bannerbannerbanner
полная версияСтарый дом под черепичной крышей

Пётр Петрович Африкантов
Старый дом под черепичной крышей

Полная версия

Глава 34. Родная земля

Откуда было знать Ваську, Белянке и Смуглянке, что они, выброшенные из окна квартиры Фомы Фомича, упадут прямо в цветочный газон. Дом этот стоял на улице, в Комсомольском посёлке. Именно в нём и жил Фома Фомич, прямо напротив Алтынной горы, на верху которой рос дубовый лес, а за ним располагались многочисленные дачные постройки. Не знали они и того, что с этой горой их очень многое связывает. Потому, что именно из этой горы была взята серо-белая глина, из которой были сделаны многие их братья и сёстры, а из них троих полностью козочка Белянка и на треть овечка Смуглянка.

– Как, все живы? – спросил Васёк, пытаясь разглядеть в темноте овечку и козочку.

– Живы-то живы, только я очень сильно ножки зашибла, болят, – сказала Белянка.

– И я тоже, – добавила Смуглянка.

– Что будем делать, Васёк? Как нам быть? – запричитали козочка и овечка, – если бы ни эта клумба с высокими цветами, то мы бы разбились до смерти…

Вокруг было темно и страшно. Вскоре глаза выброшенных в окно игрушек немного привыкли к темноте и они стали различать близкие предметы, а затем, немного и те, что подальше. Они увидели, что дом, из которого они были выброшены, находится около высокой горы; настолько высокой, что её верх был едва видим на фоне мутного ночного неба.

– Что нам теперь делать? спросила испуганным голосом Белянка.

– Сначала надо отсюда убраться по добру – по-здорову, – сказал Васёк. – Ему явно не понравился этот непрогнозируемый приём в квартире Фомы Фомича.

– Давайте уйдём из города, город злой – сказала Смуглянка.

– Давайте залезем вот на эту гору, – предложила Белянка, – мне так хочется, меня просто тянет к ней.

– Давайте заберёмся на гору и посмотрим с высоты, может быть, мы увидим мамушкин дом? – сказал Васёк.

– Тут тысячи домов, – сокрушённо сказала Белянка, разве мы разберёмся, где наш?

– Недалеко от нашего дома на Соколовой горе стоит очень высокий памятник с журавлями на верху… – сказала Смуглянка. – Я видела его в окно автомашины, когда ехали с «Добрячком».

– Надо подумать, – сказал Васёк.

– А может нам просто попастись по сочной травке и прийти в себя? – сказали хором козочка и овечка.

– Давайте взберёмся на гору, а там посмотрим, – предложил Васёк, – заодно и уйдём отсюда подальше.

Хотя он это и предложил в целях безопасности, но в нём продолжали бороться два противоположных чувства «уйти» и «остаться». С чувством «остаться» связывалось то, что господин Батист изрядно захмелел и не видел, как хозяйка расправилась с игрушками, а они Батисту явно понравились. Возможно, он очнётся и спросит о них сумасбродную Зину? Возможно, даже и купит, и тогда всё встанет на свои места?

– Если бы Батист не уснул, возможно всё сложилось бы по-другому, – сказал Васёк. – Он бы не позволил выбросить нас в окно. Европейцы – народ культурный… «Добрячёк» тоже не знает о выброшенных игрушках. Ему это не понравиться, потому, что он рассчитывал их подороже продать Батисту.

С этим все согласились.

Другое же чувство говорило ему, что их образ жизни и отношения – ему чужды, что всё это красиво только в рекламе и что полёт в окно не досадная случайность, это норма отношений и что его гармошка с колокольчиками не нужна новым русским здесь, она для них неформат, и русские песни тоже неформат, а там, во Франции, и тем более. Эта гармошка создавалась здесь, на берегу Волги, и она должна быть здесь, потому что здесь, есть кому её слушать, есть кому радоваться её переборам и колокольчиковому звону. А там она такая же для них экзотика, как и набедренная повязка туземца.

