Валерий Борисов
Последняя любовь Хемингуэя
2
Сразу же после нового, 1950 года, выпал снег и по настоянию Мэри, они поехали в Кортина Д’Ампеццо. Мэри, несмотря на прошлогоднюю неудачу со сломанной ногой, очень любила кататься на лыжах. И она не могла отказать себе в этом удовольствии, тем более снег мог в любой момент стаять, а далеко на высокогорье ей не хотелось подниматься. Да и Эрнесту нужен отдых. Мэри видела, с каким упорством он работает над окончанием романа. С утра до обеда он пишет сидя в постели или за письменным столом. И это каждый день, без выходных. Вторую половину дня он посвящает встречам с Адрианой. Через день, максимум два – участие в обедах или ужинах, на которые их приглашают итальянские друзья. Эрнест никому из них не отказывает в приглашении. На этих встречах всегда присутствует и Адриана. Хемингуэй свободное от работы и торжественных ужинов время проводит с ней. Она приходит к ним в номер, и Мэри встречает ее всегда очень приветливо. Да, сейчас не время обострять отношения с Эрнестом и Адрианой. Пусть он заканчивает роман, тем более у него такой прилив вдохновения, которого она еще не видела за время совместной жизни. Но, как только он закончит книгу, надо будет серьезно поговорить с Эрнестом и пусть он прекратит связь с итальянской графиней. Потом по инерции Эрнест будет продолжать работать, и она сумеет поддержать его творческое вдохновение. Будет питать его своей любовью и материнским отношением. Да, материнским участием, потому что Эрнест непосредственен, как ребенок, ему нужна ласковая опека. Она его хорошо изучила и знает, что за внешней бравадой скрывается, если не трусость, то боязнь показать себя слабым. За резкой вспыльчивостью – неумение жить в современном мире. За пьянством – стремление уйти от сложных проблем, которые встают перед ним. Но, правда, сейчас в Венеции, он пьет значительно меньше, чем на Кубе, старается держать себя в форме: творческой – надо заканчивать книгу; физической – влюблен в молодую девушку. Действительно, надо быть постоянно в хорошей форме. Вот поэтому они поедут к снегам Альп, пусть он там немного отдохнет от Венеции и, живущей в ней, графини. Ее туда не звать ни в коем случае! Не должен же Хемингуэй каждый год на курорте болеть! И она будет ходить с ним на охоту – следить за его каждым шагом. Чтобы снова не попал себе пыжом в глаз, не дай бог, что-то более серьезное.
Но когда Мэри стала говорить о необходимости поездки в Кортина, то Хемингуэй возразил:
–Мне бы надо неделю-две побыть здесь, и я закончу роман. Давай временно отложим отдых в горах?
–Но, Эрни, снег может сойти, и мы останемся в этом году без лыжной прогулки.
–В феврале там снега всегда больше, чем в январе и ты это знаешь. Поэтому мы можем еще немного побыть в Венеции, а в феврале отдохнуть в Кортина.
Но Мэри была настойчива и ласкова.
–Эрни! Ты посмотри на себя со стороны? Ты измотан до предела. – Мэри, конечно, немного преувеличивала, но Хемингуэю было приятно, что жена констатирует факт его напряженной работы. – Графы Кехлеры устали приглашать тебя на охоту в горы. А ты все отказываешься. – Мэри знала слабые струны своего мужа. – Там я тебе создам все условия для работы над книгой и отдыха. Я это умею. – Добавила Мэри с улыбкой. – Ты же знаешь?
Хемингуэй благодарно улыбнулся ей. Действительно, Мэри знала его слабости и умела их удовлетворять. Она пока не говорит об Адриане, понимает, что он работает. Ему тоже не хочется обострять этот вопрос. Его предыдущие жены – Хедли, Полин, Марта не простили бы ему подобных встреч. Скандал в семье давно бы вылился на страницы газет и журналов. А Мэри понимает и терпит его связь с Адрианой. Она удивительна деликатна. Будущие перспективы с Адрианой полны одних «иксов» и «игреков». Он уже стар, и менять что-то в сложившейся жизни, не так просто. Ему даже не сорок, а пятьдесят. Наступил последний этап жизни и что ждет впереди, неизвестно. Он чувствовал, что запутался в отношениях со своими близкими женщинами. Они обе ему нужны. Но он боялся признаться в этом самому себе. Пусть все пока остается так, как есть. Рассчитываться придется потом. А то, что его ждет когда-то жестокий расчет, Хемингуэй знал. Все в мире взаимосвязано – любовь и разлука, жизнь и смерть. Он это показал в своих книгах и когда-то должен испытать все написанное на себе. Судьба долго не терпит теоретизирования – ей необходима практика. Все, что писал о других, станет когда-то твоим. А он писал в основном о неприятном в этом мире. Теперь жди все это в своей судьбе…
Мэри заслужила, чтобы он исполнил ее просьбу. И Хемингуэй ответил:
–Граф Карло Кехлер меня уже приглашал к себе неоднократно. Только, как и в прошлом году будем жить не у него, а в отеле. Не хочу находиться еще под чьим-то надзором, кроме твоего. – Пошутил Хемингуэй.
