– Это его лопатой по голове ударили, – указал причину Пал Палыч, – я видел.
– Разве только одной лопатой, – проговорил сердито врач, – на нём живого места нет… Лопатой стукнули по голове, а на теле синяк на синяке.
– Его ещё охранники на Большой Горной били, – добавил Антон.
– Теперь всё ясно, – сердито проговорил врач. – Лежите и не шевелитесь. Поехали, сказал он водителю, и скорая выехала из ворот свалки.
Вторая скорая увезла Крокыча. После наезда автомобиля у него оказалась сломана нога, ключица, а в больнице определили ещё и перелом ребра. При наезде машины, в самый последний момент, он успел заслонить собой профессора и получил тяжелейшие ушибы и травмы. Он был совсем плох, трудно дышал, но продолжал, превозмогая боль, шутить:
– Доктор, – говорил он, – прошу, вы только меня во вторую городскую больницу не везите.
– Это почему же? – со всей серьёзностью спрашивал врач.
– Так от свалки далековато…
Доктор улыбнулся и проговорил:
– Раз шутит – значит, выживет, и добавил. – Одного не пойму. Приедешь иной раз по вызову, глядишь – царапина, а стонов-то, стонов. А тут живого места нет и, на тебе, шутки-прибаутки.
Подошёл, к сидящему на куче мусора Симе, следователь и хотел вести его на допрос в автобус.
– Давай, поднимайся! Насидишься ещё. Как я понимаю, у тебя для этого дела теперь времени будет много.
– А ты, мент, не погоняй, – и Сима стал медленно подниматься.
– Пошевеливайся,… пошевеливайся, – торопил следователь.
Сима поднялся, распрямился, пошевелил сзади в наручниках кистями рук, но не успел ступить и шагу, как крупный, лохматый, неизвестный породы зверь метнулся из темноты. Раздался страшный рык. Сима упал. Юра молниеносно выхватил из кобуры пистолет Музы Карповны, снял с предохранителя. Зверь рванулся в темноту. Юра выстрелил нападавшему вслед и в стороне, куда скрылся зверь, послышался стон.
– Кто это был? Ты в кого стрелял!? – спросила Городец Юру.
– Не знаю… – сказал растерянно Юра, – большое, лохматое, не разглядел в темноте, мелькнул как молния, по всей видимости, ударил задержанного, я видел только мелькнувшую лапу и открытую пасть, он в сторону, к тем кустам прыгнул, я вслед и выстрелил, вот и всё.
– Попал?
– Не знаю,… рычало…, – пожал плечами Юра. – Непонятно как-то, товарищ майор,… кран работает, … шум,… автоматчики, фары светят, прожектора и нападение…? – Мистика какая-то…
– Разберёмся и со зверем, и с мистикой тоже, – добавила Муза Карповна. – Поднимайте и ведите задержанного.
Один из милиционеров толкнул Симу, – Вставай,… пошли,… пронесло,… мог бы и порвать…. – Вставай, говорю… – Сима не вставал, он лежал ничком, уткнувшись лицом в мусорную кучу. Лейтенант перевернул его и отшатнулся. – Врача!.. Скорее врача! – закричал он.
Сима не шевелился, глаза его недвижно смотрели в бесконечную подсвеченную звёздами глубину пространства над мусорной свалкой. Подошёл врач, осмотрел Симу и сказал: «Труп».
– Как труп?! Почему труп?! Нападавший только сбил его с ног! Я видел… – стал запальчиво говорить Юра.
– Всё правильно, – сказал спокойно врач, – на его теле нет видимых повреждений. Он умер от разрыва сердца. В народе ещё говорят в таких случаях – от страха.
Сима лежал на куче мусора, глаза его были безжизненны, множество звёзд, недавно чёрного как сажа неба, отражались в этих уже неживых глазах, а в уголках губ сохранилась отрешённая от земной суеты улыбка. Чему улыбался этот умерший человек в последнюю секунду своей жизни? Чего не могло вынести его сердце? Возможно, он улыбался тому, что теперь ему не надо выполнять пакостные приказы Фомы Фомича и постоянно бояться,… бояться,… бояться. А, может быть, он улыбался от того, что в это время душа его, паря над территорией свалки, радовалась, что самое большое злодейство в жизни ему так и не довелось совершить, и она видит, что, закопанные Симой, люди живы, а значит, остаётся надежда, что это последнее преступление не будет ему вменено в грех.