Ваську хотелось то плакать, а то безудержно смеяться. Ведь это он, Васёк, совсем недавно хотел задавать тон жизни, хотел быть кумиром и участником разнообразных шоу. Это ему, Ваську, грезились, заливающие светом сцену, прожекторы и софиты, крикливые плакаты на улицах с его, Васькиным, портретом и гармошкой через плечо и много о чём ещё мечтал гармонист, что можно получить в этой жизни. «Что это – неудача? – думал он, – Случайность? которые надо преодолеть и тогда всё заблестит и засветится?» И тут же опять внутреннее чувство Ваську начинало говорить, что это не случайность и не неудача – он просто не вписывается в то общество, в котором решил играть первую скрипку, и оно отторгло его, как отторгает организм что-то ему чуждое, и Васёк, запутавшись в этих противоречивых мыслях, всё искал и искал искомое решение и не находил его.

Прошли глиняшки не больше ста метров, как Васёк вдруг обнаружил, что с ним нет его любимой гармошки.

– Это у тебя, Вася, психологический стресс, – проговорила, подыскав нужное, но непонятное научное слово, Смуглянка. – Ты забыл о самом главном в своей жизни.

– Вы правы, однако инструмент бросать не годится. Подождите меня здесь, а я по-быстрому сбегаю в цветочную клумбу за гармошкой.

Овечка и козочка согласились, только с условием, что это будет недолго.

– Я быстро. Вы только никуда не прячьтесь,– сказал Васёк, – поднимитесь чуть выше по горе, чтоб вас никто не сцапал, и подождите, я вас там найду, – и ушёл. Овечка и козочка остались одни.

– Да, – сказала Белянка, как только Васёк скрылся в темноте, – если уж наш Васёк про гармонь забыл… – она не договорила, пытаясь подыскать нужные слова, и не находила их.

– Забыл, потому,… потому, что раньше гармонь была смыслом его жизни – задумчиво сказала, но не договорила своей мысли Смуглянка.

– Ты, козочка, точно подметила, а я никак слов не подберу, как это выразить.

– Что тут подбирать…. Ты посмотри на него… – То он постоянно твердил о красивой жизни, да как бы попасть за границу, а теперь… – сколько шли – ни одного слова.

– Он ещё надеется на Батиста.

– Возможно.

– Ни разу ни одну частушку не пропел, – добавила Белянка.

– Чего греха, подруга, таить… Мы ведь тоже вокруг него приплясывали и восторгались… – Ведь, правда? – и Смуглянка заглянула в глаза подруге. – Правда,… правда, – кивнула та, твёрдо посмотрев в глаза Смуглянке. – Мне и сейчас самой перед собой стыдно за свою глупость. Только и начинает чего-то доходить, когда хвост начинают задирать…

– Для богатых русских и для господина Батиста мы просто тряпки, о которые можно вытирать ноги. Поиграл и выбросил, как нас… в окно, да в грязь.

– В цветочную клумбу, – поправила её Смуглянка.

– Хорошо, что в окно полетели, а не в помойное ведро, надо радоваться и этому, – добавила Белянка. Обе глубоко вздохнули, а потом потихоньку пошли к выступу горы, который так привлёк их внимание. Посредине этого выступа мерцало большое белёсое пятно, которое издали напоминало облако. Луна мерно светила с высоты, мягко высвечивая очертания склона.

Они подошли к самой горе и стали подниматься. Наконец они добрели до средины горы и тут Смуглянка заметила:

– А это и не облако совсем, как нам казалось раньше, а земля такая светлая. Посмотри, подруга!– воскликнула Белянка. – Посмотри, сколько вокруг серо-белого порошка! Мы утопаем в нём по щиколотки! Какой он мягкий на ощупь и очень нежный!

– Я это тоже заметила. Да, здесь им всё усыпано!

– Постой, кажется, не усыпано, а сама гора состоит из этого порошка, – заметила Смуглянка, вот почему нам в этом месте привиделось облако. Ведь ниже по склону порошка не было и мы ступали копытцами по камешкам. – И они стали веселиться и посыпать друг дружку этим удивительным мягким и нежным серо-белым порошком. На какое-то время они даже позабыли, что у обоих болят ножки, и что они сюда еле-еле шли.

