Степан Витальевич Кирнос
Восхождение к власти: день гнева
Глава шестнадцатая. Возвращение в Ад
Следующий день. Утро.
Этот день солнечным не собирается быть. С самого утра всё затянуто плотным серым слоем облаков, которые не пустили и маленького лучика солнца, чтобы он озарил проклятые места, именуемые «оплотом просвещённого», на которые так давно не падало света.
Но свет идёт к краю заблудших и запрограммированных душ. Не свет, а целый каскад идейного светила нового мира, что вознамерилось испепелить ярким безумным сиянием залпов тысячи орудий места, которые заклеймило местом сосредоточения ереси и сумасшествия.
Ветра практически нет, только разве лёгкое северное поветрие может потрепать одежду или заставить шептать листья деревьев.
Но вот с юга подступает целая буря, что обрушится на Информократию всей мощью и силой, которую может собрать возрождающаяся в страшных муках врагов держава, готовая перекроить мироздание по собственному лекалу. Орудия страны, с чернокрылым двуглавым орлом на знамени, готовы обрушить неистовство и ужас на головы продвинутой страны, заклиная её оплотом мракобесия.
Вскоре по весям и лесам, городам и крепостям Аурэлянской Информократии огненным вихрем пройдут армии Императора, Канцлера Рейха, преследуя одну единственную цель – завоевание. А предчувствуя напряжение воители сверхнаучной страны собирают силы у первого рубежа обороны, чтобы ответить наукой и её оружием на притязания Императора и доказать истинность выбранной веры и системы общества.
Все готовятся к войне.
Всё вокруг огромного поля, где растут тонны жёлтой химинки, медленно подстраивается под нужды Армии Информократии, подгоняющей ауксилии городов и воинствующие инфо-культы. И вся военная система готовится построить единую оборонительную структуру, на которую возлагают задачу – остановить врага, перейти в наступление и уничтожить его.
За стеной, ограждающей Информократию, растут поля не-сухой травы, только с виду и на ощупь она таковой кажется. Однако её присутствие становится отличным способом скрыть диверсионные группы, которые под покровом растительности уже проникли, как яд в рану, и готовятся нанести незаметный, но ощутимый удар.
Так и поступила первая ударная группа, в которую и включили человека, для которого возвращение за стену – возвращение в ненавистный дом, будто бы тот всегда оставался преисподней, терзающей бедную душу человека.
Средь иссохших деревьев, которые раньше были лесом, продвигается тридцать человек. На каждом из них одинаковые облачения – тёмно-синее кожистое покрытие – военная куртка, под чёрным бронежилетом, с рукавами оставляющие только прорези для пальцев, штаны, уходящие под высокие берцы. Колени, икры и четырёхглавая мышца защищены пластинами, призванными остановить пулю, если таковая полетит. На голову опускается капюшон, укрывающий противогаз и чёрный шлем.
Но есть и пара других – высокие, экипированные в металлические, полностью закрывающее тело, костюмы, воители, несущие в руках тяжёлые противотанковые лазерные винтовки, через плечо перекинута трубка с противогазом, а очи сверкают от работы датчиков. Они идут, как-бы отстранившись от основной группы, словно чужаки.
Маритон знает их, наслышался от Хакона о «бронепехоте» Империи, которая идёт на самом острие наступления, прорывая позиции её врагов, ценою своей жизни.
– Маро, – мужчина в тёмно-синем тактическом костюме обернулся на зов, обратив круглые стёкла противогаза в сторону, вопросив.
– Да, господин?
– Говоришь, ты уже был в Информократии?
– Отставить разговоры не по делу, – их оборвал грозный голос, исполненный исковерканной хрипотой и грубостью.
Средь тридцати бойцов возвышается двухметровый гигант, под ногами которого с каждым шагом раздаётся жуткий хруст старых веток и кусков трухлявых опавших деревьев. Его доспех выделается среди экипировки других. Всё тело заковано в высокотехнологичный экзоскелет, издающий гул приятного жужжания механизмов и электроники. Грудь укрыта под титановыми пластинами, скрывающими дополнительные средства защиты, кольчугу из сверхпрочной стали вместе с жёсткой тканью, под которыми покоятся механические устройства, поддерживающие та теле весь каскад брони. Из-под брони, защищающей торс, выглядывает кусок алой, как свежая кровь, ткани. Это рыцарская юбка, на которой вышит белый мальтийский крест, символизирующий статус человека, несущего бремя крестового похода. Плечи закрыты толстыми наплечниками, а голова укрыта под горшечным шлемом, с прорезями для глаз, откуда светится электронное светлое пламя, которые показывает, что системы брони работают исправно.
