Пётр Петрович Африкантов
Старый дом под черепичной крышей
Глава 15. Интерпол информирует
Начальник милиции Заводского района полковник Ушанов собирал совещание. В кабинет входили милицейские работники и рассаживались на привычные места.
Ушанов обвёл взглядом собравшихся. На каждого из этих людей он мог полностью положиться. Вот сидит за передним столом полноватая женщина, уже пенсионерка Муза Карповна Городец – начальник розыскного отдела. На её счету столько раскрытых хитроумных преступлений, что никакие фильмы о сыщиках не идут ни в какое сравнение с её раскрытиями. Или инспектор по несовершеннолетним Сорокина Мария Васильевна – сколько малолетних преступников обязаны ей дальнейшей судьбой? Сколько этих бродяжек она вывела на правильную дорогу? Лихие девяностые страна никогда не забудет. Разве он может упрекнуть кого-то из них в недобросовестности? Однако сегодня он их собрал не затем, чтобы хвалить.
– Николай Ильич! Не томите… – проговорила Мария Васильевна, – все уже здесь.
– Дело необычное, – начал полковник. Только что был на совещании. – И он показал пальцем вверх. Информация такая – из России за рубеж поступают антикварные изделия.
– Так они и всегда поступали, – сказал один из оперативников.
– Поступали, но разрозненно, – пояснил начальник, – сейчас другое дело, поступают партии. Это информация от Интерпола. Нам надо принимать меры, дело носит не эпизодичный характер.
– Есть какая-то наводка? – поинтересовалась Муза Карповна.
– Можно сказать – нет ничего, – полковник пожевал ус. – У Интерпола на этот счёт тоже ничего определённого. Предполагается, что за этим стоит хорошо законспирированная организация. У Интерпола даже есть предположительные названия – «Рубин», «Алмаз», «Изумруд» и тому подобное. Таким сообществам можно дать любое название из названий драгоценных или полудрагоценных камней, – и он махнул рукой, дескать, не забивайте себе головы названием. – Может быть, у кого есть какие соображения или информация на этот счёт? – спросил он, почему-то посмотрев на Музу Карповну.
– Пока никакой информации не поступало,– сказала Муза Карповна. – Думаю, что должны проявиться низовые звенья в цепочке. Кто-то ведь собирает старинные вещи, кто-то реставрирует, хранит и так далее…
– Обратите внимание на факты воровства старинных изделий, – добавил полковник.
– Это само собой разумеется, товарищ полковник. Только как они попадают за границу? Что, есть факты ареста таможней? – спросила Городец.
– Попадают они туда совершенно легально, как изделия, не имеющие исторической и художественной ценности, – ответил полковник.
– Кто-то это установил? – допытывалась Муза Карповна.
– Установила это комиссия по культурным ценностям, которую возглавляет доцент Эдуард Аркадьевич Забродин. Пока больше никакой информации.
– Думаю, что с комиссии надо и начать, это единственная зацепка на сегодняшний день – сказала Муза Карповна.
– Хорошо, учёных учить не буду, – сказал полковник. Можете быть свободны – и он встал из-за стола. Собравшиеся дружно стали выходить из кабинета.
– Мария Васильевна! – окликнул полковник Сорокину.
– Тебя, – толкнула локтем Марию Васильевну Городец. Мария Васильевна остановилась и выжидающе посмотрела на полковника.
– Хотел вас спросить о новеньком, о…
– О Митине, – помогла ему вспомнить фамилию Юры Сорокина..
– Да, да о нём.
– Ничего, привыкает, схватлив, но пока, как говориться, молодо-зелено. Вчера, например, минут пятнадцать наблюдал как воробей по подоконнику прыгает. Он ему даже семечек носит, покупает у бабульки на остановке и подкармливает, видите ли воробей у него жареные и без соли любит.
– Кто?.. Воробей? – спросил подполковник, – пряча улыбку в усы, – он точно схватлив.
– Оба схватливые. – уточнила Сорокина. – У одного ни одна крошка с подоконника на землю не падает, а у другого идей полна голова.
– Это хорошо… это даже очень хорошо! – улыбнулся полковник.
– Что хорошо? – переспросила Сорокина, – что воробей по подоконнику прыгает, или что стажёр за ним наблюдает? И тоже улыбнулась.
