Степан Витальевич Кирнос
Под ласковым солнцем: Империя камня и веры
Предисловие
Эта книга открывает новую литературную вселенную «Мир серой ночи». Она рассказывает о далёком будущем, очень страшном, несчастном и довольно мрачном, изображающим, насколько может измениться человечество, если людская цивилизация оступится и пойдёт не по тому пути.
Мир предстаёт после великого апокалипсиса, разразившегося столетия назад и ставшего опустошительным и разрушительным, превратившего большую часть земли, немалое количество городов и стран в один постапокалиптический ад. Все края света безжалостно разорены – Америка, Европа, Африка, Азия и Австралия. Всех постигло крушение надежд человеческих на светлое будущее, всюду обрушилось опустошение на уголки погибающего мира. Затем ситуация сильно осложнилась веками молчаливого пребывания в таком состоянии и самом настоящем демарше истории, что повернулась в развитии обратно. И мир погряз в бесконечной, беспрестанной и жестокой войне, став отражением, тенью былого величия.
Что же сталось с человечеством в момент пика кризиса? Власть, запятнанная жадностью и празднеством, люди, искалеченные бунтами и нищетой, разруха, извечные распри, человечество, которое знает только лишь войну. Но в один момент некоторые части старого мира потянулись к единству, стягиваясь под неделимые флаги. Запад и восток, север и юг: все вознамерились построить новый, обновленный и славный мир, по идейным лекалам, устремившись к утопическим идеалам, взведя их на свои штандарты и вплетя в девизы. Кто-то стал ваять державу достойную «Царства Небесного», другие же вздумали построить новую «Вавилонскую башню», подражая идеям старого мира. У каждого в этой истории свой путь, ведущий народы дальше в ослепляющую тьму.
Мир серой ночи – это наш мир отдалённого будущего, который пережил страшную ночь, практически забвение цивилизации и упадок в варварство, выжил и явился из кризиса, только о возрождении, о былом величии и славе можно забыть. Неизгладимый, глубокий и ужасающий след оставлен на душах миллионов людей, которые до сих пор блуждают в ночи, хоть и над ними воспламенились «солнца» великих истин, указывающих «верный» путь, только светлее от этого не становится.
Рис. 1 Карта «Империи Рейх» с территориальным составом.
I Итилийская провинция
1 Римская Территория
2 Средеиталийская Территория
3 Южноиталийская Территория
4 Островная Единая Территория Сицилии, Сардинии и Корсики
5 Ломбарско-североиталийская Территория
II Французская Провинция
6 Прованская Территория
7 Окситанская Территория
III Иберийская Провинция
8 Островная Болеарская Территория
9 Восточноиберийская Территория Каталонии, Валенсии и Арагона
10 Староиспанская Центральная Территория
11 Андалусская Южноиберийская Территория
12 Западноиберийская Единая Партугальская Территория
13 Североиберийская Территория Объеденных Галисийской, Астурийской, Кантабрийской и Баскской Областей
14 Срединная Кастилийская Территория
IV Балканская Провинция
15 Иллирийские Тиранические Территории
16 Великая Пустошь
17 Константинопольский «Униат Экклесиас».
18 Срединнобалканская Македонская Территория
19 Восточнобалканская Македоно-Фессалоникийская Территория
20 Греческая Территория
21 Автономная Территория Крита
«Только полным подчинением единому идейному порыву и общей морали, с уничтожением всяких альтернатив мысли можно сковать страну, которая простоит века».
– Канцлер Южно-Аппенинского Ковенанта.
«Чтобы бы можно передать предкам в прошлое, если бы представилась такая возможность? Что бы ни доводили мироздание до состояния полного распада, руководствуясь лишь только хищными и алчными устремлениями, которые обрушили этот мир на колени. Чтобы одумались, когда была возможность, и не обрушили до такого состояния, после которого человечество способно жить лишь одними ограничениями и запретами, а свобода для него стала помехой, злокачественной опухолью, которая убивает цивилизацию. Теперь только полным и всеобъемлющим контролем самых чистых и устремлённых народы смогу возродиться. Наигравшись в свободу единожды, не вынеся её тягостей и сломившись, люди без тоталитарного подчинения жить больше не смогут».
– Сарагон Мальтийский Чёрный Оракул. Философ эпохи Великого Кризиса.
