Петр Анатольевич Елизаров
Однажды в Челябинске. Книга первая
– Кто ты такой, чтобы… – начал Бречкин.
– Е-мое! У вас на носу ответственная игра, а вы угашенные как бичи! Нас же завтра всех четвертуют за это!
– Тебе-то что? – открыл рот Чибриков. – Это не твоя проблема.
– Ошибаешься, Чибриков.
– Петь, давай без нотаций, – Арсений всеми силами желал съехать с беседы, иначе всплывет уйма всего интересного, что заставило бы меня застрелиться на месте, прежде порубив остальных на куски. – Не очкуй так. С утра будем как новенькие.
– Будто на утро ваша синька исчезнет. Меня интересует сам факт…
– И не такое бывало. Будем в форме, – присоединился к другу Пашка. – Одна же игра всего.
– Одна игра?! О чем ты говоришь?! В вашей жизни каждая игра должна быть важна, будто она последняя. С таким отношением профессионалом не станешь. Вот кто вы после этого?! – все молчали. – А в ответ тишина! Я так этого не оставлю… К гадалке не ходи, Митяев, это ты придумал.
– А почему сразу я?!
– Это задачка для первоклассника. Я чувствую, что вы многое от меня скрываете. А эти храпящие овощи в комнатах – это только вершина айсберга. Я жду объяснений, – в ответ вновь тишина. – Хорошо, сделаем по-другому. Сейчас все по очереди пройдут ко мне на кухню, и, если вы мне соврете, пеняйте на себя. В таком случае я с самого утра выложу все Степанчуку, и уже через секунду станут известны имена тех, для кого хоккей в Магнитогорске официально закончится.
– Дай лучше водички попить.
– А вон у вас чаек в бутылке. Или уже не хочется?
– И дружка своего тоже выдашь? – в лоб спросил Бречкин.
– Обязательно, – без колебаний ответил я, глядя на Митяева. – Наконец-таки учебой займется.
– Смотри, Арсен, не расколись, – произнес Бречкин и загадочно улыбнулся.
– Минуту вам на размышления, – объявил я и отправился на кухню.
– Что будет, если все ему рассказать? – озадачился Степан. – Все, что случилось.
– А если он сейчас подслушивает за дверью?
– Да что он сделает? У него нет никаких полномочий!
– Ты его не знаешь, – с задумчивым видом сказал Митяев.
– Не-е-т, нам об этой гниде известно все, – не согласился Леха.
– Бля, никогда в жизни так не ждал утра. Самая темная ночь перед рассветом.
– Вряд ли нам полегчает с утра, Степа.
– Кто пойдет первым? – поставил вопрос ребром Богдан.
– Только не я, – отстранился Брадобреев. – Врать я совсем не умею. Вот и тренируюсь постоянно.
Я зажег свет на кухне. Тишину в ней нарушал лишь гудящий светильник. Иногда к нему присоединялся тарахтящий, словно трактор, холодильник. Дробь отбивают капли, летящие время от времени из крана в ржавую раковину. За грязными стеклами деревянного окна с отлетевшей наполовину краской на рамах ничего кроме кромешной темноты. На веревке в углу висит чье-то белье. Кривые шкафы и допотопные плиты на ножках уныло глядели, как я подставил к общему столу две табуретки.
Первым на кухне объявился надменный Леша Бречкин. Он, не спуская с меня глаз, уселся напротив. Видимо, считает, что я должен бояться его после инцидента на раскатке. Я вертел коробок спичек в левой руке.
– Не мог бы ты убрать эту мину со своего лица? – начал я. – Меня поражает твоя наглость, Бречкин. Хоть бы толику смущения изобразил.
– А то что? Подожжешь меня? Как твой бок, кстати?
– Немного побаливает. Но уже лучше.
– Если будешь перегибать палку, я ударю тебя так, что раскрошишься.
– В твоих же интересах мне все рассказать.
– У нас с тобой нет общих интересов.
– Неправда. А как же хоккей?
– Тебе здесь нет места, неужели ты не догоняешь? Ты у нас проездом. Если ты думаешь, что ты здесь бог и все решаешь, то хуй там плавал!
– Может, я хочу помочь вам? Помочь лично тебе?
