Пётр Петрович Африкантов
Старый дом под черепичной крышей
Глава 40. Муха называет адрес
На следующий день, как не уговаривал Костя брата оставить кентавра дома, Антон не согласился. Кентавр за ночь высох и был таким, как и прежде.
– Эта находка принадлежит не только тебе,– сказал Костя, – а всем, и потом: ты уже один раз брал кентавра и мы знаем, что из этого получилось.
– Кому это всем? – возмутился брат.
– Всем людям, – сказал Костя, – всем саратовцам, и находиться она должна в музее, а не в твоём дырявом кармане.
– У меня карман не дырявый, – обиженно буркнул Антон.
– Всё равно, – настаивал на своём Костя, – всякое может случиться.
– В моём кармане ничего не случится, – упорствовал Антон.
– Довольно нам препираться, пошли лучше Муху искать, – сказал Костя, и оба направились к пруду.
Муха уже был там и катался на плотах.
– Наше вам, – крикнул Мухе Костя, – греби к берегу, вопрос есть!
– Да пошли вы со своими вопросами, – огрызнулся Муха, – знаю я эти вопросы.
–Хуже будет, когда догоним, – пригрозил Антон.
–Не догоните, хохотнул Муха, – не на чем. Другой плот я тоже с собой прихватил – рядом с плотом, на котором лежал Вадик, плавал ещё один.
– Ну и гнида ты, Муха.
– А вы чё, думали, что только вы умные!?
– Ладно, катайся на плоту и жарься на солнышке, а мы тут в кустах, в тенёчке подождём, когда ты подплывёшь. Деться-то тебе всё равно некуда. Как ни плавай…
– А я никуда не тороплюсь, – проговорил Муха,– жалея, что не прихватил с собой лимонад, так как ощущал жажду. «Может, не будут меня караулить и уйдут» – подумал он, лёг на плот и стал ждать. А тут как назло Костя громко сказал брату:
– Сбегай, Тош в ларёк за лимонадом, а то жарко и пить хочется…
От этих слов у Мухи в животе аж уркнуло.
Антон действительно сходил за бутылкой лимонада и братья в тенёчке под деревом стали наслаждаться его сладковатой влагой.
– А лимонад какой?– спросил, не выдержав, Муха.
– Персиковый, – прочитал на бутылке Костя, – а ты какой любишь?
Именно персиковый и любил Муха. И у него начали бродить в голове такие мысли: «Что мне Лёня,… я что, подписывался что ли хранить его тайны. Из игрушек всё равно ничего не получилось, самосвалы увезли. Вряд ли они чего в этом мусоре найдут. А если и найдут, то поколотое – кто купит? Надо подплыть. Чего уж там. Не побьют ведь, а, может быть, даже лимонадом угостят».
– Подплывёт,… нет? – спросил Антон Костю.
– Ни куда не денется. Он чтоб на чужбинку лимонада не попить, сам знаешь, уверен – не вытерпит, обязательно подплывёт. Видишь, он уже потихоньку в нашу сторону правит, подгребает незаметно.
И Муха сдался. Хотя он и уговаривал себя, что подплывёт только поближе и что они его не достанут, а сам всё быстрее и быстрее плыл к берегу, видя на траве заветную бутылку с лимонадом.
– Ну что, Муха, подгребай, освежайся, – сказал Костя приветливо.
– По правде? – спросил Муха недоверчиво, – без дураков?
– Подгребай, подгребай! Не веришь что ли?
– Почему?.. Верю,… думаю, что хотите, про Пегу узнать?»
– Обойдёмся без Пеги; нас другой вопрос интересует.
Муха облегчённо вздохнул, главное, чтоб про Пегу не спрашивали, потому как Муха мог и проболтаться, а это было не по-товарищески.
Мухаев подгрёб к берегу, сошёл с плотика и подошёл к братьям.
– Бери пей, – протянул ему пластиковый стакан с лимонадом Антон.
– Что надо? – спросил Муха, беря стакан и отпивая прохладную влагу.
– Нас глиняный мальчик интересует, которого ты взял на чердаке старого дома. Где этот мальчик и что с ним? Вот такой вопрос. Как видишь – ничего криминального, – сказал совсем просто Костя.
«Откуда это им известно? – подумал Муха, – никак Червонец проболтался, только братаны с ним не в контакте, откуда знают, что я этого жмурика взял?»