«Тоталитаризация позволяет планировать полное подчинение человека нуждам власти путём контроля всех форм его жизнедеятельности. Она позволяет также заминировать выходы из тоталитарной системы, подменяя идеи, желания, слова: патриотизм, национализм, религия, демократия, надежды, благородные стремления. Подменённые понятия приводят обратно в тоталитаризм».
– Михаил Геллер. Историк докризисной эпохи времён «архаичного протосоциализма»
«Тоталитаризм – образ правления, при котором мораль, ценности и смысл человеческой жизни входят в компетенцию власти».
– Александр Круглов – мыслитель из докризисной эпохи.
«Долгие и великие страдания воспитывают в человеке тирана».
– Фридрих Вильгельм Ницше – философ из докризисной эпохи.
Пролог
Это Марсель. На календаре стоит прекрасное тридцать первое августа. Последний летний день щедро одаривает приятной теплотой землю и горожан, грея их. Ласково пригревающее солнце постепенно уходит из зенита, чем говорит о том, что скоро настанет момент прохладного вечера.
На улицах прекрасно, всюду играет музыка, похожая на молитвенные гимны и поднимающие дух агитационные стихи, изливающиеся из всех рупоров, колонок и граммофонов, которыми город был просто усеян. В воздухе витает запах не салюта или сладостей, а устойчивое и резкое амбре благовоний, которые по прошению церкви Рейха разжигались Министерством Ликования и Радости. Обстановка говорит о великом празднестве и тех, кто веселился недостаточно министерство Ликования и Радости могло допросить и если причина хмурого настроения была недостаточной, то следовал огромный штраф. Ведь это праздник, а значит, все должны веселиться. И в любые торжества на улицы выходили не только обычные люди, но и слуги бессчетных министерств, священники новой католической церкви – Империал Экклесиас и представители Культа Государства, одетые в свои потрёпанные и пропитанные солью пота рясы. Они неустанно следят за тем, как проходит празднество и само их присутствие заставляло радоваться людей сильнее, ведь никто не хотел испытать на себе палящего жара Ласкового Солнца, как называли Канцлера и все его карательные структуры.
По праздничной улице, с папкой в которой лежали бланки, с улыбкой на лице шагал слуга министерства Радости и Ликования, что входило в систему структур «молота правительства» Рейха – «Имперор Магистратос». Ему было поручено важное задание – искать тех, кто недостаточно сильно радуется такому великолепному празднику как День Учреждения Министерства по Надзору за Сбором Древесины. Оно было не таким старым, как остальные, но и здесь, как сказано в Фолианте Гражданина: «Является прозорливость и мудрость нашего великого отца государства – Канцлера». И количество дерева выросло, пускай это министерство стало требовать больше заключённых, которые умирали как мухи, для сбора и заготовки деревянных досок. Главное, что показатели поднялись, а только это важно для Рейха.
Человек с папкой и решил посчитать, сколько же министерств на самом деле. Пока слуга структуры шёл и вспоминал, он насчитал более ста министерств. И он улыбнулся этому, ведь практически все сферы жизни были под контролем великого Рейха, а значит, никакого беспорядка и хаоса в управлении не может быть. Пускай они затянули петлю на свободе, ведь это было не так важно, как порядок и стабильность, обещанные Канцлером. Ведь ещё государственный святой говорил: «нет большего идеала, чем полный контроль над всем, что только можно, ибо тогда ничего и никогда не падёт, и не канет во тьму».
Слуга министерства улыбнулся ещё больше, когда увидел своего старого друга – рабочего с завода по сбору автомобилей.
– Здравствуй. Как на заводе? Как работа? – с заинтересованностью вопросил служащий правительства.
– Всё отлично, – радостно и ликующе ответил его друг. – Как видишь, нас отпустили намного раньше. Только помолились полчаса за здоровье Канцлера и вечное существование Рейха и пошли.
В душе слуги министерства поёт радость, ибо нет ничего важнее в стране, чем неделимое воссоединение церкви и государства, ибо только тогда общество станет просвещённым и морально чистым. Только тогда будет выжжена всякая ересь и противная сути человеческой попирающая нравственность идея. Все отхождения от нравственности и единоверия должны быть строго пресечены, ведь только тогда страна станет нерушимой империей, в которой люди мирно и бесконфликтно сосуществуют друг с другом и их чистые души не развращает всякая пошлая идея. Само слово «пошлость» в архисловаре Рейха трактовалось как: «любое отступление от норм морали, идейности и мировоззрения, заданными Богом и Канцлером». И даже существует статья в уголовном кодексе «За развращающую пошлость».
