Степан Витальевич Кирнос
Восхождение к власти: день гнева
Глава семнадцатая. Ни тени сомнений
Спустя полчаса. Город Роэй-129.
Армии готовятся к великому сражению и у границы двух государств собираются несметные легионы, готовые сотрясти земную твердь от залпов мощнейших орудий и дай Бог после сегодняшнего дня ещё кто-то останется жив, ибо сила вооружения армий такова, что способна обратить в стекло песок десятка пустынь и буквально расплавить танковые колонны.
Города на границе чувствуют участь, уготовленную им первыми часами великого сражения, поэтому на них особо никто не рассчитывает и оборону ставить там бесполезно, ибо первые волны массивного наступления сметут её, как цунами прибрежные дома.
Маритон, пробираясь сквозь теплицы и домики не интересуется тем, что сейчас твориться на границе, ибо его мысли преисполнены другим. Через линзы противогаза он видит стройные ряды оранжерей и небольших одноэтажных и однокомнатных домиков, собранных из серых материалов, напоминающих строительный пластик, используемый Информократией для возведения простых жилых помещений. Сотни гектаров вокруг города покрыты сельскохозяйственными угодьями односложного типа, эмитирующие лабиринт, которому нет конца и края.
«Проклятье, когда он уже кончится. Будь вы прокляты, чёртовы архитекторы» – выругался Маритон, пробегая третий километр средь тепличных угодий. Сквозь мутную пелену полиэтилена он не может различить, что там находится и цветёт и уже завтра пойдёт на стол жителям города, если не сгинет в жутком огне наступления Рейха.
Вся одежда – от берец и до капюшона покрылась плотным слоем земляной пыли, которая вздымается вверх при каждом шаге на сухую и необработанную землю. Но не пыль тут главная проблема, ибо бесконечные патрули, гуляющие средь теплиц, представляют опасность. Пыль забирается повсюду, цепляется на линзы и лезет в самые малые щёлочки и пространства, становясь неприятным напоминанием, что линзы нужно тереть, и надеяться, чтобы оружие не заклинило.
Роэй-129 стал концентрацией большинства военных сил, вставших у столицы, чтобы удержать врага у самой Флоренции и дать время столичным силам получить необходимое подкрепление и развернуть оборонительные системы, превратив город в одну большую крепость, об которую сломает зубы Рейх.
Единственный ориентир – это высотные здания, упирающееся в поднебесье синим и ярким столбом, выказывающим всю напыщенную техничность и цивилизованность Информократии. Мужчина, что тенью крадётся через стройные ряды теплиц, помнит, как Апостолы пытались изобразить «прогресс» красивой и эфемерной картинкой, выстраивая города по принципу технической и футуристической красоты, чтобы произвести впечатление на любого, кто посетит города Информократии. Счастливые жители и пригожая лица горожан прилагалась, как обязательный элемент ненужного самолюбия, но вот никто из попав в Информократию счастливые лица быстро обращались в искажённые от боли и злобы гримасы.
Смотря на многоэтажные постройки, мужчину распирает желание обратить оружие против них и огнём адского хорала снести этот памятники безумию, обратить в пыль его, вместе с ненавистными врагами и лидерами. Но пока это ориентировка на местности. Маритон с каждым шагом становится всё ближе к цели, но аграрные угодья настолько огромны, что уже третий десяток минут мужчина пробирается сквозь тепличный лабиринт, но они ближе не становятся, словно при каждом шаге равно удаляются вместе с парнем, играя в догонялки.
«Чудны игры разума» – подумал про себя парень.
– Маритон, – зашипел приёмник у уха, изливая сухой и безжизненный, будто бы механический голос. – Вызывает Рубин-1.
– Да, Рубин-1. – Маритон, прижав кнопку у шеи, присел и выставил дробовик вперёд на дороги «лабиринта», став медленно отходить влево, к небольшой канавке у высокой теплицы формы куба, чтобы не быть замеченным патрульным.
– Доложите о вашей обстановке.
– Продвигаюсь к намеченной цели. Ещё пара километров и буду на месте и готов к исполнению задания.