– А ножки у меня стали меньше болеть, – вдруг сказала Белянка.

– У меня прибавились силы… – добавила Смуглянка?

– Это волшебный порошок, – вторила ей Белянка.

– Привал! – сказала Смуглянка и первая села прямо в мягкий порошок. Она посмотрела на вершину горы, до неё было ещё далековато. – Здесь и дождёмся Васю, – сказала она и подумала: «с больными ногами нам на эту вершину было бы не подняться».

Просидели с полчаса. Вдруг Белянка почувствовала, что ножка её совсем выздоровела, а у овечки зажило копытце и всё это совсем-совсем, навсегда.

– Ты знаешь,… у меня ничего не болит, – сказала Белянка

– Я тоже чувствую себя совершенно здоровой, проговорила Смуглянка.

– Мне так весело, отчего бы это? – спросила козочка.

– Ты посмотри на себя, а потом на этот порошок и сама себе скажешь,… почему тебе так радостно?– заметила Смуглянка.

– Белянка посмотрела на свои ноги и была удивлена тому, что порошок был неотличим от них по цвету.

– Что?.. Догадалась? – спросила ласково Смуглянка.

– Неужели?..

– Да, да,… подруга,… без всяких неужели. Нам ведь мамушка не раз говорила, что мы сделаны из земли. Так вот мы сейчас стоим на родной земле, из которой произошли. И эта земля лечит наши раны, даёт нам новые силы. И мы почувствовали, что мы не тряпки и созданы не забавы ради Батистов и синеволосых Барби. Это наша родная земля, она укрепила наш дух… Это наша родная глина.

– Ме-э-э-э! – кричала Белянка от восторга.

– Бе-е-е-е! – вторила ей Смуглянка.

«Порошок счастья – это наша родная земля!!!» – кричали они, и веселились как могли.

Они радовались жизни, хотя не имели крова над головой, не знали, что их ожидает и что с ними будет завтра? Они просто были счастливы.

– Ты правильно всё сказала, милая, и про порошок счастья, и про нашу родную землю – заметила Белянка, – Я просто хочу добавить к этому, что сейчас мы, казалось бы, находимся в худшем положении, чем раньше: у нас нет крыши над головой, мы не знаем, что нам делать? И куда идти? Но нам легко и радостно,… не правда ли?

– Всё так и есть, – и Смуглянка кротко улыбнулась. Просто это наш дом, потому, что это наша земля!!!

– Однако, что-то долго нет Васи, – сказала озабоченно Смуглянка?

Козочка и овечка встревожились.

...................

С Васьком же в это время происходили следующие события. Дойдя до клумбы и не найдя в ней свою гармошку, Вася решил, что гармошка, когда его вышвыривали в окно, возможно вылетела из его рук и осталась в комнате. И он стал думать, как незаметно пробраться в квартиру Фомы Фомича, чтобы взять свой инструмент. Однако судьба распорядилась за него сама и ему не пришлось решать столь сложный для него вопрос, ведь на третий этаж он никак не мог забраться. Васёк всё сидел на камешке в цветочной клумбе и сокрушался о своей гармошке, что не заметил, как наступило утро. Вася увидел, как во дворе дома уборщики мусора развели большой костёр и стали сжигать старые коробки, и сухие ветви от деревьев. Вышла из дома и синеволосая хозяйка с белым пуделем на прогулку. Хозяйка всё время говорила пуделю: «Фу, брось, собираешь всякую гадость» и при этом морщила носик и дёргала пуделя за поводок. Затем она сняла пуделя с поводка и тот стал бегать по клумбе и, конечно, сразу же нашёл под листом гладиолуса Васька. Пудель так был ошарашен такой нечаянной встречей, что от неожиданности открыл рот и из его зубов выпала глиняная гармошка. Васёк так обрадовался гармошке, что забыл про собачку и схватил инструмент.

