Пётр Петрович Африкантов
Старый дом под черепичной крышей
Глава 23. Рухнувшие надежды
– У меня очень плохое известие, – сказал Заступник, – сдвинув крышку ящика и наблюдая через слуховое окно за улицей (ящик как раз стоял около слухового окна). – К нашему дому двигаются какие-то оранжевые чудовища и рычат, – прокомментировал он. – Вместо ног у некоторых нечто напоминающее мамушкины очки, только гораздо больше размером, а у одного блестящая и постоянно бегущая лента. По всей видимости это завоеватели. А вот этот с ногами, похожими на зубатого червяка, длинной шеей и зубатой головой напоминает мне Змея Горыныча, в новых латах. Думаю, что это очередная хитрость Змея Горыныча или Бабы Яги. Они на это дело горазды.
– Что это значит? – спросила настороженно Дуня.
– Не знаю… – пожал плечами Заступник, – аг-рес-сия, видно.
– Раз Заступнику удалось открыть ящик, то давайте из него выберемся, – сказал Мурлотик, – и сами посмотрим… Заступник, освобождай пространство, а то расположился как комментатор в кабинке.
– Умная мысль, – проговорил Пустолай и стал подталкивать Заступника под зад. Как только из ящика выбрался Заступник, другие игрушки тоже стали карабкаться. Вскоре все они были на свободе и столпились у слухового окна. Они не знали, что к дому подходит строительная техника и что оранжевые доспехи – это никакие ни латы или хитрости Змея Горыныча, а машины и механизмы с заводской окраской. Через слуховое окно было видно, как оранжевые машины полукольцом располагались около дома, в стороне стоял возбуждённый Никита, он что-то говорил и постоянно жестикулировал. Но, что он говорил, было не слышно.
– Смотрите, наш Никита! – сказала Дуня радостно.
– Не слепые, видим – заметил Пустолай, – наблюдай лучше.
Поодаль они увидели «добрячка» с синеволосой Барби. Они стояли около своего чёрного «шевроле» и наблюдали за движущимися чудовищами.
А ещё они увидели приближающегося к мамушкиному дому мальчишку, очень похожего на того, что был у них на чердаке и прятался за трубой. Разумеется, они не могли рассмотреть в его нагрудном кармане Свистопляса, а то бы весьма удивились. Мальчишка шёл быстро, видно очень спешил.
..................
Антон и Свистопляс не смотрели в сторону слухового окна и не видели, наблюдающих за ними, глиняшек. Они подошли к дому в тот самый момент, когда во двор въезжала техника. Антоша сразу заметил дворника Никиту. Тот, увидев Антона, предупреждающе замахал руками и прокричал:
– Сюда нельзя, паря,… видишь… – и он кивнул на спецтехнику и самосвалы.
– Чего это они? – спросил, подойдя Антон, и кивнул на бульдозер и погрузчик.
– Дом собираются ломать, – сказал дворник, пытаясь скрыть набегающие на глаза слёзы.
– Что? Дом!! – воскликнул удивлённо Антон и рванулся к крыльцу, но Никита поймал его за рукав:
– Куда ты?!… Головы не жалко…
– Там же игрушки!! – выкрикнул Антон.
– Погоди, не торопись,… стой здесь, может быть удастся уладить. Я сейчас, – и он пошёл к Фоме Фомичу.
....................
– Зачем Никита пошёл к этому «добрячку»? – проговорила Катерина – мальчишка на месте остался, а он пошёл, видно решил с чудовищами через «добрячка» дипломатические переговоры вести.
– Ты не права. «Добрячок» и Барби заодно с этими рычащими чудовищами, – проговорил Заступник, – он даже показывает им где встать, то есть выстраивает их для нападения. Такого в моей боевой практике ещё не было. Жаль, нет с нами Свистопляса. Может быть, он что-нибудь вспомнил бы из жизни древних славян. Возможно, в тысячелетней практике народа уже были такие ситуации?
