Татьяна Сергеева
Фристайл. Сборник повестей
Обойдя по вызовам свой участок, протопав ещё несколько часов по тёмным дворам и парадным, вдоволь накатавшись с риском для жизни на старых скрипучих лифтах, я поплелась домой, от усталости шаркая ногами, как старуха. Но, проходя мимо ярко освещённого супермаркета, я вдруг вспомнила, что мой старый холодильник, позванивая пустыми полками, давно фыркает от презрения к своей хозяйке. Всё-таки надо что-то есть, и, придя к такому выводу, я повернула к дверям магазина. Мимо меня бесшумно проскользнула и остановилась «Скорая помощь». Это была машина реанимационной бригады, перед специалистами которой я снимаю свою новенькую меховую шапку. Трое молодых медиков в униформе выскочили из машины и мгновенно исчезли в недрах магазина. Водитель спрыгнул со ступеньки кабины и поспешил вслед за ними. Судя по всему, в период затишья между вызовами диспетчер разрешила ребятам подкрепиться.
Я тащила за собой упирающуюся тележку, с разъезжающимися колёсами, не задумываясь, складывала в неё, всё, что подворачивалось под руку: масло, сосиски, сыр, какие-то консервы… Магазины я ненавижу. Кругом толпились люди, спокойно переговаривались, не спеша, выбирали продукты. В общем, культурно проводили досуг. А меня вдруг объял жуткий пронизывающий холод: эйфория по поводу моего глобального решения изменить свою жизнь вдруг покинула мои тело и мозг, измождённые трудовыми буднями. Мне вдруг стало так страшно! Бесповоротное решение было принято; мост, оставленный позади, догорал в моей вялой душе, но я вдруг кожей почувствовала, что идти мне совершенно некуда… Мои однокурсники давно устроились: парни – в стационары за внушительный спонсорский взнос в пользу администрации, где работают практически бесплатно, оплачивая благосклонность многочисленного начальства из своей скудной зарплаты, а девицы – по блату, родственным связям или знакомствам подались в частные структуры… Только вот такие одинокие неприкаянные дуры, вроде меня, болтаются, где придётся. И поликлиника, между прочим, не самый плохой вариант… Я остановилась и невольно всхлипнула от жалости к себе. Потянувшись за кефиром на верхней полке стеллажа, я ухватила пальцами скользкую коробку, но тут чья-то рука, резко направленная в ту же сторону, выбила её из моих рук. Кефир шлёпнулся на пол со звонким чавканьем, белая вязкая лужа начала зловеще растекаться под моими ногами.
–Простите, пожалуйста! – Услышала я. – Это я виноват…
Я подняла глаза: рядом стоял молодой мужчина с ворохом мелких пакетов в руках, он был в униформе «Скорой помощи».
Это был предел. Я начала судорожно рыдать, и чем больше я старалась сдержаться, тем сильнее душили меня всхлипывания.
– Вы что? – Удивлённо спросил мой незнакомый коллега и заглянул мне в лицо. Сразу было видно, что это был совершенно уверенный в себе человек. Я сразу признала в нём врача-реаниматолога. Правда, его глаза были какими-то странными – весёлыми и грустными одновременно. – Вы из-за кефира так? Мы это сейчас исправим, не надо так расстраиваться… Я заплачу, Вы не беспокойтесь.
Через торговый зал вдоль прилавков к нам уже неслась разъярённая продавщица. Она только сделала глубокий вдох, чтобы начать ругаться, но доктор не дал ей раскрыть рта. Быстро всунув в её карман какую-то купюру, видимо, значительно превышающую стоимость кефира, он вежливо и спокойно произнёс:
– Пожалуйста, попросите здесь убрать!
Продавщица мгновенно сменила гневную физиономию на доброжелательную мину и исчезла, а мужчина повернулся ко мне.
– Ну, Вы успокоились? У… – Протянул он, убедившись в обратном.
После этого выразительного «У» он взял из кармана форменной куртки пачку запечатанных стерильных салфеток, вытащил одну из них, как-то очень ловко и привычно вытер мне сначала глаза, потом нос. Потом достал с верхней полки прилавка две пачки злополучного кефира, одну из которых положил в мою тележку. И, почти забыв обо мне, оглянулся, разыскивая взглядом своих коллег. Увидев водителя, окликнул его негромко.