Служащий министерства был рад такому положению дел, ведь это обеспечивало единство и братство – недостижимый идеал государств старого мира.
Но рассказ друга продолжался, и покорный слуга правительства продолжал внимать ему:
– Сегодня ещё один рабочий предлагал полностью роботизировать производство.
В душе проверяющего настроения сразу вспыхнул протест, который мгновенно был погашен и перешедший в радость репликой рабочего:
– Но его сразу арестовали.
«И правильно» – подумал про себя слуга министерства. Всем рассказывали про то, как во время Великой Ночи новейшие технологии развратили человека, сделав из него ленивое и похотливое существо. Механизмы выполняли всю работу за человека, чем привели его к морально–нравственной гибели – как было сказано в учебниках Рейха. Помимо этого, падения в лени человек стал ваять из железа, проводов и эмитируемой кожи богопротивные создания, что были похожи на человека, но ими не являлись. И люди стали жить и совокупляться с этими противными нравственности куклами. Человек пал под натиском лени и блуда и всё это подавалось под видом прав и свобод, которые, по мнению Канцлера: «убивали человека в человеке, превращая его в праздное существо».
Это мерзкое грехопадение не должно было повториться в Рейхе, и по постулатам великого Канцлера было строжайше запрещено создавать механизмы, похожие на человека. Ибо, как говорил старый кардинал: «Лень способна развратить человека до такой степени, что он станет иметь мысли и помышлять против Бога, Канцлера и Рейха. Никакой лени не должно было быть. Только труд и отдых».
И Рейх, став воплощением высокоморальных идеалов, по великому усердию Канцлера был спасён от гнусного и страшного грехопадения, что способно было убить любую страну. Как сказано, было в одной и проповедей старого священника: «И теперь весь народ, каждый человек пожизненно должен хвалить Господа за то, что сподобил Канцлера спасти нас от хищников времени прошлого».
Поговорив со своим другом, служащий министерства осмотрелся. Перед собой он увидел светлых людей, что радовались празднику, но почему–то их улыбки и ликования были словно натянуты, подобно маскам. Но все радуются и это главное. Вокруг развивались множественные плакаты с лозунгами про славу и гордость за правителя и государство. Пелись песню в их славу, что обогревали души людей.
«И всюду, каждый божий день лился тот приятный и животворящий тёплый свет Рейха, что исходил от нашего главного и сиятельного солнца, что своим сетом способно развеять самую плотную мглу ереси и предательства – Канцлер», как сказано в Фолианте Гражданина.
Часть первая. Под серой Вуалью
Глава первая. Отчёты
Двадцать пятое сентября. Рим.
Стоит сырая и прохладная осень, весьма неприятная и своей досадой, пугающей мрачностью отличавшаяся от остальных, словно говорит о том, что впереди ещё более безнадежные времена. На часах стрелки показывают около девяти часов вечера. Идёт лёгкий дождь, морось одним словом, которая промораживает вкупе с прохладным ветром до костей. Безлистные деревья медленно покачиваются под эфемерным напором ветра, подобно фанатам на концерте, поддавшимся мелодичным и лёгким волнам печальной и плачевной музыки, несущей мотив скорби и печали.
По улочке продвигается высокий человек в чёрных одеждах. Парень одет в длинную трепыхающуюся с каждым шагом накидку с капюшоном. Чёрные штаны уходят под невысокие кожаные сапоги. У мужчины через плечо перекинута чёрная сумка, на которой сияли отблески света фонарей. На него хладно смотрят огромные и монолитные серые дома, больше похожие на бетонные коробки. С каждого дома свисает флаг Рейха. На каждом строении наклеены плакаты с изображением видных деятелей государства, а под ними лозунги, присущие только для Рейха: «Служи государству как Богу», «Воздай молитву не только о здравии своём, но и о спасителе нашем – Канцлере» или «Лучше отдать жизнь в услужении Канцлеру, нежели провести целый пустой день».