Оранжевые чудовища, рыкая и поднимая пыль, выстраивались около дома. Никита, подойдя к «добрячку», что-то пытался ему объяснить, видимо в последний раз, он размахивал руками и что-то доказывал, но из-за рыка оранжевых чудовищ, его не было слышно. Было видно, что он очень недоволен ответами «Добрячка». Такого возбуждённого и сердитого лица у Никиты глиняшки никогда не видели. А если бы не рычание, то они обязательно бы услышали следующий диалог.
Никита: Мы так Фома Фомич не договаривались, не по-честному это!…
Фома Фомич: – Никита! Кто тебе мешает лежать под твоей вишней? Никто… Ты как получал свою зарплату, так и будешь получать. Тебе хватало её на пиво, так чего тебе ещё надо? Я тебя устроил ещё дворником к очень порядочному человеку. Он тебя обижает?… Нет… Чего тебе ещё ?
Никита: – Я пиво не пью.
Синеволосая: – Он, наверное, сухого винца марочного захотел. Так, Никита? Чего молчишь?
Никита: – Вы же говорили, что не тронете дом,… не будете его ломать…
Фома Фомич: – От своих слов не отказываюсь, говорил, обещал. Так это на тот момент было, но планы и обстоятельства меняются… А чего бы ты хотел? – спросил Фома Фомич, глядя на дворника улыбчивым глазом. Это у тебя обстоятельства раз в жизни меняются, а у нас бизнес, сегодня одно, а завтра – уже совсем другое.
Никита: – Здесь жила последняя игрушечница города,… великая мастерица…
Фома Фомич: – Ну, и что теперь? Жила, померла. Мы её что, воскрешать должны, или мавзолей для неё построить?
Никита: – Не воскрешать, а сделать из этого дома музей. Ведь здесь всё есть: и сита, и крупорушка, и игрушки, и лари. Это же история, это память,… нельзя так.
Синеволосая: – (в лицо Никите) Ха-ха-ха! Даже и не подумаем. И вообще,… дядя с метлой! Кто ты такой, чтоб указывать?! Патриот нашёлся…
Никита: (угрожающе подняв метлу) Уматывайте отсель по добру – по здорову!
Синеволосая: – Он нам,милый, кажется, угрожает!.. Ах ты сиволапый…
Дальше можно не комментировать. Что происходило во дворе потом, глиняшки и так хорошо видели. А ещё они видели, как напротив, наблюдают из густых кустов за происходящим во дворе двое мальчишек. И уж что-то очень знакомыми кажутся им их фигуры. Один низенький, широколиций в фуражке с длинным козырьком, другой в клетчатых брюках с интеллигентным лицом. В этих наблюдателях было что-то знакомое.
– Присмотрись – ка, брат Мурлотик, вон к тем молодцам, что из овражка выглядывают, – проговорил Заступник, – не кажется ли тебе, что это они унесли нашего Глиню с чердака. Вон тот, что поменьше, сунул его в карман.
– Ты прав, – ответил кот, – это они. И мой аналитический ум говорит о том, что и этот мальчишка, и те двое в овраге, пришли по нашу душу, только их «добрячок» опередил. Эти двое в овраге, о чём-то совещаются? У них озабоченные лица. Они друг друга тогда ещё «Пегой» и «Мухой» называли. По ним видно, что не ожидали они здесь увидеть чудищ.
....................
Этого Пегас и Муха действительно не ожидали. Хотя они могли, как только пришли, пробраться в дом, но помедлили, пытаясь определить, где дворник, уж очень не хотелось зарабатывать метлой по спине и пока оценивали обстановку, во двор стала въезжать строительная техника. Первыми въехали два оранжевых самосвала.
За ними проследовал на больших колёсах погрузчик с покачивающимся ковшом и блестящими стальными зубьями, а потом, лязгая гусеницами, въехал бульдозер с огромным стальным ножом впереди.
– Вот тебе раз, – сказал разочарованно Пегас, наблюдая за движущейся техникой. Опять неудача. Заколдованный что ли этот дом под черепицей или нам горбатая ворона дорогу перебежала?! – Следом за техникой во двор въехал чёрный «шевроле». Из него вышли улыбчивый господин в белых брюках и синеволосая дивица.