Муха от такой информированности братьев опешил.
– Вам и это известно? Вы чё, ясновидящие что ли?
– Нет, нам сон один на двоих приснился, как вы по чердаку шастали, а потом на базар рванули, – серьёзно сказал Костя.
– А чё, такое бывает, чтоб сон на двоих? – изумился Муха, явно поверив в сон. Такую осведомлённость он ничем другим объяснить не мог. «Ну раз сон, то тут вины моей никакой нет», – подумал Муха и рассказал братьям, что глиняная игрушка – мальчик-гуделка с дырочками на животе и груди у Лёни и что сегодня в три часа он должен отнести её доценту.
– Сегодня в три говоришь? – переспросил Костя.
– Ей богу не вру, вот, – и Муха судорожно перекрестился.
– Адрес? – спросил Костя.
– Какой адрес? Свалки что ли? – не понял Муха.
– Адрес, где живёт доцент, – пояснил Антон.
– Был адрес,… доцент визитку оставил,… только я забыл… – растерянно проговорил Муха, – визитка у Пеги.
– А ты вспоминай,… вспоминай,… это в твоих интересах… – сказал Костя и налил другой стакан лимонада, но не подал Мухаеву, а задержал в руке. Муха посмотрел на лимонад и этот аргумент перевесил все остальные.
– Кажется, там было написано… слово «доцент», имя не помню, а дальше адрес: «Лермонтова 9А», –
– Кажется, или точно? – спросил Антон.
– Да, точно,… я вспомнил. Так и было написано. Пега вслух прочитал. Если б я прочитал, то не запомнил бы, а он вслух,… вот я и запомнил. У меня на слух память хорошая. Я и в школе,… если домашку зададут, ковыряюсь, ковыряюсь, а если училка у доски, что скажет, то сразу и ответить могу…
– Когда это ты отвечал? Что-то я не припомню, – сказал Костя.
– Так это если я слушаю, то и отвечу, а если не слушаю, то и не отвечаю.
– Значит, никогда не слушаешь, – подытожил Костя.
– Это точно, – тряхнул Муха рыжими кудрями,– слушаю мало. На уроке всякие мысли в голову лезут. Сначала вроде слушаешь о чём у доски говорят, а потом нет, а когда снова начнёшь слушать, то и непонятно, потому как до этого не слушал, в общем фигня получается, а что потом слушать, напрягаться, раз всё равно непонятно, вот я и не слушаю.
– Молодец, – сказал Костя, – не совсем пропащая душа, раз критику принимаешь и сам об этом сказать честно можешь. А теперь возьми бутылку лимонада и плыви на средину, наслаждайся.
– Что,… бесплатно? – удивился Муха.
– Это тебе награда за память, – улыбнулся Костя. – Плыви, … плыви,… памятливый ты наш…
Муха взял бутылку, зашёл на плот и Костя с силой оттолкнул плот от берега.
– Вот здорово, – подумал Муха, – я на плоту да с лимонадом. Чудные какие-то пчёлки сегодня. То раньше кулак показывали, то лимонадом угощают. Ладно, я в их дела не встреваю,… я сам по себе. И он уселся на плоту, а ребята зашли на детскую площадку около дома № 9, рядом со «Спутником» и стали совещаться. Информация, полученная от Мухи, была наиважнейшая.
– А если он наврал? – засомневался в Мухином рассказе Антон, – и адрес придумал?
–С лимонадом у носа?… Ни за что, это посильнее кулака действует, – возразил Костя. – Он очень большой охотник за чужой счёт полакомиться.
– Раз такая удача, то не грех нам ещё бутылку купить, – проговорил Антон. – Он вытащил из кармана мелочь и стал считать. На маленькую бутылку лимонада хватало.
И только Антон собрался бежать в магазин за лимонадом, как увидел подходившего к ним парня в чёрной ветровке-хамелеоне с оранжевым низом.
– Что, ребята, скучаете? – спросил он весело.
– Да не очень, – ответил Антон, вглядываясь в незнакомца и шепча что-то Косте на ухо.
– О чём это вы шепчитесь? – спросил весело Митин, это был он.