Остальных пострадавших врач со скорой осматривал в Симином вагончике.
Юра Митин зашёл в вагончик, чтобы справиться о самочувствии Позолотина. Смерть Симы на Юру очень подействовала. Он сильно переживал из-за того, что не успел вовремя выстрелить, в результате чего погиб человек. В это время в вагончике доктор осматривал профессора и говорил:
– Крайнее истощение организма, аритмия и тахикардия, давление снижено, с этим не надо шутить,… надо обследоваться. Угрозы для жизни не существует, но нужна комплексная проверка и лежать, лежать, лежать.
– Была бы угроза, – сказал Вениамин Павлович, – если б не Семён Ваганович, это он от меня смерть отвёл…, да если б собачка нору к контейнеру не прокопала и воздух к нам не пошёл.
– А ну – ка, ребята, – сказал доктор Антону и Косте, – принесите воды руки сполоснуть и, взяв полотенце, вышел из вагончика.
– А Сима того,… преставился,– сказал Пал Палыч профессору, – говорят от страха.
– Собачина выскочила, огромная, – начал опять уже Позолотину объяснять Юра, – я такой и не видел никогда; никто толком ничего не понял, лапы мелькнули, пасть раскрытая,.. посмотрели – мёртв, доктор говорит от страха.
– Собачина говоришь. Всё-таки он существует, – сказал Позолотин, а я, знаете ли, до сегодняшнего дня думал, что это легенда. – Профессор повеселел.
– Вы это о чём, профессор? – спросил Пал Палыч.
– Мы с вами ещё в контейнере об этом говорили, – стал пояснять Позолотин. – Я о двух зверях, которых слепил отшельник, про народную легенду рассказывал? Потом этот же зверь на печном изразце, помните?
– Конечно, помню, только я думал, что это сказка, народный вымысел, так сказать, – удивлённо сказал Пал Палыч.
– Думаю, что этот вымысел, начал обретать видимые черты. Легенды оживают… Так куда он, сударь, скрылся, – обратился профессор к Митину.
– В те кусты маханул, да зарычал, аж мурашки по коже… Я не ожидал, выстрелил наугад вслед не прицельно. Ушёл,… только зарычал страшно. – И Юра опять, только более детально, стал объяснять присутствовавшим о произошедшем. Муза Карповна отозвала доктора в сторону и, кивнув на профессора, спросила:
– Как он?
– Был на волоске. – Ответил доктор. – Ещё минут пятнадцать, двадцать не откопали бы и всё… нехватка кислорода, плюс сердечно-лёгочная недостаточность. Сами понимаете. Сейчас повеселел. Укольчики вкололи.
Глава 59. Роковой выстрел
Кран, вытащив из оврага контейнер, стал пятиться назад. Костя и Антон никак не хотели уходить со свалки и ехать домой. Они всё твердили майору Городец о каком-то Глине и Свистоплясе, но та толком ничего не понимала и настаивал на своём. На какое-то время все забыли о профессоре, а когда спохватились, то его нигде не было.
– Он меня о звере спрашивал, – сказал Митин. Может быть он за ним пошёл, – и направился к кустам, держа наготове пистолет.
– Профессор, вы где!!? – прокричал Юра в темноту.
– Вениамин Павло-ви-ч! – прокричал учитель. – Вениа-мин-н Пав-ло-вич! – Он шёл следом за Юрой.
В кустах с подвывом лаял пудель. Юра двигался на его голос. Он догадывался, что это лает та самая собачонка, что показывала место погребения людей. Он не мог спутать её голос ни с одним голосом четвероногих.
– Костя, Антон, – стойте, – крикнул Пал Палыч. Ребята обогнали учителя и устремились за Юрой. По кустам скользнул ослепительный луч, это капитан Канивец направил прожектор Уаза на кусты. Луч пошарил по кустам, скользнул в прогал между ними и остановился, высветив небольшую, заросшую травой, полянку.