– В прямой контакт с врагом вступали?
– Никак нет. Противник находится в непосредственной видимости, – на фоне теплиц в образе прицела показались две фигуры худощаво-гротескного типа, чьи тела блестят и отражают небосвод на металлическом покрытии. – Два боевых дрона, но меня они не видят, – полушёпотом пояснил мужчина. – Всё в порядке.
– Хорошо, у нас появились новые сведения с разведывательного аппарата. В городе у здания, отмеченного как административный центр, постепенно собираются войска. Судя по манёврам, они выстраивают оборонительный периметр.
– Спасибо за сведения, – тихо, вполголоса, произнёс в передатчик у губ Маритона, перейдя сразу к вопросу. – А как обстоят дела на фронте?
Ответом ему стала такая же безжизненная речь, преломлённая статическими помехами:
– Армия Рейха начала наступление на укрепления Информократии и столкнулась с ожесточённым сопротивлением со стороны оборонительных систем и войсковых подразделений. Их взяли со всех сторон, к тому же флот пытается прорваться к берегу и высадить десант.
– Хорошо.
– Конец связи.
Роботы, обученные для войны, минули коридорчики меж теплиц, оставляя пространство небрежно пустым, даже немножко заброшенным, оставляя его разбавлять только клубами яркой коричнево-оранжевой сухой земли.
Фермерские угодья под тенью огромного административного комплекса, где сидит сам Легат и руководит обороной, а свет шпиля, словно бы заманивает к себе, подзывает и приглашает на разрешение старого спора. Только сейчас нет поводов вершить правосудие в соответствии с убеждениями морали, ибо план операции поставлен на кон и любое отклонение от него опасно целым поражением сегодняшним наступлением. А поэтому мужчина, рассматривая городские красоты, отбрасывает всякие мысли о личном, вспомнив про детали операции.
Проникновение на территорию врага, проведение разведки, выявление слабых мест в обороне и при возможности ликвидация высшего командования и парализация обороны. Аурон, отдавая подобное указание, явно полагал, что Маритон раз знает приватности информократической системы, готов в одиночку сдюжить с ней и с определённой лёгкостью исполнить все поручения. Маритон так думает, хотя знает, что только он один может надеяться на успех, ибо все остальные в группе ничего не знают о том, что есть Информократия с её системами, правилами и стилем существования.
«Что ж, раз таков приказ» – подумал Маритон и вновь поднялся, осмотревшись по сторонам. Ему необходимо в пределах оставшегося полчаса выведать о состоянии обороны и пробраться в шпиль. Задача практически невыполнимая, неимоверно тяжёлая и скорее всего провальная, но всё же мужчина идёт вперёд, позабыв про всякий страх быть пойманным или убитым.
С дробовиком наперевес он ринулся к сверкающим башням, как мотылёк, тянущийся к яркому свету, но его раж тут же был развеян рёвом мощного двигателя, доносящегося откуда-то сбоку.
Рёв разорвал тишину, ворвавшись в уши Маритона призывом к мгновенному действию, чтобы не быть замеченным. Бесстрашие сменилось на спасение жизни всеми доступными средствами. Над полиэтиленовыми крышами мест выращивания овощей и фруктов показалась плоская приплюснутая башня и длинной вытянутой пушкой и из люка выглядывает солдат с биноклем, рассматривая угодья. Патруль на лёгком танке гнал по дорожкам преследуя одну-единственную цель – найти вражеских диверсантов, если таковые имеются и обезвредить их по возможности.
Маритон в полу присядку стал идти со всех сил, но всё же нужда призывает его к более радикальному действу. Он падает в ближайший кустарник и пытается в нём спрятаться от патруля, но тут же у него возникает иной выход – в его руках сверкнуло небольшое лезвие, прорвавшееся сквозь полиэтилен, и он потрошит тонкую плёнку коротким ножом и, получив возможность прохода он прорывается вовнутрь, надеясь, что куст, практически лишённый зелени, скроет рваную рану теплицы.