– Не-е-е-т, мы в помощи поехавших ботанов не нуждаемся. Ты больше себе помогаешь: тебя греет карт-бланш, который тебе выдали, но он всего лишь фикция. Сам по себе ты чмошник и задрот. Тебя просто-напросто используют.
– У меня несколько другое видение ситуации.
– Да что ты?
– Да-да, мы ведь оба хотим остаться в хоккее, так?
– Мне ничего не грозит. Я не остановлюсь, пока не выкину тебя из команды. И плевать на Митяева, который тебя защищает.
– Вспомни, Леша, сколько щекотливых ситуаций с вашим участием благополучно разрешалось благодаря моим решениям.
– Больше помню, что по твоей вине Вольский теперь на трибуне.
– Он сам виноват. Повел себя самонадеянно.
– Неужели?
– А ты так ведешь себя постоянно.
– Учишь меня жизни?
– Нет, предостерегаю. Пойми, сейчас очень опасная ситуация. Я могу ничего не делать, отпустить тебя восвояси, взять попкорн и наслаждаться представлением. Вернее, его тяжелыми последствиями.
– Валяй, кто ж не дает?
– Чутье.
– Не смеши меня.
– Вы ослушались тренера. Рано или поздно он об этом узнает. А благодаря твоим усилиям меня здесь не будет – я не смогу повлиять на ситуацию заочно.
– Хм, мы не много потеряем.
– Нет, ты не понимаешь. Я лишь хочу, чтобы ты мне поведал, что вы учудили. И вместе мы сделаем так, что ни одна живая душа в хоккейной школе об этом не прознает.
– Поздно ты решил сделаться своим, Елизаров.
– Я всегда им был.
– Вмазать бы тебе.
– Валяй. Но представь сначала, что бывает за нарушение режима и пьянку.
– Пожурят и все.
– Ни в этот раз, Леша. Будут кадровые решения. Своим уходом ты здорово поможешь местным бездарям. На следующую стадию и без того пройдут не все, сам понимаешь. А дисциплина – это показатель надежности человека. Скажи, у вас ведь не только пьянка была, да?
– Пошел ты! – сложил руки на груди Бречкин.
– Думал ли ты когда-нибудь, что будешь делать, если хоккей уйдет из твоей жизни?
– Не пропаду. Есть вариант найти девчонку с богатыми предками и поебывать ее периодически.
– Хм, нестандартно для тебя.
– Половина Рублевки так живет.
– Знаешь, Бречкин, мне видится иной сценарий. Ты у нас хоккеист силовой – в твоих подкорках привычка каждый день выходить на лед и пахать, людей месить, голы забивать и с размахом победы праздновать. Целая зависимость. А в один момент все перечисленное возьмет и попросту исчезнет. Что тогда ты будешь делать? – что-то подобное промелькнуло в голове у Бречкина, когда в «Хамелеоне» на него направили пистолет. – Ты толком не учишься, интереса к знаниям не проявляешь. Ты продолжишь людей месить. И начнешь с собственной жены. Она не сможет долго тебя сдерживать. И бокс тебе не поможет. Кулаки в итоге тебя доведут: сначала до личика супруги, потом до условки, затем до бутылки, а там и уголовка. И будешь ты пахать на шпингалетном заводе при колонии. Может, тебя и тюремная психушка дождется.
– Психушка как раз по тебе плачет.
– Только после тебя, Алексей, – я достал спичку из коробка. – Сотрудничать будешь?
– Ты несешь ахинею, Елизаров!
– Тебе ли не знать, что разрушенные по глупости судьбы хоккеистов – это не сказки, а практика.
– Мне это не грозит.
– Уверен? Я забыл упомянуть твой скверный характер, непризнание авторитетов, маниакальная…
– Неплохо ты нас изучил за два месяца.
– Я и не на такое способен. Все для вашего же блага.
– Нет, все это лишь иллюзии для твоей надобности, чтоб не ощущать себя никчемной сутулой ерундой. Твоя общественная работа кончится быстрее моей блистательной карьеры.
– Твоя карьера будет не дольше моей, – я чиркнул спичкой. Зажегся оранжевый огонек. – Знаешь, почему я постоянно прошу всех вас смотреть мне прямо в глаза? Потому что только в них правда, – я поднял руку со спичкой на уровень глаз – как раз между мной и Бречкиным. – Смотри на огонь и отвечай: где вы были?