Юра дошёл до полянки, отодвинул мешавший обзору куст, неожиданно остановился, ещё сильнее отодвинул куст, замер, и стал торопливо засовывать пистолет в кобуру. Подбежали ребята, а за ними подошли Пал Палыч и майор Городец. Среди кустов, на небольшой полянке в жёлтом пятне прожектора они увидели чудовищного зверя, перед которым стоял на коленях профессор и гладил рукой его широкий цвета бронзы лоб. Он трогал его большие желтоватые клыки, теребил уши и гриву, а рядом сидел белый пудель и, подняв мокрую мордашку к звёздам, выл.
Пал Палыч присел рядом с Позолотиным на корточки и, обняв его за плечи, тихо спросил: «Это он?»
– Да, – так же тихо ответил профессор и, вздохнув, добавил. – Вот так оживают легенды, дорогой игрушечник. На свете всё взаимосвязано. Никто не знает, где кончается легенда, а где она берёт начало, равно как не знает, когда она оживёт. «В жизни, друг Горацио, такое бывает, что и не снилось нашим мудрецам», – произнёс он с большой скорбью. Старый профессор плакал и не скрывал своих слёз.
– Я же не хотел, – говорил, оправдываясь, Юра. – Я же наугад стрелял, вдогон.
– А пуля попала точно в голову, – сказала Муза Карповна, указывая на тёмное пятно между ухом и глазом зверя. – Думаю, что он во время выстрела обернулся, иначе бы пуля попала ему в затылок.
– Как же так,… я едва отстреливаю норму, у меня со стрельбой не ахти, а тут? – говорил, чуть ли не плача, Юра.
– Це, такое бывае, – сказал, присев рядом, Канивец. – А у меня наоборот, всэ в дэсятку, с какого положения нэ выстрелю, а як смотр, так мажу, всё молоко моё.
– Да нет, вот подтянуться, отжаться, пробежать, сколько угодно, а стрелять не очень… – оправдываясь продолжал говорить Митин, заглядывая в глаза обступившим их водителям автомашин и милиционерам, как бы, ища у них поддержки или оправдания.
– Пойдёмте, профессор, – сказал Пал Палыч, поднимая Позолотина.
– Да, да, нам надо ехать, – сказала майор Городец. – Оставшихся пострадавших определим в сазовскую больницу. Я созвонилась с главным врачом. В клинике, нас ждут.
– Вы езжайте, – сказал Вениамин Павлович, а я тут последнюю ночь переночую.
– Зачем? Мы вас устроим, ваши подвиги уже не к чему, – проговорила Муза Карповна.
– Это надо науке, – товарищ майор, – проговорил твёрдо Позолотин. – Мне необходимо рано утром осмотреть зверя. А к вам большая просьба – выставите около него охрану. Мало ли что,… собаки бродячие порвут…
– Да, да… вы не беспокойтесь,… мы всё сделаем, – заверила Городец и тут же подозвала к себе капитана Каневца и приказала с убитого животного не спускать глаз.
– Не волнуйтесь, товарищ майор, всё будет сделано в лучшем виде. – Ответил капитан.
Юра протянул пистолет и китель Музе Карповне. Городец взяла оружие и сказала: – Этого мерзавца мы десять лет искали, а он на свалке окопался, – и она кивнул в сторону, где лежало тело Симы. – А стрелять мы тебя, младший лейтенант, научим, – и они с Юрой пошли к вагончику.
В это время на территорию свалки въехали милицейские «Жигули». Из машины вывели в наручниках Фому Фомича и Синеволосую и повели на допрос в автобус. После них вышла и Мария Васильевна Сорокина.
– А ты чего сюда приехала? – спросила подругу Городец.
– Так мои же здесь, подопечные…
– Живые, здоровые твои подопечные, – проговорила Муза Карповна. – уезжать отсюда не хотят, говорят, что здесь до утра останутся. Поговори с ними, возможно стресс так действует, они сейчас придут, в кустах зверя убитого рассматривают, – и она вкратце рассказала Марии Васильевне произошедшую историю.