Лицо человека плотно скрыто под капюшоном, но это не помешало ему спокойно оглядеться по сторонам. Он увидел серую улицу, серые здания. Всё вокруг бесцветно и тускло, словно в мире не осталось места для красочности, ибо министерство Культурного Устройства Городов не одобряло использования множества цветов в окраске домов. Гражданин Империи, посматривающий на маловыразительность домов, знает, что это проявление «ласковой» руки матери-церкви – министерство, основываясь на рекомендации Империал Экклесиас, посчитало, что многоцветность способна развратить мысль граждан, ибо, если используется множество цветов, а значит и возможно множество политических идей, которые способны были разрушить всё государство. А где проявление такого идеала, как стабильность, если цвета способны привести страну к распаду? Едина мысль, а значит и един цвет. Однако далеко не всем закралась мысль, что подобный подход… необычен, но всё же такие нашлись. Министерство, по прошению другого министерства – «Эстетического Уюта» решило пойти на ряд послаблений. Оно составило особое постановление, что если уровень почитания Канцлера и Рейха в районе высок, то позволяется раскрашивать постройки уже в четыре цвета. Но одноцветность многих районов была скорее связана не с идейными постулатами, а ударным трудом рабочих в начале постройки этого района. Министерство Застройки Городов поставило цель: в самые малые сжатые сроки отстроить город. И рабочие просто строили крепкие дома, отвечающие нормам Культа Государства, не уделяя время на покраску. Серые, крепкие, идеологически правильные, да и греют сердце министерству Культурного Устройства Городов, здания, что ещё нужно для Рейха?
От всего этого министерского разнообразия могло вскружить голову, но флегматично шлёпающий по лужам человек уже привык к этому проявлению «заботы» государства, которое работу свою выполняет просто отлично. И что бы было бы, если не эти министерства? – постоянно убеждают со всех сторон самые рьяные политики. И проходя средь сдавленных монолитом из бетонных домовых нагромождений смотря исподлобья идущий в одиночестве человек понимает, что это лучшее, что могло случиться с этим ройном, да и с Римом в целом.
– Это меньшее из двух зол, – прошептал сам себе парень, рассматривая серо-тусклые джунгли из бетона, стараясь не говорить слишком громко, чтобы вездесущие камеры с передатчиками звука не уловили его речи.
Мужчина помнит, как здесь строился один из новых районов Рима, возведённый после времён Великой Европейской Ночи, как называли этот период на этом континенте во времена Континентального Кризиса. Эпохи, когда в некогда славном городе разверзлись пучины кромешного ада и Рим захлестнули буйные волны кризиса, разорений и военных действий. И в то жестокое время, куда не кинь взгляд, везде царило запустение и разрушение, кроме Ватикана.
Память идущего наполняется отвратительными картинками, как раньше в этом сером районе были разбиты улицы, стихийные помойки на каждом шагу, разрушены многие дома, где среди руин жили нищие, наркоманы, бедные и нищие, а также и весь мелкий преступный криминалитет. В городе вечной славы, во время правления Римского Престола – сборища богатейших «священников» из Ватикана вкупе с крупным преступным синдикатом, возомнивших себя правителями этой территории, каждый день десятки, если людей умирали от голода, передозировки наркотиками, болезней или просто погибали в бесконечных стычках между бандами. Люди, по удачному стечению обстоятельств, жившие ближе к Ватикану, вели не столь жалкий образ жизни, как на окраинах, и даже могли себе позволить настоящее мясо или чистую, фильтрованную воду, ибо даже простейшие фильтры в городе были роскошью. Всё это отлично запечатлелось в сознании парня, несмотря на то, что он ещё тогда был ещё ребёнком, лет восьми, а с тем ужасом было покончено лет тридцать назад. Он отчётливо помнит, что его существование было жалким подобием жизни по сравнению с жителями Ватикана, именуемыми ещё «Золотым Кругом». Там жительствовали только богатейшие «священники», промышлявшие церковным бизнесом и самые авторитетные преступники, бесконечно обиравшие народ. Самые ярые и зажиточные из них составляли – Совет Лордов Римского Престола. Это было этакое собрание, провозгласивший себя органом государства, но на самом деле он оказался грабительно-вымогательным механизмом, по максимуму выжимавший все соки из простых людей и, придумывая, как ещё можно обирать население. Совет, полностью коррумпированный, состоявший из тридцати трёх участников, был не способен к здоровому управлению, ставший подобием раковой опухоли, убивающей тело. Солдаты и полиция только и занимались беспрестанным обиранием и показательными казнями, чтобы не поднялось бунта. Единственный шанс для простых родителей хоть как-то обеспечить нормальную жизнь ребёнку это отдать его в местную полицию. Это был самый настоящий ад, сошедший на землю. Тучи мух над городом, непрекращающаяся бойня, жестокая тирания мздоимцев и лиходеев. Казалось, что Господь оставил этот город, ибо это продолжалось долгие лета, однако всему приходит конец.