 

Пудель ещё вчера увидел игрушки на столе, они ему очень понравились и ему очень хотелось с ними познакомиться, и с ними поиграть, но ему этого не позволили. Пудель обиделся и ушёл в другую комнату и не видел, как Зина выбросила игрушки в окно. Потом пудель, не найдя их в комнате, ходил, принюхивался и скулил и, наконец, нашёл гармошку. Та зацепилась за шпингалет форточки. Утром же, когда его вывели на прогулку, его тонкий собачий нюх, сразу уловил, что из цветочной клумбы исходит знакомый запах и не ошибся.

Обрадовавшись находке, он тут же схватил в зубы Васька вместе с гармошкой и стал весело бегать вокруг хозяйки.

– Что за пёс!… опять чего-то подобрал, – проговорила Зина и попыталась подозвать пуделя и отобрать у него его находку, но тот не поддавался, продолжая выписывать от радости по двору круги. Наконец один из рабочих, подбрасывающий в костёр ветки и коробки, схватил пуделя за ошейник. Хозяйка тут же подошла, пристегнула поводок к ошейнику, поблагодарила рабочего за помощь, а затем вытащила из зубов своего питомца его находку. Каково же было её удивление, когда она увидела ту самую игрушку, которую выбросила вчера в окно.

– Собираешь всякую дрянь, – проговорила Барби и бросила Васька вместе с его гармошкой в костёр. Это обидело пуделя, но в костёр за находкой он лезть побоялся, хотя игрушка ему очень нравилась. Зина тут же увела пуделя в дальний конец двора и с поводка уже не спускала.

...................

Немного погодя во дворе появились два господина. Их Васёк увидел сквозь пламя костра. Один из них был Батист, а другого скуластого, с тяжёлым носом и широкого в плечах он никогда не видел. Васёк обрадовался и уже хотел крикнуть, что он здесь, в костре, но не крикнул. Во-первых, эти, двое были ещё далеко и за треском горящих веток могли его не услышать, а во-вторых, Васька что-то насторожило. Батист с товарищем осматривали двор. Вот они приблизились так, что стало слышно их разговор. Васёк прислушался.

– Вы говорите, что хозяйка выбросила их в окно? – спросил незнакомец.

– Да, Бакстер, она мне сама об этом сказала… –

– Значит, вы лично не видели, как их выбрасывали? – спросил Бакстер. – Плохо дружище… очень плохо… Нашли игрушку и не смогли её взять и передать нам, как мы о том договаривались…

– Это, по большому счёту, воровство, – проговорил Батист сквозь зубы. Он давно знал Бакстера и мог позволить себе высказать собственное суждение.

– Воруют у равных, – скривил недовольно губы Бакстер. – Не берите на себя лишнего.

– Я не считаю этот народ туземцами! – вспыхнул Батист.

Бакстер поморщился.

– Они не туземцы. Они просто стоят на нижней ступени социального развития и этого достаточно по определению.

– Чего достаточно? – запальчиво спросил Батист, – и по какому определению?

– Достаточно для того, чтобы помогать ведущей цивилизации. Иначе прогресс остановится. Не каждый сам по себе, дружище, а все для одного, только в этом случае возможен планетарный рывок.

– Все остальные народы и государства на обслуге, так что ли?! Это и есть ваше определение.

– А что в этом плохого? Если хорошему спортсмену не создать идеальные условия, то и не жди результатов. Важен результат, а он налицо. Поэтому и ты, и я работаем на этот результат, создаём условия. Мы – расчищаем дорогу лидеру, другие – посыпают её гравием и так далее. Ушла в прошлое соревновательность между странами и цивилизациями. Возможно, она была более справедлива, но не столь результативна. Налицо – не экономная растрата ресурсов и интелектуальных сил на земле. Разумеется, авангард не должен в чём-то нуждаться. Он же даёт и правила, которые никто не вправе нарушать.

– Тогда скажите – при чём здесь игрушка?

– Игрушка, как и религия – это анахронизм. Авангард не заинтересован, чтобы вспомогательный эшелон сильно отставал, это мешает общему движению вперёд. Дети должны играть в более цивилизованные игрушки. Согласитесь – в век высоких технологий ребятишки не должны играть в глиняных болванчиков, даже у обслуги. Это нонсен. Убедил? – И он дружески похлопал Батиста по плечу в знак примирения.