– Воздухом выходили подышать.
– На огонь смотри, – я не спускал взгляда с безразличных Лешиных глаз, пытаясь заглянуть в душу тафгаю и разгадать, во что вляпались хоккеисты. – Где вы были и что делали?
– Я тебе уже сказал, – его спокойствие выводит меня из равновесия.
– Ты врешь, а я хочу правду, – пламя на спичке медленно пожирает древесину. – Что у вас там стряслось?
– Ничего!
– Врешь, партизан! Почему вы ослушались тренера? Это как-то связано с пацаном, который приходил?
Бречкин дунул на спичку – огонь погас.
– Надоело мне!
– Ты пил.
– Нет.
– То, что это вранье, я и без спички чувствую.
– Прекращай уже свои нелепые игры, – Бречкин собрался уходить.
– Позови следующего.
– Надеюсь, тебе сломают нос, – Леша исчез в коридоре.
Пацанам Бречкин заявил, что «доминировал в разговоре и не позволил очкарику ничего разузнать», а также рекомендовал всем «ровняться на лидера». Правда, остальные, впечатленные пережитыми событиями, прекрасно понимали: произошедшее просто так от них не отлипнет.
Довольный Бречкин потянулся и похлопал себя любимого по груди. И тут его сердце замерло. Фамильный медальон исчез. Тафгай с выпученными глазами вылетел из номера и побежал к себе. Заперто. Неча принялся изо всех сил барабанить в дверь. Вскоре ему открыл заспанный Богатырев. Леха отодвинул Серегу и в прыжке подлетел к своей кровати.
– Вернулись? – успел спросить Богатырев.
Вместо ответа Алексей принялся переворачивать свои вещи в темноте, причем так, что не сразу заметил Глыбу, который спал на Лешиной кровати.
– Серега, епрст, что здесь этот истукан забыл?! Пусть съебывает отсюда!
Богатырев уже перешел в горизонт и не ответил, видимо, силясь вспомнить.
Леша сильно разозлился оттого, что так и не нашел семейную ценность. Сразу же вспомнилось, что он сегодня поведал о ней Арсению.
– Да, Арсен, это подло, – прошептал Леша.
– Чего?
– Мне-то где спать, Серега?
– Могу предположить, что лежак Никитоса свободен.
– Ясно. Но сначала одно дельце, – Бречкин желал поговорить с Арсом по душам, предполагая, что пропажа медальона – что-то вроде мести за вечерний плевок в лицо.
Не успел Леха выйти из комнаты, как разглядел на койке у двери спящего с разинутой пастью Филиппова, связанного ремнями по рукам и ногам.
– Серега, – недоумевал Бречкин, – а что тут делает этот нытик?
– Леха, – не отрываясь от подушки, ответил Богатырев, – я не в курсе, так что даже не спрашивай. Вали спать.
– Пойду, только сначала сломаю позвоночник одному скоту.
– Удачи, – Сергей не расслышал, что именно произнес Бреча.
Чуть ранее на кухню зашел мой одноклассник Арсений Митяев. Я предположил, что сейчас разговор станет более конструктивным, нежели с Бречкиным. Арс так же уселся напротив меня.
– Я тебя внимательно слушаю, Арсений. Что случилось?
– Петь, ничего особенного.
– Вы там все сговорились?!
– С чего ты взял?
– Врать – это искусство, которым вы не владеете. Поэтому я спрашиваю тебя вторично… Думаете, я ваше бегство просто так оставлю?
– Просто смирись, Петь. Тебе незачем в это лезть.
– А вам, значит, все дозволено, да?!
– Я спать хочу, старый. Завтра игра. Если я буду плох на льду, то скажу Николаевичу, что ты разбудил нас посреди ночи и устроил бессмысленный допрос.
– Даже не вздумай.
– Что, страшно стало?
– Нет, я-то найду аргументы. Я… я тут во все вникаю, ясно? Ох, Арсен, расскажи мне все, а? По-братски.
– Как ты не поймешь, братиша… Не было ничего.
– Ничего не было, говоришь? – тогда я решил предположить. – А баня?!
– Какая еще баня?
– Обыкновенная, русская, Сеня. Чего ж ты тогда свой крестик-то снял?