–Конечно, будем жить отдельно. А к ним приходить в гости.
–И еще. Номер в «Гритти» пусть останется за нами. Вдруг понадобится срочно вернуться. Чтобы больше не заказывать… Мы же вернемся сюда?
–Конечно, милый. – Согласилась Мэри. – Значит, через два дня выезжаем.
–Хорошо.
Мэри знала, почему Хемингуэй не хочет сдавать номер. Его хитрость, – как на ладони. Он хочет, на день-два, вернуться в Венецию без Мэри, для встреч с Адрианой. Пока он встречается с итальянкой под ее контролем, – ни одной ночи не провел вне номера. А краткие встречи не страшны. Они больше похожи на деловые, чем любовные встречи. Так пусть встречаются, – быстрее надоедят друг другу.
Но Хемингуэй думал наоборот. Мимолетные встречи с Адрианой в номерах других отелей таили в себе большую опасность. Могли пронюхать газетчики, и тайное может стать явным. Он заметная фигура в мире, а в Венеции тем более. Но пока журналистский черт его милует. В газетах имя Адрианы рядом с ним не фигурирует. Это хорошо. Хемингуэй огласки боялся больше всего. Он боялся появления своего имени в скандальной хронике. Но почему же он становится неуправляемым и покорным, при встречах с Адрианой?! Забывает обо всем в мире? Любовь? Да, поздняя любовь! Приходил он к радостному и одновременно грустному выводу. Зачем любовь вошла в него так поздно?
Хемингуэй посмотрел в трюмо, стоящее в зале и увидел свою седую голову, подстриженную под ежик. Он резко отвернулся от зеркала – старик! Надо меньше глядеть на себя в зеркало – больше думать, как ты молод! Отвернись от зеркала! Вот так лучше, влюбленный бамбино!
А Мэри у него молодец! Мало он ее ценит. Другая бы давно бросила с ним нянчиться. Только не Адриана! Сделал он для нее почему-то исключение.
Через два дня они уехали в Кортина Д"Ампеццо милой супружеской парой в возрасте, по-старчески, сентиментально заботящиеся друг о друге.
Отдых проходил великолепно. Была превосходная охота на куропаток, не говоря о горных лыжах.
А остальное время – работа. Как охотничья собака, догоняющая зверя и, звереющая при мысли о скорой расправе с ним, так и Хемингуэй гнал свой роман к концу, предвкушая горькую сладость окончания работы. Сладкую, – радость победы. Горькую – победу, давшуюся с такими мучениями, надо отдать миру. Пусть все прикоснутся к его победе, почувствуют его отношение к ним.
Он опустошен духовно полностью. Кажется, ни капли чувств не осталось в нем. Взяться за новую книгу, пока нет сил. Нужно время, чтобы опустошенную творческим вдохновением душу заполнили новые впечатления и чтобы они могли реализовываться в мысли. А для этого кроме времени, нужна любовь, жизненные потрясения, даже потери, которые переплавятся в желание высказаться вновь. А лучше – в крик. Давно мир не слышал от Хемингуэя крика. «За рекой, в тени деревьев», что это – крик, стон, шепот или разговор глухонемых? Только не последнее. А на шепот он тоже не способен. Может, стон…
И Хемингуэй на следующий же день, когда поставил заключительную точку после слов: «Это были последние слова, которые полковник произнес в своей жизни. Но до заднего сиденья он добрался и даже закрыл за собой дверцу. Он закрыл ее тщательно и плотно». «В случае моей смерти упакованную картину и два охотничьих ружья из этой машины вернуть в гостиницу «Гритти», Венеция, где их получит законный владелец…", и сказал Мэри:
–Мне необходимо в Венецию. Надо переписать книгу заново. Внести кое-что новое.
–Поздравляю, милый, с окончанием книги. – Мэри с искренней признательностью прижалась к сидящему за столом Хемингуэю и поцеловала его. Наконец-то, Хемингуэй за время их супружества написал роман. – Зачем нам ехать в Венецию? Здесь тебе так хорошо работается. Давай побудем в Кортина, пока есть снег.
