворилась и на пороге показалась пожилая женщина. Она взглянула на Хемингуэя и широко улыбнулась.

–Пустите погреться Казанову и Коломбину? – Нарочно грубоватым голосом попросил он хозяйку этого дома, а может квартиры.

Женщины еще раз улыбнулась, и что-то ответила ему. Хемингуэй пожалел, что почти не знает итальянского. Адриана подсказала женщине:

–Казанова замерз. Просит, чтобы вы пустили его погреться с Коломбиной.

Женщина широко развела руками, приглашая их к себе. Они вошли и по узкому коридору прошли в отдельную комнату. Женщина удалилась, чтобы через минуту вернуться с подносом вина и фруктов. Мелодичным голосом она пожелала им райского отдыха и удалилась.

–Здесь ты согреешься, но не растаешь. Я сохраню твою снежную красоту.

–Ты, Казанова, все знаешь в Италии, как и мой любимый, по имени Папа.

–Я знаю Венецию.

Не мог же ей Хемингуэй рассказать о том, что около тридцати лет назад, будучи начинающим газетчиком и холостяком, он прошелся по многим маленьким квартиркам Италии, в том числе и Венеции. Он выключил свет в комнате, снял маску, обнял Адриану и поцеловал.

–Тебе уже не холодно? Чувствуешь, как я тебе отдаю свое тепло?

–Мне с тобой никогда не бывает холодно, Папа.

За окнами раздался грохот, и комната осветилась разноцветными бликами. Адриана испуганно отпрянула от Хемингуэя.

–Не бойся. Это праздничный фейерверк.

–Я испугалась от неожиданности.

–На фронте фейерверки пострашнее.

–Папа! Почему ты не можешь забыть свой фронт, даже в праздник? Даже наедине со мной?

–Сам не знаю. Но я больше никогда при тебе не вспомню о прошлом.

–Нет. Если тебе надо высказаться, то говори все мне. Станет легче. Отдай мне капельку своего прошлого, которого я не видела и не знаю?

–Пойдем, посмотрим салют из окна. – Предложил Хемингуэй, не отвечая ей. Его прошлое, принадлежит только ему.

Они подошли к окну, и Хемингуэй открыл занавеску. В холодном небе Венеции висели разноцветные шары и серпантины огней. А над ними, в темноте звезд, белесой дымкой парил крылатый лев, охраняя древний город.

–Смотри? Огоньки тают, как снежинки!

–Снежинки тают без следа, – огонь сгорает до пепла…

–Все равно что-то остается и от снежинки. Память… Об огнях и снежинках. – И без перехода печально произнесла. – А послезавтра я уеду. Будешь меня вспоминать?

–Мы еще встретимся. Пожалуйста, люби меня.

–Я возьму с собой негритенка…

…Хемингуэй вернулся в номер далеко за полночь. Мэри уже давно лежала в постели.

–Где ты так долго был? – Спросила она.

–На карнавале. – Почти соврал он. – Так весело, хочется гулять до утра. А как ты потеряла меня?

–Танцы разъединили. Потом искала тебя и не нашла. Ты встретил Адриану? – Задала она главный, интересующий ее вопрос.

–Не встретил. – Уже точно соврал Хемингуэй. – Она через два дня уезжает. Надо нам с тобой с ней попрощаться.

–Тогда надо будет прощаться сегодня. Скоро утро.

И Мэри стала думать, – обманул ее Хемингуэй, или нет? Наверное, нет, – раз хочет попрощаться с Адрианой. А, вообще-то обманул, раз стремится попрощаться в присутствии Мэри.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22 
Рейтинг@Mail.ru