– Мы вас узнали, – сказал Антон, вы с нашим директором школы на улице разговаривали, только вы тогда в форме были. – Правильно, хорошая у вас память, – проговорил младший лейтенант, поняв, что ребята его узнали и, не желая больше играть в прятки, спросил:
– Вы наверняка знаете Пегасова, не скажете, где он может быть?
– Трудно сказать… – ответил Костя. – Ему пути-дороги не заказаны.
– Тогда, может быть, вы мне поможете? Вы ребята наблюдательные. Вам не знакома такая кличка или имя «Доцент». Может быть чего слышали, даже случайно,… а?.. Может, кто из ребят это слово произносил?
– Нет, не слышали, – сказал Костя и тихонько наступил на ногу Антону, дескать, помалкивай и не говори лишнего. Но Антон, вместо того чтобы молчать, вдруг неожиданно ойкнул.
– Значит, не знакома, говорите, – проговорил Митин. – А я думал, вы что-нибудь знаете? – поняв, что старший из детей наступил младшему на ногу.
– Не знаем мы никакого доцента, – сказал Антон. – Кино видели, там доцента Леонов играет, только там его давно поймали.
– Да… да. Я видел эту картину. – Сказал Митин. – А Пал Палыч когда будет?
– Он куда-то уехал. Мы его тоже ждали, но не дождались, – сказал Костя.
– Вы у него в кружке занимаетесь? – спросил ребят Юра.
– Да, лепим понемногу, – сказал Антон.
– Что же? Если не секрет…
Антон замялся и посмотрел на Костю. Костя хмыкнул и продолжил. – Секрет есть, конечно, только перед ребятами других школ, потому как у нас конкуренция. Они на выставке свои поделки выставляют, а мы свои, кто кого обойдёт. За работы призы дают, грамоты – ребята заулыбались.
– И что же вы сейчас на конкурс готовите, если не секрет, конечно?
– А вы зачем к Пал Палычу? – спросил Антон, оставив вопрос без ответа.
Юра понял, что подвергается проверке по принципу «свой – чужой».
– Я у него тоже в кружке занимался, – соврал Юра. – Только давно.
– Понятно, – протянул Антон уже более дружелюбно.
– Приятно встретить младшее поколение, – сказал Юра. Он моментально вошёл в роль бывшего одноклубника.
– А вы в том же кабинете занимались, что и мы сейчас или нет? – спросил Костя.
– А вы в каком лепите? – вопросом на вопрос спросил Юра.
– Мы в самом большом, – сказал Костя, с решёткой на окнах.
– Нет, ребята, я в нём не лепил, мы лепили в том, что поменьше, – ответил Юра, сообразив, что называть этот кабинет нелепо, может последовать провокационный вопрос. Если они лепят в самом большом кабинете, то все остальные наверняка его меньше.
– А вы тоже Саратовскую игрушку лепили? – спросил Антон. Но Костя его перебил:
– Если он лепил в маленьком кабинете, то когда это было? Соображаешь, а мы Саратовской от силы два года занимаемся, даже на выставке с ней только один раз были, а больше и не были.
– А что это за Саратовская? – спросил Юра, – при мне такой не было.
– Эту игрушку Пал Палыч восстанавливает, а мы ему помогаем, – важно сказал Костя. – Пал Палыч говорит, что она уникальная, так сказать исчезнувший вид.
– Да ну? – не притворно, а уже по-настоящему удивился Юра. И это не ушло от внимания ребят.
– Пал Палыч говорил, что видел её на Сенном в перестройку. Он говорит, что она уникальная, со своей технологией декорирования, вот так. Этой игрушке цены нет, только игрушечники старые все повымерли, вот мы и восстанавливаем забытое. –Ребята специально умолчали о кентавре, дескать, нечего перед каждым распинаться.
– Пал Палыч сказал, что если мы с ней на городскую выставку выйдем, то первое место обеспечено, – прихвастнул Антон.
– Если Пал Палыч сказал, то обязательно выйдете в призёры, – подтвердил Юра.
– Зря вы Пегаса ищите, его вот так просто не найти, – заметил Костя.
– Это почему же? – заинтересованно спросил Юра.
– Деловой… Просто так ошиваться где-либо не будет, с интересом живёт.
– А вы что, без интереса? – ухватился за слово Юра.
– И мы с интересом, – заметил Костя, – только у нас интересы с ним разные.
–Чем же разные?