Внутри его тут же ударила волна тепла и духоты, которая нужна, чтобы растения не померли, он прочувствовал всю жару внутреннего помещения, будто бы его забросило на берега тёплого моря в курортные районы. Зелёные растения в десять рядов проросли до его головы, опираясь на специальные конструкции.
– Горох и фасоль, тут растут бобовые, – констатировал Маритон, завидев зелёные лозы, которые обвились вокруг палочек и натянутых специальных верёвок, но тут же отвлёкся и пошёл вперёд по узким, в полметра шириной дорожкам, пытаясь уйти от патруля, закинув дробовик за спину.
Заведя руку к поясу, к боку, на которой в кобуре покоится пистолет, воине Рейха достаёт его и срывает так же глушитель у кобуры, прикручивая его к оружию, приготовившись к бою. Обстановка становится всё тяжелее и интереснее, но всё же Маритон взглянул на дисплеи, чтобы свериться с картой.
Тем временем танк завернул к месту прохода в теплицу и остановился, чтобы дать осмотреть пространство. Солдат в блестящей серо-малиновой форме огляделся по сторонам, глядя в бинокль и выискивая любые признаки присутствия диверсантов, но всё чисто. Он так бы и мог уехать, если бы не наблюдательность созерцателя – убрав устройство, он тут же заметил порез в теплице, который неестественно ровен для того, чтобы это выглядело проделкой веткой кустарника. Тут же он срывает с груди рацию и обращает сухую речь, разбавленную человеческой дрожью:
– Вызывает Альфа-три-один-у.
– Да, Альфа.
– Свяжитесь, – солдат, неулучшенный техническими приспособлениями, вкрапляемыми в тело, с напрягом пригляделся к табличке на теплице. – С модератором аграрного участка номер триста пять, и спросите его на наличие повреждений в теплице.
– Секунду, – оператор на той стороне ушёл на секунд пятнадцать, после чего снова вернулся. – Он сообщает, что никаких технических повреждений внешней стороны теплицы не было.
– Это плохо, – хладно отчеканил боец. – Сообщите в Антидиверсионный Отдел, чтобы они усилили патрулирование в аграрном районе и увеличили количество охранников на подходе к городу. Пусть поднимут по тревоге все отряды зачистки и готовьте Засадных Киберариев. Так же подготовят к работе Аккамуляриев. Объявите обстановку класса Бета-Ипсилон.
– Ваши требования будут переданы в Антидиверсионный Отдел и Правящую Администрацию.
Как только поток статики и информации из рации пропал, солдат Информократии отдал приказ, чтобы машина двигалась дальше. Танк с рёвом рванул дальше, оставив теплицу и продолжив наблюдать за районом.
А Маритон тем временем вышел из-за зелёных насаждений и выдвинулся вперёд, к выходу, как наткнулся на них. Бело-малиновая одежда, похожая на комбинезоны, из синтетических блестящих тканей – серый низ и красный верх, с серым воротником, а обувью служат короткие чёрные берцы. В руках у них всего-лишь пистолеты и шоковые дубинки, а сами бойцы только зашли вовнутрь. Обычное ополчение, которое патрулирует вместе с армией области и готовое выступить поддержкой для него, но не более.
Рефлексы и рвение Маритона сработали быстрее, чем противник смог отреагировать – руки вздёрнули оружие и пистолет выплюнул две пули и каждая через секунду попадает во врага, обагрив горячей кровью алую ткань. Бронежилет не способен остановить адскую силу этих пуль, поэтому он поддался под напором снарядов, давая им войти в тело.
Один из бойцов не убит – он кряхтит, барахтается, захлёбываясь кровью и тянется к оружию и Маритону приходится его добить методическим выстрелом в голову, чтобы не создавать себе проблем.
Два трупа на земле, развалились у самого входа. Они решились проверить теплицу, надеясь там никого не встретить, и были расстреляны… бесславный конец. Маритон оттащил эти два трупа за воротники и спрятал меж густых зарослей гороха и фасоли, чтобы нее быть пойманным раньше времени.
«Так лучше» – проговорил мужчина, дотащив тело и кинув его на дорожку средь зелёных заграждений, которые на дадут сразу увидеть, что два ополченца пали бесславной смертью.