Форвард прикоснулся к груди и изменился в лице – креста и золотой цепочки, всегда и везде его сопровождающих, на месте не было.
– Чего язык проглотил? Ответить нечем?
Митяев взглянул на меня виновато-растерянными глазами. Я вновь задал вопрос – спокойно и без наезда:
– Что стряслось, Арс? Вы натворили глупостей?
– Да.
Я стукнул ладонями по столу так, что вся утварь на нем подпрыгнула.
Этого я и боялся.
– Приехали!!! – соскочил с табуретки я.
– Мы угнали машину, – робко продолжил Митяев.
– Что?! – повернулся к другу я.
– Мы угнали машину, – отчетливей проговорил 17-й номер.
– Что, я не ослышался?! – меня всего затрясло. – Я думал, вы просто бухали в клубе… или в бане…
– В клубе мы тоже побывали. Но с машиной я ни при чем.
– А кто при чем?! Что еще произошло?!
– Успокойся.
– Ты понимаешь, что, если все вскроется, вам всем конец? – взялся за голову я.
Не успел я закончить фразу, как на плечи Арсения упали жилистые руки Бречкина. Арсен толком ничего не успел понять, как его рывком столкнули с табуретки. Митяев рухнул на пол. На него всей массой навалился красный, как помидор, Бреча. Тафгай принялся трясти Сеню, чуть ли не отрывая куски мяса с груди противника:
– Медальон! Где мой медальон, сука?!
– Остынь, Леха!
– А ну-ка оба прекратили! – я набросился на Лешу, но отодвинуть его от Арсена так же сложно, как поднять бетонную балку голыми руками. Спина Бречкина напоминает черепаший панцирь – трудно его пробить. Мне досталось локтем по больному боку, поэтому я отцепился от агрессора, корчась от боли.
– Куда ты его дел?!
– Нет у меня твоего медальона! – пытался объясниться Митяев. – У меня самого крест пропал. Сам смотри.
Алексей схватился пальцами за разрез футболки Митяева и оттянул его, чуть не распоров посередине. В этот момент Арсений высвободил руки и с обеих сторон шлепнул Бречкину ладошками по ушам, обезвредив неуравновешенного нападающего. Тот на секунду потерялся, и Митяев сбросил с себя его тушу.
Теперь над Бречкиным нависал сам Арсений:
– Они в машине, Леха, – тяжело дыша, произнес Митяев. – Если все ему расскажем, он нас поймет. В глубине души поймет… и поможет. Никуда от этого не денешься. Часики тикают, – убедительную историю выдумывать некогда.
– А если наше золото у нее, м-м? – парировал Бречкин. Арсений молчал. – Кто кому тогда присунул, а?! – Арсений Митяев поднялся на ноги и подал руку Бречкину. Тот поднялся вслед.
– Ну теперь, пацаны, – держался за бок я, опираясь об стол, – вы выложите мне все, – я заключил, что потасовка есть наглядный показатель того, что с бегством и пьянкой все не так однозначно.
Кажется, горе-бойцы остыли.
– Значит, речь идет о потере двух безделушек? – уточнил я.
– Это у Арса безделушка, а у меня – семейная реликвия.
– А обращаешься с ней как с безделушкой с китайского рынка, Бречкин. Ну? И что это за тачка такая?
Бречкин озадаченно глянул на Арсения.
– «BMW X5».
От удивления меня чуть не парализовало.
– Не могли найти машину попроще? Так, ладно. Полагаю, остальные тоже в ней что-нибудь оставили, что потенциально может на вас вывести?
– Давайте карманы вывернем. Как в том фильме, – осенило Митяева.
– Потом. Сначала важное: как вы умудрились ее угнать и откуда? – задал вопрос я.
– С соседнего двора. Ее владелец – идиот.
– Вы недалеко от него ушли.
– Говорю же, владелец даже не заметил. Чибриков ее за минуту вскрыл.