– Петя, пора… Где там наши?
– Сейчас, Виктор Сергеич! Мы быстро! – И шофёр мгновенно растворился за спинами покупателей.
Доктор на прощанье ещё раз заглянул в мои мокрые глаза и улыбнулся своей грустно-весёлой улыбкой.
– Всё проходит! Чёрная полоса кончится, вот увидите!
И заспешил к кассе.
На выходе в самых дверях мы опять оказались рядом. Доктор улыбнулся, увидев меня.
– Всё хорошо? – Заглянул он в мою опухшую физиономию. – Вам куда?
Я назвала улицу.
– Мы подвезём, нам по пути…
Когда мы вместе вышли на улицу, он распахнул передо мной дверцу кабины.
– Садитесь сюда, рядом с Петром. Я пока в салоне поеду.
Опершись на его руку, я взгромоздилась в кабину «Скорой». Машина легко выехала на дорогу. Молчать было неудобно, и я спросила фельдшера, сидевшего рядом со мной.
– Вы кардиологи?
– Нет… – Покачал он головой. – Рхб.
Рхб – реанимационно-хирургическая бригада. Преклоняюсь. Все ДТП, все трамвайные случаи, выпадение из окон и кувырки с балконов, в общем, всё, что требует экстренного хирургического вмешательства – всё это богатство в их ведении… Я вспомнила, как в интернатуре был у нас цикл работы на «Скорой». Вспомнила, как ехала в машине на ДТП, лязгая зубами от страха, и молила Бога, чтобы вызов был ложным. Оказывается, на «Скорой» таких вызовов немало, особенно по ночам и в праздники – развлекаются людишки.
Мне надо было выходить. Я поблагодарила ребят и попросила остановиться. Доктор вышел из салона и помог мне спрыгнуть на тротуар.
– Старайтесь всё-таки пореже плакать! – Помахал он мне рукой, забираясь на моё место в кабину.
– Спокойной вам ночи! – Крикнула я ему в ответ.
Почему-то кривая моего настроения вдруг перевалила минусовую отметку и немного поднялась над нулём. Весело-грустные глаза доктора были близко-близко перед моим лицом, и почему-то стало немного легче.
Не смотря на усталость и тяжёлую сумку с продуктами, я не пошла домой. Возле самой двери парадной резко повернула и направилась к Светке. Света – моя подруга детства, мы с ней учились в школе, потом в институте. Она для меня – единственный источник энергии, я, не стесняясь, пью из неё все соки, хотя дома у неё и без меня вампиров хватает. Света с малолетства серьёзно занималась спортом. Мне кажется, разрядов у неё нет только по шахматам и шашкам, поэтому медицинская дорога для неё была предопределена – она стала отличным спортивным врачом. Свою работу и спортсменов обожала. Но потом влюбилась в старшего тренера по биатлону, вышла замуж. Родила сначала одного пацана, а через три года – другого. И сейчас сидит дома в декрете и стонет от тоски по соревнованиям и сборам. Мы всю жизнь прожили по соседству и приходили друг к другу в любое время дня и ночи. Нам даже в голову не приходило предварительно звонить или спрашивать разрешения. Я знала, что Фёдор – муж Светы, которого я, ёрничая, зову «дядей Фёдором», поскольку он намного старше нас, где-то на соревнованиях в Сибири. Светка одна с детьми, так что церемониться не имеет никакого смысла.
В квартире был маленький сумасшедший дом: готовился детский отход ко сну. Мальчишки оглушительно орали, причём старший при этом хлопал по полу крохотным короткими лыжами, передвигаясь из кухни в комнату с детским ружьём наперевес. Младший восседал на руках у матери, перемазанный с ног до головы кашей. Волосы Светки тоже были в каше.
– Плюётся, паршивец, – объяснила она, пропуская меня в дом. И крикнула старшему.
– Вовчик, прекрати, я оглохла!
Но Вовчик уже увидел меня и с радостным визгом повис на моей шее, пиная меня в живот острыми концами лыж. Он почему-то страстно меня любил. Очевидно потому, что я совершенно не умею обращаться с детьми и никогда на него не ору, как мать.