Пропаганда Рейха рисует следующие события, как великий подвиг первых воинов страны, как жестокое сражение и время величайших свершений, но мужчина был там, когда новая власть установилась. Тогда, тридцать лет назад первый Канцлер начал захват Рима, то народ, простые люди, в городе его полностью поддержал. Часть городских войск перешла на сторону нового владыки, но так, же существенную поддержку оказало новое движение, раньше бывшее только в глубоком подполье – «Союз спасение души». Это было движение священников, которые не просто осуждали, а яростно презирали Папский образ жизни. И они развернули свою борьбу за город – в умах и сердцах людей, стараясь вдохновить народ повсюду. Как и в нищих районах, так и в более благополучных, стараясь всеми силами оказать поддержку возможному правителю, ибо каждому надоел этот кошмар и тогда, в тот момент, увидели шанс, луч света во тьме, надежду на лучшую жизнь. Они вели его воинов потаёнными дорогами и незаметными ходами, сквозь трущобы и руины. Люди канцлера быстро обошли позиции войск Рима и атаковали их с тыла. Сопротивление в Риме было сломлено уже через несколько часов, оставался Ватикан. Все улицы к нему были перекрыты колючей проволоками, блок постами и тяжёлым вооружением. Штурм Ватикана оказался самоубийственен, они бы потеряли всех своих людей раньше, чем прорвали бы оборону. Но тут решил помочь один выходец из трущоб. Он рассказал, что под здание Собрания Лордов ведёт канализационная ветвь, и он знает, как можно незаметно пройти в зал заседания лордов. И канцлер доверился человеку, которого не знал. Битва за Ватикан закончилась через два часа, когда все лорды были взяты в плен во время своего заседания. А армия, лишившись командования, решила просто капитулировать. Народ Рима торжествовал и ликовал свержению тирании. Канцлер, в назидание и устрашение, а также ведомый мыслью о справедливости просто взял и перебил всех лордов с их военным командованием. А в градоначальники назначил того парня, который провёл в зал собрания. И началось восстановление из пепла города на семи холмах.
Первым делом новый повелитель вечного города восстановил в святости Папский престол и всю новую католическую церковь, просто назначив на должности священников из «Союза спасения души»… и теперь этот союз прекратил своё существование, но церковь переродилась, став действительно новым. Церковь отчистилась от старых пороков, встала по правую руку от Канцлера и предстала в новом ослепительном блеске, взяв новое название – Империал Экклесиас. А Ватикан правитель переименовал в «Канцлер Цидалис», полностью перестроив его. С началом долгого восстановления славного города, новый правитель, нарёкший себя Императором, объявил Рим новой столицей Рейха. Из разрухи и нищеты возрождались множество районов. Строители пытались тщательно восстановить каждый дом, который возможно было отстроить, но были и наиболее разрушенные районы, которые не имело смысла восстанавливать. Их попросту сносили и строили новые дома, а вновь возведённые постройки стали огромными и серыми, безвкусными и простыми. Они резко контрастировали со старыми домами Рима. Тусклые бетонные нагромождения и стали новыми районами вечного города, что своей серостью могли отпугнуть любого ценителя прекрасного.
Мужчина внезапно оторвался от своих воспоминаний. Столько раз он прокручивал тот день у себя в голове, столько раз вспоминая каждую его деталь и всё затем, чтобы не забыть, что новый мир, сложившийся Рейх это не самое худшее, что получилось на исходе, несмотря на всю его сумасбродность. Он практически дошёл до своей цели, но в уме продолжал держать мысль, что если бы не эти министерства, со своими догмами и цифрами, до сегодня Рим вряд ли был славной столицей великого государства. Вдруг он почувствовал влагу на руке и понял, что его одежда безнадёжно промокла, до нитки, кроме содержимого сумки.