– Нет, Муза Карповна, пусть ночуют здесь, – сказала, выслушав Городец, Мария Васильевна. – Новые события и обстоятельства снимут стресс лучше любого лекарства. Уложим мы их сейчас на больничную койку, ну и что? Будут лежать, нагонять на себя страхов, да содрогаться от воспоминаний и представлений возможно совсем иного исхода. Нет, пусть будут здесь, среди вооружённых мужчин. Я бы посоветовала дать им по разу выстрелить из табельного.
– Ты что говоришь?
– А то, товарищ майор, я говорю, то что надо… Клин клином вышибают… Пусть ночуют. Я с ними младшего лейтенанта оставлю, а сама поеду родителей предупрежу, чтоб не волновались.
– Что родителям скажешь?
– Придумаю чего-нибудь правдоподобное. – Знаешь, в таких случаях для родственников хорошая добрая неправда полезнее, чем вот такая …– она не договорила, а только кивнула в сторону лежащего на краю оврага контейнера.
– Тебе виднее, подруга, это по твоей части.
– А как там директор со своей красоткой? – спросила Мария Васильевна.
– Упираются, но раскрутим. Тараканов думает, что Сима жив. Пусть думает. Он уже сейчас стал на него всё валить. Дело сделано, дальше дело техники и времени. Только меня сейчас не это интересует.
– А что тебя интересует?
– Меня интересует зверь.
– Не тот ли, что на мусорной куче лежит?
– Этот меня уже не интересует, хотя тоже человек.
– Я тебя, подруга, не узнаю, – удивилась Мария Васильевна.
– Я и сама себя не узнаю,… ночь, свалка, труп и ожившая во времени и пространстве сказка,… это не так просто переварить…
К омоновской машине сходилась оперативная группа. Усатый капитан снял оцепление. Омоновцы, переговариваясь и подталкивая друг друга, залезали в фургон.
– Жаль, что я не могу ходить, – сказал Пегас, – глядя в окно вагончика.
– А мне что-то и смотреть не хочется, – ответил Муха. – Он был явно не в себе и всё время молчал, да косо посматривал на окружающих, наконец, вышел из вагончика и сел на перевёрнутое ржавое ведро.
– Ты что, не радуешься, что люди живы остались. Вон Антоха с Костяном идут целые и невредимые, – сказал Пегас.
– Так они пусть и радуются, что целые, а я-то тут причём?
– Верно, ты тут не причём. – Проговорил Лёня, затем, опершись на здоровую ногу, вылез из машины и, взяв вместо палки оставленную кем-то лопату и опираясь на неё, поковылял навстречу идущим от кустов людям.
Костя, Антон и Юра, увидев Пегасова, остановились. Антон и Костя пока не знали как себя с ним вести. К ним подошёл Митин.
– Он, ребята, вам жизнь спас, – сказал очень тихо Юра, чтобы слышали только Антон и Костя.
Лёня, волоча ногу, подошёл к Косте и Антону и сказал:
– Расслабляться рано, игрушку надо искать.
– А это разве не игрушки? – спросил Костя и кивнул на разорванный коробок, затем наклонился и стал рассматривать рассыпанные после удара изделия, Затем сказал, улыбаясь: – Это же наши игрушки, на сушке были, Тош, ты их узнаёшь?
– Точно наши, – сказал удивлённо Антон. – Вон черепаха моя, а эту Даша делала, ту Тася… – как они здесь оказались?
– Хоть это прояснилось, – сказал Лёня, – а как они здесь оказались, надо у Вадика спросить. Расскажи нам, Вадик, как из КЮТА игрушки здесь появились? – и он повернулся в сторону Мухаева.
– Как я понимаю, ты, Леонид, к этим игрушкам не причастен? – спросил Костя.
– Нет, ребята, причастен.
– Не понял… – сказал Костя.