Маритон, оставив их, вырвался наружу и продолжил ход. Перед ним тут же возникло небольшое одноэтажное строение из тёмного материала, с одним окном. Там в принципе может спокойно жить один человек, оно, и предназначено для автономного культиватора полезных культур – фермера. Мужчина только приготовился к двадцатиметровому спринту, как из-за угла появился ещё один ополченец, не ожидавший наличия диверсанта. Удивление на лице бойца тут же сменилось болью, гримасами страданий, так как Маритон мгновенно сделал три выстрела в грудь, но усиленные пластины бронежилета выдержали это испытание и звон металла ознаменовал отражение пуль.
Ополченец рухнул от боли и потянулся к рации, но солдат Империи не дал ему это сделать. В ладони Маритон свернуло лезвие боевого ножа и, подбежав, он ударил по шее противника, касаясь позвонка, затем взял его за волосы и с холодной методичностью перерезал горло. Кровь хлынула, как из ведра, испачкав убийцу, но Маритон не успел даже осмотреться, чтобы оценить обстановку.
По затылку распространилась жуткая боль, что заставила упасть Маритона на землю и он понял, что его ударили тупым предметом, но с такой силой, чтобы он не потерял сознание. Досада от провала операции сильнее боли в голове, но на четырёх конечностях, испытывая звон в ушах, и пульсирующую боль он не вилах мгновенно дать отпор.
– Вот я тебя и поймал, диверсант поганый, – реплика говорящего полна злости.
Но, несмотря на зло и ненависть в голосе Маритон услышал в нём нечто знакомое, веющее прошлым и отчасти забытым, как будто он слышал эту речь много, очень много раз. Голос тяжёл, суров и холоден и именно таким ему запомнился один человек, под начальством которого он прослужил долгие лета.
Маритон, переворачиваясь, от боли завалился на спину, и сквозь испачканные кровью линзы противогаза видит черты округлого лица, тёмно-синие глаза, взирающие на него с осуждением. Маритон различил цвета ночи пиджак и брюки, укрывавшие чёрные кожаные туфли, начищенные до такого состояние, что отражают небо, а так же на воротниках отличительные символы принадлежности человека к воинской програманнской системе – серебряный значок в виде буквы «С». В этом человеке, что уставил в его лицо энергетическое ружьё, он признал бывшего начальника с которым отслужил стране больше пяти лет, только сейчас он не отдаёт приказ, а уставил оружие и готов пристрелить подчинённого.
– Готовься к смерти гнида! – Виотин взвёл ружьё и готовится спустить крючок.
– Стой! – рука Маритона закрыла лицо от трёх стволов орудия. – Не убивая меня, обожди… постой.
– Что?! – злобно воскликнул Виотин. – Ты, сволочь, убил ополченца и служишь имперским собакам. Ты враг, которого нужно убить и я сделаю это!
– Ты уверен?
Маритон взялся за маску противогаза и стянул её себе на шею. Теперь он смотрит на бывшего товарища ясными глазами, и вид не портят пятна крови и грязь, только от удара изображение в глазах чуть-чуть расплывается, но всё же мужчина видит изумление, расползавшееся по округлому лицу Виотина, и как в его тёмно-синих очах рождается шок, а губы пытаются выдать хоть какое-то слово, но все они вязнут ещё в горле, путаясь эмоциями и новыми мыслями, которые также рвутся наружу. Слуга систем Информократии не может даже звука выдавить, проглотив язык.
– Да, Виотин, это я – Маритон УК-115, как ты называл меня раньше.
– Но как? Ты же… тебя… нет, это невозможно, – Виотин опустил ружьё от лица Маритона. – Я не верю этому.
Кряхтя, потирая затылок, с тяжестью Маритон поднялся, отряхивая себя от пыли и как только последний кусок грязи покинул плотное по ночному синее резиново-кожистое покрытие одежды, мужчина заговорил с бывшим начальником:
– Но всё же это я. Вот, стою перед тобой. Целый и невредимый, больше не служащий гнилым постулатам тюремной страны.