– Ну, слезай, – сказала я, освобождаясь от его цепких объятий. – Биатлонист – сын биатлониста…
– Да… – Вздохнув, согласилась моя подруга. – Стоило только один раз взять на соревнования… Теперь спит в лыжах с ружьём в обнимку.
Мы прошли в кухню, где запихивание каши матерью и выплёвывание её младенцем продолжилось с прежним успехом. Света внимательно взглянула на мою опухшую от рёва физиономию.
–Выкладывай!
Я коротко и главное – без рыданий и слёз, рассказала ей о принятом решении. Подруга была в курсе моих поликлинических страданий, мы не раз обсуждали с ней мои проблемы, искали выход, варианты трудоустройства – и ни к чему не приходили. Я всё также отправлялась на работу по прежнему месту службы. Но теперь всё было по-другому. Света знала меня, знала, что если я на что-нибудь решаюсь, то меня не переубедить и не сдвинуть с дороги, как упрямого и тупого осла.
Я спокойно пересидела в кухне высаживание на горшок, вечернюю помывку детей в ванной, а потом достаточно долгое укладывание их в постель. То один, то другой поминутно вскакивали как Ванька-встаньки и требовали внимания от матери. Наконец, лыжи были сняты, ружьё отдано на хранение любимому зайцу, почему-то с рождения покрашенного в зелёный цвет, дети затихли, и подруга была в моём распоряжении.
– Итак… – Сказала она, усевшись напротив и пристально вглядываясь мне в глаза. – Ты решилась…
– Я решилась… – Эхом повторила я и прерывисто вздохнула.
– Знаешь что… Я вот сейчас всё время думала…– Вдруг произнесла Светлана (Господи! Когда она в таком бедламе ещё и думать успевает!). – Иди к нам в физкультурный диспансер!
Я с ужасом отмахнулась. Я всегда была так далека от спорта, что никогда прежде эта идея ни мне, ни моей подруге в голову не приходила.
– Иди на моё место. – Продолжала Света, и голос её приобретал всё большую убеждённость. – Я сейчас в декрете. Фёдор меня раньше времени на работу не выпустит… Мои спортсмены брошены на произвол судьбы – у нас ведь тоже врачей не хватает, все работают с перегрузкой. На сборы ездить некому: мужчин-докторов мало, а женщины… Ну, ты понимаешь…
Я затрясла головой.
– Ты с ума сошла! Что я понимаю в спорте? Ты вспомни, как за меня нормативы по лыжам сдавала…
Светка рассмеялась. Мы отвлеклись и начали вспоминать. Подруженька под моей фамилией сдавала не только нормативы по лыжам и лёгкой атлетике, но и по плаванию, и по каким-то видам спорта ещё… Это не всегда удавалось, так как мы были в одной группе, и если надо было отличаться одновременно, то я просто физически страдала, и, разбегаясь, крепко зажмуривала глаза, перепрыгивая через ненавистного гимнастического козла…
– Иди к нам… – Перестав смеяться, твёрдо повторила Света. – Если ты возьмёшь моих спортсменов, то я тебя натаскаю. Тебя сразу же пошлют на первичную специализацию, насколько я помню, она начинается через месяц… Ты – хороший терапевт, а спортсмены в общей массе – практически здоровые люди. Ничего сложного тут нет, безусловно, есть тонкости, но ты их быстро освоишь. Тебе понравится, вот увидишь… И как мне раньше это в голову не приходило!
Мы проговорили до глубокой ночи. И, ворочаясь на узком гостевом диване, я так и не заснула до утра. Но участь моя была решена. Другого выхода нет. Я буду спортивным врачом.