– Всё хорошо, – уже серьёзно сказал полковник. – Воробей – это дело серьёзное, показатель того, что у вашего подопечного душа не чёрствая. Это в человеке беречь надо, это будущее милиции. – Полковник помолчал. – Запомните, Мария Васильевна, вот кто сейчас придёт к нам работать, после этих круговертей в стране, такая наша и милиция завтра будет. Придут те, кто по воробьям из пистолета стреляет – одна милиция; придут Митины, что воробьёв на подоконнике кормят – будет совсем другая. Правда, институт уже не милицией будет называться, а полицией. Есть такое мнение и желание, – полковник поднял палец к верху, – в полицию нас переименовать. Только как не назови, а обязанности будут всё те же.
– А какое же указание будет? – не мешать будущему полицейскому младшему лейтенанту Митину на подоконнике воробья семечками кормить, так я поняла? – улыбаясь, спросила Сорокина.
– Ах, Мария Васильевна, Мария Васильевна, – покачал головой полковник, – как была остра на язык, такой и осталась. Ступай, не задерживаю.
....................
К вышесказанному необходимо добавить, что в это самое время, когда в кабинете начальника милиции Ушанова собрались сотрудники отделов, за тысячи километров от Саратова, в уютном сквере, на восточном побережье Атлантического океана встретились два джентльмена. Они зашли в кафе и разместились на открытой веранде за столиком. Эти двое – единственные посетители заведения. Беседуют на английском. Один, должно быть англичанен, с тяжёлым мясистым носом, и таким же тяжёлым подбородком, стряхивая пепел сигары в фарфоровую пепельницу, говорит длинному сухощавому с оттопыренными ушами собеседнику:
– Ваша задача, любезнейший, раз вы занимаетесь коммерцией, выйти на интересующую нас в России тему. Вы, Батист, по-прежнему занимаетесь антиквариатом, не так ли?.. Ваше дело процветает? – И, не дожидаясь ответа, продолжил, цепко ловя взгляды собеседника. – Нам необходимо знать всё, что касается народной глиняной игрушки.
– Не понимаю, Бакстер, зачем вашему столь серьёзному ведомству детская забава? – удивился сухощавый.
– Этого вам знать не надо. Главное, что наше ведомство вам хорошо заплатит, если интересующая нас глиняная штуковина будет лежать в нашем сейфе.
– Но, сер, я никогда не слышал, чтобы в Саратове бытовала народная игрушка. Видно вы с чем-то спутали?
– Наше ведомство, господин коммерсант, никогда, ничего не путает. – Твёрдо произнёс собеседник. После этих слов обладатель тяжёлого носа и тяжёлой нижней челюсти встал, положил на стол перед коммерсантом несколько пачек денег. – Это аванс, – произнёс он, не вынимая изо рта сигары, и, не попрощавшись, направился к выходу.
После его ухода сухощавый ещё какое-то время посидел за столиком, обдумывая неожиданно свалившееся на него предложение. Затем он почувствовал себя неважно. Коммерсант знал, что в этом случае надо делать. Он достал кусочек сахара, положил в рот, подождал, когда отступит приступ диабета, спустился по ступеням с открытой веранды и зашагал по тенистой аллее.
Только ты, уважаемый читатель, не подумай, что Батист является насквозь прожжённым коммерсантом и что кроме долларов его ничего не интересует. Господин Батист всегда помнил о том, что в его жилах течёт кровь предков-аристократов. И как просвещённый человек он не мог не понимать, что данное предложение толкает его перешагнуть некую совестную линию, которой Батист очень дорожил. Ему было неприятно, что он, Батист, должен отобрать у иного народа его игрушку и увезти. В это время он представлял этот народ ребёнком и понимал, что игрушка в данный момент не может быть предметом торга.
Батист не был лишён сентиментальности, но в нём всегда боролись два равносильных чувства – чувство корысти и чувство долга. Хотя последнее чувство стало в окружающем его мире всё более хиреть и изживаться. Батист знал об этом и старался сберечь в себе это последнее, что он унаследовал от предков. На этот раз чувство корысти победило, Батист не смог отказаться от выгодного предложения. После ухода Бакстера он посидел ещё какое-то время за столиком, затем встал, пересчитал деньги, положил их во внутренний карман пиджака и, довольно, насвистывая весёлую песенку, вышел из кафе и зашагал по тенистой аллее.