– У него интерес рисковый… – сказал Костя.
– И тайный, – добавил Антон.
– Ну-ну, – понимающе сказал Юра. – Вы тоже свои поделки, что на выставку делаете, поди, от чужих глаз оберегаете?
– Верно, – нетерпеливо сказал Костя, – только здесь большая разница. Мы свои изделия временно не показываем, а Пегас – всегда.
– Не по вкусу он вам? Что, совсем редиска? – пытливо, но весело спросил Юра.
– Нет, он не редиска, он меня от чужих пацанов защитил, – вспомнил Антон.
– Как же это было? – с нескрываемым интересом спросил Юра.
– Они у меня десять рублей отобрали, что мама на мороженое дала. А я не давал, они меня по шее. Я одного за руку укусил. Он хотел мне зубы выбить, а тут Пега – одному в дыхалку, другого в челюсть… кричит «Беги!». А я от страха ногами пошевелить не могу, он меня хвать за руку и прочь. Когда отдышались, посоветовал в этот район, около базарчика, не показываться.
– Вот видишь, можно сказать, спас, – участливо сказал Юра, а что ж не дружите?
– Спасти – одно, а дружба – совсем другое,– вставил Костя, – он и в школе такой.
– Какой?
– И не свой, и не чужой, – выпалил Антон. – Меня спас, а когда встретились, то как будто ничего и не было. Посмотрел, будто в первый раз видит.
– А Муха? – Юра перевёл разговор на Мухаева, – они ведь друзья…
– У Пегаса нет друзей, – заметил Костя, – он одиночка, а Муха так, на подхвате, ни то – ни сё.
–Как это? – спросил Юра, но ребята заторопились.
– Вы нас извините, – сказал Костя, – только нам надо идти, – и толкнул Антона плечом.
Ребята ушли, оставив младшего лейтенанта сидеть на детской площадке. Правда, он и не собирался оттуда уходить. Он смотрел, как два карапуза роются в песочнице и размышлял: «Примерно такую же характеристику Лёне и Вадику дала и Сорокина. А вот слово «Доцент» мальчишкам знакомо и не по кино, иначе бы старший не нажал младшему на ногу и не подал сигнал молчать. Потом эта встреча с Мухаевым ( следователь наблюдал за ней из-за куста). О чём они говорили? Понятно, что не о лимонаде, потом на лимонад расщедрились. Странно и непонятно. Они что-то выпытали у Мухаева, это точно, а расплатились лимонадом. На детскую площадку они пришли, чтобы обсудить проблему. Зря я к ним в этот момент подошёл, только насторожил. И ещё более зря я их вот так просто отпустил. Наверняка они с ходу, учитывая детскую нетерпеливость, захотят решить проблему. Лица-то у них были весьма озабоченные. Надо бы за ними проследить, только куда они направились: к дому культуры? На стадион? Или свернули на четвёртый жилучасток? Интересно, какой дорогой пошли, через перекидной мост или напрямую, через рельсы? Попробую догнать, если не ошибусь в направлении,… – и Митин быстро пошёл в сторону клуба. Но около клуба ребят не было. «Может быть, они всё-таки напрямую через пути на четвёртый жилучасток подались» – решил он, поняв, что ребят он потерял и стал думать, что ему делать дальше.
Глава 41. Под лопухом
Весь день до вечера глиняшки провели под лопухом. Они так устали от бултыхания в ящике из-под мыла и до того у них болели бока, что им было ни до чего. Глиняшки повалились наземь и тут же уснули. Спали они долго и сон их был глубок. И это очень хорошо, потому, ничто так не восстанавливает силы, как крепкий и долгий сон. Они проснулись на следующий день, когда солнце встало и начинало уже припекать
Дуня пришла под лопух возбуждённая и немного расстроенная. Она хотела немного найти воды, но достала из бочки совсем немного. Только расстроилась она совсем не из-за воды. Она увидела множество людей, разбирающих наваленные чудищами кучи. Это её встревожило. Но ещё больше встревожило, когда она услышала следующий разговор. Говорили между собой двое рабочих, что стояли всех ближе к Дуне.
– Как ты думаешь, есть в этом хламе что, или нет?
– Наше дело, Мокей, искать.
– Что ж, если всё переберём, а в них или под ними ничего нет, то и ничего за работу не дадут? Как ты думаешь?