Вот так моя судьба неожиданно сделала кульбит. Нет – фляк. Или двойное сальто. Вот я теперь какую лексику осваиваю! От Светланы я получила в наследство спортивную гимнастику, биатлон и, о кошмар! тяжёлую атлетику. Конечно, прежде мне пришлось покорпеть на лекциях по спортивной медицине, где меня учили активно вмешиваться в тренировочный процесс, воевать с тренерами, не пускать на тренировки и снимать с соревнований спортсменов, имеющих малейшие отклонения в здоровье. Учебный цикл был долгий и нудный, всё то новое, что я на нём услышала, могло быть уложено в две-три недели, а прошли месяцы, пока меня, наконец, выпустили на свободу с толстым удостоверением о новой специализации… В диспансере в меня вцепились: я – свободный, независимый человек, вольна распоряжаться собой и ехать в любой конец нашей необъятной Родины на сборы и соревнования. Правда, когда я увидела этот график… Сборы-то ладно, тренировки и тренировки, но соревнования… И самые страшные для меня – международные по спортивной гимнастике. Все чемпионаты и кубки Европы и Мира по своим видам спорта я теперь по телевизору смотрю во все глаза, поэтому, хоть и поверхностно, но что такое спортивная гимнастика, я уже представляю. Но на этих соревнованиях, которые должны проходить в нашем городе, я буду работать одна! Ужас какой-то! От одной этой мысли меня бросало в жар и становилось дурно.
Зимний сезон подходил к концу, оставались только отборочные городские соревнования по биатлону, а потом начинались бесконечные сборы и соревнования по гимнастике. Перед первыми в моей жизни соревнованиями мы провели домашний тренерский совет на квартире у Светланы. Он проходил в привычной, но весьма оживлённой обстановке. Дети постоянно вопили, требовали внимания: Вовчик стучал лыжами, перемещаясь в пространстве квартиры, младший Серёга переезжал с одних рук на другие, не желая скучать в манеже в одиночестве. Но мне были подробно изложены все немногочисленные обязанности спортивного врача во время соревнований по биатлону. Фёдор и Света хором убеждали меня в том, что ничего страшного нет, что на страховке всегда стоит машина «Скорой помощи». Но, наверно, вид у меня был таким испуганным, а успокоительные речи друзей оказывали такое слабое действие, что, переглянувшись, они начали обсуждать, куда бы пристроить детей на полдня, чтобы Света могла выехать с нами на соревнования и способствовать моему боевому крещению. Решено было в очередной раз призвать на помощь одну из бабушек. Я виновато, но облегчённо вздохнула.
На следующий день «дядя Фёдор» долго вёз нас в своей машине на трассу по биатлону. У нас за городом есть живописное гористое место, где ещё моя мама когда-то осваивала лыжную науку. Ещё лет десять назад в этих местах в густом хвойном лесу были прекрасные спортивные базы, два трамплина, горнолыжный склон, зимой сюда ездили отдыхать тысячи людей. Но в безвременье перестройки лес вырубили, базы закрылись, лыжные трамплины разрушились, на их месте возвели богатые коттеджи сильных мира сего, а спортсменам остались только два лысых склона для горных лыжников да трасса для биатлонистов.
Мы приехали задолго до начала соревнований. «Скорая» была уже на месте, судейская коллегия в сборе. Фёдор познакомил меня со всеми судьями, объяснил, где моё рабочее место, где можно, а где нельзя стоять… Я успокоилась и задышала ровно.
Сразу стало видно, что биатлонисты Свету любили: к ней подходили спортсмены, мужчины и женщины, о чём-то спрашивали, смеялись чему-то, поздравляли с прибавлением семейства. В их профессиональных разговорах я ничего не понимала – они жаловались Светке на устаревшее оснащение, на какие-то проблемы с винтовками. По началу она всё время оглядывалась на меня, знакомила с ребятами, пыталась вовлечь в общий разговор. Но я чувствовала себя так, словно оказалась среди инопланетян. К счастью, вскоре начался первый забег. Я постояла, посмотрела, ничего интересного для себя не увидела и повернулась в сторону склона, на котором соревновались горнолыжники. И даже отошла подальше, спустилась немного с трассы и пристроилась на выступающем из земли валуне, откуда было лучше видно. В тонкостях скоростного спуска я понимала столько же, сколько в биатлоне, но наблюдать за горнолыжниками было гораздо интереснее. Спортсменов словно ветром сдувало с вершины горы, они неслись вниз на бешеной скорости, а потом вдруг взлетали вверх над почти незаметным трамплином, выделывая в воздухе какие-то немыслимые акробатические трюки, и заканчивали спуск в таком же стремительном темпе…
И я, словно под гипнозом, потеряла чувство реальности. Я совершенно забыла, что за моей спиной идут соревнования по биатлону, что именно я, а не кто-то другой – врач этих соревнований, что моё место там, возле судей, а не здесь, на этом валуне.