Была и ещё одна немаловажная деталь в облике Батиста – это его стеклянный глаз. О-о-о! Это был особенный глаз. Дело в том, что имея голубую роговицу, глаз, когда Батист шёл на сделку с совестью и в нём побеждало стремление к наживе, начинал менять свою окраску и из голубого становился коричневым, что всегда изумляло его собеседников, а Батисту доставляло немало хлопот. На этот раз у предпринимателя стеклянный глаз сделался почти чёрным, а вот с другим, живым глазом, ничего подобного не происходило. В эти минуты Батист был рад, что Бакстер обратился именно к нему, а не к кому-то ещё. Выгодное предложение. Значит его, Батиста, ещё ценят.
Глава 16. Проклятая крышка
– Вот теперь ни Гуделки, ни Свистопляса не стало, – проговорил горестно Заступник, – унесли Глиню. Маленький рыжий положил в карман и всё. А он с Свистоплясом хотел помочь нам сдвинуть эту проклятую крышку.
– А вторые, забрали Свистопляса, – проронил Пустолай.
– Нас осталось совсем мало, – сказала в полумраке ящика Дуня. Жалко, что так получилось. Где теперь Васёк, Белянка и Смуглянка? – и она глубоко вздохнула. – А теперь нет Гуделки и Свистопляса.
– Гуделка с Свистоплясом хотели нас выручить, только у них времени не было, – сквозь слёзы сказала Дуня. – А Белянка и Смуглянка совсем ещё дети…
– «Васькину жизнь» изучают, – съязвил доселе молчавший Мурлотик. Он молчал потому, что от запаха мыла у него очень болела голова. – Им хотелось «Васькину жизнь» посмотреть, вот теперь наслаждаются ей в полном объёме.
– Ты думаешь, Мура, что им несладко? – спросил Пустолай.
– Я даже в этом не сомневаюсь… К доброму пуститься очертя голову, не взвесив все «за» и «против» и то опасно, а уж к плохому, да с их верхоглядством и наивностью, что ж тут ожидать? По-моему всё заранее предопределено.
– Неужели так всё неотвратимо?! – почти выдохнула Дуня.
– А ты что думала!? – ответил Мурлотик, – синеволосая как раз их этой жизни и научит, будь спокойна. По ней видно, что она эту «Васькину жизнь» знает не понаслышке.
– Бедные девочки, совсем глупенькие, – проговорила Дуня.
– Вот таких молодых, глупеньких и одурачивают, – сказал Пустолай.
– Их бы побыстрее из этого гламурного болота вытащить, – проникся к судьбе глиняшек Заступник.
– Как вытащишь? когда сами в ящике, – буркнул Пустолай.
– Свистопляса с Гуделкой тоже нет, – грустно заметила Дуня.
– Сами виноваты, – напустился на отсутствующих Пустолай, – нечего по чердакам одним шастать, вот и угодили в руки кладоискателей, тоже мне, скудельные борцы с несправедливостью.
– Почему ты так говоришь, – возразил кот. – Они не скудельные борцы с несправедливостью, они самые настоящие борцы… Если бы не Глиня, то нас бы тоже в карманы засунули и унесли. Глиня ведь крышку опустил. Он герой, не побоялся, хотя мог убежать и спрятаться в какую-нибудь старую калошу в самый нос и не выглядывать, а он за нас переживал.
– Почему Мурлотик ты говоришь «угодили». Мы видели и слышали, что забрали одного Гуделку, – высказал мнение Пустолай.
– Это первые взяли Гуделку, а вторые взяли Свистопляса… и, замечу, не просто шалости ради, – прокомментировал ситуацию кот.
– Объясняй свои заумные фразы, – проговорил Пустолай, – а то пока расшифруешь – с ума сойдёшь.
– Тут и расшифровывать нечего, – пояснил Мурлотик. – Вы обратили внимание, что и те и другие говорили об игрушках, что они чистенькие, среди пыли, паутины и голубиного помёта?
– Кажется, что-то такое было, – вопросительно посмотрел на кота Заступник. – Я на это не очень обратил внимание.
– А они обратили, – со знанием дела проговорил Мурлотик.
– И что из этого? Они ж не высказали никакого суждения, – заметила Катерина.
– Это они сейчас не высказали… И, поверьте мне, что из этих четверых хоть один, но обладает хорошим аналитическим умом и об этом вспомнит и ситуацию разберёт по косточкам.
– И что? – нахмурился Пустолай.
– А то, Пустолаюшка! Вот когда их аналитик вспомнит разговор и разложит всё по составляющим, тогда и будет каша с изюмом.