– Нам сказали… быть не может, – всё прорывается шок через реплики Виотина. – К нам, ко мне пришло… зараза… специальное указание, что ты разжалован и отправлен на завод с присуждением програманнства А-8. А затем… Тиз-141 был уничтожен… ты же должен быть мёртв.
– Нет, мой друг, – Маритон в знак доверия положил пистолет обратно в кобуру, вызывая у Виотина моральный долг убрать ружьё до конца. – Я жив, если можно так сказать.
– Ты теперь один из… мятежников? – подавленно вопросил Виотин. – Ты как те, которых мы садили за решётку? Ты предатель?
– Нет, совсем нет, – перекошенные губы Маритона искажались в извращённой улыбке, рождённой на стыке боли и сумасшествия. – Я всего лишь человек, желающий мести. Я каратель, который несёт правосудие.
– С тобой всё в порядке? – Виотин не спешит убирать ружьё, удерживая его в полу боевом положении, держа дуло у земли. – Твои слова… ты изменился. Я уже не вижу того работника, что отдавался работе со всей душой. Ты больше похож на диссидента, обезумевшего от дурных и инфо-еретических мыслей.
– Да, – выпалил Маритон, настороженно держа ладонь у кобуры, согласился Маритон, исказив голос в потоке дерганой злобы и кажется, что даже красный глаз засветился как-то неестественно, будто бы отражая безумную суть хозяина. – Я больше не Маритон УК-115, нет…. Теперь я Маритон из Варси, человек, взращённый на одной цели. Знаешь, после смерти Анны мой моральный долг стать таким.
– Анна мертва?! – Вскрикнул Виотин, удивившись ещё сильнее, а в его круглых, от изумления, глазах проскользнули уже намёки на разочарование.
– Она убита Легатом и его псами, – со злобой ответил Маритон.
– Что вообще было после того, как вы штурмовали тот проклятый шпиль? Какого чёрта всё после этого полетело к старому дьяволу?!
Маритон уже думал ответить, но за его спиной показался иной патруль. Теперь это не ополчение, а два бойца в ярко-красных балахонах и плащах с капюшонами, при каждом шурша странным каскадом одежд. Два бойца вышли из-за угла, шаркая красочными одеяниями. Пальцы, утянутые перчатками, сжимают автоматы, заливающие пространство потоком жидкой плазмы, а тела укрыты пластинками броневого металла, собранных в нагрудник пластинчатой брони, что кроется под чёрной тканью второго ряда одежд, а ноги в сапогах и штанах одинакового тёмно-серого цвета.
– Кто? – прошептал Маритон.
– Тизская Ауксилия, кивая, ответил Виотин, встрепенувшись и отведя правую ногу чуть назад.
Маритон неожиданно разворачивается на сто восемьдесят градусов, срывая с плеча дробовик и не целясь, стреляет, а противогаз на его шее мотнулся за ним, едва не слетев. То же самое делает и Витоин, только с ружьём и все три дула выдали залп, выпустив шипящие сгустки жёлтого света, озарившее местность, словно вспыхнуло ещё одно солнце. Разгорячённая картечь, вместе с жутким хлопком, что громом разнёсся по округе, со страшной силой бьёт в брюхо одному из бойцов, вороша одежды и вспарывая металл. А вот заряженные частицы ружья с жадностью вгрызлись в плоть второго врага, силой энергии разрывая его плоть и прожаривая воина, разрывая его грудь, сжигая ткань и плавя металл. Затем ещё выстрел и вторая порция картечи приходится в голову, разрывая её и окропляя пространство мозговым веществом и кровью. Солдаты Ауксилии, несмотря на фантастическую реакцию не смог предугадать, что двое, с виду пассивных и нейтральных человек, обратятся против них залпом картечи и энергетической дроби. Два тела рухнули на землю, приляг валетом, испачкав тёмно-оранжевую землю пятнами красной насыщенной крови.