Я не знаю, сколько времени прошло, когда ко мне подошла Света.
– Я тебя потеряла…
– Что это? – Спросила я заворожено.
– Фристайл – Пожала она плечами. – Нравится? Смогла бы так?
Я только вздохнула. Стояла на камне и смотрела вниз, как заворожённая.
– А ты? Хотела бы так? Смогла бы?
– Смогла… – Тоже вздохнув, ответила моя подруга. – Лет восемь назад можно было бы попробовать…
А я не могла оторвать взгляд от летающих лыжников. Вот стремительно сорвался вниз очередной спортсмен, наверно, это даже девушка, маленькая, миниатюрная. Скорость всё нарастает и нарастает, а потом толчок и… Она уже в воздухе! Какие-то фантастические перевороты, и вот она опять на ногах, катится вниз, словно и не было этого удивительного прыжка.
Вдруг что-то обожгло и защемило у меня под лопаткой.
– Ой! – Невольно вскрикнула я и буквально свалилась на Светку со своего пьедестала на валуне.
– Ты чего? – Удивилась она.
– Да что-то колет. Там, на спине…
Я задёргала плечами, пытаясь избавиться от неприятного ощущения.
– Ну, подожди, я почешу…
И Света просунула свою руку под мой пуховик.
– Ой-ля-ля…– Обеспокоено выдохнула она, и протянула мне свою ладонь, которая была вся в крови. – Ну-ка, быстро! В машину «Скорой».
Врачом «Скорой» моя спина была подвергнута тщательному изучению. Хотя валун, на котором я стояла, находился достаточно далеко от мишеней, куда целились биатлонисты, но там стоять было не положено, и, видимо, какая-то шальная пуля, отскочив рикошетом, пробила мой пуховик и прокатилась по спине. Ничего страшного, просто ссадина, но попало нам от Фёдора всерьёз. Мне показалось, что сейчас он прибьёт нас обеих.
– Ну, ладно, эта дура никогда даже в тире не была, ничего в стрельбе не понимает, – орал он на Светку. – Но ты соображать должна или нет?! Где вы встали? Я что, должен всё время следить, где у меня врачи шастают?!
Света исподлобья взглянула на меня и подмигнула. Я молчала. Разнос был справедливым, мы должны были стоять совсем в другом месте. Вся судейская коллегия кружилась вокруг меня с упрёками, и потом я долго давала интервью коллегам в диспансере, на время превратившись в популярную личность – ничего подобного на соревнованиях по биатлону до этого в нашем городе не случалось… К тому же, протанцевав на ветру и мартовском холодном солнце несколько часов, я обморозила свои щеки и теперь хожу с гламурным румянцем на физиономии.
Но зима с затяжными оттепелями и слякотью постепенно отступала. Мои «зимние» спортсмены уехали догонять её куда-то на север. Фёдор был на сборе под Мурманском, и я дневала и ночевала у Светки, питаясь её бешеной энергией, как истинный вампир. В межсезонье соревнований становилось всё меньше и меньше. Я постепенно вникала в рутинную работу спортивных врачей. Посменный приём в диспансере – то же самое, что в поликлинике, только проблемы возникают довольно редко… А так – всё знакомо: нормы посещаемости, медкарты и прочее… И я вскоре заскучала. Голова пустая, нагрузка минимальная, по вызовам ходить не надо, но и с приёма не уйдёшь, все наши доктора либо чаи распивают по кабинетам, либо читают книжки… Когда я уже совсем озверела от безделья, подошло время тех самых международных соревнований по спортивной гимнастике. И чем ближе подходили эти страшные дни, тем больше я обмирала от предчувствия чего-то жуткого и неотвратимого.
Последнюю ночь перед соревнованиями я опять ночевала у Светланы, которая тщетно пыталась меня успокоить.
– У тебя там только организационные функции. – Твёрдо вещала она мне в ухо, втиснувшись между мной и спинкой узкого дивана. – В каждой команде есть свой врач, и китаянка не пойдёт к тебе со своим синяком, она верит только своему эскулапу… За час до начала соревнований приедет «Скорая», так что даже на разминке ты будешь под прикрытием. Телефон у тебя есть, если что – звони мне.