– Знакомые всё лица, – проговорил Пегас, вытягивая шею и высовываясь из своего убежища, чтобы получше рассмотреть приехавших.
– Откуда ты их знаешь? – спросил Муха. – Я их раньше не видел.
– А я видел…
– Где же?
– На свалке, вот где… Это сам директор свалки Тараканов со своей мымрой.
– Он тебя знает?
– Нет… я дело на свалке только с Симой имел. Его видел на расстоянии. Сима меня к нему не допускал. Ему близ Тараканова лишние люди ни к чему были.
– А что ты на свалке делал?
– Деньги делал, – что там делают!
– А я думал, что там мусор закапывают, – удивлённо сказал Муха.
– Одни деньги закапывают, а другие их раскапывают. Я отношусь к тем, кто их раскапывает.
– А что ты меня туда не сводил?
– Меня самого оттуда попёрли… Конкуренция. Свалку под собой Сима держит. Я ему конкурент. У него там бомики в мусоре ковыряются. Свалка, Муха, – это Клондайк. Туда вместе с мусором такие вещи вывозят – им только в музее стоять. А сам Сима там деньги нашёл, зелёненькие, доллары, настоящие.
– Везуха, – проговорил Мухаев и глаза его жадно заблестели.
– Не будь рабом зелёных, – весело проговорил Леонид.
– А сам по базарам таскаешься, что скажешь, не из-за денег? – проговорил сердито Муха.
– Меня интересует процесс их добывания и шествования их по человеческим душам. Запомни, Муха, – процесс добывания денег это простой механизм. Схема – шестерёнки, винтики и гайки меня уже не впечатляют, я с этим давно разобрался.
– Что ж тебя впечатляет?
– Меня интересуют более высокие материи. Ладно, об этом, всё равно не поймёшь. Только знай, если в тебе проявиться алчность – брошу.
– А кого возьмёшь, Костяна?
– Костян думающий, но не рисковый, а мне адреналин в жилах нужен.
Пегас замолчал; замолчал и Муха. Оба стали наблюдать за тем, что происходит во дворе.
И вдруг Пегас стал втягивать шею и укрываться за кустами. Муха посмотрел во двор и увидел, что к дому приближается дворник с мальчишкой. В этом мальчишке они узнали Антона.
– Вот тебе киндер-сюрприз, – удивлённо воскликнул Пегас. – Час от часу не легче и подозрительно поглядел на Муху. Муха отвёл глаза. Тем временем, было видно по жестам Антона, что он хочет проникнуть в дом, но Никита его удерживает. Тут подъехал Камаз и загородил от них и двор и дом.
– Нашёл, где встать, – пробурчал Муха. Камаз стоял не долго. Когда он отъехал, они увидели, как двое из охраны Фомы Фомича избивают лежащего на земле человека.
– Наверное, дворника, – сказал Муха.
– Кажется…
– Так ему и надо косовязому, – сказал Муха, нечего метлой спины подметать.
– Заткнись, – зло сказал Пегас.
– Я чё, не правду говорю?
– Правду, только кислую.
– Какую, какую??
– Плакали наши денежки, – вместо ответа сказал зло Пегас. Такого провала у него ещё не было.
– Давай посмотрим, интересно ведь, – сказал Муха.
– Чего тебе интересно? – грубо и зло спросил Пегас.
– До смерти убьют или нет, – часто моргая ресницами проговорил недоумённо Муха.
– Чего, на голову бо-бо! – Проговорил удивлённо Пегас, – мы к этому делу не причастны, ещё в свидетели загребут. До смерти не убьют, народу много, вон сколько столпилось на противоположной стороне… Жить надо по-тихому. – Пегас плюнул на землю, проговорил зло. – Ну и скоты! Вот скотобаза!
– А чего ругаешься?
– Не твоё дело, наблюдай давай.
– А чё наблюдать, этот Тараканов приказал мордоворотам избить дворника, вот и всё, тут и валенку понятно. Видишь, какая у него презрительная мина, как он глядит на этого дворового.
....................