Два бойца опускают дымящееся оружие, смотря на дела рук своих. Маритон не испытывает жалости к ним, хотя ещё несколько дней назад при виде молодых юношей из Ауксилии, что должны были сойти с ума от сверхчувственного восприятия мира благодаря «модификациям» впадал в уныние и депрессию. Теперь же подобные чувства испарились. Виотин же в некотором ступоре от содеянного. Ради предателя и ренегата он расписался в смертном приговоре для себя. Но всё же, чувствуя нужду всё прояснить и расставить по местам, ошарашенно произнёс:
– Маритон… пойдём… как там… лучше всё обсудим в доме. А то здесь нас могут заметить.
– Согласен, – подгоняя в дробовик патрон, сказал под нос, мужчина. – Не охота попасться на убийстве.
Двое ушли прочь отсюда. Виотин повёл Маритона к тому самому домику, что развернулся неподалёку. Небольшая конструкция, по виду стены напоминают строительный пластик, который не горит и практически крепче кирпича, отчего и подходит для возведения лёгких и простейших зданий. Небольшая и короткая лестница ведёт к чёрной двери, выделяющейся на тёмном фоне стен, которые при одном виде напоминают аромат кофе своим кофейным оттенком. Единственное окно это источник света для комнатки в дневное время суток.
Виотин оперативно распахнул дверь, пропуская Маритона вовнутрь, и как только воин Рейха преодолел порог, он увидел простенький и очень уютный интерьер – белые стены, обклеенные обоями цвета северного норвежского снега, по углам расставлены три одноместные кровати с прилегающими к ним шкафами, а посреди стоит небольшой квадратный столик с тремя стульями. В потолке, прямо над столом, установлена пластина, под которой сотни диодных маленьких лампочек, озаряющих пространство в ночное время холодным цветом. Под подошвой берец оказывается светло-бежевый ленолиум, недавно отмытый.
– Миленько, – констатировал Маритон, вытирая берцы о чёрную тряпку.
– Не стой, ты проходи. Поговорим, – и, указав ружьём на стол, договаривает. – Присаживайся.
Маритон подошёл к тёмному квадратному столику, сделанному из тиса, на котором стоит чашка недопитого кофе – в пределах белоснежных керамических стенок плескаются в мутной жидкости остатки молотых зёрен. Мужчина снял дробовик с плеча и положил рядом
Внезапно дверь распахивается на всю и Маритон инстинктивно хватается за оружие и выставляет его в сторону входа, но туже опускает, ибо через прицел увидел знакомые лица. Первый со светлыми волосами и вольными чертами лица, похожий боле на подростка, нежели воина. Его светло-голубые глаза уставились на Маритона, и в этом юноше мужчина нашёл знакомые оттенки внешности и личности Гильермо. Но в контраст рядом с ним массивный, с атлетическим телосложением, голову украшают длинные чёрные волосы, походящий на сурового германца из нордического леса, мужчина. Его лицо сурово и холодно, а в карих глазах так и норовит пробежать скандинавский холодок, что довольно. Оба одеты в стандартные одеяния Аккамуляриев – блестящий серый плащ, кожаная майка и штаны, уходящие под высокие сапоги на шнурках.
– Изор? – потрясённо проронил вопрос Маритон, опуская дробовик. – Аркус?
– Да, Маритон УК-115, – отчеканил по холодному грубым, будто бы пропитым, голосом Аркус.
– Я теперь Маритон из Варси.
Но суровый мужчина не обратил внимания на эту реплику, обернувшись в сторону начальника:
– Виотин УК-99, что это было? Мы услышали выстрелы и тревогу, – Аркус тяжело поднял руку и указал на Маритона. – И теперь вот он здесь, а за порогом трупы. Проклятье, что случилось!?
– Тише, Аркус УК-101, – тихим голосом попытался успокоить товарища Изор, приложив правую руку к подбородку. – Мы же Аккамулярии… там, на улице три трупа с ранами от энергетической дроби и картечи, – юноша метнул взгляд на оружие гостя и ткнул пальцем на холодный убийственный металл. – У него обычный дробовик под усиленный патрон, а у Виотина УК-99 энергетическое ружье.