– Моя доля вины состоит как раз в том, что я озвучил Мухе идею подсунуть на свалку Симе куклу. Налепить игрушек и подбросить в одну из куч. Только это надо было сделать, когда рабочие при разборе мусора найдут настоящую, старинную. Я потом от этой идеи отказался, а Муха клюнул. Как мы теперь с вами понимаем, Муха, не говоря мне, стырил в клубе ваши игрушки и подкинул. Это я понял ещё раньше, что он и меня, и Симу купить решил, только сделал он это без головы. Я даже не пойму о чём ты думал, когда игрушки в мусор совал? – спросил Лёня Мухаева, – прояснил бы ситуацию? Что тебе это давало? Думаю, что ничего.
Муха вместо ответа опустил глаза и стал ковырять в носу.
– Как видите, молчанье – знак согласья…,– Лёня широко улыбнулся. – Решил всех обойти. И ведь получилось! Молодец, Муха, далеко пойдёшь, – и Лёня похлопал Вадика по плечу.
– Игрушки-то чистенькие, – сказал Костя, – тут любому понятно, что и как?
– Понятно-то понятно, только не всегда сходится, – сказал Лёня. – В практике у меня всякое было. Только не это, ребята, меня смущает – чистенькие или не чистенькие? Вместе лежат или нет? И аккуратно положены или разбросаны под всей кучей?.. Здесь другое. Оно и сейчас меня тревожит. – Лёня обвёл взглядом ребят.
– Не тяни резину, говори, – сказал Костя.
– Дело в том, что вчера, уходя по тёмну со свалки, в лесу я упал в яму. Случайно это произошло или нет – сказать не могу, для самого загадка, только в этой яме коробка оказалась и не простая коробка, а тоже с игрушками. Как они туда попали не знаю. Думаю, что кто-то из рабочих припрятал, нашли и спрятали.
– Ну и что дальше?
– А дальше я подумал, что это вторая кукла.
– Как кукла? – воскликнул Муха, – ты же говорил, что фонят?
– Правильно, говорил, но на самом деле Вадик, они не фонили. Проверял я тебя, – и тут же, обращаясь к Косте и Антону, сказал: – Извините, ребята, но я подумал, что вторую куклу вы заготовили, только подкинуть не успели.
– Мы ничего не собирались подбрасывать, – спокойно сказал Костя.
– Тогда откуда она взялась? – удивился Лёня.
– Муха, сгоняй в машину, принеси, коробок, что в яме нашли. – Лёня повернулся в сторону Мухаева, но того среди них уже не было.
– Ну и способности… – удивился Антон, – среди нас стоял – и нет.
– Растаял как дым, – сказал Костя.
Как Вадик ушёл? никто не заметил. Не увидел этого, поглощённый беседой ребят, и Митин.
– А как же игрушки очутились в лесу? – спросил Антон.
– Что за коробка? – удивился Костя. – У нас кроме этих игрушек больше ничего не пропадало.
– Раз не пропадало, тогда это пока тайна, – медленно проговорил Пегасов и, посмотрев на Юру, продолжил. – Там их мы больно не рассматривали, я заглянул – игрушки, не тот момент был, чтоб изучать. А Муха на них повёлся. Я же сказал, что они фонят, вот он их хапнул и дёру.
– Жадность не порок, а болезнь… – сказал Костя.
– Возможно это случайность, – Заметил Юра, – только к делу вашего спасения она имеет тоже самое прямое отношение. Если б я его на трассе не встретил, то неизвестно бы чем дело кончилось?..
– Не он же вас остановил… – проговорил робко Антон, – а вы его остановили.
– Никто не может сейчас из нас сказать, пошёл бы Вадик тогда заявлять в милицию или нет, – заметил Юра, – до КПП ещё далеко было, всякие мысли могли прийти ему в голову.
– Почему же они к нему не пришли, когда вы остановились и дорогу ему машиной загородили?– спросил Лёня.
– Человек – загадка, – ответил Юра. – Я в его душу в тот момент не заглядывал, только это он вывел меня на Лёню, этого забывать не надо.
На это его замечание никто ничего не сказал…
После сказанного Юрой наступило тягостное молчание. Нарушил молчание Антон.
– Давайте игрушки посмотрим, что в лесу нашли.
– Они в машине, на сиденье стоят, – сказал Юра и пошёл за игрушками, ребята пошли за ним.