Я пришла часа за два до начала соревнований и не без труда нашла главного судью, которому должна была представиться. От страха колени у меня тихонечко позвякивали друг о друга. Рядом со ступеньками на помост, где были установлены гимнастические снаряды, мне показали мой персональный стол с медицинским флажком. Я устроила на нём свой кейс с медикаментами, дрожащими пальцами с трудом расстегнула все его защёлки и, только после этого подняла глаза на помост. Сегодня соревновались юноши. На шести снарядах одновременно, между прочим, каждый из которых выглядел для меня чем-то вроде гильотины. Разминка уже началась. Я тогда совсем ничего не понимала в гимнастике, но, глядя на то, что вытворяли мальчишки на перекладине, отрываясь от неё, вылетая вверх, переворачиваясь, перехватывая руки и с размаху шлёпаясь животом на маты, мне хотелось крепко зажмурить глаза и не открывать их до окончания соревнований. Потихонечку меня начинало трясти от страха.
Я огляделась. Огромный спортивно – концертный комплекс был почти пуст. Гимнастика – не слишком популярный вид спорта, болельщики – это профессионалы, либо родственники выступающих. Я с надеждой и ожиданием переводила взгляд с одного входа на другой, подпрыгивала от нетерпения в ожидании своих коллег со «Скорой». Разминка проходила интенсивно, мне всё время казалось, что сейчас непременно что-то случится, кто-то рухнет, получит серьёзную травму, и мне придётся разбираться, ставить диагноз, принимать какое-то решение. Но, наконец, я вздохнула с облегчением: в одном из широких проходов появились мои коллеги со «Скорой», их синяя униформа заметно бросалась в глаза. Они осмотрелись, и, увидев мой медицинский флажок на столе, сразу направились ко мне. Молодой человек с медицинским чемоданом-укладкой, по-видимому, фельдшер устроился неподалёку на первом ряду ближайшей трибуны, а доктор подошёл ко мне. Я вопросительно посмотрела на него. Знакомств с новыми людьми я панически боялась. Зажималась так, что с трудом выдавливала из себя собственное имя.
– Вы – врач? – Спросил он, приблизившись, и его грустно-весёлый взгляд пригвоздил меня к стулу.
– Да… – Не произнесла, а только кивнула я в ответ.
Я мгновенно узнала этого доктора именно по этому странному взгляду. Это был тот самый врач реанимационно-хирургической бригады, который несколько месяцев назад в супермаркете выбил у меня из рук пакет с кефиром. Он, конечно, меня, не узнал. Но я как-то сразу успокоилась, словно встретила старого знакомого.
– Садитесь…
Он сел на свободный стул рядом со мной.
Мне, действительно, стало вдруг легко рядом с этим доктором, от которого вместе с сильным запахом какого-то антисептика исходила спокойная профессиональная уверенность. Мы познакомились.
– Виктор Сергеич… – Представился он.
Да, да, Виктор Сергеич… Так назвал его шофёр тогда в магазине.
Теперь я спокойно следила за происходящем на помосте. Спортсмены сосредоточенно разминались, команды переходили от снаряда к снаряду. Коллега с весёлым любопытством взглянул на меня.
Я утвердительно кивнула на его не прозвучавший вопрос.
– Я в первый раз на таких соревнованиях… Перекладина у меня вызывает священный ужас… Об акробатике я и не говорю…
И я тяжело вздохнула.
Он только улыбнулся в ответ своими грустно-весёлыми глазами. Мы разговорились. Оказалось, что в детстве он серьёзно занимался этим видом спорта, имел какие-то разряды. Во всяком случае, отлично разбирался во всём происходящем. Мне было удивительно просто разговаривать со своим новым знакомым. Он стал меня расспрашивать о работе в физкультурном диспансере, о спортсменах. Кроме гимнастики мой коллега многое знал про альпинизм. К этим спортсменам я всегда относилась с предубеждением. Я считаю совершенно бессмысленным тот риск, которым они себя подвергают. Мне приходилось на осмотрах в диспансере видеть альпинистов с ампутированными пальцами на конечностях. Ради чего так себя калечить? Оказывается, отправляясь высоко в горы, альпинисты берут в команду реаниматологов или хирургов высокого класса, которые способны в полевых условиях, прямо в палатке производить сложные внутриартериальные вливания для экстренной помощи при обморожениях. И мой коллега с грустно-весёлыми глазами побывал с ними и в Тибете, и даже в Гималаях…
Вскоре мы уже отбросили отчества и называли друг друга, хоть и на «Вы», но по именам. В конце концов, я совсем осмелела.