– Звучит, Бакстер, убедительно. Я над этим подумаю. Батист замолчал.

– Подумайте, дружище, подумайте. Так, что вы ещё можете сказать об игрушке? – спросил Бакстер.

– Они пели, танцевали, играли на гармошке… – выдавил сквозь зубы Батист.

– Вы, кажется, перепили… Кто играл?.. Кто танцевал?.. Игрушки что ли? – и Бакстер внимательно, как врач, посмотрел на Батиста.

– Да, они… пели, плясали и разговаривали…

– Ладно. Оставим эту тему. – Вздохнул Бакстер. – Если это не влияние выпитого на ваши мозги, то вам нельзя долго находиться в этой частично сумасшедшей стране с её частично невменяемым населением.

Бакстер помолчал и через минуту заговорил снова.

–– Игрушки у него ожили… Гм… Чёрт те чё напридумывает в своё оправдание. Нам, Батист, нужна игрушка, живая она или мёртвая не имеет значения… Для чего вы меня вызвал и привёли в этот двор? Сказать, что оказались ротозеем? Игрушка была в ваших руках, и вы её упустили. Или как?..

– Может быть, спросить об игрушках у Зины? Вон она в другом конце двора выгуливает пуделя.

Батист хотел что-то сказать ещё, но Бакстер недовольно поёжился, дескать «хватит об этом, это твой вопрос, ты его и решай… » и они пошли со двора.

Разговор двух иностранцев обескуражил Васька. Да, что там обескуражил, он потряс его до глубины души. И ещё неизвестно, что жгло его сильнее: пламя костра, или суждения этого квадратного Бакстера. Оказывается, он никого здесь в грош не ставит. Для него и Никита и мамушка непонятно кто – прошлый век? А он вообще – глиняный болванчик… Потом он говорил о каких-то правилах, которые они не имеют права нарушать. Что это за правила? Кто их придумал? Может быть, этот компаньон Батиста их и сочинил? Странно всё это. А Батист! Почему он так робко возражал и в конце-концов уступил? Какой я глупец… какой глупец. – И Васёк больно стукнул кулаком по колену.

....................

Пудель жил один в большой комнате и у него не было настоящего друга. В комнатах было много всяких красивых вещей, до которых ему запрещали дотрагиваться, а ему иногда так хотелось какую-нибудь из вещей лизнуть или о неё потереться. Только вещи на него не обращали никакого внимания, они были заносчивы, особенно шведские часы и венский стул. Шведские часы вообще игнорировали белого пуделя, а венский стул старался от пуделя всегда отодвинуться, непременно ворча при этом: «ходят тут всякие, только и смотри, чтоб не обшарпали».

С прогулки пудель вернулся очень грустный. Всю ночь думал пудель о глиняном человечке с гармошкой, и ждал вечера, когда его поведут снова на прогулку. Ему хотелось, чтобы его на прогулку повёл хозяин и тогда он смог бы поискать человечка в прогоревшем и остывшем, к тому времени, костре, а вот хозяйка этого не разрешит и вряд ли спустит его с поводка, чтобы побегать. Но, на то у пуделя и голова, чтобы думать. И эта голова придумала следущее – необходимо спрятать куда-нибудь подальше Зинину туфельку и тогда наверняка на прогулку его поведёт хозяин. Он так и сделал, взял хозяйкину туфельку и положил ее под отопительную батарею, да задвинул носом подальше, чтоб ее сразу было нельзя найти.

Вечером, к радости пуделя, его повёл на прогулку хозяин, потому как Зина не могла сразу найти туфельку. Разумеется, как только хозяин спустил пуделя с поводка, он сразу же побежал к тому месту, где горел вчера костёр и начал разгребать пепел и остывшие головёшки лапами. Конечно, он нашёл того самого человечка с гармошкой, но?.. Каково же было его удивление, когда он увидел не серо-белогого, а золотистого гармониста. Пудель даже не поверил своим глазам, он взял игрушку в зубы и вытащил её на лужайку, ощутив, что в зубах у него находится не податливое, как раньше глиняное тело, а очень твёрдое, которое даже не разгрызёшь зубами. Это очень удивило пуделя.