Юра открыл дверцу Уазика, взял коробку, поставил на землю и раскрыл.
– Пал Палыч!! Пал Палыч!! – закричал вдруг Костя, заглянув в коробку. – Пал Палыч, где же вы!? Скорее сюда!
– Чего шумишь, – спросил, шагнув к ребятам из темноты, учитель.
– Посмотрите!
Пал Палыч посмотрел в коробку и лицо его расплылось в улыбке.
– Надо же,… не ожидал,… вот что угодно, только ни это…
Юра и Лёня смотрели на удивляющихся учителя, Костю и Антона и не понимали, в чём причина их восклицаний: «Этого не может быть!», «Вот чудеса!», «Сам бы не видел – ни за что бы не поверил!».
– Да скажите, Пал Палыч, что произошло? – попросил Юра.
– Дело в том, – начал Пал Палыч, – ровно год тому назад мы повезли вот этот самый коробок с этими игрушками на выставку, ехали общественным транспортом. Кроме этого коробка везли выставочные изделия и из других объединений, одним словом, всяких коробочек и коробок было достаточно. Так наши ребята умудрились одну из коробок оставить под сиденьем. И вот та самая игрушка теперь перед нами, целая и невредимая. Я сам укладывал изделия и скажу вам, что ни одно из них никто даже в руки не брал. Тогда мы и в диспетчерскую звонили, и в автопарк ездили – никаких следов и вот на тебе.
Лицо Пал Палыча светилось, да и Антон с Костей были в восторге.
– Как же они оказались в лесу в яме? – спросил Антон.
– Думаю, что на этот вопрос нам сейчас никто не ответит, – сказал Юра, – так ведь, Пал Палыч?
– Да,… загадка, – сказал учитель, рассматривая игрушки и ящик. – Понимаете, ни одной царапины ни только на игрушках, но и коробок без каких – либо серьёзных повреждений, разве что есть потёртости… Его даже дождь не намочил. Значит, очутился он в этой яме совсем недавно, возможно – сутки назад.
На шум подошли профессор и Мария Васильевна Сорокина. Пал Палыч не менее эмоционально рассказал и им о находке и о таком случайном и благополучном возвращении изделий их законным владельцам.
– Это очень даже интересно, – сказал профессор. – Ну что скажете на это, товарищ капитан, обратился он к Марии Васильевне. – Мистика, да?
–А у вас, Пал Палыч, у самого, никакая игрушка не пропала, когда к вам Мухаев наведывался? – спросил Юра.
– Да нет вроде, чтоб уж так явно. Потом знаете, мил человек, когда много лепишь, то сказать вот так сразу, что на месте, а что нет – довольно сложно.
– Вы же говорили, что у вас конёк исчез,– вспомнил Антон.
– Ах! Да,… такое было. Только я в этом не очень уверен, потому как положу иногда куда-нибудь изделие и забуду… Нет, нет,… я никого не хочу обвинять… и даже думать об этом не хочу.
– А пропавшего конька вы случайно делали не по старинной технологии, а?– спросил профессор.
– Да, по старинной, но откуда вы знаете? – опешил Пал Палыч.
– Теперь мне понятно, почему умер Сима, – сказал Юра.
Все повернулись на его голос.
– Почему? – чуть ли не хором спросили ребята.
– Всё просто, когда зверь набросился на Симу, он не собирался его убивать. Я видел, как зверь метнулся к Симе, ящик уже был разорван, игрушки рядом рассыпаны. Я не видел, как зверь схватил игрушку, но что это было именно так, я сейчас уверен. Зверю была нужна игрушка, а не Сима. И не сомневаюсь, что это была та самая игрушка, которую стянул Муха со стола у Пал Палыча.
– А зачем она была нужна зверю? Ведь он рисковал жизнью, вокруг вооружённые люди… – спросил Лёня.
– Ты прав,… он действительно рисковал и роковой выстрел тому доказательство. Ему был нужен не Сима, а глиняная игрушка. Только это моя дедуктивная догадка.
– Я вас должен поздравить, – сказал весело Вениамин Павлович и пожал руку Пал Палычу.