– Ты так в этом уверен, Арс? А если пропажу обнаружат, а внутри ваши вещи, ваши пальчики? – масштаб проблемы разрастался с каждой секундой. – Я гляжу, вы прям экстрасенсы. А почему не можете предугадать, куда полетит шайба, как себя поведет соперник, с каким счетом кончится матч? Столько бы на ставках подняли, столько бы матчей выиграли, что пять таких машин себе с легкостью бы купили, чтоб по саунам и шлюхам кататься. Знаете, я тоже немного экстрасенс и скажу, что вас ждет: хозяин заявит о пропаже, машину найдут, а вас по горячим следам вычислят, ибо вы наследили, судя по всему, в половине Челябинска. Вас наверняка видела куча народа. И все! Ваши жизни разрушены по глупости… из-за бутылки. А ваши грезы о МХЛ, КХЛ, НХЛ… До свидания! На помойку! О чем вы только думали?
– Хоккеистов из Магнитогорска просто так не сломать, – заявил Леша.
– Алкоголь и не таких ломал.
– Мы не думали об этом, – произнес Арсений.
– Тогда скажи ради богов всех времен, ради всех святынь мира, ради всех взорвавшихся вулканов, ради всех правд и неправд, ради всех, кто воевал и пал, что вами двигало, Арс?!
– Мы просто хотели отдохнуть, провести ночь на полную катушку. Можно ведь и на взлете погибнуть. И что в таком случае будет у тебя за душой? Ничего.
– Знаете, чем опасна такая жизнь? Наверно, вы уже начали понимать… Никогда не знаешь, что за этим последует. Твой самолет может упасть, у машины могут отказать тормоза, а бесценная золотая цепочка может просто взять и кануть в лету. Вы знатно попали. Поздравляю.
– А ведь все начиналось как самая лучшая ночь в нашей гребаной жизни…
– Обычно после таких ночей следуют самые ужасные в жизни дни, – сказал я, однако нижеследующие реплики побудили меня к радикальным действиям.
– Тут и твоя вина есть, – выдал Бреча.
– Я, что ли, вам в рот наливал?! – восклицал я.
– Плохо следил.
– Тебе ли об этом рассуждать, Бречкин?!
Поддел он меня знатно.
– Надеюсь, теперь ясно, для чего я нахожусь рядом с вами. Интересно, закрывают ли целые команды из-за коллективного помешательства?
– Что, все так серьезно?
– А ты как думал?! Давайте-ка мне всю историю с самого начала, – попросил я. – И без тайн мадридского двора.
Мне бегло пересказали ход ночных событий (как я понял позднее, в сокращенном виде): бухнули, угнали тачку, потусили в клубе, поехали кататься, бросили «BMW» черт знает где и вернулись обратно на такси. Во время рассказа я периодически вскакивал, вскрикивал, размахивал руками, хватался за голову, перебирая как ругательства, так и различные способы спасти положение. Как только рассказ кончился, мне хотелось убить парней за то, что они учинили, но идея навести порядок в царящем хаосе не казалась мне такой уж невыполнимой, учитывая, с какой непринужденностью шайка, к примеру, выбралась из гостиницы и вскрыла машину.
– Да-а-а, ребятки, – подытожил я. – Я от вас такого не ожидал. Хотя нет. Я ожидал от вас именно этого, – в голове не укладывалось, как я умудрился допустить все это великолепие. – Лес горит от своих же деревьев.
– Я думал, – произнес Арсений, – после такого ты нас убьешь на месте.
– Еще не вечер, Арс, еще не вечер, – приговаривал я, расхаживая по кухне. Мне стало душно. – Не в моих правилах сообщать вам об опасностях, ведь большинство из них создаю я. Но тем не менее… Арсен! Леша-то наглухо отбитый, но ты… ты-то куда?! У тебя вообще есть мозги, я понять не могу?! Или твоего размера на складе не осталось? Что же с твоей карьерой станет, черт? Ты не имеешь никакого права рисковать смыслом всей своей жизни! Один неловкий шаг, и будущее уже не столь безоблачно. Путь к цели – это дорожка, ведущая в гору, переполненная перевалами и серпантинами. Чтобы спуститься с горы, особого ума не нужно, усилия не понадобятся, тебя самого несет в пропасть. А вот чтобы вскарабкаться на вершину, нужно каждый день преодолевать себя и воздерживаться от искушений – это надрыв, напряжение, испытание. Ты в теме с самого детства. И ты готов обнулить полжизни из-за какой-то параши? А если бы ты получил травму? А о родителях ты подумал? Сколько они отдали, чтобы ты встал на коньки и на каждом углу гордо сообщал всем, что хоккеист?! А ты берешь и обесцениваешь их труды, просто плюешь в их сторону, растаптываешь их наследие. Что вы еще можете делать?! Только клюшку с шайбой гонять. Лишитесь хоккея – пиши пропало.