– А знаете… – Сказала я, когда прозвенел гонг к началу соревнований. – Это ведь Вы уронили мой кефир на пол в магазине… Помните?
Он сощурился, припоминая. Потом засмеялся.
– Ну, да, да… Так это были Вы? Вы тогда так горько плакали… Вам, действительно, было очень жалко разбитой пачки кефира?
Мы дружно посмеялись, вспоминая об этом происшествии. Теперь иронизировать было легко, и я откровенно рассказала своему новому знакомому, с чем тогда были связаны мои горючие слёзы.
Соревнования начались, пошла напряжённая разминка на первом снаряде. Огромный полупустой зал спортивного комплекса гудел и резонировал, откликаясь эхом на объявления по громкой связи и доносившуюся из буфета музыку. Мы сидели далеко от всех, нас никто не слышал, поэтому говорить можно было о чём угодно.
Время летело совсем незаметно. К концу третьего часа соревнований, благодаря своему коллеге, я знала по именам всех гимнастов нашей сборной. И различала самых сильных соперников нашей команды и даже усвоила названия некоторых сложных элементов в гимнастических упражнениях… Немногочисленные городские болельщики перемещались по полупустым трибунам за нашими спортсменами, стараясь оказаться поближе к снаряду, на котором те должны были выступать.
– Что они кричат? – Удивлённо спросила я у Виктора.
– «Стой!»…
– «Стой»?
– Да… Это помогает. Видите, парень не слишком уверенно сделал соскок с брусьев… Едва удержался на ногах. Если бы болельщики не крикнули «Стой!», может быть, и упал бы…
– Вы, действительно, так думаете? – Недоверчиво переспросила я.
– А Вы не верите? Это потому, что Вы никогда не занимались спортом и не знаете, что значит для спортсмена поддержка болельщиков…
И я больше не вздрагивала, не вскидывала взгляд на трибуны, откуда вылетал дружный вопль «Стой!», когда спортсмен неуверенно приземлялся после прыжка или соскока со снаряда… Мне вдруг стало так хорошо и легко на этих соревнованиях. Я больше не боялась ни спортсменов, ни этих жутких гимнастических монстров вроде брусьев или перекладины… Рядом с этим человеком, который сидел сейчас возле меня в синей форме врача «Скорой помощи», всё происходящее неожиданно стало таким интересным, что я совсем забыла, что нахожусь на работе.
Но вдруг Виктор перестал улыбаться и положил передо мной на стол чистый листок бумаги.
– Пишите номер телефона…
Я вопросительно взглянула на него.
– Ваш, ваш… Я думаю, мы можем встретиться не только в спортивном комплексе…
И тут я грохнулась с неба на землю. Мне было трудно поднять на него глаза. Романов я боялась панически. Виктор был явно на несколько лет старше меня и почти наверняка женат. Кольца на его пальце не было, но это ни о чём не говорило – хирурги колец не носят.
– Что случилось? – Серьёзно спросил он, пристально глядя на меня. – Вы замужем?
Я только и смогла промямлить.
– Нет…
–Ну, и славно, – И он опять решительно подвинул ко мне листок бумаги. – Пишите! Я тоже совершено независимый человек…
Это я видела. Таких вот совершенно независимых я и боялась, как огня.
Но, подчиняясь, как всегда, чужой воле, так и не взглянув на него, написала на бумажке свои номера городского и мобильного телефонов. Виктор тщательно сложил этот листок и спрятал его глубоко в левый нагрудный карман. Похлопал по нему сверху и пошутил.
– Вот Вы теперь у меня где…
Я криво улыбнулась ему в ответ. И когда я только научусь не идти на поводу обстоятельств?!