–Мне надо переписать роман набело.
–Давай я его перепечатаю. Или ты мне перестал доверять?
–Это не письма, которые ты могла перепечатывать. Это – роман. В него надо внести много уточнений и изменений. Их я могу сделать, только находясь на месте событий романа. Перепечатку могу сделать только я.
Да, Эрнест был прав. Изменения в роман мог внести только автор. Здесь помощь Мэри не требуется.
–Хорошо. Если тебе надо в Венецию, то вернемся туда. Но нас граф Кехлер снова приглашал на охоту. Послезатра. – Уточнила она. – Пойдем?
Хемингуэй глубоко вздохнул. Охота – такой соблазн, против которого он не может устоять.
–Хорошо. На охоту и сразу же в Венецию.
–Как тебе нужно, Эрни.
Мэри не хотелось покидать уютные горы, где так хорошо дышится, а прогулки на лыжах вливают бодрость в организм. Но раз Хемингуэю нужно быть в Венеции, то пусть будет так. Ни в коем случае нельзя сбивать его с взятого ритма работы.
Целый день она думала, – а не вызвать ли сюда Адриану? Может после встречи с ней Хемингуэй успокоится и продолжит работу над книгой здесь. Но Мэри, в конце концов, отвергла свой план. Если в прошлом году Адриана приезжала к больному Хемингуэю, и это было правильным шагом с ее стороны, то сейчас ему надо ехать в Венецию. Нельзя Эрнесту мешать в работе. Пусть, встречаясь с Адрианой, он внесет в роман необходимые поправки. Мэри может даже и не ехать с ним в Венецию – там она будет лишней. Она задержится здесь – в Кортина Д"Ампеццо. Таким образом, создаст все возможности для работы Эрнеста в Венеции. Адриана является героиней романа в образе Ренаты и, встречаясь с ней, Хемингуэй найдет необходимые детали в повествовании, и доведет роман до совершенства. Так решила Мэри.
Приехавшая в Кортина Афдера Франчетти, поехала с ними на охоту. Мэри видела, как она крутилась возле Хемингуэя, называла его Папой, стараясь вызвать интерес к себе. Даже расспрашивала Хемингуэя о новой книге, чего тот так не любил. Но Хемингуэй не ответил резко, что могло произойти, был добр к ней и не больше. Вот, если бы на месте Адрианы, была Афдера, то Мэри бы не переживала. Она Хемингуэю никогда глубоко не понравится, не тот образ. С Адрианой сложнее…
На следующий день после охоты, Хемингуэй сказал Мэри:
–Я хочу завтра утром выехать. Давай возьмем с собой, что необходимо.
Мэри, присев на стул, ответила:
–Знаешь, Эрни. Я так подумала, что не стоит мне сейчас ехать с тобой в Венецию. У тебя много работы и я могу только помешать тебе. Неделю ты бы мог поработать без меня. А я приеду и вычитаю твои правки, отредактирую. Сейчас ты должен полностью сосредоточиться на своем романе. Сроки сдачи в журнал поджимают.
–Если я задержу роман, «Космополитен» подождет. Они не посмеют сказать, что я нарушил условия договора. А то первым опубликует роман Скрибнер, а не они.
–Нет, Эрни. – Мягко ответила Мэри. – Ты обещал Хотчнеру, что дашь им право первой журнальной публикации. И ты выполнишь условия договора. Я хочу поехать с Кехлерами в Больцано, покататься на горных лыжах. Помнишь, они приглашали. Ты не возражаешь? – Мэри умело перевела разговор в просьбу, где решающее слово принадлежало Хемингуэю. Пусть почувствует себя иногда главой семьи – мужем, руководящим женой.
–Я бы и сам поехал в Больцано. Лыжи в горах, не идут в никакое сравнение с равниной. Там снег особый. Звонко хрустит.
–Поедем вместе всего на несколько дней. – Обрадовано предложила Мэри.
–Не могу. Работы много, сама знаешь. А ты езжай.
–Хорошо. Будь умницей и к моему приезду подготовь мне объект для работы. Я постараюсь быстро прочитать рукопись…
Хемингуэй понимал, почему Мэри хочет оставить его одного в Венеции. Первая причина – работа над романом. Понятно! Но он также понимал, что Мэри дает ему возможность беспрепятственно встречаться с Адрианой, в ее отсутствие. Потом Мэри завладеет всем его вниманием. А пока он получает от Мэри возможность провести неделю, как его душа желает. И он сказал ей с признательностью:
–Спасибо Мэри, что ты меня во всем понимаешь. Я постараюсь за неделю, подготовить как можно больше чистового текста. Тебе будет, что читать.