И действительно, улыбчивый глаз Фомы Фомича налился злобой, он кивнул двум молодым крепким парням, повидимому телохранителям, и те, взяв избитого Никиту за руки и ноги, отнесли и, раскачав, бросили под вишню, сказав напоследок: «Вот тут и лежи, спаситель отечества, знай своё место. А будешь плохо лежать, то мы вернёмся, а тебе это нежелательно. Если мы вернёмся, то будет больно и даже очень».
– Я тебя не боюсь! – выкрикнул Никита и плюнул в лицо верзиле. После чего последовал удар в лицо и Никита повалился под вишню. Из разбитых зубов его полилась кровь. Вдруг, откуда не возьмись, появился Антон, и, прыгнув на верзилу, вцепился ему зубами в руку. Верзила выдернул руку. «Сволочи,… Сволочи!!» – кричал Антон и бил кулачками верзилу по спине, голос его терялся в рёве моторов. Он заступился за дворника, но этот поступок ему даром не прошёл. После хорошей оплеухи он упал на Никиту, затем вскочил, но Никита удержал его за рубашку и, покачиваясь, встал сам.
Ах! Как бывает порой страшен тихий простой русский человек в гневе своём. Когда не очень крепкое тело его вдруг наполняют неведомые силы дикой ярости. Какие гены и почему, до селе молчавшие, вдруг заявляют о себе и руководят русичем? Откуда в нём берутся силы, смелость и решительность, чтобы с таким жертвенным отчаяньем сопротивляться злу? В это время в нём перестаёт работать внутренний закон самосохранения, а равно и другие законы выживаемости, потому как лопается с визгом и стенанием пружина терпения и миролюбия, заложенная в него творцом, и выходит русский человек из себя, а его миролюбивая и жалостливая душа летает в отчаянье по телу и ищет спокойного места, и не находит его. Или может быть это тёмные тайные силы, поправ закон Творца, перегрузили человеческую душу сверх меры пакостями, которые только они умеют творить над человеческим существом, а затем в испуге разлетаются, кто куда, не в силах контролировать зажжённое ими буйство. Велик кроткий человек в своей несокрушимой ярости праведного гнева.
Никита, поднявшись с земли и отерев тыльной стороной ладони окрававленный рот, вдруг как бы вырос, поднялся, а, может быть, его обидчикам это только показалось, только накачанные телохранители почему-то попятились, а дворник, отбросив в сторону метлу, схватил ближе стоящего к нему верзилу, легко поднял над головой, как поднимает весенняя волна в реке щепку и иной мусор, и бросил его в наполовину наполненный мусорный бак. Охнуло и выгнулось железо бака. Без злобы глядят Никитины голубые глаза на поверженного лиходея и искрящиеся лазоревые смешинки, мелькнув в их глубине, переходят и скользят в складках его губ. Минута и следом за первым верзилой место во втором баке занял другой и только четыре волосатые ноги в до блеска начищенных ботинках, торчащие из баков, напоминают видевшим, разрешившееся здесь справедливое возмездие.
И вот уже Никита поворачивается к Фоме Фомичу и синеволосой. Ужас исказил прелестное личико девицы, и проявилось на её лице внутреннее уродство, до селе прикрываемое маской добропорядочности, а оба глаза «добрячка» Фомы Фомича застыли в злом выражении. Новые хозяева дома впрыгнули в «шевроле» и застучала синеволосая в спину водителя маленькими жёсткими кулачками с одним требованием – немедленно уехать.
Фома Фомич из автомобиля махнул бульдозеристу рукой, дескать, начинай. Трактор тронулся, заклубилась пыль и скрыла Никиту и мальчишку, который бросился к парадному крыльцу дома, и скрыла эта пыль вышедшего из-за угла дома землемера, который никем не замеченный подошёл к мусорке, свалил набок баки с незадачливыми молодцами, затем поднял, вылетевший из мусорного бака мешок, подошёл сзади к Никите и ловко накинул его дворнику на голову, затем подставил ножку и толкнул. И сделал он это расчётливо, без суеты, как делают люди привычное им дело.