– Не понял? – спросил недоумённо Пал Палыч, – объясните.
– Тут всё дело в ваших руках, Пал Палыч. Вам удалось сделать по наитию, как это не назови, настоящую старосаратовскую игрушку.
– А причём здесь зверь? Простите, не доходит, – удивлённо сказал Пал Палыч.
– Отшельник слепил не просто страшных зверей. Звери были оберегателями игрушек. Точнее, один был собиратель, проще – сыщик, задача которого была собрать изделия хороших мастеров, а другой – хранитель. То есть, его задача была хранить изделия. Как долго? – не знаю, думаю, чтобы ознакомить с ними будущих игрушечников, чтоб не пропали традиции. Здесь на поляне лежит собиратель.
– Получается, что зверь ошибся.
– Не думаю.
– А причём здесь я? – недоумённо спросил Пал Палыч.
– А притом, что игрушка вами слеплена была по всем правилом старых мастеров, что зверь принял её за одно из изделий старой игрушечницы, мамушки, потому и бросился к Симе, игрушки-то рядом с ним валялись, их никто не поднимал, не до них было. Я правильно ставлю ударение в слове «мамушка»,– спросил профессор Пал Палыча.
– Да, да, правильно,… на втором слоге, – подтвердил учитель.
– Так вот, – продолжил учёный, – Я подтверждаю догадку этого молодого человека, – он кивнул на Юру. – Именно так всё и произошло. Сима просто сидел рядом с игрушками на куче мусора, зверь и не собирался его убивать, он ему был не нужен. Ему из всего коробка нужна была одна единственная игрушка – конёк, а не все игрушки.
– Значит, зверь не отличил Пал Палычевой игрушки от мамушкиной!? – воскликнул Антон. До него это дошло немного позже, чем до остальных.
– Совершенно верно, – подтвердил профессор.
– Тогда почему он не обратил внимания на наши игрушки, которые были рассыпаны рядом? – удивлённо спросил Антон.
– Не обижайтесь, Просто вы в изготовлении ещё немного не дотянули до нужного уровня, – сказал Позолотин, и тут же добавил: Разве только чуть- чуть. Я ведь с первого взгляда, тоже не отличил, – и хитро посмотрел на Сорокину, только этого взгляда никто из ребят не заметил.
– Я не специалист, мне показались все одинаковыми, – сказала Мария Васильевна.
"Ох, уж мне эти педагоги", – подумала Городец и, спрятав улыбку, пошла к машине.
– Мария Васильевна! Едем! – сказала она громко, – пусть ночуют. Утром пораньше приедем, всё равно ничего не видно.
– А теперь все ложимся спать, – сказал профессор, – утро вечера мудренее. – Как только будет светать – всё хорошенько осмотрим и обязательно найдём игрушку Пал Палыча. Зверь её, думаю, выронил во время ранения. Она где-нибудь на полянке.
Ребята собрались в отдельной комнате в вагончике. Не было только Мухи.
– Здорово всё закрутилось и завязалось в единый узел, – проговорил Костя, укладываясь на топчан.
– Конец как в кино показывают, – добавил Антон.
– Никакого конца ещё нет, – проговорил Лёня, ещё неизвестно, что покажут завтрашние поиски, там вон дождик вроде накрапывает.
– Нам ещё надо Свистопляса с Гуделкой найти, – проговорил Антон, но его уже никто не слышал. Ребята, полные впечатлений, уснули. Антон немного поворочался с боку на бок, вздыхая о своём друге Свистоплясе, и тоже уснул. Вскоре все дети спали, только старый учитель Пал Палыч и профессор стояли около вагончика и разговаривали. Профессор очень жалел о сгоревшей хибарке и не столько о ней, сколько о набросках к картине. Они ещё не знали, да и никто не знал, что вместе с хибаркой сгорел и доцент. Сима об этом сказать не успел, Лёня этого момента не видел, так как они с Мухой находились около ворот и только издали видели, как горит бомжацкая лачужка. Конечно, они видели доцента, но пока о нём просто никто не вспомнил. О нём вспомнят потом на допросе Фомы Фомича.