– Сима сказал, что не обидит.
– А ты поверил? Это он говорил, что если игрушки найдём, а про то, что если не найдём, он ничего не говорил.
«Не нас ли ищут?» – подумала Дуня и сердце у нее тревожно ворохнулось. Нет, оно ворохнулось не от радости, что их ищут. Тревожное предчувствие бередило её душу. Тем более, она теперь знала, что доверяться надо далеко не всем, люди бывают злы и жадны. Конечно, она могла подойти к любому рабочему и сказать, что они здесь, под большим лопухом. Но будет ли это разумно? И не откликнется ли это необдуманное действие новой бедой, может быть даже худшей, чем с ними произошла? Лучше ко всему этому присмотреться и взвесить все за и против. Она видела из-за бочки прохаживающихся по двору свалки двух мальчишек, но сразу их не узнала, а когда узнала, то даже вздрогнула.
«Эти были на крыше и взяли Гуделку, – мелькнуло у неё в голове, – потом Гуделку бросили, как ненужную вещь, а затем маленький вновь его подобрал. Это плохие ребята, – заключила она.– И вся эта деятельность здесь нехорошая и нехорошая потому, что они здесь. Ещё она этих мальчишек видела в чердачное окно, когда ломали дом. Они не заступились за Никиту, а прятались в зарослях, и явно хотели проникнуть в дом и чем-то поживиться». И тут она вспомнила о других мальчишках, что стояли за трубой. Из них маленький, когда ломали дом, смело бросился на верзилу и даже укусил его за руку, заступаясь за дворника, за что и получил хорошего тумака. Больше она ничего не успела тогда увидеть, потому, что стала обваливаться кровля и они спрятались в ящик. Да, глиняшки тогда были очень расстроены, их жизнь висела на волоске и было не до воспоминаний. Но, теперь, когда их жизням явно ничего не угрожает, почему бы и не вспомнить и не проанализировать ситуацию? И она заспешила под большой лопух, чтобы поделиться с друзьями своими мыслями и наблюдениями.
После её рассказа, о том, что она увидела и что вспомнила, все оживлённо стали обсуждать возникшую ситуацию .
– Надо было показаться тем первым, что были на чердаке и прятались за трубой, – проговорила Катерина.
– Жаль, что их здесь нет, мы к ним сразу со всех ног бы побежали, – сказала, вздохнув, Дуня.
– После драки дубиной не машут, – заметил Заступник.
– Мы тогда разве знали, кто они такие? – заметил Пустолай. – Это сейчас хорошо рассуждать, когда мы имеем ряд добротных свидетельств.
– Я вижу ценность Дуниной информации в том, что она с одной стороны негативная, а с другой стороны позитивная, – важно проговорил Мурлотик. – Благодаря этой информации, мы наконец-то узнали, кто из мальчишек наш друг и кто враг. И мы знаем, что именно враги занимаются нашими поисками здесь на свалке. А раз мы это знаем, то должны приложить все усилия, чтобы не попасться им на глаза.
– Правильно мыслишь, – сказал Пустолай.
– Против этого ничего не возразишь, всё разумно, – сказала Катерина.
– Я пойду на разведку, оценю обстановку, объявил Заступник. – Лопух это защита до поры до времени. Разберут кучи, наткнутся на разбитый ящик и будут осматривать рядом растущую траву и обязательно наткнутся на нас.
– Нет, не ты пойдёшь, а я, – перебил Заступника Мурлотик. – Ты очень большой, Заступник, и тебя могут заметить, а я из вас сейчас самый маленький и поэтому на разведку пойду я. И потом, женщина могла чего-то не досмотреть. Надо всё оценить ещё и мужским взглядом.
– Ох, мужчина нашёлся, – сказала сердито Дуня, – что, если усы растут, то значит и шибко умный?!
– Не бранитесь, – сказала Катерина, а ты, кот, не задирайся, всё себе цену набиваешь, мы и без этого знаем, что ты обладаешь хорошими аналитическими способностями, этого никто из нас не ставит под сомнение, иди лучше и посмотри, что к чему? Дуня принесла очень важную информацию, а вот с чем ты вернёшься, ещё неизвестно?
Мурлотик больше не стал ничего говорить и ушёл. А через некоторое время он пришёл пыльный, грязный с взлохмоченными усами и шишкой на голове.