– Ты нам про кашу тем более с изюмом не напоминай, – проговорили Дуня и Катерина почти разом, – ужасно есть хочется, говори толком.
– Тоже мне нашёлся аналитик усатый, – сказал ворчливо Пустолай.
Только кот на него нисколько не обиделся. Он уселся поудобнее на свой хвост, полизал лапу и, почесав ею затылок, проговорил размеренно и важно:
– Вот когда их аналитик вспомнит об этом, то он быстренько свяжет в единое целое и старость дома, это раз, – Мурлотик загнул на лапе когтистый палец, – и попытается проверить не спонтанно содержимое сарая, это два. – загнут был на лапе второй когтистый палец. – А в сарае, поверьте, много есть того, по чему нетрудно сделать вывод – чем же занимались его хозяева? Так разноцветную глину в ларях он быстро в уме соединит с нашим раскрасом… Тут даже и думать много не надо, всё элементарно…
– Не пугай, – сказала Дуня, – а то от твоего медленного и таинственного говорения мурашки по коже бегут.
– Соединит, ну и что? – повернулся к коту Пустолай. – Это не хлеб с маслом соединить, что съесть можно.
– Мурлотик прав, – вмешался Заступник. – Они поймут, что достаточно чистенькие игрушки среди пыли не случайность.
– Они придут к выводу, что в этом доме делали игрушки, тем более, что в сарае столько этому вещественных доказательств, – проронил Пустолай.
– Молодец, Пустолаюшка, – похвалил пса Мурлотик, – начинаешь думать, только не до конца.
– Я ещё понимаю, что они могут вернуться и отыскать ещё какие-либо игрушки, то есть нас с вами, – добавил Пустолай.
– Это они сделают в том случае, если покажут Свистопляса или Гуделку знающим людям и у них игрушки купят, тогда появится коммерческий интерес, а стало быть после этого возможно и досканальное исследование чердака, – заключил Заступник.
– Думаю, что сегодня они уже не успеют это сделать, – заметил Пустолай.
– Хорошо бы, – поёжилась от страха Катерина, – а то мурашки по коже от ваших прогнозов.
– И тогда они нас могут найти?! – Почти крикнула Дуня.
– Они нас тогда не просто «могут» найти, Дуняшь, – они нас обязательно найдут, – проговорил Мурлотик. – но не это главное.
– Я чего-то не додумываю, поясни, Мура, – и Заступник вопросительно посмотрел на кота,– что там ещё?
– Да ты, Заступа, просто мозги не напряг. Тут всё просто – найдя нас в ящике, они не удивятся, как говориться – что искали, то и нашли… Понятно, что нас перед тем как сложить в него протёрли и так далее, то есть бери и неси не базар, как сейчас говорят «руби бабло». Хуже с дружками – Глиняшкой и Свистоплясом. Возникает вопрос на засыпку – они- то почему чистенькие?
– Не помню, когда они последний раз чистились, с сомнением в голосе сказал Пустолай, – пока Дуня с Катериной не ототрут да не отмоют, так и будут чумазые ходить, мышей пугать.
– Я не об этом, – проговорил Мурлотик. – Они всё равно чище чем должны быть. И возникает вопрос: «Почему?». А вот тут достаточно пытливый ум обязательно приведёт их к умозаключению, не только об виртуозности мамушкиных рук, но и о наших особенностях.
– Я не согласна, – сказала Дуня, – синеволосая с «добрячком» видели Васю, Белянку и Смуглянку в действии и ничего? Они им даже частушки пели и выплясывали…
– Ну ты, тонкопряха, даёшь! – удивлённо воскликнул Пустолай, – они же их рассматривали как игрушки, привезённые из Японии, ты что, запамятвовала? У них даже в мозгах не было того, что это игрушки не только отечественные, но и саратовские, да тем более ещё старинные.
– Пустолай правильно говорит, – поддержал пса Мурлотик, – именно так и есть, поэтому с этой стороны нам расшифровка не грозит, пусть так думают. Ни синеволосая, ни «добрячок» в этом деле не спецы.
– Видите! – довольным голосом произнёс Пустолай, – мои мозги тоже на что-то годятся, сам Мура похвалил.
– Они у нас у всех скоро заработают как часы, когда встанет вопрос жизни, смерти или неволи, что не много лучше, – заключил Заступник.