Сеня с Лехой стояли рядом. Надеюсь, хоть что-то до них дошло.
– Петь, что-нибудь еще можно сделать? – виновато произнес Митяев.
– Вы уже все сделали!
– Придумай что-нибудь. Ты же мозг.
– Почему все говорят мне об этом только тогда, когда им что-то нужно? – обидчиво отметил я. – Плоды вашего веселья, если за них не взяться, в скором времени превратятся в трагедию. А спасение утопающих – дело рук самих утопающих.
– Ты сливаешься?
– Если бы. Ваш побег и мне выйдет боком. Так что теоретически я с вами в одной упряжке.
– Что ты хочешь предпринять?
– Собственно, как и всегда – пойду исправлять ваши косяки. Есть один план. Если все получится, то никто ни о чем не узнает: мой авторитет не пострадает, вас не уволят и не посадят – вы будете играть и уверенно глядеть в будущее. Да будет так. Аминь, – решился я и направился в комнату к остальным возмутителям порядка. Леша и Арс плелись за мной.
– Нам что делать? – спросил Митяев, когда мы зашли в номер, где тем временем не находили себе места Кошкарский, Брадобреев, Чибриков и Абдуллин.
– Идти спать. И не вставать, пока я не скажу.
– Ага, уснешь тут, – произнес Степан.
– А ты баранов посчитай – их тут много, – я поднял с пола ремень и протянул его Арсению. – Возьми, это твое.
– Не знал, что он еще способен так больно бить.
– В умелых руках и швабра стреляет. Итак, – хлопнул в ладоши я, приблизившись к Чибрикову, – Богдаша, напряги свои воробьиные извилины и вспомни, где взял машину? – тот посмотрел на Митяева, который ему кивнул, что означает «можно говорить».
Чибриков указал точное место.
– Хорошо. Бречкин, говори адрес, где вы бросили тачку? – Леша ответил. – И номер здешнего такси дай.
– Погодь, – усомнился Абдуллин, – ты хочешь сказать, что…
– Да, именно так, – я предвосхитил его вопрос. – Я верну на место машину, которую вы взяли. И все будет как прежде. Сделаем вид, что ничего не было. А все, кто вас видел, подумают, что это коллективная галлюцинация. Сеня, это точно все места, где вы наследили? – тот уверенно кивнул, поймав непонимающий взгляд Брадобреева. – Так, – продолжил я, – мало ли что станется со мной, поэтому гоните на бочку все деньги, что у вас остались.
– С чего это?!
– В ближайшее время они вам точно не понадобятся, – заверил я, собирая дань. – А это еще что за гадость? – спросил я Абдуллина, когда он протянул мне мятую купюру, измазанную в чем-то красном.
Тема ответить не успел – помешал Павлик:
– Твою ж мать, кошелька нет, – выдал Брадобреев. – Я и шапку где-то посеял, дебил.
– Запомни последнее слово, Пашка. Оно очень емкое – замечательно тебя характеризует. Шапка, говоришь? Которая с эмблемой клуба?
– Она самая.
– Кто еще что потерял? – с недовольством спросил я. После беглых поисков мне огласили примерный перечень потерь. – Ясно. Брадобреев, надеюсь, ключи от чердака ты не посеял?
– Какие ключи? – сыграл непонимание Пашка. – От какого чердака?
– Боже, выйди уже из режима идиота.
– Если бы я их потерял, мы бы давно отморозили яйца снаружи.
– Вам полезно. Гони сюда, – я протянул руку за связкой ключей.
– Постой, ты реально туда собрался? – спросил Брадобреев.
– Чего только не сделаешь ради команды. У вас же так принято? – оглядел хоккеистов я. – Хоть вы все и неуправляемые засранцы, но я бы не хотел, чтобы банальный выезд обрушил ваши карьеры.
– А если тебя поймают?
– Буду импровизировать, – я старался не думать об опасностях и осложнениях, коими полнился мой рискованный план.
– Смысл подрываться? Давай на чистоту, очконавт: ты не сможешь.