– Мура! Что с тобой случилось, – проговорила Дуня, жалея Мурлотика, – тебе больно.
– Не будем развешивать нюни из-за какой-то шишки, подумаешь, свалился какой-то обломок кирпича на голову.
– Так, быстрее говори, что ты узнал? – тормошили его глиняшки.
– А вот чего я узнал, – сказал он важно, усевшись на выступавший из-под земли корень. – Во-первых, там, – и он кивнул в сторону куч, – какие-то глиняные игрушки уже нашли.
– Как!– выдохнула Катерина, неужели Васёк, Белянка и Смуглянка попались им в руки? Как они здесь оказались? Не может быть!
– А я разве сказал, что они нашли кого из наших?.. Вовсе нет. Там рабочие нашли другие глиняные игрушки, кстати, очень похожие на нас и отнесли их в вагончик Симе.
– Какому Симе? – спросил Пустолай.
– Сима, здесь главный,… и скажу вам, что отморозок ещё тот, похлеще синеволосой Зиночки со своим полюбовником. У той хоть комплексы, а здесь полный провал до преисподней… – и он безнадёжно махнул лапой.
– Ладно, Сима подлый человек,… что дальше? Не тяни ты быка за хвост, – исходил нетерпеньем Пустолай.
– А ты не торопись, Пустолаюшка, будет тебе и первое, и второе, и десерт. Терпенье, мой друг… Я подтверждаю слова Дуни о тех мальчишках, которых мы видели на крыше и во дворе. Я их тоже узнал, что меня нисколько не радует. Пегас и Муха, так их зовут, у Симы за надсмотрщиков. Так, что им лучше на глаза не попадаться,… вот так.
– А ещё что?
– А ещё я обследовал двор и кроме техники и мусорных куч, нашёл в отдалении маленькую хибарку. Дверь была не заперта, я вошёл и остолбенел. Вы понимаете, там, оказывается, живут люди,.. врагу такого не пожелаешь. Цивилизованная страна! А-а-а…
– Что ты в ней увидел?
– Увидел: эскизы картин по стенам развешены, палитра на столе, стопка рукописей в нише, прикрытая холстом. И всё.
– Что нам это даёт? – спросил Заступник. Ну, живут люди в ужасных условиях и что?
– Вы мне не даёте договорить, – обиженно сказал Мурлотик, – а сразу стараетесь комментировать отрывочные сведения. Я просто назвал несколько фактов, не комментируя и не делая выводов, а вы…
– Говори… говори… слушаем, – сказала Катерина и сделала страшные глаза, пытающемуся что-то сказать Пустолаю. Пустолай замолчал.
– Когда я слушал разговоры рабочих, то обратил внимание на двух из них, одного зовут Крокыч, а другого – Профессор. В любом случае, они так друг к другу обращались. Они страшно не любят Симу, с подозрением относятся к Пегасу и Мухе. Это их хибарка, думаю, что в ней можно укрыться под кроватью за связкой старых книг.
– Почему ты решил, что это их жилище?
– А как же, друзья-товарищи? Если этот старичок настоящий профессор, то рукопись в нише явно его. А Крокыча профессор ещё называл художником, то и картины, эскизы понятно чьи. Тут много ума не надо, чтоб понять, что к чему? И потом, у старичка разорвана на спине рубаха и через всю спину идёт кровавый рубец. Валет сказал, что его Сима прутом ударил.
– Сволочь, – сказал только одно слово Заступник, – надо его на трезубец поднять.
– Я бы Крокычу и Профессору доверился, – сказал Пустолай, – а Профессору ещё надо полизать рану.
– Тебе только чего – нибудь полизать, – сказала Дуня.
– Я кроме шуток, – сказал Пустолай, – моя слюна убивает болезнетворные бактерии. Мамушка рассказывала, что во время войны собаки зализывали солдатам раны. Она сколько раз звала меня, «полижи, – говорит, – Пустолай, палец, ножом порезала». Я так всю ранку тщательно вылижу, один раз, да другой, да третий, всё и проходит. – Пустолай замолчал.
– Значит, говоришь, на профессора и художника можно положиться! – не спросил, а утвердительно проговорил Заступник.