Посреди такого гиганта остальные тридцать воинов смахивают на детей, собравшихся вокруг исполина, широкого в объёме и которому в росте прибавляет продвинутый костюм. Как ни странно, не смотря на вес и габариты, воитель передвигается сравнительно бесшумно, становясь единым целым с наступлением, а не его отличительной чертой.
Смотря на грозного и сурового воителя, несущего в руке длинный меч, Маритон чувствует, как его душа полнится восхищением и опаской. Ещё вчера это был приятный на вид мужчина, умелый администратор и полководец, приготовивший план нападения, а сегодня уже воин, с удивительной манерой вести сражения, как рыцарь древности. Пускай и в высокотехнологичном доспехе с мечом наперевес он идёт в бой в эпохе боевых лазеров и плазмы.
– Маритон, – в наушнике звучит грубый тяжёлый глас. – Вы сказали, что уже имели дело с Легатом.
– Да, господин Аурон… не самая приятная встреча.
– Что вы можете сказать о его способностях? Для отряда.
Выставив дробовик впереди, смотря через прицел, на мёртвый и лес и продвигаясь вперёд, мужчина спокойно пояснил:
– Он? Сволочь он последняя. В нём ни души, ни сострадания. Один холодный ум, ледяное сознание, которым он и руководствуется, – гневная речь спустя пару секунд молчания, в эфире стала ещё более злобной. – Нее-е-т, руководят им директивы и протоколы. Они у него вместо воли и духа, ибо они и определяют его ход мыслей и поступков.
Группа молчит. Несмотря на любовь к разговорам некоторых её членов никто не думает сейчас тратить слова на комментирование таких слов. Все понимают, что они рождены от горького опыта, только никто и не догадывается, какая именно боль накрыла парня с головой и суть последней встречи с Легатом.
– Что ж, тогда мы будем осторожнее, когда его встретим, – внезапно вырвались в эфир слова Сантьяго, молодого, но рьяного парня, однако в меры пылкого. – Но ему всё равно от нас не уйти.
– Кто знает, – ввязался в разговор Арис, мужчина лет тридцати, отличающийся особой осторожностью. – Я слышал от разведчиков, что Легаты Информократии отличаются проницательностью и отлично ощущают обстановку вокруг.
Маритон же не роняет ни слова. Каждое слово о Легате режет сердце, а фразы колют. Столько воспоминаний, несущих только печаль. Эти деревья, хрустящий сухостой под ногами и серые небеса над головой, готовые разродиться плачем – всё это напоминает о доме, в котором некогда жил парень, однако в один момент его родные места стали невыносимы, как сам ад. Внутри Маритона бушует настоящий шторм эмоций, а линзы противогаза не в силах показать всю печаль, сиявшую в единственно здоровом оке, они отражают только окружающий мир – мёртвые ветки деревьев, скрючившихся в безумных муках природы и серый небосвод.
Лес протянулся на долгие два километра и упёрся в стену, оградившую «просвещённую державу развитого общества» от остального злобного и непросвещённого мира. К лесу прилегают бескрайние поля жёлтой химинки, о которой по наивности забыли солдаты и офицеры армии, пологая, что их оборона безупречна. Но ряд стычек на границе отвлекли дозорных от их вечного бдения, дав пройти Маритону и его отряду незамеченным.
Несмотря на военное положение ещё ни разу не попадались части врага. Даже хиленький патруль не вышел навстречу диверсантам. Это насторожило Маритона, ибо он не понаслышке знает, что в случае опасности Киберарии заполняют окрестности, выстраивая сетчатую оборону.
«Что же тут стало» – спрашивает себя Маритон, всматриваясь в мертвенно-пустые и засохшие чащи леса, через прицел дробовика.
– Господин Маритон, – у уха слышится тяжёлый бас. – Скажите, а отсутствие военных подразделений на приграничной территории это норма у вас?
– Нет, – приглушённо отвечает парень. – Совсем нет. Это необычно. Видимо Легат опасается нападения и стянул войска к городку. А может, готовит засаду.
– Господин Крестоносец, – почтенно обратился техник и тут же с механическим постаныванием Аурон повернулся налево. – Можно вперёд выслать средства обнаружения замаскированного врага, что проверить местность впереди.