– Как ты смог перекраситься? – спросил он гармониста.

– Не знаю, – ответил Василий.

– А что же ты знаешь?

– Помню, что было очень жарко, просто нетерпимо… Помню, что из меня стал выходить сырой дух в виде пара, потом я стал от огня размягчаться.

– А потом?

– А потом,… потом,… я не помню. Я вроде бы как заново родился… Вроде бы и руки, и ноги, и всё тело моё, но уже совсем иное, вроде бы как и не моё и в тоже время моё… Оно такое крепкое, и дыхание моё не такое как раньше,… и вообще всё – всё не такое,… даже мысли в голове и то стали другие.

– Что-то ты совсем меня запутал: моё – не моё, такое – не такое… У меня, аж кругом голова пошла. – Проговорил недоумённо белый пудель. – Скажи толком – ты это, которого я нашёл в клумбе, или это не ты?

– Точно я, но только уже и немножко не я…

– Опять заморочка… Как это я… и тут же, не я. Со мной такого не бывает. Я, всегда – я. Лучше скажи, кто может подтвердить, что ты – это ты?

– Белянка и Смуглянка, – выпалил Василий. –Ах, да,… Я о них совсем забыл.

– Где же они?

– Они у горы, меня дожидаются.

– Так пошли к ним,… чего здесь торчать и дожидаться, когда меня хозяин возьмёт на поводок? Давай, Васёк, так тебя, кажется, зовут, уйдём отсюда.

– Давай, только, Пудя, не называй меня Васьком, это меня так раньше звали. Я – Василий. Понимаешь – Василий, а Васёк это в прошлом.

– А как же Васёк? – опешил пудель.

– Был Васек, да весь вышел, улетел вместе с дымом и паром из костра.

– Хорошо, пусть будет по-твоему, Василий так Василий, – проговорил недоумённо пудель, – как скажешь.

– А тебя со мной хозяин отпустит? – спросил Василий.

– А мы убежим.

– Как убежим?.. Без спросу? – спросил Василий.

– А что здесь такого… Собаки часто теряются… И потом, мне очень надоело жить с этой синеволосой хозяйкой мы… мы… мымрой,… вот. Я бы хотел стать твоим другом.

– Слушай, давай тогда потеряемся по правде, раз уж мы друзья.

– Давай… А как?

– А ты погонись, хотя бы вон за той вороной, а уже назад не возвращайся.

– Это хорошая идея…

Задумка им удалась. Напрасно Фома Фомич звал белого пуделя, погнавшегося за вороной. Через пять минут Василий и белый пудель были уже вне зоны видимости. Они шли к высокой горе.

– А ты, оказывается, не промах, – сказал Василий пуделю. Я, правда, о тебе очень плохо поначалу подумал. Подумал, что ты жирующий хозяйский балбес…

– А я, а я тоже о тебе плохо подумал, – вторил ему пудель. – Когда ты стал играть перед хозяйкой и этим иностранцем. Я подумал, что ты с подружками самая, что ни на есть «золотая молодёжь». А теперь вижу, что ты совершенно иной человек, очень серьёзный и вдумчивый. У меня от такого переворота в сознании даже голова кружится.

– А у меня,… у меня совсем головы, кажется, не было и появилась, то есть я стал ощущать, что я думаю сам, соображаю сам, а не повторяю как попугай чужие мысли… – весело сказал Василий.

– А я смотрю,… вроде ты такой же, только весь красный.

– Меня огонь опалил, – вставил Василий, – поэтому и цветом стал другим, не как прежде.

– Нет, это тебя, дружище, жизнь опалила и мозги на место поставила, – серьёзно сказал пудель, а не огонь. – Давай торопиться, ведь нас давно ждут.

– Ты прав, и про мозги тоже, – сказал Василий вспомнив разговор Батиста и Бакстера.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34 
Рейтинг@Mail.ru