Игрушки умолкли, Свистопляса с Гуделкой всем было очень жалко. Жалко было и себя. Как выберешься из пропахшего мылом ящика?
– Жаль, что мы не можем отсюда выбраться,– со вздохом сказал Заступник, крышка тяжёлая, просто неприподъёмная.
– Это она раньше была неприподъёмная, потому как Никита забил её гвоздём, – сказал кот. – Мальчишка, этот Муха, гвоздь вытащил. Только мне что с гвоздём, что без гвоздя всё равно этой крышки не осилить. Я её и без гвоздя не подниму.
– Мальчишка этот гвоздь хорошо раскачал, теперь легче должен пойти, – заметил Пустолай.
– А ведь это идея! – Воскликнул Заступник. – Я тогда пытался поднять прибитую крышку, а теперь она прибита, но не так крепко, молодец, Пустолаюшка, надо попробовать ещё раз.
– Молодец с моей подачи, прошу не забывать, – заметил Мурлотик.
– Золотая у тебя голова, Мурлотик. – Проговорил Заступник.
Заступник снова попытался поднять крышку – крышка покачивалась, но вверх не шла, разве только чуть-чуть. Даже неискушенному в этих делах и то было понятно, что Заступнику не хватает роста, чтоб упереться по-настоящему. Срочно требовалась свежая идея – как увеличить рост Заступника?
Глава 17. Компаньоны
Глиня, очутившись в кармане Мухи, сразу сообразил, что рыпаться не стоит, а надо дождаться удобного случая, чтобы сбежать. Так, находясь в кармане, он проследовал с ребятами на Сенной рынок. В торговых рядах на Сенном его удивило скопление большого количества народа, чего он никогда не видел. Он хотел было остаться на прилавке у Червонца, так называл продавца один из мальчишек, но потом ему расхотелось, больно уж придирчивый был к Глине этот торговец. И это – ему не так, и то – не эдак. А потом подошёл этот самый доцент. Вот, что значит знающий человек! «Вы, – говорит,– принесите игрушку, то есть его, Глиню, по адресу и ещё других прихватите. Это какие другие? Это, значит, он просил и Заступника, и Дуню, и Свистопляса – всех, значит прихватить. Вот здорово! – обрадовался Гуделка, – снова будем все вместе! Ура… – чуть было не закричал он от восторга . – Вот какой я молодец, что не стал далеко прятаться! Я просто смышлёная игрушка! Я – гений! Теперь, посмотрим, где живёт доцент? Вперёд, к доценту… Пошевеливайте ногами, Пега и Муха, Гуделка к умным и добрым людям едет, это вам не шухры– мухры. Да посмотрели бы на меня со стороны Пустолай и Заступник, поди, не стали бы говорить, что мы со Свистоплясом ветреные, да ещё без царя в голове. Вот вы там сидите в ящике из -под мыла – и сидите. А я вас скоро приду и выручу, и вы тоже со мной в Дрезден поедете на выставку, а Васёк говорил, что заграница – это здорово…, не дураки, разберёмся…
Гуделка откровенно радовался и даже напевал песенку, которую тут же и сочинил, ему было весело. Его несли доценту, знающему человеку. Он был полон надежд.
Я игрушка не простая!
Я удачливее всех…
Я нигде не оплошаю,
Не поднимут куры смех.
Глиня не обращал внимания на то, что у него и как складывалось главное – ему было весело, а раз весело, значит хорошо.
«Жаль, что нет Васька с гармошкой, он бы подпел. У него здорово выходит» – подумал Гуделка,– сейчас бы мы ударили во все колокольчики.
Но тут он вспомнил о своём друге Свистоплясе, который схоронился за валенками и его мальчишки не увидели. Глаза у Гуделки сразу повлажнели. Расставание с Свистоплясом в его планы не входило. После того, как он вспомнил о Свистоплясе, ему стало горько, что даже путешествие на базар и знакомство с доцентом его перестали радовать. Одно утешало, что ребята решили возвратиться на чердак и поискать там другие игрушки. Конечно, Глиня мальчишкам подскажет, где находятся глиняшки, он им скажет, что они в ящике из – под хозяйственного мыла, что в нём дурно пахнет и что их надо скорее оттуда вызволить. Осталось совсем немного времени и они будут все вместе у учёного человека, это здорово! На них будут смотреть уважаемые люди, искусствоведы, художники… У этого доцента очень интеллигентное лицо, а бородка какая? Гладенькая, ухоженная, не то, что у Никиты, клоками и в разные стороны. А очки какие? Такие очки очень умные люди носят. А телефон у него какой навороченный. «Алло… алло! Слово «Изумруд» не для праздных ушей…», – повторил, он сказанное доцентом, совершенно не предполагая, что об этом же самом и по этому же навороченному телефону доцент снова сейчас ведёт разговор и с тем же самым лицом, кому он и звонил.