Хоть район и пребывает практически в безграничной бледности, как жизнь каменщика, в некоторых местах он не лишён своей эстетики. Люди часто отправляли просьбы о хоть каком–то благоустройстве дворов. Конечно, сначала их проверяли на идеологическую чистоту, ведь это прошение могло быть попыткой подорвать идейные основы Рейха. Проверялось множество факторов: как часто человек бывает в церкви, какой у него гражданский рейтинг, где он работает и ещё множество показателей сверялись, а потом составлялась общая картина. Если человек был идейно правильным, то на его прошение отвечали согласием и отправляли в отдел министерства Эстетического Уюта, где с ним обговаривались аспекты работы. А поэтому где–то были разноцветные балконы, цветные карнизы и подоконники. Попадались дома, у которых были пристройки в виде маленьких магазинов. На самих домах попадались, какие-либо рисунки тематики дозволенной Рейхом. Во дворах могли быть посажены кустарники и разукрашены лавки. Но не более этого.
Вдруг человек тревожно огляделся по сторонам, оторвавшись от размышлений о расцветке дворов. Где-то вдалеке заверещала сирена, что говорит о ещё одном выехавшем наряде Культа Государства, который охотится за теми, кто недостаточно любит свою страну, но это стало настолько обыденным явлением, что никто не обращает на это внимание.
Дорога предполагает длиннющую улицу, с где–то вмятыми бетонными плитами, которой и была умащена улица, поэтому вся улица была в маленьких и неглубоких лужицах. Мужчина уверенно, быстрым ходом, идёт по улице, под его сапогами раздаётся хлюпанье, и брызги разлетались во все стороны. Он знает, что из всех щелей за ним наблюдают тысячи глаз Управления по Наблюдению за Улицами Министерства Уличной Безопасности. Каждый шаг и движение отслеживаются сотнями человек, назначенных для полного контроля над гражданами, дабы они не позволили себе лишнего – хулиганства, акта неуважения к государству, или же аморально-распутное поведение. К этому трудно привыкнуть, а мысль, что слежка не заканчивается никогда подтачивает самообладание, но умелая пропаганда, подача, что это идеальный механизм безопасности успокаивает людей. Однако проходящий по улицам человек настолько свыкся с мыслью, что его сейчас внимательно разглядывают, что попросту не обращает на это внимание, всё чувство неудобства в нём отсутствует, и он спокойно заканчивает долгий путь.
Парень быстро дошёл до одного примечательного колоссального здания, заметного издали, ибо оно отличается от других построек бетонных джунглей – оно не похоже на огромную бетонную коробку, немного приукрашенную, как большинство домов в окрестности. У здания чёрный фасад, две большие башни с торцов, изукрашенные рамы окон. Вместо стандартных входов у всего два: первый главный, парадный, представленный массивными деревянные двери простой конструкции, но с красивой резьбой, а второй вход это скромная и короткая винтовая лестница, ведущая в подвал. В окнах неярко горит свет, просвечивая изнутри помещения, в которых то и дело мелькают фигуры.
Человек подошёл к короткой винтовой лестнице и спустился, спрыгнув, прям в лужу и поэтому когда стопы приземлились, то во все стороны с плеском брызнули капли воды, скопившейся от дождя. Инстинктивно отряхнувшись, он отворил маленькую дверку и вошёл в небольшое помещение, пребывавшее в серой монохромности и уходившее в коридор. В нём становится тоскливо от мощного лунного свечения исходящего от старых диодных ламп, которой только усиливает общее нагнетание серости.
Пара взглядов и становится понятно, для чего это место существует. Всё помещение было заполнено бессчетным количеством коробок, ящиками и контейнерами. Это обычный склад.
Человек прошёл в коридор, стараясь как можно скорее попасть в нужный кабинет, подошёл к следующей лестнице, ведущей вглубь здания, и поднялся выше. Внутри постройка отлично украшена, что идёт вразрез с этико-моральными нормами Рейха, которым подчиняются обычные граждане. Красные махровые ковры смягчают путь идущего, отделка стен из дорогой древесины, роскошнее люстры и лампы, играющие сиянием хрусталя, зелёные изумрудные обои, которые очень трудно увидеть на полках обычных магазинов. Всё это резко контрастирует с тем, что творится за порогом этого места.