–Я в этом уверена, Эрни. Но было бы хорошо, чтобы и ты меня понимал.
Она обняла его руками и поцеловала в щеку. Он ответил на ее поцелуй также, в щечку.
–А лучше бы ты поехал со мной в Больцано.
3
Хемингуэй приехал в Венецию перед обедом. Не поднимаясь в свой номер, зашел в ресторан. Навстречу, как всегда, вышел подтянутый, в смокинге Ренато Корради.
–Мистер Хемингуэй желает обедать?– Официально спросил он друга.
–Ренато. Я не за столом, чтобы ты так ко мне обращался. Впрочем, скажи, чтобы принесли рюмку виски с содовой. И посиди, хотя бы немного со мной. Мне сегодня так хорошо.
Корради поманил пальцем официанта и негромко отдал ему распоряжение. Они сели за крайний столик у входа и метрдотель с улыбкой произнес:
–А теперь ты мой посетитель, Папа. Я обязан обращаться к тебе официально.
–К черту официальность! Будешь ко мне так обращаться, – обижусь и больше никогда не зайду в твой паршивый ресторан. Я тебя уже неоднократно предупреждал об этом.
–Ладно. – Смилостивился педантичный метрдотель. – Будем считать, что ты забежал на минутку поговорить со старым другом, а он тебя угостил рюмочкой.
–Ренато. – С укоризной произнес Хемингуэй. – Жаль, что я назвал героиню романа твоим именем. Видимо сейчас, глядя на тебя, изменю ей имя.
Но Корради не испугала угроза Хемингуэя.
–Не сделаешь этого.
–Почему? Я еще не опубликовал роман, пока доделываю. Могу заменить твое имя.
–Сейчас увидишь и простишь меня, Папа.
К ним подошел официант с подносом в руках, на котором стояли две рюмки.
–Синьор Хемингуэй. – Произнес официант. Хемингуэй заметил, что официанты Венеции называли своих клиентов синьорами. Высший ранг обслуги называет американцев – мистер. Видимо, венецианская экзотика. А официант продолжал. – Синьор Корради и мы решили угостить вас самым чистым виски – «Аскебаш».
Официант поставил рюмки на столик и удалился. Ренато с довольной улыбкой смотрел на Хемингуэя.
–Мы его получили неделю назад. Так англичане и американцы сразу же его вылакали…
–Ренато! Подбирай выражения! Я ж американец!
–Я пользуюсь твоими выражениями, Папа.
Они оба весело засмеялись.
–Мне врач запретил употреблять крепкое!
–К черту твоего врача и всех врачей вместе взятых. Так бы ты мне ответил. Я специально спрятал одну бутылку для тебя от твоих американцев. Ждал тебя. Теперь понял, почему ты на меня не должен обижаться?
–Понял. Так я твой гость и платить не должен?
–Ни сантима и ни цента! Я тебя, Папа, угощаю в честь твоего нового приезда в «Гритти». Поэтому, так с тобой говорю. За твой приезд!
Они выпили. Закуски официант, почему-то, не принес. Хемингуэй, проглотив пахучую, крепкую влагу, некоторое время сидел с закрытыми глазами, наслаждаясь алкогольным вкусом, с ароматом дуба. Потом открыл повеселевшие глаза и спросил:
–Сколько ему лет?
–Может триста, может меньше. – Флегматично пожал плечами Корради.
–Не обманывай. – Хемингуэй громко на весь зал крикнул официанту. – Эй, принеси сюда бутылку, как его – «Аскебаша»?!
Но тот, не поняв команды, подошел к столику. Корради мягко сказал официанту:
–Вас просили принести бутылку виски, которая оставлена специально для мистера Хемингуэя.
Официант кивнул головой и медленно пошел от их стола, но услышал крик Хемингуэя.
–Бегом!
Улыбаясь, официант ускорил шаг, через полминуты вернулся обратно и поставил фигурную бутылку на стол. Хемингуэй стал читать этикетку.
–Ты меня обманул, Ренато. Виски всего двенадцать лет, а не триста.
–Я имел в виду, что это самый старинный сорт виски. – Невозмутимо ответил Корради.
–Все равно вкус великолепен. Так ты меня угощаешь?
–Я же уже сказал об этом. В честь новой встречи.
–Тогда я тоже угощаю. Эй! – Обратился он к официанту. – Принеси стаканы для такого виски. И побольше стаканов.
Официант включился в игру и поспешил за стаканами, с толстым дном, так называемыми, тумблерами. Хемингуэй непредсказуем и тем интересен. Что же будет дальше?