– Ты хочешь сказать…
– Да, Аркус УК-101, – тихим и даже немужским голосом перебил он напарника. – И Маритон, и Виотин УК-99 убили тех.
Крупный мужчина бешенно выкрикнул:
– Начальник, что за чертовщина тут творится!?
В ответ Виотин лишь развернулся на Маритона и спокойным голосом спросил:
– Да, Маритон, ты можешь рассказать, что за чертовщина тут твориться? – и, позвав всех за стол, где так удобно обнаружилось два стула, усадив Изора и Аркуса, Виотин, спокойной речью продолжил вопрос. – Что произошло после «Кардинала»?
– Рассказывать особо нечего. Из-за того, что я стал свидетелем падения Инфо-кардинала, Легат меня включил в особый… комитет. Там мы стали разрабатывать «план спасения» Тиз-141 от мятежников, после чего город был уничтожен со всеми жителями.
– Нам это не важно, – забасил Аркус. – Ты лучше расскажи, что стало с тобой и Анной, что вас обоих признали обычными преступниками? Что вы такого наделали, что сейчас ты в стане врага?
Маритон встал и со скрипом отодвинул стул. Он направился к единственному окну и подойдя к нему уставил взгляд печального и безжизненного глаза в даль, рассматривая аграрные сектора, обойдя трупы. Он видит не просто информократичский ад, созданный для организации тюрьмы, но целую структурную проказу, поразившую души людей. Он не сомневается, что готов покончить с прошлым и встать на путь Рейха, но готовы ли его товарищи?
– А что же случилось? – тяжко выдохнул Маритон. – Мы влюбились.
– Что за бред ты несёшь? Друг, ты сошёл с ума?
– Тише, Аркус, – сурово протороторил Виотин. – Дай ему высказаться.
Все настороженно и с особой внимательностью продолжили слушать мужчину, который чутко рассматривает здешние места, не спеша с ответом.
– Вы все меня осудите, и я вас пойму. Мне пришлось дать волю чувствам, и Виотин знает, что меня те эмоции терзали очень давно, не давая покоя. Секунды эфемерного счастья обернулись для меня жутким горем и не только потому, что я потерял Анну, но и оттого что узнал того, чего знать не нужно было… что владыки этого мира от вас скрывали. Да, тот Кардинал передал мне дискету с секреткой.
– И что ты на ней увидел? – вкрадчиво спросил Изор.
– Преступления. Как ради достатка и роскоши уничтожали тысячи людей и подвергали стерилизации неугодных, как истязали «А-8» для развлечения, чтобы удовлетворить жуткие похоти. Да и целый уничтоженный город песнью тысячей невинных душ скажет вам о «милости» Информократии.
– Этого просто не может быть! – вскрикнул мужчина, с лицом, искажённым от предостаточной злобы и ярости, откинув в сторону чашку с кофе. – Ты лжёшь! Ты лжёшь…
– И что ты предлагаешь, Маритон, – звучит вопрос от Изора, который чуть приподнялся. – Ты же нам не клевещешь?