– Положиться можно, но я бы не спешил. Давайте ещё денёк понаблюдаем, а, то, как бы нам эта поспешность боком не вышла, – заметил Пустолай. – Давайте установим дежурство и будем наблюдать по двое. Один в одну сторону свалки будет глядеть, а другой в другую, так мы больше получим информации.
– Правильно мыслишь, брат Пустолай, – сказал Заступник. – Дуня будет наблюдать с Катериной, Мурлотик с Пустолаем, а я и один управлюсь, потому как у меня всё это профессионально отработано.
На том они и порешили. Весь день глиняшки наблюдали за рабочими, спать на ночь легли опять под лопухом.
....................
В это самое время, когда Заступник разговаривал с Пустолаем, в городе, на улице Вологодской 10/1, в квартире 36 произошла непредвиденная для Батиста встреча. Эту однокомнатную квартиру он снимал как частное лицо. Вечером, когда на улице стемнело, в дверь постучали. Стук был размеренный и властный.
Коммерсант открыл дверь и от неожиданности сделал шаг назад. Перед ним стоял сердитый Бакстер. Гость пересёк прихожую, заглянул мимоходом в туалет, прошёл мимо Батиста в зал и уселся в кресло. Батист прошёл следом и сел на краешек софы напротив.
Такая встреча для Батиста не предвещала ничего хорошего, аванс он израсходовал, а заказанной игрушки у него пока не было.
– Не ожидал? – спросил Бакстер, перейдя с «вы» на «ты». При этом казалось, что его похожий на молот тяжёлый нос ударил по квадратному ещё более тяжёлому подбородку – наковальне. «Хрум!» – раздалось от соединения молота и наковальни, и тяжёлые, откованные звуки, снизанные в слова, звякнули около коммерсанта.
– По правде говоря, нет, не ожидал, – ответил тихо Батист. (Разговор шёл на английском языке.)
– Правильно и делал, что не ожидал. Нас никто не ожидает, но мы приходим и все рады, когда мы уходим… Не так ли?.. – и засмеялся, выдавив из себя набор скрипучих звуков. – Я жду отчёта, сэр… – и он закинул ногу на ногу.
– Рад бы отчитаться, но отчитываться особо нечем… – проговорил тихо коммерсант.
– Ты её нашёл? – бухнуло молотом о наковальню Бакстер.
– Пока нет, но я думаю, что игрушка вернётся в тот дом. Я об этом сразу буду знать. Фома Фомич обещал приложить усилия… Возможно, она в этом доме где-то и прячется. Мы выследим и возьмём её по-тихому.
– Не удастся взять по-тихому, так возьмите по-громкому.
– Как это, по-громкому? – непонимающе спросил Батист.
– Взорви этот дом, в котором, как ты говоришь, находится изделие, – раздражённо сказал Бакстер. – Мне всё равно.
– Вам что, игрушка не нужна??? – изумился Батист. – Я много чего могу, но взрывать не умею и не хочу.
– Это сделают другие, если надо, – выдохнув, проговорил Бакстер и, помолчав, добавил. – Наше ведомство недовольно тобой. Своей нерасторопностью, Батист, ты, неумышленно, конечно, срываешь очень важное дело.
Батист усмехнулся.
– Я понимаю, что у вас тоже сроки и отчёты, но ни Америка, ни Англия не пострадают, игрушка не ядерная бомба и взрывать из-за неё никого не стоит. Я принял, сказанное вами, за своеобразную шутку.
– Я не шутил, – сквозь зубы проговорил Бакстер. А насчёт того, что это не ядерная бомба, ошибаешься. Какая ещё ядерная. Более того. Народная игрушка несравнимо сильней любого ядерного заряда.
– Шутите? – Коммерсант удивлённо поднял брови.
– Без всяких шуток. Заруби себе на носу, Батист, – глиняная народная игрушка – это культура народа, который мы хотим держать в повиновении.
– В рабстве что ли?
– Можно выразиться и так. Только в цивилизованном рабстве… в цивилизованном… Пока любой народ живёт по своим понятиям добра и зла, то есть, исповедует свои культурные ценности, а не иные – этот народ – наша постоянная головная боль. Поэтому, завоевать, в современном понимании – это не ходить с автоматами по улицам чужих городов, и даже не высасывать из государств силы при помощи хитроумных экономических технологий. Пока народ живёт в своём культурном пространстве – он не завоёван. Это доказано историей. Рано или поздно он всё равно просыпается от информационного дурмана… Покорить, – это значит лишить народ культурной составляющей, превратив его в обычную толпу, если хотите – в быдло.