....................
Эдуард Аркадьевич не стал выяснять отношения при мальчишках, зато, когда остался один, решил тотчас перезвонить.
– Слушаю вас, Эдуард Аркадьевич, – раздалось в трубке.
– Здравствуйте, Фома Фомич! – сказал доцент.– Вы мне нужны, Фома Фомич.
– Лёгок на помине, Эдуард Аркадьевич. Очень рад, что позвонили. А я вам собирался звонить. Дельце у меня к вам нарисовалось.
– Давайте встретимся… Сам я подъехать не могу, сами понимаете…, встреча, оценка…
По тону разговора было понятно, что Фома Фомич и Эдуард Аркадьевич друг друга хорошо знают и даже находятся в приятельских отношениях.
– Есть что-то интересненькое? – спросил Фома Фомич, – А то у меня сейчас гости, точнее гость с «коварного» запада… – На той стороне раздался самодовольный хохоток.
– Откуда?
– Из Франции, любезный. Я обязательно вас познакомлю, только все сделки через меня.
– Это не телефонный разговор, – сказал доцент. Вы выпили и говорите лишнее.
– Всё,… всё. Эдуард Аркадьевич, не волнуйтесь, мы действительно кое-что употребили…, да-да… Если сегодня не приду в норму, то буду попозже, но обязательно. Думаю, что у вас не горит, а гость для нашего «Изумруда» очень важен.
– Хорошо,… хорошо, Фома Фомич, – нервно проговорил доцент. Только никогда не произносите по телефону этого слова.
– Хорошо,… хорошо, до встречи.
Доценту тон Фомы Фомича явно не нравился. «Боров с помойки» – проговорил он вслух. Тоже, со свиным рылом да в калашный ряд. Возомнил о себе. Но тут в своих размышлениях доцент осёкся. «Зачем ворошить прошлое и сводить счёты, – подумал он, – Фома Фомич – уважаемый человек. Тем более, что он ему, доценту, очень нужный человек, а сейчас особенно. У них общее дело. Нет-нет, он на своём месте и всё идёт по задуманному плану. Фома Фомич делает своё дело и хорошо делает, а то, что он любит молоденьких красоток, типа синеволосой, да деньги – так кто ж их не любит в современном мире. Только всё это может провалить дело. И не только провалить с таким трудом налаженный механизм, но и упрятать его, Эдуарда Аркадьевича, в тюрьму.
Эдуард Аркадьевич зябко поёжился: «Нет, не хватает у людишек терпения довести дело до конца,… слаб человек, – рассуждал он, – чуть деньги в кармане появились, сразу водку подавай, развлечения мыслимые и немыслимые. На этом и горят. Не может человек со своими страстишками справиться… ой не может!.. Сколько умнейших людей подвели под монастырь эти страсти…». Потом Степан Аркадьевич стал думать о том, что без компаньона ему никак нельзя. А ведь умнейший человек этот Фома Фомич, пол-города в кулаке держит, он и ему самому здорово помог в своё время. Правда, образования Фоме Фомичу не достаёт, в оценке культурных ценностей он ноль, однако природный талант и хватка железные. А в общем- то это для Забродина и хорошо. Со своими знаниями он нужный человек и нужный для Фомы Фомича всегда.
И тут Эдуард Аркадьевич поймал себя на мысли, что это он придумал, как делать из мусора деньги; это он уговорил Фому Фомича создать подпольное предприятие. Организация же фирмы, – дело рук Фомы-Фомича. И ведь получилось – «Изумруд работает», надо компаньону отдать должное. Сейчас предприятие встало на ноги, окрепло, стало расширяться, вышло за рубеж. Правда, вместе с расширением слабнет конспирация, вовлекаются новые люди. Вот станет Фома Фомич директором холдинга, а на его место кого? Фома Фомич предлагает какого-то Симу? Отморозок, наверное, какой-нибудь? А ведь его волей-неволей с ущербным умишком придётся допускать к какой-никакой информации. Чепуха какая-то. К чёрту этого Симу! Пусть Фома Фомич поищет кого-нибудь другого. Нельзя же, в конце концов, доверять подпольное предприятие, случайным людям, так и до наручников можно дожить… Но, кого туда поставишь? Из окружения Эдуарда Аркадьевича на это гиблое место с бомжами, алкоголиками, барыгами… – никого. Тут даже заикаться нельзя. Остаётся окружение Фомы Фомича.