Визоры на шлеме Аурона обратили взгляд техники вперёд, где видится только лес, образованный из мёртвых, свёрнутых от боли, деревьев.
– Не думаю, что это будет целесообразно.
– Будет, – сухо заговорил Маритон, осматривая мёртвую местность. – Киберарии используют скрывающие плащи. Поэтому вполне вероятно, что за нами уже следят.
– Ладно, – проскрипел грубый механический голос, рвущийся из-под шлема. – Лейтенант Варгенес, готовьте средства проверки местности и отправляйте впереди нас и по два на фланг. Не желаю быть окружённым.
– Так точно, – как только из-под маски противогаза вырвались слова, техник вынул три маленьких шарика, сверкнувших стальным блеском, нажал на них пару кнопок и отправил в полёт, по всём трём сторонам и, не издавая никого звучания, они рванули по воздуху, сканируя местность.
Отряд продолжил ход, пробираясь сквозь чащобу серого и высохшего леса, собранного из деревьев, которые явно были взращены для того, чтобы хоть раз снятья в фильме ужасов. Скрюченные в неимоверных завитках стволы, ощетинившиеся на отряд ветки, словно костлявые пальцы старухи с косой, которая зависла над отрядом.
Но Маритону нет дела до жуткого леса, отравленного едва ли не всей таблицей Менделеева, ибо его ведёт одна-единственная цель. Хруст под тяжёлыми подошвами берец приглушается слабым лязганьем брони Крестоносца, а над лесом словно восторжествовал некий ореол безмолвия и покинутой земли. Рядом с ним такие же двадцать девять воинов, решившихся отправиться в пекло, в самую гущу событий и дать первый бой за небольшой аграрный городок, расположенный перед столицей.
Маритон вспоминал детали операции, умом, не покидая мрачную чащобу, и находил её слишком дерзкой. Он в составе личного отряда Аурона Лефорта и вспомогательных диверсионных частей должен проникнуть в столицу и ликвидировать Легата, парализовав оборону и административную деятельность. Так просто, что аж страшно. Маритон помнит проницательность ума Легата, поэтому схватка с ним станет чем-то страшным и неестественно тяжёлым.
Отряд продвигается довольно быстро, а вот устройства, фиксирующие присутствие врага ещё быстрее, и на планшете техника оказывается сканированная карта местности и картинка с каждого из устройств.
– Господин Крестоносец, – разнёсся голос в эфире. – Вы должны на это взглянуть.
Грузная фигура великана остановилась и жестом приказала к себе подойти. Техник мгновенно мотнулся к Аурону и сунул ему в руки планшет. Пальцы в броне с сухим лязгом сомкнулись на устройстве, а взор визоров устремился на экран.
– Воины, – механический голос наполнил эфир. – Устраиваем привал. Пятнадцать минут отдыхаем.
Вокруг только мёртвые деревья, образовавшие чащобы, закрывая небосвод сетью из переплетённых сухих веток. Вроде обычный лес, только растений нет, лишь сухостой и жёлтая химинка, что ковром стелется по бывшему лесу и дотягивается до колен. Отряд встал в лесу, выставив охрану.
Механическое звучание доспеха, лязганье стали наполнили ухо Маритона, возвестив о подходе Аурона, от чего мужчина слегка напрягся и не смел повернуться назад. Он смотрит на умершую растительность, направивши взгляд живого и неживого глаза вперёд и уже видя конец леса. Он думает о том, что будет через пару часов, как он будет отстреливать врага, как он отомстит за все беды и боль. Смерть любимой девушки лишь повод, чтобы обратить оружие против власти Информократии, а ненависть к режиму залегла давно. Слишком давно этот край стал для него хуже ада.
В линзах противогаза отражаются все «прекрасные» пейзажи, а память исторгает образы трущоб и разрушенных кварталов, в которые были загнаны обычные люди, подавленные пятой тоталитарного режима. Тиз-141 – разрушенные небоскрёбы и толпы нищих, уничтоженные дома и орды больных, обездоленных, изумительно сочетаются с центром, где опрятно одетые люди, где высокотехнологичные постройки и передовые технологии на каждом шагу.