– Это другой разговор. Прежний, о цивилизационном прорыве, как я понимаю, был, как говорится, «для прессы» и не более того, а звучало правдоподобно… очень правдоподобно. Может быть, Бакстер, вы преувеличиваете значение этих глиняных штуковин, – мягко возразил коммерсант.
– Ничуть. – Нижняя челюсть англичанина грохнула о верхнюю. – Народная игрушка в линейке влияния культурных ценностей является самой главной и стоит под номером один. Она первооснова восприятия. Она, сэр, есть наш главный стратегический противник. Именно народная игрушка воспитывает детей в духе преданности своему народу, в служении ему. А нам надо, чтобы было всё наоборот… Да, мы сумели заменить их игрушки на иные, но это, как я уже говорил, не выход из положения.
Батист, слушая Бакстера, в изумлении высоко поднял брови, отчего сгорбленный нос его, слегка разогнулся и уставился на тяжёлый подбородок собеседника.
– Вы удивлены?.. Полно… Это ещё терпимо. (Бакстер снова перешёл на «вы». Главное заключается не в этом, а в том, что русская народная игрушка несёт в себе философию русского православного бога, а это уже серьёзно.
– Зачем вы мне всё это говорите, сэр?
Бакстер не ответил и докончил мысль.
– Вот почему, дорогой Батист, нашему ведомству всё равно, будет ли игрушка находиться у нас в подвалах или исчезнет вместе с домом, где она может, находится.
– Тогда надо прятать в ваши подвалы и саратовскую гармошку, и саратовский калач, – заметил Батист. Это тоже реликвии города…
– С этими можно подождать. Эти изделия не первой величины по значению. Игрушка с колыбели формирует народную душу. Она это делает тогда, когда народившейся душе пока не нужны ни народные пляски, ни гармошки. Всё о чём вы сказали – это приходит потом, являясь только удобрением, а семя – это игрушка. Помните об этом и ещё помните о том, что наше ведомство не прощает инакомыслия. Мы можем простить просчёт, но инакомыслие – никогда.
– Почему вы так заинтересованы именно малоизвестной игрушкой, ведь есть в России другие, с мировым именем? – Спросил Батист, отведя разговор от темы – «инакомыслия».
– Наша задача не допустить возрождения игрушки, – ответил Бакстер. – Пока дитя в люльке – с ним меньше хлопот. Детская смертность в мире не новость. И потом, вы не один занимаетесь этим вопросом, любезный. Надо торопиться. Ведь, если ребёнок встанет на ноги, его будет трудно не замечать.
– Что вы собираетесь делать с известными в России игрушками?
– Мы их превратим в обыкновенные сувениры, в украшения, придав им иной смысловой оттенок, но это кропотливо и долго, поэтому, дорогой, на вас лежит особая миссия.
С этими словами гость поднялся из кресла и, не попрощавшись, вышел.
После его ухода Батист впал в ярость. Он нервно ходил по комнате и проговаривал одни и те же фразы: « Что мне он сейчас говорил!? Что он говорил?». «Он рассуждает о культуре, как телёнок о тряпке, которую жуёт». «Он смеет учить потомственного аристократа тому, что есть культура?! Смерд. Паршивый смерд». «Нет, никогда, человек воспитанный и выросший в атмосфере великого наследия, не поднимет руку на великие творения!!! Никогда! Никогда! Он ещё смел рассуждать о цивилизационном лидерстве… а, в сущности, бандитизм в мировом масштабе и не более того. Он явно боится игрушки». В эти секунды потомок аристократов себя откровенно ненавидел.
Разгневанный Батист ещё долго потрясал в воздухе кулачком, мучился совестью, откровенно презирал себя за то, что связался с Бакстером, за то, что взял эти проклятые деньги и, когда совсем обессилел от истязавших его душу эмоций, тихо заснул в кресле, не раздеваясь. Заснул, чтобы успокоившись, завтра снова начать искать то, что искать ему уже совсем не хотелось и, только азарт игрока толкал его на действия. Он спал, глаза его были закрыты и только через узкую щёлочку век стеклянный глаз мерцал голубой поволокой.