Никита упал лицом вперёд, во весь мах, как падает подкошенная трава, только охнула и глубоко вздохнула земля, приняв на себя живую тяжесть тела. И подалась от удара грудная клетка, и вышел из груди богатырский дух, и приняла его земля. Был богатырь, а стал просто человек. После совершонного, землемер тихо и незаметно удалился с довольной улыбочкой на лице, не поворачиваясь и не глядя как озверевшие охранники избивают ногами упавшего…
– Эй! Вы! Палицы захотели! – прокричал из слухового окна верзилам Заступник.
– За что? – проговорила, всхлипывая, Дуня, – Никита добрый, хороший…
– За это самое и получает, – выпустив когти, проговорил сквозь зубы Мурлотик, – шпана проклятая.
– Эй! Вы, сволочи! – закричал Пустолай, – зачем человека обижаете!! – только за шумом работающих двигателей его совсем не было слышно.
– Прощайте, братья и сёстры, пора мне в поход, за правду и справедливость биться, сказал Заступник, – моё время настало, пришёл час, – и он отвесил игрушкам поясной поклон, прижав одну руку к груди, а другую, опустив вниз.
– А как же мы? – проговорила Катерина.
– С вами Мурлотик останется и Пустолай. Они вас не оставят, а мне надо с супостатами драться и искоренять эту чуму из земли русской. Так делали наши отцы, деды и прадеды. Так защищали землю князья и богатыри в прошлом, так должно поступать и нам в настоящем. Простите меня, если я кого обидел. Пусть простит меня мамушкин бог и поможет нам – Он ещё раз поклонился и направился к чердачной лестнице.
И только он сделал шаг к лестнице, как раздался сильный треск и грохот, вылетела рама слухового окна, одна из стропил обрушилась. Игрушки в ужасе спрятались снова в ящик и сама собой от сотрясениия задвинулась за ними крышка. Один Заступник, перехватив поудобнее дубину, остался на месте и приготовился к сражению, а если надо, то готов был принять и смерть, как подобает настоящему воину.
Вот он увидел, как упавшая стропилина придавила крышку ящика. Заступник подбежал к ящику и стал спиной сдвигать с него стропилину. Почему стали падать стропила? он не знал.
А произошло это обрушение потому, что нож бульдозера протаранил стену старого дома. Вбежавший в это время в сенцы дома Антон упал, так как пол под ним зашатался. Выпавший из кармана Антона Свистопляс, тут же вскочил на ноги. Его не испугали пыль и грохот. Вот его копыта процокали по лестнице на чердак. Пыль заволокла чердачное пространство, покосились и кое где рухнули стропила, обвисла кровля, Свистопляс скакал перепрыгивая через какие-то коробки, стулья, стараясь как можно быстрее доскакать до ящика из-под мыла. Вот он видит около слухового окна Заступника, тот пытается поднять с крышки ящика упавшую стропилину. Свистопляс бросается к нему на помощь. Но не успел он сделать двух прыжков, как кровля рухнула, Заступник вывалился в слуховое окно, а Свистопляса спасла печная труба. Она на какое-то время удержала на себе часть кровли, как раз в том месте где находился Свистопляс, но и это длилось секунды. От нового удара дом закачался и как большое, но ещё живое существо, вздохнув осел, завалившись нелепо набок.
– Ребёнок в доме!!! – закричал, срывая с себя мешок, Никита и, держась обеими руками за голову, покачиваясь точно пьяный, превозмогая боль в избитом теле, не обращая внимания на работающую технику, пошёл к дому. Вот он дошёл до дома, стал подниматься на крыльцо.
– Туда нельзя! – услышал он крик бульдозериста, но не обратил на него никакого внимания, потому что знал, что если дом рухнет совсем то…
Никита вошёл в парадную дверь. Пыль застилала глаза. И тут он увидел Антона. Рухнувшая кровля закупорила вход на чердак и Антон силился сдвинуть перекрытие и освободить проход.