Маритон обернулся. На его сухих и перекошённых губах показалась кривая улыбка, сильно устрашившая присутствующих, а из горла полилась сухая и мертвецки холодная речь:
– Ты можешь мне не верить, Аркус, честно. Но я вам горю истину. У меня нет причины вам лгать, ни единой достаточной, – мужчина моментально развёл руками, будто бы подражая Спасителю на кресте. – Вы посмотрите на меня? Разве я пришёл, чтобы лгать и пытаться вас переубедить? Я вас прошу, вспомните Анну и что она для вас всех сделала? – руки Маритона рухнули, словно онемели и с печальным лицом он продолжил речь, переполненную горечью и хандрой. – Для каждого из вас. И заслуживает ли она того, как умерла, стоит того, что её убили как собаку, заставили терпеть неимоверную боль и оставили её прах на улицах города? – внезапно Маритон сорвался, пыл в нём как гром среди ясного неба взорвался, ударив небывалым рвением в голос. – Скажи, Виотин, она заслуживала такого? Скажи!? Анна для тебя столько дел раскрывала, столько людей пересадила и своими… не совсем чистыми докладами вытаскивала твою голову из-под административного топора начальства. А ты, Аркус, ведь тебя та хрупкая девочка вытащила из засады. Ты мог помереть и тебя бы пристрели как крысу или разделали, как свинью на бойне, – от горьких слов Аккамулярий резко встал, и было хотел ударить бывшего напарника, но монолитом своих же воспоминаний был охлаждён. – Ага, вспомнил, всё-таки, – с желчью отметил Маритон и посмотрел на Изора, и кажется, что и его неживой красный электрический глаз вот-вот пустит слезу. – А ты, Изор… ты же помнишь, что она сделала для тебя? Надеюсь, помнишь, как она бросилась в огонь, чтобы тебя вытащить из того завода? Надеюсь, ты ясно помнишь, как она обожглась и едва ли её не пришибла огненная балка и что если бы не её помощь ты бы стал ничем не лучше жаренного куска мяса на ужин? – Маритон чуть примолк, посматривая на поникший вид каждого и на то бремя, что вызвал у каждого нахлынувший каскад воспоминаний. – Изор, ты спросил, что делать, так ведь? – в ответ миловидный парень кратко кивнул. – Я тебе отвечу. Рейх придёт сюда в любом случае – сегодня, завтра или через год… неважно. Его мощь непомерна, и сражаться с ним – глупость глупостей. Нужно примкнуть к нему, и если не за него, то хотя бы в отмщение за напарницу.
– А ты? – ввязался с требовательным вопросом Аркус. – Ты за что сражаешься? За ту Империю? За будущее? Или просто из жажды мести?
Маритон с мрачным озадаченным ликом уставил взгляд в пол и спустя секунды вновь заговорил, только все поняли, что это скорее диалог с собой:
– За что я сражаюсь? Я сам спрашиваю себя с того момента, как покинул Тиз-141. И я понял одно – не за Рейх и не за месть, а за то, чтобы человек между двумя мог встать на сторону меньшего зла. Рейх это не сказка, это государство во главе с Канцлером идёт подчинять, но я знаю, что с ним миллионы людей не потеряют человечности, что наконец-то придёт конец тюрьме под названием Информократия. У меня нет сомнения, что за ним будущее.
Худые губы юноши разошлись в хитрой улыбке.
– Нет Маритон, – тихим голоском заговорил Изор. – Не за Рейх ты сражаешься и это точно. Но за ту, что любил и не пытайся это отрицать. Но главный вопрос в том, насколько далеко ты пойдёшь, чтобы доказать серьёзность намерений.… Не пытайся говорить, что тебя заботят судьбы будущего, прошу тебя.
– А вы?! – возмущённо прорычал Маритон. – Напарники, готовы ли вы пойти за мной, чтобы отомстить? Столько всего она сделала ради вас, что бы жили, а вы сможете хоть раз в жизни ради неё сделать? Готовы ли вы вернуть долг и воздать убийцам по счетам? – на секунду Маритон притих и тихо, практически не слышимо проронил. – Да, Изор, я готов пойти до самого конца, а готовы ли вы?
Комнату наполнило молчание. Все погрузились в собственные размышления, раздумывая о том, что делать дальше. Аркус и Изор надеялись на приказ командира, а Виотин размышляет о командовании и о том, а правильно поступить. Сейчас от него зависят не только две жизни подчинённых, но и возможно само будущее, хотя… совесть и чувство долга взывают к единственно верному решению.
– Что же мне ещё сказать вам? – Тихо спало с губ Маритона.
Виотин поднялся со стула, выпрямившись по стойке смирно, и заглянув прямиком в душу бывшего напарника.
– Ты всё сказал Маритон из Варси… всё, что нужно было, – его ладонь сжимается на знаке отличия, слышится звук рвущейся ткани и Виотин отрывает символику, кидая её на стол, в свете затемнённого солнца на дереве блеснула буква «С» золотым сиянием, поднял взгляд тёмно-синих глазах, в которых Маритон уже не видит сомнений и во всеуслышание уверенно говорит. – Осталось лишь сражаться, мой друг.