Маритон вспомнил, где жил. Информократия есть страна, где запрещено любить и иметь отношения, а всякого, кто решится вопреки закону пойти против системы и обзавестись партнёру уничтожался как диссидент, ибо он в эгоизме своём выступил против общего блага. Голодные люди, обездоленные и насильно лишённые пищи и крови коли посмеют выказать недовольство, тут же затыкались методическим уничтожением огнём орудий, поркой и казнями. Ну, а если пара заведёт ребёнка, что противоречит законам Информократии, как деяние, отвлекающее людей от работу и почтения Макшины, их ждала страшная участь – истязания и пытки до тех пор, пока человек не умрёт от боли.
«Что это, если не ад?» – с печалью спросил у себя Маритон, не размыкая губ. – «Не ад ли мир, где каждый шаг под контролем, где инакомыслие хуже убийства, где методичность сменила человечность, где сами мысли уже прописаны в Правилах и где самые обычные человеческие чувства нечто странное и признаются системной ошибкой? Осталось на границе с этой страной-тюрьмой повесить только табличку – «Оставь надежду, всяк сюда входящий».
Память ещё долго может мучить изнеможённый от воспоминаний разум. Информократия цепкой рукой ухватилась за сердце и терзает при каждом лицезрении несправедливости, которая подаётся как «необходимость».
Рука мужчины касается бронежилета в том месте, где сердце, сжимая его и комкая ткань. От ряда картин прошлого сердце едва защемило, и боль распространилась в груди, подкатил к горлу знакомым комом. Маритон поодаль встал от отряда, и никто из сослуживцев не может разделить боль печалей. Сколько мужчина видел незаслуженных убийств убогих и слабых, сколько измывательств религиозных фанатиков, верующих в Макшину, над обычными людьми, которых посчитали недостаточно верующими, жуткие смерти людей, решивших создать семьи за один факт такого действа. Каскад прошедшего, фантасмагория увенчались смертью Анны, что стала подобно искрой над пороховым складом – взорвала огненными эмоциями парня, встряхнула его душу и поставила на службу тем, кто вознамерился уничтожить ад. Информократия сама воспитала своих убийц.
Но вот тяжёлая рука ложится на плечо, развеивая все помышления, а грубая речь вторгается в сам разум:
– Пойдём в сторону, поговорим.
Маритон не в силах сопротивляться такому пошёл вместе с могучим воителем вперёд, слушая, как каждый шаг тяжёлого сапога порождает стон практически сухой травы. Мужчина, взирая на блестящие серебром пластины на торсе, отражающие лик безжизненного неба, взирая на латные высокотехнологичные перчатки и сапоги, и восхищаясь колышущейся алой матовой тканью, на которой искусно изображён мальтийский крест, видит не просто полководца, а героя из древних легенд о благородных рыцарях. Он воплощение гордости и силы, облачённое в высокотехнологический доспех. Он – живое оружие, поставленное на службу Императору и готов уничтожить любого его врага. Живой символ целой армии по своей воле вопреки цифрам выступивший на передовую и готовый пожертвовать собой, лишь бы уничтожить врага и даровать надежду человечеству.
Неожиданно для Маритона они вышли на опушку и тут мужчина увидел, что они находятся на возвышении, у подножья которого и построен тот самый городок, к которому они должны выйти. У подножья высокого скалистого возвышения целые ряды серых одноэтажных зданий, возле которых целые поля, укрытые плёнкой. Теплицы. Ещё дальше жилые двадцатиэтажные дома, образующие улочки и площади, а в центре всего города высокий шпиль в сотню этажей, похожий на стеклянную башню, пронизанную синим ярким светом, гнетущим зрение. Земля, поля земли, где растут овощи и фрукты плотным и широким кольцом охватили небольшой центр, где чувствуется влияние информократичной цивилизации и ставшей центром аграрного городка Роэй-129.
– Это же…
– Да, – Аурон потянулся к шлему. – Это он. К нему мы и должны были выйти.
– Но что же…
Маритон видит, как возле города расставлены палатки, тысячи палаток тёмно-зелёного цвета, военная техника и наспех возведённые казармы. Заграждения и заборы под напряжением окутывали город словно одеяло. Турели и огневые точки усеивали добротной частью городок, строя оборону. Тысячи воинов якшаются по городу и возле него у позиций, которые должны держать ценой своих жизней. Дроны и киборги, люди и рабы – все они призваны, чтобы сдержать армию Рейха.
– Что ж, вот противник и приготовился к обороне, – мрачно констатировал Аурон. – Шансов пройти незаметно, у нас практически нет.