Никита взял Антона под мышку и пошёл к выходу, цепляясь одной рукой за рухнувшие балки, повторяя:
– Гат-паразит,… людишки-человечишки… Вот плюнуть-не растереть что делают…
Антон пытался вырваться, а самого Никиту душили слёзы. Вот они вышли на крыльцо, спустились и Никита понёс Антона к изгороди. Антон уже не пытался вырваться, он плакал. Никита донёс Антона до вишни и, не выпуская его из рук, стал смотреть на дом. Он смотрел отрешённо, не чувствуя боли, да и досады тоже, он просто стоял и смотрел как рушится старый дом, рушится его прошлое и настоящее, рушится с этим домом его внешний и внутренний мир, и он откровенно плакал, не вытирая слёз. Пыль покрыла его лицо. И слёзы, скатываясь по щекам, промывали в осевшей пыли на лице извилистые светлые полосы.
– Пусти меня!.. Пусти!.. – вдруг закричал Антон и хотел снова бежать к дому. Он даже хотел укусить Никиту за руку, но в этот момент Антон увидел, как вывалился из слухового окна игрушечный воин. Заступник упал на землю, но тотчас вскочил и, размахивая дубиной, бросился на бульдозер. Бульдозер в этот момент остановился, сдал назад, чтобы сориентироваться и обрушить свой страшный нож на ещё цепляющийся за жизнь дом.
Техника была с иголочки. Иностранная. Ревели мощные моторы, обрушивая историю, уклад, подминая под гусеницы не только разросшуюся крапиву, но и душу Никиты, которая, на время оставив тело, невидимая летала вокруг дома, ударяясь как птица в окна, а тело Никиты просто стояло, поджидая мятущуюся невидимку.
Антон, не отрывая глаз, смотрел на глиняного чудо-богатыря, который, размахивая дубиной, двигался навстречу железной громадине. Блестело на солнце лезвие бульдозерного ножа, из кабины смотрел на стену ухмыляющийся тракторист. В стороне, с подветренной стороны, где нет пыли, стояла чёрная иномарка и из её кабины смотрела на работу техники синеволосая Барби и маленький, толстенький в белом костюме господинчик с сигарой в зубах. Ему было приятно ощущать свою всевластность над этим старым домом, который через минуты превратится в кучу мусора. И если ему захочется, то он одним движением руки остановит всякое движение в этом дворе, и если ему надо, то даже отремонтирует этот дом на старом фундаменте, подведёт под него новые венцы. Но он не будет этого делать. Для него это просто старое с подгнившими нижними венцами строение, которое просто необходимо снести и делу конец.
Тараканов, увидев Никиту, что-то сказал охраннику, тот подошёл к дворнику и сунул ему в карман сторублёвую бумажку. Никита этого даже не заметил… Антон в это время видел, как крошечный богатырь, подступив к железному огнедышащему дракону, ударил его дубиной по блестящему ножу раз, другой, третий… Брызнули из-под кованых шипов дубины искры, но не покачнулся дракон и даже не остановился. Он только поискал фарами-глазами смельчака, который посмел проявить в отношении его дерзость, но, из-за малости последнего, не видел его среди мусора. Но это длилось недолго. Чудище поводило фарами–глазами и наткнулось взглядом на крошечного человечка с дубиной и захохотало сразу всеми двенадцатью цилиндрами чугунного мотора. «Ха!-Ха!-Ха!.. Ха!-Ха!-Ха!..» И запрыгала на выхлопной трубе закрывалка – заслонка, и засмеялись, пища и скрежеща, гусеницы, выбегая вперёд, чтобы посмотреть на удальца. «Хи-хи-хить, хи-хи-хить» – смеялись они. «Дайте мне посмотреть,… дайте мне посмотреть на этого храбреца», – громко говорила одна зубастая и особенно крикливая гусеница, протискиваясь вперёд и расталкивая подруг локтями.