Но всю эту роскошь человек не рассматривает, так как свыкся с ней. Он, верно и быстро, двигается к своей цели. Пока мужчина идёт, то по всему зданию разносился звук хлюпанья от промокших сапог, а на полу остаются мокрые следы на радость уборщикам.
Человек подошёл к одной из дверей на седьмом этаже и аккуратно, высунув из кулака согнутый указательный палец, стал тихонько постукивать, ожидая ответа. В такое вечернее время все держат кабинеты закрытыми, чтобы не мешали работать, поэтому парня пробирает лёгкое волнение. Он не знает, откроют ему или нет. Если дверь не отворится, то ему придётся пройти целую чехарду действ в приёмной канцелярии, чтобы сдать документы.
– Заходите, – послышался спокойный, но сильный голос из-за двери, что не могло не вызвать облегчённого выдоха.
Мужчина отворил дверь и тихо прошёл в помещение, окинув его мимолётным взглядом. Кабинет не столь роскошен как остальные: скромная люстра, два непримечательных книжных шкафа, забитых старыми книгами с потёртыми корешками, простой рабочий стол с довольно архаичным компьютером, диван из кожи и небольшой коврик красного цвета.
У единственного окна стоит человек чуть выше среднего роста плотного телосложения, но не имевший лишней плоти с коротким чёрным волосом, в котором уже красуются пара блестящих серебристых волосков. Он сложил руки за спину и внимательно смотрит на улицу в большое раскрытое окно, через которое поступает свежесть и влага. На нём, как на вешалке, висит тёмная монотонная кофта, явно не подходящая по размеру, чёрные штаны, уходившие под ботинки с высоким берцем. Хозяин кабинета стоит и всматривается в дождь, словно что–то выискивая, как будто видит в нём нечто особенное. Его сосредоточение было настолько сильным, что он даже не обратил внимания на вошедшего человека, хотя сам его и пригласил.
– Командор, – начал вошедший человек.
«Командор» – шёпотом сорвалось с губ владельца кабинета. Его так часто зовут по званию, что оно стало подобно второму имени, постепенно заменив старое, засыпав его в песках прошлого. Так часто окликают не по имени, а по чину, что звание превратилось в кличку.
– Принёс? – спокойно, но, не теряя строгости в голосе, спросил человек, стоявший у окна.
– Да, – покорно ответил вошедший
– Так, пожалуйста, пройди и положи.
Человек в капюшоне, размашистым шагом, проследовал к рабочему столу, открыл сумку и вынул оттуда несколько белых листков и кинул их на стол. Командор, стоявший у окна, в тот же момент тяжело оторвался от дождя, обернув сухое лицо в сторону помещения, и подошёл к столу, сел, взял листки со стола и стал рассматривать их. Вошедший увидел на лике Командора морщинистые впадины под щеками и уставшими глазами, которые ещё и украшены беглой синевой. Очами, с нефритово-голубоватым оттенком, он стал водить по строчкам, вбирая суть изложенного.
Это оказались обычные отчётности с полей боя, кроме одного листа, который человек отложил в сторону. Хоть время великих войн в Европе минуло недавно, все были уверенны, что кровопролитиям с момента становления Империи от Геркулесовых столбов до Константинополя пришёл конец. Но в этой стране назрел старый конфликт, с неожиданной жестокостью вспыхнувший и потревоживший власть и теперь частенько приходится полк-ордену разбирать проблемы войны и мира.
Но вряд ли война может удивить в мире, который пролил океаны крови. Пришедший с куда большим удивлением смотрит на старомодность Командора, истинно дивясь, как так можно работать. Хоть государство максимально переводит всю информацию в электронный вид, а их носители – тонкие гибкие планшеты были почти у каждого гражданина, Командор предпочитал некую архаичность, работая с бумагами. Он очень любил анахронизмы давно ушедших времён, что проявлялась в наличии на столе древних шариковых ручек вместо электронных перьев. Если все его знакомые и сослуживцы пользовались компьютерами и планшетами, обрабатывая электронную документацию, то порой стол Командора просто ломился от бумажных масс, потакая в стиле работы Имперор Магистратос.
Хозяин кабинета долго и пристально вглядывался в листы с бумагами, будто выискивая среди них что-то стоящее, но это всего лишь отчёт. Но потом через некоторое время он просто откинул их на стол
– Скажи мне, Теневик Антоний, каковы потери у правительственных войск? – неожиданно спросил хозяин кабинета.