–Что ты хочешь? – Спросил Корради, но уже заинтересованно.
–Хочу, чтобы все попробовали этого напитка. Хватит твоим официантам пить остатки виски и вина после работы. Пусть выпьют вместе с нами. У меня сегодня просто великолепное настроение. Отдаю его другим. Я человек добрый.
–Им не положено пить на работе. – Возразил Корради.
–К черту вашу работу!
–Правильно. Я вижу настоящего Папу. Твоя бутылка, что хочешь, то и делай, только не с моими официантами.
–Понимаешь, Ренато! – Захохотал Хемингуэй. – Я только что вырвался из плена горного отдыха. Я свободен целую неделю. Давай отметим это дело так, чтобы все со мной радовались. Я же закончил новую книгу.
–А менять мое имя в книге раздумал? – Улыбался метрдотель.
–Не буду.
–Тогда пусть выпьют все, если не возражаешь. Надо прикончить бутылку сразу. Нам надо еще работать.
–Мне тоже. Зови официантов.
Корради сказал об этом, расставляющему на столе бокалы официанту, и тот крикнул товарищам:
–Все сюда! Синьор Хемингуэй угощает в честь своего возвращения в Венецию.
Подходили удивленные официанты, пришел даже повар с кухни. Такого раньше не было. За выпивку на работе, – легко ее и потерять. Они знали нрав своего строгого метрдотеля. Но Корради, улыбаясь, произнес:
–Выпейте за приезд мистера Хемингуэя!
Хемингуэй огорченно смотрел на стаканы. В них виски выходило меньше, чем в рюмках. Выходит, зря он требовал большую посуду.
Официанты чокались с Хемингуэем, желали ему доброго здоровья по-английски и по-итальянски, выпивали и расходились по своим рабочим местам. Всем было весело. Не каждый может выпить так запросто с Хемингуэем.
Наконец, они остались с Корради одни.
–Что-то бутылка у тебя оказалась маленькой. А еще одну ты не спрятал для меня? – Спросил Хемингуэй метрдотеля.
–Поверь мне, единственная. И ту успел припрятать в последний момент. За твой приезд! – Корради чокнулся с Хемингуэем.
–Давай так. Если за другое не можем.
Во входную дверь заглянул швейцар, привлеченный шумом в ресторане – днем посетителей мало, поэтому обычно тихо. Хемингуэй увидел его и поманил рукой.
–Тебе не досталось виски?
–Нет. – Смущенно ответил пожилой швейцар.
–Сейчас поправим. Такое виски должны попробовать все. «Аскебаш» называется. Запомни, дружище.
Он отлил виски из своего стакана, в бокал и протянул швейцару. Тот боязливо посмотрел на метрдотеля. Но его начальник вдруг сказал то, что он от него не слышал тридцать лет – за время совместной работы.
–Черчи, дай свой бокал, я тебе тоже отолью.
А швейцар считал Корради образцом на работе. Втроем чокнулись, и выпили.
–Жаль, Папа, что тебе мало досталось. – Спокойно резюмировал Корради. – Но у меня есть в подвале еще одно виски, как оно называется? «Феймоуз-Гроуз» или «Балантайнз»? Не помню. У англичан такие сложные названия. В следующий раз, как придешь сюда, я тебе их подарю.
–Не надо следующего раза. Пришлешь подарок ко мне в номер прямо сейчас. Точнее немедленно. У меня должен быть гость.
–Рената? – Улыбнулся прозорливо Корради.
–Как ты догадался?
–Несложно. Она хорошая девушка, пока еще не похожая на наших итальянок.
–Почему пока?
–Сам знаешь. Так что, вы хотите заказать на ужин или обед? В номере или здесь? – Метрдотель снова стал официален с Хемингуэем. Уже он не гость, а посетитель или клиент, которого надо обслужить по самой высокой мерке.
Но Хемингуэй не заметил изменения в его тоне.
–Я сейчас позвоню и все узнаю. А потом решим, где ужинать – в ресторане или в номере. А ты сам сообрази самое лучшее. Не забудь вина. Лучшего из своих неприкосновенных запасов. И твой подарок, виски – тоже.
–Будет исполнено. До встречи.
Хемингуэй поднялся в свой номер. Его вещи давно принесли сюда. Он набрал номер телефона. Ответила прислуга.
–Сейчас позову.
Трубку взяла Адриана.
–Девочка, я вернулся. Жду тебя…
Его голос звучал нежно и ласково. Не так как только что в ресторане. Это был влюбленный Хемингуэй.