Доцент нервно пожевал губами. Он понимал, что во многом зависит от Фомы Фомича. Зря он на него так. Ведь помог Фома Фомич убрать и спрятать Позолотина, помог ему стать председателем комиссии. Правда, Эдуард Аркадьевич тоже время даром не терял. Ведь вывоз антиквариата за рубеж – это уже его заслуга. И тут его мысли переключились на профессора.
Эдуард Аркадьевич всегда, даже теперь, когда Позолотина нет в институте, а в целом и в мире науки, он всё равно завидовал этому мужику, колхознику. Так про себя называл Позолотина Забродин, завидовал его природному, уму. Позолотину всегда не хватало предприимчивости, чего у Эдуарда Аркадьевича было с избытком. Нет, доцент не хотел устранять Позолотина, он даже тогда не раз намекал, что с его известностью в своей стране и за рубежом можно иметь немалую прибыль. Известность надо перековывать в деньги, но профессор его не понял, а потом насторожился. А когда Эдуард Аркадьевич ему прямо намекнул, что возглавляемая им комиссия – это золотое дно, то профессор вовсе отдалился и стал смотреть на Забродина подозрительно, хотя Эдуард Аркадьевич и попытался свести всё к шутке. В общем, тогда-то и родилась мысль – убрать Позолотина подальше, тут помог случай. Без Фомы Фомича этого бы не получилось.
Забродин поморщился. Вспоминать о том давнем эпизоде, когда Позолотина убрали из института и отправили на свалку, не хотелось. Тут он опять вспомнил о лотке с антиквариатом и об игрушке, и ему в голову полезли разные мысли. «Конечно, он зря сам подошёл к лотку, зачем было светиться, да ещё давать визитную карточку неизвестно кому? Он же хотел только инкогнито проверить, как работают пункты по сбору антиквариата и, на тебе – встретил игрушку и не мог удержаться. Вот она и конспирация, сам первый нарушитель, а других браню» – подумал он.
Да, соблазн у Забродина был очень велик. Столько раз слышал Эдуард Аркадьевич от Позолотина о старинной саратовской игрушке и вдруг её увидеть, здесь кто угодно не устоит. «Ладно, не будем себя бранить, что вышло – то вышло, – подумал он, – упускать такой случай было тоже нельзя. Хоть для науки, хоть для бизнеса это золотое яблочко на тарелочке».
Интуиция у Эдуарда Аркадьевича была отменная. Он чувствовал, что не ошибся, только зря, наверное, отпустил пацанов. Игрушка, которую они принесли на Сенной, была явно старинная, саратовская. А вот этот паренёк, что принёс игрушку, ему кажется знаком. Он его раньше где-то видел? – Эдуард Аркадьевич сдавил указательными пальцами виски. – Ах да,… он приносил ему на квартиру старинные вещи. Да,… да, это он. Его Кирьян называл «Пегасом». Как он вырос! Ещё год и он бы его ни за что не узнал. Взгляд умный, пытливый. Вот на кого надо делать ставку, дорогой Фома Фомич, а не на отморозков, вот кого надо приближать, растить и опекать. С Пегасом надо поговорить. Это хорошо, что он дал ему визитку; лучшего момента не будет. Интересно другое – узнал его мальчишка или не узнал? Ладно, пока это неважно. Надо его приблизить, это альтернатива всяким Симам и прочим; из таких можно вырастить нужных для дела людей, – и он потёр руки. – Да – да, именно вырастить. Надо послать Пегаса на свалку и пусть поспрашивает, не находили ли бомжи такие же изделия? – От этой мысли у Забродина аж перехватило дыхание, как он всё просто и надёжно выстроил? И от удовольствия потёр ладони рук. – Правильно, что и игрушку у пацанов сразу не взял, она у них вроде приманки или живца… прибегут, никуда не денутся…». После этих размышлений Эдуард Аркадьевич весело пошагал домой и даже стал напевать любимую песенку.