Он болтал со мной, но при этом умудрялся не спускать глаз с помоста, охватывая взглядом сразу все шесть снарядов.
– Смотрите, смотрите! – На перекладине выполняли упражнения румынские гимнасты. – Вот это класс!
Я посмотрела. Конечно, это было здорово. Красивый накаченный парень ловко и стремительно выполнял какие-то фантастические выкрутасы. Большие обороты, какое-то сальто в воздухе, опять перехват перекладины… Виктор, не отрывая взгляда от выступающего, пояснил мне, что это и есть главный соперник лидера нашей команды.
И вдруг что-то произошло. Я не успела даже понять – румынский гимнаст, оторвавшись от перекладины, вылетел высоко вверх, но, сделав переворот в воздухе, неожиданно рухнул вниз, распростёршись на матах. Выпускающий тренер команды подбежал и склонился над ним, и кто-то уже торопился к нам, размахивая руками. Виктор мгновенно вскочил с места и легко хлопнул меня по плечу.
– Вперёд!
Я поспешила за ним, а фельдшер с укладкой уже стоял на коленях перед распластанным на матах гимнастом. Консилиум проводили на месте все присутствующие медики: Виктор – врач реанимационно-хирургической бригады, врач румынской команды и я в качестве довеска… Спортсмен явно получил сотрясение головного мозга, с позвоночником тоже надо было разбираться… Руководство команды, как ни убеждал Виктор, по началу никак не соглашалось отправить своего подопечного в нашу больницу, но, в конце концов, сдалось. Виктор едва попрощался со мной и вместе с фельдшером, который командовал переноской спортсмена на носилках, быстро исчез в проходе между трибунами. Я осталась совсем ненадолго одна – через несколько минут соревнования закончились, началась длительная процедура награждения, на которой нам тоже положено присутствовать.
О травмированном гимнасте я почти не думала – я была уверена, что с ним будет всё в порядке. Но в душе у меня был полный сумбур. Кружилась голова от соревнований, обилия новых впечатлений, а самое главное, от предчувствия чего-то нового, совсем неожиданного в моей жизни… Я вполне могла спеть вместо Винни-Пуха: «В голове моей опилки, да, да, да…».
С этого дня вся моя жизнь пошла под каким-то странным искажённым углом. Я напряжённо и ждала телефонного звонка, и хотела забыть об этих грустно-весёлых глазах. Я чего-то очень боялась, и сама не знала, чего хочу…
Первый раз я по-настоящему влюбилась в девятнадцать лет. Школьные флирты и романы не в счёт. Познакомились мы с Юрой на какой-то дискотеке, куда меня почти волоком притащила Светка. Её всегда приглашали нарасхват, а я, как правило, подпирала стенку танцевального зала. Мама очень не любила эти мои походы, и я совершала вылазки в дискотеку потихоньку от неё под предлогом посещения театров или концертных залов.
В тот день я опять сбежала из дома и одета была в Светкино платье, то ли короткое, то ли длинное, сейчас уж не помню. Во всяком случае, в этом наряде я чувствовала себя довольно неловко, хотя платье само по себе было красивым. В общем, Юра меня пригласил танцевать, мы разговорились. Он был весёлый остроумный балагур, умел рассмешить, и я никогда в жизни больше не хохотала так, как в те времена. Влюбилась я в него без памяти, и мне казалось, что он испытывает те же чувства, что и я. Мы встречались каждый день, гуляли в обнимку по городу, целовались на пустынных по вечерам улицах, ходили в кино, в театры и на концерты, так что маме больше не надо было врать. Юра учился в Военно-медицинской академии, был старше меня на два курса, и потому иногда помогал мне даже в освоении нашей общей специальности. Я очень любила его руки, длинные пальцы с аккуратно постриженными ногтями. Он очень хотел стать нейрохирургом, много занимался и читал по своей специальности. Только что расставшись со мной, мой любимый мог через несколько минут позвонить мне по телефону, и я не ложилась спать, пока он не скажет мне в трубку «Спокойной ночи, Рыжая». Почему-то он звал меня «Рыжей», хотя цвет моих волос далёк от этого оттенка. Ко мне он относился очень бережно, намекал на общее будущее, на то, что бережёт меня для себя…