– Если не веришь в мои способности, Леша, то не веришь и в свои. В тюряге с тобой церемониться не станут.
В разговор вступил Арсений:
– Подожди. В школе ты говорил, что водить не умеешь.
– Нынешние проблемы явно не школьного уровня, ведь так, Арсен?
– Я с тобой пойду, – произнес Митяев.
– Ты на ногах еле стоишь. Зачем ты мне сдался? Ты уже свою часть сделал, герой. И тебе известно, что я работаю один, – огласил собственное кредо я.
– В этом и проблема.
– Меня сейчас больше беспокоит другая проблема. Как спасти ваши жопы. Как спасти твою жопу, Арс. И мне будет сподручнее одному, а не с балластом в виде поддатого и самонадеянного хоккеюги, который все никак не может успокоиться и хочет кому-то что-то доказать.
– Не трещи, Петь. Башка и без тебя ватная.
– А ты уверен, что тебе тоже нужно что-то нам доказывать? – спросил Митяев.
«Ты даже не представляешь, насколько я уверен. Это мой последний шанс – другого не представится», – подумал я, глядя на близкого друга.
– Проспитесь, – сказал я. – Утро вечера мудренее.
– Как можно уснуть, когда мы здесь, а ты там?
– Степа, ты просто-напросто вспомни все гадости, что я тебе сделал, и переживания исчезнут сами собой.
– Почему ты всегда видишь в людях только плохое?
– Чтобы знать наперед и не расстраиваться, если ошибся в человеке.
– Удачи, – без сарказма произнес Брадобреев.
– Спасибо, – искренне ответил я. – Я-то справлюсь.
– А как же бинты?
– Сделаю вид, что их просто нет. И утеплюсь хорошенько. А вам, парни, надо поспать – самое то после пьянки.
«Откуда мне это известно?» – задался вопросом я.
– Если б это просто пьянка была, – выдал Кошкарский.
– Будем расстраиваться, если я не смогу все исправить. Ладно, хорош трепаться. Пора в путь.
Я не успел выйти за порог, как Арсений окликнул меня:
– Петь.
– Чего?
– Спасибо.
– Пока не за что.
– Мы всегда знали, что ты… четкий пацан, – выдавил из себя любезность Богдан.
– Видимо, осознание столь очевидной истины спрятано где-то очень глубоко в ваших головах. Думаю, один лишь Арсений был ближе всего к правде… И все равно умудрялся меня провоцировать.
– Куда ж я без команды, – ответил Митяев, глядя на партнеров.
– Ладно, не о том сейчас речь. Если не вернусь утром, можете сдаваться.
– У тебя получится, – заверил Кошкарский.
– Если вам удалось заварить кашу, я смогу вернуть все назад. Не впервой.
– Миссия невыполнима, – стоял на своем Бречкин, явно выбиваясь из коллектива: остальные только сейчас осознали всю глубину проблемы и поняли, что все решить смогу лишь я.
– Спорное заявление, – сжал кулаки я, намереваясь встретиться лицом к лицу с неизвестностью, холодом и следами непреднамеренного нарушения парочки законов Российской Федерации. До сих пор не могу понять, что мной двигало тогда. – Всем спать.
***
Еще долго в первой комнате лежали ни в одном глазу.
– Знаете, мужики, – вещал Паша Брадобреев, глядя в потолок. – Я только сейчас понимать начинаю…
– Что Земля круглая? – не терял позитивного настроя Митяев.
– Нет, блять! Что на самом деле означает выражение «похмелье временно, а истории с пьянок вечны».
– Во что мы ввязались, парни? – спросил Абдуллин.
– Меня больше возмущает, почему вы нас бросили в «Макдаке»? – решил поднять другой вопрос Кошкарский.
– Пораскинь мозгами, Степа, – ответил Арсений.
– Да все ясно с вами. Чтобы Лизу на кочедык насадить.
– Раз ты все знаешь, что за привычка вопросы задавать?
– Так что в итоге с Лизой? – спросил Степка.
– Сейчас фотку покажу, – взялся за мобильник Арс и протянул его Степе, к которому мигом подпрыгнул Абдуллин.
– Тут просто черный фон.
– Конечно, в машине же темно, – заржал Митяев, отдав пять Брадобрееву.