Маритон посмотрел на могучего воителя и увидел, что тот снял тяжёлый шлем и положил его в руку. Чёрный волос убран под броню, а взгляд серебряных глаз с незримой печалю, вгрызается в каждую постройку, возведённую в стиле хай-тек. Благородное лицо воина не отражает страха или ужаса, лишь полную готовность к действию, каково бы оно ни было.
– Но нам нет пути назад, – сухо отчеканил Маритон.
– Скажи, как тебе возвращение домой? – рука «рыцаря» устремилась в сторону высокотехнологичного города. – Твоя родина прекрасна и продвинута, а её технологии не знают соперников, и сегодня от её рук, скорее всего, мы падём.
– Нет, мой господин, – с мелькнувшей антипатией воспротивился Маритон, сжав в руках с силой дробовик и мотнув его в сторону города, его голос исполнился рвением и по странному огрубел. – Информократия не оплот развития. Эта держава сущий ад, который нуждается в очищении. Столько напрасных слёз и столько невинной крови, пролитой лживыми апостолами, будь они прокляты. Эта страна оплот мракобесия и самого жуткого… эм… устройства. Прошу вас, – в пылкой речи Маритона промелькнул мотив моления. – Если нужно будет выступить против сотни сволочей, чтобы добраться до апостолов, я это сделаю.
– Ты готов собой пожертвовать?
– Да. Ради завтрашнего дня, ради людей, ради счастья тех, кто ещё под гнётом тех тварей.
Аурон на пару секунд примолк, проницательно изучая сказанное, после чего без осуждения и упрёка посмотрел на Маритона:
– А ведь сражаешься не за Императора или Рейх. Нет, ты их даже не упомянул, – и, оборвав Маритона продолжил. – Ты несёшь им месть за личное горе, которое ест тебя подобно тому, как кислота разъедает металл. Я говорил со многими и знаю, что случилось в Тиз-141. Поверь, я сожалею такой потере…
– Да, господин, – выпалил Маритон. – Мне надоело говорить, что я тогда потерял смысл жизни и единственную, кто во мне вызывал желание жить. Сколько бы месть не подавляли, но она снова и снова во мне возгорается. Я вижу монстра, которого нужно уничтожить любой ценой. Я сражаюсь не за Рейх, но за весь его народ и тех людей, что ещё в той тюрьме, – оружие мужчины уткнулось в высотные здания, объятые синим диодным свечением, показывая, что есть тюрьма. – Я сражаюсь, чтобы искупить грехи и тьму прошлого.
– Знаешь, у всех у нас есть тёмные пятна в жизни, – с пущей безнадёгой заговорил Аурон, и его лик стало каким-то мрачным и грустным. – Некоторые мои друзья-крестоносцы, с которыми я служу Канцлеру, до присяги ему были людьми веры и благочестия. Эмилий Павел «щит Генуи», Габриель Велот «Хранитель Слабых». Они сражались за простой народ ещё до Канцлера и его торжества.
– Вы так говорите, будто сами не были «сиятельным рыцарем».
– Ещё до начала службы у Императора я был не таким… далеко. Я убивал беззащитных людей ради наживы, я сжигал целые города и был обычным наёмником на службе жестоких господ и вытворял любые бесчинства, которые они просили. Господи! – вырвалось с безумной болью воззвание к Всевышнему. – Я же был в сто крат хуже тех, против кого иду сражаться.
– И… тогда зачем вы присягнули Канцлеру?
– Я пошёл на службу Канцлеру, чтобы искупить грехи прошлого, чтобы откупиться от того шлейфа кровавого безумия, тянущегося за мной. Я вижу в нём конец всего этого кошмара и знаю, что с приходом его власти бывшая Италия перестанет обливаться кровью.
– Господин, вы бьётесь не за Рейх? – удивлённо вопросил Маритон.
– За него… за него, – печаль горячей слезой блеснула в серебряных глазах могучего воина. – Только в этой битве я ищу искупление старого греха, как и ты. Я знаю, как могу искупить прошлое.
Маритон посмотрел на воителя. Его чёрные волосы встрепенулись от неожиданного порыва ветра, ударившего холодной струёй в лицо, а алая ткань с крестом затрепеталась, словно полотнище боевого знамени.
– Ты готов? – вопрос спал с губ Аурона и он обернул благородный лик на Маритона, окинув того светом холодных глаз и услышал единственно возможный ответ, который боец столько времени желал дать.
– Вернуться в преисподнюю? Да, готов.