Гусеницы, что достигли первого ряда наперебой удивлённо говорили одно и тоже: «Ах!.. какой он махонький, ха-ха,… а мы думали… Тоже нам герой…». «Дайте нам посмотреть,… дайте нам…» – доносилось с задних рядов. И тут увидел Антон Свистопляса. Он висел в воздухе, прямо над бульдозером на конце длинной жердины, зацепившись поясом за изогнутый гвоздь. «Я иду к тебе на помощь, брат Заступник, – кричал Свистопляс, дрыгая в воздухе ногами и размахивая трезубцем. – Сейчас мы покажем им кузькину мать!!!». Раньше это дрыгающее ногами существо на конце жердины, могло бы вызвать только ироническую улыбку, но не сейчас.
Впереди чудища была стена, именно на неё был нацелен нож бульдозера. Заступник пятился к стене, не зная, что предпринять против закованного в броню дракона, и всё бил и бил дубиной по его стальным клыкам. Вот над Заступником завис бульдозерный нож, он шевелился, выцеливая трещину между брёвнами. Нож на несколько секунд застыл и, примерившись, вонзил в трещину между рёбрами – брёвнами блестящее стальное жало. И посыпалась из смертельной раны засыпка, сохранявшая столько лет в доме тепло в жуткие январские стужи.
После этого удара, дом разом, обмяк, осел и уже не сопротивлялся. А с севера, вдруг надвинулась туча, налетел внезапно вихрь, Барби и Тараканов подняли стёкла в машине, а Никита, прижав к себе Антона, размашисто перекрестился.
И в этот ужасный момент, когда набегающие гусеницы страшилища уже стали накатываться на Заступника, жердина, на которой висел Свистопляс, покачнулась, накренилась и обломилась, кентавр, отцепившись от гвоздя, камнем полетел вниз, чтобы напоследок разделить участь товарища. И это падение Свистопляса для Заступника было спасительным, потому как Свистопляс угодил точно на крышку выхлопной трубы бульдозера и плотно её закрыл. Отработанным газам из мотора стало некуда выходить, мотор зачихал и тут же заглох, двенадцать хохочущих цилиндров испуганно замерли а, набегавшие на Заступника, сверкающие гусеницы остановились. Но дело было всё равно уже сделано – вместо дома во дворе высилась большая куча мусора с торчащими из неё переломанными стропилами, боем кирпича, опилками и отлетевшими к самому её основанию две фронтонные доски, украшенные, вырезанными и набитыми на неё деревянными голубками.
Всё было кончено. Старый, но ещё добротный дом прекратил своё существование. Где-то под кучей должен был находиться ящик из-под мыла, если, конечно, он уцелел. А что сталось с Заступником и Свистоплясом не мог сказать никто.
После того, как дом рухнул, за дело взялся погрузчик. Он вгрызался в кучу, выхватывал из него куски побольше и отправлял в кузова оранжевых самосвалов. Кучка любопытствующих, с подветренной стороны, наблюдала за работой техники. Люди вполголоса говорили кто о чём:
– Любил дворник покойницу, – со вздохом, налегая на «о» говорила женщина крупного телосложения и очень добрым лицом. – Я-то уж знаю.
– Знамо, что-то было, раз охраны не побоялся, – поддакнула худенькая.
– А новый хозяин с размахом, – проговорила Чугуниха, – Никита на них с кулаками, а он ему раз и сто рублей в карман, знай наших. А тот взял,… не побрезговал, а сделал вид, что не заметил,… хитрюга.
– Не брал он,… просто не видел как ему сотку охранник в карман сунул, – заметил сипатый.
– Понятно, что не заметил, кто ж от сотки откажется, – опять встряла Чугуниха. – И, поверьте моему слову, бабоньки, умершая хозяйка дома колдунья была, вот те крест. – И она мелко перекрестилась.
– Что-то не слыхать было, – засомневался обладатель сипатого голоса.
– Это вам не видать, а моему зятю, ой как видать, – пошла в атаку Чугуниха. – Как ни подъедет к дому, так два колеса обязательно проколят и никого… Вот так-то! Милиционер молоденький приезжал разбираться, на коленях с лупой землю рассматривал и никаких следов. А кто следов не оставляет, сами знаете… – и она подчёркнуто снизила голос, – только нечистая сила,… вот.
Спорить с ней никто не стал. Все смотрели на работу погрузчика и не заметили, как бесшумно выкатилась со двора чёрная иномарка.