– Как я рад, что тебя обломали, юморист, – злорадно выдал Степан.
– Надо было в сауну идти, – произнес Брадобреев, – а Озерова гнать отсюда ссаными тряпками. Типок всегда был скользким.
– Пусть сам свои проблемы решает, – согласился Тема.
– Еще бы. У него же нет Пети.
– Кстати, о нем. Арс, ему можно доверять? Сколько мы его терпим уже? Два месяца? Больше?
– Разве ты не знаешь ответ? – спросил Митяев.
– Для каждого он свой, судя по всему, – отметил Пашка.
– Я вот понял, что он собой представляет на самом деле. Он совсем не тот, кем так хочет казаться.
– Считаешь, что он… нормальный? Свой?
– Как-то раз, – заговорил Арсений, – вышло так, что на днюхе у хмыря одного зимой я по синьке выбежал на улицу, чтобы догнать козла одного. Мне казалось это очень важным. Пока остальные ржали и продолжали бухать, Елизаров схватил чью-то куртку и понесся за мной. А я был в таком состоянии, когда вообще не отдупляешь, что творишь. И холода не чувствуешь… до поры до времени. Я в неадеквате – не подпускаю Петю к себе, а он упорно идет за мной по улице. Когда я вдруг понимаю, что конкретно закоченел, этот крендель тут как тут с курткой и чекушкой, представляете? Он не дал мне окончательно окочуриться на морозе и довел меня до дома. Я же знатно нажрался тогда. Прикол в том, что я даже не простудился. Нечто подобное этот парень выдал и сегодня – теперь уже с нами. Думаю, если попросить его сдать ЕГЭ за меня, он это сделает. Не знаю как, но сделает.
– Хм, занятная история.
– Ничего, что мы умолчали про ту часть ночи, где нас чуть не пристрелили? – спросил Кошкарский.
– Если бы я рассказал Пете еще и об этом, он бы точно стружку с нас снял.
– А если вдруг он наткнется на…
– Вряд ли. Машину всего-то нужно перегнать с одного места на другое. С «Хамелеоном» она ведь никак не связана.
– Хоть бы она осталась на месте.
– А девка из нее исчезла.
– С другой стороны, нам на руку, если ее угонят, – предположил Паша.
– Что же делать с вещами, которые мы в ней забыли?
– Точно, блять. Тогда вариант не канает.
– Мне даже страшно представить, что там у вас произошло, – произнес Степа, – если вы не вернули тачку обратно.
– Вот и бойся дальше.
– Арсен, – воскликнул Пахан.
– Чего?
– Ты хоть понимаешь, каким другом, мать его в душу, располагаешь? Мне до этой ночи казалось, что демон-очкарик люто нас ненавидит, только и ждет, чтобы вместе с тренером знатно над нами позалупаться. А тут он берет и самоотверженно уходит исправлять наши ошибки, решать наши проблемы. Благополучие команды и каждого из нас сейчас зависит от этого чудика.
– Я знаю, Пашка. В том весь Петя – человек непредсказуемый и контрастный. Я обязательно отплачу ему… добром на добро – даже не обсуждается.
– Правильно ли было отпускать его одного?
– Справится.
– Он сам-то хоть понял, что делает?
– Одно известно точно, – констатировал Арсений, – он делает все это для нас. И всегда все делал для нас – мы просто не понимали этого.
– До меня сейчас только начинает доходить… Впервые в жизни болею за этого парня, – сказал Степа. – Мы в заднице, если он вернется ни с чем.
– Есть небольшая, но вероятность, что все выгорит.
– По факту у нас незавидная картина вырисовывается: мы засветились, где только могли. На нас угон, хулиганство, дебош и похищение. А нарушение режима – это теперь вообще ни о чем.
– Не нагнетай, Абдуллин. И без того тошно.
– Я хочу завязать с такими попойками. Нет в них ничего хорошего.
– Только истории, чтобы внукам рассказывать.
– Хоть бы обошлось.
– А чего тебе беспокоиться, Пашка? У тебя же папка тренер.
– Это ничего не значит.
– Ага, лечи кого-нибудь другого.
– А если нас все же найдут и повяжут?
– Бречкин-старший всех нас выкупит.
– Дело ваше, – произнес Арсений, – а я спать.
Продолжение следует…
